Исполнитель

Ну разве что её начало...

— Ну, не знаю, не знаю. Слушай, как тебя по-батюшке...

— Первей Северинович.

— Да, так вот, Первей Северинович. С обозом санным ты, положим, до Колывани дойдёшь. Ну, до Ревеля, то есть. А вот дальше... Зимой морем никто не ходит. Так что придётся тебе в Колывани весны дожидаться где-нибудь на постое. Так уж не лучше ли тут, в Новгороде Великом? Тут и люди свои, и земля своя, и вера опять же... Ты православный, вроде?

— Православный.

— Ну вот. А что там, у немцев — и поговорить-то толком не с кем, душу отвести. Ты в Колывани-то раньше бывал?

— Не доводилось.

— Мерзкий городишко. Зимой особенно. Слякотно, сыро, как северный ветер с моря — хоть из дому носа не кажи, ей-богу. И дома все каменные, серые, мрачные, улицы сплошь камнем вымощены, узкие, что сточные канавы. И немецкие рожи кругом. Одно и хорошо у них — пиво наловчились варить, это да. Бывало, по торговым делам в Колывань попадёшь, так вот сидишь у камина, с кружкой в руке, а ветер в трубе завывает, так тоскливо... Нет, право слово, зимуй в Новгороде, Первей Северинович. Рождество вот на носу, а там и масленица — весело! А весной, как лёд сойдёт на Волхово, немцы сами сюда приплывут, с ними и уйдёшь, ног не натруждая.

Первей усмехнулся.

— Нет, Савелий Петрович. Не могу я столько ждать. Мне сейчас надобно.

Купец развёл руками, вздохнул тяжко.

— Ну, тебе решать. Только попомни моё слово — не уйдёшь ты из Колывани морем, до весны не уйдёшь. Мой обоз только после Крещения Господня дотуда доберётся, гавань колываньска вся подо льдом будет, да и сейчас уже там, наверное, ни одна ихняя когга в море не выходит — большинство ушли в Ганзу, а которые зимовать остались — те на приколе.

— Но есть ещё люггеры.

Купец разом помрачнел.

— Отчаянный ты парень, как я погляжу. Жизнь недорога?

Первей снова усмехнулся, подлил купцу горячего глинтвейна, плеснул себе.

— Ты, по всему видать, опытный купец, Савелий Петрович. Расскажи мне про люггеров-то, что они за люди, а то я больше понаслышке.

— Да чего про них рассказывать. Разбойники морские, и весь сказ. До них, говорят, на море всё варяги озоровали, сладу с ними не было, так эти самые люггеры немецкие тех варягов разбойных извели под корень. Сам суди, что за люди.

Купец сделал глоток, другой, крякнул.

— Вкусно! Аж нутро всё прогревает. Научи, Первей Северинович, как такой добрый напиток у тебя выходит.

— Научу, чего там — Первей снова подлил купцу — только дорогонько выходит напиток сей, тут и имбирь, и корица... Зато от зимней стужи, а особо немецкой слякоти для здоровья самое первое дело.

— Ну, мы, чай, люди не бедные, для свово здоровья чего не жаль.

— Так когда обоз твой уходит?

Купец поскрёб в бороде.

— Да вот послезавтра и выйдем, пожалуй. Так что ежели дела какие остались тут у тебя, поспешай.

Купец снова отхлебнул из кружки, почмокал, смакуя.

— Позволь спросить тебя, Первей Северинович. Коня куда девать думаешь?

Рыцарь задумался. Действительно, это проблема из проблем. Гнедко... Возможно, на пузатой ганзейской когге ему ещё нашлось бы место, но на маленькой пиратской люгге, где и трюма-то толком нет...

"Родная, ты слышишь?"

"Да, рыцарь"

"Посоветуй, как быть. Ты же у меня умница"

Короткий бесплотный смешок.

"Чего тут думать. Купец-то тебе вопрос задал неспроста. Спит и видит купчина, как твоего Гнедка заполучить. Вот и продай ему"

"Как продай?" — рыцарь опешил. Ему даже в мыслях не приходило — как это так, продать друга...

"А вот так и продай. Купец его холить будет, лелеять, и зимует твой Гнедко в тёплой конюшне, как сыр в масле. А как вернёшься из-за моря, выкупишь его у купчины этого"

Первей задумался. Маневр был неплох, чего там...

