Честь и Польза - 3

ЧЕСТЬ И ПОЛЬЗА.

Третья часть.

ЯВЛЕНИЕ ВОЖДЕЙ.

Глава I. Тузовый пасьянс.

В жизни, большие деньги всегда являлись неотъемлемой частью верховной власти, а иногда были и её основным компонентом. Недаром в карточной колоде туз, первоначально ассоциировался с доверху набитым деньгами мешком или кошельком и был главнее грозного и могучего короля. Это потом, первой карте колоды стали придаваться иные виды, дабы приуменьшить, затушевать столь наглядную иерархию.

Со времен королевы Елизаветы, когда Англия стала морской державой, деньги, полученные от заморской торговли и пиратства, широкой рекой хлынули в неё. Оседая в сундуках лондонского Сити, они постепенно создали мощную финансовую силу, с могуществом которой власть была вынуждена считаться.

Английские короли, индийские императоры, британские премьеры, все они в своих действиях и решениях неизменно учитывали интересы денежных тузов, чьи золотые запасы могли соперничать с королевской казной, а то и превосходили её. Очень часто, в тяжелые времена монархи обращались к ним за финансовой помощью ради сохранения своего положения на троне и продолжения династии. И, как правило, господа банкиры не отказывали высоким просителям.

Стоит ли удивляться, что почти все войны, которые за двести лет вела Британская империя, были направлены на защиту интересов Сити в том или ином уголке земного шара. Ради устранения их конкурента, в лице стремительно набирающего силу Германской империи, была развязана чудовищная война, что по своему размаху получила название мировой.

Множество государств Европы, Азии и Америки, а также африканские колонии приняли в ней участие. Каждое из них имело в ней свои интересы и потому, английским политикам не удалось полностью просчитать последствия принятых ими решений в августе 1914 года. Выпущенный на свободу джин войны действовал по своим правилам и британцам, стоило огромных усилий загнать его обратно в бутылку.

Чтобы устранить нанесенный стране материальный ущерб и восстановить было могущество империи на мировой арене, Англии был нужен твердый политик, готовый наводить порядок в международных делах жесткой рукой. На эту роль, по мнению финансовых кругов Сити очень подходил бывший премьер министр Стэнли Болдуин и совсем не годился нынешний обитатель особняка на Даунинг-стрит Рамси Макдональд.

И пусть все говорят, что он любящий свою страну человек и что он получил кресло премьера согласно честному волеизъявлению народа в честной борьбе. Все это не имело большого значения. Проводимый им внешнеполитический курс во многом совершенно не совпадал с интересами денежных тузов, и настал момент, когда нужно было принимать решение о его смене.

Уже прошел веселый и озорной праздник Майского дня, когда вся Британия отмечала приход весны. Началось приготовление к празднованию Дня рождения английского короля, что по традиции отмечался в средине июня, когда недовольные политикой премьер министра властители Сити, собрались в лондонском поместье Шоскомб. Оно принадлежало одному представителю столичной богемы, что с радостью предоставил его для этой встречи по первому слову секретаря банка "Барклай". Там он имел много непогашенных кредитов, один из которых чудным образом был в тот же день реструктуризирован правлением банка.

Конечно, для ведения столь важного разговора больше подходили высокие и просторные кабинеты, чьи крепкие стены, надежно скрывали властителей мира сего от посторонних взглядов и ушей. Но видимо господа банкиры изрядно устали от подобной обстановки и решили провести встречу на лоне пригородной природы. Где можно было подышать свежим воздухом и порадоваться солнышку. Насладиться живописным видом аккуратно постриженных зеленых лужаек и попутно сыграть на них партию в крокет. Большие деньги давали большую власть и возможности, но при этом никак не могли заменить простые радости жизни.

Следуя национальным традициям, по приезду в поместье, дорогие гости обменялись любезностями с хозяевами этого чудного места. Совершили по нему краткую экскурсию на свежем воздухе, после чего вооружившись деревянными молоточками, принялись бить ими по крокетным шарам, стараясь вогнать их в створки специальных ворот установленных на изумрудной лужайке.

Когда же игра была завершена, проголодавшиеся на свежем воздухе гости с большим удовольствием сели за стол и по достоинству оценили мастерство местных поваров. За время обеда, за столом обсуждались последние события в мировой политики, сплетни из жизни лондонской богемы и даже новинки кино и театра. И только отправившись в курительную комнату, за рюмкой бренди и гаванской сигарой, у гостей начался серьезный разговор о будущем страны, короля и империи.

Все гости были представителями "золотого возраста", к которому относились люди, перешагнувшие сороковой жизненный рубеж. Когда приобретенный человеком опыт мог удержать его от опрометчивых решений, а состояние здоровья позволяло активно строить планы и их реализовывать. Именно им, четверым, было доверено принять окончательное решение относительно судьбы британского правительства.

— Согласно сообщению вашего секретаря Грэг, вы вчера встречались с господином Болдуином и обсуждали возможность его возвращения в кресла премьера. Как вы оцениваете его нынешнее состояние, готов ли он принять нашу помощь в этом деле и самое главное согласен ли он на наши условия? — спросил Мозес Гизи, удобно откинувшись на спинку плетеного кресла не выпуская из пальцев хрустальный бокал с бренди.

— Разговор действительно состоялся и был весьма и весьма обстоятелен, господа, ведь подобное дело не терпит суеты, — Грэг Дроденвельт значимо поднял свои густые кустистые брови. — Мы с господином Болдуином с первой минуты разговора прекрасно поняли друг друга, и говорили друг с другом, так сказать на одной волне. Он также как и мы считает, что выбранный премьер министром Макдональдом курс на нормализацию отношений с Россией — это вредное и очень опасное направление в политике, ибо создает серьезную угрозу интересам Британии в Европе и по всему миру. Все заявления сделанные Макдональдом в отношении Москвы по своей сути являются неудачными попытками умиротворить русского медведя. И чем больше ему уступают, тем сильнее становиться его грозный рев. Прекращение военного конфликта на границе Ирака по русскому сценарию привело к ослаблению наших позиций на Среднем Востоке, а возвращение афганского престола Надиршаху напрямую угрожают спокойствию наших индийских границ. Господин кандидат считает, что чем раньше премьер министр Макдональд будет отправлен в отставку, тем быстрее можно будет исправить нанесенный им вред интересам империи.

— Это все ясно и понятно, — вступил в разговор Хабекук Стоун. — Никто с самого начала не сомневался, что позиция Болдуина по внешней политике будет именно такой и никак иначе. Как далеко он готов шагнуть в исправлении внутренних ошибок премьера? Готов ли он занять жесткую позицию в отношении профсоюзов? Указать им их истинное место в нашем мире, а не вести с ними переговоры и давать различные поблажки как это делает Макдональд!

— По этому вопросу можете не беспокоиться, господа — радостно заверил переговорщиков Дроденвельт. — Мистер Болдуин готов прибегнуть в отношении профсоюзов к самым решительным мерам. И в случае необходимости прибегнуть к услугам штрейхбрейкеров и даже к введению военного положения на случай массовой забастовки как это было в прошлом году. Смею вас заверить, что господин кандидат сделал все необходимые выводы из недавнего прошлого.

— Что же, ваши слова вселяют определенное чувство оптимизма, перед принятием решения о вложении капитала в предприятие по смене премьера, — усмехнулся Стоун и, затянувшись сигарой, замолчал, любезно давая другим гостям возможность задать свои вопросы Дроденвельту.

— С профсоюзами все ясно, — принял его подачу Гизи. — А что в отношении подмандатных территорий короны в Восточной Африке? Готов ли мистер Болдуин поддержать инициативу ряда компаний по созданию плантаций кофе, чая, хлопка и сизаля на землях имперского протектората Кения и Танганьика? Компания "Стар Фут" при поддержке "Бристоль кредит" готова вложил до полумиллиона фунтов стерлингов в проект по разведению чая и сизаля на землях Кении. Заявка на получение земель была подана Соответствующий проект в канцелярию премьер министра больше полугода, но ответа нет до сих пор. Намерен ли господин кандидат предоставить нашим компаниям режим наибольшего благоприятствования в этом деле?

— Как вы и просили, этот вопрос обсуждался в нашей беседе с мистером Болдуином и он готов пойти навстречу частной инициативе по развитию колоний короны, однако здесь есть маленькое но. Наверняка отчуждение земель вызовет протест со стороны туземных вождей и передача их компаниям будет не таким быстрым и безболезненным.

— Когда это мнение черномазых принималось во внимание при решении столь важного вопроса!!? — гневно возмутился Гизи. — Воюя с немцами, они почувствовали себя людьми, и теперь слово белого человека для них уже не закон!!? Негры должны знать свое место! Деньги за свои земли они получат, но если это им покажется мало, то армия должна будет привести их в чувство!

Услышав эту отповедь, все сидевшие за столом дружно закивали головой. Африканцы должны знать свое место и верно служить белому человеку — это был краеугольный постулат колониальной политики британской империи.

— Думаю, что господин кандидат согласен с вами и примет нужное нам всем решение — поспешил успокоить Гизи Дроденвельт, но монополиста не устраивал подобный вариант ответа.

— Мне нужно не ваше мнение, а конкретное и твердое обещание господина кандидата решить этот вопрос так, как нам этого надо. Никакая другая формулировка меня не устраивает! — отчеканил Гизи, всегда предпочитавший договариваться с клиентом заранее, так сказать на берегу.

— Хорошо. Я ещё раз переговорю с кандидатом относительно этого вопроса и попрошу предоставить вам самые твердые гарантии по его выполнению, в нужном для вас варианте — заверил Дроденвельт собеседника.

— Мы будем не против того, если господин кандидат добавит к ним согласие короны на прокладку железнодорожных путей в Танганьике от побережья до озера Виктории — подал голос мистер Брюс Клейторн, четвертый участник этой встречи. Он был сильно похож на хорька, но имевший проницательный ум и железную хватку, что позволяло ему в любом деле отщипнуть свою долю пирога.

— Хорошо, я обязательно уточню и этот вопрос у мистера Болдуина на нашей с ним завтрашней встрече.

— Уточните, уточните, но перед этим скажите, относительно заказов Адмиралтейства на постройку миноносцев. Верфи "Армстронга" очень рассчитывают, что смогут получить этот контракт.

— Насколько мне известно, контракт на постройку миноносцев моряки уже отдали фирме "Торникрофт". В её нынешнем положении — это отличная возможность поправить пошатнувшиеся дела.

— В любом положении не надо экономить на лоббистах. Армстронг в этом деле дал больше и значит, контракт должен быть передан ему по праву — непреклонно заявил Клейторн, но Стоун скептически усмехнулся.

— Боюсь, это будет трудно сделать. Одна из племянниц владельца "Торникрофт" замужем за помощником первого лорда адмиралтейства — любезно подсказал банкир, откуда растут ноги, но наличие семейного подряда не смогло остановить напор Клейторна.

— Тоже мне, неразрешимая проблема, — презрительно фыркнул "хорек". — Помощники первых лордов адмиралтейства меняются чаще и быстрее, чем сами лорды. Поэтому ничего не стоит, дать контракт на постройку кораблей одной фирме, а затем передать его другой.

Клейторн сделал неторопливый жест рукой и после чего стал гасить окурок сигары, в хрустальной пепельнице энергично приговаривая. — Миноносцы должны быть переданы Армстронгу. Таково неотложное условие нашей поддержки мистера Болдуина на пост премьер министра.

— Ваши требования будут озвучены мистер Клейторн, но мне кажется господа, что мистер Болдуин испугается того Монблана требований, что вы обрушиваете на его плечи. Все должно быть в разумной мере — как говорили древние — призвал собеседников Дроденвельт, однако его голос был голосом вопиющего в пустыне.

— Если он хочет быть премьер министром Великой Британии, то пусть подписывает этот кредитный лист или идет к черту! Мы не намерены иметь дело с мягкотелыми неврастениками и рафинированными аристократами. Наш кандидат должен быть готовым твердо идти до конца, если это будет нужным! — воскликнули Клейторн и Гизи.

— В таком случае, нам нужен не Стэнли Болдуин, а Уинстон Черчилль — сказал Стоун, но Гизи не согласился с ним.

— Черчилль хороший бульдог, но сейчас не его время. Ещё не высохли слезы у тех, чьи родные и близкие не вернулись с берегов Дарданелл. Лет через пять, а лучше десять ему можно будет предложить наши услуги, но не сейчас.

— Кстати, мы активно выдвигаем требования к кандидату Болдуину, но ничего не сделали по устранению премьера Макдональда — резонно заметил Дроденвельт. Он требовательно посмотрел на Хабекука Стоуна и тот с готовность извлек из внутреннего кармана простой блокнот, которым обычно пользовались простые клерки и служащие. Магнат умел экономить, в том числе и на себе.

— Представители службы Келла Вернона готовы помочь нам в этом деле. Согласно их заявлениям русские спецслужбы вольготно чувствуют на территории метрополии. И дело идет не в банальном шпионаже или вербовки. Посланцы Дзержинского пытаются влиять на наши внутренние дела и финансовая поддержка наших забастовщиков наглядное тому подтверждение. Никогда прежде иностранное вмешательство в наши дела были столь наглыми и открытыми и это нельзя прощать русским! Интересы империи и британского народа под угрозой!

Стоун ещё что-то хотел сказать, но Дроденвельт его решительно перебил, явно не желая слушать его пафосное выступление.

— Финансируемые нами газеты пытались разыграть эту карту, но безуспешно. Русские собрали деньги для семей бастующих горняков по всенародной подписке и перевели деньги в Британию совершенно официально. Все необходимые документ были представлены в суде адвокатами профсоюзов, и судья обязал газетчиков дать опровержение, и приговорил к штрафу в сто фунтов.

— Они наверняка не знали о существовании "письма Антонова", лидера русских профсоюзов. В нем они призывает наши профсоюзы вести активное противостояние с государством. Под лозунгом борьбы за интересы своих членов всячески обострять внутренне положение в стране, создавать кризисы, расшатывать правительственные устои, провоцировать массовые беспорядки и выступления, добиваться ухода в отставку правящего кабинета.

— Одним словом, вы хотите сказать, что падение Болдуина и приход к власти Макдональда дело рук русских?

— Выходит так — скромно констатировал Стоун, чем вызвал яростный протест со стороны Гизи.

— Если это так — то русская разведка самая сильная разведка в мире, по своему желанию меняющие правительства! А господа из МИ-5 откровенные бездельники и тупицы, беззастенчиво проедающие деньги наших налогоплательщиков!

— Они не тупицы, а герои, которые смогли раскрыть хорошо законспирированную сеть агентов вражеского влияния.

— Раскрыли после того как они на раз два устроили в нашей стране огромную забастовку и с легкость снесли правительство консерваторов! Да за это их под суд отдать надо!! Спасибо господину Сталину, что ограничился одним только Болдуином, а не приказал королю Георгу отречься от престола и не сделал Британию русской колонией!! — гнев Гизи набирал обороты и его поддержал Дроденвельт.

— И вы так спокойно говорите о том, что русские действуют у нас так спокойно как в своем кармане!? Я не понимаю вас Стоун!? Так действительно может дойти до того, что однажды проснувшись утром, лондонцы узнают, что теперь у них не мэр, а градоначальник!

— Успокойтесь, господа! — постарался сбить волну гнева Хабекук. — Никакого "письма Антонова" нет, равно как и нет русского влияния на наши профсоюзы!

— Тогда зачем вы нам морочили голову этой галиматьей и портили нам нервы!? — набросился на Стоуна Клейторн.

— Мне было важно знать вашу реакцию господа. Если в "письмо Антонова" поверили вы — то в него поверят и простые британцы — торжествующе объявил Стоун.

— Черт бы вас побрал Стоун! Нашли время и место проводить свои эксперименты! — обиделся Гизи, видевший в действиях собеседника исключительно мелкую месть.

— Держите себя в руках, Мозес, — призвал банкира к порядку Дроденвельт. — Значит "письмо Антонова" хорошо исполненная фальшивка, при помощи которой господа из контрразведки намериваются принудить премьера Макдональда уйти в отставку. Что же, довольно грязная и рискованная игра, за которую в случае неудачи можно поплатиться головой.

— Да, игра действительно грязная, но это самый верный способ убрать Макдональда с его поста до конца года. Даже удастся расшатать коалицию, во что наши эксперты верят с трудом и навязать Макдональду досрочные выборы, мы не добьемся нужного результата. Премьер пользуется популярностью у простого обывателя и может упрочить свое положение в парламенте.

— Если вы строите расчет на мягкотелости Макдональда, то он совершенно неверен. Я хорошо знаю премьера и заверяю в том, что после опубликования "письма" в прессе, он не покинет свой пост. Ему будет некомфортно, неудобно, но чувствуя поддержку избирателя, он не уйдет в отставку — покачал головой Дроденвельт.

— Значит надо выбить из-под его ног эту уверенность! — заявил Гизи.

— Совершенно верно, но чтобы это сделать, нужна не просто газетная заметка. Нужна полноценная кампания против премьера! — произнес Стоун, и глаза его азартно заблестели.

— Скажите проще — травля — бросил Клейторн, предпочитавший называть вещи своими именами.

— Как вам будет угодно. Травля, так травля, но она должна быть мощной и быстрой, чтобы раздавить противника и не дать ему опомниться.

— При таком раскладе, вы, скорее всего, добьетесь того, что премьер пустит себе пулю в висок. Макдональд очень щепетилен в вопросах чести и прижатый к стене может последовать примеру древних римлян. Они, если не могли защитить свою честь, кончали жизнь самоубийством, написав перед этим прощальное письмо и в этом случае не верить человеку было невозможно. Если премьер пойдет по этому пути, то смею заверить, что нам всем придется несладко.

— Тогда, что вы предлагаете, Дроденвельт? Сидеть и ждать у моря погоды или как говорит ваши любимый Конфуций, когда по реке проплывет труп вашего врага!? В нашем нынешнем положении — это дорогое удовольствие.

— В этом — я с вами полностью согласен, мистер Стоун, время — деньги. Как говорит мой секретарь Циклопод Заруфакис нужен дополнительный маневр, который заставит Макдональда уйти в отставку.

— И что это за маневр? — сварливо поинтересовался Стоун.

— А этим пускай займутся господа из конторы Келла Вернона. Если они смогли додуматься до "письма", пусть думают дальше. На данный момент нам важно другое. "Письмо" в первую очередь подставляет под удар профсоюзы и русских, Макдональд в этом деле идет, что называется в пристяжку с ними. Чтобы его свалить, нужна личная ответственность премьера с прошлогодними событиями, а ещё лучше с русскими шпионами или агентами влияния. Любой вариант беспроигрышен.

— Премьер министр на связи с русскими!? Это уже перебор — Дроденвельт, откровенный перебор!

— Никто и не говорит об этом! Вполне достаточно если с русскими будет связан кто-нибудь из близкого окружения премьера. Если это будет доказано, вот тогда Макдональд наверняка уйдет в отставку. Ведь любой сюзерен несет ответственность за действия своего вассала.

— Придумано хорошо, но это чертовски трудно сделать!

— Ничего! — протянул Дроденвельт. — Если ваши господа специалисты смогли создать "письмо Антонова", то они наверняка смогу выявить "руку Москвы" в окружении Макдональда. Все дело в карьерном стимуле и деньгах.

— Многие охотно берут деньги, но плохо делают свою работу — со вздохом заметил Мозес Гизи.

— А вот за этим надо смотреть и строго спрашивать! Ни у кого не должно быть и мысли, что наши деньги можно заработать подобным путем — назидательно поднял палец Клейторн, но Дроденвельт не дал ему развить идею.

— И так, господа, — сказал он решительным голосом, — давайте подведем итоги. В ближайшее время я вновь встречусь с мистером Болдуином. Озвучу ему все ваши вопросы к нему и определюсь с его степенью готовности в борьбе за кресло премьера. Мистер Стоун ознакомит наших сторонников МИ-5 с их новой задачей и сроками её исполнения. За вами Мозес столь любимая вами "Дейли Мейл". Ей легче всего поднять шумиху, которую подхватят "Телеграф" и "Таймс". С Уотсоном и Доусоном я переговорю.

Дроденвельт посмотрел на Клейторн в ожидании, что тот что-то добавит, но банкир только кивнул головой в знак согласия.

— В таком случае, идемте прощаться с хозяевами, столь любезно пригласивших нас на партию в крокет — Дроденвельт с легкостью покинул свое кресло и остальные гости последовали его примеру.

Когда банкиры и их охранники покинули террасу, слуги принялись наводить порядок после гостей, очищать пепельницы, убирать бокалы для бренди и сами бренди. Все было приведено в первоначальный вид, когда в кустах окаймляющих клумбу рододендронов неожиданно началось движение и из них, появилась гувернантка хозяев поместья мисс Бетти Стэнтон.

— Ах, Джордж! — радостно воскликнула она, увидев слугу с мусорным ведром в руках. — Вы случайно не видели здесь Дейзи? Никак не могу её найти.

— Наверняка она на краю поля для крокета, мисс Стэнтон. Смотрит на кротовую лунку — ответил слуга.

— Большое спасибо — обрадовалась гувернантка и, наградив Джорджа милой улыбкой, двинулась в сторону поля для игры в крокет, аккуратно переставляя одетые в теннисные туфли ноги. Слуга с сожалением посмотрел вслед стройным, прикрытым ниже колен платьем ногам и направился в другую сторону. У каждого из обитателей поместья были свои обязанности.

Стоун и Клейторн возвращались в Лондон на одной машине. Отгородившись от водителя салонным стеклом, они вели разговор, не предназначенный даже для ушей остальных участников встречи.

— Завтра курьер доставит вам домой специальный пакет. В нем последние данные с бирж Америки и анализ финансовой обстановки нью-йоркских банков за последние три месяца — сказал Гизи откинувшись на мягкую кожаную спинку сидения.

— Я самым внимательным образом изучи ваши материалы и дам свой ответ об участии в "Большом скачке" — сдержано кивнул головой Клейторн, не глядя в сторону собеседника. Заглядывание в лицо в таком разговоре считалось проявлением слабости и потому, каждый из банкиров поворачивал голову в сторону друг друга строго по необходимости. — Когда вы намерены его провести?

— Извините Брюс, но я могут ответить на этот вопрос, только после вашего положительного ответа — отрезал Гизи и Клейторн не стал настаивать. Слишком большие деньги были поставлены на кон в грядущей игре.

Документы того времени.

Из шифрограммы резидента российской разведки в Лондоне майора Смородина П.П. от 22 июня 1927 года.

Согласно донесению агента "Фальконус" в Шоскомбе состоялась закрытая встреча представителей финансовой элиты Сити. По непроверенным данным, на ней обсуждалась финансовая обстановка в стране и в мире, а также возможность провокации против представителей российского посольства в Британии. В связи с этим предпринимаются действия направленные на перепроверку донесения "Фальконуса" по всем каналам резидентуры.

Майор Смородин П.П.

Сообщение специального корреспондента газеты "Известия" Льва Рубашкина из Бразилии от 24 июня 1927 года.

Сегодня из порта Сантус в город Сан-Пауло прибыла российская этнографическая экспедиции во главе с профессором Петроградского университета Басовым Владимиром Павловичем. Её цель изучение территории штатов Парана и Мату-Гросу и индейских племен там проживающих. Визит российской экспедиции в Сан-Пауло приурочен к столетию первой русской экспедиции в Бразилию. В широкой публике мало кому известно, что ровно сто лет назад, в путь по бразильским джунглям отправилась экспедиция под руководством профессора Лансдорфа, по совместительству первого российского консула в этой стране.

Благодаря её самоотверженному подвигу научный мир узнал о существовании индейских племен бороро, карипуна и апиака, а также познакомился с их обычаями, бытом и верованием. Участниками экспедиции была собрана большая коллекция гербариев, составившая более чем 80000 листов со всевозможными видами растений и плодов. Кроме них из Бразилии было доставлено обширное собрание индейского оружия и утвари, часть которой находится в запасниках нашей Кунсткамеры.

По словам профессора Басова, нынешняя экспедиция намерена пройти по маршрутам своих легендарных предшественников и собрать свои коллекции. Свое начало экспедиция возьмет в Сан-Паулу, пройдет по всем приграничным восточным штатам Бразилии и завершиться в городе Манаусе на севере страны.

Общая численность экспедиции составляет тридцать пять человек, большая часть которых составляют ученые ботаники, геологи и этнографы. Именно они должны дать ответ насколько изменилась природа Бразилии за последние сто лет, и постараться как можно полнее изучить её богатейшую флору и фауну.

Вместе с этим, ученые попытаются расспросить местных индейцев о судьбе экспедиции профессора Фосетта пропавшего в этих местах два года назад. Никто, конечно, не рассчитывает на стопроцентный успех этих поисков, но профессор Басов надеяться на удачу, говоря, что дорогу осилит идущий.

Телеграфное сообщение с пометкой "Молния" из российского посольства в Токио от 24 июня 1927 года.

Сегодня, в 10:20 по токийскому времени было совершено покушение на премьер-министра Японии господина Като Такааки. Нападавший, отставной офицер капитан Осати Гиити напал на премьер-министра в тот момент, когда тот покидал бюро партии Риккэн Сэйюкай. Воспользовавшись отсутствием охраны, он смог беспрепятственно приблизиться к Такааки и произвести пять выстрелов из пистолета.

Защищаясь от выстрелов, премьер министр выставил вперед портфель с большим количеством бумаги, чья толщина ослабила действие пуль. Из пяти выпущенных в господина Такааки пуль только две из них попали ему в грудь и живот. Остальные либо прошли мимо, либо слегка задели плечо и руку премьер министра. В настоящий момент в тяжелом состоянии раненый находится в Главном Токийском госпитале, где врачи борются за его жизнь.

Согласно свидетельствам очевидцев, во время покушения Осати выкрикивал слова несогласия с политикой премьера Такааки. В первую очередь с сокращением армии и флота, отвод регулярных японских войск с Южного Сахалина, а также приостановки действия закона "О поддержании государственной безопасности".

Временно исполняющий обязанности премьер министра страны, согласно указу императора Хирохито, назначен Вакацуки Рэйдзиро.

Заместитель посла Российской Республики в Японии Миклашевич В.К.

Глава II. Королевский пасьянс.

Покушение на главу правительства любого государства всегда является чрезвычайным происшествием, независимо от того, где находится это государство, в Европе, Америке или Азии. Тем более, когда жертва покушения премьер министр Японии, страны претендующей на статус великой державы.

Для многих европейских государств у коих фигура премьер-министра, можно сказать, имела сакральную функцию, данное известие вызвало шок. Против него можно было интриговать, добиваться отставки, но чтобы убить посреди дня из-за несогласия с проводимым им политическим курсом это было нонсенсом. Тем более что покушение совершил не анархист или какой-нибудь последователь левого течения, а представитель военной касты. Чье влияние в японском обществе было неоспоримым.

Зная это, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что сам исполнитель покушения Осати Гиити являлся лишь мелкой сошкой, послушным орудием исполнения чужой воли. Наглядным подтверждением этого был тот факт, что после нападения на премьер-министра, отставной капитан не только не пытался скрыться с места преступления, но не оказывал никакого сопротивления полицейскому, что арестовал его.

На все вопросы набежавших в участок журналистов, куда был первоначально доставлен офицер, Осати с гордым видом отвечал одно и то же: — Я выполнил свой долг перед страной и императором.

Когда арестованного забрали представители службы государственной безопасности, выяснилось, он состоит в закрытом военном обществе "Красный дракон". Его членами были исключительно армейские офицеры, а председателями секций являлись генералы и полковники, чье решение было равноценно приказу и подлежало неукоснительному исполнению.

На все вопросы следователей Осати Гиити постоянно заявлял, что решение о нападении на премьера он принял самостоятельно. Так как воспринял известие о сокращении армии как личное оскорбление, которое могло быть смыто только кровью Като Такааки.

Обвиняемый твердо держался этой линии поведения на всех допросах, и следствие ограничилось рассмотрением именно этой версии дела. Трогать общество "Красный дракон" чьим почетным главой был маршал Сухопутных сил Японии принц Котохито, без веских на то оснований, следствие побоялось. Принц крови, есть принц крови.

Главенство принца в "Красном драконе", а также тот факт, что премьер министр остался живым после покушения, во многом объясняет приговор, вынесенный императорским судом по этому делу. Вопреки многочисленным ожиданиям, Осати Гиити не был казнен, как он того заслуживал. Отставной капитан был признан человеком совершившим покушение в состоянии сильного душевного расстройства. По этой причине, он был приговорен к лечению в специальной клинике, после которого должен был отсидеть в тюрьме пятнадцать лет, десять из которых являлись каторгой.

Осати с достоинством выслушал свой приговор, поблагодарил судей за достойное исполнение ими долга перед империей, после чего был отправлен в камеру, где совершил харакири.

В каждой политической истории есть свои тайные пружины, скрытые от глаз посторонних. Были они и в деле Осати Гиити, судьбой которого занимался сам Тайный совет империи под председательством Куратоми Юдзабуро. Это был высший орган японской империи. Тайный совет заседал непосредственно в императорском дворце, и подавляющее число принятых им решений получало полное одобрение у молодого императора Хирохито.

Все двенадцать членов Тайного совета были горячими патриотами своей страны и приверженцами лозунга "Весь мир под японской крышей". В этом они были едины, ибо не видели иной конечной цели для империи, но вот способы её достижения в их понимании заметно разнились.

Это разногласие отчетливо проявилось, когда председатель Тайного совета спросил своих советников, достоин ли Осати Гиити смерти за свое преступление. Четверо членов Тайного совета, выступающие за осторожную и поэтапную реализацию главного лозунга империи Сёва подняли руки в знак согласия с предложением председателя.

Восемь же советников, включая самого председателя, кто видел реализацию лозунга при помощи военной силы и в короткие сроки, остались сидеть неподвижно.

— Решение не принято — громко объявил Куратоми Юдзабуро и сидевший за ширмой секретарь, записал его слова в протокол заседания.

Решение суда произвело громкий фурор в самой Японии и в сопредельных с ней государствах. После оглашения приговора все армейские офицеры отправились в рестораны и клубы, где один за другим поднимались бокалы с шампанским в честь Осати Гиити и здоровья императора Хирохито. Ведь без его молчаливого согласия, высокий суд вряд ли бы вынес столь мягкий приговор преступнику.

В этот день военные почувствовали вкус силы и власти, и не хотели сходить с этой дороги. Один за другим зазвучали лозунги времен русско-японской войны, требовавшие расширить зону жизненных интересов империи и сделать это как можно скорее.

— В 1905 году политиканы опозорили армию, подло лишив империю главного трофея той войны — Маньчжурии. За все страдания и пролитую кровь в борьбе с русскими наша страна получила лишь жалкие подачки в виде Квантуна, половины Сахалина и половины Китайской Восточной железной дороги. Все в половину! — негодовал посланец принца Котохито Канда Матосона, выступая в ресторане "Кинрютей Го", где в этот день собрались члены "Красного дракона" — символа войны и пролитой на ней крови. — Настало время пересмотреть решение Портсмутского договора и сделать решительный шаг передвинуть границы империи на запад!

— Мы сметем продажных политиканов с нашего пути и премьер Като Такааки — это только начало! Подумать только, он отдал приказ о сокращении нашей армии ровно на три дивизии и заменил на Сахалине регулярные соединения на полицейские соединения! Он не хотел обострять отношения с Россией — нашим главным врагом и конкурентом на Востоке! — в унисон Матосоне восклицал полковник Окава, командующий пехотными соединениями столичного гарнизона. — Пусть господа политики знают, что теперь на каждый их неверный шаг, незамедлительно последует достойный ответ! Армия внимательно наблюдает за их деятельностью и не позволит топтать свое достоинство!

Слова полковника были встречены одобрительными выкриками собравшихся в ресторане, среди которых были молодые слушателей Академии генерального штаба Японии. Они охотно посещали "Кинрютей Го", что находился рядом с парком Хибия в центре города. Здесь было не только хорошая кухня, но и из уважения к армии часто кормили в долг.

С мнением полковника Окава был полностью согласен и генерал Кингоро, бывший начальник штаба Квантунской армии, а ныне военный атташе империи в Москве. Его план по захвату Маньчжурии давно лежал в сейфе начальника японского генерального штаба генерала армии Судзуки и вот уже несколько лет ждал своего часа.

Сам Судзуки не имел ничего против него. Как военный он по достоинству оценил творение Кингоро и был готов поддержать его реализацию в любой момент. Начальник генерального штаба также как и Кингоро держал сторону гумбацу — воинственной клики в японском обществе и хотел самостоятельно решать вопросы защиты интересов империи. Но к огромному огорчению сторонников гумбацу решающее слово в этот момент было не за ними.

Недавнее землетрясение в Японии очень сильно подорвало экономическую мощь страны Восходящего солнца. Империя не могла одновременно восстанавливать разрушенную территорию и готовиться к войне с Китаем. Пусть даже раздираемый проблемами гражданской войны, Китай был серьезный противник и просто так, одним ударом его было не свалить. Высшее военное руководство страны в один голос говорило, что в самом лучшем случае война с Пекином продлиться год-другой, в худшем затянется на пять и более лет.

Нынешнее состояние экономики страны не позволяло империи думать даже об ограниченном военном конфликте, и политика проводимая премьером Такааки являлась отражением реального положения дел.

Единственным выходом из создавшегося положения, могла быть финансовая помощь наступательным планам империи со стороны японских промышленников. Если они бы подставили свое плечо, а точнее свой карман, сторонники гумбацу могли рассчитывать на скорые изменения во внешней политики империи.

Больше половины национального богатства было сосредоточено в руках четырех крупных концернов Сумитомо, Мицубиси, Мицуи и Ясуда. Именно они обладали монополией на производство на производство самолетов, танков, военных кораблей и боеприпасов. Именно они поглощали львиную долю средств из военного бюджета империи. Поглощали жадно, прожорливо, совершенно не жалуясь на отсутствие аппетита.

Вкладывая огромные суммы в развитие военной промышленности, апостолы делового мира Японии были рады возможности по расширению рынка сбыта своей стреляющей продукции. Любая война с китайцами, русскими, голландцами и даже англичанами сулила корпорациям баснословную прибыль.

Ради неё, концерны были готовы поддержать экспансивные устремления японских генералов своими деньгами, однако, как и в любом другом случае, здесь имелась своя оборотная сторона медали. Война была делом прибыльным и вместе с этим, промышленники серьезно рисковали потерять вложенные в неё инвестиции, как это было в русско-японскую войну. Тогда, империя официально одержала победу над своим северным соседом. Однако заплатила за это такую высокую цену, что не смогла расплатиться с промышленниками по своим долгам. Только новые кредиты, любезно выданные Японии британскими и американскими банками, позволили микадо сохранить лицо.

Оккупация Кореи и Мировая война принесла японской империи определенные дивиденды позволившие военным поднять голову, но они были не такими, чтобы генералы могли властно стучать кулаком по столу и диктовать политикам свою волю. Получив её в свои руки в эпоху Мэйдзи, они сохранили свое влияние в эпоху Тайсе и продолжали управлять страной в эпоху Сёва.

Стоит ли говорить, что подобное положение никак не могло устраивать военных. Вкусив радость побед над врагами отечества, они не могли остановиться и долго и упорно копили силы для своего реванша. Покушение на премьера Такааки наглядно показало, что японский дракон окреп и начинает расправить крылья.

Момент был выбран очень удачно. В Тайном совете осознание преобладали сторонники гумбацу. Благодаря тайным интригам премьер Такааки был серьезно опорочен в глазах императора и для полноценного триумфа, военным оставалось только добиться финансовой поддержки от концернов.

Между промышленниками и генералами давно поддерживались тайные контакты, которые осуществлял генерал Койсо Сюмей. Долго и неторопливо склонял он представителей концернов отойти от политиков и принять сторону военных. Долгое время за спиной генерала были только одни слова и разумные доводы, но теперь появились и конкретные действия и промышленники заколебались.

Перед ними как никогда прежде остро возникла сложная дилемма. Поддаться на уговоры генералов и рискнуть своими кровными деньгами ради быстрого получения большой прибыли. Или проявив благоразумие остаться в союзе с политиками и продолжать получать стабильный доход от торговли и государственных заказов.

Нельзя сказать, что покушение на премьера не произвело на промышленников должного впечатление. Они сразу поняли, кто и что стоит за спиной отставного офицера и многие из них заколебались, однако не дремали и политики. Сразу после покушения к главам концернов были направлены "ходоки", в задачу которых, входило заставить промышленников придерживаться сложившегося статус-кво и не давать военным никаких обещаний. В ход пошли весомые аргументы и соблазнительные предложения и это, оказало должное воздействие. Не многие пожелали променять синицу в руках на журавля в небе.

Гумбацу не получили желаемой финансовой поддержки своих планов и намерений, но главы концернов выразили им свою благосклонность. Это был своеобразный аванс для действий, и японские генералы поспешили воспользоваться им. Генерал Кингоро незамедлительно получил назначение на пост командующего Квантунской армии и в средине июля срочно выехал в Далянь.

Одновременно с этим, в Далянь отправился полковник Доихара. Там ему предстояла работа с бывшим китайским императором Пу И, находящегося под охраной японского командования. Полковнику следовало убедить последнего отпрыска династии Цин заявить свои права на нефритовый престол.

Бурные события в Токио не остались незамеченными в мире и в первую очередь среди соседей Японии. Во время еженедельного доклада начальника ГРУ генерала Щукина президенту России, покушению на японского премьера было уделено особенное внимание.

Сталин внимательно выслушал сообщение Щукина, ни разу не прервав его для уточнения или комментария, что было привычным действием на подобных докладах.

— Что вы думаете по поводу произошедшего в Токио покушения? Я понимаю, что пока в вашем распоряжении нет достаточного количества информации, чтобы сделать вывод, но все же. Что подсказывает вам ваш опыт? Стоят ли за действиями террориста скрытые силы или это действия маньяка одиночки?

— Информации о покушении действительно мало, но все те факты, которыми мы располагаем, позволяют сказать, что за спиной террориста стоят кукловоды и это, несомненно, представители японской армии.

— Вы делаете эти выводы исходя из того, что нападавший офицер?

— Не только из этого, Иосиф Виссарионович. Восемь лет назад в Токио от рук фанатика одиночки погиб премьер министр Хара Такаси. На суде террорист, объяснил свои действия несогласием подписания премьером Вашингтонского соглашения по сокращению морскому флоту. Оно не нанесло императорскому флоту никакого реального ущерба. Против него с осуждением не выступил ни один адмирал. Назвать его вредоносным для флота Японии и вступиться за его поруганную честь с оружием в руках, мог только человек с больной фантазией.

Действия же премьера Такааки, пусть и в малой мере, но затрагивали честь армии. Согласно агентурным данным, часть военных восприняли проведенное им сокращение армии как опасный для своего престижа прецедент и наверняка предприняли контрмеры для защиты своих кастовых интересов. То количество офицерских банкетов после вынесения приговора наглядный тому пример. Я убежден, что Осати — это видимая верхушка айсберга и главные инициаторы покушения на премьера скрыты глубоко под водой.

— Выходит премьер Такааки своими смехотворно минимальными требованиями по сокращению армии до смерти напугал японских генералов, и они решили убрать его за это? Они, что там, в Японии, такие пугливые и не смогли разглядеть в действиях премьера банальный политический ход, совершенный ради успокоения англо-американских партнеров? — с недоверием спросил президент.

— Никак нет. Японских генералов ни в коем разе нельзя упрекнуть с малодушие и тем более в трусости. Наоборот, это убежденные фанатики, готовые сражаться на поле боя до последнего солдата ради победы своей страны и бороться до конца ради чести армейской касты — убежденно заявил Щукин.

— Что-то ваши слова как-то плохо стыкуются друг с другом. Вы не находите?

— Все прекрасно стыкуется, господин президент, — молниеносно парировал генерал. — Покушение на премьера — это откровенный вызов брошенный генералами своим политикам.

Щукин умело замолчал, давая возможность Сталину самому перекинуть мостик от покушения на японского премьера к прошлогоднему комплоту военных в недрах военного министерства. И увидев, как прищурились глаза его собеседника, понял, что достиг своей цели.

— Как я уже ранее докладывал, японский генералитет недоволен политикой сдерживания, что проводит политическое руководство страны не зависимо от партийной принадлежности. Они желают как можно скорее приступить к реализации экспансивного меморандума Танаки. Все это время их сдерживали те или иные факторы, а теперь они решились.

— Это ваши умозаключения или у вас есть конкретные сведения, позволяющие вам так говорить?

— Вы спросили мое мнение, и я вам его высказал.

— И что же подтолкнуло японский генералитет к подобным действиям? Внутреннее или внешнее воздействие?

— Трудно сказать, слишком мало информации в наших руках на данный момент. Очень может быть, что военных решили поддержать японские концерны или хотя бы часть из них. Возможно, генералы действуют на свой страх и риск, надеясь, что перейдя политический Рубикон, они заставят императора принять свою сторону.

— Вариант финансовой помощи извне, как это было в начале века, вы рассматривать не собираетесь? Японская армия и в особенности флот стал грозной силой только благодаря британским кредитам и американской помощи, — живо напомнил Сталин. — Тогда им важно было, как можно сильнее ударить Россию на Дальнем Востоке и они этого добились. Почему не предположить, что господа англосаксы решили попробовать повторить свой успех и направить японского тигра на нас. После того, что у них сорвалось на Ближнем Востоке, почему не попробовать на дальневосточном театре? По-моему вполне логично.

— Не буду категорично отрицать возможность внешнего воздействия на японских военных. Полностью такой вариант исключать, конечно, нельзя но, на мой взгляд, у него мало шансов, чтобы быть правдой. Для американцев японцы главные конкуренты на Тихом океане и усиливать их влияние им нет никакого резона. Что касается англичан, то их медовый месяц с Японией давно прошел. Токио отказалось подписывать договор сотрудничества на выгодных для британцев условиях, и теперь они бояться, что взращенный ими хищник может броситься на своего творца.

— Все, что вы говорите, господин Щукин очень интересно и вполне правдоподобно. Однако нам хотелось бы делать выводы и принимать решение на основе реальных фактов, а не красивых размышлений — назидательно произнес Сталин, у которого после разоблаченного чекистами заговора в близком окружении фельдмаршала Деникина доверия к военным сильно поубавилось.

— Я полностью с вами согласен, господин президент, — заверил его Щукин. Очень надеюсь, что в ближайшее время поступят сообщения из Дальнего и Шанхая. Там у нас есть хорошо информированные источники, связанные с японскими военными.

— Очень хорошо, держите нас постоянно в курсе этих событий — кивнул головой Сталин и, выйдя из-за стола, подошел к карте Дальнего Востока расстеленной на столе.

— Этот регион очень важен для нас в первую очередь тем, что там пересекаются интересы слишком многих стран, готовых отстаивать их с оружием в руках. Если мне не изменяет память, то первыми пунктами меморандума Танаки были Корея и Маньчжурия. Корею японцы успешно ассимилируют, значит ближайшим местом, где японцы могут громыхнуть кулаком Квантун или Мукден. Пусть ваши источники уделят этим направлениям особое внимание. Если ваши умозаключения относительно японского генералитета верны, то именно в этих местах, следует ждать вооруженную провокацию с их стороны.

— Будет сделано, господин президент — сказал генерал и, зная, что собеседник любит, когда его распоряжения брались на карандаш, стал писать в блокноте, несмотря на отличную память.

— Что нового у господина Чан Кайши? Как его боевой и политический союз с маршалом Чжан Сюэлянем? — президент сменил тему разговора.

— Вопреки всем ожиданиям скептиков он оказался вполне жизнеспособный. Молодой маршал в отличие от своего отца не проявляет никаких властных амбиций и довольствуется второй ролью в этом дуумвирате. Все донесения наших источников из окружения Чжан Сюэляня говорят о том, что в скором времени его войска должны выступить в поход на Пекин, чтобы выбить оттуда Фэн Юйсяня.

— А что же Чан Кайши? Намерен ли он поддерживать действия своего северного союзника?

— Согласно имеющимся в нашем распоряжении сведениям, генерал Чан Кайши занят наведением порядка на Центральных равнинах. Против него выступают генералы Пейфу и Янь Сишань. Пока не будет решен вопрос с ними, он не сможет двинуть свои войска на Пекин.

— Не может или не хочет? — уточнил президент. — Согласно вашим донесениям армии генералов Пейфу и Сишаня не столь многочисленны и сильны, чтобы их нельзя было выбить из провинции Хэнань и Цзинаня. Очень похоже, что господин Чан Кайши просто хочет загрести жар чужими руками.

— Все может быть. Основной источник нашей информации полковник Гусаков, находящийся военным советником при штабе Фэн Юйсяня и она априори не может полностью правдивой. Как бы хорошо генерал и его окружение не относилось бы к Гусакову, он для них чужой и значит, не заслуживает полного доверия. Кроме того, китайцы любят приукрасить перед иностранцами свои силы для получения денег и оружия и приуменьшить силы противника. С этим фактором тоже нужно считаться.

— Да, Азия, — несколько осуждающе хмыкнул Сталин. — У них свои правила и понятия относительно белых варваров.

— Другая часть информации поступает к нам из разрозненных источников, в частности от коммунистических отрядов. Однако сведения зачастую бывают малодостоверными или поступают с большим опозданием и могут не отражать истинного положения вещей.

— Они по-прежнему не дают покоя армии Гоминдана на юге страны?

— Совершенно верно. Хотя юг согласно официальным заявлениям Чан Кайши полностью "умиротворен", солдаты Гоминдана не чувствуют себя спокойно. Постоянный приток крестьян в отряды коммунистов подпитывает силы этого внутреннего фронта, и Чан Кайши вынужден держать там часть своих войск.

— Значит, если бы его не было, господин Чан Кайши давно бы занял Пекин и покончил с остатками чжилийской клики?

— Можно сказать и так, но там не все хорошо, как того хотелось. Несмотря на поддержку крестьян, отряды коммунистов остаются разрозненными и не могут действовать в полную силу.

— Но помниться вы докладывали, что ими была организована целая армия?

— К сожалению — эта армия была армией больше на бумаге и словах, чем на деле. Посланные против неё Чан Кайши войска разгромили её, несмотря на упорное сопротивление коммунистов и их союзников.

— В чем же оказалось её слабость? В неумелом руководстве и плохом вооружении?

— И в этом тоже, — делая нажим на вторую часть вопроса, ответил Щукин. — Оторванность от морского побережья отрядов коммунистов не позволяет наладить надежный канал поставки оружия. Почти тридцать пять процентов того, что мы им отправляем, попадает в руки их противников и почти столько же приходит в негодность от неумелого обращения с ним. Подавляющее число их бойцов вчерашние крестьяне. Кроме этого, между руководителями отрядами идет соперничество за лидерство. Они быстро создают военные союзы, которые столь же быстро распадаются.

— Мне кажется, единственный выход из этой ситуации заключается в том, чтобы предложить китайским коммунистам присылать своих офицеров в нашу страну для обучения. Это в определенной мере решит их проблему с командными кадрами и позволит нам лучше ориентироваться в китайских делах — предложил Сталин, и Щукин моментально подхватил высказанную им идею.

— По-моему это лучший выход из сложившегося положения. Если мы утратили контроль над академией в Вампу, что мешает создать новую академию на нашей территории. Обучим военному делу, вложим нужную закваску и отправим обратно.

— Где, по-вашему, лучше развернуть эту академию для китайских товарищей, на Дальнем Востоке или здесь в Москве?

— Конечно в Москве, — без колебания ответил Щукин. — Здесь все необходимое как говориться под рукой, а там придется создавать все с нуля. В этом варианте из-за кажущейся близости к театру действий, мы однозначно проиграем в качестве подготовки и во времени.

— Хорошо, — удовлетворенно произнес Сталин. — Обдумайте все хорошенько, и не откладывая дело в дальний ящик, подготовьте мне записку по этому вопросу. И по возможности, со списком будущих курсантов. Сколько времени вам понадобиться?

— Двух дней думаю, будет вполне достаточно, господин президент.

— Не будем торопиться, господин Щукин. Даю вам для проработки этого вопроса три дня — президент пожал генералу руку и тот поспешил откланяться. Кандидаты в новую академию для китайских военных у Щукина уже имелись и в числе первых, значилось имя Чжоу Эньлая.

Документы того времени.

Срочное сообщение от британского военного атташе в Варшаве майора Питера Крэбба от 3 июля 1927 года.

Встреча с заместителем начальника польского генерального штаба Юзефом Фабишевским закончилась благополучно. Согласно предварительной договоренности было подписано секретное соглашение между Объединенным Королевством и Польской республикой о создании и эксплуатации военно-морской базы на полуострове Вестерплатте вблизи Вольного города Данциг. Согласно ему, британская сторона оказывает Польской республике финансовую помощь в построение военно-морской базы на полуострове Вестерплатте. Первоначальный взнос составляет 30 тысяч фунтов стерлингов и поступает до 15 августа 1927 года. В дальнейшем расходы на строительство стороны делят пополам, под контролем британских инспекторов.

В вою очередь Польская республика предоставляет право британской стороне в размещении на территории базы пункта материального базирования судов и кораблей Королевского флота сроком на пятьдесят лет с правом продления договора на двадцать пять лет. По первоначальному плану на базе в Вестерплатте планируется стоянка подводных лодок и торпедных катеров, с возможным размещением в дальнейшем эсминцев и крейсеров королевского флота.

Майор П. Крэбб.

Глава III. Хождение в народ.

Для любого правителя любой страны, очень важно знать то, как в ней обстоят дела. При этом желательно знать, как они обстоят на самом деле, а не по докладам тех, кому они поручены к исполнению. Ибо очень часто случается так, что действительность сильно отличается от той картины изложенной на бумаге.

Бумага, а тем более казенная бумага все стерпит и спишет, а вот неблагополучное положение в том или ином деле, может выйти правителю боком да ещё каким.

По этой причине здравомыслящий правитель создает контролирующие структуры, извещающие его о том, кто и как выполняются его распоряжения и указы. Мера очень действенная и довольно эффективная, но на широких просторах Руси давно научились её обходить. И очень часто тот, кто должен был совершать догляд, сговаривался с тем, за кем он должен был следить и в Москву уходили благостные доклады при ужасной действительности.

Заступив на пост президента, Сталин решил устроить контроль за самими контролерами, но зная громоздкость и неповоротливость государственной системы, пошел другим путем. В кротчайший срок он создал по всей стране новую систему контроля, которая подчинялась ему лично. Сотни людей ежедневно и ежечасно доносили ему о том, как идет строительство новых фабрик и заводов. Чем довольны и недовольны люди того или иного региона, как ведет себя с населением губернатор. Берет ли взятки, по чину или нет, горит ли на работе или только отсиживает положенные часы.

Все это давало президенту возможность лучше ориентироваться в событиях, как по стране, так и различных областях. Иметь возможность отделять зерна от плевел, козлищ от агнцев. Однако для полноты картины и собственного понимания происходящего, был необходим собственный взгляд на вещи, собственное его прочтение.

По этому, правители время от времени и совершали познавательные вояжи по стране. Совершал их Иван Грозный, делали их Петр и Екатерина Великая, Александр Миротворец. Не отставал от них и Иосиф Сталин, не понаслышке знавший, к чему может привести сидение в Царском Селе или Горках, но делал это своеобразно. Почти каждый год, будучи сначала руководителем администрации президента, а затем и вице-президентом, в средине лета отправлялся в отпуск к Черному морю.

Несмотря на то, что к услугам государственных людей такого ранга как Сталин были царские дворцы в Крыму национализированные президентом Алексеевым, тот никогда там не отдыхал. Кремлевского горца неудержимо влекли к себе горы Кавказа, точнее сказать их черноморское побережье.

Его излюбленным местом отдыха была Мацеста с её целебными сероводородными источниками, что находилась недалеко от железнодорожной станции Сочи. Там была построена небольшая дача, где президент со своей семьей и отдыхал.

Желая дать толчок развития этого места, президент обязал каждое министерство и ведомство правительства организовать летние санатории для отдыха своих сотрудников. Такая же задача была поставлена перед директорами крупных промышленных объединений и руководителями отраслевых профсоюзов.

— Здоровье людей — главный капитал нашей страны и мы должны всячески заботиться о нем. Тем более, что создание санаториев приведет к появлению новых рабочих мест — изрек вождя на одном из заседаний правительства, а затем через полгода спросил, как выполняется его поручение. Причем спросил довольно жестко, с публичной поркой и проработкой не взирая, на чины и былые заслуги.

Начало создания и развития санаторно-курортной системы в стране было небольшим кусочком общей картины, информированности президента. В этом был большой плюс его поездок на юг, но Сталин не был бы самим собой, если бы ограничивался одним видением окрестностей Сочи и видом из окна своего литерного поезда. Ему этого было мало и, уходя в очередной отпуск в июле 1927 года, он сделал хитрый и неожиданный ход.

За день до своего отъезда, для доверительной беседы он пригласил к себе Вячеслава Молотова. Этого человека из своего ближнего окружения, президент больше остальных за три качества характера. Во-первых, Молотов был полностью предан президенту. Он не занимался никакими подковерными интригами и твердо поддерживал курс Сталина на создание нового, социального общества.

Во-вторых, он обладал фантастической усидчивостью и кропотливостью в исполнении порученного ему дела. За это свойство, недоброжелатели в правительстве и секретариате президента прозвали Вячеслава Михайловича — "каменная ж...па". И, в-третьих, Сталин, прекрасно видел с каким увлечением и радостью делал Молотов порученную ему работу, искренне веря в конечный результат своего труда. При этом в нем не было откровенного фанатизма служения идеям. Руководствуясь лозунгом "Нет таких крепостей, которых невозможно взять", он не шел на штурм "крепости" очертя голову, а сначала определял, как и с помощью чего её можно будет взять и только, потом действовал.

— Завтра отбываю в отпуск. Все необходимые распоряжения относительно тебя в секретариате у Кожушко. Последнюю почту возьму с собой, поработаю в дороге, а с остальными бумагами заниматься тебе. Текучку решай сам, а срочные дела отправляй самолетом, — Сталин хитро подмигнул сменщику. — Поликарпов уверял, что его новый самолет сможет сесть даже на небольшой аэродром. Вот и посмотрим.

— Не беспокойся, все будет хорошо, — заверил Молотов президента, для которого его отъезд на юг был привычным делом. — Самолет отправим, с текучкой разберемся. Главное — доберись нормально и отдыхай спокойно. Набирайся сил на целый год.

— Спасибо, на добром слове. Проконтролируй, пожалуйста, чтобы в Курске не забыли вовремя подать машину для ответственного работника министерства сельского хозяйства.

— Не волнуйся, лично займусь решением этого вопроса — и для убедительности, премьер коснулся пальцами кармана, где лежал его рабочий блокнот.

Оба были давно знакомы и потому находясь в неформальной обстановке говорили друг другу ты. Именно благодаря этим дружественным отношениям Молотов сменил на посту премьер министра Кржижановского, стал членом Государственного совета и на данный момент являлся правой рукой Сталина.

По этой причине, он вместе с ограниченным числом лиц знал, что нынешняя поездка президента на юг, по его собственному желанию сильно отличалась от всех предыдущих. Узнав об этом, он высказал, определенную озабоченность подобным решением, однако после того как Сталин произнес, что один правитель не стоит ломаного гроша, если не сможет заглянуть правде в глаза, не стал тому перечить.

Вся необычность заключалась в том, что поездом президент собирался ехать только до Орла. Там он намеривался пересесть на машину и по дороге, через Курск и Белгород добраться до Харькова, где его должен был дожидаться литерный.

Подобный маневр позволял президенту самому лично оценить качество местных дорог. Познакомиться с жизнью первых колхозников российского Черноземья, посмотреть, как идет разработка залежей Курской магнитной аномалии и строительство Харьковского тракторного завода. Его строительство было важной вехой по превращению России из аграрной страны в индустриальную державу.

Для того, чтобы местные власти не успели разогнать по углам грязь и навести парадный лоск, губернаторов и директоров производства специально не ставили в известность о грядущем визите.

— Царь Петр любил шорох среди своих бояр наводить, вот и мы последуем его примеру — говорил Сталин, покуривая трубку и хитро прищуриваясь. — Голов рубить не будем и в ссылку отправлять тоже. Только посмотри, пожурим, подскажем.

— Знаем, как вы пожурите, господин президент. Вон министр финансов в отставку подал, после того как вы его слегка проработали — нарочито сварливо произнес Молотов. — Секретари его беднягу едва водой отпоили.

— Не надо из нас монстров делать. У настоящих министров должны бычьи нервы, плюс безоговорочная вера в успех своей деятельности — наставительно произнес президент. — Господин Колягин не имел ни того, ни другого и потому мы с ним расстались.

— Будем надеяться, что новый министр финансов господин Зверин обладает всеми перечисленными тобой качествами.

— Будем надеяться. Как говорится попытка — не пытка. Не получится у него, будем искать кого-то другого.

У президента России был свой метод подбора кадров. Назначив человека на тот или иной ответственный пост, он создавал ему режим максимальной комфортности. Начиная со снабжения всем необходимым для эффективной работы, предоставления широких полномочий, вместе с высокой зарплатой и прочими материальным благами.

Понимая, что кадры решают все, Сталин не скупился на содержание своих креатур. Однако если по прошествию определенного времени нужного результата получено не было, то выдвиженец немедленно снимался с должности и терял все привилегии, начина с высокой зарплаты и кончая элитной квартирой, дачей и автомобилем.

Вячеслав Молотов ни разу не подводил своего патрона. Все данные ему поручения он выполнял в срок, а если этого не случалось, он честно говорил об этом Сталину, называл причины своей неудачи и предлагал план по её устранению. Последний момент очень импонировал президенту и вместо нагоняя или отставки, старый друг получал помощь и новые средства, которые позволяли ему решить поставленную перед ним задачу.

— Пока буду отдыхать на юге, тебе придется поработать с господином Чичериным по итальянскому вопросу. Он давно созрел и перезрел, и тянуть с ним нет никакого смысла. По сообщению посла Голобородько, Муссолини готов к серьезному разговору по расширению межгосударственных отношений между нашими странами. Торговое соглашение у нас есть, договор о мире и дружбе есть, пора пакт заключать. Как ты считаешь? — лукаво усмехаясь, спросил президент.

— Ну, раз господин Чичерин говорит пора, значит надо заключать. Пусть мидовцы определяются с кандидатурой переговорщика с Муссолини, а мы будем готовить ему литерный поезд. Дуче ведь для столь важного разговора к нам не приедет?

— Верно, говоришь, товарищ Вяче. Пакт в большей степени нужен нам, чем итальянцам, значит, и на поклон к ним ехать нам, а не им. А вот относительно поезда ты не угадал. Россия и Италия — морские державы, значит, придется тебе плыть по морю на крейсере.

— Мне, но почему, Иосиф? Какой из меня дипломатический посланец?! — бурно запротестовал премьер, но Сталин и ухом не повел.

— Во-первых, не дипломатический посланец, а премьер министр, чувствуешь разницу? Во-вторых, все необходимые нам вопросы ты озвучишь точно по моему тексту. Мидовцы, могут в такие дебри политических разговоров залезть, что ничего не поймешь, а мне нужна точность и ясность. Ну и, в-третьих, твоя Полина неплохо научила тебя носить тройку, галстук и шляпу. Ничем не хуже, чем карьерные дипломаты. Все, решено. Отправляешься в Италию сразу после моего возвращения.

Молотов попытался возразить президенту, но увидав в его лице и глазах хорошо знакомое выражение, понял, что спорить со старым другом бесполезно. Решение было принято давно и пересмотру не подлежало.

— Я тебе из Рима, в подарок, хорошую трубку пеньковую привезу. А то ты со своими старушками как-то несолидно выглядишь, а тебе ведь в августе интервью французам давать надо — уел Молотов патрона и они расстались.

Из Кремля до Курского вокзала, где в одном из тупиков его уже с раннего утра ждал личный поезд, Сталин отправился на машине, без всякого сопровождения. Президент считал это неуместной расточительностью и помпезностью, и на все попытки коменданта Кремля полковника Смирнова отправить ещё одну машину ответил решительным отказом.

С большим трудом Смирнову удалось убедить президента взять с собой в поездку второго охранника.

— Извините, Иосиф Виссарионович, но согласно приказу по внутреннему уставу президентской службы, вас должны сопровождать два охранника.

