В книжке на этом всё и кончилось бы... но кнопки самоуничтожения у неё не было и Аннит, собственно, не знал, что теперь делать. Он остановил её распространение... но это было, собственно, и всё, что он смог. Надо было нащупать какой-то центр, источник, по которому он смог бы ударить физически или с помощью того квантового оружия, которое осталось там, в реальном мире. Но такого центра просто не было. Он захватил точку внимания, в которой фокусировалось самосознание Погибели... но никак не мог понять, где именно она расположена, не здесь, в мире мыслей, а в реале. Он видел то, что видели тысячи её частей, бывших людей... но мог осознать только малую часть этого. Надо выходить в ускоренный режим, понял он. Сарьют умели разгонять своё мышление до очень существенной скорости... но лишь на крайне ограниченное время. Как и простой обычный физический мотор, оно шло от этого вразнос, превращаясь в генератор отборного бреда. Но в данном случае это было очень, очень хорошо. Он не мог уничтожить Погибель — но мог, наверное, свести её с ума...

............................................................................................

Увы, Погибель вовсе не хотела погибать. Аннит ощутил, как навстречу потоку его воли поднимается другой поток, обжигающий и ядовитый. Он выставил щит... но отдельные струи прорывались даже сквозь него. Его захлестнул поток видений — бесконечные поля кольев с корчащимися на них людьми, его собственное, безглазое, вопящее лицо...

Он, как мог, отбивался от всей этой мерзости, не пропуская её в себя... уже не вполне понимая, что именно с ним происходит — все его силы, без остатка, уходили на борьбу и на какие-то отвлеченные мысли их уже не осталось. Атакующий его поток образов непрерывно менялся — его собственное тело, вплетенное в кошмарные узоры, пронзающие его щупальца, какие-то бесконечные клубки мерзких внутренностей... Аннит чувствовал, что его стараются сломать, опрокинуть, выбросить вон, и всё, что он сейчас мог — это держаться... и держаться... и держаться...

Вдруг оплетавшая его сеть вспыхнула каким-то жёлтым, ядовитым наслаждением и он с ужасом почувствовал, что начинает поддаваться. Бороться с мерзостью было невыразимо противно — но вся его суть отталкивала, отвергала её. Это же извращенное наслаждение впитывалось, въедалось в него, и даже хуже: какая-то его часть сама жадно тянулась к нему... и он чувствовал внутри неодолимо нараставшее сопротивление: ещё немного — и сама его Неделимая Суть просто откажется терзать себя и разорвет контакт с этой обезумевшей не-реальностью, а тогда...

Сквозь него словно прошел мощный столб чистейшего света, отталкивая и сжигая мерзость, и Аннит с облегчением перевёл дух. Ускорение всё же включилось, затопив его сознание массой хлынувших из ниоткуда образов. Ему, наконец, удалось развернуть поток и теперь уже Погибель тонула в созданном им хаосе. Он рождался даже без его сознательных усилий и всё, что ему оставалось — это удерживать ускорение. И он держал... не вполне понимая, как это у него получается. Ещё никогда, кажется, он не сражался вот так — не телом, а всей сутью, всеми силами души. Но они вовсе не были беспредельны — хотя ему, по сути, осталась лишь роль фокусирующей линзы, держать этот фокус оказалось очень и очень непросто. Созданный им разноцветный поток бреда по-прежнему окружал бушующий, черно-желтый, пёстрый, ядовитый океан сознания Мроо. Его приливы накатывали волна за волной, с пугающей, ужасающей силой — иногда Аннит даже забывал, кто он и где он. Если бы не тупое сопротивление матиннасс, вплавившей в себя узор его сознания, он бы давно, наверное, сошел с ума. Но даже она постепенно подавалась под колоссальным и всё нарастающим давлением, — и наконец, Аннит понял, что всего через секунду ему придется всё бросить... или сама его Неделимая Суть разлетится под этим безжалостным напором на куски. К счастью, Погибель развалилась раньше. Ему хватило ума даже не пытаться спасти тех, чей разум Мроо уже разрушили, а довести до конца то, что они начали, оказалось, к счастью, не так трудно...