"А ну как не захочет назад продать такого коня этот Савелий Петрович? Я бы сроду не отдал на его месте"

Короткий смешок.

"А не захочет продать — подарит, или обменяет на пуговицу. Пуговицы-то есть у тебя, или все растранжирил?"

Первей уже еле сдерживал смех.

— А и правда, купи-ка у меня коня, Савелий Петрович. Конь — цены ему нету!

Купец разом оживился, отставил кружку. Базар пошёл, базар! Настоящая жизнь!

Первей улыбался. Да, не забыть бы прикупить в здешнем торгу пуговиц десятка три. Мало ли какой народ повстречается — ростовщики, купцы, банкиры... Всем пуговицы до зарезу надобны.

Сосны буквально толпились вдоль дороги, раскачиваясь и поскрипывая, норовя кронами своими закрыть небо над узкой просекой. Сани скользили по укатанному глубокому снегу мягко, без толчков, плюс толстая подстилка из сена. Если прибавить к этому медвежью шубу да овчинную полость, которой были укрыты ноги рыцаря, то езда в санях превращалась в сплошную негу. Это же надо — теперь на ходу Первей высыпался так, как ни в одной корчме или гостинице! Это вам не немецкие колымаги на громоздких деревянных колёсах, скрипящих и визжащих порой так, что хоть уши затыкай. И чувствуешь себя в такой повозке, как в некоем пыточном устройстве, придуманном извращённым злобным разумом папских инквизиторов.

Всё тихо-мирно вокруг. Глухо топочут копыта коней, шелестят сани по снегу, вполголоса матерится возчик, чтобы не уснуть. Первей вновь почувствовал, как погружается, погружается...

"Ну здравствуй, мой рыцарь"

"Привет, Родная"

"Завтра обоз прибывает в Нарву, это уже немецкий город. Ты в курсе, что на землях Ордена Святая инквизиция имеет полную силу?"

"Я понимаю"

"А раз понимаешь, веди себя тише мыши. От купцов ни на шаг, всё время в их компании, подальше от немецких соглядатаев. Учти, за голову твою награда назначена, а охотников подзаработать везде немало"

"Напомни, Родная, как делается "раззява"?"

Короткий смешок.

"Ты опять придуриваешься. Учти, всех на своём пути тебе "раззявами" не сделать"

"Зачем всех. Только желающих подзаработать"

Пауза.

"Не надо. Я тебя уверяю, слух пойдёт впереди тебя, и в Ревеле тебя уже будут поджидать"

"Хорошо, моя Родная. Я полагаю, тебе виднее. В конце концов, в твоих интересах, чтобы я дожил до нашей свадьбы"

Шелестящий бесплотный смех.

"Да, уж ты постарайся, мой милый"

...

Нарвский замок торчал над берегом, словно перстом грозя своей сторожевой башней, нависающей над самой рекой. Река Нарова, или Нарва, как её звали немецкие захватчики, уже крепко была скована льдом, и только под стеной замка тут и там чернели промоины.

— Вот она, Нарова-крепость — Савелий Петрович мрачно разглядывал замок — Как заяли её немцы, так и не вылазят отсюда, уж, почитай, лет двести. Не отдают, едрить их в дышло! Таможню поставили, ишь...

— Много берут? — Первей тоже разглядывал замок. Для пешего штурма — куда как трудно, а вот если поставить на этом берегу пару-тройку хороших бомбард... И с той стороны, напротив ворот. Башня эта похоронит под собой всю крепость, когда рухнет...

— Много — купец вздохнул — Не скажу, что догола грабят, но где-то около того.

Первей раздумывал. А, была не была...

"Не делай этого"

"Родная, русские люди должны помогать друг другу, иначе немцы нас совсем заедят"

"Не делай этого!"

Рыцарь уже удобно устроился в санях в "позе лотоса", сосредотачиваясь. Вовремя — к обозу подходил немец-таможенник в сопровождении двух окованных железом верзил.

— Што фесёмм, коспотин купец?

— Да ни хрена не везём, герр рыцарь — встрял Первей — Откуда на дикой Руси доброму товару взяться? Весь путний товар нынче у вас, у немцев.

