Честь и Польза - 3

Подобное поведение военного атташе объяснялось тем, что он страстно хотел поквитаться с фэнтьянцами за их нападение на Харбин. Тогда, при обороне Харбина у Мальцева погиб брат, и полковник решил не упускать выпавший ему шанс.

Благодаря простому способу установки и подробнейшей инструкции, посланные полковником агенты, скрытно установили мину на железнодорожном пути, по которому рано или поздно должен был проследовать бронепоезд "молодого маршала".

Когда Ветчинкин получил депешу из Москвы с одобрением предложения полковника и сообщал об этом Мальцеву со словами "поспешите", он с большим трудом сдержал себя от убийственного ответа "уже".

Так или иначе, но мина была установлена и точно взорвалась в тот момент, когда над ней проезжала первая платформа с девятидюймовым орудием. Прогремевший взрыв сбросил с полотна и искорежил не только артиллерийскую платформу и весь её орудийный расчет, но пустил под откос следующие за ней две платформы и вагон со снарядами.

От резкого падения, внутри вагона произошла детонация снарядов, в результате чего прогремел страшной силы взрыв, превративший остальные орудия бронепоезда в груду бесполезного металла.

Взрыв бронепоезда породил в рядах китайцев панику и страх. И если с паникой они постепенно справились, то страх очень сильно запал в их души. Дело в том, что над тем местом полотна, где находилась мина, прошла тяжелая дрезина с охраной, а также эшелон с солдатами и с ними ничего не произошло.

По счастливой случайности на бронепоезде не было самого Чжан Сюэляня. Правитель Маньчжурии в самый последний момент покинул поезд, для встречи американским представителем. Предстояло обсудить новый, ускоренный график поставки вооружения маньчжурской армии. Вашингтону не нравилась японская активность на Квантунском полуострове и Мукдене.

Все эти моменты породили массовые слухи о вездесущих японских шпионах и о страшных лучах, которые могут целенаправленно уничтожать на большом расстоянии нужные цели.

Досужие болтуны не догадывались, что мина, установленная тайными агентами полковника Мальцева, срабатывала только при проходе тяжелогруженого состава, которым и являлся бронепоезд. Тяжести дрезины и эшелона с солдатами не хватало для того чтобы замкнуть контакты детонатора мины.

Уничтожение бронепоезда окрылило Фэн Юйсяня. С новой силой и уверенностью двинулся он против Чжан Сюэляня, твердо веря в свою счастливую звезду. Момент для перехода в наступление был выбран очень удачно. Бронетехника правителя Маньчжурии продолжала испытывать трудности с топливом и для того, чтобы броневики могли идти вперед, с части машин был полностью слит бензин.

Страх перед Фэн Юйсянь, у которого нежданно-негаданно появились страшные "лучи смерти" сильно снижало боевой настрой войск "молодого маршала". Казалось один хороший удар и Чжан Сюэлянь будет отброшен от стен Пекина и уберется к себе в Маньчжурию, но оказалось, что он тоже может играть в "монополию".

Его тайные агенты вошли в сговор с начальником столичного гарнизона Чэнь Чжанем. Без зазрения совести, генерал согласился помочь "молодому маршалу" в борьбе с Фэн Юйсянем, в обмен на прощение и крупную сумму денег. Чтобы сделка не сорвалась, Чжан Сюэлянь согласился выплатить Чэнь Чжаню большую часть наперед, в британских фунтах и американских долларах.

В самый разгар сражения, когда войска Чжан Сюэляня стали отступать под натиском противника, Фэн Юйсяню сообщили, что столичный гарнизон перешел на сторону маньчжурцев. В этом момент как нельзя полно проявились все минусы полководческого таланта Фэн Юйсяня. Вместо того чтобы продолжить активные боевые действия и полностью разгромив противника повернуть победоносную армию против мятежной столицы, генерал сник, разуверился в собственных силах и как следствие потерял нить управления сражением, а вместе с этим и боевую инициативу.

Так удачно начавшееся сражение, в котором Фэн Юйсянь имел все шансы одержать победу, завершилось для него лишь тактическим успехом. Армия Чжан Сюэляня не была полностью разгромлена и смогла организованно отойти. Лишившийся всех броневиков "молодой маршал" со страхом ждал продолжения боя, но тайный фугас, заложенный им за спиной генерала Фэна спас его от полного разгрома.

Слухи о предательстве Чэнь Чжаня моментально разлетелись по войскам и ещё днем храбро сражающиеся солдаты уже у ночи, как по мановению волшебной палочки превратились в сборище паникеров и трусов. Командиры и офицеры очень надеялись, что поздно вечером Фэн Юйсянь выступит перед солдатами, подбодрит их грозными речами, как это было не раз раньше, но напуганный генерал поспешил оставить поле боя. Под покровом ночи он скрылся с небольшой свитой по направлению к Монголии, посчитав свое дело проигранным.

Когда Чжан Сюэляню доложили о бегстве его противника, "молодой маршал" не без удовольствия произнес слова сказанные Филиппом Македонским на поле Херонеи в адрес афинян. — Они могут выигрывать, но не умеют удержать победу.