— Ну, зачем второй охранник, гражданин Смирнов. Если захотят побить — побьют, хоть с одним, хоть с двумя.

— Господин президент, таков приказ — отчеканил Смирнов, — если вы с ним не согласны — отменяйте в установленном порядке, но на данный момент я руководствуюсь именно им.

— Бюрократ — буркнул Сталин и покорился.

Кто из двоих спорщиков был в этот день особо грешен неизвестно, но на половине дороги у президентского автомобиля из-за неровности дороги пробило сразу два колеса, и он встал.

— Не волнуйтесь, господин президент. Я сейчас свяжусь по телефону с гаражом и вызову вторую машину — браво отрапортовал старший охранник Хрусталев, бывший в курсе спора президента и Смирнова.

— Очень хорошо, гражданин Хрусталев — моментально отреагировал Сталин, не желавший признавать правоту коменданта Кремля. — Звоните в гараж, чтобы отправили помощь гражданину Ермакову, а мы вдвоем с Молодцовым доедем до вокзала на трамваи.

— Но это не по правилам, господин президент! С вами всегда должны быть два охранника!

— Двое — это при поездке на автомобиле, а про трамвай там ничего не сказано — решительно заявил президент и, подхватив свой портфель с документами, решительно зашагал к трамвайной остановке.

В том, что страна не знал своего президента в лицо, Сталин быстро убедился, когда вместе с охранником, поднялся по ступеням трамвая. Утренний поток пассажиров уже схлынул и потому, особой толчеи внутри вагона не было, однако, все места были заняты, и никто не уступил его первому человеку страны.

— Билетики, берем, граждане! — громко потребовала контролерша, наметанным взглядом выбрав новеньких из общей людской массы. Это было молодая, невысокого роста девушка, с тугой рыжей косой, торчавшей сзади из-под форменной фуражки. Весь её вид говорил, что она приехала в столицу на заработки из деревни, как и многие тысячи других соискателей счастья в большом городе.

— А как вас звать красавица? — учтиво спросил Сталин, получив в обмен за пятачок билет из билетного рулона, висевшего на плече у контролерши.

— Аграфена Петровна Селиверстова — важно представилась рыжей шевелюры и напряженно замолчала в ожидании продолжения разговора. За день мимо неё проходило много людей, и Груня была готова к любому вопросу, претензии, колкости и даже шлепков и щипков, но ничего этого не случилось. Пожилой, по меркам двадцати летней девушки грузин, только кивнул головой, как бы знакомясь с ней, и продолжил ничего не значащие расспросы.

— И откуда вы к нам приехали, Аграфена Селиверстова?

— Из Слепнево, что под Тулой — с вызовом ответила девушка и вскинула голову, ожидая ставших привычных для себя упреков со стороны москвичей, типа "понаехали тут из деревень". Однако собеседник снова кивнул головой и теперь в его жесте, Груня уловила нечто похожее на понимание и даже одобрение.

— Тулу знаю, бывал. Хороший город. А как вам наша Москва?

— Тоже хороший город. Много чего интересного здесь можно посмотреть и узнать. Столица — одним словом.

— Верно, сказали, столица. А как вам работа, нравиться?

— Нравиться, — гордо заявила Груня, но уже без откровенного вызова. — Целый день с людьми и всю Москву из трамвая посмотреть можно.

— Ну, а живете как? — продолжал любопытствовать Сталин. Контролерша несколько озаботилась затянувшимися расспросами, но вместе с этим ей было откровенно приятно, что солидный обладатель кожаного портфеля говорит с ней почти на равных и явно не собирался насмешничать или обижать.

— И живем хорошо. Зарплата нормальная, платят вовремя без обмана, койка в общежитии и целых два выходных, — похвасталась расхрабрившаяся Груня. — А через три года комнату в квартире дадут! Вот!

— Так уж и дадут? — усомнился собеседник.

— Дадут! — решительно заявила Груня. — Вон моя сменщица, Варя Полупанова, отработала контролером четыре года так её комнату дали в доходном доме. Уплотнили хозяев и дали по указу президента. А вы, кстати, чем-то на него похожи. Может родственник? Сейчас много грузин в Москву приехало.

— А может я и есть президент? — улыбнулся Сталин.

— Ну, вы скажите тоже. Президенты на трамваях не ездят. Они в Кремле заседают — Груня подняла руку высоко вверх, как бы показывая, где президент, а где простые пассажиры трамвая.

— Хорошо. Через три года квартиру дадут, замуж выйдите, дети пойдут, а что дальше? Так всю жизнь и будите контролером работать? — быстро переменил тему разговора Сталин.

— Нет, почему, — обиделась Груня. — Сейчас я в вечерней школе при нашем депо учусь. Закончу, поступлю на курсы вагоновожатых. Москва расстраиваться будет, и значит, новые трамвайные линии обязательно будут по ней прокладываться. Нам так недавно в конторе уполномоченный рассказывал.

— Вагоновожатым — это хорошо, но хотели бы пойти учиться на шофера или механика. Ведь на них тоже есть курсы, и зарабатывать они будут больше чем вагоновожатые.

— На шоферские курсы я хочу своего брата из деревни определить, да родители никак его отпускать не хотят, боятся столицы. А сама вряд ли пойду на них учиться, это же все чисто мужские профессии.

— Так сделай те их женскими — с азартом предложил Сталин, чем сильно озадачил свою собеседницу.

— Нет, засмеют. Скажут баба шофер, что корова под седлом — замотала та головой в ответ.

— А вот в газетах пишут, что в Европе, есть женщины водители. В Париже, например и в Лондоне, я сам читал.

— Так это в Европе — разочарованно протянула Груня.

— Ну а мы, чем их хуже? Вот вы, в столицу приехать одна не побоялись, работать кондуктором не боитесь, собираетесь учиться на вагоновожатую, а сесть за руль автомобиля боитесь только из-за того, что это мужская профессия — в голосе усатого соблазнителя звучали такие убедительные нотки, и бедная Груня не знала, что ему ответить.

Рыжеволосую кондукторшу выручил Молодцов, он пододвинулся к президенту и, тронув его за локоть, прервал их беседу: — товарищ Сталин, нам пора выходить.

— Да, действительно, пора. Приехали — откликнулся тот и, повернувшись к кондукторше, шутливо приложил два пальца к парусиновой фуражке. — Рад был знакомству Аграфена Петровна. Позвольте пожелать вам трудовых успехов и личного счастья, а насчет нашего с вами разговора вы хорошенько подумайте. Ей богу, женщина водитель — хорошее дело.

Сталин озорно подмигнул контролерше и быстро сошел с подножки трамвая, а опешившая Груня проводила его удивленным взглядом.

— Чудный какой-то пассажир пошел — подумала она про себя, по привычке поправляя на животе сумку с мелочью. Она собиралась встать с сидения, когда над её ухом прогрохотал чей-то возбужденный мужской голос.

— Ты, знаешь, дуреха с кем говорила?

— С кем надо с тем и говорила! Вам какое дело!? — решительно отрезала контролерша, но в ответ энергично повертел палец у виска.

— Это же сам Сталин был! — уверенно заявил пассажир и сразу, весь вагон дружно прилип к стеклам, рассматривая спину необычного попутчика.

— Как Сталин? Не может быть. Сталин в Кремле живет — начала привычно говорить Груня, но ноги сами обмякли в предательской слабости, и она без сил бухнулась на кондукторский облучок.

Пораженная неожиданным открытием кондукторша ещё долго не могла встать со своего места. Однако монетку, которой с ней расплатился неожиданный собеседник, она проворно вытащила из сумки и спрятала в нагрудный карман, где лежал блокнот с квитанциями о штрафе и химический карандаш. По старой деревенской примете — на счастье.

Как ни странно, но эта мимолетная встреча в трамваи получила свое продолжение. Когда поезд прибыл в Тулу, Сталин, к вящему ужасу, встречающего его губернатора объявил, что хочет сделать небольшую остановку в славном городе оружейников.

— У вас для меня автомобиль найдется, господин Щеглов? — спросил президент, но когда машина была подана, то вместо местного кремля или оружейных заводов, попросил отвести его в деревню Слепнево.

— До неё ведь не очень далеко, километров двадцать с небольшим хвостиком будет? — невозмутимо поинтересовался хитрец, заранее высчитавший расстояние до цели по карте.

— Совершенно верно, господин президент, ровно двадцать четыре километра — с замиранием в сердце произнес губернатор Щеглов, заранее кляня последними словами Слепнево и все прилежащие к нему деревни. — Никак паразиты жалобы в канцелярию президента накатали, а наши почтовики не уследили! Вот и отвечай теперь.

— Прекрасно, — лучезарно улыбнулся президент, ещё больше вогнав в дрожь губернатора. —

Посмотрим, какие у вас там дороги, а заодно узнаем, как обстоят дела с созданием колхозов. У вас ведь созданы колхозы, Виктор Георгиевич?

Стоит ли говорить, что всю дорогу до треклятого села, губернатор сидел как на иголках. Страшно переживая за каждый ухаб и выбоину в дорожном полотне, в которую нет-нет, да попадал автомобиль с дорогим гостем, несмотря на все ухищрения водителя.

Сильно ли молился богу в этот день господин Щеглов неизвестно, но к его преогромной радости все обошлось малой кровью. Деревня Слепнево находилось не очень далеко от большой дороги и высокий гость, ни разу не посетовал губернатору на плохое качество дороги. Все время поездки, он неторопливо расспрашивал Щеглова по всем интересовавшим его вопросам, в том числе и о создании в области колхозов.

Колхоза в Слепнево, вопреки общему среднему показателю, что был представлен в Москву, не оказалось. Имелся деревенский староста и покосившийся дом правления, в который высокого гостя постыдились заводить. Поэтому историческая встреча президента с тульским крестьянством состоялась под открытым небом.

Перед тем как дойти до дома правления, президент побывал в нескольких домах. Посмотрел, как живут труженики села, поинтересовался наличием у них скота, приусадебного хозяйства и даже бани. Не ускользнуло от внимания высокого гостя не только скудный рацион крестьянского стола, но даже пол в их домах. Зачастую он был земляным, что позволило Сталину отпустить колкую шутку в адрес туляков.

— Правы были сибирские хозяйки, что называли приезжих из-за Урала переселенцев "чернолапотными". У них у всех полы деревянные, начищенные и намытые — сказал президент, лукаво умолчав, чем он в свое время делал в Сибири.

— Ну и какие у вас виды на урожай, граждане дорогие? Много хлеба этой осенью соберете? — спросил президент, когда проворный староста вынес из правления стол, застланный красным кумачом и широченную лавку. Стульев в правлении не оказалось.

— Какой много, господин хороший! — немедленно откликнулся на заданный вопрос дед Антип, первый на деревне спорщик. Только, чтобы семью зимой прокормить и запас семян на будущий год оставить.

— Да так ли это? Я смотрю, хлеба у вас в этом году уродились знатные, колос к колосу, зерно к зерну. К чему зря прибедняться — с укоризной в голосе сказал Сталин, чем ещё больше подзадорил деда.

— Так, то хлеба нашего первого мироеда Тита Емельянова, чтоб ему пусто было — Антип яростно ткнул в сторону наливного желтого поля, раскинувшегося до самого горизонта. — А наши поля все вперемешку с бурьяном и лебедой! Вон полюбуйся!

— А почему так? Одна земля, одни люди вроде. Неужели работать разучились или Емельянов слово волшебное знает?

— Он одно только слово знает — когда долг отдашь. Вот на наших долгах он себе дом отгрохал, тракторов накупил и землю нашу в аренду взял! — зло выкрикнул старик, и толпа разом загомонила в знак правдивости сказанных слов. — У Емельянова два трактора, а у нас лошадь да плуг с бороной! Пади сравни его поля и наши!

— Так чего вы в колхоз не вступаете? Создайте колхоз, и урожаи на ваших полях будут ничуть не хуже емельяновских полей — предложил Сталин, и толпа враз приутихла. — Чего замолчали? Колхоз ведь это та же община, дело ведь вам знакомое. Почему не хотите.

Крестьяне некоторое время озабоченно переговаривались, не решаясь продолжать с высоким гостем беседу, пока самый храбрый из молодых Пашка Каргин, не подал голос.

— Не надо нам колхозов! Там все общее и земля и коровы с лошадьми и плуги, и зерно и плошки с чугунками и даже бабы! Не хотим!!

— Что за глупость? С чего вы это взяли? — удивился Сталин. — Земля, зерно, сельхозинвентарь и лошади да — общее. А куры, свиньи, плошки и женщины у каждого свои. Зачем их обобществлять? Не надо их обобществлять, это личная собственность.

— Так нам отец Василий сказал — уже не так уверенно произнес Каргин.

— А почему вам это отец Василий говорит? Разве к вам не приезжал уполномоченный? Не объяснял вам цели создания колхозов и их задачи?

Сидевший на краю стола староста попытался дать разъяснение Сталину, но тот только властно махнул рукой и староста покорно прирос к скамейке.

— Так был у вас уполномоченный или нет? Если был то когда, что говорил, почему вы ему отказали в создании колхоза.

— Да не был господин, уполномоченный у нас. Два раза наш комитет его приглашал приехать, и все нет — заговорил глава комбеда Роман Улыбин.

— Странно, — произнес Сталин. — Вроде от Тулы недалеко, а всё некогда. Вот, что, Виктор Георгиевич, вы освободите господина уполномоченного по колхозам от столь непомерной ноши. Совсем освободите, и назначьте более ответственного и успевающего человека. Неделю вам на это дело хватит?

— Двух дней хватит, господин президент — поспешил заверить Сталина губернатор, но тот решительно покачал головой.

— Не надо торопиться и пороть горячку. Дело важное и ответственное, поэтому вам дается неделя, но чтобы выбранный вами человек был на своем месте. Ясно? — Сталин требовательно посмотрел на губернатора и тот быстро понял, что вслед за уполномоченным он тоже может лишиться своего поста.

— Найдем такого человека, Иосиф Виссарионович.

— Вот и хорошо. А колхоз дело стоящее — вновь обратился к народу президент. — Создадите колхоз, подадите заявку в МТС, они вам тракторами помогут, сеялками и если засухи не будет, урожай соберете не хуже чем у Емельянова.

— Так МТС платить надо будет, а платить нечем! — не согласился с ним Яков Улыбин, не понаслышке знавший все подводные камни колхозного дела. — Опять кабала получается, но теперь только государственная!

Крестьяне вновь загомонила, но стоило только Сталину поднять руку, как быстро замолкли. Одни из страха перед высоким начальством, неизвестно какими ветрами занесенного в Слепнево, другие из любопытства как оно это начальство выкрутиться из неудобного положения и Сталин выкрутился блестяще.

— А вот тут идет явное недопонимание сути вопроса, — сочувственно покачал головой президент. — Государство в случае с колхозами выступает не как хозяин помещик, а как партнер кооператор. Мы прекрасно знаем, что на первых порах у вас нет денег, чтобы заплатить МТС. Так возьмите ссуду в Земельном банке, который как раз и создан в помощь крестьянам для создания колхозов. Она для колхозников беспроцентная и при правильном расчете её должно хватить и на вспашку и на уборку урожая. Продадите зерно, расплатитесь с банком и при правильном хозяйствовании останетесь с прибылью. Какая же тут кабала?

— А если неурожай, чем отдавать будем!?

— Если это только неурожай, а не неправильное ведение хозяйства, то государство спишет часть долга, а на остальное даст рассрочку на пять лет. За пять лет, уж точно отдадите — Сталин лукаво посмотрел на людей и те вразнобой закивали головами. Крестьян очень подкупало, что на них не кричали и не унижали как обычно, а говорили спокойно и доходчиво, стараясь, чтобы каждое слово дошло до их сознания. Многие уже не так отрицательно смотрели на идею колхоза, но только не Яков Улыбин.

— Были мы в этом Земельном банке! Отказали нам в нем! Говорят слишком мало людей желающих стать колхозниками. Вот соберите сто, а лучше двести человек тогда дадим!

— Вы в какое отделение Земельного банка обращались, гражданин...? — Сталин вопросительно посмотрел на оппонента.

— Улыбин, Яков Васильевич, — представился тот. — В наше Тульское отделение. В Москву нам ехать не по карману.

— Думаю, что директор Тульского Земельного банка также не соответствует своей должности, — Сталин недовольно посмотрел в сторону губернатора и тот покрылся мелким потом. А вы, гражданин Улыбин, подайте вашу заявку на ссуду ещё раз. Думаю, банк даст вам свое добро, да и в случае чего, господин губернатор поможет.

Президент вопросительно посмотрел на Щеглова и тот решительно закивал головой в ответ. Казалось, что вопрос быть колхозу или не быть был решен положительно. Но тут в дело вновь вступил дел Антип.

— Ладно, взяли ссуду, собрали урожай, а цену за хлеб назначите низкую! Где же, правда, граждане!?

— Цены на хлеб не низкие, а твердые. Их назначаю ни я, ни господин Щеглов, а правительство после консультации с учеными и специалистами, — Сталин решительно поднял палец и направил его в сторону деда. — И назначает их для того, чтобы по таким же твердым ценам, вам сюда в село будет отпускаться мануфактура, гвозди, топоры, пилы и прочий рабочий инструмент. Тот же хлеб, масло, молоко, сахар, чай будут продавать у вас здесь в государственном магазине.

— И Емельянов тоже сдаст весь свой хлеб по низкой цене?

— И Емельянов должен будет сдать хлеб по низкой цене за исключением посевного, фуражного зерна и зерна предназначенного для личного потребления. Государственная хлебная монополия едина для всех. Теперь только государство может торговать хлебом за рубежом и внутри страны.

— Так он сказал, что лучше сгноит хлеб, чем его отдаст по такой цене! — продолжал наседать на президента дед.

— Что же, тактика знакомая и понятная, но на каждого хитреца есть свой крючок, — блеснул знанием пословиц Сталин. — Не захочет продавать — заставим, а если не отдаст добром, возьмем за так. У нас в стране много голодных людей есть, которых нужно накормить при помощи таких вот твердых цен.

Сказано это было столь решительно, что больше из крестьян про колхоз никто не говорил, все перешли к другим животрепещущим темам, к школе и больнице. Около полутора часов прошло с момента начала разговора, когда президент спросил у крестьян, есть ли среди них Петр Селиверстов.

— Есть такой, да только он сейчас на дальнем лужке коров пасет — удивленно отвечали сельчане, — а зачем он вам?

— Хотел сказать ему спасибо за дочь. Правильную он её воспитал и вырастил. Недавно в Москве говорил с ней. Все у неё хорошо, работой и учебой она довольна. Очень ждет брата, да отец говорит его, не пускает.

Сталин замолчал и в ответ, ему была гробовая тишина. Все жители деревни от мала до велика были поражены, что он знает их рыжуху Груньку. Что вместе со всеми бегала по улицам Слепнево, лузгала семечки, гоняла гусей и петухов и была такой же как все и вдруг поднялась на недосягаемую высоту. Поэтому, когда президент попросил сельчан передать его слова отсутствующему отцу, все, не сговариваясь, разразились громкими и бурными аплодисментами. Хлопали так, что потом натруженные ладони ныли и болели, но это было потом, а сейчас яростно хлопали и громко кричали от радости и гордости за свою землячку, которую знает сам президент.

Стоит ли говорить, что это хождение Сталина в деревню Слепнево, моментально стало известно всей области, Москве и стране. Став достоянием народа, оно зажило своей собственной жизнью, изумляя и вселяя в сердца людей надежду на лучшую жизнь.

Документы того времени.

Правительственная телеграмма арктической экспедиции академика Обручева и экипажу дирижабля "Россия" от 10 июля 1927 года.

Президент России Сталин И.В. и правительство выражает огромную благодарность героям Севера и покорителям полюса. Восхищены вашими новыми грандиозными успехами в деле изучения и покорения Арктики. Ваш трансарктический перелет по маршруту Архангельск — Северный Полюс — Ном навсегда войдет в историю человечества и будет вписан на её страницах золотыми буквами. Честь и слава славным сынам Отечества, что, не взирая ни на какие трудности и опасности прокладывают новые воздушные пути между континентами, стираю "белые пятна" географии! Родина никогда не забудет своих сынов и дочерей, совершивших этот великий подвиг.

Шифрограмма резидента российской разведки в Париже графа Игнатьева А. А. от 14 июля 1927 года.

Источники из министерства иностранных дел "Лицеист" и "Георгин" сообщают, что в связи с финансовыми трудностями, французское правительство отказалось от посылки против Махно новых войск из колониального департамента Западная Африка. Ликвидация анархистов возложена на губернатора Дагомеи Бешара, который должен оказать всестороннюю помощь бригаде генерала Буассона. Численностью в три тысячи человек она в самое ближайшее время будут отправлены Котону морским путем. Не исключена военная помощь со стороны губернатора Берега Слоновой Кости в виде местных племен выступающих в качестве вспомогательных войск, а также помощь со стороны британских колониальных властей Западной Африки.

Отправка новой карательной экспедиции против Махно сопровождается привычной газетной шумихой. Однако на этот раз, она организована с меньшим размахом и силой, чем остальные. В газетах нет выступлений представителей правительства, военного министерства и депутатов парламента. В основном выступления чиновников министерства по заморским территориями и колониям, и откровенно настроенных против России экс депутатов.

Игнатьев А. А.

Глава IV. Пасьянс с пиковой дамой.

Вопреки всем прогнозам и предсказаниям теневых аналитиков премьер министр Рамсей Макдональд оказался крепким орешком. В годину обрушившихся на его голову невзгод и испытаний, он проявил подлинный шотландский характер и несмотря ни на что, упрямо шел вперед навстречу бедам и опасностям с открытым забралом и гордо поднятой головой.

В каждом человеке решившего посвятить себя политике, по прошествию времен происходят необратимые изменения. Каким бы он не был бы ранее честным и открытым человеком, окунувшись в реку власти, он начинает мыслить иным образом и руководствоваться иными ценностями. Ставя во главу угла не общечеловеческие понятия "хорошо или плохо", выгодность и полезность государству.

Чем выше структура власти, в которую попал новоявленный неофит, тем быстрее и неотвратимее происходят с ним подобные метаморфозы. Как правило, вместе с этим появляется комплекс личного обогащения от занимаемого поста в государстве или места в политике. И очень часто, он полностью доминирует над политиком, делая его действия полностью предсказуемыми, а его самого послушной игрушкой в руках политического закулисья.

Рамсей Макдональд был из того небольшого числа политических деятелей Британии, который принял условия политической системы, но прилагал все усилия, чтобы остаться в ней независимой фигурой.

За время своего пребывания на вершине власти, он не был замечен или уличен в каких-либо неблаговидных комбинациях или сделках. Премьер с гордостью говорил друзьям и товарищам по партии, что готов отчитаться за каждый фунт и даже шиллинг из своего банковского счета. Пребывая в резиденции на Даунинг-стрит 10, Макдональд нанес британской казне минимальный урон своим содержанием, за что получил прозвище "пуританин" от обслуживающего резиденцию персонала.

Чистые руки и остаток добродетели в душе премьер министра, были тем фундаментом, опираясь на который он твердо стоял под напором темных вихрей обрушившихся на его голову.

Появление статьи в "Дейли Мейл" о "письме Антонова", вызвало у британского премьера горькую усмешку. Макдональд расценил её появление как ловкую попытку редактора повысить тираж своей газеты. "Дейли Мейл" не относилась к столпам британской прессы и продавалась не шибко, не валко и всплеск интереса к ней читателей был очень кстати. Тем более, что как бы подтверждая статус желтоватой газеты, "Дейли Мейл" ссылалась на анонимный источник, что ставило под большое сомнение достоверность данной публикации.

Обычно сенсации, появившиеся на её страницах, жили не больше недели, в лучшем случае две. После чего о них либо забывали, либо их затмевали другие, более хлесткие и захватывающие сообщения. Одним словом страшная история о русском влиянии неизбежно канула бы в Лето, если бы её не подхватили центральные издания. Как по команде, они принялись муссировать "письмо Антонова" к британским профсоюзам, не давая потухнуть порожденной "Дейли Мейл" искре подозрительности.

Подбрасывая хворост в огонек разгорающегося политического скандала и при этом, стремясь сохранить свою респектабельность, "Таймс" в качестве источника информации указывала на одного из сотрудников МИ-5. Подобная ссылка позволяла не раскрывать имя информатора, и при этом придавало вес и достоверность сообщению.

Подыгрывая творцам этой политической провокации, всегда жесткая и конкретная когда решался вопрос спокойствия внутри страны, контрразведка вдруг проявила несвойственный ей либерализм и отказалась комментировать статьи в "Таймс", "Телеграф" и примкнувший к ним "Дейли Миррор".

Сила и влияние этих изданий подняли в британском обществе совсем не слабый политический шторм, который с каждым днем только креп и усиливался. Его не могли остановить ни заявления профсоюзных лидеров, против которых он в первую очередь и был направлен, ни заявления министра труда Джерри Оука. Только вмешательство самого премьер министра, обратившегося напрямую к руководству МИ-5 с требованием дать ясный ответ по вопросу о существовании "письма Антонова".

Осторожно, словно перекидывая горячую картофелину во рту, главный контрразведчик Британии был вынужден объявить, что его ведомство не располагает никакими сведениями относительно злополучного письма. Выдавливая из себя это заявление, сэр Келл сопроводил его множеством оговорками, типа не исключено, вполне возможно и следует думать, что не ставило окончательной точки в этом деле.

Даже такого, урезанного и неокончательного заявления главы МИ-5, было достаточно для того, чтобы градус напряжения в обществе упал. Подобно волне, что достигнув своего пика, с грохотом рушится вниз, вся газетная шумиха резко пошла на спад и вроде бы затихла. Премьер с облегчением перевел дух, но как оказалось, это было только началом.

Получив отпор в одном месте, закулисные враги Макдональда применили против него другое, более изощренное оружие. Против него была бессильна исполнительная и судебная власть, ибо называлось оно — слухами и сплетнями. Подобно мифической Лернейской гидре, оно имело тысячу голов, которые могли свободно вползать в любой дом и распускать в нем свои окаянные языки.

За считанные дни, слухи и домыслы заполонили весь Лондон. Переползая из одного клуба в другой, из одного светского салона в другой салон на соседней улице, из одного общества в другое, они сеяли сплетни, очерняющие репутацию профсоюзов и премьера.

Удар был нанесен без всякой раскачки, быстро и умело, едва из канцелярии Макдональда просочились сведения о намерениях премьера в отношении МИ-5. И если репутация Макдональда от действий Лернейской гидры не очень сильно пострадала, то лидерам профсоюза досталось по полной программе.

Заседая в курительных комнатах и обсуждая последние политические новости, за рюмкой коньяка, в уютном кругу избранных, благообразные джентльмены были очень категоричны в своих суждениях. Тоном, не терпящим никаких возражений, с видом человека, знающего с какой стороны нужно, есть редьку, они выносили обвинительный приговор профсоюзам без всяких доказательств, так сказать априорно.

— Могу поставить фунт против пенса, что Москва не просто так поставляла деньги этим забастовщикам, — вещали пикейные эксперты, важно попыхивая "гаваной" или на худой случай "манилой". — Здесь дело явно не чисто, помяните мое слово. Не могли эти русские просто так помогать нашим бунтовщикам! Это так же очевидно!

— Верно, верно, — соглашались с ним другие аналитики, рассматривая окружающий их мир через пенсне или монокли. — Вся эта так называемая помощь семьям угольщиков носит двойной характер. Наверняка давая одной рукой, Сталин брал от них другой.

— Или собирался взять в нужный момент — важно уточняли третьи, дополняя обвинительный вердикт благородного сообщества.

Слухи действовали быстро, прочно и самое главное, для их распространения не требовалось серьезных денежных затрат. Важно было знать, где, что сказать и выпущенный на волю джинн, начинал творить свое черное дело.

За считанные дни, моральный облик лидеров британских профсоюзов принимавших участие в национальной забастовке прошлого года сильно пострадал, однако этого было недостаточно, чтобы кабинет министров лейбористов подал в отставку. Для этого требовалось более сильное и эффективное средство, и оно не заставило себя ждать.

Опытный политический боец, сразу с появлением слухов, Макдональд быстро понял, что против него началась война, цель которой его отставка. Однако точно определив тактику противника, он ошибся с его идентификацией. Посчитав, что за всем этим стоят консерваторы с Болдуином, он предпринял некоторые контрмеры, против предполагаемых действий с их стороны и жестоко просчитался. Новый удар, он получил не со стороны своих политических оппонентов. Удар нанесла МИ-5, которая должна была помогать британскому премьеру в защите интересов империи.

Все началось с того, что один из помощников лидера профсоюзов британских угольщиков Джефри Корбан прислал в контрразведку покаянное письмо. В нем он утверждал, что давно состоит на связи с представителем русского посольства Васечкиным, от которого постоянно получает деньги и инструкции к тайным заданиям.

Главной причиной подтолкнувшей Корбана к подобному поступку была совесть и гражданский долг перед королевством. Совесть так сильно заела профсоюзного босса, что сразу после отправки письма он покончил самоубийством, выпив большую дозу сердечных гликозидов.

Во время этого акта, Корбан был один в доме, что ставило под большой вопрос добровольность его ухода из жизни, равно как и правдивости отправленного им письма. Оно было полностью напечатано на машинке и имело довольно сомнительную подпись под ним. Любой коронер поставил бы под сомнение и сам факт самоубийства, и подлинность письма, но у следователей из контрразведки никаких вопросов не возникло.

Дело закрутилось, естественно, произошла утечка информации и пресса, с удвоенной силой обрушилась на профсоюзы и косвенно на правительство в поисках правды. Снова возникло "письмо Антонова", подлинность которого у британских газетчиков уже не вызывало сомнение. Единственным исключением из этого хора была "Таймс", писавшая о большей степени его вероятности.

Подобное позиция была обусловлена с одной стороны желанием сохранить статус непредвзятого судьи, а с другой готовностью нанести сокрушающий удар как по положению профсоюзов в обществе, так и престижу правительства. Работы по подготовке этого в недрах газеты велись и по замыслу создателей, выпад первой газеты Британии должен был похоронить и тех и других.

Счет пошел сначала на недели, потом на дни. Истерика вокруг "русского следа" в британских внутренних делах нарастала. Любое требование премьера к руководству МИ-5 поскорее разобраться с делом Корбана, встречалось контрразведчиками в штыки, становилось достоянием прессы, которая трактовала его как давление.

Дело принимало крайне нежелательный для Макдональда оборот. Наиболее рьяные до сенсации газеты заговорили об отставке премьера, как вдруг, ему пришла помощь оттуда, откуда он её и не ждал.

В погоне за сенсациями и разоблачениями многие репортеры занялись частным расследованием самоубийства Корбана и тут выяснились интересные детали. Сначала выяснилось, что местный доктор никогда не прописывал Корбану сердечные гликозиды, а местные аптекари, хором утверждали, что их ему не продавали.

Затем, новоявленные сыщики выяснили, что письмо с признаниями было опущено в почтовый ящик в центре города, тогда как сам Корбан жил на окраине Лондона. Это ещё больше ставило под сомнение подлинность послания лидера профсоюзов.

Последним по времени, но первым по значимости, было свидетельство миссис Лоры Эндрюс. Эта почтенная леди, проживающая в три дома, от дома Корбана, заявила посетившему её репортеру, что видела человека посетившего самоубийцу незадолго до его смерти. Описать таинственного визитера Эндрюс не могла, ибо видела его со спины, но то, что он приходил, старушка была готова засвидетельствовать под присягой.

Все эти новости появились в лондонских газетах приблизительно в одно время и произвели настоящий фурор в деле Корбана. Позабыв про профсоюзы и премьера, газеты на перебой стали задавать вопросы о профпригодности агентов МИ-5 прошедших мимо столь важных фактов. На вышедшего, на растерзание прессы старшего следователя Джейкоба Гарридеба было страшно смотреть. Тщательно подбирая слова, он сначала признал подлинность опубликованных в газетах фактов, а затем поблагодарил репортеров за их помощь в расследуемом деле. В свете вновь открывшихся фактов, оно было переквалифицировано в убийство и его расследованием занялись лучшие сыщики МИ-5 и Скотланд-Ярда.

Волна напряжения вокруг премьер министра Макдональда вновь пошла на спад, но вновь это оказалось временным явлением. Не прошло и двух недель, как стоявшие за всей этой кампанией по дискредитации лидера лейбористов силы, сделали новый ход.

Ход был отменно подготовлен и на этот раз бил исключительно по команде Джеймса Макдональда. Бил, что называется наповал, ибо подозревал государственную измену.

Помощник министра по делам колоний Эд Джастин был довольно рассеянным человеком. Тут сказывался и возраст и гипертония, которой он страдал много лет. В память о прошлых годах, Макдональд пристроил его на этот пост, который был по своей сути синекурой для старого политика.

Больших государственных секретов он не знал, и знать не мог, однако в силу своего положения присутствовал на заседаниях правительственного кабинета. Стараясь не ударить лицом в грязь и оправдать свое назначение, в тех случаях, когда работы было слишком много, и он не успевал её сделать, Джастин брал бумаги домой.

Подобные действия были запрещены, но за все время пребывания на своем посту он не имел, ни одного нарекания, а все взятые бумаги возвращал быстро и в целостности и сохранности. По этой причине надзирающие за секретностью чиновники на эту провинность смотрели сквозь пальцы, тем более что серьезных государственных секретов, бумаги с которыми работал Джастин, не содержали.

Будучи настоящим "канцелярским червем" Джастин был особо внимателен к тем материалам, что брал с собой, но вот в отношении зонта, теплого шарфа или футляр с запасными очками и еще чего-либо несущественного, память его подводило. Очень часто слуги бежали за ним вслед с той или иной оставленной вещью, а если не успевали догнать, передавали их через охрану министерства.

В тот злополучный день Джастин забыл свой старый портфель с канцелярскими принадлежностями и экономка Роза, по привычке бросилась его догонять. Желая срезать путь, она побежала через парк, на выходе из которого она угодила под неизвестно откуда взявшийся грузовик.

Вопреки предписанным правилам он двигался с большой скоростью и его могучее крыло смело несчастную экономку с тротуары словно перышко, отбросив на чугунный столб парковой ограды.

Несмотря на свою прыткость и активность, Роза не отличалась богатырским здоровьем и двух сильных ударов, хватило, чтобы отправить её в мир иной.

Когда набежавшие зеваки окружили распростертое на земле тело, они дружно разразились негодованием и проклятием в адрес шофера грузовика сбившего экономку Джастина и умчавшегося дальше по улице. Все видели его темный кузов, но никто не смог разглядеть его номер. Вопреки предписанию мэрии, он был основательно забрызган грязью.

Как водится, на место происшествия был вызван констебль этого района, который, как и требовал закон и инструкции, самым внимательным образом произвел осмотр тела погибшей. Личность убитой была легко установлена по батистовому носовому платку, что был подарен Розе её хозяином. О чем свидетельствовала надпись на платке.

Констебль Макферсон хорошо знал, кто такой Эд Джастин и потому проблем с опознанием тела не было никакого. Однако когда он раскрыл портфель, чью ручку Роза сжимала в руках и после смерти, его брови изумленно полезли вверх, ибо кроме карандашей и точилок, в нем находились бумаги с грифом правительственного кабинета.

О своей находке он немедленно доложено куда следует, но сохранить это происшествие в тайне не удалось. Какой-то остроглазый прохожий увидел содержимое портфеля и сообщил об этом репортерам.

Стоит ли удивляться, что после этого, газетчики с Флит-стрит в третий раз обрушились на кабинет министров, яростно пробуя на зуб крепость его устоев.

Теперь застрельщиками травли Макдональда выступали такие зубры лондонской прессы как "Санди таймс", "Дейли Телеграф" и "Обсервер". Все они в один голос принялись требовать правды в деле гибели экономки Джастина, которая подразумевала последующую отставку премьер министра. При этом главный упор делался не на её смерти, а на бумагах, лежавших в её портфеле, но в разной трактовке, на любой вкус, чтобы захватить как можно больше умов читателей.

Так "Санди Таймс" напирала на возраст помощника министра, который не позволял ему в полной мере служить империи и одновременно, требовало назвать имя покровителя Джастина, из-за которого делаются исключения в работе с секретными бумагами. "Обсервер" поднимал градус накала, утверждая, что случай Джастина это только верхушка айсберга безответственности, что царит в кабинете министров в отношении государственных секретов королевства.

Однако дальше всех шел "Дейли Телеграф", предполагавший, что возможно Роза торопилась не для того, чтобы догнать Джастина, а на встречу с представителем другой страны, охотившегося за британскими секретами.

— Учитывая ту скромную оплату, что получала Роза у помощника министра, можно смело предположить, что за небольшое вознаграждение, она могла позволить иностранному агенту не только прочитать бумаги Джастина, но и скопировать их — многозначительно разглагольствовала газета и ей охотно верили. Ведь всегда проще обвинить в своих внутренних бедах зловредного соседа, подбрасывающего гайки в твой суп или соли в твой пудинг.

Возмущенный Макдональд собирался дать гневный отпор зарвавшемуся рупору консерваторов, но на его беду, племянница погибшей экономки состояла в отношениях с русским эмигрантом Борисом Львовым. Два года назад он приехал в Лондон в поисках работы и ни в чем подозрительном полицией замечен не был. Зная язык и имея образование, он без труда устроился клерком в торговом порту, где был на хорошем счету. С Энн Уолден был знаком больше года, и в планах влюбленной пары значилась скорая свадьба. Благо англичанка была в интересном положении и согласилась ради мужа поменять вероисповедание.

Все было чинно и благопристойно, но жаждущим сенсации газетчикам было на все наплевать. Борис Львов сразу был объявлен агентом русской разведки ведущий противоправную деятельность на территории соединенного королевства.

В тот же день как в "Дейли Телеграф" вышла эта статья, несчастный Львов был арестован на своей работе и сразу препровожден в тюрьму, а не в полицейский участок. На все требования встречи с представителями российского посольства, представители МИ-5 предлагали подумать о своей судьбе и дать признательные показания.

Сразу после этого, агенты контрразведки провели обыск на квартире Львова, и ничего не найдя предрассудительного, взяли в оборот Уолден, находящейся на пятом месяце беременности.

Стремясь добиться от молодой женщины нужных показаний, агенты вели допрос весьма интенсивно и в своем усердии откровенно перестарались. Пугая Уолден всевозможными карами в случае отказа в сотрудничестве со следствием вплоть до пожизненной каторги, вместо признания в помощи русскому шпиону, агенты добились обратного результата. Прямо посреди допроса у женщины начались преждевременные роды и вместо тюрьмы, мисс Уолден отправилась в больницу.

Приготовившиеся запечатлеть момент ареста агентами МИ-5 сообщницы русского шпиона, фотографы и газетчики увидели сначала машину "скорой помощи", а затем носилки с роженицей. Конфуз получился знатный и потому, репортеры с утроенной силой набросились на самого Львова, в мгновение ока, превратив его в главного резидента русской разведки.

Каждый визит в тюрьму помощника русского посла для встречи с арестованным и издевательский отказ ему в этом, обсасывался на страницах газет с особой тщательностью. Все, внешний вид помощника посла, что он сказал и что не сказал по входу и выходу из офиса МИ-5, и даже шляпа и трость, становилось пищей для неудержимой фантазии газетчиков, которые выдавали одно сенсационное предположение за другим.

В пылу этой шпионской вакханалии, акулы пера уже не сильно заботились о доказательствах своих предположений. Главное было поразить воображение читателей, смутить и потрясти их той "русской угрозой", что коварно нависла над их головами и всем соединенным королевством.

Сколько седых волос прибавилось в голове и усах Макдональда — это особая статья, известная только узкому кругу лиц. От постоянных переживаний и нервного напряжения премьер министр осунулся и похудел. Лицо посерело, глаза утратили былой блеск, а кончики усов безвольно повисли.

В публичном общении, как с прессой, так и с членами партии и кабинета министра, Макдональд стал осторожнее в действиях и скуп в высказываниях. Прежде разговорчивый и легкий на подъем, он тщательно подбирал слова и не торопился с принятием какого-либо решения. Подвергнувшись столь сильному испытанию судьбы, премьер делал все, чтобы избежать любой ошибки, которая могла ухудшить его нынешнее положение.

В виду вновь открывшихся обстоятельств, Макдональд был вынужден отправить в отставку беднягу Джастина, на которого было жалко смотреть. Оглушительная травля, что обрушилась на него со страниц газет, буквально раздавила несчастного чиновника.

Вслед за ним был отправлен в отставку министр по делам колоний, который не разглядел отрицательных черт своего подчиненного, вместе с чиновником, отвечавшим за режим секретности.

И пусть оказавшиеся в портфеле Розы документы относились к разряду для внутреннего пользования и серьезной ценности не представляли, прессе это было не важно. Намертво вцепившись в нарушение режима секретности, газетчики требовали жертвы, и она была им принесена.

Некоторые советники отговаривали премьер министра от подобного шага, уверенно предрекая новые требования, как со стороны прессы, так и оппозиции. Однако зажатый стальными тисками обстоятельств, Макдональд был вынужден это сделать.

— Лучше отдать часть, чем потерять все остальное — говорил он в ответ советникам, чьи мрачные предсказания оказались пророческими. Отхватив палец, тайные противники Макдональда стали устами послушных им газет требовать отставки всего правящего кабинета.

Многие доброхоты принялись давить на премьера, подталкивая его к этому шагу.

— Джеймс, пока ещё есть шанс достойно выйти из всей этой неприглядной истории. Неизвестно, что раскопают молодцы из контрразведки в деле этого русского. Дай бог, чтобы там ничего не было, но если окажется, что он действительно шпион, твое падение неизбежно — тихим доверительным голосом говорили они, сокрушенно покачивая головой.

Именно такие разговоры, исходящие, от людей которых премьер министр давно знал и знал в основном с хорошей стороны, были для Макдональда особенно тяжелы и трудны. Сколько стоило ему сил их выслушать, но продолжать идти выбранным курсом трудно представить. Ибо тяжесть этой ноши мог испытать только человек, попавший в подобную ситуацию.

Многим сторонним наблюдателям казалось, что судьба премьера решена и в самое ближайшее время он объявит об отставке и направит свое прошение королю. Однако день шел за днем, несмотря на все усилия, контрразведчики не нашли никаких доказательств о шпионской деятельности Львова и Макдональд не распустил свой кабинет.

По личному распоряжению премьер министра, русский посол в Лондоне господин Мартов получил разрешение на встречу с задержанным соотечественником. Выходя из дверей тюрьмы, он потряс прошением, поданным Львовом в адрес британского премьера. В нем, он просил Макдональда проявить милосердие и добрую волю и разрешить ему венчание со своей возлюбленной в тюремной церкви.

Сообщение об этом произвело настоящий взрыв. Желающих попасть на это действие было не меньше, как если бы в церкви соединялись браком особы королевской крови или семейств банковских тузов. В виду не приспособленности тюремной церкви для большого количества людей, начальник разрешил провести свадебный обряд в одной из ближайших к тюрьме церквей, куда пускали строго по пропускам.

Особое внимание в этом бракосочетании было уделено репортерами не столько Львову, сколько его невесте. Потеряв ребенка, она простояла всю службу с пылающими глазами, каменным лицом и не ответила ни слова на вопросы журналистов. Но как только Энн стала миссис Львовой, выйдя за порог церкви, она громогласно объявила, что намерена подать иск в суд на неправомерные действия агентов МИ-5 в отношении неё.

Оплаченный на деньги российского посольства один из лучших лондонских адвокатов Бенджамин Мейсен рьяно взялся за дело пострадавшей матери. И чем громче были призывы в его адрес отказаться, тем прочнее была его хватка на горле злополучных агентов. Мейсен был полностью уверен в своем успехе, а скандальная слава только увеличивала его популярность и гонорар.

Пользуясь тем, что небо больше не посылало ему новых испытаний, Макдональд перешел от обороны к нападению. Через день после венчания Львова, не дожидаясь окончания расследования, премьер пригласил в себе в резиденцию Мартова и имел с ним важную беседу. По её окончанию, Макдональд собрал журналистов и заявил о необходимости нормализации отношений между Британской Империей и Россией. И в качестве первого шага на этом поприще, премьер министр видел заключение большого торгового соглашения между двумя странами.

Сказать, что слова Макдональда произвели фурор, значит, ничего не сказать. Его слова вызвали настоящий шок, как для журналистов, так и для многих политиков.

Отвечая на вопрос репортеров, верит ли он что Львов шпион, премьер заявил, что ответ на это может дать только МИ-5.

— В их распоряжении осталось ровно 24 часа, по истечению которых, при отсутствии доказательств господин Львов должен быть освобожден. Так предписывают британские законы.

— Но если потом выясниться, что Львов шпион, вы будите спать спокойно!? — гневно выкрикнул репортер "Дейли Телеграф", но премьер с достоинством улыбнулся ему в ответ.

— Я, как и все вы надеюсь, ставлю превыше всего исполнение законов. Это краеугольная основа британского общества и империи, делающая равными простого рабочего и клерка с премьер министром и королем. Если окажется, что Львов шпион — его арестуют и предадут суду, если нет — то его адвокаты не останутся без работы, а кое-кто лишиться службы — многозначительно пообещал Макдональд.

Пока акулы пера на разные лады обсуждали ответы премьер министра в отношении Львова, вершителей судеб из Сити взволновало намерение Макдональда подписать с Москвой большой торговый договор.

— Вы представляете себе, во что нам обойдется нормализация отношений с русскими!? — гневно вопрошал Стоуна Гизи, яростно потрясая сухенькими кулачками. — Я уже не говорю о тех средствах, что мы потратили на дискредитацию Макдональда, и как оказалось напрасно! На чей счет прикажите их списать?!

— К сожалению, Макдональд оказался не совсем тем человеком, которым мы все привыкли его считать — раздраженно произнес Струн, не меньше других разозленный постигшей его неудачей. — Нужно признать, что в чем-то мы серьезно просчитались.

— И это все, что вы можете сказать!!? Только, к сожалению, мы просчитались!? — от праведного гнева банкир сильно побагровел.

— Успокойтесь, а не то вас хватит удар и тогда никакие деньги вам не помогут! — рыкнул на него Стоун. — Макдональд успешно отбил наши удары и только! Игра ещё далеко не кончена, смею вас заверить.

— Если это так, то скажите, что вы намерены предпринять для исправления положения? — поинтересовался Клейторн. — Я видел черновик большого договора и не испытал особого восторга от этого чтения. От его подписания в большей степени выигрывают русские, которые получат широкий доступ ко всем технологиям.

— Да, скажите нам, что вы собираетесь делать. Ведь это была ваша идея сбросить Макдональда руками прессы! — сварливо напомнил Гизи.

— Перестаньте прыгать и брызгать слюной, у меня новый костюм! — с истинным достоинством лорда молвил Стоун. — Что касается большого договора, то я сам не в восторге от его содержимого. Паритетные отношения с русскими могут быть только в самом крайнем случае, когда у нас не будет иного выбора. Поэтому я сделаю все, чтобы премьер, никогда его не подписал.

— Мы это уже слышали раньше! — с негодованием всплеснул руками Гизи, нервы которого сильно сдали от бесконечного ожидания и отрицательного результата.

— Так услышьте это в последний раз!

— Прошу вас, пояснить свои слова, — потребовал Клейторн, — слишком большие суммы поставлены на кон.

— По этой самой причине, я не могу сказать больше, чем уже сказал. Надеюсь, что вы меня понимаете господа.

— Мы понимаем вас, но в нашем распоряжении слишком мало времени. Сегодня двадцатое число, а на тридцать первое назначено подписание, этого чертова договора!

— Я не хуже вашего понимаю, всю сложность положения и каждый божий день смотрю в календарь, господа! Но хочу напомнить, что торопливость — могильщик хороших замыслов и идей, так говорил кто-то из великих людей. Для решения возникшей перед нами проблемы мне нужно семь дней.

— А если утром восьмого проблема будет по-прежнему не решена!?

— Тогда утром тридцатого числа на русского посла будет совершенно покушение или неизвестный бросит бомбу в здание посольства — отчеканил Стоун с такой холодной яростью, что никто не решился задавать дополнительные вопросы и требовать каких-либо гарантий. Все было до конца ясно и понятно.

Каждый новый день после этого разговора тянулся для заговорщиков невообразимо долго. Казалось, что каждый час, каждая минута и даже секунда были созданы из резины и только и делали, что тянулись и тянулись.

Каждый вечер, они ложились спать с надеждой, что утром их разбудят радостные вести, но ничего не происходило. Завтрак, полдник, чай, и обед проходили, а посыльные и телефоны так и не дарили им долгожданных известий.

Апогей напряжения пришелся на последний день. Злой как тысячи черт Гизи выплеснул накопившееся за неделю негодование на личного парикмахера, пришедшего его побрить. Вежливое пожелание доброго дня вызвало у банкира сильнейший приступ гнева, который буквально вышвырнул бедного брадобрея со всеми его инструментами из просторного кабинета Гизи.

Каждый час, отсчитанный стоявшими в углу массивными часами, неудержимо ухудшал настроение финансового магната, и неуклонно поднимал кровяное давление. Слуги и домочадцы боялись попасться Гизи на глаза, тем более потревожить его каким-либо вопросом.

Был уже вечер, когда банкиру сообщили радостную весть — премьер министра внезапно случился приступ и его срочно госпитализировали.

Несчастье случилось сразу после вечернего чая, когда Макдональд отправился в кабинет, чтобы ещё раз просмотреть текст будущего торгового соглашения с Москвой. Неожиданно для всех, ещё минуту назад крепкий и спокойный человек, Макдональд вдруг стал громко кричать и в бешенстве швырять во все стороны всё, что только попадало ему под руку.

Сбежавшие на шум домочадцы в страхе жались по углам, не узнавая в охваченном гневе человеке, прежнего Макдональда. Только вмешательство дворецкого и повара, коих матушка природа не обделила силой, положило конец этому бесчинству. Силой они уложили хозяина на диван, а тем временем, жена, срывающимся от ужаса голосом вызвала по телефону врача.

Когда доктор прибыл на квартиру Макдональда, приступ уже прошел и виновник происшествия обессиленный лежал в спальне на кровати, куда его перенесли по просьбе жены. Осмотрев больного, врач диагностировал приступ на фоне сильного переутомления и настоятельно требовал госпитализации больного с государственный стационар, что и было сделано.

Не желая усложнять положение своего мужа, миссис Макдональда постаралась замять этот случай, виновницей которого была горничная Мэри Фергюсон. Она проработала в доме Макдональдов больше трех лет, и к её работе не было никаких нареканий. Мэрии верой и правдой служила своим хозяевам, но случилась так, что она влюбилась в Энтони Хопкинса.

Именно этот молодой человек уговорил подмешать в чай хозяина дома щепотку "сыворотки правды", что заставляла людей совершать добрые дела.

Дело в том, что у бедняги Мэри не было никакого приданного. Девушка исправно откладывала из своего жалования шиллинги и пенсы, но к её огромному сожалению деньги копились очень медленно, а время неумолимо шло вперед.

Однажды, набравшись смелости, она обратилась к миссис Макдональд с просьбой прибавить ей жалования, но та сказала, что не может без мужа решить этот вопрос и попросила подождать. Тогда как черт из табакерки и появился мистер Хопкинс, который и открыл наивной девушке простой и действенный способ получить кусочек своего личного счастья.

Не сразу, Мэри решилась на этот шаг, молодой человек был настойчив и злополучная шепотка дьявольского сбора, без остатка растворилась в чашке Макдональда.

Когда хозяина увез санитарный автомобиль, девушка со всех ног бросилась к Энтони, чтобы рассказать о случившемся и потребовать от него подтверждения своей невиновности. Она так спешила, что плохо смотрела по сторонам и угодила под машину, которая спешно скрылась во мраке и тумане вечернего Лондона.

Документы того времени.

Из сообщения специального корреспондента газеты "Известия" от 21 июля 1927 года.

Совершающий ознакомительную поездку по стране президент России посетил строящийся Харьковский тракторный завод и имел встречу с трудовым коллективом первой линии мероприятия. В ней приняли участие, также вновь назначенный генеральный директор завода гражданин Максимов Г.О. и губернатор Харькова гражданин Захарченко В. И. Состоялся теплый обмен мнений по поводу будущего возводимого комбината, его значимости для губернии и всей страны в целом. В своей речи президент особо подчеркнул важность скорейшего ввода завода на полную мощность для быстрого решения вопроса создания колхозов и совхозов.

— Стальной конь должен прийти на смену крестьянской лошадке и чем быстрее это произойдет, тем крепче и прочнее станут на ноги наши колхозы. Тем скорее будет решена проблема дешевого хлеба, способного быстро и вдоволь накормить всю страну — сказал президент и с ним согласились все присутствующие.

После посещения Харькова, президент России отправился в Сочи на отдых, где пробудет до средины августа.

Специальный корреспондент "Известий" Симонов С.П.

Из раздела официальной хроники газеты "Известия" от 31 июля 1927 года.

Сегодня депутаты Государственной Думы рассмотрели и конституционным большинством приняли внесенное президентом России предложение об изменении в Конституции Российской Республики в разделе IV пункте 7 относительно статуса вице-президента России, по упразднению этого поста в структуре управления государства.

Согласно принятому изменению с 1 августа 1927 года данная должность подлежит упразднению, как излишняя высокооплачиваемая бюрократическая единица. В случае невозможности президентом России исполнять свои функциональные обязанности, его полномочия автоматически переходят к премьер-министру страны, который будет исполнять их на период подготовки выборов нового президента.

Глава V. Пасьянс с червовыми валетами.

Легендарный крейсер "Варяг" торжественно доставил премьер-министра Молотова к берегам Италии в сопровождении двух эсминцев Средиземноморского флота в средине августа. Вначале предполагалось, что высокий гость отправится в плавание на борту более грозного и величественного корабля. Однако потом президент отказался от этой мысли, остановив свой выбор на "Варяге". Визит Молотова был больше важен для Москвы, чем для Рима и Сталин посчитал лучшим не дразнить Муссолини мощью и количеством калибров. Итальянцы такие вспыльчивые и легко обидчивые люди.

Весь Неаполь высыпал на территорию порта встречать делегацию из далекой России, чьи посланцы столь высокого уровня были редкими гостями солнечной Италии. Темпераментные южане громкими криками приветствовали появление "Варяга" на синей глади Неаполитанского залива. Сотни собравшихся на берегу людей стали оживленно обсуждать русский крейсер и сопровождавшие корабли, азартно тыча в их сторону руками и при этом бурно не соглашаться с мнением соседа.

Поглощенные этим занятием они безжалостно теснили кордоны карабинеров, что пытались удержать в неприкосновенности пространство с оркестром, ротой почетного караула и автомобилем Пеьтро Томази. Желая выказать дань уважения к гостям и подчеркнуть преемственность связей с Россией, Муссолини поручил встречу Молотова бывшему послу Италии в Москве, а ныне сенатору Итальянской Республики.

Уроженец Сицилии, итальянский дипломат прекрасно понимал настроение тех, кто энергично оттаптывал ноги карабинерам. Приезд заморского гостя в Неаполь редкое явление и каждый из тех, кто пришел в этот день в порт хотел вдоволь насладиться этим зрелищем. Теперь не один месяц будет что рассказывать, и обсуждать дома, в гостях и тавернах.

Именно по этой причине, Томази настоял на том, чтобы русские корабли встречал Неаполь, а не Триест, Венеция или Чивитавеккья и дуче согласился. Сделав выбор в пользу Неаполя, Муссолини тем самым хотел показать, что бедный и проблемный юг страны, ему также важен и мил как и богаты север.

Кроме этого, Неаполь был исключительно мирным портом, у пирсов которого не стояли боевые корабли итальянского флота. По этой причине можно было пренебречь традицией и не сопровождать русские корабли к месту их визита. Муссолини ограничился тем, что вышедший из Таранто линкор "Андреа Дориа" в сопровождении крейсеров встретил русских на подходе к Катании и приветствовали их салютами. Естественно залп итальянских кораблей был более громок и весом, чем залпы русских орудий.

Когда прибывшая делегация стала спускаться по парадному трапу, крик толпы был так силен, что порой перекрывал звуки оркестра исполнявшего российский гимн.

После упразднения монархии гимн "Боже Царя храни!" был совершенно неуместен, как впрочем, и "Коль славен наш Господь в Сионе" после отделения церкви от государства. Став президентом России Алексеев приказал заняться созданием нового гимна, а на переходный период в качестве гимна был определен Преображенский марш.

Занятый то преобразованием страны, то своей болезнью, Алексеев так и не довел начатое дело до конца, оставив его своему неожиданному приемнику. Сталин взял это дело под свой личный контроль. Новый год Россия должна будет встретить с новым гимном, а пока был Преображенский марш.

Встречавший посланца Сталина представитель княжеской династии Лампедуза с интересом наблюдал за человеком, занявшим в свои тридцать семь лет кресло премьер-министра великой страны.

Пережив пять лет назад приход во власть фашистов-социалистов, Томази опасался, что и русский посланник будет в чем-то схож с ними. Также как и они будет криклив, заносчив, со скверными манерами и неряшливо одет. Последнее делалось специально, чтобы показать гордившимся своим аристократичным происхождением дипломатам, что время накрахмаленных воротничков и манжеток ушло и теперь "любой человек может управлять государством".

Так говорил Муссолини и этой линии поведения придерживались его последователи, опираясь на которых дуче намеривался сломить хребет "старой системе государства и построить другую, отвечающую нуждам и чаяниям простых итальянцев".

Зная о революционном прошлом русского премьер-министра, Томази подготовил несколько вариантов своих действий при встрече, но все они не понадобились. Молотов приятно его удивил ибо разительно отличался от того образа, что нафантазировал себе итальянец.

Он нисколько не стремился возвести в достоинства свое пролетарское происхождение, равно как и не стеснялся его. Манеры премьера, конечно, не были изысканно утонченны как у родовитых европейских дипломатов, но были исключительно сдержанными и учтивыми. Опытный взгляд итальянца сразу определил в поведении гостя отсутствие какого-либо намека на желание понравиться, принимающей стороне. Своей манерой он чем-то напоминал лучших представителей заокеанской дипломатии. Дозированные улыбки и краткое рукопожатие, вежливые кивки головой и приподнимание шляпы при представлении и знакомстве. Никакого неуважения в виде похлопывания по плечу или жевания резинки, чисто деловой подход.

Специально пошитый перед поездкой темно-синий костюм сидел на нем как влитой, добавляя владельцу дополнительные плюсы, в глазах встречающих Молотова итальянских представителей.

Не отойдя ни на йоту от выбранной манеры поведения, он выслушал приветствие Томази, пожал руки встречающим его чиновникам и вместе с сенатором прошел вдоль строя почетного караула.

Когда русский премьер вступил на красную дорожку, гвалт криков из-за спин карабинеров вспыхнул с новой силой. Возможно, экспрессивные неаполитанцы выражали свои чувства к высокому гостю, но когда Молотов и Томази достигли конца дорожки и, следуя протокола, развернулись, в их сторону полетел град помидоров.

Был ли это гнев простых итальянцев по поводу очередного повышения цен в стране или хорошо проплаченной акцией противников российско-итальянских отношений неизвестно. Бросившиеся на толпу карабинеры никого не задержали, но по странному стечению обстоятельств, основная часть томатов угодила в белый наряд Томази. Чем привела сенатора в ярость и негодование. С большим трудом взяв себя в руки, он довел Молотова до автомобиля, сел в него и под громкий грохот мотоциклистов кортежа отбыл в Рим.

Из-за произошедшего инцидента беседа гостя с хозяином сразу не сложилась. У Томази не было запасного костюма и всю дорогу от Неаполя до Рима глаза сенатора пылали огнем гнева. Что касается Молотова, то его костюм почти не пострадал от атаки метателей помидоров, и он сам не знал что делать, радоваться этому факту или огорчаться.

Весть об обстреле Томази и его гостя томатами быстро разлетелась по телефону и телеграфу, и когда почетный эскорт достиг стен Рима, там их уже ждали.

Благодаря техническому прогрессу сенатор получил запасной костюм, который избавил его от конфуза перед журналистами, встречавшими бурной толпой Томази и Молотова перед резиденцией Муссолини. Падкие на сенсацию репортеры принялись дружно фотографировать сенатора и его гостя, надеясь запечатлеть следы конфуза, но к их огромному разочарованию ничего не было.

