Игры в вечность

— 8

Утро было тихим, ясным, почти праздничным. По воде, обгоняя друг друга, скакали солнечные зайчики. Над водой, с легким шелестом, носились легкокрылые стрекозы всех мастей. Воздух звенел, переполненный теплом и весенними красками. Нази смотрел на все это великолепие и диву давался, как, всего лишь за ночь, преобразился мир.

На край тростниковой лодки села бабочка. Большая, лохматая, черная с серебристыми крапинками, словно посыпанная пеплом. Странная такая. Нази хотел смахнуть ее, но бабочка только лениво переползла чуть дальше к носу лодки, даже не думая улетать. Нази махнул снова, бабочка ощетинилась, грозно выгнула крошечную спину и зашипела.

От неожиданности Нази отпрянул и громко икнул. Где ж это видано, чтобы бабочки так себя вели? Бабочка ему сразу не понравилась.

Нази оглянулся. За его спиной, на корме, возился с сетями Субах, и, конечно же, ничего не видел.

— Суб, посмотри-ка!

Субах оторвался от своего занятия и закрутил головой, не понимая, куда следует смотреть.

— Да вот. Бабочка. Она шипела на меня.

Субах с сомнением глянул сначала на бабочку, потом на Нази.

— Ну, конечно! — сказал он.

— Ты что, мне не веришь? Я тебе правду говорю.

— Бабочки не шипят, — веско заметил Субах.

Нази вздохнул. Он и сам знал, что не шипят, но это была какая-то особенная бабочка. Не хорошая. Лучше прогнать ее пока не поздно. Так он и сказал.

Субах усмехнулся и небрежно махнул. Но она улетать и не думала. Тогда Субах осторожно протянул длинную, покрытую толстой серой кожей руку, надеясь взять бабочку за крылья. Бабочка попятилась, потом неожиданно грозно захлопала крыльями и издала такой грозный рев, что Субах едва не вывалился за борт.

— О-ох, — только и смог выдавить он.

Сидел и смотрел на диковинное создание во все глаза, пытаясь понять — сошел ли с ума он сам, или, может быть, спятила эта черная тварь.

— Ну, что я тебе говорил! — торжествующе воскликнул Нази.

Субах провел тыльной стороной ладони по лбу и тяжело вздохнул. Да, надо признать, был неправ.

— Что будем делать? — спросил он.

Нази растерянно пожал плечами и принялся чесать макушку большим черным когтем. Трогать бабочку было страшно, но и оставлять ее сидеть на лодке совсем не хотелось. Похоже, рыбалка сегодня не удалась, лучше вернуться домой, пока не случилось чего.

Бабочка невозмутимо чистила усики передними лапками, а рыбаки перебрались на другой конец лодки, Нази взялся энергично грести шестом к берегу.

— Смотри, еще! — вскрикнул Субах, дергая Нази за рукав.

На носу лодки сидела такая же бабочка. Да что же это делается! Никак пустынные демоны решили с ними поиграть. Нужно скорее домой, созвать всех, рассказать учителю, иначе не миновать беды.

Тут на конец шеста, плавно, словно красуясь, опустилось еще одно чудовище. Нази закричал и в ужасе замахал руками. Шест выпал и плюхнулся в воду.

Что же теперь делать? Хоть руками греби. Рыбаки молча смотрели, как быстро вода уносит прочь шест, а бабочка преспокойно сидит на нем. А до берега далеко, Могун хоть не слишком широк, но быстр.

Нази поднял глаза к небу.

Над лодкой кружилась черная стая.

— 9

— Доброе утро.

Эмеш обернулся. За спиной, у самой воды, стояла невысокая, чуть полноватая женщина с тяжелой корзиной белья на плече. Глаз, вопреки ожиданию, оказалось два, только широкий, пожалуй, слишком широкий для человека нос, четыре пальца вместо пяти, бурая сухая жесткая кожа на тыльной стороне ладоней, гордая спина и темные волосы, собранные в тугой пучок. Женщина как женщина, в целом. Кита. Почему-то Эмеш ничуть не усомнился. Только он почему-то думал — она страшнее и моложе.

— Доброе утро,— ответил он.