Войдя в Пекин и поселившись в "Запретном городе", правитель Маньчжурии собирался отдохнуть. Его войска на пути к столице понесли серьезные потери, и маршал собирался пополнить ряды своего войска за счет солдат Фэн Юйсяня. Всем им было объявлено прощение, а вербовщики принялись усердно агитировать солдат вступить в армию Чжан Сюэляня. Так делали многие генералы победители, но насмешница судьба, даровав нежданную победу, тут же, коварно подставила "молодому маршалу" подножку.

В тот день, когда он отправил победную депешу в адрес Чан Кайши, японцы внезапно напали на столицу Маньчжурии — Мукден. Напали как всегда подло, без объявления войны, подобно татям с большой дороги.

Когда в штаб квартиру Квантунской армии пришло сообщение, что Чжан Сюэлян занял Пекин, терпение генерала Хондзио Сигеру иссякло, и он решил действовать самостоятельно, без оглядки на умников из министерства иностранных дел. По телеграфу он передал командующему мукденским отрядом полковнику Итагаки условный сигнал и стал ждать развития событий, готовы в случае неудачи совершить акт харакири.

Полковник Итагаки также как и генерал Хондзио изрыгал гнев и пламя на головы штатских умников, так бездарно упускающих столь выгодный для Японии момент. И едва адъютант доставил ему бланк телеграммы, как он начал действовать.

На улице была темная ночь, но это обстоятельство нисколько не помешало японским артиллеристам открыть орудийный огонь по Северным казармам. Дружные залпы выкаченных на прямую наводку орудий принялись безжалостно терзать мирно спящие казармы китайских солдат.

На тот момент их численность составляла шесть тысяч человек. Этого вполне хватило бы, чтобы разгромить неполный японский полк, находившийся в этот момент в Мукдене, но напуганные китайцы и не помышляли о борьбе. Застигнутые врасплох орудийным огнем, они дружной толпой ринулись прочь из казармы, теряя при этом оружие и обмундирование.

Начальник китайских войск генерал Ван Чжо ин, эту ночь, как впрочем, и все предыдущие ночи, провел не в казарме, а у себя дома. Когда посреди ночи что-то загрохотало, и Северные казармы озарились сполохами разрывов, поднятый с постели генерал долго одевался, не попадая от волнения ногами в штанины. Когда же он вместе с адъютантом, наконец-то двинулся в сторону штаба, все уже было, кончено.

Толпа бегущих по улице солдат, подобно бурному потоку как щепку, в мгновение ока смела его со своего пути и понесла прочь. Напрасно Ван Чжо ин пытался их остановить своими криками. Солдаты в темноте не признали в нем своего командира, а приказы генерала никто не слушал. Когда же Ван Чжо ин потрясая саблей, захотел силой навести порядок среди беглецов, сильный удар прикладом в голову, погрузил генерала во тьму.

В охватившей город суматохе, небольшой взрыв на железнодорожных путях вблизи мукденского вокзала, мало кто заметил за исключением жителей прилегающих домов. В чьих окнах стекла сильно звенели, но так и не лопнули, ибо сила прогремевшего взрыва была невелика.

Это, впрочем, не помешало полковнику Итагаки отравить генералу Хондзио телеграмму, в которой говорилось, что китайские солдаты внезапно взорвали полотно железной дороги Гирин-Пекин и напали на охранявший дорогу японский караул.

Начальник Квантунской армии молниеносно отреагировал приказом наказать нападавших и принять все меры по защите жизней японских подданных и в первую очередь генерального консульства в Мукдене.

Сам генеральный консул ни сном, ни духом не подозревал о нависшей над ним опасности. Рано утром, когда выстрелы прекратились, а пожар в Северных казармах был потушен, не в силах связаться по телефону со штабом мукденского отряда, он отправился туда на рикше. Находящийся в штабе полковник Итагаки любезно сообщил ему, что ночью китайские солдаты, силами трех рот внезапно напали на японскую охрану Южно-Маньчжурской железной дороги в районе вокзала. Благодаря мужеству японских солдат, подло нападение отбито. В настоящий момент, противник сосредотачивает свои силы в районе казарм, усилив их пулеметными и орудийными расчетами.

На предложение генерального консула попытаться урегулировать инцидент мирным путем, полковник ответил категорическим отказом.

— Пролитая в этом инциденте кровь японских солдат не может быть оплачена ничем иным как кровью противника! — гневно воскликнул Итагаки и, схватив, висевшую на поясе катану, лихо воткнул её в пол перед опешившим дипломатом.

После столь необычного действия со стороны полковника, испуганный консул поспешил ретироваться. На негнущихся от страха ногах, он доковылял до ждавшей его рикши и отправился домой сочинять срочную депешу в Токио, министру иностранных дел. Консул очень надеялся, что зарвавшийся солдафон получит по заслугам, но он недооценил проворство военных людей.