Это впрочем, не остановило газетчиков. Подобно хищным птицам они набросились на сенатора, забросав того вопросами о помидорах. Томази с невозмутимым лицом проигнорировал выкрики толпы, подведя дорогого гостя к дверям резиденции дуче. Здесь специально приглашенный фотограф должен был сделать торжественное фото, и пока он выстраивал Молотова и Томази, из толпы раздался выкрик на ломаном русском языке: — Как помидорчики!?

Русский премьер не растерялся и быстро сориентировавшись, поднял большой палец руки вверх: — Обязательно куплю целую тонну! — после чего неторопливо прошел сквозь почтительно распахнутые перед ним караульными двери резиденции дуче.

Перед прибытием высокого гостя, Муссолини решал непростую задачу, как, а точнее в чем его принимать. Сначала, вождь итальянских фашистов, намеривался принять Молотова в полном парадном мундире, но быстро отказался от этой идеи. Мундир был более уместен к параду или важного государственного торжества, но никак не для приема важного заморского гостя. К тому же, дуче ещё не в полной мере освоился с искусством его ношения, отчего он недостаточно, хорошо сидел на его ладной фигуре.

Принимать русского премьер министра в одной рубашке, Муссолини также не стал. Этот вид одежды хорошо подходил для выступления перед народом, подчеркивая происхождение дуче, его единение с итальянскими массами, но никак не для важной встречи. Пусть Молотов сам выходец из простой трудовой семьи, но он является главой правящего кабинета и официальность никто не отменял.

После мучительных размышлений и поисков, дуче остановил свой выбор на френче. По его мнению, он удачно сочетал в себе элементы, как военного, так и гражданского покроя и под него можно было надеть ботинки, а не лакированные сапоги. Старая рана ноги не позволяла сыну кузнеца долго щеголять генеральской обувью.

Встреча пылкого итальянского Льва и холодной серверной Рыбой наглядно показала правдивость астрологических характеристик. Чем горячее тряс властитель Италии руку гостю и приглашал того к обеденному столу, тем суше и настороженнее становился Молотов.

Трапеза и обмен дежурными фразами и словами, окончательно расставили все точки в их первичных ощущениях друг у другу. Вячеслав Михайлович окрестил про себя Муссолини "артистом", поскольку тот в его понимании сочетал в себе черты Труффальдино и Скарамучча. Дуче в свою очередь прозвал гостя бухгалтером, что постоянно оценивал, вымерял и считал все им увиденное.

В разговоре с такими людьми считал Муссолини нужно непременно наступать, что он и сделал. Едва гость сменил обеденный стол на стол переговоров в одной из комнат резиденции, как дуче выразил недовольство по поводу размещения русской базы на греческом острове Корфу.

— Появление русских кораблей в этой части Средиземного моря, Итальянское королевство не может расценивать ничем иным как недружественным шагом со стороны России. Скажите, господин Молотов, зачем вашему правительству военно-морская база в трехстах километрах от Италии? Австро-Венгрии уже нет, а с Югославией вы в хороших отношениях? Или это большой политический секрет против интересов Италии? — гневно насупив брови, вопрошал дуче.

— Никакого секрета в этом нет, господин Муссолини, — сдержанно улыбнулся гость. — Вопрос о базе на Корфу появился сразу после возвращения кораблей британского флота в Ла-Валетту. Мы не хотим усиления в Средиземноморье позиций недружественной нам великой державы только и всего.

Переваривание слов гостя отняло у хозяина некоторое время, что обернулось утратой инициативы. И когда дуче намеривался открыть рот, Молотов уже заговорил.

— Появление базы на Корфу вынужденный шаг. Надеюсь, итальянская сторона прекрасно это понимает, как хорошо понимаем мы причины, побудившие её создать базу на острове Лерос и Патмос. Британским базам на Кипре нужен крепкий противовес.

— Остров Лерос и Патмос входили в состав Римской империи и Италия в историческом праве претендовать на них! И это право мы никому и никогда не уступим! — дуче решительно потряс пальцем в воздухе, но этот пафосный жест, ни в коей мере не смутил русского гостя.

— Равно как и Россия может претендовать на Корфу, что вместе с другими Ионическими островами в не столь отдаленное время входил в состав земель Российской империи, — любезно просветил дуче Молотов в европейской истории. — И прошу заметить, на Корфу у нас располагается всего лишь пункт временной базирования, где корабли российского Средиземноморского флота могут находиться не более 30 дней для пополнения запасов воды и продовольствия. В отличие от кораблей итальянского флота находящихся на стоянках Лероса и Патмоса, без какого-либо ограничения во времени.

— Мы говорим о разных вещах, господин Молотов — на лице дуче возникла бурная гамма чувств несогласия со словами собеседника, но тот и бровью не повел. Аккуратно расположил перед собой руки, он продолжил разговор в тоне доверительной беседы.

— Ничуть, — мгновенно отреагировал русский премьер. — Мы говорим об одних и тех же вещах, но смотрим на них каждый по-своему, что впрочем, нисколько не должно мешать России и Италии достичь консенсуса по так беспокоящему вас вопросу. Мне кажется, нашим странам будет разумнее признать сложившееся положение по островам, в противовес интересам нашего общего соперника Британской империи. Вместе с этим, в знак уважения к вашим интересам, мы готовы признать часть южного побережья Средиземного моря зоной исключительных интересов итальянского королевства и не пытаться разместить там свои военные базы или стоянки для кораблей.

— И каков размер этой зоны?! — сварливо уточнил дуче. — От Триполи до Бенгази?

— От Туниса до Александрии — с осуждающей улыбкой парировал его выпад Молотов.

— Какая удивительная щедрость. Тогда позвольте вас спросить, почему она не простирается от Туниса и до Гибралтара?

— Потому, что эта часть южного Средиземноморья находится в сфере влияния французского флота, и мы не привыкли давать ничего не значащих обещаний ради того, чтобы их только дать.

За столом возникла напряженная пауза и чтобы дать дуче оценить сделанное предложение, гость стал неторопливо пить кофе, услужливо поданное ему официантом в самом начале беседы.

— А как далеко будет простираться зона влияния русского флота? Эгейское море и вся восточная часть Средиземного моря? — голос дуче звучал заметно мягче и уже не столь агрессивнее, выдавая появившийся у хозяина интерес.

— Мы определяем её нашими территориальными водами в Средиземном море. От устья реки Гексу и до порта Александриты, с последующим продолжением к югу до Яффы и на запад до берегов Кипра с включением в неё естественно всего острова.

— А что вы скажите относительно берегов и островов Эгейского моря?

— Акватория Эгейского моря интересна нам исключительно в вопросе обороны проливов Босфора и Дарданелл, а также свободного плавания наших торговых и пассажирских судов. По этой причине мы не собираемся создавать базы на побережье моря или на его островах — учтиво пояснил Молотов и, заметив, как возмущенно блеснули глаза собеседника, поспешил добавить. — Что касается Смирны, то там наши войска находятся по решению Лиги наций и их пребывание носит сугубо временных характер. Как только между Турцией и Грецией будет подписан договор относительно статуса Смирны, наши войска незамедлительно покинут город.

Ответ русского премьера одновременно обрадовал и огорчил Муссолини. Обрадовал тем, что в споре за остров Патмос и Лерос Италия могла получить такого сильного союзника как Россия, пусть даже со своеобразной позицией. Что касается огорчения или точнее сказать зависти, то оно было связано со сравнением того, чего добилась по итогам войны Россия и Итальянское королевство. Полученный итальянцами полуостров Истрия и порт Фиуме были ничтожным трофеем по сравнению с черноморскими проливами, Арменией, Восточной Анатолией и двумя морскими портами доставшиеся России.

— Скромные, однако, у вас запросы — буркнул Муссолини недовольный проведенным сравнением.

— Запросы не скромные, а исключительно реалистичные, — в голосе Молотова послышался едва заметные нотки металла. — Нам не нужны земли ради земель и влияния. Всего чего мы хотим — это иметь надежную защиту для наших средиземноморских границ и территорий, а также безопасность судоходства в Александретте, Мерсии и Яффе.

Говоря эти слова, русский премьер министр нисколько не лукавил. Получив в свое владение Проливы и порты на побережье Средиземного моря, Россия видела свою основную задачу в освоении и удержании приобретенных территорий. Так сказать "переварить" их вместе с народами и народностями на них живущих. Сделать из них добропорядочных подданных российского государства. И как бы успешно этот процесс не продвигался бы, до завершения его первоначальной фазы было ещё очень и очень далеко.

По этой причине, ни о каких новых приобретений в Средиземноморье речь не шла в принципе и Москва попыталась использовать свое пассивное положение в этом важном районе. Видя амбициозные стремления Муссолини превратить Средиземное море в "итальянское озеро", Сталин решил умело подыграть ему. Щедрым жестом, подарив дуче пальму первенства на морских просторах Средиземноморья, он намеривался приобрести в его лице союзника против англичан и французов.

Лишний союзник, пусть даже такой как Муссолини, никогда не помешает в противостоянии с британскими львами и французскими тиграми, считал российский президент, и Вячеслав Михайлович с ним был в основном согласен.

— Только не союзник, а попутчик. Так будет вернее и честнее.

— Если брать за основу утверждение Александра III, что у России есть только два союзника, её армия и флот, то в целом твое замечание верное. Муссолини, как и вся итальянская армия, союзники те ещё, но для противостояния Лондону и Парижу сгодятся — согласился с премьером Сталин.

Попивая уже порядком остывший кофе, Молотов, старался не смотреть в лицо собеседнику, в голове которого шел яростный мыслительный процесс. Муссолини отлично понимал, что русские имеют свою выгоду от этого предложения. Что они откровенно покупают его, но те перспективы, что оно давало буквально завораживало дуче.

Да и как было не восхититься. Греция и Турция с их нынешними флотами были не в счет. Испания и Югославия также не могли тягаться с количеством и мощью линкоров и крейсеров Италии. Русские сократили число своих линкоров до двух единиц, сделав главный упор на крейсера, эсминцы, подводные лодки, и со слов Молотова, готовы были стать союзниками Рима.

При таком раскладе сил Италия могла полностью сосредоточиться на противостоянии французам, милостиво позволив русским разбираться с британцами. Отношения между ними никогда не были хорошими, а после последних событий в Лондоне можно было смело предсказывать новое ухудшение.

— И как вы хотите закрепить сделанные вами предложения, господин Молотов? Думаю, меморандума для этого будет вполне достаточно.

— Если разговор идет о двух-трех годах, то меморандума действительно будет достаточно, господин премьер-министр. Если перспектива на более долгий срок, то необходимо заключать полноценный договор или пакт. Не скрою, что мое правительство стоит за более широкий подход в этом вопросе, но окончательное слово за вами — откинувшись на спинку кресла Молотов, сдержанно улыбнулся, как бы давая собеседнику возможность самому принять окончательное решение в столь важном вопросе.

Что бы иметь свободу политического маневра, Муссолини с радостью согласился бы на подписание меморандума, но внутренняя и внешняя обстановка в стране принуждали к подписанию договора. За два-три года, ничего путного в итальянском флоте дуче не сделал бы.

— Я хотел бы полнее и детальное ознакомиться со сделанным вами предложением, господин Молотов — произнес дуче после непродолжительного размышления ничего не обещающим голосом, но русский сразу понял, что проведенный им средиземноморский гамбит завершился успешно.

— Само собой разумеется — Вячеслав Михайлович сделал изящный жест, буквально из ничего достав папку с документом и с почтением передав его собеседнику.

— Мне необходимо посоветоваться с товарищами по партии и правительству — важно пояснил Муссолини, принимая документ. Думаю, что через два дня, я смогу дать вам окончательный ответ

— Да, конечно — откликнулся Молотов и, обменявшись рукопожатиями, покинул резиденцию первого человека в Италии.

Муссолини недолго изучал предложенный русским посланником документ. Его очень устроило, что сказанное Молотовым вслух не расходилось с тем, что было изложено на бумаге. Также дуче устраивал тот пункт договора, согласно которому обе стороны обязаны были оказывать помощь друг другу в споре или конфликте с третьей стороной. Кроме того, Россия была готова оказать содействие итальянской стороне по осушению её болот технологиями, специалистами и деньгами. Это был главный вопрос внутренней политики Муссолини и тот никак не мог пройти мимо такой преференции.

Через два дня договор был торжественно подписан, правда, на его церемонии не было господина Томази. Раздосадованный его советами не подписывать договор с Россией, дуче вывел князя Лампедуза из состава правительства и отправил его послом Италии в Лондон.

— Пусть там советует англичанам, которых он так любит — пояснил свое решение Муссолини на заседании правительственного кабинета.

Отставка помощника премьер министра Италии столь долгие годы верой и правдой служившего своей стране была горькой, обидной и во многом несправедлива. Равно как и назначение на пост посла в страну, которую как дипломат он откровенно плохо знал. По этому поводу можно было долго клясть Муссолини, что Томази, собственно говоря, и делал. Но если положить на одну чашу весом его отставку и судьбу премьер министра Болгарии Александра Цанкова — князя Лампедуза можно было считать счастливчиком.

Опасаясь появления нового Радко Дмитриева, царь Борис настоял на устранении президентского поста в Болгарии и установления парламентской формой правления.

После долгих подковерных игр, благодаря мощному финансовому вливанию со стороны Великобритании, Александру Цанкову удалось в своих руках верховную власть в стране.

В день его приведения к присяге, в столице были предприняты беспрецедентные меры безопасности. Более тысяче полицейских находилось возле здания парламента и на прилегающих к нему улицах. Появившийся на балконе с речью премьер-министр был окружен тройным кордоном жандармов, что арестовывали каждого, кто посмел выкрикнуть в его адрес оскорбление или угрозу.

Очень боялся господин Цанков гнева народа и той части болгарской интеллигенции, что не смогла простить ему разрыва дружбы с Россией. Агенты тайной полиции исправно доносили своему начальнику о том, что говорилось в городских квартирах на кухне или деревенских трактирах. Много людей было недовольно действиями новоиспеченного премьера, однако беда подползла к нему с другой стороны. Оттуда, откуда он перестал её ждать.

После скоропостижной кончины Радко Дмитрова царь и Цанков постарались очистить армию от сторонников президента. За короткий срок из высшего и среднего звена армии были отправлены в отставку или разосланы по дальним гарнизонам все те, кто по тем или иным причинам мог представлять угрозу власти.

В столице не осталось ни одного высокопоставленного сторонника Радко Дмитриева, но это не спасло Цанкова от мести. Ибо очень многие офицеры считали его причастным к смерти первого болгарского президента.

Как не старались агенты, они не смогли выявить заговор, составленный майором в отставке Стояновым и двумя младшими офицерами Петковым и Христовым. Отставнику не пришлось долго уговаривать жаждущих мести поручиков, и участь премьер министра была предопределена.

По стечению обстоятельств, кроме поста премьер министра Цанков занимал ещё и должность министра торговли и два раза в неделю по утрам, приезжал в здание, где оно располагалось.

Рядом под открытым небом находилось небольшое кафе, куда с большим удовольствием бегали сотрудники министерства. Выпечка в кафе всегда была свежей, кофе неплохим, а цены умеренными по сравнению с теми, что были в соседних кофейнях в трех кварталах от них.

Зная время приезда высокого начальства, чиновники строго сидели на своих местах и потому, заговорщикам нашлось свободные места во всегда переполненном кафе. Придя за полчаса до приезда министра, Петков и Христов с удобством расположились у самого края тротуара и принялись вести неторопливую беседу.

У дважды проходившего мимо них полицейского их появление не вызвало никакого подозрения. Наметанный взгляд служителя закона быстро определил, что перед ним действительно офицеры, а не ряженые террористы и успокоился.

Цанков приехал в министерство с небольшим опозданием, что было вполне обыденным явлением для премьера. В этот день Цанков торопился поскорее покончить с делами в министерстве и заняться более серьезными делами. Премьер собирался заслушать доклад министра внутренних дел по поводу предстоящего судебного процесса по делу местных коммунистов. Они больше всех были недовольны политикой проводимой премьер-министром и были первыми в его списке нежелательных элементов, которых следовало жестко наказать в назидание остальным.

По заведенной традиции первой к подъезду министерства подъехал автомобиль с охраной, а за ним и лимузин самого премьера Цанкова. Второй машины с охраной в этот день не было из-за поломки двигателя на выезде из гаража.

Благодаря выбранной офицерами позиции, премьер министр оказался перед ними как на ладони, тогда как охрана оказалась за его спиной. Привыкшие к тому, что все идет буднично и монотонно, телохранители Цанкова оказались не готовы к покушению на него.

Стоя величественно на тротуаре, они больше годились для защиты от зевак и навязчивых домохозяек, чем от террористов. Никто из них не успел выхватить оружие, когда по вышедшему из автомобиля премьер министру со стороны кафе, неожиданно загрохотали выстрелы.

Промахнуться по человеку с расстояния в пятнадцать шагов было довольно трудно, тем более, когда он потерял голову от заглянувшей в его глаза смерти. Вместо того чтобы броситься обратно в автомобиль и искать защиту за его толстыми стенами, премьер министр побежал к распахнутым дверям министерства.

Будь нападавшим человек, взявший в руки оружие так сказать по случаю, возможно, Цанков смог бы добежать до стен министерства и укрыться за ними от пуль нападавших. Однако по нему стреляли офицеры, занимавшие призовые места по стрельбе и исход последнего забега премьер министра был заранее печален.

Не успев добежать до спасительного крыльца всего трех шагов, Цанков был сражен двумя пулями, попавшему ему в шею и голову почти одновременно. Его тело ещё автоматически двигалось вперед, но сам премьер был уже мертв. Сделав последний шаг, он рухнул у порога, оказавшись верхней частью туловища в здании, а ногами на улице.

Ноги его ещё трепетали в конвульсии, когда телохранители достали свое оружие и открыли огонь по напавшим на премьера людям. Стреляли они часто и регулярно и первыми же выстрелами смогли ранить в живот Христова и по касательной задеть плечо Петкова. Огонь моментально прекратился, но это был их последний успех в жизни.

Страховавший поручиков с другого конца улицы майор Стоянов метнул в них гранату, и могучий взрыв разметал агентов в разные стороны.

Воспользовавшись возникшей паникой и плачевным состоянием охраны, майор помог Петкову поднять раненого товарища и, погрузившись в автомобиль, трио злоумышленников отбыло в неизвестном направлении.

Документы того времени.

Телеграмма "Молния" от 1 августа 1927 года из российского посольства в Софии в министерство иностранных дел России.

В результате нападения неизвестных лиц сегодня в 10.15 по местному времени в столице Болгарии был убит премьер-министр страны Александр Цанков. По свидетельству очевидцев, нападавших было несколько человек, и все они были одеты в военную форму. Также сообщается, что минимум один из них в ходе перестрелки получил серьезное ранение, что подтверждают следы крови на тротуаре и салоне машины премьер министра, на которой террористы покинули место своего преступления.

Личным распоряжением царя Бориса по всей стране введено особое положение. Объявлен розыск нападавших и их приблизительные приметы. Также введен строжайший контроль на границах и морских портах. Объявлена награда за помощь в поимке террористов, в размере 20000 левов. Следствие возглавил министр внутренних дел Богумил Жарнов, временное исполнение обязанностей премьер министра страны возложено на главу партии "Демократический союз" Андрея Ляпчева.

Чрезвычайный и Полномочный Посол России в Болгарии Петр Ручников.

Из сообщений спортивного корреспондента Всеволода Вишневского газеты "Известия" от 1 августа 1927 года.

Олимпийский комитет России приступил к формированию составов спортивных делегаций на II Олимпийские игры 1928 года в Санкт-Морице и Амстердаме. Согласно предварительным данным на Зимней Олимпиаде российские спортсмены примут участие в конькобежных состязаниях, лыжных гонках, фигурном катании и хоккею. В последних двух видах наши спортсмены примут участие впервые. Также наши представители поборются за медали в соревновании военных патрулей. В летних вида спорта ожидается участие наших атлетов в таких видах спорта как бокс, борьба, легкая и тяжелая атлетика, плавание, прыжки в воду, пятиборье, спортивная гимнастика, фехтование и футбол. Всего в спортивных состязаниях от нашей страны планируют принять участие 102 спортсмена.

Глава VI. Европейские будни 20-х годов.

Внешний вид виллы Гретхеншталь, куда Герман Геринг был приглашен Куртом Шредером для конфиденциальной встрече по вопросу финансирования НСДАП, сразил отставного капитана авиации наповал. Сочные изумрудного цвета травянистые газоны. Ровные как парадные шеренги прусских батальонов стриженые ряды кустов, что раскинулись от самых ворот виллы и до порога трехэтажного особняка прочно пленили его взгляд. Величественные тенистые аллеи лип и дубов расположились по краям парка, любезно отдав его центр большим цветочным клумбам. Их ни с чем несравнимый аромат, несмотря на приближающуюся осень, неудержимо кружил голову с первого вдоха, и казалось им невозможно надышаться.

Дополняли общую картину тщательно выровненные и покрытые мелкой розовой щебенкой парковые дорожки. Через каждые пятнадцать метров, на них находились ажурные скамейки, закрытые от дождя и солнца специальным верхом. У них были изящно выгнутые спинки и подлокотники с головой льва. За каждой из скамеек имелось специальное место для статуй, сделанных из мрамора, бронзы и прочего благородного скульптурного материала.

Одни из них изображали воинов и рыцарей из истории Германии, другие античных философов и драматургов. Третьи олицетворяли персонажи из греческих мифов и скандинавских саг, пропагандирующие силу и красоту обнаженного тела.

Все они были расставленные по парку в определенном порядке и последовательности. Благодаря этому, зритель мог по своему желанию погрузиться в ту или иную духовную ипостась бытия, выбрав соответствующую дорожку парка.

Вид прекрасной амазонки скачущей на коне встретивший Геринга на подходе к особняку так прочно приковал к себе его взгляд, что капитан никак не мог от неё оторваться. Красивые ноги, крепко сжали бока скачущего во весь опор коня. Рука с копьем, откинулась назад для броска по врагу, от чего обнаженные груди девы дерзко взметнулись вверх. Волосы, непослушной копной разметавшиеся по плечам и охваченное азартом боя лицо амазонки, все это создавало ту завораживающую грацию, которой хотелось неудержимо любоваться, любоваться и любоваться.

Осторожно двигаясь в сопровождении привратника по приятно хрустящей дорожке, с каждым сделанным по ней шагом, с каждой минутой проведенной в этом удивительном паноптикуме, Герман Геринг ощущал свою слабость и бессилие, перед той силой и мощью, что владели хозяева этой виллы. И от осознания этой горестной реальности, его уверенность в том, что он сможет произвести хорошее впечатление на пригласивших его сюда людей, неудержимо сокращалась.

Что им его новенькая капитанская форма, сшитая специально на заказ у берлинского портного Зильберштейна, хорошо сидевшая на его пока ещё стройной фигуре? Что им его Железные Кресты и прусский орден "За Заслуги", заветная мечта любого военного кайзеровской Германии, не говоря о прочих медалях и знаках украшавших его грудь?

Хозяева этого райского уголка имели привычку носить одежду от лучших портных Лондона и Парижа, чья стоимость многократно превосходила стоимость парадного мундира Геринга. А ордена и медали, добытые капитаном в воздушных боях потом и кровью, здесь не имели ровным счетом никакого значения и веса. Разве только какой-нибудь богатый эстет захочет скопом купить их для своей домашней коллекции и только. За высокими дверями этого поместья царили деньги, деньги и ещё раз деньги и ничему другому там не было места.

Кроме всего этого, Геринга угнетал тот факт, что первоначально, хозяева этого поместья собирались пригласить к себе генерала Людендорфа. Чей статус и воинская слава не шли ни в какое сравнение с боевой славой и нынешним положением Германа Геринга. Недавно вернувшегося в Германию благодаря объявленной республикой амнистии участникам "Пивного путча", с большими долгами и умирающей от ревматизма женой на руках.

В подобном раскладе генерал Людендорф был, несомненно, выигрышной фигурой для разговора с финансовыми воротилами, но в самый последний момент его жена спутала нацистским бонзам все карты. Генеральша в самой категоричной форме заявила, что астрологические гороскопы советуют мужу в ближайшие две недели воздержаться от какой-либо политической активности и герой Восточного и Западного фронта покорно капитулировал перед ней.

Как не пытался Гитлер переубедить фрау Людендорф, против силы и магии звезд и чисел он был бессилен. Нужно было срочно искать если не равноценную, то хотя бы подобающую замену и выбор фюрера пал на Геринга. Чей вид больше подходил для респектабельной беседы, чем вид самого Гитлера, Гесса или Геббельса.

Год назад Гитлер, и Гесс уже встречались с представителями промышленной элиты, и результаты этих встреч были далеко не радостными. Промышленники довольно настороженно отнеслись к предложению о сотрудничестве с ними, и несмотря на попытки нацистских лидеров представить себя в самом радужном свете, ограничились однократным пожертвованием партии. Оказалось, что ораторство на площади перед уличными зеваками одно дело и деловой разговор с целью получить деньги совершенно другое.

— Ты оставил своих товарищей по партии в самый трудный для них час Герман, и только полученное тобой в схватке с врагами ранение несколько оправдывает твое поспешное бегство из страны. Чтобы окончательно очиститься и смыть с себя все подобные упреки и обвинения, ты должен отправиться в Гретхеншталь. На встречу с жирными тузами и уговорить их дать денег на нужды партии. В следующем году будут выборы в рейхстаг, и мы должны достойно заявить на них о себе. Иди, Герман и принеси так важную нам всем свободу рук — напутствовал Геринга фюрер, дружески похлопывая его по плечу.

Свобода рук или финансовая самостоятельность действительно была необходима нацистам в тот момент как воздух. Ведь добровольных пожертвований, что поступали в партийную кассу от очарованных пламенными речами Гитлера и его сподвижников бюргеров и лавочников, едва хватало на нужды штурмовых отрядов Рэма. Благо они заключалось в покупке штурмовикам пива и сосисок, в выплате штрафов за привод в полицию за драки с коммунистами. А вот оплачивать врачебных счетов для пострадавших в них штурмовиков партия пока не могла. Стоит ли говорить, что в подобном положении о проведении полноценной предвыборной кампании не приходилось и мечтать.

Полученные год назад от промышленников деньги позволили национал-социалистам увеличить количество штурмовиков, пошить им парадную форму, а также заметно поднять тираж партийной газеты "Фёлькишер беобахтер". Рэм, Геббельс и Гесс буквально лучились от счастья, докладывая фюреру об этих успехах, однако счастье, как всегда было недолговечным. Деньги неожиданно кончились, и состояние партийной кассы быстро вернулось к прежним показателям.

Для исправления положения срочно требовались новые финансовые вливания, примерно в том же объеме и желательно на постоянной основе. Такие были поставлены перед Герингом задачи минимум и максимум, простые по содержанию и трудные по исполнению.

Подойдя к особняку, Геринг полагал, что разговор с господином Шредером и его соратниками состоится в одной из его комнат, однако капитан ошибся. Хозяин не удостоил его чести домашнего приема, решив провести беседу в летней беседке, чуть в стороне от главного здания особняка.

Возможно, на это решение повлияла прекрасная августовская погода, во время которой нахождение в четырех стенах было настоящим преступлением против человеческого естества. Однако Геринг воспринял это — как желание Шредера ещё раз подчеркнуть ту грань, что разделяла гостя и хозяина, сидевшего в кресле, в компании высокого хорошо одетого человека, чей презрительный вид лица, не сулил Герингу ничего хорошего.

— Я вижу, что вам понравилась моя амазонка, господин капитан. Вы так выразительно на неё смотрели, когда шли к нам — с усмешкой произнес хозяин, покидая свое кресло и пожимая руку гостю. В отличие от Шредера, высокий господин ограничился приветственным кивком головы и не покинул кресла.

— Вы совершенно правы, гер Шредер. Скульптура просто великолепна и достойна того, чтобы её выставили на Музейном острове в Берлине.

— О нет, такой высокой чести мне не надо. Мне куда приятней видеть это творение господина Штука у себя на вилле, чем отдать её на растерзание любопытствующей толпы. Которая будет возмущено тыкать в неё своими потными пальцами и осуждать её всевозможными грязными инсинуациями и предположениями — решительно отверг предложение Геринга хозяин.

— Так эта скульптура самого Франца Штука!? Я так и чувствовал, что оно творение рук германского скульптора, а не какого-то там грека и итальянца. Как жаль, что он недавно покинул нас. Какая невосполнимая потеря для его почитателей и германского наследия — Геринг сокрушался так искренне, что можно было подумать, будто он действительно был любителем творчества Штука, а не прочел о нем в газетном некрологе.

— Раз вы такой высокий ценитель всего прекрасного, то, что вы тогда скажите об этой красавице, господин Геринг — поинтересовался у капитана высокий гость господина Шредера. — Чьих рук это творение? Итальянца, грека или может быть француза? Если хотите, можете подойти поближе.

Геринг послушно повернулся в указанную гостем сторону и увидел белую статую, гордо возвышавшуюся на черном постаменте, над аккуратной стеной зеленого кустарника. Она представляла собой обнаженную девушку, грациозно опирающуюся на весло. Уперев свою левую руку в бедро, она с вызовом смотрела куда-то вдаль, милостиво разрешая отставному авиатору насладиться красотой своего тела.

— Благодарю, у меня прекрасное зрение. Мне и отсюда, все прекрасно видно — с достоинством ответил Геринг незнакомцу.

— Так, кто является творцом этой прекрасной нимфы? Говорите смелей, мне интересно ваше мнение.

— Мне неизвестен скульптор, создавший это великолепное творение, — честно признался Геринг, — но, вне всякого сомнения — эта девушка славянинка. Её лицо говорит за это.

Вынося свой вердикт, Геринг отнюдь не просто так наугад тыкал пальцем в небо. Большую часть времени проведенного в изгнании в Швеции, Герман отдавал уходу за больной женой, которую искренне любил. С давних пор Карен была страстной поклонницей скульптуры. Прикованная болезнью к креслу и кушетке, она читала книги, журналы и газетные статьи, посвященные этому виду искусства. Показывала их мужу, желая развить его культурный кругозор.

— Браво, господин Геринг! Браво! Вы совершенно правы. Её действительно создал русский скульптор, по моему специальному заказу, — с важным видом подчеркнул Шредер, после чего обратился к своему гостю. — Вот видите, дорогой Шницлер, настоящий прусский офицер не только хорошо разбирается в военном деле, но и прекрасно подготовлен в культурном плане. Прошу вас, господин капитан присаживайтесь к столу и разделите с нами второй завтрак. Вы ведь с поезда и наверняка голодны.

Герман не заставил упрашивать себя дважды и с удовольствием принял приглашение хозяина. Удачный экспромт со скульптурой, умение вести себя за столом, удачный выбор из предложенной винной карты помогло Герингу растопить первичный холодок между ним и его собеседниками. Развивая достигнутый успех Герман, поднял бокал с мозельским вином и провозгласил тост за процветание Германии, её народа и торговых домов.

— Если в вашей партии есть хотя бы сотня таких людей как вы, господин капитан, я готов продолжить пожертвование на нужды НСДАП. Хотя некоторые лозунги, публично провозглашенные господином Гитлером для меня совершенно неприемлемы — честно признался банкир Герингу.

— Вы наверняка имеет в виду пункт национализации промышленности и банков?

— Совершенно верно, — подтвердил Шредер. — Согласитесь, что это откровенный нонсенс. Просить у банкира денег на нужды партии и при этом громогласно заявлять, что в случае прихода партии к власти, его банки будут немедленно национализированы.

— Не стоит беспокоиться, гер Шредер, — поспешил успокоить собеседника Геринг. — Национализация промышленности и банков — это всего лишь пункт предвыборной программы, призванный оторвать у коммунистов голоса рабочих. Смею вас заверить, что в случае победы нашей партии на выборах он никогда не будет выполнен.

— Никогда не говори никогда и не ручайся за завтра, ибо день не предсказуем — говорили древние и я с ними полностью согласен. Сегодня вы говорите одно, а после победы с легкостью откажитесь от своих обещаний. К сожалению это неизбежная составляющая любого политика и потому нам нужны твердые гарантии безопасности наших вложений.

— Если вы не верите в слово, тогда мы готовы дать вам письменные обязательства в обмен на финансовую поддержку нашего движения. Господин Гитлер предвидел это и уполномочил меня передать вам, что он предоставит их в любой удобный для вас момент — торжественно заявил Геринг, но и этот вариант не устроил Шредера.

— И куда прикажите нам обращаться с этими обязательствами в случае, если ваш фюрер передумает их выполнять? В Лигу наций? Нет, единственный приемлемый для нас вариант — это предоставление поста министра финансов в вашем теневом кабинете господину Ялмару Шахту. Под слово этого человека, мы готовы продолжить сотрудничество с вами на долгосрочной основе.

— Я слышал много хорошего о господине Шахте и уверен, что это лучшая кандидатура на пост министра финансов. Я незамедлительно передам фюреру ваше условие, господин Шредер и уверен, что он обязательно его примет.

— Представьте, что я тоже в этом уверен, ибо господин Шикльгрубер не очень сильно преуспел в перетаскивании рабочих масс на свою сторону, — ехидно заметил Шницлер. — Я недавно был в Берлине и сам видел как молодчики из "Рот фронта", лихо били ваших штурмовиков, под одобрительные выкрики уличной толпы.

— Берлин большой город и по одной уличной драке нельзя говорить о популярности или непопулярности идей нашей партии среди столичных рабочих. Равно как нельзя говорить об итогах всей кампании по результатам одного сражения.

— Господин Геринг, оставьте при себе ваши сравнения. Мы не на митинги и я не нуждаюсь в том, чтобы меня агитации. Чтобы вы тут не сказали, это не сможет изменить мое мнение относительно способностей ваших штурмовиков. Большинство из них откровенные люмпены и маргиналы, ищущие в ваше движение исключительно ради личной выгоды. Тогда как люди Тельмана вооружены хорошей классовой идеей, которая весьма популярна среди народных масс и идеалы которой они готовы отстаивать не только кулаками, но и пулей — Шницлер снисходительно развел руками и этот жест разозлили Геринга. Позабыв о цели своего визита, отбросив в сторону скромность, бывший ас смело ринулся в бой.

— Извините, господин Шницлер, я солдат и потому буду говорить открыто, без всяких выкрутас и обиняков. Я ничего не понимаю в той философской болтовне, что выдумали Маркс, Энгельс и которой так любят щеголять наши демагоги в стенах рейхстага. Мне абсолютно все равно, есть классовая идея или её нет вообще. Главное для меня это возрождение былого величия Германии. Возвращения ей статуса великой империи, взамен нашего нынешнего положения жалкой содержанки у соседей победителей. Ради этого я вступил в национал-социалистическую партию, и я верю, что только мы способны возродить Германию во всей её прежней мощи.

Геринг говорил уверенно и искренне и сказанные им слова произвели нужное впечатление на Шредера. Банкир чуть заметно кивнул головой, услышав то, что он хотел услышать, но вот Шницлер был создан из другого теста. В клеточках его головного мозга слишком прочно засел процесс иного видения событий в стране.

— На мой взгляд, наша республика далеко не исчерпала всех своих возможностей, а президент Гинденбург достойный пример для подражания. Обязательно положу монету в его кружку для пожертвований, когда он будет баллотироваться на новый срок — пообещал Шницлер, явно подразнивая звенящего от возмущения своими боевыми наградами капитана.

— Если вам так нравиться заевшийся и заспавшийся президент Гинденбург, зачем вы пригласили меня на беседу? Ведь между нами и ним нет, и не может быть ничего общего. Мы за возвращение великой Германии в её прежних границах, а он за построение великой Германии в одном только месте — у себя в усадьбе Нойдек!

— Не горячитесь, капитан, — одернул Геринга Шницлер. — Пауль Гинденбург национальный герой Германии и не вам решать, достоин он таких почестей как усадьба Нойдек или нет. В отношении того ради чего вас сюда пригласили, то мы хотели узнать, стоит ли вкладывать в ваше движение деньги или нет.

Шницлер замолчал и принялся бесцеремонно разглядывать Геринга придирчивым цепким взглядом торговцем живого товара, решающего выставить его на продажу или нет. Это было откровенно неприятной процедурой, но капитан с честью её выдержал. Ни один мускул не дрогнул на его лице под цепким взглядом промышленника.

Кроме личной гордости заставлявшей Геринга идти до конца, он также интуитивно понимал, что партия нацистов нужна германским промышленникам в качестве противовеса как набирающим сил коммунистам, так и погрязшим во взяточничестве и дрязгах социал-демократам. К тому же, в отличие от одряхлевшего фельдмаршала Гинденбурга, Гитлер очень удачно играл на "вождизме", чей культ испокон веков был у немецкого народа на первом месте. Все это придавало Герингу уверенность и, дав Шницлеру достаточно время, для проведения визуальных исследований, капитан спросил его напрямик в лоб.

— И какому выводу вы пришли? — спросил Геринг, сознательно пропустил в своем вопросе слово "господин".

— Господина Шредера вы явно убедили в необходимости продолжения сотрудничества с вами, а вот меня не совсем — промышленник сделал театральную паузу, словно упорно думал прежде, чем объявить свой вердикт Герингу. Хотя свое решение он принял ещё до встречи с ним, а теперь просто озвучивал его.

— Мы согласны вновь помочь вашему движению деньгами, но не напрямую. Мы не хотим, чтобы социал-демократы связывали нас с вашей партией, — по лицу Шницлера пробежала хорошо заметная гримаса недовольства. — Ваши штурмовики сильно страдают от травм, полученных в боях с коммунистами, и нуждаются в лечении. Из человеколюбия мы окажем покалеченным людям деньгами на лечение, и в виду предстоящих выборов суммы будут больше чем вы получили ранее. Значительно больше, но если ваши успехи на выборах в рейхстаг нас не устроят, пожертвования немедленно прекратятся. Я ясно выразился?

— Яснее некуда, господин Шницлер.

— Тогда будем считать, что мы обговорили все интересующие нас вопросы и потому, я не смею вас задерживать, господин Геринг — промышленник сделал рукой шутливое выпроваживающее движение, от которого кровь прильнула к щекам капитан. Словно желая подчеркнуть неравноправное положение собеседников в только что совершенной сделке, Шницлер добавил ещё одну перчинку в беседу.

— И передайте главному редактору "Фёлькишер беобахтер", чтобы он не сильно усердствовал в своих разоблачительных статьях относительно усадьбы президента Гинденбурга. Это может обернуться ущербом для здоровья, которое по моим сведениям у него не очень крепкое — намекнул Шницлер на телесный дефект Геббельса.

— Можете быть спокойным. Я обязательно передам ему ваши слова — Геринг с достоинством поднялся из-за стола, аккуратно пододвинул к нему стул и как истинный военный, щелкнув каблуками, покинул беседку.

— По-моему ты был излишне строг с капитаном, Гюнтер. Он производит впечатление делового человека способного обсуждать серьезные вопросы и явно не заслуживает такого обращения с собой — осуждающе молвил Шредер, когда Геринг отошел от них на приличное расстояние, не позволяющее ему слышать их беседу.

— Скажи ещё, что он аристократ — недовольно фыркнул Шницлер.

— Да скажу! Это сразу чувствуется в манере речи, поведении и даже повороте головы. Геринг настоящий прусский аристократ и было бестактно говорить с ним как с простолюдином.

— Да пусть он будет трижды достойным человеком, с которым можно вести дела и аристократом в седьмом колене, это ничего не меняет. Он связался с нации и значит, стал одним из них и потому никакого другого отношения у меня к нему не будет. Нацисты признают только одно — силу кулака и потому с самого начала я предпочитаю держать их подобно собакам в крепкой узде. Иначе — порвут.

— На мой взгляд, ты сегодня не в духе и потому излишне все драматизируешь. Поверь мне, при всем их внешней воинственности и пафосе, Гитлер и его команда хорошо знают, что без наших денег они в политике никто и потому будут выполнять все, что мы им скажем. Согласно исследованиям русского академика Павлова, собака выполнит все твои команды, если до этого ты регулярно бросал ей кости.

— Боюсь, что в одно прекрасное утро окажется, что нацисты совсем не собаки, а волки, привыкшие только к своей воле и тогда, нам всем придется не сладко.

— Вот видишь Гюнтер, я прав. У тебя плохое настроение и оттого тебе все видеться исключительно в черном свете. Только пессимист может считать, что деньги, которыми мы обладаем, не смогут обуздать зло в лице Гитлера. И знаешь почему?

— Почему? — хмуро спросил Шницлер.

— Потому что деньги — это самое главное зло в нашем мире. Это говорил Ницше и я полностью с ним согласен.

— Давай подождем пять лет и тогда посмотрим кто из нас прав. Я — со своей излишней настороженностью или ты со своим оптимизмом — предложил промышленник, и собеседники мирно чокнулись рюмками арманьяка.

Пока господа олигархи спорили между собой, униженный и оскорбленный Геринг, молча, покидал прекрасный Гретхеншталь. Гордо, с высоко поднятой головой и прямой как на параде спиной, он шел по парковой дорожке, и, прощаясь взглядом с этим райским уголком, давал себе страшную клятву, что сделает всё возможное, чтобы у него и его Карен было такое поместье.

Известие о том, что его партия получит новое денежное вливание и притом на долгосрочной основе, вызвало у Гитлера бурную радость и ликование. Наконец-то появился долгожданный свет в конце тоннеля, и этот свет не был проблеском одинокой свечи, а являлся заревом мощного прожектора.

— Ты просто молодец, Герман! Я знал, что удача улыбнется нам, и ты сможешь растрясти кошельки этих заевшихся толстосумов! — восклицал фюрер, радостно потрясая руку Геринга, когда тот пришел к нему на доклад в берлинскую штаб-квартиру НСДАП. Серые стены невзрачного здания арендуемого нацистами, откровенно давили своей спартанской обстановкой на их обитателей, но сегодня Гитлер не обращал на это никакого внимания. Новости, принесенные Герингом, полностью совпадали с предсказаниями личного астролога, и от этого фюрер ещё больше входил в радостный раж.

Издревле, гонца принесшего хорошую весть щедро награждали и Гитлер, не скупился на награды.

— Теперь, благодаря их деньгам на грядущих выборах мы сможем пробиться в рейхстаг, и ты Герман, станешь главой нашей партийной фракции! Это я тебе торжественно обещаю в присутствии всех своих боевых соратников — заверил Геринга фюрер к молчаливому неудовольствию Рудольфа Гесса, давно мечтавшего об этом месте.

— В рейхстаг ещё нужно попасть, мой фюрер — ворчливо пробормотал Рэм, из суеверия призывая Гитлера не делить шкуру неубитого медведя. Бывший командир Гитлера, хотя и находился примерно на одной ступени власти в партии, очень хотел, чтобы тот непременно прислушивался к его советам.

— Мы туда обязательно попадем, как только наша партийная касса наполнится деньгами! Я просто уверен в этом! — продолжал ликовать Гитлер, не желая слушать никаких предостережений. — Сегодня у меня митинг в Шпандау и я его проведу на "отлично"! Мне есть, что сказать людям!

— Для спокойствия я отправлю туда отряд хундершафтсфюрера Лютце — предложил Рэм, но фюрер только недовольно махнул рукой.

— В Шпандау не так сильно влияние коммунистов и для моей сохранности будет достаточно отряда СС. Пусть лучше Лютце поддержит выступление Геббельса в Панкове, там намного опаснее — распорядился Гитлер и отправился готовить конспект речи и репетировать её перед зеркалом. По утверждению фюрера, общение со своим зеркальным двойником придавало ему силы, уверенность и самое главное — боевой настрой.

— Почему он так уверен в этом боевых способностях этого недоучившегося прапорщика Гиммлера! Этого не нюхавшего пороха булочника! — возмутился Рэм. — Чем он ему так угодил, что в последнее время Адольф постоянно берет его людей с собой!? Их черной формой?

— Их внешним видом — ответил ему Геринг. — Рейхсфюрер СС Хайден отдавал предпочтение кулакам, Гиммлер же, специально подбирает в охрану фюрера высоких и стройных блондинов нибелунгов.

— Как жаль, что СС не охраняют Геббельса. С какой радостью я посмотрел бы как тельмановцы, начистили бы физиономии этим блондинам нибелунгам на сегодняшнем митинге в Панкове, вместе с их горе мистиком! — гневно воскликнул Рэм, и удачливый переговорщик не стал с ним спорить.

Слишком на разных ступенях власти на данный момент находился он с одним из основателей национал-социализма. Ещё не пришло время поднимать голову и спорить с ним, однако запал бомбы, призванной уничтожить Рэма уже тлел.

Документы того времени.

Из репортажа корреспондента белградской газеты "Политика" Зорана Белкова от 19 августа 1927 года.

Во время выступления 15 числа этого месяца в Скупщине делегат от Народной радикальной партии Сербии представитель Черногории Пуниш Рачич обвинил руководителя Хорватской крестьянской партии Степана Радича в антигосударственной деятельности направленной на развал Королевства сербов, хорватов и словенцев. В качестве доказательства своих слов, Рачич напомнил о недавнем визите Радича в Италию, где он был принять Бенито Муссолини и имел с ним продолжительную беседу.

— Признайтесь, о чем вы с ним говорили?! О создании повстанческого хорватского движения на территории Королевства?! Об объявлении с его помощи автономии Хорватии и последующего отделения от Королевства, чтобы потом отпасть под руку фашиста Муссолини или адмирала регента Хорти?!! Такие узко-национальные действия являются прямым предательством священных идеалов южного славянства Балкан!!! Сколько серебряников ты получил за это подлое дело. Иуда!!? — гневно вопрошал Рачич своего хорватского оппонента, однако Радич не проронил ни слово в ответ на прозвучавшие в его адрес обвинения.

С полностью отрешенным видом он сидел все это время в своем кресле, терпеливо дожидаясь, когда у напавшего на него с обвинениями депутата Рачича выйдет отведенное согласно регламенту время и иссякнет запал злости.

Нервы у лидера хорватских националистов были поистине "железными", чего нельзя было сказать о его партийном соратнике молодом Иване Пернаре. Обозленный выдвинутыми против Радича обвинениями он вскочил со своего места и громко крикнув, назвал Рачича и его коллег по партии лжецами, взяточниками и политическими проститутками.

Оскорбленный подобными сравнениями Рачич выхватил из кармана спрятанный там револьвер, и одним выстрелом убил Пернара, не сходя со ступеней трибуны. Видя, что его обидчик сражен, в состоянии аффекта, он продолжил стрельбу по хорватским депутатам до тех пор, пока в барабане его револьвера не кончились патроны. От выстрелов Рачича погибли ещё трое депутатов, и смертельно ранен Степана Радича, скончавшийся в карете "скорой помощи" по дороге в Центральный Белградский госпиталь.

После этого трагического инцидента, Рачич спокойно позволил прибежавшим на звуки выстрелов полицейским арестовать его и отвезти в центральную тюрьму Белграда. Где он и находится в ожидании начала работы специального суда, собранного по приказу короля Александра. Днем ранее, монарх запретил своим указом деятельность на территории Королевства Национально радикальной партии Сербии, а также Хорватской крестьянской партии.

Конфиденциальная телеграмма Брюсу Клейторну от Гизи Дроденвельта отправленная из Парижа в Лондон по закрытому каналу телеграфа 21 августа 1927 года.

Французские партнеры восприняли идею "Большого скачка" в принципе положительно, но хотят получить гарантии страховки. Наши действия дальше? Продолжаем переговоры или сворачиваем их.

Гизи.

Конфиденциальная телеграмма Гизи Дроденвельту от Брюса Клейторна отправленная из Лондона в Париж по закрытому каналу телеграфа 22 августа 1927 года.

Единственной гарантией в этом деле может быть только наше имя и факт нашего к ним обращения. Если они согласны принять их — продолжайте переговоры. В противном случае сошлитесь на необходимость консультаций и сверните дело до начала октября. Оставьте партнерам надежду.

Брюс.

Глава VII. Возвращение премьера.

— И так, доктор Нортон. Высокая комиссия ждет вашего заключения относительно здоровья премьер-министра Макдональда — властным голосом произнес господин, сидящий за темно-коричневым полированным столом. Справа и слева от него находились ещё две пары членов комиссии, а за отдельным столиком расположился секретарь, усердно писавший протокол собрания.

Видя, что вызванный на комиссию эскулап не торопиться объявить свое мнение, председатель поспешил добавить: — Только ради всего святого доктор, не надо вдаваться в подробности, как можно короче. Поберегите наше и свое здоровье.

Подобное замечание было обусловлено той удушливой жарой, что стояла в Лондоне почти всю неделю. От неё не спасали не раскрытые окна, ни емкости с холодной водой, что спасаясь от жары, лондонцы ставили на пол, стол, стул или подоконник.

Против неё было бессильно даже последнее чудо техники комнатный вентилятор. Поставленный на стол комиссии, он своими натруженными лопастями перегонял с места на место тугой воздух, не принося измученным людям никакого облегчения.

Председатель комиссии требовательно посмотрел на доктора Нортона и от небольшого движения его головы по щекам и шеи, предательски поползли капли пота. Питеру Эшби нестерпимо хотелось достать из кармана изрядно влажный платок и вытереть их, но важность момента не позволяло ему сделать это. На кону стояла судьба правящего кабинета, и председатель стоически терпел это муку.

— Согласно постановлению Высокой комиссии при кабинете правительства Его Величества, я, Артур Нортон произвел обследование состояния здоровья мистера Макдональда вместе с приглашенными врачами психиатрами доктором Колменом и доктором Стекхерстом. После тщательного расспроса и осмотра больного, изучение всех его анализов предоставленных госпитале Святого Патрика, а также двухнедельного наблюдения за ним мы пришли к следующим выводам.

Первое — душевное расстройство мистера Макдональда было спровоцировано длительной сильной психической нагрузкой на его нервную систему. Второе — в настоящее время психическое состояние мистера Макдональда соответствует состоянию обычного человека без каких-либо психических отклонений. Третье — мистер Макдональд может приступить к исполнению своих обязанностей премьер-министра, но нет никакой гарантии того, что приступ душевного расстройства не повторить на фоне душевного перенапряжения. Четвертое — во избежание повторения повторного приступа, консилиум рекомендует мистеру Макдональду двухмесячный отпуск для поправки сил и здоровья, с исключением длительной эмоциональной перегрузкой. Желательно с последующим осмотром больного.

Все это, несмотря на просьбы председателя, доктор Нортон не отступил от своих привычных правил разбора больного и говорил медленным неторопливым голосом. Порождая при этом массу нехороших чувств, в груди у председателя и членов высокой комиссии. Когда мистер Нортон подошел к последней точке своего сообщения мистер Эшби ненавидел его каждой клеточкой своего измученного тела.

— Значит, вы считаете, что мистер Макдональд может приступить к исполнению своих обязанностей премьер министра? Мы правильно вас поняли? — призвал к ответу врача председатель, и остальные члены комиссии радостно закивали головами в знак своей поддержки его вопроса.

— Мы только дали заключения о состоянии здоровья мистера Макдональда на сегодняшний день и свои рекомендации — уклончиво ответил Нортон, явно не желавший брать такую большую ответственность на свои хрупкие плечи.

— Так может он работать или нет!? — уже не скрывая своего раздражения, спросил врача Эшби.

— На сегодняшний день душевное состояние мистера Макдональда ничем не отличается от состояния любого другого нормального человека — завел прежнюю пластинку эскулап, чем породил на лице председателя злую гримасу.

— Вы можете четко и ясно ответить на заданный вам вопрос? — почти по слогам отчеканил Эшби, но твердо стоял на своем.

— Я уже четко и ясно, по пунктам, ответил вам господин председатель. Больше мне сказать вам нечего — ответил ему Нортон, чем породил глухой стон в груди председателя.

— По-моему тут все ясно, господин председатель, — пришел на помощь Эшби, сидевших по праву руку Ян Мэрдок. — Доктор констатирует состояние своего пациента, но не дает никаких гарантий, что повторное расстройство у него не повторится. Я вас правильно понял, доктор Нортон?

— В общем и целом правильно, — после некоторой заминки выдавил из себя Нортон, — в общем и целом.

Произнесенная врачом формулировка сразу не понравилась председателю, так как имела множество лазеек для вольного трактования.

— Так он может вернуться к своим обязанностям или нет? Прошу ответить вас односложно, да или нет?! — теряя терпение, потребовал Эшби от эскулапа.

— Да, мистер Макдональд может приступить к исполнению своих обязанностей — с неожиданной легкостью согласился Нортон и эта легкость, заставила председателя искать двойное дно в его ответах.

— Но в любой момент его приступ может повториться. Так?

— Совершенно верно, господин председатель — также легко согласился с Эшби доктор, и все вернулось на круги своя. Лицо председателя покрылось красными пятнами от праведного гнева. Он уже собирался сказать все, что он думает о медицине и врачах психиатрах в частности, но не успел. В разговор вступил сидящий слева от него мистер Филмор, большой любитель казуистики.

— Скажите, доктор Нортон, какие причины могут привести к повторению душевного расстройства у мистера Макдональда? — попытался подойти к решению проблемы с другой стороны Филмор.

— Разные причины, господин член комиссии. Их перечисление займет слишком много времени и не факт, что это приведет к желаемой истине — незамедлительно ответил врач в привычной для себя манере.

— Поясните, пожалуйста, вашу мысль комиссии.

— В таких случаях, что произошел с мистером Макдональдом, душевный срыв мог произойти под действием сразу нескольких неблагоприятных факторов.

— Перечислите комиссии наиболее вероятные на ваш взгляд причины способные привести к душевному срыву у человека в целом и мистера Макдональда в частности.

— С большой долей вероятностью это может быть повышение давления, длительные стрессы и переутомление, приводящее к нервному истощению. Недосыпание, злоупотребление курением и алкоголем — начал самозабвенно перечислять всевозможные нозологии врач, но Филмор поспешил прервать его.

— Достаточно доктор. Всеми этими причинами страдает подавляющее число государственных служащих, включая и нашу комиссию с нынешней гипертермией — шутка Филмора нашла отклик на лицах членов комиссии, но Нортон не принял его юмор.

— Как вам будет угодно — холодно произнес врач и застыл в ожидании новых вопросов.

— Значит, вы утверждаете, что все перечисленные вами факторы могут привести к новому душевному срыву у мистера Макдональда — попытался поставить точку в разговоре Эшби, но не тут-то было.

— Совершенно верно, господин председатель. В купе они могут спровоцировать новый душевный приступ, — подтвердил Нортон, однако не успел председатель радостно выдохнуть, как последовало убийственное уточнение, — но могут и не спровоцировать.

— Так как прикажите вас понимать!?— раздраженно воскликнул Филмор.

— Вы просили перечислить причины, я их перечислил. Они могут спровоцировать у мистера Макдональда приступ, но учитывая его крепкое здоровье и хороший присмотр, приступ может и не повториться — беспристрастным голосом ответил врач, укрываясь в броню официальности, как улитка прячется в свой домок при виде опасности.

— А могут и совсем не повторяться, правильно!? — недовольно проворчал Мэрдок.

— Может быть и так, — согласился с ним Нортон, — я не могу утверждать это со стопроцентной уверенностью. Я не господь бог.

— Да вы вообще можете сказать конкретно что-либо!! — негодующе взвился Эшби. Нервы председателя сдали, но сидящий на самом краю стола слева Эдвардс не дал разгореться никому не нужному скандалу.

— Господа, прошу выслушать меня! — громко произнес Эдвардс и пока почти два десятка глаз уставились на него, решительно продолжил. — Я считаю, что доктор Нортон дал нам ответы на все вопросы, и нам следует его отпустить.

Эдвардс, требовательным оком окинул всех присутствующих, включая самого доктора, и не встретив возражений со стороны членов комиссии, продолжил.

— Спасибо, доктор Нортон. Вы можете идти. До свидания.

Входная дверь кабинета заседаний ещё не закрылась за эскулапом, а председатель комиссии уже вытирал мокрое от пота лицо. При этом он тихо проклинал Нортона, не пожелавшего дать нужного Эшби ответа, для решения проблемы, чей накал не уступала накалу температуры внутри кабинета.

Дав минутную возможность членам комиссии привести себя в порядок, звонком колокольчика, председатель призвал их внимание.

— Господа, мы выслушали заключение эксперта и нам необходимо вынести свое решение. Врач...— обозленный Эшби сделал паузу, намерено пропустив фамилию доктора, — вынес заключение, что премьер министр может приступить к своей работе. Однако перед этим, для сохранения его здоровья предлагает отправить его в двухмесячный отдых. Есть также его мнение, что мистер Макдональд может приступить к своей работе немедленно. Возражений по поводу этой формулировки нет?

Председатель выждал положенное время и продолжил, посчитав молчание за знак согласия.

— Предлагаю провести тайное голосование, по результатам которого я предоставлю королю наш вердикт. Если вы согласны с тем, что премьер министру нужен отдых, напишите на листке бумаге цифру один. Если считаете, что он может начать работу — цифру два. Листки в сложенном виде прошу передать нашему секретарю, который огласит наше общее решение.

Места председателя и заседателей находились на значительном расстоянии друг от друга, и это позволяло считать голосование тайным. Прошло несколько томительных минут, прежде чем секретарь Дженкинс подвел свои нехитрые счисления и объявил результат.

— Специальная комиссия, назначенная палатой лордов по делу премьер министра Макдональда, тремя голосами против двух считает, что господину премьер-министру нужен отдых перед его возвращением к исполнению обязанностей главы кабинета Его Величества — отчеканил секретарь к огромному облегчению Питера Эшби. У людей желающих отстранить Макдональда с его поста появилась лазейка, о чем господин председатель в тот же день отчитался по телефону.

Телефон — великое чудо технического прогресса. Благодаря ему, не нужно шагать из одного конца города в другой или трястись по дороге из Лондона в другие части Британии. Достаточно снять трубку, назвать барышне с коммутатора номер и нужный тебе человек слышит тебя. И при этом ни один посторонний взгляд не увидит и не расскажет о вашем разговоре. Правда есть опасность, что ваш разговор может подслушать посторонние уши на телефонной станции, но технический процесс не стоит на месте. В высоких домах появился новейший аппарат с цифровым диском, полностью исключающий необходимость общения с телефонисткой.

Именно по такому аппарату и позвонил Питер Эшби сразу после окончания заседания комиссии.

— К сожалению, доктор Нортон не дал нужного нам заключения, позволяющего просить короля о замене премьер министра — доложил Эшби, чем вызвал бурю негодования на том конце провода.

— Проклятье!! Черт бы побрал этого психа!! Неужели никак нельзя поставить под сомнение его заключение!!? — в словах собеседника сквозило такое вселенская скорбь, что Эшби поспешил плеснуть спасительный бальзам надежды на его душу.

— Поставить под сомнение невозможно, — категорично заявил Эшби. — В качестве эксперта по этому делу, кандидатуру врача назначил сам король. Единственное, что удалось мне сделать — это отсрочить дату возвращения премьера на два месяца.

— Но это всего лишь временная отсрочка! — негодующе возмутился собеседник, но Эшби никак не мог согласиться с подобной трактовкой положения дел.

— За два месяца многое может произойти, поверьте мне на слово.

— Нам не нужны два месяца ожиданий. Нам нужно результат и именно сейчас! Поймите, это!

— Извините, но большего, при всем своем желании сделать я ничего не могу. Благодарите доктора.

— До свиданья — раздраженно буркнула трубка и разговор прекратился.

Возможно, кто-то другой, уткнувшись лбом в непробиваемую стену, и отступил бы, но только не Мозес Гизи. Отступать, горько сетуя на судьбу, было не в его правилах. Он решил поискать в стене дверь и вскоре, его действия увенчались успехом.

Ларчик открылся очень даже просто. Гизи не стал предпринимать попыток поставить под сомнение заключение психиатра. Вместо этого он предпринял попытку заставить монарха взглянуть на случай с Макдональдом под иным углом зрения, и это ему удалось на славу.

Королю был представлен полный полицейский отчет, в котором были самым подробным образом, описаны все действия премьер министра, в момент так называемого его "душевного расстройства". Когда Георг VI ознакомился с бумагами, что представил ему Питер Эшби вместе с решением специальной комиссии, у молодого монарха, от удивления перехватило дыхание. Уж в слишком неприглядном свете предстал перед ним Рамсей Макдональд.