Видимо, на этом церемонии заканчивались, она сняла с плеча корзину и не спеша принялась за работу.

— Ты Кита?

— Да. А ты Эмеш?

Она сказала это так легко, словно просто имя, за которым ничего не стоит.

— Ты знаешь кто я?

— Да, — сказала она, — ты хозяин моря. Прости, я моря никогда не видела, Ут рассказывал, но все равно... Должно быть, оно велико и прекрасно.

Стало немного обидно. Эмеш пригляделся, но нет, ни капли издевки в словах, только правда. Он могучий повелитель неизвестно чего. Должно быть, это солидно!

— А Лару? Ты знаешь о Лару? — любопытство рвалось наружу.

— Лару — Великая Мать, — серьезно сказала она. — Вы ведь занимались любовью сегодня ночью? Надеюсь, ты сумел доставить ей удовольствие — тогда нас ждет хороший урожай.

Эмеш поперхнулся и почувствовал, что начинает краснеть, давно с ним такого не случалось. Ничего особенного, Кита говорила о вещах обычных и понятных, спокойно и прагматично. Да, все так и есть, а в Аннумгуне, в весенний праздник перед посевом зерна, царь должен всю ночь провести на ложе с Великой Матерью, стараясь изо всех сил ради хороших всходов. Проверенно — помогает. Но там это больше походило на изысканный обряд, а тут... "Боги спариваются в кустах — к удачному лету", пронеслась в голове новая примета, стало вдруг ужасно смешно, прямо до слез.

Что ж, сегодня ночью они с Златокудрой изрядно порадовали местных жителей. Надо полагать, Утнапи зря переживал, ревновать не будут.

— Я слышал, вы с Утнапи хотите пожениться.

В зеленовато-серых, с тонкими темными прожилками, глазах разлился огонь. Домашний, тихий, словно ручное пламя камина. Но все же огонь. И еще — счастье.

— Ут хороший человек, — сказала она, — хороший и терпеливый. Он три года приходил ко мне, приносил цветы, подарки, он помогал моему отцу чинить крышу, помогал моим братьям стричь овец. Он так долго был рядом, что я, наконец, не выдержала и сдалась.

— Ты не хотела? — удивился Эмеш.

Но сам вдруг понял другое — человек. Утнапи для нее человек.

— Нет, — она покачала головой, — сначала не хотела. Я ведь однажды была замужем, правда недолго. Мой муж был ловцом песчаных огней, пять лет назад он ушел в пустыню и не вернулся. Мы даже детей не успели завести.

Песчаных огней? Да, Эмеш что-то такое слышал, Бехреш загадочное место. Говорят, если наловить в корзину крошечных песчаных огоньков, маленьких бесплотных светлячков пустыни, и поставить корзину у изголовья больного — к утру хворь пройдет. Говорят, светлячки частички жизненной силы, они легко отдают ее человеку, которому нужна помощь, и меркнут, растворяясь без следа.

— А через год, — говорила Кита, — нашли его кости, почти занесенные песком. Такое бывает.

Да, такое бывает. Пустыня порой жестока к людям.

Кита вздохнула, воспоминания отразились печалью, скользнули непрошеной слезой по щеке.

— Впервые Ут пришел ко мне через год после того, как я стала считаться вдовой. Хотя я знаю, он поглядывал на меня еще много лет назад, но понимал, что я откажу, что люблю другого. Сначала я была против, но он был так ласков и терпелив...

Она прикусила губу, собирая в корзину чистое белье.

— Я ведь просто женщина, Сар, я не смогла устоять.

Холодок пробежал по спине, Эмеш не сразу понял, в чем дело.

Люди еще ни разу не называли его по имени.

Женщина, просто женщина, широкий нос, четыре пальца, бурая кожа на руках — нет, это все ничего не значило. Просто женщина.

Жизнь за жизнь. Вы создали равных.

Потребовалось много времени, чтоб поверить — это действительно так. Люди сильно изменились с тех пор, как вышли глиняными игрушками из его рук. Он слишком долго спал в своей бездне, слишком долго предпочитал не замечать. А теперь время пришло. Вот они — люди.

