Лесса (общий файл) (заморожено)

Мы полагали, это легенда, миф. Мы непростительно ошибались. Я считаю возможным, что девчонка принадлежит к этому виду. Необходимо узнать, какими путями ублюдок человека и эльфа мог стать вертерой, её тело слишком ценно для нас. Выяснив, как она стала такой, изучив её, мы покорим мир, создав великую, непобедимую армию. Мы сможем выжить, дроу. Только ты, маг клана Скарабеев, знаешь отродье в лицо, только тебя она может послушать и довериться. Магический поиск не даст результата, ловушки, маяки, все пустое, посему я вернула тебя к жизни. Я могу сказать, сколько крыс в замке, о чем думает каждая из них, о чем грезишь ты, но я не вижу, не ощущаю девчонку. Её нет. Ни среди живых, ни среди мертвых. Даже я, жрица, не могу уловить её сущность. Ты — единственное, что может привести нас к ней. И ты сделаешь это. Ты донесешь эту весть до Мэйддлайнн и совета жриц. От этого зависит жизнь наших семей, кланов, воинов, королевы, всего подземного мира дроу.

Рейн молчал.

— Ты мне обязан жизнью.

— Ты меня опоила, убила и вернула. Твои развлечения весьма занимательны, но я ничем тебе не обязан. Ты заклеймила Леассару ради шкурных интересов жриц, — он закашлялся, сплюнул кровью. — Где Лесса? Что ты с ней сделала, тварь?

— Ублюдок скрылся, испугавшись огня. Я делала то, что должно. Моей целью было подавить её влияние, не более, я не планировала причинить смертного вреда. Будь начеку. Я не смогу активировать силовую защиту замка, это должен сделать ты. Нас раскроют, если уже не раскрыли. Ты должен выжить, найти Леассару.

Хэффа смотрела, сузив зрачки, глаза наги стекленели, она начала дрожать. Рейн ощутил холод, которым повеяло от её тела. Жрица, ослабев, легла рядом, повернула морду к нему, не сводя с его лица страшных неживых глаз. Рейн отвернулся, не в силах смотреть на эту рожу, терпеть эту вонь.

— Ты воин, Рейн. Ты дал присягу.

Рейн не поверил своим ушам. Голос жрицы стал другим. Голос сирены, от которого оживет и камень, этот голос звал, манил. Рейн обернулся, сел, пораженный до немоты.

Жрица лежала, закрыв глаза. Кожа на морде побледнела, разгладилась, нага, казалось, стала тоньше, меньше. Стала другой.

— Я вспомнила... Я вспомнила всё, дроу. Думаю, мне должно быть больно... И ничего, абсолютная пустота.

— О чем ты?

— Ты никогда не спрашивал себя, откуда берутся наги? У нас нет детей, мужей, мы появляемся ниоткуда. И уходим в никуда.

— И знать не хочу.

— Королевы не умирают. Королевы становятся нагами.

Хэффа открыла глаза. Обыкновенные серо-голубые глаза дроу.

Рейн ошеломленно молчал. Затем спросил:

— Кто ты? Кем ты была?

— Я умерла в бою под Нестерлингом.

Рейн задержал дыхание.

— Ты Весмайна.

Она закрыла глаза. Кожа змеи побледнела, разгладилась, её окутал белый, тонкий туман. Сквозь дымку Рейну почудились черты, которые он видел на картинах. Легенда... Мечта, идеал не только юнца, но и зрелых воинов... Весмайна держала оборону дюжину долгих дней, дюжину ночей, благодаря ей гарнизон, попавший в засаду, выстоял, дождался подмоги, но свою королеву они не уберегли. Она пожертвовала собой, чтобы её воины остались в живых. Этот бой вошел в историю. Как?! Как это возможно? Весмайна. Бабка Мэйддлайнн. Теперь всё стало на свои места. Вот почему Мэйдд доверилась Хэффе. Матерь Великая! Весмайна... и Хэффа. Мэйдд... И её тоже?!

Дерьмо.

Весмайну затрясло, глаза закатились, по щеке побежала струйка темной, почти черной крови. Рейну показалось, что её время пришло, но дрожь прекратилась так же, как и началась. Она открыла глаза и прерывисто, едва слышно сказала:

— Опыт, знания королев бесценен, они стержень, эпицентр, сосредоточие магической мощи, наш остов и сердце. Мы не можем уйти. И да, мы знаем о выборе. Мы забываем потом... Но там, где-то в глубинах новой шкуры бьётся, живет та королева, которой я была, отсюда и корни ненависти, зависти и войн меж жриц и королев.