Не говоря ни слова, он выразил свое полное согласие с решением комиссии о предоставлении премьер министру двухмесячный отпуск для поправки здоровья. Движимый монаршей заботой о благе для своих подданных, после обмена мнений с сэром Эшби, Его Величество милостиво увеличил срок отпуска Рамсею Макдональду с двух месяцев до полугода.

— Как это мудро и человечно Ваше величество, — радостно журчал ему в уши Эшби. — Ведь нам важно вернуть в дело полноценного человека, способного достойно трудиться на столь ответственном посту на пользу империи.

— Я очень надеюсь, что надеюсь, что господин Макдональд вернется к нам из своего отпуска в полном здравии. Однако нам нужно знать, кто будет его замещать на посту премьера на время его отсутствие. Британия не может полгода быть без премьер министра.

— Думаю, мистер Макдональд сам назовет имя этого человека но, на мой взгляд, лучшей кандидатуры, чем мистер Болдуин трудно найти.

— Стэнли Болдуин? — удивился король, но ведь он консерватор. Боюсь, что лейбористы не согласятся с такой кандидатурой.

— Но ведь они согласились с его участием в нынешнем правительстве. Тем более, что туда Болдуина пригласил сам Макдональд и это при возможности лейбористов самостоятельно сформировать кабинет министров — продолжал жужжать Эшби, но у императора Индии было свое мнение.

— В ваших словах, сэр Эшби, безусловно, присутствуют логика и здравый смысл, но мистер Макдональд должен сам решить вопрос своего временного заместителя. Возможно, у него есть иная кандидатура, чем Стэнли Болдуин.

— Разумеется, Ваше величество, — рассыпался мелким бисером Эшби. — Последнее слово конечно за господином Макдональдом, но я уверен, что он сделает свой выбор в пользу опытного рысака, чем иноходца двухлетки.

Последнее сравнение Эшби сделал специально, прекрасно зная пристрастие королевской семьи к лошадям и конному спорту. И по тому выражению, что появилось на лице у короля, опытный льстец понял, что его слова пришлись ко двору.

Не наступательными ограничившись действиями только на одном направлении, мистер Гизи решил воздействовать на самого премьер-министра и ему вновь сопутствовал успех.

Через нужных лиц, что пользовались доверием у Макдональда, премьеру были переданы копии полицейского протокола и истории болезни. При этом на него не оказывалось никакого давления, не было никаких угроз или шантажа, даже в самой завуалированной форме. Премьеру дали их просто, для ознакомления и это его сломало.

Узнав и увидев, что он творил в порыве душевного припадка, Макдональд посчитал, что он не имеет морального права занимать пост премьер-министра. Все остальное было делом техники, но техники очень тонкой и умелой.

Те, кто принес документы Макдональду, отнюдь не толкали его к отставке, а ловко и незаметно подгоняли в нужном направлении. Все они в один голос не соглашались с решением Макдональда об отставке, дружно уверяя, что он как никогда прежде нужен Британии. Просто нужно прислушаться к советам медиков и хорошенько отдохнуть, желательно в Южной Африке, Индии или Австралии.

А на время своего отсутствия, доверить управление страной и империей опытному и грамотному политику. Далее следовал перечень кандидатов, из числа которых самым предпочтительным, естественно был Стэнли Болдуин.

Одним словом, когда Макдональд прибыл в Букингемский дворец на встречу с королем, обе стороны были уже готовы к принятию так нужных мистеру Гизи и компании решений. После обмена дежурными любезностями и вопросом о здоровье, король предложил Макдональду не торопиться с возвращением в премьерское кресло, а тот с радостью с этим согласился.

Затем последовало непродолжительное обсуждение кандидатуры временно исполняющего обязанности премьера и вновь обе стороны сошлись во мнении относительно мистера Болдуина.

Его назначение прошло довольно буднично и не вызвало серьезных дебатов ни в парламенте, ни в офисе лейбористской партии, ни в кабинете министров. Конечно, не все были в восторге от кандидатуры Болдуина, но приставка временно исполняющий и то, что его предложил сам Макдональд и его поддержал король, сыграло свою роль.

Господа лейбористы поворчали и дружно отправились в Саутгемптон провожать Рамсея Макдональда, что отплыл в Южную Африку на лайнере "Регина".

В числе провожавших Макдональда парламентариев и членов кабинета министров был и мистер Болдуин. Он посчитал необходимо лично проводить на отдых премьер-министра. Прощаясь у трапа парохода, он клятвенно заверял, Макдональда, что все будет хорошо. Что он с нетерпением будет ждать его возвращение, а до этого времени постарается не принимать каких-либо важных решений.

Его клятв и уверений хватило ровно настолько, чтобы премьеру хватило времени добраться до Кейптауна и пересесть на пароход, идущий в Калькутту. Пребывание Макдональда на африканской земле обернулось для Болдуина, который только спал и видел, как начать боевые действия против ненавистной им России невыносимым испытанием.

Мало того, что премьер министр из-за непогоды задержался на Фолклендских островах, на целых лишних двое суток. В Кейптауне он выбился из графика путешествия уже на пять дней, решив посмотреть, как живут жители Южно-Африканского Союза.

Чего стоили эти дни, мистеру Болдуину знал только господь бог, он сам и его жена. Стэнли буквально не находил себе места, читая телеграммы из Кейптауна и Претории, куда по просьбе жителей премьер министр совершил краткосрочный вояж.

— Люди радостно встречают премьер министра Его Величества. Народ Союза говорит спасибо Рамсею Макдональду за его визит — бурчал Болдуин, швыряя в сторону бланки правительственных телеграмм и выпивая поданные женой капли корвалола.

Болдуин мужественно выдержал эту непредвиденную задержку и только когда получил сообщение о том, что премьер покинул Кейптаун и отплыл в Индию, ударил, что называется "из всех стволов".

Заседая в парламенте, он неожиданно для всех подверг критике работу МИ-5 за то, что они позволяют иностранным державам действовать на территории Британии как у себя дома. Чтобы ни у кого не оставалось сомнений, о какой из иностранных держав он ведет речь, Болдуин подверг критике следователей Скотланд-Ярда не сумевших найти виновников гибели британской подданной Розы Уолден.

Речь Болдуина произвела эффект разорвавшейся бомбы. Едва заседание парламента было законченно, как десятки журналистов обрушились на исполняющего обязанности премьер министра, смело вышедшего к ним на растерзание. При этом Болдуин не выглядел триумфатором, все-таки дождавшегося своего часа. Перед корреспондентами предстал несколько усталый человек, готовый биться за каждое произнесенное им слово.

На все вопросы он отвечал с твердой уверенностью, не забывая добавлять с большой степенью вероятности.

Так согласно Болдуину, с большей степенью вероятности, русские имели на территории метрополии хорошо законспирированную шпионскую сеть. Её агенты пытаются манипулировать как сознанием доверчивых обывателей, так и управлять страной при помощи профсоюзов и некоторыми представителями парламента и государственных структур. На вопрос журналиста, кто стоит за спинами убийц Розы Уолден, Болдуин не задумываясь, ответил, что это дело рук русских шпионов, которых никак не могут поймать за руку британские спецслужбы.

— Не удивлюсь, если со временем выясниться, что миссис Уолден устранили по прямому приказу руководства из Москвы! — продолжал изумлять журналистов Болдуин, которые яростно строчили своими ручками на страницах блокнотов.

— Может сам Дзержинский? — несмело пошутил один из них и Болдуин моментально откликнулся на его слова.

— Не удивлюсь, что и сам мистер Дзержинский отдал подобное распоряжение. На мой взгляд, очень может быть.

Заголовки вечерних газет потрясли страну, казалось, утихший было ураган вокруг тайных русских шпионов, уже стал достоянием истории и тут снова, и с большей силой. Напрасно посол России на следующий день пытался добиться аудиенции у Болдуина и министра иностранных дел. Все они были заняты и не могли принять господина Тряпичникова с его нотой протеста.

После долгих проволочек, ноту принял второй заместитель министра иностранных дел, обещавший довести до сведения своего начальства полученный им документ. Видавшие виды работники посольства в один голос говорили, что подобное поведение не сулит ничего хорошего, однако господин Тряпичников продолжал надеяться на лучшее.

По обычным дипломатическим стандартам, ответ на ноту протеста англичане должны были дать в течение пяти дней с момента её получении, однако фактически он прозвучал через сутки. Вновь выступая в парламенте, мистер Болдуин заявил, что ни о какой нормализации отношений между Лондоном и Москвой не может быть и речи, пока Россия не прекратит противоправные действия на территории Соединенного Королевства в виде убийства британских граждан и вмешательства во внутренние дела Британии. А также публично признает свою вину в этом деле перед мировым сообществом в Лиге наций.

В качестве доказательства решимости своих намерений противостоять экспансии Кремля, исполняющий обязанности премьер министра Болдуин объявил, что два часа назад принял важное для себя решение. Согласно его распоряжению, бывший подозреваемый в деле Розы Уолден Борис Львов должен был покинуть берега Альбиона в течение сорока восьми часов со своей супругой. Это заявление было поддержано как представителями лейбористов, так и консерваторов. Между Россией и Британией наступал новый этап конфронтации.

Документы того времени.

Из статьи вечернего выпуска газеты "Дейли телеграф" от 14 сентября 1927 года.

Решимость господина Болдуина противостоять тайной агрессии Москвы против Соединенного Королевства, его твердости идти в этом до конца проявилась во время его утреннего выступления в парламенте сегодня. Стоя на трибуне, он объявил о своем намерении провести на завтрашнем заседании парламента голосование по вотуму доверия своим действиям на посту премьер министра. — Мне крайне важно знать, правильно ли я поступаю, пытаясь оградить Британию от иностранного влияния или нет — пояснил он журналистам относительно причин побудивших его на этот шаг. — Согласно тем документам, что я располагаю на этот момент, священным интересам нашей родине угрожает большая опасность. Некоторые из вас считают, что слишком много сказал во время последней нашей с вами встрече. Уверяю вас, что это неправда. Я сказал слишком мало из того, что хотел сказать, но рамки ограничений не позволяют мне это сделать. Пока.

По предварительному опросу среди депутатов, мистер Болдуин сможет получить вотум доверия на завтрашнем голосовании парламента. Это позволит ему начать консультации среди депутатов с целью сформирования нового кабинета министров.

Из шифрограммы резидента российской разведки в Лондоне майора Смородина П.П. от 22 сентября 1927 года.

По сообщению агента "Фальконус" между представителями высших кругов Сити идут непрерывные консультации по поводу проведения операции "Большой скачок". Согласно общей информации, данная операция направлена в первую очередь против экономического потенциала Соединенных Штатов Америки, как самого главного противника Объединенного Королевства.

Майор Смородин П. П.

Глава VIII. Возвращение императора.

Если ружье висит на стене, рано или поздно оно выстрелит. Таков жанр не только театрального искусства, но и политики. Командующий Квантунской армией генерал-лейтенант Хондзио Сигеру не хотел дожидаться того момента, когда умники из Токио наконец-то дадут добро для начала проведений японской армии активных действий в Маньчжурии. Ибо время для того, чтобы приступить к выполнению операции "Сакура", по мнению генерала давно уже настало.

С того самого дня когда войска молодого маршала Чжан Сюэляня выполняя договоренность с Чан Кайши двинулись из Мукдена в поход на Пекин, Сигеру стал забрасывать Токио своими телеграммами.

Сначала они просто информировали Генеральный штаб о действиях властителя Маньчжурии. Затем тон посланий сменился на откровенно подстрекательский, который с каждым разом становился все сильнее и сильнее. Благо генералу было, отчего так реагировать.

Желая продемонстрировать председателю Национального правительства Китайской республики, и новоявленному мужу младшей дочери Сунь Ятсена, "молодой маршал" двинул против Фэн Юйсяня все свои силы. В походе на Пекин были задействованы не только одни пехотные полки с полевой артиллерией. Чжан Сюэлянь добавил к ним девять броневиков вооруженных пулеметами и пушками, что ему недавно любезно продали американцы, как своему потенциальному союзнику на азиатском континенте.

Несмотря на политику изоляционизма, что официально главенствовала в этот момент в стенах Белого дома и Конгресса, американский истеблишмент, что испокон веков определял внешнюю политику Штатов, имел большие виды на Китай. Видя в нем не только огромный рынок для своих товаров, но и серьезного игрока, которого можно было использовать не только против Японии, но и против русских, англичан и французов. Всех тех, кто пытался отрезать свой кусочек от аппетитного китайского пирога.

Броневики были первой партией того большого количества вооружения, что Соединенные Штаты должны были поставить правителю Маньчжурии, согласно подписанному между Вашингтоном и Мукденом секретному договору. Дядя Сэм собирался вступать в большую азиатскую игру всерьез и основательно.

Желая как можно быстрее разделаться с незаконным узурпатором верховной власти и освободить столицу государства от Фэн Юйсяня, правитель Маньчжурии выложил против него все свои козыря. В виде армии губернатора Шаньдуна генерала Чжан Цзунчана и бронепоезда, имевшего на своем вооружении девяти дюймовую артиллерийскую батарею. В свое время орудия были захвачены японцами в германском арсенале Циндао и проданы Чжан Цзолиню, как средство для борьбы с русским канонерками на реке Сунгари.

Всего этого, по мнению "молодого маршала" должно было хватить для быстрого свержения Фэн Юйсяня. Поэтому, оставив в Мукдене десятитысячную дивизию под командованием генерала Ман Пиня, он с легким сердцем возглавил этот, "краткосрочный" поход.

Кроме уверенности в собственных силах, у Чжан Цзолиня был ещё один серьезный повод принять в нем личное участие. Взяв Пекин, он намеривался дождаться приезда в столицу Чан Кайши и прилюдно, подарить генералиссимусу верховную власть в стране.

Подобный широкий жест упрочнял его положение в политическом тандеме с Чан Кайши, дела которого шли, далеко не блестящи. Генерал особого класса, прочно застрял в войне на центральной равнине Китая, воюя как с генералами милитаристами, так и с китайскими коммунистами. Среди последних особенно отличался Чжан Готао. Он умело уходил от крупных сражений с войсками Гоминдана и успешно громил их в мелких стычках.

Пытаясь раздавить этого надоедливого "красного" комара, Чан Кайши был вынужден держать в провинциях Цзянси, Хунань и Хубэй большие воинские силы. Там, местные коммунисты, оправившиеся после резни в Шанхае и подавление восстания в Наньчане и провинции Гуандуне, пользовались большой поддержкой местных крестьян. Они не только снабжали повстанцев продовольствием и предупреждали о действиях против них гоминдановцев, но и охотно вступали в ряды коммунистических отрядов. Положение было очень напряженное и непростое и Чан Кайши, никак не мог пойти на север, не приведя к покорности юг.

Оказавшись между двух огней в лице Чжан Сюэляна и Чжан Цзунчана, Фэн Юйсяня вначале растерялся и упал духом, что было вполне характерно для китайских генералов того времени. Численный перевес противника прочно парализовал всю его волю и Фэн стал задумываться об отступлении к границам с Монголией. Такой вариант генерал постоянно держал в голове, но Провидение подарило ему шанс для продолжения борьбы.

Войска генерала Чжан Цзунчана уже покидали пределы провинции Шаньдун, когда к ним пришла горькая весть. На их любимого командира было совершено покушение. Один из родственников его многочисленных жертв выстрелил в генерала "Собачье мясо" из ружья, когда тот посетил город Тайнань. Цель его визита была священная гора Тайшань. Там генерал собирался провести культовый обряд для одержания победы над противником, но судьба преподнесла ему горький урок.

От полученного в грудь ранения, Чжан Цзунчан скончался через два дня. Известие о смерти генерала вызвало брожение среди солдат и офицеров его армии. Эффект личной преданности вождю сыграл злую шутку с "молодым маршалом". Войска были готовы идти в бой под командованием Чжан Цзунчана и не признавали над собой его власти. Среди них начались разброд и шатание, что приободрило и развязало руки Фэн Юйсяня.

Он теперь не столь пессимистично смотрел на грядущую схватку с правителем Маньчжурии. Тем более что авангардом войск Чжан Сюэляня командовали генералы, которых Фэн Юйсянь неплохо знал. И потому смело направил к ним своих тайных посланников с предложением сыграть в одну увлекательную игру под названием "монополия", где не было проигравших и побежденных.

Возникла она совсем недавно и являлась чисто китайским изобретением. Так как только хитрый и изворотливый азиатский ум мог её придумать и с успехом использовать на поле боя, в раздираемой гражданской войной стране.

Суть её заключалась в том, что между двумя генералам, что находились в подчинении более высоких генералов, и войскам которых предстояло сразиться между собой в грядущем бою, заключалось тайное соглашение. Согласно ему один генерал платил другому генералу определенную сумму денег и тот отступал, не входя с противником в прямое столкновение.

Чтобы все выглядело натуральным для вышестоящего начальства, в назначенный час в назначенном месте, противники открывали друг против друга ураганный огонь из винтовок и пулеметов. Стрельба шла примерно час или два в зависимости от боезапаса враждующих сторон. После чего один из противников оставлял свои боевые позиции и спокойно отступал, а другой, через час после прекращения огня шел в наступление, занимал позиции врага и объявлял о своей победе.

Подобный тип сражения был очень выгоден как генералам, так и простым солдатам и офицерам. Первые получали славу и почести, вторые сохраняли свои жизни, получали деньги и с чистой совестью списывали на врага всяческие мелкие хищения. Начиная от провианта и обмундирования до вооружения и денежных выплат солдатам.

Находясь в Пекине, Фэн Юйсянь обзавелся хорошей суммой денег, позволявшей ему предлагать генералам Чжан Сюэляня подобные сделки и те, охотно соглашались на них. Таким образом, Фэн Юйсянь смог одержать две победы над авангардом противника численностью в две бригады пехоты не пролив при этом ни одной капли крови своих солдат.

Развивая наметившийся успех, Фэн вступил в тайные переговоры с третьим генералом, под чьим командованием была целая дивизия, но тут в дело вмешался Чжан Сюэлянь. Разведка доложила маршалу о грозящей ему опасности со стороны жадных генералов, и он пожелал сам лично присутствовать в сражении при Циньхуандао, на берегу Ляодунского залива.

Свое решение "молодой маршал" держал в строгом секрете и его участие в сражении, оказалось роковым для Фэн Юйсяня.

В начале боя, передовые подразделения генерала Лунь Дуна, как и было договорено, вели стрельбу, не наносящую серьезного ущерба солдатам окопавшимся Фэн Юйсяня. Однако на правом фланге его обороны появился отряд броневиков, который огнем своих пулеметов и пушек принялся громить боевые порядки Фэн Юйсяня.

Действие броневиков, что наступали на небольшом пространстве между берегом моря и железной дорогой, поддержал бронепоезд с морскими орудиями. После каждого разрыва его снарядов, в земле образовывались огромные ямы, что приводило в ужас солдат Фэн Юйсяня. Охваченные суеверным ужасом, они в панике бросились прочь от грохочущей и визжащей смерти, а впереди солдат бежали офицеры.

Разгром противостоящих ударному отряду молодого маршала войск был полным. Правый фланг Фэн Юйсяня оказался полностью смят и обращен в бегство. Только благодаря пассивности генерала Лунь Дуна, честно выполнявшего договоренность, Фэн смог отвести свой левый фланг в целости и сохранности. Если только начавшийся драп можно было назвать отступлением.

Полностью довершить разгром бегущего противника, молодому маршалу помешала банальная нехватка горючего. Из-за его плохой подвозки, четыре из девяти броневиком встали на поле боя, рискуя в любой момент быть уничтоженными огнем вражеских орудий.

Находившийся при маршале в качестве военного советника полковник Моррисвиль открыто предупреждал Чжан Сюэляня об опасности подобных действий.

— Это чистокровная авантюра, сэр — твердил он, правителю Маньчжурии, гневно поблескивая своим моноклем, но отговорить Чжана был невозможно. По какому-то мистическому наитию он твердо стоял на своем, не слушая человека, чье мнение ещё вчера было для него главным критерием.

Возможно, виной этому была уверенность "молодого маршала" в том, что он хорошо знает своего противника и, следовательно, обязательно выиграет у него сражение. Возможно слепая вера в силу девятидюймовых монстров, что стояли на платформах бронепоезда и броневиков. Так или иначе, но Чжан Сюэлянь в этом сражении победил, и дорога на Пекин ему была открыта.

В страхе вернулся Фэн в столицу и по старой проверенной привычке, двинулся по посольствам великих стран, прося у послов помощи и поддержки, и нигде её не находил. Прежде улыбчивые и словоохотливые послы Англии, Америки и Франции теперь оказались скупы на слова и действия.

Не нашел откровенной поддержки Фэн Юйсянь и в русском посольстве. Посол Ветчинкин дал ему понять, что Россия не вмешивается во внутренние китайские дела, но вот действенная помощь от военного атташе полковника Мальцева последовала. Да ещё какая, помощь.

Не в силах помочь войскам Фэн Юйсянь людьми и оружием, равно как и прислать ему советников, полковник Мальцев пообещал помочь в устранении бронепоезда, главной ударной силы правителя Маньчжурии.

Причины подобной щедрости заключалось в том, что в российском посольстве находилась мина, предназначенная для подрыва поезда Чжан Цзолиня. Не сыграв свою роль в уничтожении "старого маршала" она дождалась момента преподнести сюрприз его сыну. Узнав о бронепоезде, полковник Мальцев загорелся этой идеей и принялся её реализовывать, не дожидаясь пока посол, получит добро из Москвы.

Подобное поведение военного атташе объяснялось тем, что он страстно хотел поквитаться с фэнтьянцами за их нападение на Харбин. Тогда, при обороне Харбина у Мальцева погиб брат, и полковник решил не упускать выпавший ему шанс.

Благодаря простому способу установки и подробнейшей инструкции, посланные полковником агенты, скрытно установили мину на железнодорожном пути, по которому рано или поздно должен был проследовать бронепоезд "молодого маршала".

Когда Ветчинкин получил депешу из Москвы с одобрением предложения полковника и сообщал об этом Мальцеву со словами "поспешите", он с большим трудом сдержал себя от убийственного ответа "уже".

Так или иначе, но мина была установлена и точно взорвалась в тот момент, когда над ней проезжала первая платформа с девятидюймовым орудием. Прогремевший взрыв сбросил с полотна и искорежил не только артиллерийскую платформу и весь её орудийный расчет, но пустил под откос следующие за ней две платформы и вагон со снарядами.

От резкого падения, внутри вагона произошла детонация снарядов, в результате чего прогремел страшной силы взрыв, превративший остальные орудия бронепоезда в груду бесполезного металла.

Взрыв бронепоезда породил в рядах китайцев панику и страх. И если с паникой они постепенно справились, то страх очень сильно запал в их души. Дело в том, что над тем местом полотна, где находилась мина, прошла тяжелая дрезина с охраной, а также эшелон с солдатами и с ними ничего не произошло.

По счастливой случайности на бронепоезде не было самого Чжан Сюэляня. Правитель Маньчжурии в самый последний момент покинул поезд, для встречи американским представителем. Предстояло обсудить новый, ускоренный график поставки вооружения маньчжурской армии. Вашингтону не нравилась японская активность на Квантунском полуострове и Мукдене.

Все эти моменты породили массовые слухи о вездесущих японских шпионах и о страшных лучах, которые могут целенаправленно уничтожать на большом расстоянии нужные цели.

Досужие болтуны не догадывались, что мина, установленная тайными агентами полковника Мальцева, срабатывала только при проходе тяжелогруженого состава, которым и являлся бронепоезд. Тяжести дрезины и эшелона с солдатами не хватало для того чтобы замкнуть контакты детонатора мины.

Уничтожение бронепоезда окрылило Фэн Юйсяня. С новой силой и уверенностью двинулся он против Чжан Сюэляня, твердо веря в свою счастливую звезду. Момент для перехода в наступление был выбран очень удачно. Бронетехника правителя Маньчжурии продолжала испытывать трудности с топливом и для того, чтобы броневики могли идти вперед, с части машин был полностью слит бензин.

Страх перед Фэн Юйсянь, у которого нежданно-негаданно появились страшные "лучи смерти" сильно снижало боевой настрой войск "молодого маршала". Казалось один хороший удар и Чжан Сюэлянь будет отброшен от стен Пекина и уберется к себе в Маньчжурию, но оказалось, что он тоже может играть в "монополию".

Его тайные агенты вошли в сговор с начальником столичного гарнизона Чэнь Чжанем. Без зазрения совести, генерал согласился помочь "молодому маршалу" в борьбе с Фэн Юйсянем, в обмен на прощение и крупную сумму денег. Чтобы сделка не сорвалась, Чжан Сюэлянь согласился выплатить Чэнь Чжаню большую часть наперед, в британских фунтах и американских долларах.

В самый разгар сражения, когда войска Чжан Сюэляня стали отступать под натиском противника, Фэн Юйсяню сообщили, что столичный гарнизон перешел на сторону маньчжурцев. В этом момент как нельзя полно проявились все минусы полководческого таланта Фэн Юйсяня. Вместо того чтобы продолжить активные боевые действия и полностью разгромив противника повернуть победоносную армию против мятежной столицы, генерал сник, разуверился в собственных силах и как следствие потерял нить управления сражением, а вместе с этим и боевую инициативу.

Так удачно начавшееся сражение, в котором Фэн Юйсянь имел все шансы одержать победу, завершилось для него лишь тактическим успехом. Армия Чжан Сюэляня не была полностью разгромлена и смогла организованно отойти. Лишившийся всех броневиков "молодой маршал" со страхом ждал продолжения боя, но тайный фугас, заложенный им за спиной генерала Фэна спас его от полного разгрома.

Слухи о предательстве Чэнь Чжаня моментально разлетелись по войскам и ещё днем храбро сражающиеся солдаты уже у ночи, как по мановению волшебной палочки превратились в сборище паникеров и трусов. Командиры и офицеры очень надеялись, что поздно вечером Фэн Юйсянь выступит перед солдатами, подбодрит их грозными речами, как это было не раз раньше, но напуганный генерал поспешил оставить поле боя. Под покровом ночи он скрылся с небольшой свитой по направлению к Монголии, посчитав свое дело проигранным.

Когда Чжан Сюэляню доложили о бегстве его противника, "молодой маршал" не без удовольствия произнес слова сказанные Филиппом Македонским на поле Херонеи в адрес афинян. — Они могут выигрывать, но не умеют удержать победу.

Войдя в Пекин и поселившись в "Запретном городе", правитель Маньчжурии собирался отдохнуть. Его войска на пути к столице понесли серьезные потери, и маршал собирался пополнить ряды своего войска за счет солдат Фэн Юйсяня. Всем им было объявлено прощение, а вербовщики принялись усердно агитировать солдат вступить в армию Чжан Сюэляня. Так делали многие генералы победители, но насмешница судьба, даровав нежданную победу, тут же, коварно подставила "молодому маршалу" подножку.

В тот день, когда он отправил победную депешу в адрес Чан Кайши, японцы внезапно напали на столицу Маньчжурии — Мукден. Напали как всегда подло, без объявления войны, подобно татям с большой дороги.

Когда в штаб квартиру Квантунской армии пришло сообщение, что Чжан Сюэлян занял Пекин, терпение генерала Хондзио Сигеру иссякло, и он решил действовать самостоятельно, без оглядки на умников из министерства иностранных дел. По телеграфу он передал командующему мукденским отрядом полковнику Итагаки условный сигнал и стал ждать развития событий, готовы в случае неудачи совершить акт харакири.

Полковник Итагаки также как и генерал Хондзио изрыгал гнев и пламя на головы штатских умников, так бездарно упускающих столь выгодный для Японии момент. И едва адъютант доставил ему бланк телеграммы, как он начал действовать.

На улице была темная ночь, но это обстоятельство нисколько не помешало японским артиллеристам открыть орудийный огонь по Северным казармам. Дружные залпы выкаченных на прямую наводку орудий принялись безжалостно терзать мирно спящие казармы китайских солдат.

На тот момент их численность составляла шесть тысяч человек. Этого вполне хватило бы, чтобы разгромить неполный японский полк, находившийся в этот момент в Мукдене, но напуганные китайцы и не помышляли о борьбе. Застигнутые врасплох орудийным огнем, они дружной толпой ринулись прочь из казармы, теряя при этом оружие и обмундирование.

Начальник китайских войск генерал Ван Чжо ин, эту ночь, как впрочем, и все предыдущие ночи, провел не в казарме, а у себя дома. Когда посреди ночи что-то загрохотало, и Северные казармы озарились сполохами разрывов, поднятый с постели генерал долго одевался, не попадая от волнения ногами в штанины. Когда же он вместе с адъютантом, наконец-то двинулся в сторону штаба, все уже было, кончено.

Толпа бегущих по улице солдат, подобно бурному потоку как щепку, в мгновение ока смела его со своего пути и понесла прочь. Напрасно Ван Чжо ин пытался их остановить своими криками. Солдаты в темноте не признали в нем своего командира, а приказы генерала никто не слушал. Когда же Ван Чжо ин потрясая саблей, захотел силой навести порядок среди беглецов, сильный удар прикладом в голову, погрузил генерала во тьму.

В охватившей город суматохе, небольшой взрыв на железнодорожных путях вблизи мукденского вокзала, мало кто заметил за исключением жителей прилегающих домов. В чьих окнах стекла сильно звенели, но так и не лопнули, ибо сила прогремевшего взрыва была невелика.

Это, впрочем, не помешало полковнику Итагаки отравить генералу Хондзио телеграмму, в которой говорилось, что китайские солдаты внезапно взорвали полотно железной дороги Гирин-Пекин и напали на охранявший дорогу японский караул.

Начальник Квантунской армии молниеносно отреагировал приказом наказать нападавших и принять все меры по защите жизней японских подданных и в первую очередь генерального консульства в Мукдене.

Сам генеральный консул ни сном, ни духом не подозревал о нависшей над ним опасности. Рано утром, когда выстрелы прекратились, а пожар в Северных казармах был потушен, не в силах связаться по телефону со штабом мукденского отряда, он отправился туда на рикше. Находящийся в штабе полковник Итагаки любезно сообщил ему, что ночью китайские солдаты, силами трех рот внезапно напали на японскую охрану Южно-Маньчжурской железной дороги в районе вокзала. Благодаря мужеству японских солдат, подло нападение отбито. В настоящий момент, противник сосредотачивает свои силы в районе казарм, усилив их пулеметными и орудийными расчетами.

На предложение генерального консула попытаться урегулировать инцидент мирным путем, полковник ответил категорическим отказом.

— Пролитая в этом инциденте кровь японских солдат не может быть оплачена ничем иным как кровью противника! — гневно воскликнул Итагаки и, схватив, висевшую на поясе катану, лихо воткнул её в пол перед опешившим дипломатом.

После столь необычного действия со стороны полковника, испуганный консул поспешил ретироваться. На негнущихся от страха ногах, он доковылял до ждавшей его рикши и отправился домой сочинять срочную депешу в Токио, министру иностранных дел. Консул очень надеялся, что зарвавшийся солдафон получит по заслугам, но он недооценил проворство военных людей.

Пока консул корпел над составлением своего послания, в направления Мукдена уже спешил литерный поезд, везя в своих вагонах всю штаб-квартиру генерала Хондзио. Как только командующий Квантунской армией получил сообщение полковника Итагаки, он немедленно продублировал его военному министру в Японию. Одновременно с этим, Хондзио отдал приказ о начале переброске части японских сил с Квантуна в Мукден, Ляоян и Гирин.

Кроме офицеров штаба Квантунской армии, в одном из вагонов литерного поезда ехал полковник Доихара со своим подопечным бывшим китайским императором Пу И. Сидя в удобных креслах штабного вагона, он внимательно слушал наставления своего куратора, знакомился со своей вступительной речью к будущим подданным, а также тексты своих первых указов. Одним словом шла кропотливая работа по возвращению императору его исконных прав.

Вопреки опасениям генералам Хондзио, китайцы не только не попытались перекрыть движение по железной дороге, но даже не предприняли никаких действий, чтобы выбить японцев из Мукдена. Сломленные внезапным нападением и потерей командующего, китайские соединения сутки простояли на подступах к Мукдену а, потом, не сделав ни единого выстрела, двинулись на север к Гирину.

Когда поезд командующего прибыл в Мукден, город полностью находился под контролем солдат полковника Итагаки. Срочно согнанные по его приказу на вокзал японские граждане, проживающие в столице Маньчжурии вместе с местными жителями, устроили бурные овации генералу Хондзио и прибывшему вместе с ним Пу И.

Простому наблюдателю, их громкие крики и махания рук могла показаться искренним проявлением верноподданнических чувств, если бы не присутствие полицейских. Стоя за спинами людей, они внимательно следили за громкостью их криков и активностью рук, время от времени подбадривая их ударами бамбуковых палок.

Очарованный столь неожиданной встречей, молодой Пу И в сопровождении почетного автомобильного эскорта отправился во дворец своих великих предков маньчжурских императоров. На следующий день перед ним собралась многочисленная толпа зевак также собранных усилиями мукденских полицейских. Облачившись в традиционный золотой императорский наряд, новоявленный монарх торжественно объявил о своем вступлении на императорский трон по праву рождения и крови, которого его лишили злые генералы узурпаторы.

Временной своей резиденцией, он объявил Мукден, а прилегающие к нему земли Маньчжурии превращались в государство Маньчжоу Го. Защищать территорию которого от посягательства узурпатора Чжан Сюэляня должна была дружественная императору Квантунская армия.

Провозглашая создание Маньчжоу Го устами своей марионетки, военные японские кураторы сознательно умолчали о его северных границах, а также о статусе КВЖД. Уж слишком мало войск было в составе Квантунской армии, и слишком сильна была Россия, чтобы можно было бросать сразу две перчатки вызова.

Поэтому, сосредоточив все свои главные силы на западном направлении против армии Чжан Сюэляна, японские военные милостиво предоставили своим дипломатам утрясать с северным соседом последствия их авантюры.

Когда министр иностранных дел барон Кидзюро Сидэхара узнал о самовольных действиях генерала Хондзио, он пришел в ярость и поклялся проучить зарвавшихся военных. Добившись аудиенции у императора и убедив его, что Япония не готова к прямым военным столкновениям не только с Россией, но и Китаем, он начал активные консультации с послом России в Токио.

Узнав, что министр иностранных дел хочет обсудить положение в Маньчжурии, зная придирчивость и неуступчивость японцев в отношении своих интересов в Маньчжурии, российский посол настроился на долгую беседу. Однако первая же встреча с Сидэхара изумила и потрясла его, ибо тот без долгих предисловий предложил поделить территорию Маньчжурии между Россией и Японией на сферы влияния.

Разграничительная линия этого раздела должна была пролегать строго вдоль линии КВЖД. Все территории, что находились к северу от железной дороги, японцы милостиво отдавали под протекторат России. Себе же любимым, они отводили всё, что лежало к югу, начиная от Гирина и заканчивая Ляодуном. Естественно, все это преподносилось как действия временного характера, но Еремей Северин, хорошо понимал, что отхватив палец, дорогие соседи, со временем обязательно попытаются отхватить и всю руку.

Все свои соображения относительно поднятого Токио вопроса, он подробно изложил в телеграмме, которая была отправлена в Москву с пометкой "молния".

Сказать, что подобная инициатива японцев было совершенно неожиданной для правительства России, значит, ничего не сказать. Предложение о разделе Маньчжурии застало Кремль врасплох, но он продлился буквально считанные часы. Уже к вечеру, военный министр Снесарев представил план действий на случай принятия предложения Токио. В течение нескольких часов, министр и начальник Генерального Штаба держали жесткий экзамен со стороны президента России, премьер министра, министра иностранных дел, начальника ГРУ и председателя ОГПУ. С военных сошло семь потов, прежде чем представленный ими план с некоторыми замечаниями и уточнениями был одобрен и принят к исполнению.

Два дня ушло на различные консультации, согласования и откровенные торги. Так соглашаясь на временный раздел Маньчжурии, Сталин настаивал на сохранении статуса экстерриториальности Харбина и прилегающих к КВЖД земель.

Сам хозяин Кремля не был в большом в восторге от предложения Токио, которое сулило не столько получение части Маньчжурии, сколько ухудшений отношений, как с Чан Кайши, так и с Европой и Америкой. Однако он отлично понимал, что в случае отказа Москвы от сделки, японцы рано или поздно займут всю Маньчжурию и тогда положение КВЖД сильно ухудшится, учитывая агрессивный настрой японцев. И тогда, чтобы избежать большой войны на Дальнем Востоке, к которой Россия пока не была готова, поэтому дорогу, возможно, придется и продавать.

К большой войне со своим северным соседом не была готова и Япония. Именно этим объяснялось готовность Токио уступить русским часть Маньчжурии, что числилась в меморандуме Танаки основным плацдармом Японии в её экспансивных планах продвижения на азиатском континенте. С этим был согласен император, с этим был согласен и принц Коноэ, глава "клана войны" в японском обществе.

Когда на третий день переговоров было объявлено о намерении Японии и России поделить Маньчжурию, изумленные генералы буквально забросали Коноэ Фумимара телеграмма и звонками. В них было все, начиная от недоумения и кончая возмущением в предательстве дипломатами национальных интересов страны и империи.

Особенно недоумевал генерал Хондзио, чьи войска заступили дорогу армии Чжан Сюэляна на границе Маньчжурии. В каждом слове его телеграммы сквозила откровенная горечь и обида, но принц Коноэ сумел быстро утереть его горькие слезы. В штаб генерала полетела телеграмма, сообщающая, что союз с Москвой носит исключительно временный характер, ради интересов империи.

В отправленном вслед за телеграммой письме, принц Коноэ писал. "Раздел Маньчжурии на данный момент в большей степени выгоден нам и маловыгоден русским, учитывая её сложные отношения с Англией и Францией. Провозглашение Маньчжоу го позволяет нам со временем потребовать от русских передать северные районы Маньчжурии императору Пу И. Это будет сделано сразу, как мы укрепимся в Маньчжурии и нарастим численность Квантунской армии до миллиона человек. Спорить с такой силой русские не рискнут, учитывая малочисленность их армии и низкую плотность населения дальневосточного региона".

Говоря о малочисленности российской армии на Дальнем Востоке, принц Коноэ был абсолютно прав. Вся тяжесть и ответственность первого этапа оккупации Северной Маньчжурии ложилась на плечи Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачества. Именно их полки должны были пересечь российско-китайскую границу с запада, севера и востока и, продвигаясь вдоль линии КВЖД и реки Сунгари и занимая города находящиеся к северу от железной дороги встретиться в Харбине.

Одновременно с этим, находящийся в Харбине Заамурский отряд пограничников потребовал немедленной капитуляции и разоружения от находящихся в Гирине китайских солдат. Большей частью это были остатки дивизии генерала Ван Чжо ина из Мукдена и не испытывающие большого желания воевать. Связи с застывшим на границе Маньчжурии маршалом Чжан Сюэлянем у командующего гиринским гарнизоном не было и после суточного раздумья, он отдал приказ солдатам сложить оружие.

Подобное развитие событий вызвало сильный гнев у Чан Кайши, считавшего Маньчжурию своей территорией. Зная примерную численность Квантунской армии и неготовность Японии к полномасштабному конфликту на континенте, глава Гоминдана считал, что у Чжан Сюэляна есть шанс если не прогнать японцев из Маньчжурии, то хотя бы ограничить их аппетит. Для этого нужно было пополнить его поредевшую после похода на Пекин армию, но из-за восстания красных китайцев в Кантоне, генералиссимус не мог послать на север лишнего полка. В итоге время было упущено, японцы перебросили из Кореи почти все находящиеся на полуострове войска и "молодой маршал" был вынужден отступить в провинцию Жэхэ.

Всю злобу от безысходности, Чан Кайши выместил на восставших коммунарах Кантона. Окруженный город был буквально засыпан снарядами, после чего был взят штурмом. Восставшие оказывали упорное сопротивление, но силы были не равны. Под ударами солдат Гоминдана, красные коммунары оставляли улицу за улицей, пока их не оттеснили к берегу моря. Там по ним ударили орудия английских и американских кораблей поспешивших прийти на помощь генералиссимусу.

Сотни и сотни людей гибли от шрапнели и осколков обрушившихся на них со стороны моря. Очень малому числу восставших коммунаров удалось вырваться из этого ада и уйти в горы.

Пока "просвещенные демократы" снарядами и пулями наводили порядок на берегу моря, правительственные солдаты приводили в чувство жителей Кантона. Тысячи людей было схвачено ими на улицах города и казнены без суда и следствия.

Больше всех досталось молодым, коротко стриженым девушкам китаянкам. Видя в этом виде прически принадлежность к коммунистам, солдаты безжалостно расправлялись с ними. Одних они насиловали, а потом убивали. Других сразу ставили на колени и рубили головы, третьих ждала ещё страшная участь. Их озверелые от крови и вседозволенности изверги обливали керосином и поджигали.

С особой изощренной жестокостью, генералиссимус обошелся с представителями российского генерального консульства. Уже после того как беспорядки в городе улеглись и Кантон полностью перешел под контроль войск Гоминдана, Чан Кайши приказал арестовать всех сотрудников консульства, а после установления личности казнить.

Всего, 25 октября 1927 года, в Кантоне было расстреляно пять российских граждан во главе с вице-консулом Абрамовым, а также семь китайских сотрудников консульства. В тот же день, Чан Кайши приказал закрыть все консульства и торговые представительства России на контролируемой Гоминданом территории.

В ответ, Москва потребовала выдачу тел казненных и отправила за ними отряд кораблей во главе с линейным крейсером "Измаил". Капитан корабля капитан 1 ранга Александр Энквист получил приказ в случае необходимости применить силу. Русский медведь не собирался особенно церемониться с китайским драконом.

Документы того времени.

Из газеты "Известия" раздела правительственных сообщений от 31 октября 1927 года.

В связи с гибелью сотрудников российского генерального консульства в Кантоне, правительство Российской Республики возлагает всю ответственной за случившуюся трагедию на китайскую сторону и генералиссимуса Чан Кайши, отдавшего это чудовищный приказ. Президент России Сталин И.В. выражает соболезнование родственникам погибших сотрудников и заверяет, что российская сторона сделает всё, чтобы наказать виновных в этом страшном преступлении.

Поскольку подобные действия идут глубоко в разрез с нормами международного права предоставляющим неприкосновенность территории посольств и генеральных консульств, Россия намерена рассмотреть это вопиющее нарушение на ближайшем заседании Лиги наций. Одновременно с этим, Российская Республика разрывает дипломатические отношения с правительством Гоминдана и отзывает посла и работников посольства из Пекина. Вместе с этим российское правительство потребовало от посла Народной республики Китай в течение 48 часов покинуть территорию России.

Глава IX. Хождение в народ — II.

Стоя у широкого окна литерного поезда, президент России медленно и неторопливо курил папиросы "Герцеговина Флор", которые предпочитал всем иным табачным маркам, как отечественным, так и зарубежным. Многие производители табака, стремясь получить негласный бренд поставщика российского президента, присылали Сталину многочисленные сорта трубочного табака, но он оставался верен своему первоначальному выбору.

Хорошо знавший президента Вячеслав Молотов, объяснял столь необычное пристрастие так.

— Коба, большой хитрец. Набивая трубку папиросным табаком, а затем, неторопливо раскуривая её, он элементарно тянет время, чтобы осмыслить заданный в его адрес вопрос, либо хорошенько обдумать свой.

Возможно, такая трактовка имела под собой определенные основания. Сталин действительно курил трубку на людях, во время заседаний и совещаний, а оставшись один и нужно было хорошо подумать, обходился папиросами. Вот и теперь, оказавшись наедине с самим собой, он курил папиросу и напряженно думал, а подумать было о чем и в первую очередь о своей безопасности.

Оказавшись на самой вершине власти, Сталин прекрасно понимал, что его кандидатура на посту президента России вызовет у многих раздражение и потому был готов к интригам с их стороны. К интригам промышленников и банкиров во главе с братьями Рябушинскими. К интригам на политическом поприще со стороны Милюкова, Пуришкевича и иже с ними политиканов. Был готов к сопротивлению со стороны военных и заговор генералов его по большому счету не удивил.

Он был готов к интригам внутри правящей партии и даже среди членов правительства, ко всем видам борьбы включая самые грязные методы политической борьбы, допустимых в рамках конституции. Однако он не ожидал того, что ради победы на грядущих выборах его политические противники решатся на его физическое уничтожение.

Первый тревожный звоночек прозвенел в марте этого года. Когда Наталья Николаевна Покровская рассказала ему, что её пытался завербовать комендант Кремля полковник Мальцев. Будь полковник человеком опытным в этих делах и знай её служебную биографию, он бы за семь верст обходил госпожу Покровскую, за плечами которой было участие в двух операциях военной контрразведки.

Однако все это Мальцеву было неизвестно, и он решил обзавестись смазливым агентом в аппарате президента, муж которой постоянно пребывает во всяких длительных командировках.

Сигнал от госпожи Покровской, помог выявить в службе охраны Кремля небольшую группу военных лиц, готовящих операцию по "изоляции некоторых представителей правительства" на территории режимного объекта. Согласно негласному расследованию проведенного сотрудниками Дзержинского операция была только в самом начале и поэтому, президент распорядился не арестовывать заговорщиков. Он не хотел лишний раз обострять и без того напряженные отношения с военными и приказал убрать Мальцева и его единомышленников из Кремля.

Все они были переведены на различные вышестоящие должности, но за пределами Москвы, Петрограда и Киева и сразу после переезда, попали под плотное наблюдение со стороны местных чекистов.

Второй звонок прозвенел в августе в Харькове, когда возвращаясь с посещения тракторного завода, автомобиль Сталина попал в аварию. Пользуясь отсутствием постового регулировщика на пути кортежа президента, на главную улицу из переулка выскочил грузовик и к огромному удивлению ударил по второй машине, где в этот момент находился президент России.

По счастливой случайности удар пришелся по передней части автомобиля, от чего сильно пострадал секретарь президента. Сам Сталин отделался ушибами и синяками, а когда узнал, что не справившийся с управлением грузовика шофер отец трех детей, приказал местной полиции закрыть дело и не привлекать водителя к ответственности.

— Работает день и ночь, чтобы прокормить семью вот и недоглядел — объяснил причину своего решения полицейскому полковнику, срочно прибывшему на место происшествия.

— Не наказывать, проверю лично — предупредил его президент, но этот запрет не распространялся на чекистов и они провели свое расследование. Оказалось, что шофер действительно имел троих малолетних детей, действительно работал день и ночь, чтобы их прокормить. И действительно мог недосмотреть и даже заснуть за рулем, но выяснился один интересный факт.

Брат шофера стоял в партии социалистов революционеров и по приговору городского суда, за антиправительственную деятельность был сослан на длительное поселение в африканскую колонию Того, где через год умер. Что касается самого шофера, то он ранее неоднократно в разговорах выражал поддержку партии "эсэров", но после ссылки брата перестал говорить с товарищами по работе на политические темы.

Одним словом таранить автомобиль Сталина у него был свои, пусть недоказанные, но веские причины, несмотря на наличие трех детей и иждивенцев старых родителей.

Что касается третьего звоночка, то он прозвучал совсем недавно в октябре месяце, когда посещая Кузнецкий бассейн, президент решил посмотреть как идет строительство металлургического комбината. В этом году Сталин уже посетил подобные комбинаты в Кривом Роге и Магнитогорске и теперь захотел увидеть, как обстоят дела у третьего комплекса, чье существование позволило бы России стать на один уровень с американцами, англичанами, французами и немцами в деле металлургии.

Хороших дорог к тому месту, где шло строительство комбината, естественно, не было и в помине. В лучшем случаи это была гравированная дорога, а в основном хорошо укатанная грузовиками проселочная дорога, что извилистой лентой пролегла по местным сопкам.

С одной из таких сопок, автомобиль Сталина чуть было на всем ходу не слетел под крутой откос, где наверняка бы погиб. Сначала все обстояло, что шофер просто не справился с управлением и только в самый последний момент сумел удержать автомобиль на крутом склоне. По привычке президент поблагодарил водителя и попросил его не наказывать, но в ходе расследования чекистам удалось разговорить шофера. И выяснилось, что на президента готовилось самое что, ни наесть настоящее покушение. Готовили его местные социал-демократы, бывшие соратники Сталина по революционной борьбе во главе Иваном Никитовичем Смирновым.

Согласно плану покушения, шофер должен был совершить аварию и ценой собственной жизни погубить президента. Однако в самый последний момент водитель испугался и, спасая себя, затормозил машину.

Люди Дзержинского взялись за это дело основательно, как это было положено в их работе и быстро выявили главных фигурантов. Смирнов был арестован и этапирован в Москву, куда были отправлены и другие вовлеченные в это дело участники заговорщики.

Отсутствие единого центра сопротивления политическому курса президента не снижало опасности исходящей от них и, не дожидаясь окончания поездки президента на Дальний Восток, Дзержинский приказал усилить его охрану.

Вагон качнуло на стыке и, бросив недокуренную папиросу в пепельницу, Сталин вернулся за свой рабочий стол, где его ждали черновой набросок речи на встрече с жителями Хабаровска. Готовясь к встрече с дальневосточникам, Сталин старался включить в неё аспект, который должен был особо близок горожанам. Задеть, зацепить их сознание, настроить людей на конструктивный диалог но, к сожалению это не всегда срабатывало.

Сталин с горечью вспоминал свою встречу с представителями сибирского крестьянства произошедшую в Новониколаевске. Ради высокого гостя, руководитель области Федор Стаднюк, организовал крестьянский сход Южной Сибири.

Глядя на многочисленных делегатов заполнивших большой зал недавно построенного в городе нового театра, он стал по привычке говорить о крестьянской выгоде в создании колхозов. О помощи государства в этом деле техникой МТС, льготными кредитами и специализированным обучением колхозников. Сказал, что вместе легче делать любое трудное дело и при этом упомянул чисто алтайское выражение.

— Как у вас говорят, вместе и батьку удобнее бить — пошутил Сталин, но его слова не нашли нужного отклика среди сидящих перед ним крестьян. Некоторые из них, что гордо сидели с самого начала, показывая окружающим и в первую очередь Сталину свою независимость.

Президент сразу узнал в них местных кулаков, но говорил он отнюдь не для них, а для середняков и бедняков, составлявших большую часть аудитории. Однако вопреки опыту общения с крестьянами, эти бедняки и середняки боязливо молчали и жались к стенам, отдавая инициативу кулакам.

— Побить — это можем, — моментально откликнулись зажиточные люди Южной Сибири. — Мы парни такие, за свое добро кого угодно поколотить можем. Даже и отца родного!

Выкрикнувший эти слова человек, гордо вскинул голову и важно посмотрел на своих товарищей, дружно закивавших ему в ответ, мол, знай наших!

Не желая сбиваться с темы, президент сделал вид, что не обратил внимания на этот выкрик, чем ещё больше раззадорил сибиряков. Они стали ждать возможности к бретёрству и вскоре такой им момент выпал. Расписав преимущество колхозного строя, президент заговорил о хлебных поставках села городу и тут кулаки разом всколыхнулись.

— Это что же получается!? Мы его потом и кровью вырастили, а вы наш хлебушек хотите задаром взять!? Не выйдет! Не дадим! Не позволим над собой изгаляться! Мы сибиряки люди вольные! — гневно загудели ряды, и как не тряс колокольчиком Стаднюк пытаясь утихомирить задетых за живое "рачительных землепашцев"— это ему удалось не сразу. Негодование широкой рекой лилось из их душ. Выкрики из зала становились все громче и смелее и в пылу охватившего их угара словесной анархии, один из "крепких хозяйственников" перешел черту дозволенности.

— Хлебушек нужен?! Так ты спляши кацо, тогда может, и дадим хлеба! — выкрикнул раскрасневшийся от собственной храбрости невысокий крепыш, на всякий случай, тут же, спрятавшийся за спины своих товарищей.

Вскочивший со стула Федор Стаднюк, что было сил, затряс председательским колокольчиком, призывая крестьян к порядку, но его пронзительный звон не имел никакой силы над разошедшимися бретерами. Только когда с краем стола президиума внезапно возникла высокая фигура начальника охраны Ерофея Неверова, решительным движением передвинувшего кобуру с маузером и положившего руку на его рукоятку, в настроении господ кулаков произошел перелом.

Как зверь чует силу идущего на него охотника, так и они увидели перед собой человека готового достать и обратить против них оружие. И потому, нехотя, с оглядкой на своего обидчика, господа кулаки стали успокаиваться.

Уловив изменение зала, Ерофей Неверов убрал руку с кобуры и скрылся за портьерой, не уронив ни на миг достоинства укротителя разошедшейся толпы.

Вслед за ним сел на свое место Стаднюк и сотни глаз вонзились в президента, все это время невозмутимо стоявшего за трибуной. Смотрели со злобой, с тайной надеждой и сочувствием и среди этого моря глаз не было ни одного взгляда равнодушного.

Трудно, очень трудно после такого поворота событий вести доверительную беседу с залом надеясь на взаимность, однако Сталин был не из тех людей, кто пасовал перед трудностями. Гордо подняв голову, он начал биться за сердца и души сидящих перед ним бедняков и середняков.

Притихшие кулаки, ожидали, что президент обрушит на их головы громы и молнии, будет угрожать и запугивать, но ничего этого не произошло.

— По поводу танцев, вы обратились не по адресу, господа хорошие. Это к заведению мсье Жана. Это у него пляшут и поют на любой вкус, а не дело делать — произнес президент и его слова нашли моментальный отклик среди сидевших в зале людей. На лицах многих появились улыбки и это, приободрило президента.

— Нам, правительству, с закупаемого у вас по твердым ценам хлеба большой выгоды нет. По низкой цене купим, по низкой цене и продадим. С учетом затрат на его перевозку и переработку прибыли можно сказать копеечные, но не в выгоде дело. Мы это делаем не для прибыли. Для нас куда важнее прибыли это — накормить хлебом простых людей. Накормить досыта тех, кто до сих пор вынужден, есть его напополам с лебедой и прочей гадостью. Ради этой благой цели, мы и создаем колхозы и в помощь им даем МТС. Ради этого мы готовы сотрудничать и помогать любому хозяйственнику.

Сталин говорил глухо и негромко, с заметным грузинским акцентом, но сказанные им слова доходили до ума и сердца простых людей и находили в них отклик. Но не у всех.

— И где же тут справедливость, господин! — взорвался господин с золотой цепочкой на животе в пятом ряду, едва в речи президента возникла малая пауза. — Я все лето буду пуп надрывать, хлеб выращивать, чтобы какой-то там ленивый нищеброд мой хлебушек за так ел! Если хотите добрые дела делать, так и платите добро!

Зал немедленно поддержал его глухим гулом, но помня о присутствии Неверова, не разразился гневными выкриками, хорошо понимая, кто перед ними стоит.

— Значит, по-вашему, вы хороший, крепкий хозяин, а вот тот, кто хлеб с лебедой есть значит плохой, худой хозяйственник. Так? — спросил Сталин обладателя золотой цепочки.

— Знамо дело так, — незамедлительно откликнулся тот. — Если ты ко всему с умом и разумом подходишь, то у тебя хозяйство справное и урожай хороший. А если ты не умеешь и не хочешь вести дело, то понятно дело у тебя вместо ржи, одна лебеда.

Сидевшие рядом с ним кулаки ответили одобрительным гулом, но с неменьшей силой был им в ответ с другой части зала, где сидели деревенские бедняки.

— А почему вы такой крепкий хозяин? Уменье у вас наверно есть, хорошо хозяйство вести? — едва заметно поддел кулака президент и тот моментально завелся.

— Да, умение! — гордо выкрикнул оппонент, — не всякому это дано.

— У тебя одно умение, людей в кабалу загонять! — гневно выкрикнул один из скромно одетых крестьян. — Долгами опутывать и все лето заставлять на себя работать, невелико умение!

— Так тебя в них никто силком влезать не заставляет! Живи своим умом и делом, раз ты такой умный!

— Да вы же, нормально жить никому не даете! Мироеды чертовы! — моментально отреагировал ему бедняк и чтобы сбить вновь разгорающиеся страсти, Стаднюк вновь схватил колокольчик. И на этот раз, его применение оказалось вполне успешным.

— Вступайте в колхоз — предложил Сталин оппоненту кулака, — с голоду точно не умрете и за долги, вас никто работать не заставит.

— Боязно, гражданин президент, — честно признался ему крестьянин. — Непривычное это для нас дело колхоз.

— Общиной значит жить привычно, а вести общее коллективное хозяйство со своим соседом по деревне непривычно, — усмехнулся Сталин. — Как-то концы с концами не сходятся.

— Так ведь общиной мы, с царя Гороха живем, а вот колхозом ещё никто не живет.

— Неправда. Колхозы уже создали крестьяне Орла и Курска, Костромы и Ярославля. Есть колхозы на Кубани и Ставрополье, на Дону и Украине, в Оренбуржье, — уверенно перечислял президент. — А вы, значит, ждать будите, куда кривая выведет? Ну что же, ждите, дело ваше. Только пока ждать будите, выгоду свою потеряете.

— Какую такую выгоду, если за наш хлеб цену хорошую давать не хотите?! — послышалось с другой стороны зала.

— Выгода прямая. Чем больше сдадите, тем больше и получите. Вот знаменитый американский миллионер Форд разбогател на том, что продавал свои автомобили по низкой цене. Из-за этого его машины в Америке покупали все; и бедняки, и середняки, и Европа и Азия. И благодаря полученной прибыли он расширил производство и стал продавать уже несколько видов автомобилей. Вот это называется работать с умом и перспективой, а не просто цену на свой товар накручивать и жить одним днем.

— Это все сказки, для того чтобы мы хлеб свой отдали. Не выйдет, дураков нет!

— И что вы с этим хлебом делать будите? За границу не продадите, здесь по высокой цене у вас его не купят. Гноить будите, чтобы никому не достался!? — гневно спросил президент и никто из "крепких хозяйственников" не решился ему честно ответить.

— Сгноить хлеб вы, конечно, можете, только хочу вас предупредить господа хорошие. Если правительство посчитает нужным, оно может реквизировать ваш урожай по установленным им ценам. А чтобы ошибки, какой ненароком не вышло, товарищи нам помогут. Ведь поможете? — обратился Сталин к беднякам.

— Чего не помочь? Поможем! — моментально ответили ему радостные голоса из зала. — Мы завсегда хорошему делу помочь готовы! Можете в этом не сомневаться, гражданин президент!

Поддержка неожиданного предложения Сталина была столь мощная и дружная, что кулаков пробила оторопь. Никто из них не сомневался. Эти придут. Эти все до последнего зернышка выскребут, мстя за все прошлые горести и обиды. Эти постараются свести старые счеты, прикрываясь указом правительства.

Сталин моментально уловил колебание в стане "рачительных землепашцев" и поспешил расколоть их ряды на разумных и упертых.

— А тем, кто пойдет на сотрудничество с правительством и сдаст хлеб по назначенной цене, мы готовы предоставить денежные субсидии для покупки на будущий год сельхозинвентаря, тракторов, сеялок, запчастей к ним и горючего. Подумайте хорошенько, стоит ли игра в конфронтацию с государством свеч.

Выкриков с места не последовало, и он продолжил говорить, пересыпая речь цифрами и доводами, сделав основной упор речи на льготы, которое правительство готово было предоставить селу в обмен на хлеб. И чем больше он говорил, тем больше становилась трещина раскола, казалось в едином стане кулаков. Деля их на соглашателей и непримиримых.

Сумел ли он убедить сибирских хлеборобов в разумности пойти пусть на вынужденный, но разумный компромисс, было неизвестно. Однако по тому настрою, по тем вопросам, что задавали ему крестьяне в фойе театра после завершения схода, было ясно, что колхозам на сибирской земле быть.

Вспоминая встречу в Новониколаевске, президент сделал пометку в своем рабочем блокноте, куда он почти каждый день заносил те или иные записи, необходимые к исполнению.

Готовясь к грядущим выборам, Сталин сознательно отказался от повторения прошлогоднего сценария написанного под его предшественника. Конечно, можно было снова шикануть изобилием бытовых товаров и продовольствием. Запасов для этого с трудом, но хватало, однако у Сталина был другой план.

