Спасти Ссср ч6

Частью покупки было обучение их детей за государственный счет в лучших британских университетах с последующим трудоустройством в посольства Омана по всему миру и на другие подобные синекуры.

Так Саид оказался в Оксфорде, где в тот момент бушевала вялотекущая социалистическая, а так же сексуальная, наркотическая и всяческая другая революция.

Там он быстро нашел себе подружку, британку, левую, которая быстро просветила его насчет страданий палестинского народа. Надо сказать, что Оман исторически никогда не имел связей с Палестиной и вообще с большим арабским народом: это была горная страна, в которой жили горцы с узкой береговой полосой, на которой жили мореплаватели, некогда построившие великое по арабским меркам государство, фактории которого были и в Африке (Занзибар) и на территории современного Пакистана (стратегический порт Гвадар веками был собственностью оманского султана). Это был отдельный народ, со своими правителям, торговыми путями, союзниками и врагами, он не был частью Османской империи, Оман не ощущал себя жертвой колониального соглашения Сайкса-Пико, потому что не был его частью, его султаны не были родственниками правителей других арабских государств, торговля их шла в основном мимо арабского мира из-за гор, которые отделяли их. Поэтому палестинская проблема была оманцам чужда — но это до того как средства массовой информации и преподаватели не объяснили, почему она так важна для них. Примерно в это же самое время — в соседней Саудовской Аравии не хватало учителей, они импортировали их из более образованной Сирии — и так в Саудовской Аравии появился современный исламский экстремизм. Один из учителей рассказывал своим ученикам об изгнании палестинцев, о врагах-евреях. Он учил их играть в футбол, который в Саудовской Аравии не знали, но для того чтобы принять участие в игре, надо было прочитать по памяти что-то из Корана, каждый раз новое. Особенно этот учитель просил учить девятую суру, единственную которая не открывается словами "Во имя Аллаха, милостивого и милосердного..." поскольку содержит в себе объявление войны неверным. А среди учеников этого учителя — был худощавый, нескладный, заброшенный юноша по имени Осама бен Ладен, который очень любил играть в футбол...

Саид, выросший в жесткой племенной структуре, где действия каждого строго регламентированы и за каждым, особенно за молодыми людьми существует строгий неусыпный надзор общины. И он оказался в атмосфере абсолютной свободы, где почти каждая девушка готова отдаться симпатичному кавалеру после пары глотков джина или порции кокаина. Постепенно он втянулся и стал жить теми же интересами, что и шумное, бестолковое студенческое братство. Но внезапно он понял одну простую вещь - что вся их помощь Палестине и сочувствие палестинскому народу исчерпывается радикальными разговорами, сбором каких-то денег, да подпольными лекциями, которые читали приезжие бойцы сопротивления, и после которых собирали деньги. В отличие от своих британских, пустых и недалеких сверстников — Саид вырос в семье и в обществе, где ценилось действие, а не болтовня. И он — сделал следующий шаг и начал искать место, где бы он мог помогать делу палестинского народа и борьбе с Израилем не словами, а делами. Так он оказался в подпольной компартии — агентов советской разведки там не было, зато в изобилии было агентуры Мафабы, кураторов из Штази, румынской разведки и так далее, далее...

Эти кураторы предложили ему попросить — после окончания Оксфорда — место в посольстве Омана при дворе Ее Величества. Учитывая вес его отца в оманских племенных раскладах — это нетрудно было сделать.

Так Саид сделался важным звеном в европейской террористической сети. То что происходило в Европе — угоны самолетов, убийства, взрывы — он ко многому имел хоть косвенное, но отношение. Взорвали — относительно недавно — отель где проходил съезд Консервативной партии. Но он не понял главное — что живым выхода из этой системы — нет. Рано или поздно — система перемелет всех, и в том числе — его...

Карлос — ждал. Он ждал, потому что его так научили инструкторы, не советские — сначала в лагерях в Сирии и Ливане, где преподавали настоящие асы тайной войны, практики, за плечами которых годы войны с Израилем. Сиди и смотри. Не высовывайся, смотри, что он будет делать. И кто появится если подумают, что контрагент на встречу не пришел.

— Эй! Вы здесь?

Ему не было жаль этого паренька... ему вообще никому не было жаль. В этом смысле он полностью соответствовал страшной теории мало кому известного русского учителя Сергея Нечаева. Согласно которому есть революционеры первого и второго сорта. И второй сорт — это революционный капитал, отданный в распоряжение революционерам первого сорта. И они должны его тратить на нужды революции — тратить людей как тратят деньги и взрывчатку. И отвечать за траты только перед товарищами и собственной совестью, которой по факту ни у кого из них не было.

В то время — был Гарибальди, был генерал Сан-Мартин, был Симон Боливар, был Кошут у венгров, был Костюшко у поляков. Многие народы тогда вступили на путь национальной борьбы, Россия в этом смысле не феномен. Но что интересно — нигде, ни один из них не додумался делить борцов на первый и второй сорт. Кроме Нечаева. И зная это — не стоит удивляться тому, что произошло потом...