..............................................................................................

Аннит с невыразимым наслаждением оборвал связь. И тут же словно мгновенно ослеп и оглох — столь резким оказался переход от предельного напряжения всех сил к обычному, нормальному мышлению...

.............................................................................................

Какое-то время он парил в пустоте, ничего не понимая и не чувствуя — кроме, разве что, того, как физически ощутимо остывает его смятенное сознание. Вихрь бредовых, безумных видений всё ещё крутился в нём — черно-желто-багровые, живые узоры, его собственное полурастерзанное тело внутри каких-то немыслимо сложных пыточных машин, — и, что самое страшное, эти невообразимые мучения были — одновременно! — немыслимо, запредельно ПРИЯТНЫ. Наверное, он всё же сошел бы с ума... но вся эта кошмарная бредятина гасла, тухла, исчезала, осыпалась с него, словно песок с алмазной сферы — и, очень быстро, он опомнился, уже не вполне понимая, было ли всё это наяву, или весь этот безумный карнавал оргиастических пыток ему просто померещился...

Есть громадный минус ускоренного мышления, и это вовсе не усталость, а то и обморок после сеанса, как у обычных людей, подумал он. Думать аналитически и творчески чертовски сложно! Слишком много мыслей, слишком вразброс лезут в голову. Без Тени от такого вот можно попросту свихнуться. Да и с ней трудновато отделить полезные озарения от шума и уже откровенного бреда. К счастью, и для Погибели это оказалось трудновато...

Аннит мысленно поёжился, поняв, наконец, как близко подошёл к настоящей, реальной гибели. Сарьют, конечно, бессмертные демиурги, мрачно подумал он, но вечный провал в Бездну — это таки смерть. Если некому вытащить, а это крайне сложно. С одним Лэйми он сколько провозился — и на совсем другом уровне уже. И совсем без результатов. Даже тени его нащупать не удалось...

Аннит вновь всмотрелся наружу, в океан зыбкой мглы. Мир вокруг него раскрылся, он вновь парил в глубокой воде, над которой скользили смутные, подвижные тени. Большинство их - темные и плотные - были измёненные Мроо люди... как же их там много!.. Теперь они, наверное, уже не были опасны, но он понятия не имел, как долго это счастье продлиться. Ведь Погибель возникла не сама по себе, её кто-то запустил — и мог запустить второй раз. А нащупать его ему так и не удалось. Если и удастся — ничем хорошим это точно не закончиться, предел его возможностей был донельзя очевиден...

Поняв, что больше делать тут нечего, он вновь осмотрелся, выискивая собственное тело. Единственное и неповторимое, пусть и почти незаметное. Но только почти. Стоило ему сосредоточиться — и где-то вдали возникло тусклое свечение, такое слабое, что, казалось, оно ему просто чудилось. Даже не свет, а ощущение воронки, ведущей куда-то вглубь. Он стремительно рванулся к ней. В какой-то миг он понял, что падает, проваливается в бездну, а потом...

Потом он очнулся.

.............................................................................................

С каждой минутой Мурри нервничал всё больше. И оттого, что в этом чёртовом овраге ничего видно не было, и из-за почти бездыханного тела рядом. Ему всё время казалось, что оно вот-вот очнётся — но будет в нём совсем не Аннит, а...

Когда это тело вздрогнуло и потянулось, Мурри аж подскочил — и, конечно, тут же треснулся макушкой об колпак. Схватившись за неё, он зашипел от боли. Аннит удивлённо взглянул на него.

— Что это с тобой?

— Испугался, — буркнул Мурри, чувствуя просто неземное облегчение. Он не знал, что с ним сталось бы, продлись всё это ещё хоть полчаса.