Для приведения в жизнь тех реформ, что были задуманы им в расчете на долгосрочную основу, нужен был постоянный и многочисленный союзник в лице рабочих и крестьян. И того, и другого, Сталин намеривался привлечь к себе конкретными делами. Одним из них было накормить трудовое население дешевым хлебом. Сделав это не кратковременным явлением под выборы, а повседневным жизненным атрибутом.

Другим агитационным пряником было решение дать широкий доступ детям рабочих и крестьян к высшему и специализированному образованию. Этим решением он убивал двух зайцев. Укреплял базу своих потенциальных избирателей и наполнял стены институтов и училищ, что должны были дать квалифицированных специалистов заводам и фабрикам, школам и больницам, которые должны были быть построены и запущены в действие согласно пятилетнему плану.

Настенные часы гулко пробили время, и едва их звон затих на просторах вагона, как в дверь осторожно и на пороге кабинета возник секретарь президента.

— Иосиф Виссарионович, полковник Иссерсон.

— Просите — президент встал из-за стола и неторопливо направился навстречу к гостю. Сидеть за столом принимая человека, Сталин считал барством и недопустимым для президента. "У человека в душе после встречи должна остаться либо радость, либо страх. Первого желательно побольше, второго поменьше, а третьего не должно быть в принципе. Так как любая неопределенность только мешает делу" — рассуждал про себя президент и четко придерживался этой нехитрой формулировки.

Обменявшись с начальником Хабаровского гарнизона рукопожатием, президент жестом пригласил гостя сесть в кресло и стал задавать вопросы.

— Скажите полковник, как отреагировали местные китайцы на ввод наших войск в Маньчжурию? Были трудности с наведением порядка? Какой настрой у нас и у китайцев?

— Трудностей с переходом границы никакой не было. Едва к Хабаровску подошли мониторы и бронекатера Амурской флотилии, китайские пограничники мгновенно отошли от берега и никакого сопротивления нашим отрядам не оказывали. Не оказывали китайские пограничники сопротивление и во время высадки нашего десанта в Тунцзяне и Фунцзине. Молча, складывали оружие или убегали в тайгу. До самых отрогов Хинган, мои отряды не встречали никакого сопротивления, несмотря на свою малочисленность. Единственное серьезное столкновение было в Тунхэ, но там против нас действовали хунхузы, а не регулярные соединения.

— Сильно пришлось пострелять? — Сталин читал рапорт командующего Дальневосточного округа по приведению к миру северо-восточных районов Маньчжурии, но хотел послушать живого очевидца этих событий.

— Да, пришлось, гражданин президент. Хунхузы напали на отряд внезапно, под утро, когда люди спали после перехода. Рассчитывали застать нас врасплох, но часовые были начеку, да и маньчжурцы сильно помогли. Они первыми заметил хунхузов, подняли тревогу и вступили с ними в бой.

— Вам я знаю, и речники хорошо помогли — проявил свою осведомленность Сталин.

— Совершенно верно. Капитан-лейтенант Вершинин быстро сориентировался в сложной обстановке, вывел свой монитор "Святители" на средину реки и принялся громить тылы атакующих хунхузов. От огня его батареи погибло больше хунхузов, чем от залпов наших винтовок.

— А каковы потери?

— У нас четверо убитых и семнадцать раненых. У противника согласно произведенному днем подсчету тел семьдесят два человека погибших, а сколько раненых неизвестно. Хунхузы их либо добили, либо с собой забрали. В отношении настроения, то оно нормальное. Китайцы сидят тихо, а мы за ними наблюдаем — бодро доложил Иссерсон, что откровенно не понравилось президенту.

— Может не стоит терять бдительность и так сразу списывать со счетов хунхузов. За последние десять лет, они вам крови изрядно попили.

— С бдительностью у нас все в порядке, гражданин президент. Не первый год с китайцами контактируем, знаем, кто из них, на что способен и какую гадость от них следует ожидать, — заверил президента полковник.

— Что касается хунхузов, так они пили нашу кровь в основном по приказам японцев. Как только Токио им деньги через своего резидента пришлет, так они сразу против нас нападение организовывали. А когда денег не было, они или своих китайцев грабили, или контрабандой опиума занимались, стервецы.

С занятием нашими войсками севера Маньчжурии, хунхузам будет труднее действовать против наших границ. Раньше им вольготно было. Местная власть на все глаза закрывала, а теперь им с оглядкой жить придется. Много долгов к ним у наших казаков накопилось.

— Вашими устами да мед пить Георгий Самойлович — усмехнулся в усы Сталин. — Мы хотели вам помощь предложить в борьбе с хунхузами, а у вас все хорошо.

— Я говорил о спокойствии на границе, а помощи для уничтожения бандитов буду только рад. Самый удобный случай, чтобы, если не извести эту заразу под корень, то основательно прополоть её ряды и заставить как следует бояться.

— Какие силы вам необходимы для успешного выполнения этой задачи? Полк, дивизия, корпус? Какие виды войск? Пехота, кавалерия, авиация, броневики?

— Для наведения порядка вверенном мне секторе ответственности, достаточно будет двух полков кавалерии и полка пехоты с приданной артиллерией. Желательно, чтобы они состояли из уроженцев Приморья или Забайкалья.

— Два полка кавалерии и полк пехоты вы получите, это однозначно. А вот уроженцев Забайкалья и Приморья не знаю. Кавалеристов точно не будет. Слишком долго их призывать, формировать, а вам нужно как можно быстрее, верно?

— Так точно. Чем раньше этой нечисти голову начнем снимать, тем лучше.

— А вот с пехотой дело думаю сладиться. Командующий округом обещал сформировать две дивизии из местных жителей, так один полк в самое ближайшее время будет передан в ваше подчинение.

— Почему не просите броневики и авиацию? Уссурийцы целую эскадрилью, для себя попросили, забайкальцы бригаду броневиков, а вы не просите. Не верите в них?

— Броневики и авиация нужны для сражения с регулярными соединениями, а применять их против бандитов — все равно, что из пушки по воробьям стрелять. У хунхузов нет боевых отрядов больше двухсот человек. В случае необходимости они, конечно, могут рекрутировать бойцов из местных китайцев, но основное ядро редко превышает две сотни бойцов. Слишком накладно главарям содержать их и их семьи. Поэтому двух конных полков должно хватить.

— Это очень хорошо, что вы так уверены в себе и своих силах, Георгий Самойлович. Однако одной уверенности тут может не хватать. Сектор от западного участка границы до Бокэту держат забайкальцы. Территорию от Бокэту до Цицикара, контролируют амурские казаки и им помогают маньчжурцы, чей сектор контроля от Цицикара до Харбина. От восточного участка границы через Мудацзян и до Харбина взяли на себя уссурийцы. У вас местного казачества нет, вряд ли в скором времени будет, и ваш сектор Приамурья является наиболее уязвимым во всей схеме защиты. Вы считаете, что запрошенных вами сил будет достаточно — это хорошо. Если вам понадобиться, что-либо ещё скажите. Мы вам постараемся помочь, но при этом спросим с вас по всей строгости. Вы это понимаете?

— Прекрасно понимаю, гражданин президент — без малейшего раздумья ответил Иссерсон.

— В таком случае не смею вас отрывать от исполнения своего долга — Сталин встал и пожал руку своего гостю.

Дверь за полковником закрылась, но ненадолго. Бритая голова секретаря вновь показалась в дверях и учтиво спросила: — Чаю, Иосиф Виссарионович?

— Да, пожалуй, можно и чаю и принесите документы на генерала Каппеля — приказал президент, и секретарь послушно скрылся.

Непростая ситуация сложившаяся на Дальнем Востоке требовала срочного создания на этом рубеже Родины полноценного войскового соединения, под названием Особая Дальневосточная армия. В качестве её командиры, министр военных дел и фельдмаршал Брусилов, не сговариваясь, рекомендовали президенту назначить генерал-майора Владимира Каппеля. Встреча с ним должна была состояться в Хабаровске, и Сталин хотел узнать всё о предлагаемом командире.

Документы того времени.

Срочное сообщение в Русское Географическое общество из российского посольства Рио-де-Жанейро от 4 ноября 1927 года.

Согласно письму, доставленному в российское консульство в Куябе погонщиком мулов Диего Рибейры, экспедиция профессора Басов совершила важное археологическое открытие. Она нашла в верховьях реки Шингу, штат Мату-Гросу следы древних поселений. Они представляют собой группу домов расположенных вокруг центральной площади и обнесены каменной стеной. Все они связаны между собой дорогами, которые проходят города с северо-востока и на юго-запад, пересекая центральную площадь.

Общая численность населения каждого города профессор Басов оценивает в 50 тысяч человек. Профессор считает, что их нельзя назвать полноценными городами, но они обладают многими признаками городов. В первую очередь благодаря высокому уровню планирования и организации. Вокруг городов экспедиция обнаружила следы дамб и искусственных водоемов, где индейцы разводили рыбу. Вместе с этим имеются следы мелиорации земли расположенной рядом с городами с целью возделывания на них сельскохозяйственных культур, предположительно маиса, кукурузы и риса.

На месте предполагаемых деревень, а также в самих городах, экспедиция обнаружила осколки глиняной посуды, каменные ножи, кости убитых животных. Раскопки сильно затруднены тем, что города полностью поглощены тропическим лесом и были найдены лишь благодаря помощи местного индейского племени Куйкуро.

Что касается известий относительно пропавшей экспедиции британского путешественника полковника Фосетта, профессор Басов не располагает точной информацией о судьбе её членов. Все члены российской экспедиции живы и здоровы. Профессор Басов собирается продолжить исследования неизвестной культуры, которая, по его мнению, возникла в этих местах до прихода сюда европейцев в XV веке. Профессор очень надеется найти захоронения жителей городов, что прольет свет на многие тайны затерянных городов Бразилии. В знак благодарности за доставку столь важных сведений, по распоряжению посла господина Щедрина, Рибейре было выплачено денежное вознаграждение в сумме одного конто рейса. Само письмо и альбом с зарисовками будут немедленно отправлены в Россию, как только их доставит специальный курьер из Куябы.

Второй секретарь посольства Дмитрий Золотухин.

Из приказа министра военных дел Российской Республики, генерала армии Снесарева А.И. от 8 ноября 1927 года.

Назначить командующим Особой Дальневосточной армии генерал-майора Каппеля Владимира Оскаровича. Определить местоположение штаба ОДА город Владивосток.

Военный министр Российской Республики генерал армии Снесарев А.И.

Глава X. Африканская Вандея.

Никак не могли привыкнуть бравые украинские хлопцы к тому, что температура наступающей зимы никак не опускалась ниже тридцати градусов. Что нет опавших лесов и опустевших полей, холодных ветров и снежных вьюг, противно завывавших весь день и всю ночь. Вместо этого была вечнозеленая листва вперемешку с красным от пыли песком, да пронзительное завывание шакалов по ночам и прочей нечестии африканской саванны.

Близился Новый год и рождество, к которому судьба преподнесла батьке Махно и его боевым товарищам различные подарки. Для одних это было копченое сало, коим немецкие колонисты щедро снабжали все белых жителей Того и небольшая его часть, тайными тропами оказалось у мятежных анархистов.

За прошедший год их число заметно прибавилось, за счет переселенцев приехавших из далекого Фатерланда. Желая получить квалифицированных и трудолюбивых работников, губернатор Фрунзе в свое время сумел добиться от Москвы согласия на этот шаг, а Котовский с радостью продолжил начатое дело. В результате чего, в Ломе появилось множество маленьких коптилен, заваливших весь российский протекторат качественно приготовленным салом.

Для других махновцев, новогодним подарком были новенькие солдатские ботинки. Их в большом количестве, люди батьки обнаружили в одном из французских складов Ниамеи, что находились на северном берегу реки Нигер. Склад был хорошо скрыт от посторонних глаз в земле и потому повстанцы не сразу его обнаружили. А когда обнаружили, началось подлинное пиршество души. Кроме ботинок, обмундирования старого образца, иголок и пуговиц, на складе имелся хороший запас консервов.

Кроме мясных и овощных консервов для рядового состава, имелись рыбные и птичьи для офицеров, а также грибные и даже консервированные омары для губернатора. Большая часть этого богатства была расхищена махновцами, прежде чем узнавший о столь важной находке атаман не поставил у дверей склада крепкий караул.

Для самого Нестора Ивановича лучшим новогодним подарком было согласие губернатора оставить у него в качестве военного советника Андрея Крассовского. Он полгода назад прибыл к Махно вместо заболевшего дизентерией Малиновского и очень пришелся по душе атаману. Бывший драгун также как и Махно стоял за тактику внезапного налета, в отличие от педантичного Малиновского видевшего залог победы в хорошо построенной позиционной обороне.

Утверждение Красовского главным советником было для лидера повстанцев очень своевременно. Чернокожие союзники анархистов донесли батьке, что военные соединения бригадного генерала Буассона покинули столицу Дагомеи и двинулись к её северной границе.

На этот раз, министерство колоний сделало долгожданный вывод из прежних неудач и посчитало нужным отказаться, от посылки войск по столь длительному маршруту Сенегал — Ниамея. Предпочтение было отдано плану нанесения удара по бандам Махно с территории Дагомеи, как ближней колонии Франции очагу мятежа.

Подобное решение стоило министерству по делам колоний больших сил и нервов, так как территории Дагомеи и Французского Судана относились к разным колониальным провинциям Французской Западной Африки. Однако чиновники министерства не были сами собой, если бы внесли свою "скромную" лепту в благое дело. Без звука выделяя прежним экспедициям солидные суммы для борьбы с "русским дьяволом" Махно, на этот раз они серьезно сократили бюджет карательных войск, ловко сославших на то, что на этот раз их путь будет в два раза короче прежнего.

Как не пытался генерал Буассон воспрепятствовать этому бесстыдному обрезанию, чиновники министерства были неумолимы. Они не добавили ни одного сантима к назначенной сумме, мужественно стоя под натиском генерала как гвардейцы императора в битве при Ватерлоо.

— Имейте совесть, мсье Буассон! Во Франции кризис! Доходы государства падают! Президент и премьер-министр чтобы помочь бюджету урезают собственное жалование, ровно наполовину, а вы требуете дополнительных сумм для поимки Махно! — гневно восклицали чиновники. — Деньги вам выделены. Остальное вы получите у губернатора Бешара в Дагомеи!

Сраженный упрямством чиновников, Буассон был вынужден подчиниться, но гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Губернатор Бешар смог дать генералу минимум того на что тот рассчитывал. И дело тут было не в том, что властитель Дагомеи не желал помогать Буассону решить проблемы соседней провинции. Просто возможности французской колонии не были рассчитаны на нужды войск генерала Буассона. Бешар не мог дать ему ни солдат, ни боеприпасов, ни амуниции, так как арсенал Порто-Ново не был рассчитан на снабжение большого количества солдат. Все вооруженные силы Дагомеи не дотягивали и до тысячи человек.

Единственное, что смог сделать губернатор для Буассона — это обеспечить его воинство провизией и позволить генералу нанимать воинов у местных африканских племен. За яркую бижутерию, холодное оружие и поддержку колониальной администрации вожди йоруба согласились выделить по 40-50 воинов генералу Буассону в его предстоящей борьбе с Махно.

Общая численность вспомогательных войск также едва-едва равнялась тысячи человек, но и это было существенной поддержкой наступательных планов французов.

Наступил декабрь, когда Буассон к огромной радости губернатора покинул Порто-Ново и вместе со своим войском двинулся к берегам Нигера.

В отличие от своих предшественников, Буассон точно знал, что ему нужно делать в этом походе и его план не был красивым сочинением, написанным на бумаге. Все действия генерала были не только хорошо продуманны, но и подкреплены конкретными делами. Так намериваясь взять под полный контроль обе половины Ниамея, Буассон вез с собой лодки и понтоны для форсирования водного пространства Нигера.

Отказавшись от тактики уничтожения противника численным превосходством, французский генерал решил сделать упор на военную подготовку своих солдат. Им сразу было заявлено, что предстоит сражаться не со сборищем мятежных каторжников, как называли махновцев его предшественники, а с хитрым и опасным врагом. Победить которого, можно только благодаря четкому и слаженному исполнению приказов командира и никак иначе.

— Каждый солдат должен точно знать свой маневр — эту нехитрую истинную Буассон постоянно вдалбливал в головы своих младших офицеров и солдат, и очень надеялся, что она застрянет в голове хотя бы у половины из них.

Прекрасно понимая, что махновцы постоянно получают пусть тайную, но подпитку из Ломе, генерал решил разорвать эту жизненноважную для армии Махно пуповину. Для этого, он намеривался пойти на рискованный шаг, разделить свои силы. Эту миссию, он поручил майору Граммону, опытному командиру и знающему кавалеристу. Последний аргумент был решающим в выборе генерала.

— Русские наверняка тайно отправляют мятежникам Махно боеприпасы и прочую помощь небольшими обозами. Так легче скрыть от постороннего глаза свои черные дела и эту особенность, мы должны обратить против них самих. Ведь для перехвата небольшого обоза не нужно много сил, — хитро усмехнулся Буассон. — Я дам под ваше командование двести всадников, Граммон. Этого вполне хватит, чтобы найти и уничтожить небольшой обоз, маршрут которого не так сложно себе представить.

Для того чтобы это дело произошло как можно быстрее, вы получите опытных следопытов из числа наших чернокожих наемников. Я уже говорил об этом с вождем Асиле, и он обещал прислать лучших охотников, чтобы вы выследили и уничтожили тех, кого нет, согласно заявлению господина Котовского.

— Двести сабель — это слишком много для подобной миссии, господин генерал. Для перехвата и уничтожения обоза, вполне хватит и ста — ста пятидесяти человек. Не думаю, что каждая их повозка представляет собой маленькую, снабженную огнестрельным оружием крепость на колесах.

— Я рад, что вы это сказали. Двести всадников для такого деликатного дела действительно много, но вот два отряда по сто человек, для ускорения процесса поиска — самое то. Вооруженный таким широким бреднем вы сможете быстрее поймать русскую щуку на просторах саванны. Командование вторым отрядом я думаю поручить капитану Лавардену. Вы не возражаете?

— Конечно, нет, господин генерал. Лаварден грамотный командир и подобное задание ему вполне по плечу.

— Вот и отлично. Я рад вашему пониманию задачи стоящей перед нами. Очень надеюсь, что вы сумеете поставить надежный заслон на пути русской военной контрабанды, пока мы будем изгонять Махно из Ниамеи.

— Можете не сомневаться. Мои кавалеристы сделаю все возможное, а в нужный момент добавят ещё чуть-чуть.

Рассуждения генерала Буассона были абсолютно верными и когда отряд Граммона прибыл в район границы между Того и Французским Суданом, чернокожие следопыты наши следы прохождения обоза состоящего из шести повозок. По следам и помету лошадей, охотники заявили, что они были оставлены больше недели назад и двигались повозки с севера на юг.

— С одной стороны это плохо, с другой хорошо, — прокомментировал доклад следопытов майор. — Плохо то, что этот обоз мы уже никогда не догоним, а хорошо, то, что мы точно знаем обозы русских проходят здесь и нам остается дождаться его нового прохождения в сторону Махно.

— Только и всего — недовольно буркнул Лаварден. — Очень может статься, что это ожидание затянется на долгое время.

— Не беспокойтесь. По моим расчетам русский обоз не заставит нас долго ждать и появиться в ближайшую неделю, другую.

— Что заставляет вас так считать?

— Русские наверняка знают, что Буассон идет к Ниамеи и потому, постараются снабдить Махно оружием и боеприпасами до начала боевых действий на этом направлении. На месте Котовского, я бы так и сделал.

— Значит, разобьем бивак и будем ждать русских?

— А вот здесь, вы неправы, капитан. Не ждать, а искать русских. Очень может быть, что у русских обозов несколько маршрутов и найденная нами тропа одна из многих.

— По-моему, вы только усложняете задачу, представляя нашего противника в таком образе.

— Меня к этому подталкивает тот факт, что Махно дважды утер нос нашим звездным стратегам. Потому, я считаю, что лучше перестраховаться, чем недооценить своего противника — изрек свой вердикт Граммон и капитану, осталось только выполнять его приказ.

На следующий день отряд разделился и отправился искать русские обозы на просторах саванны.

Капитан Лаварден не разделял мнение своего начальника об особой хитрости русских. По его мнению, из-за своей природной лени они наверняка пользовались одной и той же тропой для отправки своих чертовых обозов. Все остальное — это, разговоры в пользу бедных. Каково было его удивление, когда следопыты вождя Асиле обнаружили совершенно свежий след обоза и совершенно в ином месте от ранее обнаруженного следа.

— Черт возьми, майор Граммон верно угадал про вторую тропу у русских. Ему везет! — воскликнул капитан и, несмотря на то, что лошади порядком устали, отдал приказ о преследовании неприятеля. По словам охотников, повозки прошли несколько часов назад и были основательно нагружены.

Чернокожие следопыты оказались правы, не прошло и двух часов скачки и французы увидели шесть открытых повозок в сопровождении четырнадцати всадников.

Желая одним мощным ударом разом сломить сопротивление противника, Лаварден дал возможность растянувшемуся длинной цепочкой отряду, собраться в единое целое и только потом прозвучала команда: — Вперед!

Двадцать человек против ста, при запасе времени до прямого столкновения чуть больше пяти минут величины несопоставимые и невыгодные. Однако вместо того чтобы покориться судьбе и сдаться на милость победителя русские решили принять бой.

Едва только присутствие конников Лавардена было замечено, они принялись разворачивать свои повозки в некое подобие полукруга, после чего открыли по французам огонь из своих винтовок.

К огромному удивлению капитана, на одной из шести повозок оказался станковый пулемет "Максим", который открыл по ним огонь, едва только это оказалось возможным. Неизвестно чем бы закончился этот бой, если бы в самый ответственный момент у пулемета не перекосило ленту, и он замолчал.

Другим неприятным сюрпризом оказалось наличие гранат у обозников. Когда кавалеристы с обнаженными саблями приблизились к повозкам, под копытами их коней загрохотали взрывы и в атакующих рядах возникли заметные прорехи. Гранаты, впрочем, не смогли остановить наступательный порыв французов и изрыгая проклятья, они принялись рубить противника направо и налево.

Понесенные потери сильно обозлили кавалеристов Лавардена, и полностью позабыв приказ капитана взять хотя бы одного пленного, они перебили всех русских обозников. Включая раненых, что не могли оказывать им сопротивления. Единственным пленным, взятый французами в этой скоротечной схватке, оказалась женщина возница. Не имея оружия, она попыталась внести свою лепту в борьбу с налетевшим на обоз врагом. На одной из повозок имелся ракетный станок и пока мужчины сражались, она смогла привести его в боевое положение и выпустить ракету.

К счастью для людей Лавардена, станок был задран высоко вверх. Выпущенный возницей заряд ушел далеко в небо, а подскочивший к повозке драгун, ударом кулака сбил её с повозки на землю.

Когда взъерошенную и растрепанную пленницу кавалеристы подвели к капитану, Лаварден собирался её допросить, а затем в качестве трофея отвезти к Буассону. Однако эта русская дикарка посчитала, что французы намерены совершить над ней акт насилия, и стала отчаянно вырываться. Когда же, крепкими ударами кавалеристы утихомирили её, она сделала вид, что смирилась со своей участью и её подвели к Лавардену. Однако едва капитан приблизился к пленнице, чтобы попытаться заговорить с ней, она внезапно выхватила спрятанный на поясе одежды нож и бросилась с ним на Лавардена.

От верной смерти капитана спасла быстрая реакция его верного ординарца. Едва увидев стальное лезвие в руке женщины, он с испугом отпрянул от неё в сторону, а стоявший рядом с ним ординарец Франсуа, одним ударом сабли снес голову дикарке.

Раздосадованный этой неудачей, капитан решил привести голову русской "Мэри Рид" генералу Буассону в качестве военного трофея. Благодаря длинной черной косе, она была повешена на седле ординарца и кровь мелкими каплями падала из неё на землю.

Если бы Лаварден мог предполагать, сколько бед принесет его отряду этот трофей, он бы постарался как можно быстрее отделаться от него, но капитан не знал своей судьбы и в приподнятом настроении двигался навстречу року.

Мало кто из кавалеристов догадывался, что залп ракет в небо, был не неудачным залпом, а отчаянным призывом к спасению. Как только разведка донесла батьке Махно о приближении французов, он незамедлительно приказал Красовскому встречать все идущие в Ниамею обозы на дальних подступах.

Когда передовые дозоры заметили далеко впереди себя в небе следы ракет, они не придали этому большого значения и слишком поздно доложили об этом капитану. Встревоженный Крассовский, несмотря на приближающийся вечер, развернул отряд и стремительно поскакал в ту сторону, где были замечены сигналы.

Час бешеной скачки и перед глазами махновцев представала груда окровавленных тел, над которой пировали грифы и гиены. С горькими криками анархисты стали узнавать в брошенных обезображенных телах своих друзей и знакомых, которых они выехали встречать.

Особенно горевал молодой десятник Нечепуренко, когда в обезглавленном теле опознал свою сестру Марусю. Трудно описать состояние того, кого с головой накрыло чувство ненависти за гибель близкого человека. Громче других казаков он требовал незамедлительного отмщения, сильнее всех кипела ярость в его сердце в тот момент.

В сотне Красовского было много следопытов, для которых саванна была открытой книгой и определить, куда двинулся захваченный французами обоз, не представляло большого труда. Единственным врагом для разгоряченных мстителей было время, а точнее наступавшая ночь, но это обстоятельство не могло остановить их.

— С обозом французы будут двигаться медленно, да и раненые, судя по всему, у них имеются. Далеко не уйдут — авторитетно заявил сотник Семибаб и капитан с ним полностью согласился. У махновцев был, пусть небольшой, но шанс догнать противника до ночи, однако уставшие от скачки кони, не позволили им его реализовать.

Ехать пришлось, неспешно, однако хорошее знание местности и свет костров французского бивуака, помогло махновцам уже за полночь определить местонахождение отряда Лавардена. Посчитав дело сделанным, капитан ограничился установлением вокруг лагеря караулов.

Посчитав ночное нападение не самым выгодным вариантом атаки, Красовский решил ударить по врагу с первыми отблесками рассвета. Когда часовые неприятеля отчаянно борются со сном, и нет угрозы тому, что лошади махновцев переломают ноги во время атаки.

Будто ниоткуда возникли перед спящим лагерем французов народные мстители и в стремительном броске устремились на своих врагов. Ни криков, не завываний, ни выстрелов не было с их стороны. Только гулкий топот копыт и свист сабель, крепко зажатых в потных кулаках и время от времени проворачиваемых в воздухе махновцами.

Силы двух сторон были примерно равны, и теперь, все дело заключалось в том, сумеют ли всадники Красовского застигнуть врага врасплох, ошеломить его, испугать и заставить обратиться в паническое бегство. Или бездарно упустив момент, наткнуться на ожесточенное сопротивление и отступить, теряя под ударами врага казаков одного за другим.

К сожалению, для Лавардена, у махновцев все получилось, так как надо. Часовые французов слишком поздно заметили врага, подняли тревогу и когда, конная лава мстителей ворвалась в лагерь, она не встретила на своем пути никакого отпора. Мало кто из кавалеристов успел вскочить на коня, обнажить оружие и дружно отразить нападение врага. В основном, сопротивление носило разрозненный характер, и задавить его не составило для анархистов большого труда.

Увидев летящих к лагерю махновцев, ординарец Лавардена Франсуа стремглав бросился к трофейному пулемету, но по дороге к нему был сбит с ног двумя черными охотниками, потерявшими от страха голову. Когда же он смог добраться до пулемета и стал лихорадочно разворачивать его тупое рыло в сторону махновцев, было уже поздно. Противник уже ворвался в лагерь, а прямо на него летел сам Красовский с ординарцами.

Оставив шашку в ножнах, с двумя маузерами в руках, он храбро скакал вперед, стреляя по врагам направо и налево. В красном бешмете и черной папахе, он был подобен вестнику Страшного суда, что безжалостно карал французов за их грехи.

Обозленный этим видом Франсуа собирался припасть к пулемету и сразить злобного всадника тугой очередью, но не успел этого сделать. Меткий выстрел капитана сразил его наповал, а вместе с ним и последнюю надежду французов на чудесное отбитие нападения махновцев.

Бурным потоком анархисты в мгновение ока затопили бивак французских кавалеристов. С горящими от ярости глазами, они принялись убивать всякого, кто пытался оказать и сопротивление или топтать конями всех тех, кто оказался на их пути. Охваченные горячечным угаром боя, они с ожесточением проливали кровь неприятеля, стремясь утолить бушующий в их груди огонь ненависти.

Пленных никто не брал. Только двенадцать человек, включая самого капитана Лавардена, смогли сдаться в плен, исключительно благодаря доброй воле сотника Семибаба и капитана Красовского. Именно они и следовавшие за ними ординарцы с вестовыми силой своего имени и властным голосом, смогли удержать карающую длань махновцев над теми, кто бросил оружие и поднял руки кверху.

Впрочем, судьба пленников оказалась далеко незавидной. Пока Красовский, на прекрасном французском языке вел допрос Лавардена и его помощников, все было хорошо. Потрясенный тем, с какой жестокостью анархисты расправились с его солдатами, капитан поспешил в меру своих возможностей удовлетворить любопытство Красовского. Он уже стал надеяться на лучшее, но тут, махновцы обнаружил голову Маруси Нечепуренко висевшую на седле одного из французских коней.

Вспыхнув и гневно загудев, словно разворошенное гнездо диких ос махновцы во главе с десятником Нечепуренко бросились к пленникам и принялись вязать их. Миг, и все двенадцать человек были скручены веревками и ремнями и были поставлены на колени в ожидании скорого суда.

Напрасно Лаварден кричал о грязном произволе русских дикарей над цивилизованными людьми, и требовал к себе и своим товарищам обращения, согласно статусу военнопленного, определенного Женевской конвенцией.

— Головой этой женщины, вы и ваши люди лишили себя этого статуса, так как воюете не как регулярное соединение французской армии, а как турецкие башибузуки. У меня нет возможности заступаться за вас перед братом убитой вами девушки. Примите свою смерть достойно — ответил ему Красовский.

— Вы ответите за это преступление! Франция отомстит вам за нашу гибель! Обязательно отомстит! — срывающимся голосом грозил Лаварден, глядя, как к нему приближается с обнаженной саблей Нечепуренко.

— Это не преступление, а наказание преступников. К тому же генерал Буассон далеко, а с майором Граммоном, я надеюсь, мы справимся.

— Господь покарает вас!

— Ваш бог, всегда на стороне сильного и, следовательно, мне нечего опасаться его гнева, а перед своим господом я отвечу.

— Я про... — начал было говорить француз, но Нечепуренко надоело ждать и мощным ударом он отправил Лавардена в небытие.

Обозленные тем как французы поступили с их товарищами, анархисты отплатили им той же монетой. Они раздели тела убитых и доверху набили ими пересохший колодец, что был поблизости от бивуака. Затем при помощи гранат подорвали его верхнее основание, разровняли его поверхность и прогнали по братской могиле лошадей, чтобы никто не смог догадаться о её существовании.

К счастью для махновцев, они смогли благополучно довести до своих границ отбитый у врага обоз, благополучно разминувшись, с находившимся неподалеку отрядом Граммона. Майор словно чувствовал, как было важно для грядущего сражения, и неотступно шел за отрядом Красовского буквально попятам, но так и не смог его догнать. Когда французы вышли к месту переправы махновцев через Нигер, обоз был на другой берег реки, а попытка преследовать отошедшего вдоль берега Красовского дорого обошлась французам.

Авангард Граммона, неожиданно попал под пулеметный огонь махновской тачанки и, потеряв одиннадцать человек убитыми и ранеными, благоразумно отступил.

Между тем, генерал Буассон, не встречая на своем пути серьезного сопротивления, подошел к южной части Ниамеи, точнее сказать к её руинам. Все, что не успел разрушить человек, сделала природа и её малые дети.

Желая пополнить свои припасы, генерал отправил на их поиски майора Граммона, отчитав его за упущенный русский обоз и потерю связи с отрядом Лавардена.

Взбодренный начальственным гневом Граммон, бросился со всех ног выполнять приказ генерала, но и здесь его ждала неудача. Прибыв в лагерь Буассона через три дня, усталый и весь покрытый пылью, майор доложил грустные вести. Оказалось, что негры покинули все близлежащие в округе деревни, а отряд Лавардена пропал.

Его доклад вызвал новую порцию недовольства командира, но без зубодробительного разноса. Буассон с самого начала был готов и к трудностям снабжения и к потерям среди личного состава. Правда он не был готов к тому, что они будут таких размеров и сразу, но война есть война.

— Очень может быть, что русские сильно потрепали отряд Лавардена и из-за последствий этого боя, капитан не может добраться до нас. Вам надо еще раз прочесать тот район, куда он отправился на патрулирование. Я не верю в то, что сто человек могут вот так просто бесследно исчезнуть.

— Сколько времени у меня на эти поиски?

— Максимум неделя. За это время сюда из Тимбукту должны подойти лодки с продовольствием для нас. После чего я намериваюсь переправиться на тот берег и задать Махно хорошего перца.

— Не боитесь, что Махно не будет сидеть, сложив руки, и ударит по нам из-за реки первым? Расстояние между берегами это вполне позволяет — предостерег Граммон, но генерал только покачал головой.

— Нет. Согласно донесениям нашей разведки у русских нет нужного количества лодок, чтобы быстро переправить своих солдат на наш берег. Но даже если они вдруг появятся, из этого ничего не выйдет. По моему приказу наблюдение за рекой ведется круглосуточно, особенно в ночное время и если каторжники начнут переправу, наблюдатели обязательно их заметят.

— А в отношении лодок с провиантом? От этих русских можно ожидать чего угодно.

— За лодки не беспокойтесь. С ними идут две небольшие баржи с солдатами и пулеметами, если что у них будет, чем ответить.

Лодочный караван пришел в Ниамею через пять дней, после ухода из лагеря отряда Граммона. Высланная навстречу ему разведка известила Буассона об этом заранее, но не только она одна наблюдала за рекой. Благодаря хорошо поставленной разведке, Махно знал количество лодок, наличие в караване барж, примерное время его прибытия и приготовился к жаркой встрече.

Лодки под прикрытием пулеметов барж выстроились полукругом у пристани и приготовились к отгрузке своего груза. Так как на южном берегу не было ни одного негра, французы были вынуждены сами перетаскивать мешки и корзины с продовольствием с лодок на берег.

Работа была в самом разгаре, когда со стороны северного берега раздалось непонятный грохот, а затем послышался характерный свист приближающегося снаряда.

Мало кто из солдат Буассона побывал под артиллерийским обстрелом, но и они, услышав нарастающее завывание, побросали работу и застыли в тревожном напряжении. Ждать пришлось недолго и вскоре, на скопление лодок и людей на пристани обрушился залп ракетных снарядов.

Именно они находились в обозе Маруси Нечепуренко и теперь, они мстили за неё французом. Залп махновской батареи состоял всего из четырех ракет. Они ели-ели преодолели широкий простор реки, но все-таки упали туда, куда было нужно.

Две из них упали в воду рядом с бортами лодок и своими взрывами, перевернув некоторые из них. Две другие угодили в дощатый причал, разбросали в разные стороны, стоявшие там корзины, ранив своими осколками одного из солдат.

Ущерб от обстрела был минимален, но паника возникла среди французов сильная. Солдаты и сидящие в лодках люди испуганно засуетились, заметались, желая убежать и спрятаться от невидимого врага. Их волнение усилил новый свист в воздухе, что подобно удару хлыста безжалостно подстегнул людей, заставив многих потерять от страха голову.

Словно муравьи из разоренного муравейника, они бросились в разные стороны, позабыв обо всем на свете. Несколько лодок перевернулось, много переправленной на берег провизии было впопыхах растоптано ногами беглецов.

Новый залп вновь не нанес французам серьезного ущерба, но даже одной ракеты упавшей в толпу беглецов, было достаточно для того, чтобы все прибрежная полоса полностью обезлюдила. Охваченная страхом, с истошными криками людская толпа бежала прочь от реки.

Единственные кто остался на реке, были экипажи барж, что по приказу генерала должны были прикрывать лодочный караван от возможной атаки махновцев. Попав под обстрел, пулеметчики обоих барж, не сговариваясь, открыли огонь в сторону противоположного берега, но это было скорее шагом отчаяния, чем осмысленным действием. Как бы яростно не нажимали пулеметчики гашетки, их пули не долетали до противоположного берега.

По капризу судьбы, третий и последний залп махновцев состоял из двух ракет, одна из которых угодила в баржу, в мгновения ока разбросав пулеметный расчет.

Когда поднятая по тревоге батарея скорострельных пушек Гочкинса прибыла на пристань, свиста приближающихся ракет уже не было слышно и ответный огонь, был по своей сути чисто символическим. Выпущенные французами снаряды едва доставали до противоположного берега, где к этому моменту уже никого не было.

Неожиданный удар с той стороны показал французам, что им противостоит опасный враг и потому последовавшая через два дня переправа через Нигер, производилась по всем правилам и канонам войны.

Первыми по вражескому берегу ударила артиллерия, затем, отчаянно борясь с речным течением, двинулись баржи с пулеметами и только потом лодки с солдатами. Все были готовы к тому, что противоположный берег в любой момент ответит плотным пулеметно-ружейным огнем. Как уже не раз было с предшественниками Буассона, но к удивлению французов махновцы упорно молчали.

Лишь только когда лодки с солдатами пересекли средину реки, на северном берегу возник огонь, но это был огонь пожаров. Один за другим они вспыхивали среди многочисленных построек Ниамеи, вводя в оторопь солдат, которые не знали, что им делать. Тушить огонь, как это подсказывал им инстинкт самосохранения или искать мятежных каторжников и уничтожать их, как предписывал им приказ.

В борьбе двух противоположностей победил приказ, поскольку по французам был открыт огонь и, проклиная коварство дикарей, они вступили в бой.

Недовольство своих подчиненных полностью разделял и генерал Буассон.

— Варвары! Дикие варвары! Их нравы ничуть не изменились со времён императора Наполеона! — негодовал генерал, глядя на пожар, разгоравшийся на противоположном берегу реки. — Надо как можно быстрее погасить его! Иначе мы получим ещё одно пепелищ! — торопил они подполковников Бартаса и Сегоньяка, чьи отряды составляли второй эшелон французского десанта. Сам Буассон, вместе с резервом предпочел остаться на южном берегу, для охраны тыла отряда.

— Для охраны руин, громко именуемых тылом, вполне хватило бы отряда Граммона — недовольно бурчал Бартас, стоя на берегу в ожидании, когда с того берега прибудут лодки. — Для большего воодушевления солдат, можно было и самому отправиться туда и вместе со всеми выбить каторжников из города.

— Не брюзжите, мой друг. Слыханное ли дело, чтобы генерал был там, где опасно? Если вы сами будите им, то бьюсь об заклад, и вы предпочтете сидеть в штабе, а не лазить по передовой — улыбнулся подполковнику Сегоньяк, чья гасконская кровь не позволяла ему предаваться унынию. — Сейчас переправимся и выбьем прочь — этого черта Махно.

— Как бы он не скинул нас обратно в реку или не сжег нас заживо в этом пекле — продолжал бурчать Бартас.

— Для этого ему придется сначала познакомиться со штыками моих солдат и моей саблей — гасконец быстрым движением обнажил свой клинок, и отблески далекого пожара немедленно заиграли на стали.

— Цыплят по осени считают — произнес Бартас и отправился командовать посадкой своих солдат в лодки.

Оба офицера по сути дела оказались правы. К концу дня, французы взяли под полный контроль северную часть Ниамеи и принялись тушить пожары. Правда, заплатить им за это пришлось хорошую цену, в двадцать пять человек убитых и шестнадцать раненных против девятерых убитых у противника. При этом только трое из убитых имели кожу белого цвета, все остальные были неграми и не факт, что это были сторонники Махно.

— Скорее всего — они жили здесь — высказал свое предположение Бартас, чем вызвал дружное несогласие со стороны Сегоньяка и Буассона, перебравшегося на северный берег с наступлением сумерек.

В виду возникших разногласий, Бартас был отправлен за реку в тыл, а Буассон и Сегоньяк остались защищать захваченную часть Ниамеи. Оба командира считали, что Махно обязательно попытается отбить город и стали спешно готовить оборону. Всю ночь и все утро, солдаты рыли траншеи, оборудовали огневые точки, выкатили орудия на наиболее опасные направления возможной атаки.

Все было сделано для того, чтобы встретить беглых каторжников по всем правилам военного искусства, но все оказалось напрасным, Махно не пришел. Не появился зловредный дикарь ни на следующий день, ни на последующие дни недели.

Подозревая хитрое коварство, Буассон стал ждать нападений на город в ночное время, но опять ничего не случилось. Махновцы не пытались снять часовых и, проникнув в лагерь учинить диверсию. Никто не обстреливал позиции французов ни с земли, ни с воздуха как это было прежде. Казалось, что противник внезапно вымер или полностью утратил всякий интерес к отряду Буассона, но это только казалось.

Как только группа разведчиков попыталась продвинуться дальше на север, она наткнулась на сильный заслон махновцев. Когда же французы повторили эту попытку более крупными силами, их ловко заманили под пулеметы тачанок, чей шквальный огонь заставил их отступить.

Такая же картина была и при попытке солдат майора Лансана взять фураж и продовольствие в негритянских селеньях к северу от Ниамеи. Не успели кавалеристы приступить к реквизиции, как на деревню налетели три сотни под командованием сотника Гуляй ветер и французам, пришлось спешно отступить.

Прошло две недели, пока Буассон понял тактику Махно, который не стремился вернуть себе Ниамеи, но вместе с тем не позволял противнику пополнять запасы провизии. Генерал решил, что в его войне с "русским дьяволом" возникла патовая ситуация, но жестоко просчитался. Противник четко вел свою партию, отдав количество ради качества.

В день православного Крещения, Махно устроил французам огненную купель. Идея её проведения возникла у него давно и готовилась она им, что называется про запас.

По приказу батьки был организован сбор масла по негритянским деревням, которое хранилось в укромном месте и ждало своего часа. Темной ночью, оно было вылито в реку с лодок, с тем расчетом, что течение отнесет его к северному берегу, где находились лодки французов.

Для того, чтобы диверсия не сорвалась, кроме масла, к вражеской флотилии отправилась лодка с двумя гребцами. Кроме них, в ней находился большой глиняный горшок с маслом, который махновцы должны были зажечь в нужный момент.

Благодаря тому, что лодка имела темную окраску, караульные у реки проглядели подкрадывающуюся к ним опасность. Только когда воды реки вдруг вспыхнули огнем и на стоящие у берега лодки стал наплывать объятый пламенем брандер, они подняли тревогу, но было уже поздно.

Первыми вспыхнули лодки, находившиеся в воде и не имевшие экипажа. Там, где в них были люди, уцелели благодаря отчаянной смелости, находившихся в них гребцов, сражавшихся с огнем за свою жизнь.

Те лодки, что лежали у воды на берегу, сгорели полностью. Так как их гребцы ночевали в городе и прибежали на пожар слишком поздно. К тому же близко расположенные друг к другу лодки вспыхивали одна от другой.

Хуже всего пришлось баржам. Увидев окружившее их со всех сторон, море огня, их экипажи посчитали лучшим сняться с якоря, чем геройски сгореть во славу республики. Дальнейшая их участь была незавидной. Одна из них села в ночи на мель в километре от Ниамеи и была оставлена экипажем. Другая баржа благополучно продолжила плавание и вскоре достигла границы британских владений, где встала, приткнувшись к берегу. Добрые англичане прислали экипажу провиант, но отказали в буксире, сославшись на его поломку.

Временно лишившись связи с южным берегом, Буассон опасался, что воспользовавшись моментом, коварный враг нападет на отряд Бартаса. Однако этого не произошло. Верный своей тактике, батька не торопился нападать, намериваясь костлявой рукой голода, заставить врагов покинуть Ниамею.

Документы того времени.

Из секретной записки председателю ГПУ Дзержинскому Ф.Э. от начальника 3-го отделения Менжинского В. Р. от 21 января 1928 года.

Согласно донесению специального агента Блюмкина Я.Г. вернувшемуся из Тибета и имевшего там встречу с Далай-ламой 13. В ходе общения, Блюмкин получил возможность побывать в подвалах дворца Далай-ламы и осмотреть хранящиеся там свыше 15 тысяч лет артефакты, якобы оружие богов.

Один из них монахи называют "Ваджару" и он представляет собой гигантские щипы. С их помощью осуществляется плавка драгоценных металлов. Если плавить золото при температуре 6 тысяч градусов Цельсию, то золото на 70 секунд вспыхивает и превращается в порошок. Этот порошок использовался при строительстве передвижных огромных каменных платформ. Если на платформу насыпать этот порошок, то ее вес терялся до минимума. Порошок также применяли в медицине при лечении неизлечимых болезней и для избранных — в основном вожди его употребляли в пищу, чтобы продлить себе жизнь.

Другой артефакт называется "Шу-дзы" и представляет собой колокол. С его помощью можно на время оглушить большое войско или целую армию. Способ его действия заключается в трансформации электромагнитных волн на определенной частоте, которую не воспринимает человеческое ухо, а непосредственно мозг. Со слов монахов с его помощью индийский пророк Арджуна выигрывал большие сражения, приводя врагов в панику.

Непосредственное воздействие указанных артефактов Блюмкин не видел, но смог осмотреть их и провести тщательные замеры и описание. Со слов агента, монахи согласны позволить нашим ученым их осмотреть и проверить в действие.

В связи с этим, есть смысл ходатайствовать перед президентом об изменении задач географической экспедиции с участием дирижабля "Россия" и вместо изучения пустыни Гоби и Такла-Макан и перенацелить её в Тибет.

С уважением Менжинский В.Р.

Из сообщений корреспондента газеты "Известия" Яна Скамейкина от 23 января 1928.

В Варшаве завершился судебный процесс по делу нападению на российских дипломатических курьеров в ноябре 1926 года, ранее неоднократный переносимый по требованию защиты и фракции "Честь и независимость" польского парламента. Вся тактика защиты обвиняемого на этом процессе строилась с упором на то, что местом его рождения является так называемая "Восточная Польша" и это оказалось решающим аргументом при вынесении судом приговора. Согласно решению судьи Полонского, обвиняемый Бальцерович получил восемь лет тюрьмы за убийство российского дипкурьера Теодора Нетте.

Речь судьи постоянно прерывалась недовольными выкриками из зала, в результате чего оглашение приговора затянулось. По требованию судьи судебные пристава вывели крикунов из зала, пригрозив оставшимся зрителям, что в случае повторного нарушения, приговор будет зачитан за закрытыми дверями.

Когда же судья зачитал приговор, зал разразился многочисленными криками "Настоящему поляку тюрьма — а оккупантам радость!", "Позор Польше!". Однако они быстро стихли, когда специальный посланник президента объявил, что Рыдз-Смиглы даровал обвиняемому амнистию и Бальцерович был освобожден в зале суда.

Из закрытого решения Государственного совета прошедшего под председательством премьер министра Молотова В. М. от 27 января 1928 года.

Передать недавно полученные образцы закупленного американского вооружения, а именно танк "Кристи", для всестороннего изучения и ознакомления с документацией данного агрегата специальной комиссии Петроградского проектно-моторного института Љ2. Обязать председателя комиссии, а также её членов строго придерживаться режима секретности во время своей работы. Список комиссии в составе 18 человек прилагается.

И.О. Председателя Государственного совета Молотов В.М.

Глава XI. Что позволено Юпитеру, то не позволено медведю.

В отличие от жаркой Африке, зима в туманном Альбионе была на редкость слякотной и холодной. В её привычном природном понимании с морозом и обильным снегом зимы не было, но от этого островитянам не было лучше. Наоборот, промозглый холодный ветер и непонятное чавкающее месиво под ногами, заставляли людей прятаться в свои дома, ища спасение от стужи за плотно закрытыми дверями.

В одном из особняков на Пикадилли с теплом было все в порядке. Толстые каменные стены, дубовые двери и двойные окна не позволяли сквознякам и ветру проникнуть внутрь здания и похитить из него живительное тепло, которого там было в избытке.

В большой зале на втором этаже, согласно британской традиции имелся большой роскошный камин, но не он был главным источником тепла. Следуя последнему слову моды и техники, оно подавалось по специальным трубам воздушного отопления. Сила его подачи в комнату регулировалось створками специальных жалюзи, что было очень важно для умевших считать каждый пенс англичан. Подобное свойство было у островитян в крови и было совершенно неважно кто ты, мелкий бакалейщик с Риджент-стрит или владелец поместья в Шоскомбе.

Тепло, сигара и бренди всегда располагают к беседе, тем более тема, которую обсуждали сидящие перед камином джентльмены, была очень важна для Британии и империи. Один из них был исполняющий обязанности премьер министра страны мистер Болдуин и фактически посадившие его в это кресло господа Мозес Гизи и Хабекук Стоун. Оба деятеля были довольны действиями своим протеже, но все это было только началом. Впереди их ждали большие дела, и останавливаться на достигнутом успехе, было никак нельзя. Слишком высокие ставки были в этой игре.

— Что пишет вице-король Индии относительно нашего дорогого мистера Макдональда? Нравится ли ему Индия? — спросил у Болдуина Стоун, важно дымя "гаваной" из запасов хозяина особняка.

— Мистер и миссис Макдональд восхищены красотами Индии, её природой и дворцами. Лорд Галифакс составил для него целую программу, благодаря которой дороги гости побывают во всех уголках этой восхитительной страны. Он Гималаев на севере до острова Цейлона на юге.

— А как обстоят дела со здоровьем мистера Макдональда? Что говорят врачи? — Пригубив бокал с бренди, произнес Гизи.

— Слава богу, новых приступов расстройства здоровья у него не было, но доктора в один голос твердят о необходимости полного отрешения от всех дел и в первую очередь связанных с политикой.

— Хорошие у нас доктора — хищно улыбнулся банкир и в этот момент стал похож на шакала, ждущего скорой кончины своей жертвы.

— Плохих не держим — с достоинством молвил ему Болдуин. В глубине души политик ненавидел своих собеседников, полностью контролировавших каждый его шаг и каждое решение, но был вынужден мириться с этим. На данный момент он полностью зависел от них.

— И это правильно. Зачем нам плохие доктора, нам нужны правильные врачи — произнес Гизи и, откинувшись на спинку кресла, стал буравить глазами собеседника. Это был старый испытанный прием, в результате которого собеседник ощущал свою неполноценность перед финансистом и становился сговорчивее и податливее.

В этот момент, Болдуин действительно чувствовал себя далеко некомфортно. Особенно когда ты сидишь на венском стуле перед собеседниками, а они удобно устроившись в мягких креслах, менторским тоном поучают тебя как нужно жить.

— Нам главное продержать его там до мартовских ид, а потом можно будет ставить вопрос о переназначении премьера по причине здоровья.

— Я полностью за это, мистер Стоун — откликнулся Болдуин, поднимаю ладони в знак согласия.

— Тогда будем действовать, ибо у нас чуть больше месяца. Надо произвести замены в Верховном суде страны. Двое его членов достигли почтенного возраста и нуждаются в отдыхе. Мы считаем, что мистер Сайрес Вэнс и мистер Альберт Хэтч вполне достойные кандидаты, чтобы заменить их на этом посту. С их появлением в Верховном суде короны мы будем полностью уверенны, что любые попытки профсоюза начать новую стачку в митрополии будут признаны незаконными и станут безжалостно преследоваться.

— Мы уже провели необходимые консультации с нужными нам членами Верховного суда и с утверждением никаких проблем не будет. Главное, чтобы вы выдвинули эти кандидатуры, а не те, что предложил вам мистер Осборн — вновь осклабился Гизи.

— Откуда вы знаете про Осборна? — удивился премьер.

— Работа у нас такая, все про всех знать, — любезно пояснил Гизи. — Без этого мы сильно рискуем потерять доверенные нам капиталы. Понятно?

— Да, конечно — произнес Болдуин и против своей воли стал ерзать на стуле.

— Вот и прекрасно. Значит завтра, вы подаете этих людей на рассмотрение Верховному судье. Он их уже ждет.

— Хорошо, мистер Стоун. Завтра все будет обязательно исполнено.

— Замечательно, — Стоун сделал пометку карандашом в записной книжке и продолжил разговор. — Тогда давайте перейдем к вопросу о прокладке железных дорог в протекторате Таньганика. Возникли проблемы с его решением?

— Нет, мистер Стоун. Просто много фирм желающих осуществить этот проект. Мы не успеваем рассмотреть их предложения. Для полной проверки всех заявок нужно ещё около месяца.

— Мистер Болдуин. По-моему, разговор на эту тему у нас уже был и если мне не изменяет память, вы уже знаете, кому следует отдать этот проект — Стоун столь выразительно посмотрел на премьера, что тому вновь стало неуютно сидеть на стуле. Холодные безжалостные глаза собеседников требовали немедленного и понятливого ответа.

— Видите ли, господа — начал Болдуин, но Гизи бесцеремонно его оборвал.

— Видим, видим, — впечатал свои глаза в лицо премьера банкир. — Видим, что зря не послушали советы мистера Клейторна, предлагавшего на ваше место Джозефа Хоупа. Который по сравнению с вами, мистер Болдуин, более понятлив и лучше ценит сделанную доброту.

— Позвольте, но передача контракт на строительство — это не покупка булочки у кондитера! Это очень щепетильная и ответственная работа.

— Никто не спорит с этим. Мы только хотим, чтобы она была завершена до начала марта и контракт получила названная вам фирма. Мы можем быть спокойны в этом вопросе?

— Можете — с трудом выдавил из себя Болдуин, не выдержав давления со стороны своих кредиторов.

— Мы очень рады этому — радостно объявил Стоун и спрятал записную книжку. — Теперь давайте поговорим о наших делах на континенте. — Речь нашего представителя в Лиге наций Рой Кирпатрика с обвинениями в адрес России по поводу самовольного захвата Северной Маньчжурии, просто блестяще. Такие обороты речи, такие примеры из истории, такой напор. Скажите, он раньше не был адвокатом по уголовным делам?

— Нет, в основном он занимался бракоразводными делами.

— Да? Чувствуется хватка и умение убедить высокий суд в оправдательном приговоре своему клиенту. Так убедительно выставить русских в роли агрессоров и при этом обойти стороной японцев — это определенно нужен большой талант и навык.

— Русский представитель в Лиге наций Пруссак тоже был на высоте. Ему не хватило трех голосов, чтобы прошел предложенный им проект резолюции по ситуации в Маньчжурии — подбросил в разговор горсть перца Гизи.

— Главное прошел наш проект, и Россия осуждена как агрессор на самом высоком уровне мира. Русские вместе со своим усатым горцем получили хорошую оплеуху и это должно быть только началом. Россию должна быть осуждена не только в Лиге наций, от неё должна отвернуться вся Европа. Она должна очутиться в полной политической изоляции, как это было во времена Восточной войны — наставительно произнес Стоун в адрес Болдуина.

— Я полностью с вами согласен, мистер Стоун, но говорить о полной изоляции русских слишком смелое заявление — ответил ему глава кабинета и, не дожидаясь упреков со стороны банкиров, стал торопливо пояснять.

— Все на что мы можем твердо рассчитывать на данный момент — это санитарный кордон из Польши и Румынии, вдоль русских границ на западе. Швеция упрямо держится за свой нейтралитет, Болгария и Югославия переживают не лучшие времена внутренних раздоров. Турецкий лидер смотрит в рот Москве, Муссолини активно заигрывает с ней, а Германия полностью зависит от американцев.

— А что французы!?

— Бриан носится со своим договором об отказе от войны как курица с яйцом и ни о чем не хочет слышать.

— Послушайте, господин, исполняющий обязанности премьер министра, — принялся жестко чеканить слова Гизи. — Нас совершенно не интересуют все перечисленные вами местечковые проблемы. Самое главное на данный момент — политическая изоляция русских и чем быстрей это будет сделано, тем лучше. Если кто-то не может помочь делом, пусть сделает заявление с осуждением Москвы, а лучше временно прекратить все деловые отношения и культурные проекты. Интересы империи требуют, чтобы Россия превратилась в изгоя. Чтобы любой её представитель в Европе был нерукопожатный. Надеюсь, с этим вы согласны!?

— Да, конечно — с трудом выдавил из себя Болдуин.

— Вот и прекрасно. Надеюсь, что нам не будет стыдно перед большими людьми от того, что предложили сделать ставку на вас, а не на кого-нибудь другого. Например, на Уинстона Черчилля — этими словами Гизи явно нанес удар ниже пояса. Болдуин покрылся красными пятнами и Стоун поспешил прийти ему на помощь.

— Лично у меня, пока нет никакого сомнения, что мы сделали правильную ставку. Мистер Болдуин, как и всякий государственный деятель испытывает вполне понятные трудности при решении сложного вопроса. Как вы думаете, через, сколько недель нам следует ждать первичного результата?

— Думаю, что недели две-три минимум — от этого прогноза Гизи кривился, но Стоун и бровью не повел.

— Две-три недели. Прекрасно. Давайте выпьем за то, чтобы наши слова не расходились с делом — джентльмены подняли бокалы и Болдуин засобирался. Стоун и Гизи проводили его до дверей, а затем вернулись к камину.

— В следующий раз, когда будешь играть в очень плохого банкира, соизмеряй силу давления. Он все же как-никак премьер министр Объединенного королевства. Этот пост требует определенного почтения — недовольно произнес Стоун, вытянув ноги перед темным проемом камина.

— Он стал премьер министром королевства в первую очередь благодаря нашему участию. Это мы запихали его в кресло премьера, и он должен каждый день об этом помнить и делать то, что ему сказано — не согласился с собеседником Гизи. — В противном случае "Крафт и сыновья" спустят с нас шкуру, не получив контракта по строительству дороги в Танганьике до конца марта.

— Интересно, сможет ли он за три недели добиться результатов по изоляции России?

— Думаю, что нет, но будет очень стараться, чтобы придумать русским хорошую гадость и по возможности не одну. Уж слишком сильно задел его самолюбие мой тычок и мистер Болдуин любой ценой постарается доказать, что я не прав.

— Хорошо, если это будет так. Чем сильнее он поднимет звон против России, тем будет лучше, для нас. Всё внимание наших соседей будет приковано к конфликту премьера с русскими и "Большой скачок" будет для них большим сюрпризом.

— Да, это для всех будет бомбой, которая позволит Англии вернуть былое могущество. В этой ситуации я боюсь только одного. Что, дергая русского медведя за хвост, мистер Болдуин заиграется и конфликт может обернуться настоящей войной.

— В этом плане ты можешь быть спокоен. Время больших конфликтов ещё не настало и войны не будет.

— Точно также считали родственники Людовика XVIII и Николая II, выпуская джина революции из бутылки, который, в конечном счете, смел их и их империи.

— С таким мрачным настроением нельзя делать большие дела. Выпей бренди и оно изменит твою точку зрения к лучшему. Твое здоровье — Стоун поднял бокал.

— Это всего лишь попытка трезво смотреть на вещи, а не строить удобных для себя иллюзий, имеющих подлое свойство не сбываться. Давай лучше поднимем бокалы за успех "Большого скачка". Если все случиться, так как задумано, то в Америке и Европе никому мало не покажется.

Два джентльмена, наивно считавшие, что они крепко держат Бога за бороду, ещё долго говорили, и каждое их слово долетало до уха человека притаившегося этажом выше у каминной отдушины. Благодаря небольшим техническим преобразованиям, каждое слово, сказанное внизу, было ему хорошо слышно.

Сказав, что премьер Болдуин обязательно придумает какую-нибудь гадость, мистер Гизи оказался абсолютно прав. Не прошло и недели, как они посыпались на голову России как из дырявого мешка.

Первой, по указке Болдуина, выступила Румыния, потребовавшая закрыть одно из двух российских консульств в Брашове и Констанции. Причина подобного демарша заключалась в том, что на территории России у румынов было только одно консульство — в Кишиневе. Больше на территории республики компактного проживания людей румынской национальности не было и потому, Бухарест не видел смысла воспользоваться правом, открыть в России ещё одно консульство.

Теперь, министры юного короля Михая получившие отмашку Лондона как с цепи сорвались, требуя от российского посла в недельный срок выполнить это требование. Силу и твердость голоса, им придавало заверение помощника министра иностранных дел Хэндерсона, что румынское королевство может полностью рассчитывать на помощь британской короны в своем противостоянии с Москвой.