И лишь когда парню надоело кричать, и он открыл дверь машины, чтобы уехать — Карлос поднялся из укрытия

— Я здесь!

Парень едва не отпрыгнул от машины

— Я здесь, товарищ — повторил Карлос.

— Почему вы не выходили?

— Осторожность, товарищ.

Карлос подошел ближе. Если сейчас — в него целятся снайперы 22САС — то он проиграл. Но это риск, который он принимал всегда.

— Вы привезли?

— Да.

— Покажите.

— Сначала пароль... товарищ.

Карлос ухмыльнулся

— Племя Рафиах. Устраивает?

Это ничего не значило.

Парень пошел к багажнику

— Вот...

Карлос подошел еще ближе. В багажнике, ничем не прикрытая, лежала ракетная установка

— Я должен вам передать...

Карлос ударил его по сонной артерии, накинул удавку и пока давил — наклонил к багажнику, чтобы кровь и рвота не испортили костюм...

Через час Карлос, в одних трусах стоял у машины и переодевался в костюм покойного, которого он забросал землей неподалеку. Одна из причин, почему послали именно этого бедолагу — он был довольно похож на Карлоса, имел тот же рост, вес и схожие черты лица. Что касается всего остального — для полицейских что арабы, что латиноамериканцы — все на одно лицо.

Ни капли жалости — Карлос не испытывал...

Некоторое время назад

Белфаст

Любой терроризм... любая война, если она продляется достаточно долго — порождает интересную ситуацию: появляются люди, для которых все это становится новой нормой. Которые находят себя в этом, в этой дико ненормальной жизни-смерти, и даже получают какое-то удовольствие от всего от этого. Это первый шаг — а вторым становится внезапное осознание того, что с врагом, стреляющим в тебя, у тебя больше общего, чем с тыловыми крысами из своего собственного народа. Враг — да, он враг, но он точно так же честно переносит трудности и рискует жизнью, он стреляет в тебя, а ты в него — но у вас равные шансы. А тот кто сидит в тылу, в тепле, с семьей, да еще и жиреет на военных поставках — что у него может быть общего с тобой?

История противостояния в Ирландии — это как минимум вековая история, вопрос ирландского сепаратизма стоял в полный рост еще до Первой мировой войны. Террористы сегодняшнего дня на допросах вполне искренне говорили, что они мстят за 1916 год, когда жестоко было подавлено восстание в Дублине... хотя жестоко... Адольф Гитлер и Генрих Гиммлер, показавшие всеми миру что такое всамделишная жестокость — сильно посмеялись бы над этими наивными претензиями. А ведь был еще голод середины 19 века и массовая миграция в США — вообще, предыстория этого конфликта немыслимо сложная. Как и настоящее. В сопротивлении Северной Ирландии — оно никогда не было единым — боролись сразу несколько течений. Просто националисты, националисты — социалисты, социалисты и даже марксисты. Часть групп опирались на поддержку ирландских общин Бостона и Нью-Йорка, и понятно, что к коммунистам они относились примерно так же как к упавшей в суп мухе. Другие наоборот — опирались на поддержку местных... а бойня Пасхального воскресения имела свою невеселую предысторию. Ведь Белфаст был крупным промышленным центром, тут построили Титаник — но он, как и Глазго на другой стороне залива — с пятидесятых годов переживал массовый упадок с закрытием фабрик и массовой безработицей. Вот только в Глазго не было своих сепаратистов, потому-то там демонстрации не переросли в партизанскую войну. Те, кто опирался на местных — они все в той или иной мере были левыми. Некоторые перенимали идеологию БААС Саддама Хусейна и Третьего пути Муаммара Каддафи — потому что ездили в лагеря на Ближний Восток, и получали оттуда не только оружие, но и идеологию, странную смесь коммунизма, фашизма и радикального ислама. Некоторые ездили на Кубу и в страны Латинской Америки и обогащались теорией и практикой революции там. Ирландцы — крестьянская нация, потому ради ресурсов в виде оружия, инструкторов, денег — они могли поклясться в чем угодно и принять какую угодно идеологию. Они толкались локтями на крошечном пятачке земли, предавая, а подчас и убивая друг друга. Конца — края этому не было видно, и британцы к слову, эти напыщенные джентльмены все больше походили на своих противников ирландцев. Они все больше погрязали в этой войне, все больше передоверяли функции представителей лоялистам из тех же ирландцев — а это были те же самые боевики ИРА, только со знаком "плюс".

Вопрос еще — кому "плюс".

Вот представьте себе: север, может быть север Англии, а может Ирландии, автомобильная заправка с магазином, в котором можно купить газету или журнал в дорогу, перекусить, долить масло в машину...