— А. Это бывает.

— Разведка как? — Мурри, наконец, опомнился.

— А всё. В смысле, Погибель всё. Пока, по крайней мере.

— Так вот просто? — Мурри удивлённо взглянул на него. В глазах его отчётливо плескалось недоумение.

Аннит хмуро взглянул на него.

— Нет. Совсем не просто.

Глава 14.

Так как делать здесь больше было нечего, они побрели назад, в город. Мурри с удивлением заметил, что солнце уже садится — ему-то казалось, что прошло всего несколько минут! Кстати казалось, конечно — иначе он бы просто свихнулся от страха или натворил бы глупостей. Но всё равно, ему казалось, что закат наступил вдруг, после полудня, и это тоже изрядно пугало...

Аннит шёл стремительно и Мурри еле поспевал за ним. Местное радио — у него в ухе был маленький наушник, тонким проводком соединенный с планшетом в кармане штанов, — молчало, как убитое, но сообщения о том, что вирусом Мроо заражены уже почти все, похоже, подтверждались. Большинство прохожих вело себя как-то странно — отсутствующие пустые взгляды, нелепые, замедленные движения — и сердце Мурри сжималось от странного, противно-сладкого чувства. Он почти не верил, что все вокруг уже — или пока — не опасны, и предстоящий конец света казался ему, отчасти, просто Большим Приключением.

Дикое, почти сумасшедшее ощущение — но он, уже совершенно точно, оказался иммунным к этой дряни, а это было нехилым поводом для радости. Тем не менее, Мурри очень хотел дойти до дома побыстрее — бродить по улицам ему сейчас вовсе не хотелось.

Аннит, как и он сам, был сейчас в черной футболке с желтым солнцем на груди. Тем не менее, Мурри понимал, что их парочка выглядит сейчас крайне подозрительно — на местных они не походили ничуть. Через новосозданный КПП их точно не пропустили бы — но Аннит и не сунулся туда. Лихо скатившись с крутого обрыва, он забрался в жерло огромного коллектора — массивная решетка в котором была словно разворочена взрывом — и по длинному колодцу они поднялись вверх. В другое время Мурри отказался бы лезть туда, но сейчас это уже не имело значения. Тем не менее, он чувствовал себя идиотски, то и дело оглядываясь в поисках возможных патрулей полиции.

Обстановка вокруг тоже не располагала к спокойствию — из секретных районов несло гарью, закат был дымный и ветреный. Туманно-багровое небо и невероятно огромное, какое-то расплывчатое солнце наводили странную восторженную жуть, как и острый, тревожный запах дыма. Пока что зараженные не замечали их — но они были везде, и их было много, а вот нормальных людей уже не попадалось: все, кто мог, уже наверняка сбежали или заперлись, и они остались одни — не самое приятное ощущение.

Он с облегчением вздохнул, когда Аннит, отперев замок, открыл массивную дверь и нетерпеливо проскользнул внутрь. За его спиной лязгнула щеколда и он на секунду замер, закрыв глаза, с наслаждением чувствуя, как страх оставляет его. Потом встряхнул головой, отбросив упавшие на глаза волосы, и осмотрелся. В квартире, конечно, ничего не изменилось, и он чувствовал себя, как на необитаемом острове, — здесь и сейчас никому не было до них дела...

Едва заперев дверь, Аннит сбросил сандалии, с наслаждением потянулся, поднявшись на пальцы босых ног, помотал головой и засмеялся. Мурри невольно поёжился, обхватив руками бока, и нетерпеливо посмотрел на него.

— Ну, пришли назад — и что дальше?

Аннит удивленно взглянул на него.

— Я подыхаю от голода. Так что — пошли есть.

..............................................................................................