Одновременно с этим, перед российским посольством в Бухаресте прошел многочисленный митинг с требованиями возвращения Молдовы и Бессарабии в состав королевства.

— Молдаване и румыны один народ, один язык! Оккупанты, верните наши исконные земли! Русские вон из Румынии! — неслось из рядов демонстрантов, плотным кольцом облепивших ограду посольства. Стоявшие у входа полицейские наряды нисколько не пытались помешать "свободному румынскому народу" высказать свои законные требования.

Почувствовав вседозволенность и безнаказанность, демонстранты быстро превратились в озверелую толпу, которая вошла в раж. Десятки человек принялись забрасывать территорию посольства палками и бутылками, бить над входом таблички и разбивать окна камнями.

Испуганные полицейские поспешили ретироваться, что ещё больше подхлестнуло нападавших. Одни принялись крушить ворота посольства, другие, взобравшись на стену, сорвали с древка флаг России и бросили его на потеху остальным. В один миг материя полотнища была разорвана на множество кусков, которые возбужденные румыны принялись яростно топтать ногами.

С самого начала событий, сотрудники посольства пытались дозвониться сначала до полиции, а затем до министерства иностранных дел, но везде их ждала неудача. В обоих случаях на том конце провода сначала не брали телефон, затем были неполадки со связью, а когда трубку все же взяли, министра и его помощников не оказалось на месте. Третий секретарь пообещал обязательно доложить министру и принять необходимые меры.

Неизвестно чем бы все это закончилось, если бы не предприимчивость военного атташе Михаила Скибы. В самый критический момент, когда ворота держались на честном слове, неожиданно распахнулось окно на втором этаже, и из него был выброшен большой стеклянный бутыль с шумом разбившийся от падения. После этого по земле в сторону ворот с шипением поползли густые клубы сизого дыма.

Как выяснилось потом, это был довольно безвредный для дыхания газ, но со своеобразным запахом. Количество его было небольшим, но и того, что было, хватило, чтобы породить панику среди нападавших демонстрантов. С истошными криками: "Газы! Газы!" они стали в страхе разбегаться прочь. Когда к воротам посольства прибыл усиленный наряд полиции, там уже никого не было.

Произошедший инцидент нашел отклик на страницах многих английских газет. Утром следующего дня они вышли с аршинными кричащими заголовками: — "Русские травят газом протестующих румын!", "Газовая атака в Бухаресте", "Русское посольство применяет запрещенное химическое оружие против мирных жителей".

Агрессивный угар части британской прессы был столь силен, что его не смогло остановить ни заключение специальной комиссии о безвредности газа распыленного на территории российского посольства, ни отсутствие жертв в результате якобы применения "химического оружия" его сотрудниками.

Вслед за румынами, в дело включилась и Польша, второй участник антироссийского "санитарного кордона". Точно повторяя действия своих румынских коллег, местные правые радикалы организовали многотысячную акцию протеста у стен российского посольства в Варшаве. Их лозунги были до боли похожими: "Верните земли Восточной Польши!", "Оккупанты вон из Белостока!", "Дайте возможность воссоединиться разделенным семьям".

Последний лозунг был насквозь лжив и порочен, ибо согласно государственным договоренностям, жители приграничным районов имели право облегченного прохода границы и пересекали её по несколько раз в день туда и обратно.

Искатели прав и свобод в Польше, также как их румынские собратья, взяли в плотную осаду вход в посольство и выкрикивали оскорбительные лозунги и призывы в адрес России, её президента, стали бросать камни в здание.

Здесь стоит отдать должное варшавским полицейским. Они либо не получили указания сверху не мешать протестующим, либо посчитали недопустимым подобные действия в такой европейской стране как Польша. По мере накала обстановки, они сначала делали замечания демонстрантам, затем стали одергивать их. Когда же слова не возымели действия в ход пошли кулаки, а потом дубинки.

Обозленная толпа с громкими криками: — "Бей, русских прихвостней!" собиралась растоптать семерых защитников порядка, но в этот момент к полицейским прибыла подмога. Под пронзительный свист полицейских свистков и ударов резиновых палок, протестующие отступили на противоположную часть улицы, откуда продолжили выкрикивать оскорбления.

Британская пресса незамедлила откликнуться на события в Варшаве. "Кровавые события возле русского посольства в Польше!", "Многочисленные жертвы столкновения в Варшаве!", "Десятки раненых и пострадавших. Слава Богу, никто не убит!".

Главным виновником этого происшествия, естественно была российская сторона. Всех негативным последствий оказывается, можно было избежать, если бы кто-то из российского посольства вышел к демонстрантам и попытался бы с ними поговорить.

Одной демонстрацией, в отличие от Румынии, в Польше англичане не ограничились. Через три дня, вопреки всем договоренностям и соглашениям, в Данциг прибыла британская эскадра во главе с тяжелым крейсером "Бервиком". Кроме надводных кораблей, в состав эскадры входили две подлодки, вставшие на прикол в Вестерплатте.

Многочисленная толпа, рекрутированная польскими полицейскими, с радостными криками и цветами встретила контр-адмирала Фогта, спустившего по трапу с борта британского крейсера. Согласно заранее составленному сценарию, к нему подвели белокурую девочку с цветами, которую адмирал немедленно взял на руки вместе с букетом.

Стоявшие наготове фотографы моментально запечатлели столь знаменательный момент и вскоре фото Фогта и Марыси с подписью: "Британский моряк берет под свою защиту польского ребенка" обошло многие лондонские издания. Затем, по приказу с Даунинг-стрит, фотография была выдвинута на Пулитцеровскую премию, но к огромному разочарованию Лондона её не получила.

Российская сторона моментально заявила протест по поводу нарушения Британии международной договоренности относительно статуса Данцига, но это был голос вопиющего в пустыни. Англия проигнорировала протест, а Лига наций ограничилась осуждением действий британского флота. Никто не хотел в серьез тягаться и портить отношения с "Владычицей морей".

Простояв ровно неделю и приняв участие в военном параде военно-морских сил польской республики, англичане покинули Данциг под звуки оркестра, что выстроенный на причале играл "Боже храни Короля". На прощание, Фогт клятвенно заверил маршала Рыдз-Смиглы, что Британия обязательно придет ему на помощь, в случае если "русский медведь" не только посмеет показать зубы, но даже косо посмотреть в сторону прекрасной Полонии.

Желая поднять градус напряженности и ещё раз щелкнуть медведя по носу, покинув Данциг, адмирал приказал эскадре держать курс по направлению Финского залива. Радуясь, какую панику вызвали в русских штабах его действия, он не рискнул слишком близко подходить к красной черте. Пройдя Готланд, и не дойдя до Аландских островов, Фогт приказал разворачиваться обратно.

Сделано это было довольно вовремя, ибо вскоре британскую эскадру нагнали русские корабли во главе с крейсером "Баян" и согласно лучшим традициям гостеприимства довели англичан до острова Борнхольм. Там, сердобольные датчане, после двадцать пятого удара бамбуковой палкой по пяткам, разрешили англичанам создать временную стоянку своих кораблей.

Третий неприятный сюрприз для Москвы последовал из далекой Албании. Соблазненный обещаниями британского посла в скором времени предоставить финансовую помощь королевству, албанский монарх Зогу решил разорвать дипломатические отношения с Россией. Правда, опасаясь, что сладкоголосый посланец туманного Альбиона может его обмануть, король сделал это в своеобразной манере.

Он решил понизить отношения двух государств с уровня послов до уровня посланников. С этой целью отозвал из Москвы албанского посла и предписал российскому послу Федорову в течение трех суток покинуть Тирану. Дальнейший процесс разрыва отношений с Россией был заморожен и полностью зависел от выполнения Лондоном своих обещаний.

Учитывая то положение, что занимала Албания среди европейских стран, подобные действия могли вызвать скорее улыбку и сожаление, чем страх и озабоченность. Однако даже такая малость была преподнесена Болдуином как большой успех британской политики по изоляции России. Поистине, когда нет гербовой бумаги, пишут на простой.

Британия не была бы Британией, если бы в своих происках насолить русским, ограничилась бы только одной Европой. Сфера деятельности британских миссий охватывала весь мир и везде, английские дипломаты изо всех сил пытались исполнить приказ премьер министра. И их действия имели определенный успех.

Так Канада выслала из страны двух российских дипломатов, за действия несовместимы с дипломатической деятельностью. С той же формулировкой, двух человек покинули пределы Мексики и Уругвая. По одному сотруднику российского посольства оставили Чили, Венесуэлу, Колумбию и Аргентину. Бразилия, Парагвай и Боливия мужественно выдержали натиск англичан, равно как и королевство Таиланд.

Не осталась в стороне от этого процесса и далекая Австралия. В порыве верноподданнических чувств, власти Канберры выслали из страны сразу трех русских дипломатов, нанеся тем самым ощутимый урон российскому посольству.

Японцы также отказались поддерживать англичан в их дипломатическом противостоянии Лондона с Москвой, но их упрямство в полной мере компенсировал Чан Кайши. С одобрения британских властей он с легкостью нарушил международную договоренность об неприкосновенность зданий дипломатических миссий. После того как российские дипломаты покинули столицу Китая, здание посольства было опечатано, а ключи были переданы на хранение швейцарцам, чье посольство находилось в пяти минутах ходьбы. Они также, согласились представлять интересы России на период разрыва дипломатических отношений между Москвой и Пекином.

Ранним февральским утром, возбужденная толпа с криками: — "Смерть русским захватчикам!", "Смоем свой позор!" ворвалась на территорию посольства, и принялись беззастенчиво грабить его. Из здания выносили все, что можно, начиная от штор и мебели, до щеток, лопат и водопроводных кранов и ванны посла.

Действовали китайцы с размахом и без какого-либо страха. На вопросы стоящих рядом газетчиков, они, гордо заявляя, что своими действиями пытаются покрыть ущерб, что нанесла им Россия при подавлении восстания боксеров в Пекине.

Точно также были разграблены российские консульства в Шанхае и Нанкине. Там, местные хунхузы руководствовались простым и действенным лозунгом: "Грабь награбленное и будь, что будет".

Так закручивался маховик событий суливших большие свершения и перемены на всем земном шаре.

Документы того времени.

Из докладной записки начальника аналитического отдела ГРУ подполковника Артемьева В.С. от 18 февраля 1928 года.

Малое количество информации не позволяет полностью выяснить, чем является акция, обозначенная в исходном материале как "Большой скачок". Можно предположить, что её основа состоит из трех факторов; политического, военного или экономического и направлена она в первую очередь на подрыв мощи основных конкурентов Великобритании — Америки, Франции, России и Японии. В связи с этим предлагается провести разработку трех проектов под кодовыми обозначениями; "Выборы", "Копенгаген" и "Деньги".

Подполковник Артемьев В.С.

Резолюция президента России И.В. Сталина — Согласен.

Глава XII. Камо грядешь?

Вряд ли в марте 1928 года жителей Европы больше всего волновало, что иное чем вопрос "будет война с Англией или нет?". Признаков надвигающегося военного столкновения между двумя ведущими странами Европы ещё не было. Однако напряжение в их отношениях с каждым месяцем становилось все сильнее и сильнее. После того как Лига наций осудила Россию за оккупацию севера Маньчжурии, правительство Болдуина обвинила Москву в вмешательстве во внутренние дела Британии. МИ-5 вновь вернулось к активному поиску русских шпионов на территории королевства и первыми под их удар попали профсоюзы.

Как не пытались контрразведчики найти в этом деле хоть какой-то след русского вмешательства, все было тщетно. Никаких доказательств тому не было, но это нисколько не смутило господина премьер министра. Он сыпал одно обвинением в адрес России за другим, смело добавляя в качестве доказательств вины Москвы приставку "с большой долей вероятности".

Его примеру следовали и лондонские газеты, публикуя на своих страницах одну сенсационную новость за другой. Кроме статей, развороты газет пестрели всевозможными карикатурами главным антигероем которых был, естественно, русский медведь. Порой, они били по сознанию читателей больше чем статьи и в этом не было ничего удивительного. Англичане были большие мастера по созданию политической карикатуры.

Стремясь защитить честь и достоинство своей страны, российское посольство в Лондоне только и занималась тем, что подавала в суд иски на различные издательства. Обычно весьма эффективное средство против зарвавшихся газетчиков, на этот раз оно дало осечку, превратившись из грозного оружия в средство борьбы с ветряными мельницами. Суды откровенно затягивали рассмотрение дел, а когда выносили свой вердикт в пользу истца и заставляло газету написать опровержение, от одержанной победы уже было мало толку. Поглощенные развернувшейся травлей всего русского, мало кто из читателей обращали на эти опровержения, написанные мелким шрифтом на четвертой странице.

Читая издания других стран, можно было точно определить позицию государства к этому противостоянию. Польские и румынские газеты исправно перепечатывали статьи ведущих лондонских изданий, добавляя к ним свой местечковый антироссийский материал. Франция если иной раз и поддерживала своего собрата по Старой Европе, то исключительно из своих африканских неудач в борьбе с Махно.

Италия, Югославия, Болгария в целом занимали нейтральную позицию. И если позицию Рима с некоторыми условностями можно было назвать скорее дружественной, то позиция братушек славян смело укладывалась в жесткий прагматизм. Что касается германской прессы, то господа бюргеры откровенно радовались раздраю между их бывшими врагами и с радостью занимали места в партере, чтобы со стороны насладиться незабываемым зрелищем.

Вопрос возможной войны с Британией также волновал жителей России. Его активно обсуждали на сельских сходах крестьяне, законно полагая, что с в случаи войны незамедлительно вырастет цена на хлеб, главный продукт их трудовой деятельности. В связи с приближающейся посевной нужно было срочно решать сколько следовало пахать земли и что в этом году сеять.

Вопрос быть или не быть войне также очень остро занимал и рабочих, не зависимо от того мирную или военную продукцию выпускали их заводы и фабрики. После объявлении мобилизации, часть рабочих должна была идти в армию, а другая часть оставалась ковать победу в тылу. Вопрос кто попадет в первую категорию, а кто во вторую довольно сильно рабочий класс.

Естественно, не оставалась в стороне и русская интеллигенция. Принявшаяся с жаром стонать и охать, что после столь страшной и кровавой войны, бедной России выпало всего только десять лет мирной жизни.

— К чему нам эта чертова Маньчжурия, где только и есть, что сопки да гаолян!? Мало мы за неё в девятьсот пятом столько кровушки под Мукденом и Порт-Артуром понапрасну пролили!? И что, снова туда же да на те же грабли наступаем по воле этого "Алексеевского пасынка"!? — возмущенно роптали лучшие умы российского общества в тесном кругу единомышленников. Тесен он был от того, что в их рядах произошел раскол на "технарей" и "гуманитариев".

Первые, чьи ряды благодаря поддержке правительства неуклонном росли и множились с каждым годом, в подавляющем своем большинстве воздерживались от критики президента, выражая поддержку к проводимому им курсу внешней политики.

— Россия великая мировая держава и никто не смеет разговаривать с нами как с какой-то там второсортной Канадой и Австралией! Забыли как русские солдаты десять лет назад спасли от немецкой оккупации их Парижи и Лондоны! Хороши союзнички нечего сказать! Вылили на нас ушат помоев в своей Лиге наций и сидят довольные! — говорили они, когда в работе возникали положенные перерывы и все дружно шли в курилки, где дружно обсуждались все дела, от производственных до политических.

В противовес им "гуманитарии" в большинстве своем выступали за то, чтобы плюнуть на неуемную гордость и пойти на разумные уступки англичанам ради сохранения мира в Европе.

— Докажем всему просвещенному миру, что мы действительно являемся европейцами, а не какими-то там азиатами! Нужно сесть с англичанами за стол переговоров и найти консенсус в волнующих нас всех вопросах! Да, возможно в чем-то придется им уступить, но зато войны не будет!! — патетически восклицал доцент философии Московского университета Станюкович. Многие из коллег его охотно слушали, чем ещё больше раздували самомнение философа.

Он уже собирался начать публичные выступления, но его активность сильно упала, после того, как однажды вечером его навестили два вежливых представителя из ГПУ. Полностью опровергая слухи, что в этой организации работают грубые и малообразованные люди эти два интеллигентных молодых человека в простой и доходчивой форме рассказавших гражданину доценту о существовании в уголовном кодексе статьи 53 бис "О защите интересов государства".

— Пока, Сергей Борисович, все ваши высказывания можно трактовать как представление своего личного мнения на текущую политическую обстановку. Однако, если вы станете с ними активно выступать публично на закрытых собраниях и митингах. Или вдруг выяснится, что вы связаны с каким-либо иностранным посольством или представительством и не приведи господи получаете от них деньги, то можно будет смело применять против вас эту статью, как к неблагонадежному лицу в ускоренном судебном порядке. В этом случае вам будет грозить высылка на поселение или если суд сочтет нужным, то временная изоляция до пяти лет — любезно пояснили визитеры, в одном из которых философ узнал студента исторического факультета, закончившего университет несколько лет назад.

Бедный Станюкович онемел от вида той ужасной бездны, что в одночасье раскрылась перед ним. Сраженный этим видом, он торопливо пообещал сотрудникам ГПУ впредь быть осторожным и осмотрительным в своих высказываниях и радостно проводил их до дверей квартиры.

Потом, когда страх прошел и вместо него пришла обида и страстное желание отомстить за свой испуг, доцент самым кардинальным образом преобразил эти события. В его изложении коллегам, в ответ на попытки сотрудников ГПУ запугать одного из светочей московской интеллигенции стоящих на основе демократии им была гордо произнесена знаменитая фраза Мартина Лютера "На том стою, так как не могу иначе". После чего чекистам было указанно на дверь, куда они посрамлено и удалились.

Правда господин философ говорил об этом с глазу на глаз, сугубо доверенным людям, которых он хорошо знал и был уверен как в самом себе. Разговоры велись исключительно под "честное слово", но тут Станюкович пошел по дорожке брадобрея царя Мидаса. Тот, согласно легенде, узнав тайну царя поведал её тростнику, который затем раструбил о ней по всему миру.

Не прошло и пяти дней после этой душещипательной исповеди, как два осведомителя во всех числах и лицах пересказали рассказ Станюковича своим кураторам и их донесения легли в аккуратную папочку за длинным казенным номером.

О настроениях в обществе председатель ГПУ регулярно докладывал президенту каждые две недели. Собранные со всей страны и переработанные в специальном аналитическом отделе второго отдела, они давали вполне объективную картину происходящего.

На заседании Государственного совета 18 марта, Дзержинский нарисовал относительно благоприятную картину внутреннего положения государства и это было единственным приятным известием для Сталина. "Подлая англичанка" продолжала гадить, где только могла.

— По требованию английских властей к 21 марта этого года должны быть закрыты наши консульства в Эдинбурге, Кардифе и Манчестере. По сведениям поступающим из Лондона по дипломатическим каналам, следующим шагом будет отзыв британского посла из России с автоматическим понижение статуса нашего посольства до представительства — доложил совету премьер Молотов в виду значимости обсуждаемой информации.

К подобным демаршам стороны Польши, Румынии и прочих "младоевропейцев" можно было относиться подобно слону, что с гордым видом не замечает лая моськи. С таким мощным европейским тяжеловесом как Британия — это было просто невозможно.

— Что ещё может сделать господин Болдуин на этом направлении? Полностью разорвать дипломатические отношения с нами? Насколько вероятен подобный вариант и чем он для нас опасен?

— Если англичане разорвут с нами все отношения — это больно ударит по интересам многих наших фирм завязанных на британском рынке. Мы лишимся доступа к европейским технологиям, высококачественным товарам, а также серьезного потребителя нашего сырья. Кроме этого английские банки прекратят выдачу долгосрочных кредитов нашим банкам, предприятиям и фирмам у которых перед ними постоянная задолженность — со вздохом произнес министр финансов и торговли.

— Частным предприятиям, фирмам и банкам — моментально уточнил президент.

— Да, конечно частным банкам, фирмам и предприятиям — подтвердил министр. — У нашего государства перед британцами минимальна.

— В таком случае пусть господа капиталисты сами разбираются со своими кредиторами. Что касается полного разрыва всех отношений то это для нас не ново. Англичане со времен Ивана Грозного и Петра I объявляли о разрыве отношений, а потом всякий раз возвращались. Не могли обойтись без русской пеньки, льна, дегтя, хлеба и железной руды — язвительно заметил Сталин. — Откажутся торговать не беда, отдадим свое сырье американцам, немцам и французам, а через год полтора сами начнем его перерабатывать и будем продавать не сырье, а продукцию.

— Так кто же её купит!? — пробурчал министр финансов, недовольный возвращения к старому спору, где президентские доводы были грамотнее и убедительнее, ибо были построены на фактах и расчетах, а не на слепой вере и убежденности.

— Монголия, Тува, Турция, Палестина, — стал уверенно перечислять страны Сталин. — Из Европы Греция и Болгария для начала. Потом может быть подтянем к ним Югославию.

— Белград вряд ли согласиться — возразил министр, но его слова не могли остановить президента.

— Не согласятся югославы, предложим Муссолини, немцам или чехам. У них продукция прокатного стана идет нарасхват. А что касается технологий и высококачественных товаров, то в этом вопросе Англия давно утратила пальму первенства. Немцы несмотря на свое бедственное экономическое положение, а также того, что лишились массы своих патентов на производство выпускают товары не только качественнее британцев, но и гораздо дешевле их. Закроют свой рынок, не беда. Пойдем к немцам, французам и чехам.

Сталин сделал паузу, а затем посмотрел на начальника ГРУ Щукина: — Что скажет относительно намерений англичан разведка, которая все про всех знает? Как долго намерен господин Болдуин играть с огнем и когда в конце-то концов начнется война с Англией?

— По поводу того кто все про всех знает, так это к Феликсу Эдмундовичу, — пошутил Щукин. — В отношении дальнейших действий господина Болдуина, то все наши источники в один голос сообщают, что британский премьер готов увеличить градус противостояния с нами путем разрыва дипломатических отношений. Также агенты сообщают, что разрыв отношений — это личная инициатива Болдуина, тогда как многие члены кабинета выступают против этого. Что касается вопроса когда начнется война с Англией, то все наши специалисты считают, в ближайшие три месяца её точно не будет.

— Довольно смелое заявление господин Щукин. Что позволяет им так считать? Им удалось заглянуть в черновики планов Болдуина или имперского генерального штаба?

— Никак нет, Иосиф Виссарионович, таким доступом мы к сожалению не обладаем. Уверенность моих специалистов основана на анализе всех предыдущих войн, что вела Британия на континенте. Англичане по своей натуре консерваторы и действуют по привычному для себя шаблону — воевать чужими руками при минимальном использовании своих солдат. Так в борьбе с Наполеоном это были наши и прусские штыки. В Крымской войне ударной силой были турки и французы, против Вильгельма они использовали наши и французские войска. На данный момент у англичане нет сильного союзника, чью армию они смогли бы задействовать в качестве очередного "пушечного мяса". Немцы разоружены, итальянцы те ещё вояки, а у французов нет серьезных причин, выступать против нас. Африканский конфликт сами понимаете не тот случай для начала большой войны и у Болдуина нет ничего такого, что может подтолкнуть Париж в войне с нами. По крайней мере в ближайшие три месяца.

Расклад возможных противников в новой большой европейской войне был произведен Щукиным в полной мере, но он не устроил президента.

— Вы забываете о Польше и Румынии. Двух голосистых псов Британии — как сказал бы про них Шекспир. Они с радостью набросятся на нас как только им поступит такой приказ из Лондона. Кроме этого есть другие потенциальные союзники англичан — Швеция и Норвегия. У первой не проходящая на нас обида со времен Петра и Екатерины, а норвежский король упрямо именует Шпицберген и остров Медвежий норвежской территорией.

— Вряд ли Польша и Румыния рискнут напасть на нас в ближайшее время, Иосиф Виссарионович, — убежденно произнес военный министр Снесарев. — И поляки и румыны прекрасно понимают, что случиться с ними, если они начнут с нами войну одновременно и с двух сторон. Столицы обоих государств находятся слишком близко к нашим границам, а состоянии их армий не позволят им рассчитывать на затяжную войну.

— А если к ним присоединятся войска Англии? Вы, что совсем не допускаете мысль о возможности высадки британских воинских соединений в Данциге на случай начала боевых действий на границах Польши?

— Генеральный штаб считает подобные действия со стороны англичан как мало вероятные. Чтобы поляки могли воевать с нами на равных, англичане должны отправить в Польшу экспедиционный корпус минимум в 50 тысяч человек с артиллерией, танками и авиацией. И должны их высадить в Данциге, что является довольно рискованным шагом. Даже если предположить, что корабли Балтфлота будут скованны боем с британскими кораблями, ничто не помешает нашим подлодкам атаковать британские транспорта или поставить мины на их пути. Зная осторожность британских адмиралов они вряд ли пойдут на это.

— Ну, а если предположить такой вариант, что британцы высадят свои экспедиционные силы в немецком Штетене в целостности и сохранности, и двинут их в Польшу, что тогда?

— Такой вариант возможен с очень большой натяжкой. Однако чтобы эти силы послать, их сначала надо создать, вооружить и подготовить к отправке. Согласно данным нашей разведки такого количества войск у англичан на островах на данный момент нет и они не смогут ранее четырех месяцев отправить к полякам не только корпус, но даже и бригаду.

— На островах у них своих войск готовых к отправке нет, согласен, но они могут прибегнуть к помощи своих доминионов. И отправить к полякам канадцев, индусов, австралийцев как они это делали десять лет назад. Так сказать на первое время с бору по сосенке, а там и свои войска будут готовы.

— Могут, но для сбора и доставке военных континентов британских доминионов нужно ещё больше времени. К тому же, король может затребовать от них войска в том случае если противник нападет на метрополию или её союзников. Насколько мне известно ни Польша, ни Румыния не являются военными союзниками Великобритании.

— Значит, по вашему мнению, войны в ближайшие три месяца не будет? — поставил вопрос ребром президент, требовательно посмотрев на Снесарева и Щукина.

— Не должно быть — в один голос заявили военные.

— А что по этому поводу скажите вы? — обратился Сталин к адмиралу флота Евгению Беренсу, ставшему в результате последних реформ военно-морским министром.

— Если англичане попытаются высадить десант на территории Польши, то Балтийский флот сорвет эту операцию, Иосиф Виссарионович — заверил президента Беренс.

— А если они решат высадиться в Штетене или скажем в Ростоке?

— Встретим и атакуем их транспортные корабли в нейтральных водах на подступе к любому из немецких портов.

— Даже на подступах к Гамбургу и Бремену? — продолжал упрямо ставить задачи Сталин, нацелившись в грудь Беренсу черенком своей трубки.

— Вы забываете, что Германия самостоятельное государство, гражданин президент. Высадка и переброска войск из Штетена в Польшу возможно бы англичанам и удалась бы, но переброска иностранных войск через всю страну — это нонсенс — решительно отрубил Беренс и президент не стал с ним спорить.

— Хорошо, вы меня убедили — коротко произнес он обвел по воздуху рукой с трубкой полукруг вокруг военных и неторопливо двинулся к окну.

— Интересная получается картина, — принялся размышлять в слух Сталин расхаживая по своему кабинету, где и происходило это заседание. — Войны в ближайшее время не будет и согласно выкладкам Генерального штаба в обозримом будущем не предвидеться. Англичане к этому не готовы ни в военном, ни в политическом аспекте. Серьезно задеть нас по торговой и экономической линии господин Болдуин нас также не сможет. В запасе у него остается разрыв дипломатических отношений с нами, новая свистопляска в Лиге наций по поводу "русских шпионов" и всё. Европа в общем и целом не пошла вслед за Британией в её антироссийских действиях и мистер Болдуин упирается лбом в стенку. Дальше ему ехать некуда. Спрашивается, ради чего он все это затеял? Ради собственных амбиций или за этим всем стоит что-то, нам неизвестное, но очень важное для него?

Президент вопросительно посмотрел на членов Госсовета и первым взял слово генерал Щукин.

— Все вами перечисленное хорошо укладывается в личностную борьбу за кресло премьер министра. Болдуин хочет любым способом укрепить свое положение на этом посту и антироссийская истерия отличный способ заработать нужные очки в этой борьбе — предположил начальник ГРУ, но Сталин с ним не согласился.

— Он что, по вашему, боксер, чтобы побеждать своих политических конкурентов по очкам? Нет, он политический деятель и значит все его действия носят хорошо продуманные действия. В кресле британского премьер министра побывало много людей, в той или иной степени одаренные талантом руководства страной, но все они были политиками, а не скоропалительными авантюристами. Убежден, что в действиях Болдуина есть свой тайный смысл и его нам надо обязательно понять.

— Политический портрет данный Болдуину нашими аналитиками как раз и отмечает присутствие в его характере амбициозных и авантюристических черт. Возможно это в определенной мере и дает нам ответ на причины его поведения — осторожно предположил председатель ГПУ, но Сталина не удовлетворил подобный ответ.

— Болдуин подлинное дитя британского парламентаризма. Он может быть амбициозен, склочен и неразборчив в средствах достижения цели, считая, что для этого хороши все возможности. Он может ошибаться и заблуждаться в своих действиях, но он никогда не стане сознательно ставить под удар интересы своей страны, а уж тем более целенаправленно наносить ей вред своими поступками.

— Может быть действия британского премьера против нас имеют сугубо отвлекающий характер, призванные скрыть от посторонних глаз что-то очень важное? — высказал предположение Молотов.

— Вполне возможно, но что конкретно?

— Обрабатывая поступающие от наших британских источников сведения, наши аналитики пришли к выводу, что Болдуин не является самостоятельной политической фигурой. Устранить Макдональда с поста премьер министра и самому сесть в его кресло он смог только с посторонней помощью. Которая имеет серьезное влияние в английских высших кругах и обладает большими финансовыми возможностями.

— Одним словом за спиной Болдуина стоят большие деньги, — кивнул головой Дзержинскому президент. — Что же подобное слияние интересов политики и большого бизнеса вполне понятно и даже ожидаемо. Но остается открытым главный вопрос, что британцы хотят и и чем нам всем эти их планы грозят. Понятно, что ничем хорошим, но все же чем именно. Поняв это мы сможем попытаться принять контрмеры против их планов.

— Большие деньги всегда стремятся к двум вещам — сохранить и умножить свой капитал — усмехнулся Щукин.

— И? — развернулся к нему Сталин. — Подорвать британскую финансовую систему мы не можем при всем нашем желании. Слишком разные весовые категории, а поднимать восстания в Индии и Африки с целью обретения ими независимости и тем самым подорвать главный финансовый источник империи у нас нет таких планов и в помине. Авантюра с Махно не в счет. Умножить свое состояние господа бритты могут только при помощи войны, как это блестяще сделали американцы в последней войне. Однако наш Генеральный Штаб уверяет, что войны не будет и тогда мы вновь возвращаемся к изначальному вопросу "что замышляют англичане".

В кабинете наступила тишина. Было слышно как скрепит "вечное перо" в руках Дзержинского что-то писавшего в блокнот и поскрипывает стул под Щукиным имевшим скверную привычку, время от времени покачиваться на нем.

Президент возобновил свое привычное движение вдоль окон и во время этого ритуала подал голос министр финансов.

— А может англичане хотят не столько обогатиться сами сколько уменьшить силу американцев, своих основных финансовых конкурентов. Такой вариант возможен?

— Все возможно, если это обсуждаемо, — произнес Сталин. — Однако под любую теорию нужны факты. В противном случае, это будет гаданием на кофейной гуще, а нам нужны конкретные факты.

Закончив пробежки он вернулся на свое место во главе стола заседаний.

— Вот что, господа разведчики и шпионы, — обратился он к Дзержинскому и Щукину. — Озаботьте свою агентуру на поиски сведений по подтверждению или опровержению теории озвученной нам господином министром финансов. Лично мне она нравится, но должны быть доказательства. И ещё. Господин Щукин, у вас есть аналитическая служба?

— Пока нет, Иосиф Виссарионович.

— Поэтому, передавайте копии всех материалов по Англии аналитикам Феликса Эдмундовича. Думаю это пойдет на пользу в решении этой загадки.

— Будет сделано — с едва различимым вздохом неудовольствия ответил Щукин и на этом заседание Госсовета завершилось.

Документы того времени.

Из записки председателя ОГПУ Дзержинского Ф.Э. начальнику 3-го отдела ГПУ Менжинскому В.Р. от 3 марта 1928 года.

Президента заинтересовали представленные вами по Тибету материалы. Он согласен с вашим предложением направить в Лхасу дирижабль "Россия" с экспедицией академика Обручева на борту. Сам академик также обрадован такой возможностью посетить территорию Тибета ранее закрытой для российских экспедиций, но только после завершения работ в Гоби и проведения аэрофотосъёмки пустыни Такла-Макан. В связи с этим, вам необходимо подобрать человека из числа ваших сотрудников или лиц сотрудничающих с нашей службой способного принять участие в этой экспедиции в качестве грамотного эффективно работающего специалиста. На поиски и согласование такого человека отводится три недели.

С уважением Дзержинский Ф.Э.

Из официальной хроники опубликованной в газете "Известия" от 22 марта 1928 года.

В связи с недружелюбными действиями британских властей в отношения дипломатических представительств России на территории Великобритании приведших к закрытию российских консульств в Эдинбурге, Кардифе и Манчестере, российское правительство посчитало нужным ответить на них аналогичными зеркальными мерами. В связи с этим в Кремль был вызван британский посол господин Пиквик, где ему было объявлено решении президента Сталина И.В. о закрытии трех британских консульств на территории России и городах Петрограде, Киеве и Одессе к 25 марта сего года.

Глава XIII. От преисподни мира к небесному храму.

Отрывные листки календаря показывали средину апреля, а температура воздуха на месте раскопок российской экспедиции под руководством академика Обручева неуклонно двигалась в район тридцати градусов выше Цельсия.

Согласившись сократить экспедиционные планы по изучению просторов монгольской пустыни Гоби в пользу визита в Тибет к Далай-ламе, Владимир Афанасьевич стремился с максимальной выгодой использовать оставшееся в его распоряжении время.

Первым пунктом в новом поисковом плане экспедиции значилось исследование развалин мертвого городища Хара-Хото. Оно было открыто знаменитым русским путешественником Дмитрием Козловым. Готовясь к экспедиции в Гоби Обручев сразу же предложил Козлову участвовать в ней, но тот был вынужден отклонить это предложение по причине своего плохого здоровья.

Во время личной встречи ученый обратился к академику с просьбой довести до логического завершения начатое им исследование мертвого городища перед самой войной. Особое внимание он просил уделить внимание поискам тангутской библиотеки, часть которой Козлов нашел в развалинах Хара-Хото и сумел вывезти в Петроград.

Что стало с оставшимися глиняными табличками и манускриптами ученому было неизвестно. Он очень опасался что места раскопок могут быть разграблены местными жителями или китайцами проводивших в то время китаезацию монгольского населения. Обрадованный Козлов горячо просил Обручева заняться поиском оставшейся части библиотеки в первую очередь и тот клятвенно пообещал ему выполнить эту просьбу.

Стесненный временными рамками, Владимир Афанасьевич, едва экспедиция высадилась в окрестностях Хара-Хото стал требовать от своих подчиненных работы с полной самоотдачей, что не всегда у них получалось. Слишком коротким был период акклиматизации, но академик был неумолим.

— Берите пример с местных жителей, что выполняют самую тяжелую работу на раскопках. Они пробивают шурфы и расчищают землю, и в отличие от вас нисколько не жалуются на жару. Тогда как ваша обязанность заключается в извлечении из земли находок, их описании, сортировке и тщательной консервации — начальственным тоном наставлял Обручев археологов, составлявших на этот раз основу его экспедиции.

Привыкший к тому, что все последние его экспедиции совершали отважные штурмы неизведанного, Обручев часто забывал, что основой их работой является неторопливая рутинная работа и время от времени "пришпоривал скакуна". Естественно, между ним и археологами возникали конфликты.

— Так они в отличие от нас выросли в этих местах и полностью привычные к этому климату. Им и тридцать пять градусов нипочем — неизменно откликался на слова академика Каллистрат Евграфович Нестеренко, доцент, ведущий специалист по культуре тангутов раннего средневековья. Он больше всех из археологов страдал от жары и любое ворчливое замечание Владимира Афанасьевича воспринимал как личностный упрек.

— Когда мы были на Севере, температура порой достигала отметок в минус сорок градусов и ничего, знаете ли, работали. Так как знали, что за нами стоит великая страна интересы которой мы на данный момент представляли — с гордостью говорил Обручев своему оппоненту и тот горестно замолкал. Состав участников экспедиции отбирался из большого числа желающих и среди условий выдвигаемых комиссией условий было обязательство всестороннее соответствие высокому званию российского ученого и участника государственной экспедиции. Монголия хотя и была отсталая страна, но все же заграница и высокая комиссия требовала не упасть в грязь лицом перед местным населением.

Стоит ли говорить, что Нестеренко возглавлял "тайную интеллигентную оппозицию" диктаторству Обручеву. Вторым таким лидером являлся доцент Барченко, специалист по культуре Тибета, попавший в состав экспедиции по рекомендации ОГПУ. В открытую перепалку с академиком он не вступал, но Обручев предчувствовал, что "цветочек" раскроется по прибытию в Тибет.

В этой экспедиции Владимир Афанасьевич очень сожалел, что с ним нет полковника Покровского, что грыз гранит науки в Академии Генерального Штаба. Заменявший его Дружинин не смог стать устойчивым буфером между академиком и прикрепленными к экспедиции специалистами.

Впрочем, трения ученых мужей не сказывались на работе самой экспедиции. Благодаря тщательным записям Дмитрия Козлова месторасположение библиотеки археологи обнаружили сразу и приступили к раскопкам.

Как и предполагал Обручев, его счастливый предшественник снял все "сливки" в виде рукописных манускриптов оставив на его долю глиняные таблички, но академик был рад и этому. Во-первых, как настоящий ученый он определял ценность находки не по внешнему "злату серебру", а по её содержанию. Иной разбитый горшок или кувшин, ржавый меч или наконечники стрел могли рассказать куда больше, чем золотые подвески или инкрустированный серебром пояс.

Во-вторых, таблички залегали гораздо глубже уровня, где были обнаружены манускрипты и следовательно были древнее и ценнее их. Осматривая их вместе с археологами, Обручев неизменно вспоминал глиняные таблички с письменами ассирийцев, хеттов и критян обогативших познания историков о древнем мире.

— Да, мы не откроем здесь новой Трои, Ниневии или Вавилона, но это нисколько не умаляет значимости проводимых нами раскопок. Само наличие развалин Хара-Хото лишний раз подтверждает, что здесь, среди безводных песков, когда-то была жизнь. Здесь был цветущий город в котором жили люди, была своя цивилизация и как всякая цивилизация она обладала своими тайнами, своими истинами. Вот их мы и должны с вами должны найти и попытаться постичь — глаголил археологам Обручев и те охотно ему внимали.

— Все это правильно, но в попытке постичь истину нельзя проявлять торопливость. Служение науке не терпит суеты, тем более в ущерб здоровью людей — вставлял свои неизменные три копейки Нестеренко.

— А по-моему наши археологи уже приноровились к дробному темпу работ по предложенной мною системе. У них уже появился навык и никто не жалуется, что не успевает — тут же парировал академик и был абсолютно прав. Начиная работы с наступлением рассвета, ученые уходили на перерыв к десяти часам утра и возобновляли их после пяти часов вечера, когда основной жар уже шел на убыль.

Введенная Обручевым система не только способствовала производительности поисковых работ, но и экономила академику время на которое у него были свои виды.

С давних времен когда Владимир Афанасьевич не гордо парил в небесах, а сидя верхом на коне изучал просторы Центральной Азии, он помнил рассказ купца Корзинкина о найденном им мертвом городище. Купец был известен академику как честный человек, всегда говоривший то, что видел сам, а не занимался пересказом чужих рассказов.

Согласно рассказу Корзинкина, в свободное от торговли время он занимался поиском золотых месторождений, которые довольно часто встречались в Восточном Туркестане. Во время одного из таких поисков, купец наткнулся на развалины неизвестного города, что пользовались у местного населения дурной славой. Ибо были прокляты могучими колдунами когда-то населявшими этот город.

Купец не побоялся встречи с нечистой силой и вместе с работником посетил эти таинственные развалины. По его словам город окружали высокие каменные стены. Внутри имелись широкие улицы и дома, но все попытки искателей проникнуть внутрь здания и отыскать скрытые в них сокровища окончились неудачей. Сколько не бил их Корзинкин ломом, молотом и киркой, ему не удалось пробить стены домов. Также неудачей завершилась попытка купца и его товарища проникнуть в дома через верх. При помощи скрученные лестниц они смогли подняться на вершину здания, но и здесь инструменты искателей не смогли пробить его крышу.

Корзинкин точно назвал координаты этого таинственного города и академик загорелся желанием лично осмотреть эти загадочные руины. У него уже были предположения относительно его происхождения и он хотел проверить их на практике.

Единственным серьезным препятствием для экспедиции в посещении этих мест кроме времени являлся ветер. Со торговца погода в этих местах была неустойчивая и тихая спокойная идиллия могла в одночасье смениться пыльной бурей или проливным дождем. Также дополнительные трудности для экспедиции создавали горы Хараарат, возле которых и был расположен этот таинственный город. Однако главный пилот "России" Михаил Водопьянов заверил академика, что сможет посадить дирижабль на загадочных берегах речушки Дям и по прошествии времени с блеском это осуществил.

Перелет от развалин Хара-Хото до новой цели был довольно трудным делом. Если прежде дирижабль царственно летел в небесных высях Арктики, мужественно борясь со встречными или боковыми ветрами, то теперь он шел над горами, где ветры могли дуть с какой угодной стороны создавая эффект болтанки.

Только благодаря умению пилотов и универсальной конструкции дирижабля, его пассажиры не летали из стороны в сторону, после того как очередной порыв ветра пробовал на прочность оболочку гондолы и мерился силами с мощью его моторов.

Особенно труден был процесс спуска, когда среди темно-зеленых массивов и извилистых горных речек была найдена искомая цель. Все участники экспедиции столпившиеся у иллюминаторов пассажирской гондолы разразились бурными аплодисментами, едва команда дирижабля сбросила посадочные якоря и огромное тело дирижабля застыло над пологим берегом реки.

Как было положено природой, противоположный берег Дям был крут и на нем возвышались руины таинственного города. Первое, что бросалось в глаза то, что склоны ведущие к развалинам были абсолютно голыми. На них не было ни травинки, ни деревца тогда как весь противоположный берег был покрыт травой, кустарником и полевыми цветами. Было начало мая и весна радовала глаз буйством красок и ароматов.

Вторым моментом, что диссонансно выпадал из общей картины, было то, что город и река находились на довольно приличном расстоянии друг от друга. Руины стен и зданий были ближе к горам чем к реке, хотя по всем правилам должно было быть наоборот.

Все это впрочем нисколько не помещало археологам пребывать в полном восторге от открывшейся перед ними картины. Во-первых, перед ними были развалины города не потревоженного лопатой археолога, а во-вторых, климат гор после жарких песков Гоби им казался райским.

Не отставал от них и неизменный хроникер Дзига Ветров. Уткнувшись в объектив аппарата он с упоением снимал стены древнего города с хорошо заметными промоинами, а над ними возвышались остатки высоких сторожевых башен. Они были хорошо различимы на фоне остальных развалины причудливо сливавшихся в хоровод многочисленных карнизов башен, лестниц и стен города.

— Замечательно! Настоящая сенсация! Горная Атлантида и только — говорил режиссер отрываясь от камеры и отыскивая новый ракурс для сьемок.

Стоит ли говорить, что желающих отправиться на осмотр развалин было превеликое множество, но Обручев безжалостной рукой сокращал их ряды.

— Не спешите, настанет и ваш черед смотреть это чертово городище — успокаивал он тех, кому выпал жребий остаться в посадочном лагере.

Дружной гурьбой, разведчики перешли мелководную горную речку и пройдя сквозь негустой речной тростник стали подниматься в гору к развалинам.

То, что они там увидели потрясло их воображение. Перед ними предстали полуразрушенные стены с остроконечными сторожевыми башнями, каменные дома высотой в несколько этажей с замысловатыми карнизами посредине. Прямые и широкие улицы вместе с небольшими извилистыми переулками были обильно усыпаны гладкими округлыми разноцветными камешками. Они покрывали их плотным слоем и искателям с большим трудом удалось извлечь несколько образцов для анализа.

В одном месте на пересечении дорог была обнаружена статуя сидящей птицы с причудливо вытянутой вверх шеей. Белого цвета, она имела многочисленные розовые и красные прожилки придававшие находке дополнительное изящество.

На главной, по мнению археологов, площади находилось массивное четырехугольное здание, сразу прозванное им "ханским дворцом". Уверенности в этом добавляло находящееся рядом с ним изваяние внешне напоминавшее лежащего льва.

Радости и восторга поисковиков не было предела. Вне всякого сомнения они наткнулись на ранее неизвестную цивилизацию. Глядя на сильно обезображенное изваяние, Нестеренко авторитетно заявил, что оно ему сильно напоминает скульптуры хеттов в Чатал-Гуюке. Открыто связать найденное городище с египтянами он не рискнул.

Барченко в свою очередь, осторожно высказался за то, что перед археологами был фор-пост легендарного Белогорья. О котором много писалось в различных русских сказаниях и которое во время своей экспедиции искал Рерих.

Многие горячие головы хотели начать раскопки немедленно, но Обручев их быстро осадил.

— Сегодня мы проводим только разведку городища. К полномасштабным раскопкам приступим завтра, а пока ограничимся взятием проб грунта и стен. К тому же скоро пойдет дождь и по всем приметам очень сильный — академик указал на темную тучку, что только-только показалась из-за верхушки дальней горы.

Естественно, слова Обручева вызвали бурное негодование у первооткрывателей, но академик был непреклонен. Закинув за спину полевой мешок с взятыми образцами он решительно зашагал прочь из города и остальные исследователи были вынуждены подчиниться ему.

Правдивость прогнозов опытного путешественника, хорошо знавшего местные особенности этого региона, подтвердилось в тот момент когда разведчики переходили реку. Маленькая темная тучка в считаные минуты застлала небо черным мраком из которого хлынул проливной дождь. Казалось обитавшие в городище зловредные силы настлали эту непогоду на людей посмевших потревожить их владения.

Сильные водяные струи буквально толкали археологов в спины, образовывали огромные лужи в которых немедленно вязли ноги. Только обладатели дождевиков, взятых в самом начале похода по рекомендации Обручева, были сухими, когда отряд достиг спасительных палаток.

— Накаркали вы нам, Владимир Афанасьевич! Ей бог, накаркали! — восклицал мокрый насквозь Нечепуренко. Доцент яростно растирался полотенцем стуча зубами от холода.

— Нисколько, Каллистрат Евграфович. Просто я не первый раз посещаю эти места и хорошо знаю их, — любезно пояснил Нечепуренко академик. — Поверьте, мы ещё легко отделались. Здесь часто дождь перемежается с пыльной бурей, но её пока не видно.

— Не случилось и слава богу, — подал голос укутанный в теплый халат Барченко. Он как и все кто не взял дождевик изрядно промок, но неожиданное купание нисколько не повлияло на его радостный настрой. — Что вы намерены доложить в Москву по поводу свершенного открытия? Ведь после такой находки визит в Тибет будет наверняка отложен. Насколько я понимаю здесь работы на весь полевой сезон, не меньше.

— Не будем торопиться с выводами, Александр Васильевич. Сначала надо провести раскопки найденного городища и только по их результатам решать об изменении планов экспедиции.

— По моему вы здорово дуете на воду обжегшись на молоке. К чему все эти осторожности, если совершенно ясно, что мы совершили значимое открытие!? — взорвался Нестеренко, но академик махом его осадил.

— Пока я начальник этой экспедиции и я решаю, что и как делать, господин Нестеренко — грозно рыкнул Обручев и изумленный доцент отступил.

Как показало время, академик не зря не спешил известить весь мир о своем неожиданном открытии. Сколько и в каких местах городища в течение двух дней археологи не закладывали шурфы и не рыли канавки, они не нашли следов человеческой деятельности. Вдоль улиц и переулков, а также на площадях сразу под слоем камешков шел небольшой слой рыхлой земли, под которой находилась плотная, веками не тронутая земля.

Третий день раскопок стал решающим днем. Нестеренко предпринял попытку проникнуть внутрь "ханского дворца", который как и все здания городища не имел дверей и окон. Подобную особенность, доцент объяснял древностью развалин. По его мнению населявшие город люди имели особенную архитектуру. Опасаясь внезапного нападения врагов, они сознательно отказались от дверей и оконных проемов проникая в дом при помощи лестницы.

— Ставя лестницу к стене дома они поднимались на крышу, поднимали лестницу с собой и также спускались внутрь. Такое построение домов и городов довольно характерна для цивилизации Митани, что располагалась на Армянском нагорье — предположил доцент на ученом совете, но его теория не оправдалась. Когда археологи поднялись на плоскую крышу "дворца", там не обнаружилось ни малейшего намека на проем.

Напрасно они рубили кирками все подозрительные выемки, что могли скрывать проход вовнутрь. Куски камня разлетались в разные стороны, но искомого так и не было найдено.

Вслед за "дворцом" были обследованы и другие крупные строения города, но и здесь был один и тот же результат. Археологи не смогли проникнуть внутрь зданий.

В отчаянии, Нестеренко предложил заложить мощный заряд динамита на крыше "ханского дворца".

— Черт там или дьявол, но мы туда проникнем — заверял он Обручева и после недолгого раздумья, тот согласился. Отведя людей в укрытие и запалив бикфордов шнур, археологи с нетерпением ждали взрыва и по прошествии определенного времени он прогремел.

Облако пыли ещё не успело рассеяться, а доцент Нестеренко уже мчался к "дворцу" в поисках истины.

Ради этого Каллистрат Евграфович не поскупился на взрывчатку. От силы прогремевшего взрыва один угол здания обвалился обнажив свое внутреннее строение. К огромнейшему разочарованию доцента, перед его глазами предстал не темный провал открывавший ему путь внутрь загадочного строения, а ровный каменный скол, местами покрытый черной копотью.

— Что это?! — в ужасе воскликнул несчастный ученый, удивительно напоминая в этот момент ребенка, которому добрый волшебник обещали раскрыть секрет фокуса да так и не сделал.

— Это скорее всего Эолово городище — хмуро пояснил Обручев подошедший к "дворцу" вслед за доцентом. Он также как и он надеялся на чудо, но оно не произошло.

— Как Эолово городище!? — горестно воскликнул Нестеренко — Не может быть!! Этого просто не может быть!

С выпученными глазами он озирался по сторонам и во взгляде его было отчаянное нежелание расставаться с хеттами, львами и прочими открытиями, что были совсем рядом и вдруг пропали.

— Увы, может. Всю эту красоту, к сожалению создал не человек, а ветер — вынес свой безжалостный вердикт академик и приказал сворачивать раскопки.

Горькую чашу разочарования вместе с археологами выпил и экипаж "Родины". Все они, начиная от главного пилота и кончая поваром стюардом Марией Никаноровой горевали о неудаче постигших археологов. При встрече с ними каждый посчитал своим долгом поддержать ученых в трудных для них момент, приободрить и высказать теплые слова в их адрес.

В этот момент как никогда прежде проявилось единство всех участников этой необычной экспедиции.

Пыльные бури, о которых рассказывал академик Нестеренко, за все время раскопок ни разу не беспокоили археологов. Только дожди, ещё дважды навестили их лагерь, но наученные горьким опытом, ученые встретили их во всеоружии.

Бури напомнили о своем существовании когда дирижабль покинул стоянку на реке Дям и взял курс на пустыню Такла-Макан. Одна за другой они налетали на "Россию", пролетавшую над раскалёнными песками.

Причина по которой Обручев попросил пилотов пролететь пустыню насквозь, а не двигаться по её края заключалась в том, что он хотел провести аэросъёмку, наиболее труднодоступных мест "преисподни мира". Так географы называли эти места.

Многое в жизни происходит благодаря случайности. Возможно ничего бы не случилось, если бы в один из моментов проведения аэросъемки, рядом с наблюдателями не оказался академик Обручев. Владимира Афанасьевича как магнитом тянуло посмотреть сверху на те места, куда прежде добраться стоило огромных трудностей и лишений.

При прохождении пустыни, когда песчаная буря полностью закрывает обзор, очень сложно точно определить местоположение дирижабля и вести его строго по курсу. По этой причине фотосьемка проводилась не постоянно и едва только открывалось "окно" видимости, наблюдатели торопливо прилипали к своим окулярам.

Именно в один из таких моментов было замечено какое-то образование чуть правее курса дирижабля.

— Горы — буднично отметил один из наблюдателей не придав увиденному особого значения, но его слова подстегнули находившегося рядом академика.

— Какие горы? Здесь не должно быть никаких гор! — воскликнул он и торопливо навел в сторону указанного объекта стереотрубу. Несколько секунд он рассматривал обнаруженные "горы", а затем подняв трубку внутреннего телефона попросил пилотов уменьшить ход и взять несколько вправо.

Медленно и неторопливо приближался дирижабль к темному пятну, что был хорошо заметен на фоне беловато-рыжих песков пустыни. И чем ближе оно приближалось, тем сильнее стучало сердце академика. Перед ним был плохо различимый, наполовину занесенный, но все-таки неизвестный город.

Сквозь окуляры трубы Обручев отчетливо различал арку ворот с двумя сторожевыми башнями по бокам, чьи створки были наполовину открыты. Крыши домов, ровные просветы улиц и прямоугольники небольших площадей.

Когда дирижабль приблизился с цели, Владимир Афанасьевич различил стоящие у ворот две большие фигуры животных. Левая скульптура изображала сидящего лева, а та, что располагалась справа от ворот — быка. Черты животных хорошо сохранились и были легко узнаваемы.

— Фотографируйте! Все фотографируйте — приказал академик наблюдателям, а сам стремглав бросился в пилотскую кабину, чтобы договориться о срочной посадке дирижабля и проведения обследования города.

Увы, там ждал его жестокий удар. Михаил Водопьянов на отрез отказался садиться в условиях надвигающейся бури.

— Не смогу, Владимир Афанасьевич, слишком большой риск! Ветер может сорвать "Россию" с якорей и разбить о землю! — категорически заявил главный пилот. Вдалеке уже были видны клубы новой, приближающейся к дирижаблю пыльной бури, которая ставила крест на возможность проведения исследования неожиданной находки.

— На обратном пути обязательно сделаем остановку! Даю слово, сейчас никак нельзя! — заверил академика Водопьянов, которого Обручев знал как храброго и опытного летчика.

— Тогда давайте сделаем круг, чтобы лучше рассмотреть и сфотографировать наше открытие — попросил Водопьянова ученый и тот согласился.

Пока дирижабль готовился совершить свой воздушный маневр, академика атаковал режиссер Дзига Ветров.

— Владимир Афанасьевич, я должен заснять этот город! Понимаете, должен! — восклицал Дзига с полными азарта глазами.

— Если должны, идите в кабину наблюдателей и снимайте.

— Нет, вы не понимаете! Мне нужно снять с близкого расстояния!

— Это невозможно! Водопьянов отказывается садиться в условиях надвигающейся бури из-за угрозы повреждения дирижабля!

— Я уже обо всем договорился. Техники согласны спустить меня с камерой на тросе на максимально возможную высоту. Нужно только ваше одобрение!

— Вы, сумасшедший!

— Я знаю! Ради таких кадров я готов на все! Их нельзя упускать!

Любому другому человеку Обручев ответил бы категорическим отказом, но за четыре года сотрудничества он хорошо узнал Дзигу Ветрова. Профессионала до мозга костей, готового ради высокого искусства на все и это были не простые слова. Арктика как некто другой безжалостно обнажает сущность человека, как бы он не старался её скрыть. По этой причине академик только махнул рукой и обрадованный кинорежиссер умчался готовить свой очередной шедевр.

Без страха он шагнул в распахнувшийся под его ногами люк и повиснув в воздухе, стал спускаться, раскачиваемый воздушными потоками. Прижав к груди кинокамеру, он уверенно руководил работой лебедки, что проворно разматывала клубок стального троса.

Для наблюдателя со стороны — это было фантастическое зрелище. Подобно сказочному шмелю, Дзига облетел по кругу таинственный город, что раскинулся у его ног.

Ему необычайно повезло. Повезло не только в том, что он успел снять то, что хотел до того как плотная стена песка не накрыла город, дирижабль и самого кинорежиссера. Повезло в том, что он не выпустил из рук кинокамеры, когда его нещадно иссеченного крупицами песка втащили обратно в дирижабль. Именно о её сохранности тревожился Ветров, не обращая внимания на хлопоты и стенания врача экспедиции Валерия Судакова.

Едва доктор обработал раны кинорежиссера, он тотчас отправился в лабораторию проявлять отснятую с таким трудом пленку. Старания Ветрова не были напрасными. Когда в Кашгаре он отправлял специальным бортом отснятые материалы в Москву, лицо его было наполнено радостью от хорошо сделанной работы.

Вместе с кинопленками покинули борт дирижабля и археологи во главе с доцентом Нестеренко. Большую часть своих многочисленных коллекций ученые были вынуждены оставить на "России". Они слишком много весили и присланные в Кашгар самолеты не смогли бы их забрать.

Впрочем судьба коллекций не слишком заботила доцента. Выпросив у Обручева копии снимков сделанных с дирижабля он торопился написать отчет в Академию наук и статью в научный журнал. Оповестить российскую и зарубежную науку об открытии неизвестного очага цивилизации в пустыни и раскрытии тайны Эолова городища.

Вместо ученых к экспедиции присоединилась группа ответственных работников. В их состав входили два представителя ГПУ выполнявших особую миссию и трое сотрудников министерства иностранных дел. Руководство придавало особое значение визиту российского дирижабля в Лхасу. Хотя Тибет с начала двадцатых годов и считался независимым государством, англичане не желали признавать это, упрямо называя его, где только можно — территорией британского влияния.

Прибытие в столицу Тибета официальных представителей России был бы болезненным щелчком по носу Джона Буля. Со всеми вытекающими из этого последствиями в виде открытия дипломатической миссии Москвы в Лхасе.

Перелет из Кашгара в гости к Далай-ламе проходил без каких-либо трудностей. Природа благоволила к огромному дирижаблю, что уверенно шел к своей цели, пролетая над ослепительно белыми вершинами горных массивов. Дзига Ветров только ахал глядя как острые пики вершин сначала наползали на дирижабль, как бы стремясь преградить тому дорогу своей несокрушимой природной мощью, а затем покорно отступали прочь не в силах противостоять мысли и творению рук человеческого разума.

Особенно кинорежиссера поразила сама Лхаса. Созданная трудом монахов среди скал, она представляла собой своеобразный чудесный храм, что вознесся на недосягаемую высоту небес. Здесь все пленяло взгляд наблюдателя. И стройные храмовые колонны, и необычные крыши храмов и дороги ведущие к ним. Все было необычно, все поражало своей непохожестью на виденное ранее, а услужливое воображение щедро добавляло таинственности в увиденную картину.

Дирижабль сбросил свои посадочные якоря на широкой площади перед главным храмом Лхасы. Это было заранее обговорено с властями Лхасы, позволивших сделать это в виде большого исключения с личного указания Далай-ламы. Монахам очень льстило, что гости из далекой могучей страны прибыли к ним не пешком или на лошадях как это делали до них все паломники и иностранцы включая тех же англичан, а на столь необычном летательном аппарате.

Его видели тысячи глаз и известие об этом мгновенно разнеслась по всей округе тибетской столицы. Умножая значимость и важность властителя блистательного небесного града.

Документы того времени.

Из новостных сообщений вечернего выпуска газеты "Известия" от 14 мая 1928 года.

Новый громадный успех Русского Географического общества! По сообщениям поступившим из российского посольства в Рио-де Жанейро экспедиция профессора Басова завершает свою исследовательскую деятельность на территории Бразилии новым археологическим открытием. В джунглях Амазонки ею была обнаружена каменная башня высотой в восемь метров о которой в своих заметках упоминал полковник Фосетт. Сложенная из монолитных каменных блоков она имеет отполированную конусообразную вершину, что отражает падающий на неё солнечный свет. Из-за этого создается впечатление, что она объята огнем.