Рейн подбирал слова, но подобрать не мог. Чудовищно. Это чудовищно, неправильно, дико, так не должно быть... Но так есть. И так будет. Мэйдд... Он и представить себе не мог...

— Мне жаль тебя, Хэффа. Мне жаль нас всех. Ради того, чтобы... Это не жертва, не преданность. Это не шкура, а застенки палача. Вы становитесь монстрами. Чудовищами. И не только телом. Ты... Вы были прекрасны.

— Не смей меня жалеть. Я была королевой. Была жрицей. Красота — пустое... Тела наг — вершина магии дроу. Так было, пока не родилось дитя, которое может дать нам больше. Найди её, дроу. Она должна нам помочь. Мой народ гонят, травят, как крыс, лишают владений, убивают при первой возможности, как бешеных собак. За то, что мы другие. За то, что хотим жить. Мы вымрем, если ты предашь. Я взываю к твоему чувству долга. Ты воин. Солдат. Ты дал присягу мне, Мэйддлайнн.

Рейн не ответил. Долг, присяга, обязанность, род. Любовь. Демон дери, он воин, маг, а не книжный червь, с патетикой рассуждающий о долге за бочонком вина, размахивая рыбьим хвостом. Как сейчас к месту бы был тот бочонок! Лесса. Монстр, убийца... Она ребенок. Рейна лихорадило. Долг и зов сердца рвали сердце в клочья. Пошло все к демонам. Потом. Он подумает об этом потом.

Он глянул на Хэффу. На Весмайну.

Она ушла.

Рейн закрыл ей глаза, осенил жестом покоя. Потрескивали, догорая, балки, дым разъедал глаза. Или не дым.

Он встал, сдержав стон от боли в затекших ногах и замер, услышав легкие, едва слышные звуки шагов. Он узнал эти шаги. Так идут следопыты, разведчики, легче дуновения ветерка в лесу, призрачнее теней. К собственному изумлению, Рейн ощутил, что угроза взбодрила, подняла дух. Это то, что он умеет, знает, к чему готов. Бой может забрать лишь одну, такую простую, понятную ему жертву. Душевные переливы исчезли, испарились, уступив место холодному, трезвому расчету.

Рейн подобрал прут, скользнул к проему. Силы прибывали, жизнь, подаренная Весмайной, играла, покусывала, рвалась в бой. Он должен найти Лессу, должен пройти, прорваться, во что бы то ни стало.

И пройдет, как бы ни была высока цена.

19

Шаги приближались. Рейн ругнулся про себя, вспомнив горы оружия, ржавеющего наверху. С кочергой против десятка мечей и мага. Он глубоко вздохнул, задержав дыхание, выставил простую, но эффективную защиту от стихийной волшбы и бросил в проем стаю мышей-кровавок. Тонкий, пронизывающий до печенки писк, от которого едва не лопнули барабанные перепонки, оглушил, ударил, звук бил, убивал, разрывал барабанные перепонки, отражаясь от стен безжалостным нескончаемым эхом. В коридоре взвыли, вопли, стоны и проклятия слились с пронзительными воплями магических зверьков-убийц. В проем вывалилось нечто, облепленное черной шевелящейся массой, эльф дико кричал, пытаясь сбить тварей, рвавших его заживо на куски. Рейн уже был рядом. Он подсек, пнул, черная туча взмыла, заметалась у потолка, вереща, лесной распластался на полу, но вскочить на ноги не успел. Отшвырнув кочергу, Рейн подхватил клинок лесного, отбил стрелу, сверкнувшую отсветом магии, и принял бой. Первая тройка. Дикий шум, свист, крики, вопли мышей, отрывистые команды, звон клинков слились в какофонию боя. Рейн отбил меч первого, с разворота рубанул второго, попал, наотмашь полоснул третьего, выбив меч. Он снова был сам собой. Бой — его жизнь, кровь, его дыхание. Удар, прыжок, шаг, три шага, легкий, едва заметный поворот клинка, свист, крик стали — его стихия. Он, враг, меч, и никого больше. Звенели клинки, сталь билась о сталь, началась дикая, сумасшедшая, неуловимая глазу сечь. Рейн отбил, повернулся, не сбавляя ритма, сделал шаг, полуоборот, меч сверкнул, вонзился в жертву, оставляя за собой красный шлейф. Ритм пел, владел им, подчинил тело. Рейн нападал, рубил, отбивал, считал.