— Я, я, это так — покачал головой немец, откидывая с возов дерюги и безразличным взглядом скользя по осетровым тушам, бочонкам с мёдом и икрой, восковым брускам... — Сопсем оскутель русский земля!

— Вот, примите, герр рыцарь, наш скромный дар — Первей протянул таможеннику связку сушёных карасей, неизвестно откуда затесавшихся и валявшихся на дне саней, в сене — Как говорится, чем богаты, тем и рады. С пивом очень даже хорошо.

Немец пронзительно глянул в глаза рыцаря, и Первей встретил его взгляд, до предела усиливая нажим. Глаза немца остекленели.

— Только это надо очень долго сосать, герр рыцарь.

— Я, я. Рас нато, путем сосать — согласился таможенник — Проесшайте...

Возы уже втягивались в лес, оставив за спиной грозящий палец Нарвского замка, когда Первей наконец вздохнул, расслабляясь.

"Родная, отзовись"

Шелестящий бесплотный плач.

"Нет, мой милый. Никогда нам не быть вместе"

Вот те на...

"Почему?"

"Да потому что ты мальчишка. Желторотик, взявшийся за непосильное дело. Ты погибнешь, и я ничего не смогу сделать"

Первей уже и сам клял себя. Действительно, что ему этот купчина? Ну обобрали бы его немцы, подумаешь... Дома на своих, русских мужиках наверстал бы.

"Родная, прости. Ну правда, я больше не буду"

"Будешь, мой родной, уж я-то тебя насквозь вижу. Ты на костёр пойдёшь за справедливость, как ты её понимаешь. Знаешь что, откажись-ка ты от этой затеи"

"Не понял"

"Чего ты не понял? Откажись от меня, хватит"

Рыцарь почувствовал, как внутри холодеет.

"И что же дальше?"

"А ничего. Я уйду на следующий круг, и избавлюсь от этой муки. А ты будешь заканчивать этот. Между прочим, Яна тебя пока не забыла, и боярыня всё ещё свободна. Все твои способности останутся при тебе, как и деньги, впрочем. Так что проживёшь"

Молчание.

"Я не думал, что ты так легко откажешься от своей любви. Из-за какой-то дурацкой шутки..."

"При чём тут эта твоя шутка. Тебе не справиться, и ты погибнешь. Если только тебя не ждёт кое-что похуже смерти. Я этого не хочу. Из двух зол выбирают меньшее. В Раквере тебе надо пересесть на встречный обоз"

Первей молчал, катая желваки.

"Я не привык выбирать из зол. Я всегда выбирал добро. И знаешь, Родная — за такие слова я, пожалуй, ударил бы тебя по лицу. Благодари Бога, что пока не по чему"

Долгая, долгая пауза. Ответа не будет?

"Послушай, рыцарь..."

"Мы продолжаем наш путь. Всё, я сказал. И я женюсь на тебе, неужели не ясно?"

Пауза.

"Как ты уверен..."

"Я уверен. А от тебя не ожидал. Правда, не ожидал"

— ... Тпрру-у! — возчик натянул поводья, сани встали. Купец объезжал свой обоз, смотрел товары, щупал, хмурился.

— Пропало чего, Савелий Петрович? — Первей вылез из мехов, размять ноги.

— Да вот... Никогда ещё со мной такого не было — не упомню, где что лежит, хоть убей! Чего везём... Это ты, что ли, с немцем гутарил?

— Я.

— Ловко ты его отвадил. Чую, без волшбы тут не обошлось. Чтобы немец виру не взял — отродясь такого не было!

— Ну, малость всё же взял — улыбнулся Первей — Рыбки к пиву.

— В долгу я перед тобой... — купец как будто пытался что-то вспомнить, ему явно было неловко — Не обессудь, сегодня у меня с головой неладно чего-то... В общем, как твоё имя-отчество?

Рыцарь ругнулся про себя. Надо же, забыл снять заклятье... А крепкое получилось...

Снег под полозьями не скрипел, а шуршал и чавкал, брызгая грязной водой. С моря тянуло промозглой сыростью, от которой даже под медвежьей шубой то тут, то там пробегали по телу холодные щекочущие ручейки. В Ревеле даже в январе оттепель — обычное дело.