Древние мастера сотворившие это необычное сооружение пользовались неизвестной современной науки технологией благодаря которой природные воздействия на камень не оказали серьезных разрушений.

Вблизи башни экспедиция не обнаружили каких-либо следов поселений, что позволяет предположить её культовое предназначение. Согласно предварительным исследованиям башня связана с процессом летнего солнцестояния. Профессор Басов назвал открытый экспедицией объект "башней бороро" в честь племени вблизи обитавшего. Следов пребывания полковника Фосетта и его спутников, экспедиция к сожалению не обнаружила. По словам индейцев в одном из соседних племен, якобы есть белый вождь, которым туземцы очень дорожат, но эти рассказы пока не получили реального подтверждения.

Глава XIV. Молчание ягнят.

Доклад у президента России всегда было важным и ответственным мероприятием для представителей любой государственной службы, а для той, что только-только встала на ноги и тем более, что занимается аналитикой действий соседних государств, даже вдвое и втрое ответственно. Любой неудачный прогноз по Англии, особенно после недавнего полного разрывав дипотношений, мог поставить жирный крест на существовании отдела и дальнейшей карьере их сотрудников.

Молодой, тридцатидвухлетний подполковник Артемьев прекрасно все это осознавал, однако когда его по телефону пригласили на доклад в Кремль, сильного, панического страха не испытывал. Во-первых, он был твердо уверен в способностях и талантливости сотрудников своего отдела, а во-вторых, прекрасно знал и владел главным правилом любой государственной службы, которое гласило: — Нужно не только умело и красиво сделать прогноз для высокого начальства, но также в случае фиаско грамотно объяснить его причины и предложить альтернативный план.

Свой доклад, подполковник представил президент с минимальным количеством "воды", только конкретные факты позволяющие сделать те или иные выводы. При этом выводы были поданы без излишней категоричности, таким образом, что их можно было принимать и соглашаться, либо начисто отвергать.

За все время доклада, Сталин не разу не прервал сидящего напротив него за столом Артемьева. Только время от времени делая пометки карандашом на большом листке бумаге, что лежал рядом с ним. Краем глаза Василий Спиридонович заметил на нем какие-то наброски, видимо сделанные президентом перед их встречей.

Когда подполковник закончил читать, президент встал и неторопливо принялся расхаживать по кабинету. Сибирская ссылка давала осложнение на ноги и потому, время от времени президент был вынужден вставать со стула и двигаться.

Увидев, что хозяин кабинета встал, Артемьев также хотел подняться, но президент мягким движением руки остановил его.

— Сидите, сидите, гражданин Артемьев — с заметным кавказским акцентом произнес президент. — Значит вы считаете, что "Большой скачок" англичан напрямую не связан с грядущими в этом году выборами. Ни у нас, ни в Германии, ни в Америке.

— Никак нет, Иосиф Виссарионович. Американская элита никогда не позволит посторонней силе влиять на свои президентские выборы, кем бы им эта сила не приходилась. Связи связями, а влияние и деньги врозь. К тому же, влияние республиканской партии в стране довольно прочно, а правление их ставленника президента Кулиджа, пресса называет "Золотым веком" страны. В этих условиях им достаточно выдвинуть любого представителя из своей политической среды, не имеющего серьезных огрехов и он пройдет.

Внимательно слушавший подполковника Сталин сделал, едва заметный кивок и тот продолжил говорить.

— В отношении выборов в Германии наши службы не заметили ни каких попыток англичан финансировать то или иное политическое движение этой страны. Все их действия указывают на то, что Германия является для них дойной коровой. Они больше берут от неё чем вкладывают в экономику республики. Нынешнее политическое положение Германии англичан вполне устраивает и они не собираются в ней что-либо менять. У них, несомненно, вызывает сильное недовольство вмешательство американцев в экономическую и политическую жизнь страны, но они вынуждены считаться с их превосходством в этой вопросе.

— Также как и мы — заметил Сталин с едва заметной ноткой сожаления в голосе. — С экономикой все понятно, а на кого ставят американцы в германской политике? Ведь не на Тельмана и Дмитрова в самом деле?

Задавая этот вопрос президент откровенно лукавил, ибо благодаря личной разведке выполняющей его различные поручения в той или иной стране он имел контакты с этими политическими деятелями.

— Американцы только делают первые шаги на этом направлении. В сферу их внимания попала одна из мелких немецких партий откровенно реваншистского толка. Лидер НСДАП Гитлер довольно талантливый оратор, благодаря чему имеет свой политический электорат основу которого составляют лавочники, бюргеры и откровенно люмпельный элемент. Действуя руками немецких промышленников, американцы оказывают нацистам финансовую поддержку при помощи которой они собираются пройти в рейхстаг на октябрьских выборах.

— И как по вашему, пройдут?

— Да, должны. Трудно сказать сколько мест в парламенте они смогут получить, но они пройдут. Идеи реванша очень популярны среди простых немцев, а в купе с деньгами полученными для их пропаганды помогут движению Гитлера обрести нужную степень популярности для прохождения в законодательную власть республики.

— Хорошо, а что то с грядущими выборами в России? Неужели англичане не попытаются сунуть в них свой палец? — усмехнулся Сталин. — Денег они на это дело они никогда не жалели.

— После ухода с поста военного министра маршала Деникина среди военных нет той кандидатуры, которую можно было открыто выставлять на выборы президента. Что касается возможности влияния на выборы через финансово-промышленные круги России, то после проведения операции "Весна" такой возможности у англичан нет.

И вновь Сталин едва заметно кивает головой. Он хорошо помнит и операцию "Горгона", в результате которой был бескровно смещен со своего поста Деникин, и операцию "Весна". Когда в дело был пущен весь компромат любовно собранный Дзержинским на финансово-промышленные сливки общества. С каждым из "небожителей" была проведена беседа в ходе которой были предъявлены имевшиеся за ними грешки. Вслед за этим представлялся выбор, либо сидеть тихо мирно и полностью игнорировать грядущие президентские выборы, либо предстать перед судом и получить все, что им причиталось по уголовному кодексу.

В подавляющем своем большинстве "сливки" вняли голосу разума и дали твердое обязательство не вмешиваться в политику. Против тех кто выставил вон представителей власти на следующие дни были возбуждены уголовные дела и они на своей шкуре познали всю тяжесть демократического правосудия. Участие в процессе Андрея Януарьевича Вышинского гарантировало получение обвиняемым реального срока без всяких скидок на его происхождение и состояние.

Вынесенные Фемидой суровые приговоры с конфискацией имущества осужденных, лишний раз показали "сливкам" правильность сделанного выбора и все попытки представителей британского посольства втянуть их игру терпели неудачу одна за другой. Об этом президенту регулярно докладывал председатель ГПУ и удовлетворенный ответами Артемьева Сталин вернулся за стол.

— Относительно "Выборов" у меня нет вопросов, а вот по поводу "Копенгагена" имеются определенные сомнения. Я бы не рискнул называть возможность внезапного нападения английских кораблей на наши основные морские базы Кронштадт, Кенигсберг и Мурманск, маловероятной. Как показывает история морских войн подобный вариант у британских моряков один из излюбленных, равно как и у их учеников японцев, что без объявления войны напали на наши корабли в Порт-Артуре.

— С этим утверждение трудно поспорить, но любой внезапный удар должен быть хорошо подготовлен. Это непреложное правило подобных операций, однако все донесения агентов осуществляющих наблюдение за британскими портами и предоставленные по запросу нашего отдела говорят о том, что таких приготовлений нет.

— Сколько раз вы делали такие запросы позволяющие делать подобные выводы? Один, два, три раза?

— Ежемесячно, начиная с февраля этого года. Последний запрос мы делали три дня назад — с гордостью произнес Артемьев.

— Ясно — коротко произнес Сталин. — Продолжайте пожалуйста.

— Подобной активности на данный момент не зафиксировано ни в одном из военных портов юго-западной и западной части Британии, ни в главной базе английского флота в Скапа-Флоу. Учитывая фактор ограниченной возможности нашей агентуры вести наблюдение в портах, а также возможность британцев вести компанию по дезинформации с целью сокрытия своих намерений, нельзя исключить, что ударная группа кораблей все-таки сможет незаметно выйти в море. Однако, перед тем как они смогут напасть на Кенигсберг и Кронштадт, англичанам будет необходимо пройти Бельты. За которыми установлено постоянное наблюдение с марта этого года, равно как и за Кильским каналом, в качестве альтернативного варианта.

— Вы говорите о надводных кораблях, а что вы скажите о подводных лодках. Британские подводники считаются одними из лучших подводников мира и их ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов — президент посмотрел на подполковника ожидая, что тот начнет оспаривать сказанное утверждение, но Артемьев не стал этого делать.

— Мы сделали соответствующий запрос морякам и ведомство адмирала Беренса ответило отрицательно. По их мнению британские подлодки могут скрытно миновать Бельты, но им будет необходимо пополнить запас топлива, что в условиях Балтики им сделать невозможно.

— А в Вестерплате? — тут же напомнил президент. — Там у них имеется пункт базирования как раз для подводных лодок.

— Согласно заключению моряков в указанном месте могут находиться две, максимум три подлодки, а этого мало для внезапного нападения — Артемьев сделал паузу, чтобы услышать новые реплики, но их не последовало и он продолжил.

— Северный флот в большей степени уязвим в плане внезапного нападения. Но на данный момент все его крупные корабли находятся в Черном и Балтийском море, кто на ремонте, кто на учениях, а оставшиеся в Мурманске корабли не могут представлять цель для внезапного нападения. К тому же морякам послано необходимое предупреждение и по приказу адмирала Беренса корабли Севфлота находятся в полной боевой готовности и проводят учения. В отношении Средиземного моря, незамеченный проход большого количества кораблей минуя Гибралтар или по Суэцкому каналу невозможен.

Сталин заглянул в свой листок и принялся неторопливо набивать трубку.

— Скажите, гражданин Артемьев, ваша служба ознакомилась с тем документом, что я отправил вам неделю назад? — речь шла о письме Камо, которое он отправил в Москву сразу после своей поездки в Штаты по поводу Николо Тесла. В нем Камо давал анализ внутреннего положения экономики Соединенных Штатов, который очень заинтересовал Сталина. Желая внести свою лепту в процесс рассекречивания "Большого скачка" он отправил его аналитикам.

— Так точно, получили. Очень грамотный и толковый анализ. С удовольствием поговорил бы с тем человеком, что его составил — откликнулся Артемьев и в его глазах президент уловил искрений интерес и надежду.

— Пока такой возможности нет и вам придется довольствоваться этой бумагой. Что скажете по поводу изложенных в ней мыслях? Насколько они актуальны и возможны к реализации так сказать на практике?

— По-моему мнению автор точно уловил сущность нынешнего благосостояния американского общества дав ему меткое и вполне соответствующее сути обозначение — "денежная пирамида". Также он довольно правдоподобно нарисовал сценарий по которому это благополучие может рухнуть в считанные дни и часы при стечении определенных обстоятельств.

— И поэтому, вы считаете вариант "Деньги" наиболее подходящим объяснением сути "Большого скачка"? Не слишком ли поспешные выводы на основании только одной бумаги?

— За этой бумагой стоят многочисленные подтверждения. По сути дела, весь потребительский рынок Америки действительно существует за счет долгосрочных, легкодоступных кредитов. Благодаря им бурными темпами растет собственное производство наполняющее внутренний и внешний рынок. Средние и даже малоимущие американцы могут позволить себе купить в кредит домашний холодильник, телефон и даже автомобиль.

Что касается торговых акций ведущих американских компаний, то это откровенная ловушка. Беря их в долг по назначенной компанией цене, любой приобретатель сильно рискует. Ведь компании могут в любой момент потребовать от него полностью погасить долг, так как подобный пункт прописан в стандартном договоре.

— Я это читал, — прервал Артемьева Сталин. — Меня интересует долго может раздуваться этот "мыльный пузырь" и что может привести к его схлопыванию?

— При благоприятных условиях он может раздуваться десятилетиями. Старые кредиты гасятся новыми, потребительский рынок растет и всё это прикрывает военная мощь США и экономическое могущества доллара. Сейчас на мировых валютных биржах он превосходит английский фунт стерлинг, французский и швейцарский франк. Подорвать его может по мнению наших специалистов только два фактора; внешняя война в которой Америка будет терпеть поражение или внутренние разногласия между её финансовыми кланами. Доцент Кондратьев, разработавший теорию экономических кризисов и к которому мы обратились за консультацией, считает, что второй вариант более реалистичен.

— Доцент Кондратьев считает, вы считаете, а решение по этому вопросу принимать нам. Хорошенькое положение — хмыкнул Сталин. — А что говорит ваш доцент по поводу способности англичан влиять на отношения финансовых кланов между собой? Есть у них такая возможность?

— По большей мере у них такой возможности нет. Американские денежные династии, по своей сути являются замкнутыми кланами. Это так называемые "молодые деньги", сделавшие себя сами и получившие свое место под солнцем как раз в борьбе с британскими и и французскими банками. И попасть под влияние своих конкурентов для них смерти подобно. Оказывать влияние на них можно только посредством брака, но это довольно редкое явление.

— Значит такую возможность вы полностью отвергаете?

— Чисто теоретически банки старой Европы могут оказать влияние на внутреннее финансовое положение Америки, если все вместе будут целенаправленно бить в одну точку. Однако учитывая постоянные разногласия между Англией и Францией — это довольно трудно реализуемая задача.

— Ну раз мы её с вами обсуждаем, значит такой шанс существует, — усмехнулся в усы Сталин. — Думаю вам следует заняться более тщательной проработкой этой теории. Как известно любая теория проходит через три этапа. Первый этап — это полная чушь. Второй — в этом, что-то есть и третий — ведь это так очевидно.

— Будет сделано. Сегодня же ею и займемся.

— Вот и отлично. И одновременно проработайте пожалуйста возможные контрмеры, на тот случай, если этот теоретический джин все-таки вырвется из своей бутылки. Я понимаю, что это создает дополнительные трудности, но все же это нужно сделать.

— Хорошо, примем поправку и на это — заверил Сталина подполковник и на этом доклад завершился. Артемьев остался доволен итогом своего визита к руководству государства, чего нельзя было сказать о Гордоне Петреусе, заместителе министра иностранных дел Соединенного королевства.

Примерно в это же он делал доклад премьер министру Великобритании Болдуину и причина по которой его вызвали на самый верх, была далеко не радостной. Впервые за все время противостояния Англии и России, русские сумели проникнуть в очень важный для британцев район Азии — Тибет.

Целое столетие, английский лев тщательно охранял этот регион от глаз своего северного соседа, объявив Тибет зоной своих стратегических интересов. Сколько раз русские пытались под эгидой географических экспедиций проникнуть на территорию Тибета и все было напрасно. Несмотря на многочисленные протесты мировых географических обществ, британцы отказывали русским исследователям в разрешении на въезд в Лхасу и прилегающие к ней территории, и как оказалось не напрасно.

Появление Рериха и его сына в индийских владениях англичан привело к массовым волнениям среди местного населения. Благодаря решительным мерам спокойствие было восстановлено, но влиянию Лондона на Тибет было нанесен серьезнейший удар, от которого британский лев никак не мог оправиться. Отныне вице-король Индии не диктовал властителю Лхасы, что ему делать, а вынужден был вести переговоры с получившим независимость азиатом.

Экономическое и военное могущество империи, позволяли вице-королю в разговоре с Далай-ламой продавливать нужные Лондону решения, но с каждым разом это становилось делать все труднее и труднее. За каждый шаг властитель Тибета требовал от вице-короля шаг в ответ. Подобное положение рано или поздно должно было дать сбой и вот это случилось. С согласия Лхасы русские нанесли Лондону хлесткую пощечину, обозначив свой интерес в исконной вотчине британской империи.

На этот раз, они не стали запрашивать у англичан разрешение на проход через территорию находящуюся в зоне их контроля. Они просто перелетели через непроходимые горы и благополучно приземлились в Лхасе. При этом они задействовал самый мощный дирижабль в мире, для которого не нужно было взлетных полос без которых невозможно использовать современные самолеты. Русский сапог нагло сбил британский засов и теперь посланцы Москвы напрямую вели переговоры с Далай-ламой.

Подобной наглости премьер министр Болдуин перенести не мог и весь его гнев обрушился на голову человека курировавшего дела Британской Ост-Индии, едва он переступил порог кабинета.

Будучи истинным англичанином, премьер министр не унизился ни до оглушительного крика, ни до откровенных угроз и оскорблений. Говорил он требовательным голосом, глаза его лучились негодованием и каждое его слово буквально сочилось сарказмом.

— Как могло случиться, что вместо того, чтобы копаться в песках Гоби, экспедиция академика Обручева очутилась в Лхасе с почти государственным визитом? Куда смотрели ваши люди в Москве, куда смотрел ваш отдел, куда смотрели лично вы, сэр? Вы считаете, что нам мало этого псевдо-путешественника Рериха с сыном и решили пополнить их компанию академиком Обручевым? Если это так, то у меня возникает законный вопрос, является ли Британия с её интересами вашей родиной? Если нет, то тогда чего стоят все ваши доклады и заверения о том, что у вас все под контролем?! — в праведном гневе воскликнул премьер и в этот момент, что-то попало ему в горло и он судорожно закашлял.

Бедный Петреус во время премьерского монолога стоял вытянувшись во весь фронт и мужественно слушал эти едкие упреки. Стоически ожидая когда Болдуин прокашляется и обретет голос.

— Надеюсь, вы прекрасно отдаете себе отчет, что после наших неудач в Афганистане, значение Тибета приобрело громадное значение. Ведь если мы потеряем его, то следующей нашей потерей будет Индия! А этого никак нельзя допустить!

Петреус почтительно выждал давая возможность премьеру продолжить высказывать свои претензии к нему, но того вновь подвело горло. С трудом сдерживая кашель Болдуин требовательно смотрел на него и Петреус разверз уста.

— Все ваши претензии к работе моего отдела и меня лично вполне справедливы, господин премьер министр. Появление академика Обручева в Лхасе — это несмываемое пятно на всех нас репутации. В свое оправдание могу сказать только то, что в связи с сокращением числа наших дипломатических работников в Москве, работа с нашими агентами была сильна затруднена. Русские выслали именно тех сотрудников посольства, что занимались работой с ними. В результате этого — мы были вынуждены задействовать неквалифицированные в разведывательной работе кадры, что отрицательно сказалось на качестве поступаемой информации. Только этим я объясняю тот факт, что истинные цели экспедиции Обручева не были своевременно вскрыты и не предприняты нужные меры по её нейтрализации.

— Браво! Отличная речь в качестве оправдания своих неудач! Неужели нельзя было предвидеть и просчитать возможность того, что русские могут не ограничиться одними Гоби? Их трансполярные перелеты наглядно показали мощь их дирижабля и силу их растущих аппетитов в познании неизвестного!

— В своих анализах предыдущих экспедиций Обручева, мы всегда исходили из того, что они носили исключительно исследовательский характер, господин премьер министр. Они всегда соответствовали всем ранее опубликованным в открытой прессе планам академика и мы не могли предположить подобного хода со стороны человека с мировым именем.

— От русских всегда надо ждать какой-либо гадости или подвоха, Петреус! Рерих тоже был человеком с мировым именем и из-за его действий мы чуть было не потеряли Индию! — от гнева лицо премьера покрылось багровыми пятнами, в груди с новой силой заскребся ненавистный кашель. Болдуин с большим трудом справился с ним и не желая провоцировать его, прекратил разнос заместителя министра.

— Что вы намерены предпринять чтобы защитить интересы империи и раз и навсегда отбить у русских желание соваться в зону нашего влияния? Или вам как всегда нужно время для подготовки?

— Нет, господин премьер министр, у нас готов ответ русским на их действия в Тибете.

— Да? — с недоверием переспросил Болдуин. — Я вас слушаю.

— Мы считаем, что в сложившейся ситуации самым эффективным ответом с нашей стороны будет уничтожение русского дирижабля после того как он покинет Лхасу.

— Даже так? — откровенно удивился премьер. — Я конечно понимаю, что ради достижения цели хороши все средства, но то, что вы предлагаете выпадает из нашего привычного набора контрмер. На мой взгляд это слишком рискованное и опасное предприятие.

— Любой вызов должен получить достойный ответ, в противном случае нас перестанут уважать. Это ведь ваши слова господин премьер министр и они как нельзя лучше и точнее подходят к данной ситуации. Для азиатов с их примитивным типом мышления, уничтожение враг — это самая действенная и наиболее понятная их духовному содержанию мера. Почувствовав нашу силу они склонят свою голову перед британской короной и надолго позабудут свою мечту о независимости.

— Ваша мотивация мне понятна, в особенности наших нынешних отношениях с Россией — после некоторого раздумья произнес Болдуин. — Пожалуй я соглашусь с вами. Тогда встает один вопрос, удастся ли вам провести данную акцию так, чтобы не бросить тень на достоинство короны? Чтобы русские с трибуны Лиги наций не могли обвинить нас в катастрофе их дирижабля? Ведь на его борту наверняка будет лететь дипломатическая миссия Далай-ламы. Надеюсь, вы это, хорошо понимает?

Премьер вперил требовательный взгляд в Петреуса и тот его выдержал с достоинством истинного джентльмена.

— Можете не сомневаться, господин премьер министр. Все будет сделано так, что гибель дирижабля будет выглядеть как несчастный случай. Когда русские будут лететь обратно в горах начнется сезон дождей и взрыв на борту дирижабля можно будет объяснить попаданием в него молнии. По нашим расчетам его обломки должны упасть в труднодоступные горные районы и их никогда не найдут.

— Москва наверняка потребует проведения спасательной экспедиции. Русские очень любят это делать. Даже полковника Фосетта пытаются найти несмотря на то, что он англичанин.

— Мы закроем район падения дирижабля для посещения иностранцев, а наши поисковые экспедиции ничего не найдут.

Болдуин задумался над словами Петреуса, быстро перебирая пальцами цепочку часов, что украшала его жилет. По его лицу было видно, британскому очень хотелось, но при этом и сильно кололось. Он прорабатывал разные варианты пока желание мести взяло вверх.

— Хорошо, я согласен с вашим предложением, но сразу предупреждаю. Если оно в той или иной форме провалится, вам не помогут никакие оправдания. Никакие — Болдуин энергично покачал пальцем перед лицом Петреуса. — Надеюсь, что я сказал довольно ясно.

Решение по свершению мести было принято, но не только один британский премьер принимал подобные важные решения. Куда более важное и судьбоносное решение было предпринято господами Гизи и Стоуном после получения из Парижа телеграммы в два слова — "Ягнята молчат".

Прочитав это известие, Гизи со злости разорвал бланк телеграммы на мелкие клочки, бросил их в корзину для мусора и принялся заливать негодование бренди.

— Я всегда говорил, что эти лягушатники подведут нас в самый решающий момент и это так и случилось! Они бояться и им нужны твердые гарантии! — далее следовали нелестные эпитеты недостойные уст британского джентльмена.

Стоун более стойко воспринял горькое извести с той стороны Канала. Отпив глоток предложенного Гизи бренди, он пропустил мимо ушей гневную тираду собеседника, лихорадочно обдумывая новость.

— У нас не остается ничего другого как действовать самим. Уверен, когда это начнется, французы будут вынуждены поддержать нас.

— Согласен, но как ты это себе представляешь?

— У Фредди Моргенау есть связи на нью-йоркской бирже. Можно попытаться уговорить его задействовать их.

— Это большой риск. "Старики" могут не одобрить подобных действий от которых за ярд пахнет откровенной авантюрой.

— Авантюрой они будут, если закончатся неудачей, а так — это смелые и неожиданные решения проблемы.

— И все равно, Совет может не пойти на это.

— Совет сам заварил эту кашу, предоставив нам полную свободу действий по её приготовлению. Задействовав Моргенау мы только откладываем представление "Скачка" с августа на ноябрь только и всего. Ты, со мной?

Гизи на секунду задумался, затем махом опустошил стакан и произнес: — Да.

— В таком случае звони Дроденвельту и Клейторну. Пусть поднимают свои зады и идут сюда. Будем разрабатывать план действий.

К сожалению, этот диалог так и остался неизвестен для агента русской разведки Фалькатуса. Однако кусочек тайны, а именно, приблизительный месяц начала "Большого скачка" все же ушел в Москву. Мистер Гизи посулил большие дивиденды владельцу поместья Шоскомб, а тот пообещал своей любовнице мисс Бетти Стэнтон к началу декабря роскошный подарок — колье из бриллиантов. Которые как известно, из покон веков являлись лучшими друзьями подобных девушек.

Документы того времени.

Из секретного послания губернатора российского протектората Того, бригадира Котовского Г.И. генерал-полковнику Щукину Н.Г. от 14 июня 1928 года.

Спешу сообщить, что французские войска под командованием генерала Буассона находящиеся в Ниамеи приступили к началу эвакуации из этого района. Главная причина побудившая генерала к подобному шагу заключается в хронической нехватке продовольствия, которую не удалось разрешить несмотря на неоднократные поставки французов наладить его доставки из Тимбукту. Этому мешает сильное обмеление реки Нигер из-за небывало высокой температуры воздуха установившейся на всей территории Французского Судана. В купе с невозможностью добывать продовольствия в ближайших к Ниамеи селениях из-за противодействия отрядов Махно, все это подтолкнуло генерала Буассона к подобному шагу. По тем сообщениям, что поступают к нам от майора Крассовского, позволяют предположить, что Буассон сможет довести до Дагомеи менее половины своего личного состава.

Бригадир Котовский Г.И.

Резолюция начальника ГРУ: Поздравьте с производством в генерал-майоры.

Срочная телеграмма корреспондента газеты "Таймс" из Дели от 20 июня 1928 года.

Согласно поступив сведениям дирижабль "Россия", недавно прибывший в Лхасу с экспедицией академика Обручева, в восемь часов вечера 19 июня потерпел катастрофу над Гималаями возвращаясь в Москву. Именно в это время с совершавшей по маршруту Лхаса — Кашгар перелет "Россией" было прервано радиосообщение, после чего дирижабль на связь не выходил. По мнению специалистов наиболее вероятной причиной этой трагедии является попадание в дирижабль молнии, которых очень много в этом районе в это время года. Вице-король Индии заявил о готовности Дели организовать поисковую экспедицию с целью установления места крушения дирижабля не дожидаясь официального обращения из Москвы.

Глава XV. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

В любом, даже самом хорошо разработанном и подготовленном плане всегда есть, слабые места благодаря которым он может не сработать. Имелись и они в плане британской дипломатической разведки по уничтожению русского дирижабля "Россия".

Благодаря своей разветвленной сети в Тибете англичане смогли найти человека, который смог пронести на борт воздушного левиафана бомбу замедленного действия. Им был один из тибетских монахов, что доставили в багажный отсек "России" запасы продовольствия, воды и подарки Далай-ламы российскому правительству.

Конечно, лучшим вариантом для диверсии являлось установление бомбы в районе топливных баков дирижабля, что снабжали его могучие моторы, однако об этом приходилось только мечтать. Дирижабль хорошо охранялся как снаружи, так и изнутри, господам заговорщикам пришлось довольствоваться тем, что они смогли сделать.

Бомба представляла собой полукилограммовый заряд динамита приводимый в действие химическим запалом. По прошествии трех часов с момента его активации заряд должен был сработать и разнести в щепки оболочку дирижабля.

С учетом тех погодных условий в которых "России" предстояло лететь, а также местности над которой должен был проходить этот полет, гибель дирижабля была неминуема, несмотря на его жесткую конструкцию и гелиевое наполнение.

Главным признаком того, что взрыв на борту дирижабля произошел, должно было быть прекращение радиосвязи с ним. Для точной ориентации в сложных погодных условиях "Россия" была вынуждена поддерживать связь с местными радиостанциями и в первую очередь с радиостанцией в Дели. Как только русский радист в течение нескольких часов перестал выходить на связь, британцы посчитали дело сделанным и стали радостно поздравлять друг друга.

Их радость была бы куда меньше, если бы они знали истинное положение дел в истории перелета дирижабля.

Главным казусом серьезно осложнивший коварные планы Альбиона было то, что не желая пробиваться через грозовой фронт оказавшийся на его пути, главный пилот решил увеличить высоту и пролететь над ним. Технические способности дирижабля, засекреченные от посторонних глаз и ушей, позволяли сделать это и Михаил Водопьянов с блеском выполнил этот маневр.

С ориентировавшись по заходящему солнцу штурман Крылов быстро определил местоположение дирижабля и воздушный левиафан принялся гордо покорять воздушные пространства Гималаев на невиданной прежде высоте. Что касается радиосвязи, то прекрасно понимая какую ненависть и злость вызывает у англичан прилет российского дирижабля в Лхасу, командир корабля решил временно отказаться от помощи британцев в радиопеленге. Справедливо отложив его на самый крайний случай.

Во время перелета весь экипаж дирижабля чувствовал себя прекрасно, за исключение заложенной британцами бомбы. Выбрав её в качестве способа уничтожения "России", британские специалисты не учли температурного фактора, сыгравшего с ними злую шутку. На той высоте, на которой летел дирижабль температура падала ниже 20 градусов Цельсия и химический заряд бомбы просто-напросто замерз.

Только когда Гималаи со свой бурной погодой остались позади и дирижабль стал спускаться на прежнюю высоту полета, температура в багажном стала постепенно повышаться. На свою беду или счастье, академик Обручев попросил Водопьянова не лететь напрямую в Кашгар, а сделать крюк в сторону обнаруженного экспедицией затерянного в пустыне города.

Командир корабля долго не соглашался, но помня данное прежде академику обещание уступил его просьбе. Солнце и пыльная буря встреченная по дороге "Россией" окончательно растопили химическую начинку британской бомбы и остановленные часы отсчета запустились вновь.

Дирижабль проводил аэрофотосъемку, когда на его борту прогремел взрыв. По расчетам тех кто готовил гибель "России" взрыв должен был разнести в пух и прах её борт и привести к немедленному падению дирижабля. Однако по счастливой случайности основная сила взрыва пришлась на заднюю стенку радиорубки, что была отделена от багажного отсека стальными листами. Они выполняли своеобразную роль экрана и дополнительно защищали радистов "России" от холодов.

Взрыв разворотил их, вдавил внутрь радиорубки повредив аппаратуру и ранив радиста Галкина. Другая часть взрыва разрушила наружную стены багажного отсека и при этом повредила оболочку дирижабля. Через образовавшуюся пробоину гелий стал выходить наружу и воздушный корабль стал терять высоту.

Это не было стремительным падением на хаотичное нагромождение острых пиков заснеженных скал как надеялись англичане, но дирижабль неотвратимо приближался к раскаленным пескам пустыни.

Хрен редьки не слаще, сказал бы сторонний наблюдатель и в общем то он был бы прав. Дирижабль был обречен, однако не все смогли учесть и просчитать умные господа с Форин офиса. За все время эксплуатации "России" на нем была одна команда, изучившая его устройство буквально до винтика, отлично знавшая "откуда что росло". Кроме этого, раз в четыре месяца экипажем проводились учебные тренировки на случай непредвиденных обстоятельств. Возможность разгерметизации оболочки дирижабля значилась в числе первых угроз его жизнедеятельности и каждый член экипажа знал, что и как делать в случаи возникновения такой ситуации.

Именно грамотность и самоотверженность экипажа перечеркнула все грязные планы мистера Петреуса. Именно они благодаря их мужеству удалось предотвратить катастрофу, не дать смертельно раненому левиафану рухнуть и под своими обломками похоронить экипаж и всю экспедицию.

Сразу после взрыва и объявления тревоги не занятые на вахте члены экипажа бросились на поиски места пробоины. Уже через три минуты был открыт один из аварийных люков дирижабля и наспех сформированная спасательная команда выбралась наружу.

По специальным сетке, что окутывала оболочку дирижабля со всех сторон, они принялись подбираться к пробоине в его корпусе, с ловкостью мало чем уступавшей ловкости цирковым акробатам. Сказывались тренировки в которых участвовал весь без исключения экипаж дирижабля.

Благодаря тому, что место повреждения находилось неподалеку от основной гондолы, спасатели быстро добрались до него и попытались установить временную заплатку.

В условиях когда ветер норовил сорвать отважных спасателей, а время на заделку пробоины исчислялось минутами — это было крайне трудным делом. Мало кто мог поверить в благополучное завершение этого дела, но они сделали это. Временная заплатка на израненный борт дирижабля была установлена и потеря гелия была остановлена.

Наложенная заплатка, конечно не смогла остановить снижение "России", но позволило избежать её столкновения с землей. Успев сбросить тяжелые посадочный якоря дирижабль застыл над землей меньше десятка метров, раскачиваясь из стороны в сторону подобно огромному воздушному шарику.

К огромной радости командира, взрыв не причинил вреда ни моторам, ни бакам с горючим. Гораздо хуже обстояло со связью. Бомба полностью вывела из строя радиостанцию и потерпевшие аварию люди не могли подать сигнал SOS. Это положение ухудшалось ещё тем, что радист Галкин от полученных в результате взрыва ранений скончался, а у второго радиста Бабушкина был перелом руки.

Когда общее положение стало известным, академик Обручев принял решение о немедленной высадке людей и в первую очередь четверых раненых, имевшие ранения разной степени тяжести. Вместе с ними на землю было отправлено все экспедиционное снаряжение включая палатки, запасы продовольствия и воды и все поврежденное оборудование радиостанции. Это полностью исключало возможность гибели людей в случае падения дирижабля, а также несколько облегчило сам аппарат.

Как только это стало возможным, весь экипаж занялся его ремонтом. Вновь, самым тщательным образом были проклеены края пластыря и для большей надежности был наложен новый. По заключению командира "России" дирижабль остался пригодным для его дальнейшей эксплуатации, но сейчас, он представлял собой чемодан без ручки. Который было жалко бросить, но невозможно было нести.

Благодаря наличию на борту дирижабля экспедиционного снаряжения, удалось быстро разбить лагерь, обеспечить людей всем необходимы на первое время, а также наладить уход за ранеными. У Барченко был перелом костей таза и рук. Один из механиков имел сильное сотрясение мозга и нуждался в постельном режиме, а повар сильно ушибся при падении и не мог ходить.

Одновременно с обустройством людей, в лагере академика Обручева велись энергичные попытки наладить радиосвязь с большим миром. На дирижабле был запасной комплект радиостанции, который получил некоторое повреждение при взрыве бомбы. Трое суток радист Бабушкин колдовал над мертвой грудой металла, пока не удалось запустить в него жизнь.

Трудно описать ту радость, что охватила потерпевших катастрофу людей, когда на панели радиостанции загорелся зеленый глазок, а из динамика послышался треск радиопомех. Они кричали, прыгали, обнимались друг с другом независимо от возраста и положения. Теперь каждый из них точно знал, что их обязательно найдут и спасут.

Все это время радиоэфир был буквально заполнен сообщениями относительно судьбы пропавшего дирижабля. Англия собиралась начать спасательную экспедицию в районе Гималаев, но дальше заявлений и приготовлений дело не шло. Индийский вице-король заявлял, что поисковый отряд формируется, но кто входил в его состав и каковы его намерения были покрыты привычным туманом.

Москва вела себя куда деятельнее и определено в отличие от Лондона. Сразу после известия о пропажи экспедиции был создан штаб по поискам места крушения "Родины" во главе с премьер министром Молотовым. Одновременно с этим началось формирование авиаотряда которому этот поиск и был поручен. В него были включены лучшие военные летчики страны, но и те кто не носил погон не захотели оставаться в стороне. Штаб по поискам экспедиции Обручева был завален заявлениями от них с требованием включить их в летный отряд спасения.

Пока создавался отряд, дипломаты через швейцарское посольство согласившееся представлять интересы России в Лондоне вели активные переговоры по получению разрешения на пролет российских самолетов над британской территории. Москва готовилась к самому худшему варианту, когда пришло сообщение, что экипаж дирижабля жив и находится в лагере в пустыне Такал-Макан.

Сигнал из лагеря был случайно принят одним российским радиолюбителем, который сначала не поверил, что общается с радистом "России", а затем передав полученные данные в Москву помог лагерю Обручева установить прочную связь с спасательным штабом.

В своей радиограмме на имя Молотова, академик сообщил о положении дел в лагере, о наличие раненых и их состоянии, запасах продовольствия и воды. Также Обручев высказывал свое мнение относительно эвакуации экспедиции, считал, что самым действенным способом спасения является авиация.

Таким образом мнение московского штаба и академика по спасению экспедиции полностью совпадали и оставалось решить кого и в каком порядке отправить в Кашгар. Там было решено создать основную базу эвакуационную базу.

После определения местоположения лагеря Обручева в штабе спасения началось бурное обсуждение какими самолетами следовало проводить эвакуацию. Некоторые горячие головы предлагали осуществить её бомбардировщиками "Илья Муромец", делая основной упор на их грузоподъемность и возможность лишний раз продемонстрировать соседям их силу, однако от этой затеи быстро отказались. Конструктор Сикорский заявил, что "Муромец" никогда не был рассчитан на посадку в условиях пустыни. Возможно знаменитый бомбардировщик сможет удачно приземлиться в районе лагеря Обручева, а возможно и потерпит аварию. Подобная перспектива совершенно не радовала Молотова и от идеи использовать "Муромца" временно отказались.

Было решено в первую очередь задействовать небольшие бипланы выполнявшие роль самолетов разведчиков. Они хорошо себя показали в условиях пустынь Кара-Кум и Кызыл-Кум, куда они легко садились и взлетали благодаря своей конструкции. Три машины было решено задействовать из авиаотряда базирующегося в городе Верном, ещё четыре биплана должен был выделить Ташкент. Остальные пять самолетов давала Москва, которые вместе с экипажем отправлялись в Верный литерным составом по железной дороге.

Сделано это было с тем расчетом, чтобы избежать расход ресурсов моторов длительным перелетом через всю страну. И как показала дальнейшая история, решение было абсолютно верным. Из Ташкента в Верный благополучно долетели всего два самолета, остальные вышли из строя из-за поломки. Из авиаотряда Верного в спасение экспедиции смогли принять участие только две машины, так что основной "ударной силой" должны были стать "москвичи".

Впрочем местные авиаторы не сидели на солнышке в ожидании прибытия литерного поезда. Не дожидаясь приезда именитых гостей, они перебазировались в Кашгар и первыми добрались до лагеря академика Обручева. Его они нашли довольно быстро, благодаря такому великолепному ориентиру как дирижабль "Россия".

Первая посадка самолетов на созданный обручевцами импровизированный аэродром, подтвердила правильность выбора сделанного штабом спасения экспедиции. Бипланы не только хорошо приземлялись и взлетали, но и смогли взять с собой дополнительное количество человек. По предложению Михаила Водопьянова эвакуируемых людей в специальных мешках подвешивали под крылья самолетов и они прекрасно долетали.

— Согласно своей конструкции они могут нести бомбы, так пусть послужат благородному делу и спасут жизни людей — сказал Водопьянов и Обручев с ним полностью согласился. Естественно, на роль "живых бомб" выбирали людей чей вес не вызвал бы у самолетов проблемы при взлете и посадке.

Сам Обручев наотрез отказался от предложения покинуть лагерь, чтобы руководить его эвакуацией из Кашгара. Никакие уговоры и даже личное обращение премьер министра не позволили изменить решение академика.

— Подобная слабость позволительна простому человеку, но никак не академику Академии России. Я перестал бы здороваться с сами собой, если бы принял решение лететь, оставив своих товарищей в столь трудных условиях.

Условия в лагере конечно, были далеко не сахар. Изнуряющая и сводящая с ума жара заставляла членов экипажа и экспедиции почти весь световой день находится в палатках. Из-за ограниченного запаса питьевой воды, она отпускалась строго по установленным нормам. Сначала дневной рацион потребления составлял два литра на одного человека, затем перешел к полутора литрам и неудержимо двигался к одному литру.

Чтобы хотя как-то найти выход из столь трудного положения, академик прибег к простой, но довольно эффективной мере которую использовали местные жители дунгане. Ночью, когда температура позволяла проводить работы без ущерба для здоровья, было вырыто несколько конусообразных ямок. Стенки их были выложены камнями или обработаны водой. Пески окружавшие лагерь Обручева имели необычное свойство. При попадании воды они твердели на солнце, образуя твердую, в несколько сантиметров корку.

Для многих жителей лагеря подобные действия академика казались откровенной причудой, но каково было их удивление, когда утром они с удивлением обнаружили в каждой ямке наличие воды. Оказалось, что на раскаленных за день камнях ночью образовывались капли влаги, которые сливаясь друг с другом давали до двух литров вполне пригодной для питья воды.

Благодаря этому изобретению и специально привезенной по требованию Обручева летчиками воды в бурдюках, кризиса в потреблении воды удалось благополучно избежать. Также этому способствовало то, что с каждым прилетом аэропланов количество жильцов лагеря Обручева понемногу, но сокращалось.

Первыми по настоянию академика были отправлены на "Большую землю" раненые. Доцент Барченко был эвакуирован в подвесном мешке, обколотый обезболивающими препаратами и благополучно долетел до Кашгара. Там он был отправлен в местный военный госпиталь, где находился до полного своего выздоровления.

Остальные раненые после осмотра врачей были отправлены в Верный куда уже прибыл отряд "москвичей". Их появление позволило сделать полеты в лагерь экспедиции регулярными. Мотор одного из самолетов нуждался в срочном ремонте, другой держался, что называется на честном слове.

Вслед за "москвичами", в Верный прибыли и новые транспортные самолеты конструкции Игоря Сикорского Си-10. Они прилетели полностью нагруженные бочками с бензином для кашгарской базы. Каждый литр бензина доставлялся туда в основном по земле, что создавало свои трудности по налаживанию воздушного моста Кашгар — лагерь Обручева. Из-за этого количество вылетов в лагерь Обручева можно было пересчитать, что называется по пальцам.

Несмотря на то, что самолеты были новыми, летчики рискнули совершить перелет через могучие горы отделявшие Верный от Кашгара. Под руководством шеф-пилота конструкторского бюро Сикорского Самойловича, одна из двух машин благополучно приземлилась в Кашгаре и забрала тех, кого проворные бипланы успели вывезти из пылающей огнем пустыни.

В числе их находился кинорежиссер Дзига Ветров. Запечатлев на кинопленке все, что было ему необходимо он покинул лагерь Обручева, чтобы продолжить создание своей бессмертной киноэпопеи за его пределами. Именно благодаря его мастерству у зрителей смотревших фильм посвященный спасению экспедиции Обручева сложилось стойкое убеждение, что самолеты Си-10 принимали самое непосредственное участие в эвакуации потерпевших аварию людей.

Столь убедительно были сняты Ветровым кадры их посадки и взлета, хотя на самом дело все это происходило в Кашгаре, а на взлетной полосе в пустыни. Кадры на которых был запечатлен повседневный вывоз людей трудягами бипланами, Ветрову показались обыденными и малоинтересными.

Естественно, ради достоверности в своей картине он оставил первый прилет в лагерь летчика Громушкина, отправку людей под крыльями бипланов, но пальму первенства в эвакуации людей своей киноленте он отдал транспортникам. Которые прочно покорили сердце кинорежиссера своим видом, своей грацией и мощью моторов.

Своим видом Си-10 покорили не только одного Дзигу Ветрова. Вместе с ним они очень понравились и самому президенту Сталину.

— Война войной, но нельзя забывать и о нуждах простого населения, — сказал он после проведения очередного смотра воздушных машин на аэродроме в Тушино. — Пора перековывать мечи на орало. Стране нужен хороший пассажирский самолет. Думаю вам не составит большого труда совершить нужное превращение этой замечательной машины.

Стоит ли говорить, что Сикорский с радостью принял предложение президента и тут же ушел с головой в работу.

Прибытие самолетов московского авиаотряда существенно продвинуло дело по эвакуации людей из пустыни. Благодаря мужеству и мастерству летчиков весь процесс эвакуации прошел без сучка и задоринки. Ни один из самолетов принимавший участие в эвакуации не потерпел ни одной аварии. Ни один эвакуированный из пустыни человек не погиб и был благополучно доставлен на родину.

Также полностью были вывезены все экспедиционные материалы и собрания. Обручев находясь в лагере до последнего дня вел наблюдения и исследования, оставаясь подлинным ученым даже в столь трудной обстановке и условиях.

Самым последнем лагерь покинул командир "России" Михаил Водопьянов. С горечью в сердце прощался он со своим любимым дирижаблем. Если бы не жесткий приказ Москвы, он бы так и остался в пустыни дожидаясь прибытия баллонов с гелием.

Понимая всю важность и ценность дирижабля для страны, лично президентом было принято решение о его спасении. Для этого было принято решение доставить к месту аварии гелий, заправить им дирижабль с тем, что бы он мог самостоятельно долететь сначала до Кашгара, а затем и до Верного.

Забегая вперед нужно сказать, что эта операция была благополучно проведена в средине сентября и командовал ею вернувшийся из Москвы Водопьянов вместе с экипажем "Родины". С большой осторожностью, израненный дирижабль поднялся в воздух и сделав пробный круг над лагерем направился в сторону Кашгара.

Командир очень беспокоился, что длительное нахождение в условиях пустыни самым скверным образом скажется на состоянии дирижабля, но славное немецкое качество не подвело и на этот раз. Все оборудование особенно моторы, за которые Водопьянов беспокоился больше всего работали как часы. Дирижабль сначала добрался до Кашгара, затем перемахнув горы оказался в Верном. После чего совершил перелет через весь Казахстан до Актюбинска, от туда до Казани и приземлился в Москве.

Но это всё было потом, а пока столица ждала своих героев. По решению правительства за спасенными и спасателями был отправлен специальный поезд. На своем пути он останавливался во многих крупных городах, где их с восторгом встречало местные жители. Каждый из них хотел посмотреть, а если удастся поговорить или потрогать обручевцев и героев летчиков чьи имена были на устах почти у каждого жителя России.

Кульминацией встречи спасенных был их проезд через Москву от Казанского вокзала куда прибыл поезд до Кремля. На всем протяжении пути следования их автомобильного кортежа, обе стороны улицы были запружены москвичами и гостями столицы пришедших приветствовать славных героев. У многих из них в руках были небольшие, наспех написанные приветственные транспаранты. Они разительно отличались от тех, что были созданы по приказу местных властей, но все они были написаны в едином порыве гордости и радости простым языком по велению сердца. И от того они были искренне дороги всем тем, кто их читал сидя в автомобиле и в знак того, что эти послания прочитаны и приняты ими, обручевцы во главе с академиком радостно махали руками им в ответ.

Тысячи специально отпечатанных листовок посвященных подвигу дирижабля "России", академику Обручеву и его спутникам, а также спасших их летчикам летели с крыш домов неудержимым потоком им навстречу. Бумажный дождь падал и падал все время пока автомобильный кортеж с обручевцами ехал к Кремлю, где их ждал торжественный прием в Большом Кремлевском дворце.

Все правительство вместе с президентом Сталиным пришло встречать их. Было произнесено огромное количество речей, здравниц и поздравлений. И не было в этот день человека в России, который не гордился силой и мощью своего государства, уверенно идущего вперед, от одной цели к другой, под руководством Иосифа Виссарионовича Сталина.

Документы того времени.

Из сообщений газеты Известия, раздел светской хроники, вечерний выпуск от 18 августа 1928 года.

Сегодня в Москве состоялось открытие Литературного института при Союзе писателей России. В его открытии приняли участие всемирно известный писатель Алексей Максимович Горький по чьей инициативе он и был создан. Со стороны правительства присутствовал Председатель Совета министров России Вячеслав Михайлович Молотов, а также голова Москвы, Петр Васильевич Сухомлинов.

Согласно уставу института в нем имеются три отделения: писательского (творческого), вузовского для подготовки литературоведов и литературных критиков и научно-исследовательский с аспирантурой. Директором института назначен Гавриил Федосеев.

Во вступительном слове Максим Горький подчеркнул, что создание Литературного института является большим шагом вперед в плане просветительской работы среди населения России, а также в создании нового человека. Главным критерием существования которого будет не потребительское "мое", а общечеловеческое "наше".

Из сообщений газеты Известия, раздел правительственная хроника от 22 августа 1928 года.

Вчера, 21 августа в Париже, министром иностранных дел России был подписан пакт об отказе решения спорных вопросов между мировыми державами военным путем. Этот пакт был разработан и предложен мировому сообществу к подписанию премьер-министром Французской Республики Аристидом Брианом. Кроме России и Франции пакт подписали Соединенные Штаты Америки, Великобритания, Германия, Италия, Бельгия, Канада, Австралия, Новая Зеландия, ЮАС, Ирландия, Индия, Польша, Чехословакия, Югославия и Япония. По общему мнению подписантов подписание пакта является залогом многолетнего мирного сосуществования главных мировых держав.

Из сообщений газеты Известия, раздел светской хроники, вечерний выпуск от 30 августа 1928 года.

В связи с началом работы в Москве 1-го съезда российской кинематографии, а также с принятым на нем решении о проведении в 1929 году Московского кинофестиваля, Правительство Российской Республики постановила об объявлении 27 августа Днем кинематографии.

Глава XVI. Москва осенняя.

Для одних осень — это печальная пора прощания с летом, для других — наступление короткого, но незабываемого время года. Как писал классик наступало "пышное природы увядание", бурно окрашивавшее зеленые леса России в царственный багрец и золото, и с его правотой было трудно поспорить.

Издревле эти цвета ассоциировались исключительно с победой, и осень этого года действительно была победоносной для второго российского президента. Катастрофа дирижабля "Россия" вместо национальной трагедии и позором обернулась национальным триумфом и в первую очередь триумфом президента Сталина.

Торжественная встреча академика Обручева и его спутников, вместе с героями летчиками подняла президента на такую высоту, что все выступления его конкурентов по предвыборной гонке были подобны детскому лепету. Все их планы, декларации, программы и предложения о том как следует обустроить Россию. Как сделать так чтобы простым гражданам жилось хорошо и красиво, чтобы у них была твердая уверенность в завтрашнем дне, оказались малозначимыми на фоне успешной деятельности президента Сталина.

Все эти умные разговоры были интересны для бурно обсуждавшей их части интеллигенции и тех представителей высшего общества которые не приняли "новый курс" развития страны провозглашенный президентом. Все они в один голос твердили, что этот путь ведет Россию в никуда, к полному развалу экономики и распаду страны. В подтверждение правильности этих слов приводились всевозможные выкладки, многостраничные объяснения и пояснения и даже красиво оформленные диаграммы.

Однако находя понимание у десятка тысяч и даже может быть сотни тысяч человек, они были совсем не интересны миллионам рабочим, крестьянам и той интеллигенции, что считала своим главным приоритетом свободу развития и служение на благо Отечеству. Слушая выступления президента они прекрасно понимали зачем нужны преобразования заложенные в "новом курсе" и куда он в конечном результате приведет страну. И обладая избирательным правом согласно Конституции, они собирались принять участие в выборах и поддержать президента.

К осени 1928 года за спиной Сталина были не только громкое покорение Северного полюса, трансарктические перелеты и спасение экспедиции академика Обручева. За годы его короткого правления началось массовое строительство по всей территории страны не только фабрик и заводов, но и школ, больниц, детских садов и библиотек. Открывались новые институты и училища различной профессиональной ориентации, всевозможные курсы направленные на освоение новых профессий. Правительство тратило огромные деньги на то, чтобы побороть неграмотность, сделать образование и здравоохранение полностью бесплатным.

Одновременно с этих шло в ускоренном темпе развитие новых дорог и проводилась реконструкция старых. Ежегодно увеличивалось протяжение железнодорожных путей, причем не только в европейской половине страны, но и в её азиатской части. Развивалось судоходство по главным водным артерия страны, создавались государственные артели по вылову морской и речной рыбы продукция которых целиком шла на внутренний рынок.

Открывались новые месторождения угля и металлов и разрабатывались прежние, организовывались прииски и на их базе создавались перерабатывающие комбинаты. Конечно, всего этого было мало, но видя конкретные дела люди твердо, верили, что на их месте через четыре "будет город сад".

Самым наглядным подтверждением того, что слова правительства не расходятся с делом стали тепловые электростанции, созданные за короткий срок в большей части в европейской половине России. Этому способствовало простата их конструкции, быстрая постройка, а также наличие в стране больших запасам торфа и угля. Благодаря этому дешевое электричество пришло не только в малые города республики, но и в большинство её сел и деревень.

"Лампочка Сталина", как прозвали процесс электрификации крестьяне, уверенно зажигалась по всем необъятным просторам России от севера до юга, с запада и до востока. Каждый месяц руководители регионов докладывали в столицу о своих успехах в электрификации России, прекрасно зная, что этот вопрос находится "на карандаше" у самого президента. Решению этого вопроса глава страны предавал большую важность и значение. В случаях производственных и иных объективных трудностях этого процесса у той или иной области, Сталин всегда стремился помочь им как можно быстрее вырваться из "темного мрака". Наставляя руководителям областей, он говорил: "— Если у вас, что-то не получается, не успеваете или не можете, говорите об этом прямо и открыто. Мы постараемся помочь вам в этом непростом и нелегком деле. Ведь первый раз пытаемся "зажечь" всю Россию".

Однако не всегда слова первого человека в государстве находили отклик среди губернаторов и тех, кто отвечал за программу электрификации страны. Были случаи, когда стремясь скрыть свою некомпетентность и неумение работать быстро и эффективно, они шли по старой, проверенной дорожке. Занимаясь враньем, приписками и откровенным очковтирательством, когда цифры торжественных докладов существенно расходились с реальными цифрами.

Способ довольно действенный, но как оказалось малоэффективный. Предвидя такую возможность, Сталин кроме докладов губернаторов и контрольных комиссий, завел ещё и сеть личных осведомителей. Именно эта третья, никому не подконтрольная сила позволяла президенту иметь достоверную информацию о положении дел в той или иной отрасли производства в частности и в стране в целом.

Патологически не вынося вранья, а уж тем более столь откровенного и на таком уровне, президент жестоко карал обманщиков. Нет, их не сажали в тюрьмы и не публично расстреливали, как это делал в Китае "борец за демократию" Чан Кайши. Просто они теряли доверие президента, а вместе с ним, зачастую и свои высокие должности.

За неполные девять месяцев, своих постов лишились шесть губернаторов, десять их замов и председателей контрольных комиссий. Одномоментно против допустивших сознательное искажение фактов чиновников начинались проверки, которые очень часто завершались уголовными делами, с реальными сроками или конфискацией имущества в пользу государства.

Электричество вместе с МТС и колхозами, а также школы и больницы существенно изменили, жизнь российского села. Впервые за все время его существования крестьяне получили реальную поддержку со стороны государства, почувствовали себя не только подлинными хозяевами своей земли. Благодаря этому коллективная форма ведения сельского хозяйства уверенно набирала силу, увеличивая с каждым кварталом число своих сторонников на селе.

Никогда прежде бедняки и середняки на равных не конкурировали с кулаками, которых государство ставило в строгие законные рамки. Нанимая рабочих для обработки земли, хозяин должен был обеспечить его не только едой и местом проживания, но регулярно платить ему заработок, а в случае болезни работника оплачивать его лечение. В случае смерти или травмы на производстве, хозяин должен был выплачивать пособие его семье за потерю кормильца.

Кроме электрификации страны, на особом контроле президента было и радиовещание России. Он прекрасно понимал, что при нынешних ценах не каждый житель города, а уж тем более села не может позволить себе купить такую роскошь как радиоприемник. Поэтому, Сталин пошел иным путем, не желая упускать такую отличную возможность прямого общения с народом посредство радио.

— Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе — гласит восточная мудрость, которой руководствовался президент при решении этой проблемы. Не имея возможность подарить каждому жителю России по радиоприемнику, Сталин решил провести в каждый дом проводное радио. Реализация идеи стоило больших денег, но у неё было два больших преимущества. Во-первых, благодаря радио создавался эффект личного общения, что для человека той эпохи было почти что чудом. Во-вторых, выступавший по радио оратор мог быть одномоментно слышан почти по всей стране.

При учете того, что газеты, особенно периферийные, несколько запаздывали с подачей информацией, радио в этом деле шло на шаг впереди печатной прессы. А если добавить сюда поголовную неграмотность населения России, то радио шло впереди газет на целых три шага. Опережая по популярности даже такие зрелищные и массовые мероприятия как кино и цирк.

Во всех кинотеатрах страны, перед началом показа фильма, зрителям демонстрировался короткий киножурнал российской хроники. Их выпуски подготавливали большие мастера своего дела, и они пользовались большой популярностью у простого населения.

Что касается самих фильмов, то равно как и программы цирковых представлений клоунов, они проходили утверждения в специальных культурных комитетах. При этом главный упор культурной цензуры делался не на запрет критики политики президента и правительства, а на соблюдения моральной этики и семейных ценностей.

Относительно защиты интересов последних, президент проявлял пристальное внимание и особую щепетильность. Провозгласив в своей программе семью как базовую составляющую российского общества и всей страны, Сталин неизменно выступал за всестороннюю сохранность и защиту семейных ценностей.

— Как маленькая клетка является основной составляющей человеческого организма, так и семья является главной ячейкой всего нашего общества и от того как правильно она функционирует, зависит уровень социального здоровья нашего государства. Сегодня появилось очень опасное течение, утверждающие, что институт семьи это замшелый анахронизм. Что в нем нет никакой необходимости при свободных отношениях между мужчиной и женщиной. Не могу согласиться с подобным утверждением и считаю его крайне глупым и опасным. Апеллируя к высоким понятиям любви, эти представители грубо подменяют их низкой похотью.

Провозглашая это чувство главным мерилом и ценностью в отношениях мужчины и женщины, они полностью забывают о детях — главной общечеловеческой ценности. Может ли в неполноценной семье вырасти полноценный в духовном плане ребенок? Очень и очень в этом сомневаюсь. Для его всестороннего развития необходима ежеминутная любовь матери и поддержка отца и это непреложный закон бытия.

У нас много конфессиональная страна. На просторах нашей необъятной родины живут христиане и мусульмане, иудеи и буддисты и ни в одной из этих религий нет одобрения свободным отношениям между мужчиной и женщиной. Везде в них присутствует институт семьи и ничего другого.

Выступая таким в защиту семьи, Сталин также предъявлял претензии и к ней.

— В школах и училищах, мы стремимся научить нашу молодежь всем передовым премудростям науки и техники, а вместе с ними привить ей добрые и вечные морально-духовные ценности. Однако все усилия учителей могут оказаться напрасными, если в школе им будут говорить одна, а дома они будут видеть другое. Только совместная работа семьи и школы позволят вырастить грамотного и высоконравственного человека.

Высоко превознося обучающие способности школы, президент нисколько не кривил душой и не выдавал желаемое за действительное. Взяв самое лучшее из огромного наследия императорского образования, и несколько дополнив его последними педагогическими наработками, министерство образования явило миру самую лучшую школьную программу на этот момент.

Президент самым внимательным образом её изучил и после консультации с рядом академиков и профессоров, а также известными педагогами страны, утвердил её, вместе с едиными образцами учебных пособий. Вместе с традиционной арифметикой и правописанием, в программе имелась алгебра и геометрия, химия и физика, география и биология, астрономия, история и литература. Два последних предмета имели свои разновидности в виде русской истории и литературы, а также иностранной истории и литературы. Кроме русского языка изучались ещё два иностранных языка на выбор (английский, французский, немецкий и испанский). В больших городах, где это было возможным, к этому неизменно добавлялась латынь и древнегреческий язык.

Учитывая многонациональность России, в местах компактного проживания людей не титульной нации, образование велось либо на местном языке, либо совместно с русским языком.

В связи с тем, что церковь была отделена от государства, изучение Закона божьего в школах было исключено из общешкольной программы, однако полного разрыва государства и церкви не произошло. Изучение религии было возможно факультативно в старших классах, при изъявлении желания учеников и их родителей.

Выступая хранителем семейных ценностей, президент имел свои далеко идущие планы. Учитывая, что по результатам последней войны потери России превышали один миллион человек погибших, умерших от ран и пропавших без вести, страна нуждалась в их скором замещении. С этой целью президентом было подписано два закона.

Первый запрещал проведение абортов, за исключением тех случаев, когда были медицинские показания. При этом, необходимость его проведения определял не единолично врач, а специальная медицинская комиссия. Аборты проводились исключительно в условиях стационаров, а проведение подобной операции на дому строго преследовалось в рамках закона и расценивалось как уголовное преступление.