"Хэффа". Шаг. "Мэйдд". Поворот. Вес на правую ногу, удар назад. "Лесса". Клинок взвыл, скрестившись с мечом, Рейн ушел от удара, враг осел на пол, залив пол и стены хлестнувшей яркой, алой кровью.

Вторая тройка, один сзади. Эти напали парой, третий, стоя в дверях, поднял лук. Рейн уклонился от меча, рубанул, выбив меч, залепил по зеленоглазой роже коротким ударом. Нос хрустнул, зеленый взвыл, рухнул на колени, закрыв лицо руками. Рейн отбил клинок второго, рубанул снизу, эльф осел, глядя на наконечник стрелы, прошившей грудь, упал рядом с Хэффой, округлив глаза. Лучник крикнул что-то, хрипло, гортанно, в Рейна полетел нож, но там, куда он целил, дроу уже не было. Стрелок захрипел перед смертью, ненавидяще глядя на врага стекленеющим взглядом.

Рейн, восстанавливая дыхание, ждал, не сводя глаз с проема. Мышиный ураган стих, тела зверьков, усеявшие пол, растаяли серой дымкой. Стало тихо. Так тихо, что было слышно, как капала кровь, да стонал умирающий эльф. В груди до сих пор ярилась снежная вьюга, но она не могла погасить тлеющий огонь, который не давал дышать. Его не потушить, пока Лесса в беде.

Рейн отошел за клеть, мельком глянув на изувеченное, обожженное тело Трии. Содрогнувшись, он ждал последнего, самого опасного врага.

Она вошла. В амазонке цвета пламени, миниатюрная, рыжеволосая, опасная, как саламандра. Переступив через труп эльфа, замерла, изучая то, что осталось от Хэффы. На залитых алым, закопчённых камнях, лежал прах королевы дроу. Мумия рассыпалась, разлетелась облаком пепла, смешавшись с кровью, грязью и копотью, оставив от тела лишь темное размытое пятно.

Из праха в прах.

Позади эльфийки выросли три хмурых рожи, изувеченных когтями нетопырей.

— Приветствую тебя, маг Скарабеев. Что здесь произошло? Где нага и девчонка?

— Много вопросов, Леамайн. На какой прикажешь отвечать первым?

— Ты ответишь на все. Начинай, как тебе вздумается, главное — не молчи, если хочешь умереть быстро и относительно безболезненно.

Кисти магички расцветали ярко-зеленым, ядовитым цветом. Рейн прищурился. "Туман долин". Красиво. Больно. Мучительно и смертельно.

— Ты думаешь, это "туман", темный? Это усовершенствованное, многократно усиленное заклинание. Пока ты тут изображал из себя няньку, кстати сказать, весьма скверную, река времени далеко унесла воды. Твоя защита тебя не спасет, — она ковырнула посеребренным кончиком сапога прах Хэффы, подняв облачко пепла. — Сразу ты не умрешь. И, чтобы прекратить мучения, ты мне всё-всё, до капельки, до изнанки, расскажешь. Даже то, как часто рукоблудишь по ночам. Или, может, признаешься, что у тебя иные предпочтения за время затворничества появились, не смущайся, здесь все свои. Палач, он ближе матери, знаешь ли. Ты, huddiessim, будешь умолять, чтобы я тебя выслушала. А я подумаю.

Рейн лихорадочно соображал, как обойти мага зеленых. На Леамайне защита от стали, стихий, она почти неуязвима. Почти. Комната слишком мала, пустив "туман", она прикончит и своих, но когда это её останавливало?

— И мечтать не мог, что тебя так интересуют мои низкие интимные забавы, — буркнул Рейн.

Она фыркнула. Рейн сделал крохотный, незаметный шаг. Ритм ещё жил, бился. Билось, рвалось сердце. "Лесса".

Магии осталось на один удар.

Рейн тряхнул кистью, бросил краткий, емкий приказ. Леамайна вскинула руки. Слишком медленно, слишком поздно.