После того эпизода Первей ни разу не слышал Голос. Правда, он не спрашивал, а Голос не навязывал своё общение. Да и опасность вроде пока не грозила. Позади остался сильно укреплённый городок Раквере, который купец Савелий Петрович упорно называл Раковором, так же как Дерпт он величал Юрьевым, а Ревель — Колыванью. В Раковоре купец неплохо расторговался, а если ещё учесть отсутствие таможенной виры... В общем, Савелий Петрович пребывал в отличном состоянии духа.

Обоз уже втягивался в ворота Ревеля, медленно, рывками. Кругом слышались отрывистые немецкие фразы, перемежаемые русским матом и тягучей чухонской речью. Первей закрыл глаза.

"Родная, отзовись"

"Да, мой милый"

"Не сердись, пожалуйста"

Бесплотный шелестящий вздох.

"Я не сержусь. Я плачу"

"Ну что такое, Родная моя?"

"Ты полагаешь, всё хорошо?"

"Я полагаю, шутка удалась. В смысле, никто не знает"

"Это ты так думаешь. Тот немец действительно колебался, но в конце концов сообразил, что к чему. Гонец в Медвежью Голову уже убыл, и послезавтра следует ждать неприятностей. У тебя всего один день, чтобы всё устроить. Как, я не знаю"

"Ну если даже ты не знаешь..."

"Именно. Тебе нужен знакомый пират-люггер, но ты таких не знаешь. А с незнакомцем они не свяжутся. И заморочить их нельзя — в зимнем море и в ясном уме ой как не просто, да и маны у тебя на всё время не хватит. И бежать назад, в Новгородчину, сейчас... Я не знаю, что делать"

— Слушай, Первей Северинович — купец подсел к рыцарю, понизив голос — Я у тебя в долгу, ты знаешь. Так вот... В общем, нашёл я тебе нужных людей. Только кольчугу надень, без кольчуги с этими ребятами разговаривать трудно...

"Ну вот, Родная. А ты — "что делать, что делать"..."

"Слышу. Неужели ты опять прав?"

...

— Ну, в общем, дальше вы сами... — Савелий Петрович отвалил в сторонку, отсел в угол, прихватив кружку, и принялся отхлёбывать пиво, полузакрыв глаза — наслаждался купчина.

— Так куда желает попасть благородный рыцарь? — просипел оставшийся с глазу на глаз с Первеем долговязый немец с рожей, которую явно не стоило брить — один косой шрам от глаза до подбородка чего стоил...

— Почему ты решил, что я рыцарь? — поинтересовался Первей. По-немецки он говорил с запинкой, не то, что на славянских языках.

— Ха... А то я не понимаю в людях — засипел-забулькал долговязый — Твой прикид может обмануть кого угодно, только не меня. Ты русский, да, но ты рыцарь, и не спорь. Я повидал на своём веку странствующих рыцарей...

— Ладно, я и не спорю. Мне надо в Англию.

Долговязый шкипер смотрел поверх кружки, его глаз зажёгся жёлтым огоньком.

— Господин имеет себе представление, где это?

— Да. И мне именно туда.

— Господин не понял. Между Англией и этой дырой не только бескрайнее зимнее море, даже два моря. Между ними ещё находится Дания — господину рыцарю это известно?

— Ну и что?

— А то, что в Дании нас повесят, если не убьют при абордаже. Мы кой-чего должны датскому королю, а он злопамятен. И тебя повесят, господин рыцарь, не разбираясь — пассажир ты или кто там. Для датчан ты будешь люггер.

— Сто золотых.

— Покойнику деньги ни к чему.

— Сто пятьдесят.

— Да говорю тебе...

— Двести.

Пират поперхнулся, забулькал. Первей смотрел, как он жадно глотает пиво, и не встревал — очевидно, глотание пива облегчало этому люггеру мыслительный процесс.

— Триста. Я доставлю тебя до Дании, так и быть.

— В Дании же тебя повесят, и зачем покойнику деньги?

Шкипер захрипел, забулькал.

— Это смотря какие деньги. Триста золотых — такая сумма, что и покойнику сгодится.

— Ну что ж, жив будь да здрав будь, Первей Северинович. Удачи тебе!

— И тебе здоровья да прибытка, Савелий Петрович.

Купец чуть поколебался. А... Облапил рыцаря, как медведь.