Второй закон подразумевал оказания государственной помощи многодетным семьям. Под этим понятием понимались семьи, имевшие трех и больше детей. Им полагалась дополнительная выплата со стороны государства, приоритет при получении мест в ясли и детские сады и прочие коммунально-бытовые привилегии. В первую очередь получения жилья в городе или помощи при постройке собственного дома.

Строительство нового жилья и расселение людей из бараков, было выделено в особую государственную программу. Невиданное прежде в стране дело воплощалось в жизнь на радость простым гражданам и на зависть злопыхателям.

Конечно, дело шло не так быстро как того всем хотелось, но оно шло и шло повсеместно по всей стране. Почти в каждом городе Российской Республики ускоренными темпами проводилось строительство жилья. Сдавались новые дома в три, пять и даже семь этажей, а там, где это можно было сделать, проводилось уплотнение жилого фонда.

В первую очередь в пользу государства изымались все доходные дома, куда в первую очередь вселялись рабочие фабрик и заводов, а также простые труженики. Вместе с этим уплотнялись многокомнатные квартиры, в которых проживала одна семья. За бывшими хозяевами оставалось 50 % жилой площади, остальное передавалось новым жильцам.

Учитывая социальные особенности, в такие квартиры в первую очередь заселялись врачи, учителя и прочие представители интеллигентности. В случае если владелец квартиры не хотел проходить процесс уплотнения, он обязан был выплатить государству отступную сумму, согласно заключению оценочной комиссии.

Стоит ли говорить, что подобная политика увеличивала число недоброжелателей в отношении президента России, но число его сторонников возрастало в разы с геометрической прогрессией.

За три недели до проведения выборов президент Сталин встретился в Кремле с главой Русской Православной церкви патриархом Московским и всея Руси Сергием, сменившим на этом посту умершего год назад патриарха Тихона.

Данная встреча была важна для обеих глав страны и церкви. Встречаясь с патриархом, Сталин намеривался заручиться дополнительной поддержкой со стороны простых мирян, что было грамотным и весьма разумным ходом предвыборной кампании.

Что касается патриарха, то ему также было важно поднять свой статус, как главы церкви. При избрании нового патриарха митрополит Сергий получил небольшое большинство над митрополитом Петром, также претендовавшим на этот высокий пост.

Во время беседы президент и патриарх обсудили положение дел Русской Православной церкви в Польше, которая подвергалась систематическим гонениям со стороны польских властей. Президент пообещал всестороннюю поддержку и помощь представителям церкви со стороны государства. Так в частности, представитель России в Лиге наций добился осуждения действия польских властей по закрытию православных храмов на территории ряда воеводств и передачи церковного имущества иным церковным концессиям.

Особое внимание в ходе беседы было уделено состоянию дел русской миссии в Иерусалиме, а также на всей территории Палестины. Патриарх особо поблагодарил президента за помощь и заботу со стороны государства российским паломникам желающим посетить Святые места. Были обсуждены также контакты Русской Православной церкви с Константинопольским и Антиохийским патриархатом, чьё местопребывание престола находилось на территории Российской Республики, а также с Александрийской патриархией.

Отдельно, патриарх Сергий поблагодарил представителей российского консульства в Австралии и Южно-Африканского Союза, помогающих представителям православной церкви в этих странах по открытию православных приходов среди проживающих там русских эмигрантов. По решению Синода было принято решение о награждении работников консульств орденами Русской Православной церкви.

Касаясь отношения церкви и государства на территории России, то Сергий высоко оценил деятельность Сталина на посту президента страны. По словам патриарха, вся его действия по преобразованию России расцениваются им как попытку построения "царства божьей справедливости на земле".

В свою очередь, президент поблагодарил патриарха Сергия за ту помощь, что оказала церковь государству в преодолении голода недавних лет, возникшего по вине засухи и длительных дождей в ряде регионов страны. Также, Сталин порадовался пониманию со стороны блюстителя патриаршего престола в вопросе конфискации монастырских земель и их закрытия в ряде мест, по решению местной власти. При этом он специально подчеркнул, что монастыри на острове Валаам и Соловецких островах были и останутся церковной собственностью и не о каком закрытии не может быть и речи.

В качестве компенсации за утрату земель и зданий, решением Правительства церковь полностью освобождалась от налога на торговлю свечами и прочими предметами церковной утвари. Кроме этого, оплата всех коммунальных услуг зданий ей принадлежавших, должна была проводиться не как с юридических лиц, а как с фактического лица.

Говоря о коммунальных услугах, необходимо заметить, что в отличие от всех стран Европы, в России они были низкими благодаря тому, что государство взяло на себя все затраты по их компенсации. Градировка тарифов менялась в соответствии с тремя географическими поясами установленными правительством. При этом разница между Крайним Севером, северным поясом и местами, к нему приравненными и поясом проживания остальных граждан не превышала двух рублей с учетом высоких "северных" зарплат. Тарифы по всей стране устанавливались решением Правительством сроком на пять лет и не могли самовольно изменяться ни местными властями.

За две недели до проведения выборов назначенных на воскресенье, Сталин обратился к населению с предвыборной речью по радио. Из-за того, что радиоточки имелись в основном в европейской части России, на юге Сибири и Приморье, а также территории КВЖД, речь президента смогли услышать только они. Остальные, преимущественно южные регионы страны, такие как Кавказ, Закавказье, Средняя Азия, Пронтида и Анатолия ознакомились с ней на страницах региональных газет или специального приложения к ним. Оно было отпечатано на местных типографиях согласно переданным по телеграфу образцам.

Все это не помешало другим кандидатам на пост президента, на следующий день обрушить на Сталина шквал обвинений и упреков в том, что в борьбе с ними он самым беспардонным образом использует громадный ресурс государственного аппарата. Упрек был вполне справедливым, но у президента имелся сильный контраргумент. Никто из его конкурентов по предвыборной гонке не рассматривал радио как возможность обращения, к избирателям. Делая основной упор своей пропаганды в первую очередь на периодические печатные издания. Сталин был своеобразным новатором в этом деле и никто не был виноват в том, что эта блестящая мысль пришла только в его голову, а не всем остальным.

Отдельным объектом нападок противников президента в последние месяцы избирательной кампании был председатель Избирательного комитета Сергей Миронович Киров. Способный и талантливый организатор, за год он отладил действия избирательных комиссий на всем протяжении России от Бреста и до Владивостока, Мурманска и Александретты. Лично объехав всю страну и назначив в каждом регионе и области специальных представителей, Киров добился того, что подсчеты избирательных бюллетеней должны были быть проведены и переданы в Москву в течение двух суток с момента закрытия избирательных участков.

Если работа областных и краевых избиркомов Кирова удовлетворяла, и у него не было серьезных претензий, главой местных избирательных комиссий назначался уроженец этих мест. Если у Сергея Мироновича возникали сомнения в способности края или области провести данную работу, то он присылал на пост председателя человека со стороны. Это человек мог быть уроженцем Москвы, либо из других мест, в деловых способностях которого, Киров не сомневался.

Все это вызывало раздражение у соперников Сталина в борьбе за пост президента и вместо благодарности за блестящую организаторскую работу, Сергей Миронович слышал от них только упреки различного толка. От того, что все его приготовления — это "потемкинские деревни", до того, что результат выборов уже известен заранее. Самые грязные клеветники приписывали Кирову изречение, которое он никогда не говорил: — Не важно, как проголосуют на выборах, главное как сосчитают.

Оно переходило из уст в уста, и представляла собой определенную опасность, способную оттянуть у президента голоса. Другим вопросом вокруг, которого в жарких дискуссиях было сломано немало копий, являлся вопрос о судьях.

Демократическо-либеральные представители российского общества выступали за полную независимость судов от власти. Ради этого они были готовы предоставить им высокую зарплату и полную неприкосновенность, как от правоохранительных органов, так и от законодательных представителей. Дела в отношении судей мог рассматривать только Верховный суд и пересмотру вынесенное им решение не подлежало.

— Только так мы сможем создать полностью объективный и беспристрастный суд в нашей многострадальной стране, где веками царил произвол и насилие! — с пафосом, подобно шаманской мантре восклицали господа демократы и либералы, готовые биться за свои убеждения до последней капли крови соседа.

Президент был готов поддержать подобные привилегии судебному аппарату, с одной только маленькой оговоркой. Согласно его проекту судьи должны были не назначаться, а избираться по месту своей службы, раз пять лет. Как это делалось в Европе и Америке.

— Если судья пользуется доверием и уважением у народа, ему не страшны никакие выборы. Народ всегда поддержит такого судью и окажет ему свое доверие. Если у него есть тайные грехи или он излишне сурово применяет данную ему власть в отношении простых людей, то было бы глупо и опасно оставлять такого человека на посту судьи и заменить его более достойным кандидатом. И пусть этот выбор сделает сам народ — говорил им в ответ Сталин и у его оппонентов не находилось достойного контраргумента. Все, что они могли делать, так пускаться в пространное разглагольствование и закатывать глаза.

В день выборов, в Москве был светлый солнечный день. Его не испортил даже минутный дождь, что как чертик из коробочки вылетел неизвестно откуда и, сделав свое черное дело, неизвестно куда пропал.

Из многочисленных репродукторов лилась радостная бравурная музыка, специально подобранная и написанная к этим выборам. Возле каждого избирательного участка была организованная торговля мороженым, лимонадом и различными пирожными, что подобно магниту притягивало к себе москвичей и гостей столицы. Всюду царила подлинно праздничная обстановка, которую не могли испортить наряды полиции, что чинно и важно вели наблюдение за соблюдением порядка.

Наталья и Алексей Покровские проголосовали на избирательном участке, созданном на первом этаже их дома. Наталья Николаевна успешно руководила отделом по связям правительства с представителями бывшей императорской семьи Романовых. Алексей Михайлович продолжал учебу в Академии Генерального Штаба, за время которой он два раза отправлялся в краткосрочные командировки в Берлин и Харбин. Его также привлекали как специалиста во время российско-тайских переговоров, которые завершились подписание большого двухстороннего договора.

Все было прекрасно, тем более что в семье ожидалось пополнение. Утверждение убеленного сединами специалиста из правительственной больнице, что у госпожи Покровской будет двойня, позволяло Наталья Николаевне говорить о том, что их семья полностью выполняет программу президента по увеличению рождаемости страны.

Весь день и вся ночь в избирательных штабах прошли в напряжении. Поступающие сообщения из разных концов страны не давали общей картины результатов голосования и только к средине следующего дня, стало ясно, что действующий президент сохранил свой пост. Согласно предварительным результатам за него проголосовало около 65 процентов, принявших участия в выборах человек.

Окончательные результаты были обнародованы Избирательным комитетом в пятницу, а 30 сентября в День Надежды, Веры и Любви и матери их Софьи, президент Сталин в Кремле принес присягу на верность народу.

Документы того времени.

Из официального заключения Центрального избирательного комитета от 23 сентября 1928 года.

Согласно подсчету всех протоколов избирательных комитетов Российской Республики победу на выборах президента России 1928 года одержал Иосиф Виссарионович Сталин, получивший 63,7 % голосов.

Председатель Центрального избирательного комитета России Киров С.М.

Выписка из договора, подписанного между Россией и Королевством Таиланд о дружбе и сотрудничестве 11 сентября 1928 года.

14. Разрешить российским военно-морским кораблям заход в порты Королевства Таиланд Бангкок и Паттайя, а также пребывания в них сроком до 30 дней с возможным его продлением до 45 дней в случае необходимости. Для осуществления контроля за деятельностью кораблей и членов их команды создается совместная комиссия. Королевство Таиланд оставляет за собой право сократить время пребывания российских военных кораблей в своих портах до стандартного международного срока пребывания в 48 часов, в случае если посчитает это нужным без объяснения причин.

Выписка из указа президента России Сталина И.В. от 4 октября 1928 года.

Учитывая пожелания специальной комиссии Русского Географического общества, а также исходя из государственной целесообразности, и руководствуясь желанием восстановить историческую справедливость, президент Российской Республики постановил о переименовании следующих городов входящих в её состав.

1. Город Дерпт в город Юрьев.

2. Город Кенигсберг в город Кролевец.

3. Город Пиллау в город Балтийск.

4. Город Стамбул в город Константинополь.

5. Город Трабзон в город Трапезунд.

6. Город Диярбакыр в город Амиду.

7. Город Шанлыурфа в город Эдессу.

Президент России Сталин И. В. Москва. Кремль.

Выписка из решения заседания Государственного Совета от 4 октября 1928 года.

Пункт 4. Учитывая нынешнее военно-политическое положение в мире и Европе, а также тот факт, что соседние с западной границей Российской Республики государства Польша и Румыния проводят в отношении нас исключительно агрессивную и реваншистскую политику, дать поручение Генеральному Штабу разработать план защиты государственной границы путем создания вдоль неё линии оборонительных укреплений. Срок представления плана защиты государственной границы определить до средины декабря. Срок начала строительства оборонительных сооружений — март — апрель 1929 года.

Президент России Сталин И.В.

Глава XVII. Кризис, кризис, кризис.

Понедельник 22 октября 1928 года, вошедший в историю деловой Америки как "черный понедельник" на нью-йоркской фондовой бирже начался вполне обычно. Вялое трение между "быками" и "медведями" в первые часы работы биржи не сулило ничего страшного обитателям этой финансовой цитадели. Кто-то что-то продавал, кто-то покупал, одним словом обычное начало трудовой недели.

Даже поступившие в конце прошлой недели сообщения из Европы о том, что на Лондонской бирже произошло снижение курса американских ценных бумаг, не вызывали у представителей Уолл-стрит никакого опасения.

Мало ли, кто там по ту сторону Атлантики пыхтит и пыжится. Все золото Европы находится в подвалах американских банков и значит, все их усилии обречены на полный провал. Максимум, что могут сделать эти англичане и французы — это несколько уронить курс доллара по отношениям к своим, малообеспеченным золотом валютам. Чтобы потом, сделав шаг назад, он с легкостью отыграл бы утраченное преимущество. Таков был главный закон мировой экономики, и перепрыгнуть через него, было невозможно.

Так считали американцы, так считали европейцы и азиаты, но нашлись смельчаки посмевшие усомниться в незыблемости этих истин. Ближе к полудню телеграфные ленты сообщили, что сначала в Лондоне, а затем в Париже началась продажа акций американских предприятий и банков, под предлогом их ненадежности.

Подобное сообщение вызвало у многих брокеров Уолл-стрита откровенную усмешку. Они искренне хотели посмотреть в лицо тому человеку, что отважился на этот безумный шаг. За время существования нью-йоркской биржи были прецеденты, когда некоторые смельчаки начинали играть на понижение, с тем, чтобы потом скопом скупить подешевевшие акции.

Иногда это им удавалось, но зачастую все это заканчивалось предсказуемым крахом. У нарушителей спокойствия кончались акции и деньги и они либо пускали себе пулю в лоб, либо пускались в бега. И то и другое было плачевно, ибо жить в постоянном страхе перед ищущими тебя по всему свету кредиторами, страшная душевная пытка.

Поэтому, американцы с интересом стали ждать, как долго продлиться эта авантюрная игра на понижение? День, два, три? Насколько крепок финансовый тыл этих смельчаков в Лондоне и Париже?

С единичными бунтарями всегда легче справиться. Гораздо труднее, когда их сразу несколько и весьма трудно, когда их число начинает расти от часа к часу. Именно с третьим вариантом и пришлось столкнуться американцам, когда время подошло к обеденной отметке. Число лиц желающих избавиться от американских ценных бумаг возросло, и цены на них, естественно, уверенно поползи вниз.

Хуже всего было то, что к Парижу и Лондону присоединились биржи Берлина, Рима, Мадрида и Цюриха. Цены там снижались не так быстро как во Франции и Англии, но снижались и это, создавало опасный прецедент.

К огромной радости американцев европейские биржи вскоре закрылись, нанеся курсу американских бумаг не столь большой урон, как на него рассчитывали его организаторы. Золотой запас Соединенных Штатов уверенно поддержал несколько просевший доллар.

— Завтра все будет хорошо, — говорили "быки", — наши старшие братья англичане могут, сколько угодно тратить свои запасы наших активов. Все знают соотношение золота наших банков и банков Лондона и Парижа вместе взятых.

— Все это так, однако, если их поддержат у нас, будет туго, — отвечали им настороженные "медведи", — авантюристы есть всегда.

— Мелкие авантюристы — да, но среди крупных держателей нет идиотов, готовых пилить сук, на котором мы все сидим — парировали быки, но как показало время, такие люди были.

Едва только биржа начала работу и поступили сообщение о продолжении снижения курса американских акций, их стали продавать и в самом центре Уолл-стрита. При этом они продавались не десятками и сотнями, а сразу тысячами и тут биржу затрясло. Сотни людей кинулись к телефонным трубкам, чтобы известить держателей акций о падении курса и спросить, что им делать.

По оценкам специалистов, подобные действия были обусловлены желанием тех или иных финансовых групп получить свою выгоду от сложившейся на бирже ситуации. Они решили сыграть в банальную игру на понижение, чтобы затем скупить акции тех, кто напуганный их падением поспешит сбыть их с рук. Славные американские финансисты вступили в эту игру в полной уверенности в том, что у них все под контролем. Что они только чуть-чуть приоткроют крышку кувшина и в нужный момент вернут её на место.

Им ли не знать, как это делается, если подобное действие они время от времени проворачивали.

— Все отлажено и проверенно. Немного тряхнет и только. Зато всем будет хорошо от этого небольшого кровопускания — считали финансисты решившие поддержать авантюру своих заокеанских коллег. Тем более что основные издержки этого процесса целиком ложились на плечи англичан и примкнувших к ним французов.

На бумаге и джентльменском соглашении все было просто и понятно, однако на практике возникли некоторые шероховатости. Потом, англичане валили все на французов, те на итальянцев и швейцарцев, но у знатоков из Нью-Йорка оставалось твердое убеждение, что это коварные англичане подбросили в топку несколько лишних лопат уголька. Отчего давление в котле возросло и полностью сорвало его крышу.

Утром третьего дня на лондонской бирже произошел массивный выброс американских акций. И вместо того, чтобы медленно и сползать к заранее оговоренной отметке, цены стремительно рухнули вниз. Рухнули так, что впервые за многое время британский фунт стерлинг стал стоить больше доллара.

Это не могло не сказаться на общем положении всех европейских рынков. Благодаря тому, что все они были связаны друг с другом посредством телеграфа, падение американских акций напоминало собой падение домино и это не замедлило сказаться на самом американском рынке.

Когда начались очередные торги на нью-йоркской бирже, европейское падение было в самом разгаре. Вместе с американскими ценными бумагами началось падение британских, французских акций но, правда не в таком объеме и не так стремительно. Положение было откровенно опасное, но желание получить свои пресловутые "триста процентов прибыли" толкнуло игравших на понижение американцев продолжить эту игру, свято веря в то, что у них все под контролем.

Положа руку на сердце с этим было трудно не согласиться. Золотой запас страны позволял финансовым рынкам США пережить и эту бурю с Атлантики, но беда пришла с Западного побережья.

Не осталась в стороне от этих событий и Азия. Медленно, на третий день, но падение американских акций произошло на биржах Токио, Шанхая и Гонконга. Азиатские страны имели относительно малую силу в общем мировом раскладе, но именно они оказались той соломинкой, что переломила хребет библейскому верблюду.

Видя, как стремительно развиваются события на западе и востоке земного шара, Большие семьи Нью-Йорка собрались на экстренные совещания. Соберись они все вместе, возможно им бы удалось выработать единую стратегию и не только справиться с происками "старшего" британского брата, но и жестоко наказать его. За то, что он посмел играть на чужом поле и по своим правилам, ставя под угрозу благосостояние Америки.

Однако каждое из семейств действовало сугубо из своих местечковых интересов и это обернулось трагедией для всей страны, всего американского народа.

Никто уже не узнает, у кого из олигархов с Уолл-стрит первого сдали нервы и, боясь опоздать, он бросился спасать свои капиталы. Пока цены на акции не упали так низко, что из них уже не возможно было получить двойной выгоды.

У каждой акции, что так хорошо заполонили внутренний и внешний рынок Америки имелся пресловутый пункт, предоставляющий потребовать от его держателя полностью погасить его стоимость. Трудно сказать, когда создатели этой коварной ловушки собирались приводить её в действие. Возможно через год, возможно через два, но звезды сложились так, что это случилось в конце 1928 года.

Это судьбоносное решение было принято вечером 25 октября и утром следующего дня к многочисленным держателям акций по почте поступили требования о немедленном погашении задолжности.

Стоит ли говорить, что эти требования были настоящим шоком для простых американцев. Они и так для покупки как можно большего числа акций продали, или заложили свое имущество; дома, земли, автомобили и даже будущий урожай со своих полей.

По мере поступления требований, все больше и больше американцев осознавали, в каком ужасном положении они оказались. Что столь блистательный, казалось пришедший к ним на долгие и долгие годы "золотой век", стал стремительно гаснуть. Грозя утянуть их из мира благополучия на самое темное дно человеческого бытия.

Весь трагизм создавшегося положения заключался в том, что задолжность перед учредителями ценных бумаг нужно было погасить либо в течение трех дней, либо одной недели. В самом лучшем случае должникам предоставлялась месячная отсрочка, но таких счастливцев в масштабах страны было откровенно мало.

В первую очередь новые требования жестко ударили по представителям простого народа. Фермеры, рабочие, мелкие клерки и все те, кто по уровню своих заработков не мог называться средним классом. По получению по почте "писем счастья" они дружно отправлялись в банк в надежде получить заем или ссуду и тем самым спасти себя от внезапного бедствия.

Сотни и тысячи людей в больших и малых городах принялись осаждать двери банков, но все их чаяние и надежды разбивались вдребезги. Банки малых городов при всем своем желании не могли одномоментно выдать нужные им ссуды и кредиты. Имеющиеся в них запас наличности не был рассчитан на столь массовый запрос со стороны населения. Дело доходило до того, что разъяренные американцы пытались штурмом взять банки, владельцы которых были вынуждены обратиться за помощью к полиции.

Иногда это помогало и прибывшие на защиту банков полисмены разгоняли людскую толпу резиновыми дубинками, но были и такие случаи, когда им не удавалось этого сделать. Когда под натиском озверелой толпы они бежали с "поля боя" и "победители" принимались громить несговорчивых клерков и директоров банков.

Очень много оказавшихся в ловушке фермеров не получив кредита в своих малых городах, устремились в столицы штатов стремясь добыть деньги там, но и там их ждал отказ. Местное население было в точно таком же положении, что и они и денег на всех не хватало. Единственным отличием в этом случае было то, что городские банки смогли продержаться чуть дольше, чем их "младшие" братья в глубинке.

В разлившейся по стране эпидемии по закрытия банков, банки Северо-Востока Америки были подобно гранитным утесам в разбушевавшемся море и в первую очередь банки Нью-Йорка. И дело было не только в том, что в этом городе Америки находились самые главные банки США. Здесь находилось основной филиал Федеральной Резервной Службы, которая согласно американским законам имела эксклюзивное право печатать доллары.

Многие американцы полагали, что стоит только ФРС запустить печатный станок, как проблема с наличностью в банках разом разрешиться. Шаг был вполне логичным и разумным, но тогда вся иезуитская хитрость с акциями сразу улетучивалась в трубу. Люди залезли бы в новые кабальные долги, но при этом оставались бы собственниками своего имущества, а этого большой капитал допустить никак не мог. Правило "триста процентов прибыли" никто и никогда не отменял, и Америка шагнула в клокочущую бездну неизвестности.

— Плати! — холодно требовали владельцы акций у своих несостоявшихся компаньонов.

— Плати! — грозно требовали банки у своих вчерашних почтенных клиентов, а сегодня несостоятельных должников.

— Надо платить! — властно изрекали судьи в ответ на мольбы простых людей об отсрочке выплат по долгам, и судебные пристава лихо описывали имущество должника, выставляя его и его семью на улицу в том, что было на них. Град слез вперемешку с негодованием сопровождал их действия, но ничто это не могло остановить работу безжалостной машины американского правосудия. Америка страна закона, лишения крова в которой было делом обыденным и привычным.

О том, сколько американских семей лишилось крова и превратилось в нищих и бродяг, статистика Соединенных Штатов скромно умалчивает. Равно как и о том числе самоубийств, что подобно эпидемии прокатились по стране от одного побережья до другого, от Великих озер до берегов Рио-Гранде. Эти страшные цифры навсегда канули в Лето как малоинтересные и малоинформативные.

Дав основному населению Америки, обрасти "жирком" большой капитал одним махом срезал его под видом перераспределения собственности. Конечно, этот процесс произошел не за одну ночь и один день, и не по всей территории Америки одномоментно. Сначала под удар попали фермерские штаты Айова, Иллинойс, Индиана, Мичиган, Канзас, Небраска и Оклахома. Затем настал черед теплого юга, горных штатов, бурно растущей Калифорнии с Западным побережьем в придачу.

Последними стали штаты Восточного побережья вместе с Новой Англией, во главе с Нью-Йорком. Весь этот процесс растянулся почти на шесть месяцев, в течение которых Америку лихорадило как тифозного больного. Все ждали наступления долгожданного момента, когда затянувшийся процесс банкротства населения, наконец, закончится. Положение в стране стабилизируется и можно будет передохнуть в этом кошмарном беге, однако ничего этого не произошло. Спасительный свет в конце туннеля так и не забрезжил.

Умные головы среднего класса, также пострадавшие от процесса перераспределения собственности справедливо полагали, что отобрав у народа его собственность, новые её владельцы позволят американцам вновь приступить к созданию собственного благополучия. Подобный план у сильных мира сего действительно имелся, но в этом пункте произошла трагическая осечка. Увлекшись погоней за прибылями, капиталисты не только выпотрошили свою рабочую силу, что называется "до кости". Они подорвали способность простых американцев наращивать на своих костях "мясо".

На фоне массового разорения возникла безработица, которая разлилась по стране больше и куда стремительнее, чем "эпидемия" самоубийств. Число безработных среди американцев возрастало в арифметической прогрессии в течение нескольких дней или недели, а не месяца или квартала как того ожидали сотворивший этот хаос капитал.

Приоткрыв крышку кувшина, они думали, что смогут контролировать этот процесс и в нужный момент сумеют его остановить. Однако планируя его, господа планировщики не учли многих мелких составляющих из-за чего все пошло не так, как ожидалось. Безработица слишком быстро обрела силу и когда, большой капитал попытался её обуздать, привычными для себя средствами они оказались бессильными перед ней и джинн хаоса вырвался на свободу.

Безработица нанесла сильнейший удар по внутреннему рынку потребления. Лишенные средства к существованию люди не могли покупать производимые фабриками и заводами товары и продукцию, а лишенные наличности банки не могли дать денег привыкшим жить в долг американцам.

Потом, в другое время и при других правителях, наученные горьким опытом, при возникновении схожих ситуациях, американские власти быстро справлялись с возникшим кризисом. ФРС запускало печатный станок, банки выдавали кредиты на сверхльготных условиях и худо-бедно, Америка справлялась с очередным финансовым кризисом.

Однако в нынешних условиях, все было иначе. Совершив передел собственности в стране, и сумев сохранить от лап кризиса свои миллионы, Большие семьи затаились, желая разобраться в том, что они натворили.

И тут вновь проявилась звериная сущность капитала. На первом месте у Больших семей стоял вопрос, как удержать полученное и при этом не потерять имеющееся. Думая в первую очередь только о себе, они сознательно обрекали на голодное существование миллионы и миллионы простых американцев. Переложив все бремя ответственности на плечи федеральных властей, Большие семьи не желали поступиться хотя бы чем-то, чтобы страна окончательно не рухнула в пропасть Великой депрессии.

Получив под свой контроль продовольственный рынок Америки, они не сделали ничего для облегчения простых людей. Не имея возможность купить продукты по установленным капиталом ценам, американцы умирали от голода возле набитых всевозможной едой витрин магазинов. Когда же выставленные на продажу продукты стали портится или склады с сахаром, мукой, соей, кукурузой от прошлого урожая так и остались, доверху набитыми мешками, капитал следующий шаг.

Он был чудовищен по своему характеру, но вполне логичен и предсказуем для воротил большого бизнеса. Не желая допустить падения цен на продовольствие, которого было в стране в избытке, его владельцы предпочли его уничтожить.

Груженые сахаром, мукой и прочей сельскохозяйственной продукцией корабли и баржи просто топились в море, реках или озерах. В случае если уничтожение судна не входило в планы капитала, продукты просто выбрасывались за борт.

Сотни и тысячи литров подсолнечного масла утилизировалось самым различным образом. Начиная от выливания на землю или в воду, заканчивая сжиганием в специальных бочках и чанах. Большому капиталу было все равно, лишь бы удержать цены на масло на выгодном для них уровне.

Не отставали от них производители молока, владельцы кур, индеек, свинины и прочей крупнорогатой живности. Молоко безжалостно выливалось из фляг и цистерн, так как даже переработка его не вписывалось в ценовые рамки, что нарисовали властители жизни.

Тысячи тон курятины, индейки, свиные туши и коровьи окорока, были отправлены в огонь в качестве дорогого и необычного топлива. С этой целью были построены специальные печи, в которых все эти припасы способные спасти от голодной смерти сотни людских жизней сжигались.

По аналогичной схеме действовал капиталисты, в собственности которых находились предприятия легкой промышленности. Выпущенный на их предприятиях товар уничтожался, ради стабильности цен на внутреннем рынке.

Хуже всего приходилось владельцам заводов и фабрик, занятых выпуском грузовиков и автомобилей, станков и проката, паровозов и пароходов, и всего остального. Производство их было трудоемким и владельцы не могли позволить себе такой роскоши как уничтожение продукции. Как следствие этого, производство сокращалось, заводы и фабрики закрывались и выброшенные за ворота люди, автоматически пополняли ряды безработных.

Возникал замкнутый круг, который увеличивался и увеличивался по количеству втянутых в его орбиту людей с каждым новым месяцем депрессии поразившей Америку.

Доллар по своей покупательной способности по отношению к фунту и всяким там франкам значительно просел, что позволяло томии и джерри с полным правом горделиво задирать свой нос. Казалось, что вернулись благополучные времена для Владычицы морей, но и здесь все было не так-то просто.

Охваченные желанием вставить палку в колесо американской колесницы, представители "золотого поколения" лондонского Сити слишком увлеклись и также как и их американские собратья не до конца просчитали все возможные нюансы.

За десять лет глобальной гегемонии на финансовом рынке американский доллар вместе со своими товарами занял большой сектор мировой экономики. Из-за этого, обрушение американского сектора привело к большим проблемам во всех остальных секторах. Вопреки прогнозам и выкладкам господина Гизи и компании, европейцы и в первую очередь англичане с французами не смогли быстро и полностью нивелировать схлопывание американского сегмента. Благодаря ресурсам, поступающим к ним из заморских колоний, Лондон и Париж сумели устоять, но вот какой ценой.

Мировой финансовый кризис в первую очередь по британской промышленности и капиталу. Ударил так сильно, что британский премьер Болдуин, планировавший на 1929 год устроить на границах с Россией ряд новых вооруженных конфликтов был вынужден отказаться от этих намерений.

Не хватило денег на выплату курдам в Ираке и арабам в Палестине для организации новых нападений на территорию русских секторов в бывшем турецком наследии. Не было возможности поддержать звонкой монетой реваншистские настроения поляков и румын для разжигания новых конфликты на границах с Россией. Более того, в королевской казне не оказалось средств даже для демонстративного похода британской эскадры в Балтийское море, к Борнхольму, Вестерплатте и Аландским островам.

— На данный момент я не вижу такой острой необходимости, — решительно заявил Первый лорд адмиралтейства. — Русские ведут себя на Балтике тихо и походы к нашим берегам не предпринимают.

В другое время, министры бы дружно осудили столь непатриотичное поведение министра, но в этот дружно промолчали. Ведь главная причина, побудившая его произнести эти слова, была скудность казны, даже на нужды флота, столь любимого детища британского обывателя.

Не обошли стороной невзгоды и Францию. Не имея возможность тратить деньги на поддержания мира и спокойствия на берегах Нигера, Париж был вынужден обратиться за помощью к России. Вызвав к себе на набережную Кэ д,Орсе российского посла, Аристид Бриан предложил его совершить взаимовыгодный обмен. Франция передавала под контроль России часть территории Французского Судана в районе границы с российским протекторатом Того, в обмен на устранение Махно.

— Черт с ними, пусть подавятся этим клочком пустыни! Лишь бы в наших колониях не стало бы этого каторжника и наступило спокойствие — гневно восклицал министр по делам колоний де Риволь и кабинет поддержал его. Уж слишком был опасен прецедент для власти белого человека в Африке возникший на берегах Нигера.

Больше всех из европейских держав от проведения "Большой скачок" пострадала Германия. Полностью завязанная на финансовой и политической помощи от Вашингтона, она оказалась в положении брошенной любовницы. Уровень инфляции, снизившийся на фоне американских денежных вливаний и приостановки выплаты репараций, теперь вновь подскочил до заоблачных высот. Вновь и без того нестойкий фундамент Веймарской республики зашатался и опасно накренился. Вновь нависла угроза закрытия заводов и фабрик страны, что грозило обернуться усилением популярности немецких коммунистов. Чьи лозунги были просты и весьма популярны для разоренных рабочих и крестьян.

И тут вновь не упустили своей выгоды русские, которые меньше других европейцев пострадали от кризиса. Благодаря тому, что вся продукция страны шла в первую очередь на внутренний рынок, Россия не почувствовала сильного удара от "Большого скачка". Кроме внутреннего потребителя, русские направляли часть своей продукции и сырья на рынки Турции, Ирана. Монголии, Китая и даже Таиланда.

Имея в своем кармане хороший запас валюты и благодаря падению курса марки, они, как и восемь лет назад, принялись скупать германские патенты производства, инженерные кадры, станки, продукцию заводов, а иногда и сами заводы. Англичанам и американцам стоило огромных трудов обуздать их аппетиты в Рейнском регионе. Только путем распространения лживых слухов, что русские намерены вывести часть заводов Дюссельдорфа, Дортмунда и Эссена, британцы спровоцировали выступления рабочих этих градообразующих предприятий. С криками "Немецкие заводы должны служить немцам, а не русским" люди заполонили улицы и площади рейнских городов и разошлись только тогда, когда власти им пообещали не продавать заводы посланцам Москвы.

Впрочем, не везде успех сопутствовала англосаксам. Как не старались англичане, русские купили контрольный пакет акций ряда заводов Золингена, Штутгарта, Иены, Гамбурга, и Магдебурга. Борьба за Германию между Востоком и Западом обострилась с новой силой.

Документы того времени.

Выписка из постановления Государственного Совета от 19 ноября 1928 года.

Учредить звание Героя России как высшую государственную награду для военных и гражданских лиц с вручением Почетной Грамоты от Президента России и медали Золотая Звезда Героя.

Присвоит звание Героя России летчикам принимавшим участие в спасении экспедиции академика Обручева и в торжественной обстановке вручить им Почетные Грамоты и медали Золотая Звезда Героев России. Список награждаемых лиц прилагается.

Наградить орденом Святого князя Владимира равноапостольного 1 степени академика Обручева В.А. за мужество и отвагу, проявленную при проведении географической экспедиции в Тибет. Наградить орденами Личного Мужества участников тибетской экспедиции. Список награждаемых лиц прилагается.

Наградить профессора Петербургского университета Басова В.П. орденом Личного мужества 1 степени за мужество и самоотверженное исполнение своего долга при проведении российской этнографической экспедиции в Бразилию. Наградить орденом Личного Мужества участников российской этнографической экспедиции в Бразилию. Список награждаемых лиц прилагается.

Наградить орденом Боевого знамени генерал-майора Котовского Г.И. за отличное выполнение обязанностей губернатора российского протектората Того.

Президент России Сталин И.В.

Глава XVIII. И вторые будут первыми.

Накануне парламентских выборов в Германии, лидер НСДАП Адольф Гитлер не имел ни минуты покоя. Пользуясь щедрыми вливаниями немецких промышленников и банкиров, он колесил по всей стране со средины сентября, спеша охватить за оставшийся месяц её восточные, западные, южные и северные земли.

В каждом из частей Германии у него были гауляйтеры ответственные за агитацию и пропаганду в них идей национал-социалистической партии. Получив солидные суммы, они теми или иными способами, начиная от плакатной агитации до благотворительного обеда с пивом и сосисками, доводили до сознания простых немцев основы учения коричневого движения.

Цветовое обозначение национал-социализма пошло от форменных рубашек штурмовых отрядов партии, который был выбран лично фюрером, что позаимствовал понравившуюся ему идею у самого Бенито Муссолини. Желая показать народу и заезжим иностранцам многочисленность сторонников фашистского движения, дуче приказал на очередном партийном празднике в Риме одеть членов своих боевых отрядов сквадристов в рубашки черного цвета. Отчего острословы немедленно окрестили итальянских фашистов — "чернорубашечниками".

Из-за ограниченного числа членов и сторонников НСДАП в подчинении Гитлера было всего пять гауляйтеров — земельных руководителей партии. На востоке Германии в Позен-Пруссии и Бранденбурге предвыборной агитацией руководил Герман Геринг, на юге в Баварии и Швабии партийными делами занимался Георг Штрассер. Север Германии с Гамбургом и Бременом был отдан Рудольфу Гессу, а западные рейнские провинции отошли к Эрнсту Рему. Что касается столицы Германии, то в Берлине всем заправлял Йозеф Геббельс, главный редактор нацисткой газеты "Фелькишер Беобахтер".

Каждый из них проповедовал свой подход и свои методы агитации исходя из нравов и обычаев, царивших в землях и приехавший к ним Гитлер, был вынужден учитывать эти факторы.

Легче всего общаться ему было с баварцами, которые приходились Гитлеру почти что земляками. Из Мюнхена он ушел на войну добровольцем, сюда же он пришел после окончания войны с твердым убеждением, что его предали. Гитлер как никто другой понимал менталитет баварцев, их нужды и чаяния.

Приехав сначала в Нюрнберг, а затем в Мюнхен он неизменно требовал, чтобы перед его встречами с народом проводились бесплатное угощение пивом и сосисками.

— С пивом баварцы лучше понимают идеи национал-социализма, — говорил фюрер своим соратникам. — Они очень быстро определяют кто им друг, а кто враг и кто виноват в их нынешнем бедственном положении. И они как никто другой умеют ценить храбрость тех, кто пролили за их идеалы свою кровь.

Напоив и накормив толпу бюргеров, Гитлер начинал свои выступления как равный среди равных. Стоя на трибуне или даже пивной бочке, он как бы размышлял о бедственном положении страны и её народа, задавал вопросы и давал ответы. При этом он делал это в такой форме, что окружавшие его люди как бы сами задавали вопросы и были полностью согласны с озвученными ответами.

Ловкий оратор, Гитлер умело переводил свою речь от простого разговора до агрессивного монолога. Слова его были простыми и понятными для людей, а предлагаемые им меры выхода из создавшегося положения логичными и разумными. Заведенная фюрером толпа буквально ревела от возбуждения и в этот момент, Гитлер чувствовал себя настоящим цезарем посреди людского моря.

Совсем по-другому вел себя фюрер в землях Пруссии. Военные аристократы с откровенным холодком воспринимали выступления Гитлера перед ними. Для них он навсегда оставался ефрейтором, по непонятной прихоти судьбы попавшим в большую политику. Куда с большей охотой и доверием они слушали выступления Геринга, который для них был своим в отличие от залетного австрийца.

Единственным ключиком, с чей помощью фюрер смог добиться определенной благосклонности прусаков, были идеи реваншизма. Желание вернуть себе утраченные поместья Восточной Пруссии и Позени было идеей фикс у пруссаков, густым слоем осевших вдоль восточной границы Германии. Слушая выступление Гитлера, они сдержанно кивали ему, соглашаясь, что они жертва, но восторга и радости подобно баварцам они оратору не выказывали. Жители восточных земель были готовы подумать над словами оратора, но окончательного решения принять не спешили. Пока фюрер не подходил под образ мессии, что мог повести их в новый восточный поход за справедливостью.

Нечто подобное было и в рейнских провинциях. Простые рабочие Рура, по которым особенно больно били все скачки кризисов и инфляции, с охотой слушали слова Гитлера о справедливости и необходимости возрождения Германии. Дополнительным стимулом к этому была утрата Саара и наличие оккупационной зоны по обе стороны от Рейна. И пусть официально она носила название демилитаризованной зоны, факт оставался фактом. Немецкие земли, де-юре входившие в состав Веймарской республики и жившие по немецким законам, фактически находились под внешним управлением. На их территории квартировали французские войска, была военная жандармерия и в любой момент они могли быть заняты французской регулярной армией, если Парижу, что-то не понравится в поведении немецких властей.

В отличие от простого населения, аристократы и промышленники слушали выступления с откровенным нисхождением. Те, кто знал, на чьи деньги ведет он свою предвыборную кампанию, смотрели на него так, словно проверяли, достаточно ли эффективно были потрачены выделенные ими деньги. Те же, кто не был задействован в этой игре, видели в нем забавного политикана, на миг поднявшегося на гребни мутной волны, чтобы затем исчезнуть без следа.

Сам Гитлер это тоже прекрасно чувствовал и в откровении с Ремом говорил, что выступая перед промышленниками, он мечет бисер перед зажравшимися свиньями. Однако при этом, фюрер прекрасно понимал, что этим людям обязан очень многим. Без их поддержки он не мог хвастливо заверять людей, что за его спиной стоят миллионы. Независимо от того какие это были миллионы. Миллионы марок или людей.

Север, в особенности Гамбург, где были особенно сильны позиции коммунистов Тельмана и примкнувшего к ним Димитрова, вождь нацистов был особенно осторожен. Здешний электорат мог съесть бесплатные сосиски и выпить пиво, но остаться при своих убеждениях. Поэтому здесь фюрер был подобен лису, который хитро стелил.

Главным коньком его выступлений было то, что он заверял слушателей в отсутствии серьезных разногласий между идеями коммунизма и национал-социализма. И те и другие выступали за социальную справедливость для людей независимо от их происхождения. Оба выступали за сильную и свободную Германию во главе, которой стоял бы сильный вождь. И даже лозунг нацистов: один народ, один вождь, одно государство был ясен и понятен трудящимся севера.

— Из социал-демократа никогда не получится хороший национал-социалист, — убежденно заверял Гесса фюрер, обсуждая предвыборную тактику, — а вот из коммунистов это сделать очень легко. Главное заставить их слушать себя, сплотить их вокруг себя ради высокой цели, указать им пути их достижения и тогда они пойдут за тобой без раздумья.

В этих словах была своя доля истины и тем Гитлеру была интереснее борьба за умы и души немецкого пролетариата. Но при всем его незаурядном таланте оратора и демагога, успех в выступлениях ему не всегда сопутствовал. По большому счету человек с усиками энергично размахивающий руками и говоривший, в общем, правильные слова был для рабочих Киля, Гамбурга и Бремена чужим, "залетным" оратором. Выросший в Гамбурге лидер немецких коммунистов был им ближе и понятен и потому при всем своем умении работать с массами, Гитлер собрал здесь малый процент голосов.

Пятым направлением агитационной работы нацистов был Берлин. Столица Германии занимала особое место в распределении сил в предвыборной борьбе и здесь, не покладая рук трудился Йозеф Геббельс. По своей одержимости и напористости этот человек превосходил всех остальных гауляйтеров вместе взятых. С почти фанатичной настойчивостью Геббельс принялся создавать в Берлине нацистской партии. Благодаря его усилиям в столице были не только руководители районов — крайсляйтеры, но даже штютцпунктляйтеры и блокляйтеры.

В стремлении увеличить число сторонников национал-социалистов в Берлине, Геббельс без раздумья и смущения принимал в ряды всех, кто только изъявлял такое желание. Не брезговал гауляйтер Берлина даже откровенными маргинальными отбросами общества, такими как сутенеры и алкоголики. Главное, чтобы у них были крепкие кулаки и желание подраться с коммунистами и социал-демократами.

Драки между сторонниками этих партий стали неотъемлемой частью жизни берлинских кварталов. Набить противнику морду, сорвать митинг в их поддержку или активно противостоять расклеиванию агитационных листовок — именно этим в основном и занимались нацисты Геббельса и штурмовики Рема.

Больше всего денег из партийной кассы города Берлина шло на выплату штрафов выписанных властями руководству НСДАП. Местные власти откровенно недолюбливали нацистов, считая их вместе с коммунистами главной угрозой респектабельной жизни немецкой столицы, и стремились при каждом удобном случае осадить драчунов.

Штрафы и аресты несколько сдерживали активность сторонников Тельмана, а вот Геббельс нисколько не страшился их, зная о том, сколько находится денег на счетах партии.

— Оглядываясь на правильность и порядок, мы никогда не станем первыми в этом городе! — гневно восклицал гауляйтер в ответ на упреки партийных казначеев. — Привыкший ползать, никогда не взлетит! А мы должны взлететь, и взлетим, невзирая, на все ваши попытки подрезать партии крылья!

В своем стремлении победить коммунистов, Геббельс применял самую разнообразную тактику. Так он наотрез отказался делить со своими противниками районы Берлина на зоны влияния.

— Весь Берлин должен быть нашим и ничьим иным! — грозно изрекал хромоногий вождь и назначал очередные сборища или марши нацистов в тех районах, где превалировало влияние коммунистических идей.

— Только таким образом мы сможем укрепиться в них, а затем вырвать их из рук коммунистов! Ничто не должно остановить нас в этой священной борьбе, поколебать нашу решимость и уверенность в окончательной победе! — напутствовал он штурмовиков и те шли в бой с таким настроем как будто он был последним и самым решающим.

Что касается иной публики, жаждущей приподняться над грешной суетой, то для них у Геббельса были свои "калачи, да плюшки".

В эру слабой власти, кризисов и падения нравов, всегда и везде поднимают голову различные потомственные маги, предсказатели, хироманты и прочие оккультисты. Время, когда у человека нет твердой уверенности в завтрашнем дне — это их время. Ибо под разным соусом и различными ухищрениями они дают измученному и разуверившемуся человеку главное — надежду на лучшую жизнь. Именно это он ищет в океане хаоса и море неуверенности и хватается за неё как тонущий человек за спасательный круг.

Конечно, до откровенного уличного балагана с чревовещанием и прочими фокусами доктор Геббельс не опустился, а вот предсказателей менталистов он с удовольствием привлекал к работе. Главное было заставить людей поверить, что стоящий перед ними человек наделен сверхъестественными способностями. Что он способен видеть прошлое и будущее и любезно рассказать о нем собравшимся вокруг него зрителям.

Заплатив определенную сумму денег, Геббельс привлек на свою сторону Иоганна Зельтера, довольно талантливого человека, называвшего себя парапсихологом. Прилично приодев его, дав положительную рекомендацию и нужные сведения, гауляйтер Берлина направил его по разным салонам для демонстрации своих оккультных способностей.

Зельтер оказался неплохим исполнителем его замыслов. Хороший актер и незаурядный психолог, он имел успех, как у простых обывателей, так и у представителей богему. Выступая перед почтеннейшей публикой и изумляя их своими необычайными способностями, Зельтер не забывал о своей тайной задаче. Не было случая, чтобы во время выступления его не попросили предсказать итоги грядущих выборов в рейхстаг.

В этих случаях предсказатель изображал лицом напряженную работу своих скрытых способностей, а затем низким голосом объявлял, что срок окончания страданий Германии от парламентских раздоров и разногласий ещё не пришел. Ни одна из партий не получит полноты власти и способность вывести страну из её нынешнего положения, однако ждать осталось уже недолго.

— В этом году национал-социалисты обретут точку опоры в парламенте, опираясь на которую они смогут перевернуть мир — вещал новоявленный пророк, и люди охотно внимали ему. При этом сам Геббельс ничем не рисковал. Мало ли что видит во мгле грядущего господин Зельтер. Никто не говорил, что его слова стопроцентная истина, равно как никто не заставлял зрителей ему верить. Каждый волен в своем выборе, как духовном, так и в политических пристрастиях.

Не будь у Гитлера финансовой подпитки со стороны промышленников и банкиров, вряд ли бы нацисты смогли пройти в рейхстаг, а если бы и прошли то с одним, двумя местами. Деньги же, позволяли фюреру энергично передвигаться по стране на автомобиле и в железнодорожном экспрессе. Посетив один город, выступив на митинге и пожав руки избирателям, он тут же мчался в другом направлении, твердо зная, что быстрота залог успеха.

Его личный секретарь только и успевал, что зачеркивать в рабочем журнале города, где побывал Гитлер в своем предвыборном марафоне. Все эти нескончаемые переезды неизменно сказывались на здоровье фюрера. Видя его активность, недруги Гитлера с нетерпением ждали, когда он не выдержит заданного напряжения и свалится без сил, однако этого не произошло. Выжатый как лимон, в самый последний момент Адольф вдруг обретал второе дыхание и вместо измученного и усталого человека, перед избирателями представал полный сил и энергии человек готовый говорить с ними сколько угодно. При этом постоянно улыбаться и демонстрировать твердую уверенность и неиссякаемый оптимизм в грядущей победе.

По итогам выборов, национал-социалисты получили 16 мест в парламенте, что для начинающей партии было хорошим результатом.

— Мы громко заявили о себе и своих идеях и простые немцы с радостью поддержали нас! Теперь наша задача убедить в этом остальную часть Германии, стать первой партией в рейхстаге и взять власть в свои руки! — объявил Гитлер своим близким соратникам, когда стала ясна окончательная расстановка сил в парламенте. — Коммунистов мы уничтожим, социал-демократы будут вынуждены подчиниться нам, а если не захотят это сделать, то разделят участь коммунистов.

Герман Геринг получивший пост главы парламентской фракции и вместе с тем государственное содержание был нескончаемо рад. Наконец-то к нему пришла не только известность и военная слава, но и высокое звание сенатора, которое мог получить не каждый. Благодаря своему новому положению к концу года он смог полностью рассчитаться с опостылевшими ему кредиторами и начать новую жизнь. Единственным черным облаком было на его белоснежном мундире успеха, была смерть любимой жены. Карин успела узнать об успехе мужа, но вот выйти в свет женой сенатора рейхстага, ей было не суждено.

Полон новых надежд и ожиданий был и Эрнст Рем. Не сильно веря в успех партии на выборах в рейхстаг, он предусмотрительно обзавелся запасным вариантом. Бывшему вояке предложили место в армии одной из южноамериканских стран. Вербовщики обещали ему неплохой гонорар, однако теперь ни о каком перемещении в заокеанский юг не могло быть и речи. У вождя штурмовиков появились далеко идущие планы на дальнейшую жизнь.

Были свои планы у братьев Штрассеров, Гесса и других соратников фюрера, каждый из них видел себя, если не серым кардиналом Гитлера, но уж точно фигурой равной ему по силе и влиянию. Один только Геббельс из нацистских вождей был искренне предан фюреру. Ведь только с ним колченогий пропагандист мог бы подняться на вершину власти и оттуда диктовать миру свои мировоззренческие идеи.

В Америке в отличие от Европы выборы президента были вполне предсказуемыми. Тридцатый президент США хотя и имел формальное право баллотироваться на следующий срок, но следуя негласной традиции занимать Белый дом не больше двух сроков, объявил о завершении своей политической карьеры.

Новым кандидатом в президенты от Республиканской партии был выдвинут министер торговли США Герберт Гувер. В его политическом багаже была удачная борьба с последствиями катастрофического наводнения на Миссисипи, а также ассоциация с благополучными годами экономического бума в Америке. Для попавших в тиски надвигающегося кризиса простых американцев Гувер казался лучшей кандидатурой на роль спасителя страны.

У его соперника от демократической партии Альфреда Смита предвыборные дела обстояли не так блестяще. Он выступал за сохранение крайне непопулярного в стране "сухого закона" приносившего баснословные доходы нью-йоркской мафии на "черном рынке". Именно эта позиция Смита и его длительное пребывание на посту губернатора штата Нью-Йорк, позволили его недоброжелателей утверждать о его связи с мафией.

Этому также способствовал тот факт, что Смит был католиком, и белые англо-говорящие протестанты воспринимали как откровенный вызов их религиозным устоям. К своему сожалению Смит не смог мягко нивелировать факт своего католического вероисповедания. На встречах с избирателями на вопрос о религии, он неизменно заявлял, что горд, быть католиком и никогда бы поменял "мессу ради Парижа".

— Воспринимайте меня, таким как я, есть, с моими деловыми и политическими достоинствами и верой в господа Бога. Одно от другого неотделимо — говорил Смит и как результат этих слов, по стране прокатилась массовые антикатолические выступления.

Стремясь заработать очки среди потерпевших от начавшегося кризиса людей, Смит высказал мысль, что возможно государству придется вмешаться в деятельность трестов и корпораций. Услышав эти высказывания соперника, Гувер моментально ухватился за них. На встрече с деловыми кругами Нью-Йорка, ловко извратив смысл слова Смита, он представил их как намерение ограничить свободу капитала.

Умело напомнив, что Смит выходец из семьи ирландских эмигрантов и свою трудовую деятельность начинал в рабочих слоях, миллионер Гувер сумел пошатнуть доверие финансовых и деловых кругов Нью-Йорка к своему сопернику. Многие из них сразу вспомнили поговорку про волка, что постоянно смотрит в сторону леса и отказали в поддержке Смиту.

Под лозунгом "Сохраним то, что имеем" республиканцы одержали свою очередную победу за Белый дом и тридцать первым президентом стал Герберт Гувер. Проигравший выборы Смит был полон уверенности, что через четыре года он сможет одержать реванш, но судьба сулила ему иное. За его спиной возник новый игрок на внутриполитическом поле Америки — Франклин Рузвельт.

Если следовать логике вещей, то его следовало бы считать больше старым, чем новым политическим деятелем. Пройдя хорошую школу в правительстве президента Вильсона и проявив характер при баллотировании на пост вице-президента в президентской кампании 1920 года, он имел все шансы добиться желаемого на следующих выборах, но проблемы со здоровьем заставили его отойти от политики.

Привычка доказывать всем и во всем свою независимость сыграло с Франклином злую шутку. Закаливая организм, он купался в воде в холодное время года и как результат получил воспаление спинного мозга. Только вовремя оказанная медицинская помощь спасла Рузвельта от пребывания в инвалидном кресле, однако понадобились долгие четыре года, чтобы нивелировать последствия легкомысленного купания.

Грамотно подобранные курсы реабилитации и неукротимое желание к выздоровлению позволили политику самостоятельно ходить, но только вместе с тростью, ставшей его неизменным атрибутом. Осенью 1926 года Рузвельт был избран в конгресс США от штата Нью-Йорк, а через два года стал баллотироваться на место губернатора штата Нью-Йорка, которое ему столь любезно уступил Альфред Смит.

Многие недоброжелатели политика в этой избирательной гонке, делали главный упор своей контрпропаганды на состоянии здоровья своего противника и жестоко проиграли. Поднимаясь на трибуну или подходя к ней, Рузвельт с таким непринужденным видом отставлял в сторону свою трость, что трудно было догадаться, чего стоили ему эти движения.

Перед избирателями всегда представал всегда внешне подтянутый, энергичный человек, чья продуманная и грамотная речь убеждала людей — этот парень знает, откуда растут ноги у проблемы и как с ней справиться. Открытость во взгляде, улыбчивость и в меру и к месту проявленный юмор, добавляли кандидату в губернаторы дополнительные очки в сравнении с его соперниками по предвыборной гонке.

Ещё одним дополнительным фактором, сыгравшим в пользу Рузвельта, было участие в его избирательной команде жены Элеоноры. Она всегда была рядом с мужем на всех митингах и выступлениях и это, очень импонировало простым американцам. Они хорошо умели видеть искренность чувств в отношениях между четой Рузвельт, в противовес парадности иных претендентов.

Франклин Рузвельт искренне любил свою жену, хотя и имел романы на стороне. Причины, побуждавшие его это делать, были до банальности просты. Воспитанная своей теткой в строгом пуританизме Элеонора не могла переступить через определенные табу в близких отношениях, и молодой муж очень страдал от этого.

Впрочем, эта щербинка не помешало Рузвельту с блеском одержать победу на губернаторских выборах. Триумфально вернувшись в большую политику, Франклин заставил старое лобби демократической партии считаться с ним. Поздравляя Рузвельта с победой, многие партийные функционеры предчувствовали, что на следующих президентских выборах амбиции сорока шестилетнего политика не ограничатся постом вице-президента.

— Орел почувствовал свою силу и готов распустить крылья — говорили они друг другу в кулуарах и выражали сочувствие Смиту. — Этот еврейский мальчик даст фору нашему ирландцу.

Иосиф Сталин внимательно следил за событиями в Европе и Америке. Как и многие политические деятели, он не придавал большого значения Гитлеру во внутренних делах Веймарской республики. Слишком мал и мелок был нацистский фюрер по сравнению с остальными фигурами политического Олимпа Германии, однако по достоинству оценить его литературное творение. Генерал Щукин приказал доставить в Москву и перевести на русский язык "Майн Кампф".

— Реваншист — коротко прокомментировал книгу Сталин в разговоре с премьером. — Очень опасный, реваншист.

— Именно поэтому американцы и вкладывают в него деньги. Чтобы в нужный момент, он выскочил как черт из коробки и вытащил из огня для них каштаны.

— Возможно и так, но только не в ближайшее время. Сейчас они заняты сохранением своих капиталов.

— Да, сейчас у господ империалистов не самое лучшее время. Мировой кризис стремительно разрастается и вряд ли скоро закончится. Похоже, что в своих играх они сами себя переиграли — хитро улыбнулся премьер.

— Знаешь, что самое необычное в этой истории, Вяче?

— Что?

— То, что главную роль в раскрытии их намерений сыграли не дипломаты, а наши спецслужбы, ГРУ и ГПУ. И это не первый случай.

— Считаешь, что век привычной высокой дипломатии закончился?

— Не закончился, конечно, но тенденция к этому имеется и это надо учитывать. У каждого человека, есть свои слабые стороны, а у политика тем более. И если раньше ими можно было в определенной мере пренебречь, то теперь благодаря спецслужбам они становятся опасным оружием — говорить это, Сталин имел веские основания. Утром он ознакомился с документами на молодого американского политика, которые ему предоставил Дзержинский.

— Если это появится в прессе, то на его карьере можно будет поставить крест — уверено заявил председатель ГПУ.

— Хорошо, пусть лежат — коротко произнес Сталин и закурил папиросу. — Может и пригодятся.

Подходило к концу третье десятилетие двадцатого века. Века обрушившего за короткий срок четыре мировые монархии, перекроившего всю карту мира и это было только началом.

Пережив саму ужасную войну в мире, многие простые европейцы были уверены, что подобное уже никогда не сможет повториться. Однако многие помнили слова маршала Фоша произнесенные им при подписании мирного договора в Версале.

— Это всего лишь передышка на двадцать лет. Потом все повторится снова — его словам не верили, от них отмахивались, но были те, кто был полностью согласен с маршалом.

— В мире не стабильности — хмуро говорили скептики, раскрывая газеты, чьи передовицы напоминали собой сводки боевых действий и были правы. Новая мировая война ещё не стояла на пороге Европы, но уже подняла голову и её приход, был делом времени.

Документы того времени.

Из закрытого постановления Государственного совета России от 5 декабря 1928 года.

За отличную работу наградить начальника аналитического отдела ГПУ полковника Артемьева орденом Святого Владимира II степени с мечами.

Президент Сталин И.В.

Из светской хроники британской газеты "Морнинг Брайтон" от 24 декабря 1929 года.

Управление полиции города Брайтона сообщает о завершении расследования гибели 18 декабря этого года в автомобильной аварии двух лондонских финансистов мистера Мозеса Гизи и Хабекука Стоуна. Согласно заключению экспертов осмотревших автомобиль и тела погибших причина аварии не соблюдение скоростного режима на автотрассе в холодную погоду. Из-за выпавшего накануне аварии снега сидевший за рулем автомобиля мистер Мозес Гизи не справился с управлением машины, в результате чего она опрокинулась в кювет.

Отпевание погибшим джентльменов состоялось в церкви святого Павла города Брайтона в присутствии родных и близких погибших.

Конец третьей части.