А вокруг — зеленая сельская пастораль, только рядом гудит дорога, по которой идут грузовики. Кстати британская особенность — на кабине подсвечиваемый транспарант с наименованием владельца машины, такого больше нет нигде...

Подъезжает коричневый Форд Гранада, останавливается у одной из колонок. Выходят трое, включая и водителя. Вид такой, что любой опытный полицейский машинально проверяет, на месте ли пистолет. Наглые глаза, кожаные куртки, у одного — шейный платок, на нем — матерные ругательства написаны.

Один лениво пинает скаты, не спустили ли, второй вразвалочку идет в магазинчик. Третий — вот третий чем-то отличается от первых двух, он внимательно, неспешно осматривается по сторонам, и его взгляд — как щуп сапера...

Бандит ногой открывает дверь магазинчика, смотрит на полноватую рыжую продавщицу

— Десять галлонов — цедит он

— Сначала плати — лениво отвечает королева бензоколонки — а то знаю я вас

Бандит вытряхивает из кармана замусоленные банкноты. Наваливается на прилавок

— А добавки — говорит он

— Я вообще то замужем.

— Да и пофиг.

— Том! — кричит второй с улицы

— Подожди! — лениво бросает ловелас, и это становится его ошибкой. Огромной...

Ауди200 кватро — сорок четвертый кузов, шикарная немецкая тачка, участвует в ралли — резко тормозит, из нее вываливаются трое. Все в гражданском, джинсы и куртки — но все с оружием. У одного МР5 с подствольным фонарем, у двоих — Браунинги, но необычные, длинный ствол и магазин на тридцать патронов вместо тринадцати. Такие появились совсем недавно — после победы над Аргентиной*.

— Армия! — кричит один из них с моржовыми усами

В дверях появляется ловелас, в руке у него банка пива. В рабочей руке, потому что человек инстинктивно все делает сильной, рабочей рукой. Банка падает из рук, САС — недаром их зовут гробовщиками — открывают огонь на первое же движение. Но — инстинктивно они поражают ту цель, которая кажется наиболее опасной — движущуюся. Почему то почти беззвучно сыплются стекла заправки, боевик ИРА падает внутрь, но один из стрелков — потом он станет знаменитым писателем — замечает, что одна из целей упала как бы не так как должен падать мертвый или смертельно раненый человек. И упал этот тип — за машину.

— Чисто! — кричит сержант

И — словно насмешкой — по ногам бойцов косой проходит очередь. Упавший за машину стрелок разряжает магазин по тому, что видит — по ногам. Падает сержант, падает второй стрелок — между укрытием от обнаружения и укрытием от огня есть большая разница, и они только что почувствовали это на своей шкуре...

Но САС на то и спецназ — они никогда не сдаются. Превозмогая боль, сержант бросает свой автомат уцелевшему бойцу — а сам тянется за пистолетом. Без оружия тут оставаться нельзя ни на секунду. Боец с пистолетом — пулеметом броском — оказывается около машины противника, перемахивает капот, очередь вспарывает... бетон. За Гранадой — пусто, только на бетоне — лежит короткий пустой рожок от Скорпиона. И — нет даже капель крови.

Спецназовец — понимает что они проиграли. Преследовать в одиночку такого противника — большая глупость. Потому — он возвращается к раненым товарищам, начинает оказывать первую помощь. Сержант — по рации вызывает подмогу.

Тот же день, один из лагерей британской армии. Бетонные ограждения, вышки, толстые пуленепробиваемые стекла. Постоянный гул вертолетов — это вертолетная земля. Новые Пумы — но наряду с ними активно используются и старые Вестланды — маленький посыльный WASP и более крупный лицензионный Сикорский. У этих — вместо турбины обычный авиационный двигатель, не слишком мощный, но чертовски долговечный.

В госпитале суматоха — одного раненого уже прооперировали, со вторым еще возятся. В палату к прооперированному сержанту заходит сухощавый, средних лет человек. Это — бывший командир 22САС, он только что вернулся с Фольклендов, где был военным генерал-губернатором и командующим военной группировкой. После того как стало понятно — дело закончено, аргентинцы больше не сунутся — его вернули в Англию, сейчас он командующий валлийским военным округом Все вооруженные силы Уэльса подчинены ему.

— Сэр ... — сержант пытается подняться

— Не надо — сухо говорит генерал, сэр Питер де ла Бильер — не усугубляйте свое положение, сержант...

— Черт...

Сержант смотрит на свои забинтованные ноги

— Черт бы все побрал. Не потанцевать мне больше с веером**, а сэр.

— Да, похоже на то. Впрочем, у меня много дел в штабе

— Бумажки разгребать? Увольте, сэр. Лучше пойду такси водить как мой старик. Черт возьми... как Пит?

— Им занимаются

— Бедолага. Мне хоть два года оставалось

* * *

. А он совсем зеленый.

— Не слышали, у него есть родня?