Эмеш тихонько шел между маленьких тростниковых домиков и смотрел по сторонам. Все давно проснулись, занялись своими делами — рыбаки ушли на реку, пастухи погнали овец в поле, женщины занялись домашней работой, и из некоторых дверей уже вкусно пахло готовящейся едой. Простая, незамысловатая жизнь, полная повседневных хлопот.

Под деревом, в траве, весело резвилась малышня, и лохматый пес сердито потявкивал на них сквозь сон, для порядка. Жизнь шла своим чередом, словно не желая ничего знать.

Люди... вот они люди. Настоящие или нет, важно ли? Люди.

Становилось не по себе.

А демоны? Где они? Может сказка? Может, и нет их вовсе? Очень хотелось, чтобы демонов так и не нашли, чтобы все утихло и шло дальше, как шло. Даже страшно представить, что этому может прийти конец.

Что они могут? Сражаться?

Бросить все и уйти?

И то и другое слишком тяжело, не под силу. И не уйти, и не защитить.

Старик, сидя на солнышке, чинит старые сети — серьезно, умело, пальцы скользят сами, что-то распутывая, что-то затягивая... издалека и не разглядеть. Эмеш долго стоял, наблюдая. И вдруг, первый раз, отчетливо понял — игре на самом деле пришел конец.

Просто нечестно играть с этими людьми. Неправильно. Он больше не сможет.

— 10

Лару сонно терла кулачком глаза.

— Ну как ты, Ру?

— Отлично! — она сладко потянулась, вдыхая свежие ароматы цветов и молодой листвы.

Жаль было нарушать ее такое чудесное утро, лучше поговорить о пустяках, о чем-нибудь незначительном, словно ничего не произошло. О чем?

Вдруг захотелось спросить, как там в Иларе, но он удержался. Илар — одна из тех тем, на которую не стоит говорить громко, тем более с утра. Захочет — сама расскажет.

Да и что спрашивать? Она здесь...

* * *

Царь очень хотел выбрать сына.

Он долго колебался, скрипел зубами, бродил, хромая, по берегу туда-сюда, стискивал в кулак побелевшие пальцы. Он готов был разорваться на части, и сам умереть хоть сотню раз, лишь бы не выбирать. Но выбирать было надо.

У царя должен быть наследник...

И он выбрал.

Нет, он все же выбрал Златокудрую.

— Ребенок родится мертвым, — сказал Уршанаби, и царь, бледный как смерть, кивнул.

А Эмеш пообещал ему найти истинного виновника, вернуться сюда, спасти обоих. Царь грустно ухмыльнулся, не слишком-то веря, бросил исподлобья короткий взгляд, стащил с запястья желтый браслет и отдал богу.

— Если сможешь, спаси всех, — сказал он.

Потом кивнул напоследок, подошел к лодке, легко толкнул от берега и, стоя уже по колено в воде, запрыгнул сам. Даже Уршанаби, кажется, опешил — никогда не видел, чтоб это делали так.

Царя ждал Илар.

* * *

— Я хочу с тобой поговорить, — сказал Эмеш, поняв, что не сможет сейчас о пустяках.

— Хорошо, — согласилась Лару.

Сразу поникла, заглянув в лицо.

Они решили уйти подальше от домов, где им никто не сможет помешать. За всю дорогу Лару не проронила ни звука, шла чуть ссутулившись, сжавшись, словно от холода. У зарослей тростника Эмеш жестом предложил остановиться.

Уселись прямо на земле, и долго еще молчали, не глядя друг на друга.

— Ру... — Эмеш сделал глубокий вдох, начинать было сложно, но и тянуть то же. — Ру, ты была на Унхареше той ночью. Мы вместе пошли туда гулять. Расскажи.

Он ожидал взрыв, бурю эмоций, крики, но в ее голосе скользнули только усталость и обреченность. Да уж, столько раз ей приходилось отвечать на этот вопрос.

— Это не я, Сар.

— Я знаю, — он кивнул — расскажи мне правду. Что там было?

Вдруг Эмеш понял, что смотрит прямо в бездонные голубые глаза. Глаза эти искали понимания, поддержки и еще сочувствия. От этого взгляда стало немного не по себе, захотелось отвернуться, уйти. Эмеш моргнул и коснулся ее руки.