В квартире оказалось страшновато — электричества Аннит зажигать почему-то не стал, а в едва сочившемся в окна багровом закатном полусвете она выглядела довольно-таки жутко. Здесь царила неприятная тишина — словно кроме них в здании не осталось ни души, и Мурри вздрагивал от каждого шороха. Аннит привёл его в маленькую кухню — тоже полутемную, с единственным узким окном, выходившим во двор. Сквозь листву росшего под окном дерева пробивался красный закатный свет.

Все вещи тут были старые — старая газовая плита, старый холодильник, какие-то деревянные буфеты — и Мурри показалось, что они провалились в какое-то совсем уже древнее, примитивное прошлое.

С едой тут оказалось небогато — Аннит отыскал каравай черного хлеба и большой кусок какой-то суховатой ветчины, слишком солёной и постной на вкус Мурри. Он был, впрочем, слишком голоден, чтобы привередничать, и несколько минут они сосредоточенно жевали. Потом Аннит сделал им чаю с лимоном, что пришлось очень кстати — пить после ветчины захотелось ужасно.

За всё время ужина они не сказали ни слова — да и говорить им было не о чем. Местное радио молчало — и проводное, и обычное, телевизор — тоже древний, с небольшим экраном, — работал, но не показывал ничего, кроме помех. Конец света наступил буднично и незаметно, и теперь Мурри чувствовал себя как-то странно — словно ему пообещали незабываемое зрелище, а потом обманули.

Сидеть в пустой квартире было скучно. Он не привык бездельничать — да был к этому и не приучен.

— И что мы будем здесь делать? — наконец спросил он.

— А что ты предлагаешь? Я послал сообщение Мауле. Незримая надежда будет здесь через два дня. Какая бы чертовщина тут ни творилась, с ней будет покончено, и быстро.

— И мы будем просто ждать прибытия спасателей?

Аннит фыркнул.

— План такой, да. Только я уверен, что неприятности найдут нас куда раньше. Какой смысл сокращать им путь?

— Но мы могли бы помочь...

— Хц, кому? Никто не поможет тому, кто не хочет помогать себе сам. То есть попробовать-то может — но всё станет в итоге ещё хуже.

— Послушай, я знаю, что я — просто мелочь по сравнению с тобой, — Мурри сбился, пытаясь подобрать слова. — Может быть, с твоей точки зрения все люди — мелочь, я не знаю. Но это не значит, что на них можно смотреть, как на... ну, на бабочек-однодневок, что ли. Это... неправильно.

Аннит слушал его с серьёзным и деловым выражением лица. Потом, задумавшись, сложил руки на груди, глядя вниз.

— С умственной стороны я не слишком отличаюсь от тебя, — наконец сказал он. — Не то, что это очень меня радует, но все наши отличия лежат в другой плоскости. Но в целом ты прав: прожив семнадцать тысяч лет, начинаешь смотреть на людей иначе. Что бы они ни делали, всё равно, они не будут жить вечно. Это, знаешь, заставляет иначе смотреть на... жертвы. Десять или сто лет позже или раньше — какая разница для Вечности?

— Для Вечности, наверно, никакой. Но для тебя есть. Ты же не хочешь стать равнодушным вообще ко всему? К людям, к жизни, к смерти. Тогда ты сам тоже умрешь, даже если физически будешь ещё жив. Тебе просто будет на всё наплевать. Ведь Неделимой Сущности ничего не надо для поддержания своего существования. Она просто существует. Мне вот хоть есть нужно.

Аннит явно был взволнован. Казалось, он даже не слушал его — он ходил из угла в угол, поворачиваясь на пальцах босых ног. Потом замер, глядя на него.

— Знаешь, я очень рад, что создал тебя, — вдруг сказал он. — Правда. Чтобы ты напоминал мне о том, что это — быть человеком. Просто, знаешь, лень — это мысль, говорящая о ненужности усилия. Тоже крайне полезная штука в своём роде. Всякая вещь должна быть сделана в своё время и в нужном месте. Только так, иначе пользы от неё не будет. К тому же, я старше тебя раз в тысячу. Это тоже влияет, конечно.