Пока консул корпел над составлением своего послания, в направления Мукдена уже спешил литерный поезд, везя в своих вагонах всю штаб-квартиру генерала Хондзио. Как только командующий Квантунской армией получил сообщение полковника Итагаки, он немедленно продублировал его военному министру в Японию. Одновременно с этим, Хондзио отдал приказ о начале переброске части японских сил с Квантуна в Мукден, Ляоян и Гирин.

Кроме офицеров штаба Квантунской армии, в одном из вагонов литерного поезда ехал полковник Доихара со своим подопечным бывшим китайским императором Пу И. Сидя в удобных креслах штабного вагона, он внимательно слушал наставления своего куратора, знакомился со своей вступительной речью к будущим подданным, а также тексты своих первых указов. Одним словом шла кропотливая работа по возвращению императору его исконных прав.

Вопреки опасениям генералам Хондзио, китайцы не только не попытались перекрыть движение по железной дороге, но даже не предприняли никаких действий, чтобы выбить японцев из Мукдена. Сломленные внезапным нападением и потерей командующего, китайские соединения сутки простояли на подступах к Мукдену а, потом, не сделав ни единого выстрела, двинулись на север к Гирину.

Когда поезд командующего прибыл в Мукден, город полностью находился под контролем солдат полковника Итагаки. Срочно согнанные по его приказу на вокзал японские граждане, проживающие в столице Маньчжурии вместе с местными жителями, устроили бурные овации генералу Хондзио и прибывшему вместе с ним Пу И.

Простому наблюдателю, их громкие крики и махания рук могла показаться искренним проявлением верноподданнических чувств, если бы не присутствие полицейских. Стоя за спинами людей, они внимательно следили за громкостью их криков и активностью рук, время от времени подбадривая их ударами бамбуковых палок.

Очарованный столь неожиданной встречей, молодой Пу И в сопровождении почетного автомобильного эскорта отправился во дворец своих великих предков маньчжурских императоров. На следующий день перед ним собралась многочисленная толпа зевак также собранных усилиями мукденских полицейских. Облачившись в традиционный золотой императорский наряд, новоявленный монарх торжественно объявил о своем вступлении на императорский трон по праву рождения и крови, которого его лишили злые генералы узурпаторы.

Временной своей резиденцией, он объявил Мукден, а прилегающие к нему земли Маньчжурии превращались в государство Маньчжоу Го. Защищать территорию которого от посягательства узурпатора Чжан Сюэляня должна была дружественная императору Квантунская армия.

Провозглашая создание Маньчжоу Го устами своей марионетки, военные японские кураторы сознательно умолчали о его северных границах, а также о статусе КВЖД. Уж слишком мало войск было в составе Квантунской армии, и слишком сильна была Россия, чтобы можно было бросать сразу две перчатки вызова.

Поэтому, сосредоточив все свои главные силы на западном направлении против армии Чжан Сюэляна, японские военные милостиво предоставили своим дипломатам утрясать с северным соседом последствия их авантюры.

Когда министр иностранных дел барон Кидзюро Сидэхара узнал о самовольных действиях генерала Хондзио, он пришел в ярость и поклялся проучить зарвавшихся военных. Добившись аудиенции у императора и убедив его, что Япония не готова к прямым военным столкновениям не только с Россией, но и Китаем, он начал активные консультации с послом России в Токио.

Узнав, что министр иностранных дел хочет обсудить положение в Маньчжурии, зная придирчивость и неуступчивость японцев в отношении своих интересов в Маньчжурии, российский посол настроился на долгую беседу. Однако первая же встреча с Сидэхара изумила и потрясла его, ибо тот без долгих предисловий предложил поделить территорию Маньчжурии между Россией и Японией на сферы влияния.

Разграничительная линия этого раздела должна была пролегать строго вдоль линии КВЖД. Все территории, что находились к северу от железной дороги, японцы милостиво отдавали под протекторат России. Себе же любимым, они отводили всё, что лежало к югу, начиная от Гирина и заканчивая Ляодуном. Естественно, все это преподносилось как действия временного характера, но Еремей Северин, хорошо понимал, что отхватив палец, дорогие соседи, со временем обязательно попытаются отхватить и всю руку.

Все свои соображения относительно поднятого Токио вопроса, он подробно изложил в телеграмме, которая была отправлена в Москву с пометкой "молния".

Сказать, что подобная инициатива японцев было совершенно неожиданной для правительства России, значит, ничего не сказать. Предложение о разделе Маньчжурии застало Кремль врасплох, но он продлился буквально считанные часы. Уже к вечеру, военный министр Снесарев представил план действий на случай принятия предложения Токио. В течение нескольких часов, министр и начальник Генерального Штаба держали жесткий экзамен со стороны президента России, премьер министра, министра иностранных дел, начальника ГРУ и председателя ОГПУ. С военных сошло семь потов, прежде чем представленный ими план с некоторыми замечаниями и уточнениями был одобрен и принят к исполнению.

Два дня ушло на различные консультации, согласования и откровенные торги. Так соглашаясь на временный раздел Маньчжурии, Сталин настаивал на сохранении статуса экстерриториальности Харбина и прилегающих к КВЖД земель.