Клеть сорвало с места, она снесла, вбила зеленых в камень стен. Страшный, пронзительный крик эльфийки слился с воплями раздавленных лесных, Рейн, взбежав по клетке, полоснул одного, сломал шею второму, мельком увидев белые, выпученные глаза на багровом лице, спрыгнул. И попятился.

Там, в глубине коридора, стояли свои. Дроу. Какой-то бесконечный миг он не верил своим глазам. Они стояли, наставив мечи. На него, Рейна.

Будь все проклято. Сегодня длинный, проклятый, дерьмовый день.

— Рейн рода Дэминиэллей, маг клана Скарабеев. Именем Совета Жриц, ты заключаешься под стражу. Сдай оружие, — Леран шагнул к нему, протянул руку. В его серых глазах не было ничего, кроме презрения.

— Чему обязан такой честью?

Леран ответил взглядом. Такой взгляд — перчатка в лицо.

Он устал. Демоны, как же он устал...

И сил уже не осталось.

Командир опустил руку, не дождавшись меча, серые глаза изучали разруху в комнате, тела, кровь. Прах Хэффы, оскверненный, истоптанный, разнесенный ногами по полу.

— К твоим преступлениям добавляется обвинение в убийстве жрицы.

Рейн поморщился. Вердикт наг будет хуже, чем смерть.

— Это приказ королевы?

— Королева под арестом.

Рейн похолодел.

— По какому обвинению?

— Мэйдлайнн, как и ты, обвиняется в предательстве. Все рода присягнули Совету Жриц до окончания расследования и вердикта суда. Сдай оружие, Рейн. Или сдохнешь.

Рейн лихорадочно размышлял. Каким будет приговор жриц, в кои-то веки дорвавшихся до власти, он знал. От Хэффы остался лишь пепел, доказательств нет, но в том, что они обвинят его в смерти наги, нет ни единого сомнения. Его и Мэйддлайнн. Её даже такой страшной участи, как Весмайну, не удостоят. Муки приговоренных были страшны. Зал Проклятых... Столетия между жизнью и смертью, в мучениях, корчах терзаемого, бесконечно убиваемого, но не в силах умереть тела. Он вспомнил бледную, серую кожу мученика, закованного в глыбу льда, терзаемого шипами, пронзающих нутро, вгоняющих шилья под ногти, в яблоки глаз... Если он возьмет вину на себя, Мэйдд оправдают. Он должен. Но, где-то там, в ночи, раненный, измученный, испуганный одинокий ребенок. Преданный ими, опекунами. Он не выполнил свой долг...

Сердце царапнула боль. Мэйдд. Королева. И Лесса. Дитя, которое может много дать дроу. Лисенок, от улыбки которого он чувствовал, что жив... Привести её в пещеры Хонноратт — убить и Мэйдд, и себя, приговорить Лессу к пыткам жриц, которые её препарируют, как лягушку.

— Дай мне пару минут, — глухо бросил Рейн. — Клянусь Всемилостивейшей, я не причиню вреда.

Леран изучал его пару секунд, затем неохотно кивнул, сделал шаг назад и положил ладонь на рукоять меча.

Рейн надрезал руку, начертил кровью знаки на стене. Подчинение, приказ, сила. Проговорив заклинание, соединил знаки в один. И сжег рисунок остатками магии.

Теперь Лесса хотя бы не будет одна. И, ещё неизвестно, убьёт ли её его помощь, или спасет.... Но, большего сделать он сейчас не в силах.

Он вернется. Он обязательно вернется.

Он сказал себе, и не поверил. Только вера ему и осталась...

— Я в твоем распоряжении, — бросил Рейн.

И протянул Лерану меч.

* * *

Мэррил отлип от стены, отряхнул куртку от пыли. Его маленькая интрижка принесла плоды. Пока всё шло, как нельзя лучше. Леамайна... Слишком много знала. Мэйддлайнн почти уничтожена, она вне игры, Рейн приговорен, дитя из пророчества скоро будет в его руках. Дроу не выдаст девчонку, тайна вертеры умрет вместе с ним. Но, все же точили сомнения, не давали покоя. Что выберет Рейн? На кону жизнь любимой женщины... И неизвестно ещё, какое бы решение принял бы он сам. Не любить, не верить, не просить, уничтожать всё и вся без сожалений, колебаний, если эти всё и вся преграды и угроза власти. Нет совести. Нет чести. Только власть, только она и всё, ради неё. А власть — ради жизни. Таковы реалии.