— Ру, расскажи мне.

Глаза исчезли под тонкими пальцами, Лару закрыла руками лицо.

— Да, я была там, — голос звучал глухо, отстранено.

— Прости, Ру, я плохо помню, я...

— Сар, я не открывала врат.

— Мы были у врат?

Эмеш затаил дыхание. Лару молчала, опустив голову.

— Не бойся, Сар, ты туда не ходил, — горько усмехнулась она. — Ты пошлялся немного по вершинам и пошел домой, спать. А я...

Он не удержался и облегченно вздохнул.

И все же. Ларушка, что же случилось?

— А тебя зачем туда понесло? — чуть более грубо, чем следовало, спросил он.

— Я просто хотела посмотреть.

Это ж надо! У Эмеша аж челюсть отвисла, просто не было для такого слов. Посмотреть?!

— Посмотреть? Ру, согласись, это не лучшее место для прогулок.

— Я просто хотела посмотреть, — всхлипнула она.

Старый я болван, алкоголик и недорезанная свинья — понял Эмеш со всей отчетливостью, — отпустил Ларушку одну, проспал, считай, конец света.

Вон, как ей плохо сейчас. Да и не ей одной.

Сомненья закрались в душу.

— И что там у врат? Видела кого-нибудь?

Лару уже открыла рот, чтобы ответить, но вдруг вздрогнула и замерла, даже, кажется, дышать перестала. Словно эти слова заставили ее задуматься над тем, над чем она раньше не думала.

— Думузи, — сказала она, — он тоже был там.

Да кого там только не было! — хотел было вздохнуть Эмеш, но понял, Думузи был не просто где-то там, в горах. Он был Там. Рядом.

— Я встретила его у врат, — сказала она, — мы поругались и я ушла. А он остался. Сар, поверь, я не открывала. Они были закрыты, когда я уходила.

Эмеш смотрел ей в глаза и понимал — Лару говорит правду, она просто не умеет так врать. По крайней мере ту часть правды, что знает сама, и это, последнее, пугало больше всего.

— Ты думаешь, это он?

Хотела ответить, но передумала, осеклась.

— Не знаю, Сар. Наверное он бы мог... Но мне не хочется верить, что это он.

— Не хочется верить? Почему? А кто тогда?

— Не знаю кто, и не знаю почему. Просто не хочется, — грустно сказала она. — Думузи он...

Да уж, Думузи. Эмеш фыркнул.

— Он ненормальный. От него не знаешь чего ожидать.

— Он ветер, Сар, — сказала она, словно это все объясняло. — Я никогда не умела с ним ладить. Но то, что сейчас произошло... не знаю... мне страшно.

Еще бы не страшно. Иметь такого врага, как Думузи. Он бы мог...

Или не врага? Не врага. Что у них все-таки за отношения с ветром степей? Ведь они знают друг-друга еще из той, прошлой жизни. Ведь они почти что нашли общий язык в начале, но разругались. И с тех пор, не переставая, грызлись друг с другом. Любовь? Ненависть. Ревность? Что, в конце-то концов?

Как только Лару решили отправить в Илар, Думузи громче всех принялся кричать, что пора уходить. Бросить ее? Что-то не сходилось, что-то мешало. Внутри снова неприятно скребли кошки.

Ларушка хмуро ковыряла песок.

Ладно, ставим кошек, впереди самое сложное.

— Ру, а ты можешь почувствовать демонов? Как далеко?

Она вздрогнула и грустно усмехнулась, словно давно ожидала такого вопроса.

— Могу наверно, но как далеко не знаю. Я ведь жизнь, а они смерть, мы как разные полюса магнитов. Но у меня было не слишком много опыта в этом деле.

— То есть, ты не можешь сказать, где они, и есть ли где-то в этом мире вообще?

— Есть ли вообще? — удивилась она. — Ты думаешь, их нет? Думаешь, это была ложь?

— Не знаю, Ру. А ты?

Она задумалась, и, кажется даже, прислушалась, словно надеясь услышать осторожные шаги, словно надеясь почувствовать мерное дыхание мира, разгадать...

— Не знаю, — сказала она.