В те редкие моменты, когда во время своего рассказа Ромэр смотрел на меня, я видела боль в его глазах и очень боялась, что он вновь замкнется в себе. То, что он пережил, что в сокращенной форме рассказывал мне... Это было страшно. Неестественно быстро повзрослевший подросток, сражавшийся за свою землю наравне со взрослыми. Восемнадцатилетний парень, видевший своими глазами смерть отца, бывший рядом с дядей, по сути, единственным оставшимся в живых родственником, когда того тяжело, почти смертельно ранили. Отчаявшийся молодой юноша, ставший свидетелем разорения и разграбления родного замка... Поражение, ледяной занозой засевшее в сердце, ядом разъедавшее душу.

Он, как и другие выжившие дворяне Арданга, стал изгоем, вынужденным скрываться от солдат, называться чужим именем, заискивать перед чернью ради спасения своей жизни. Ромэр рассказал, что дядя остался жить на родовых землях даже после того, как потерял на них все права, лишился самой возможности близко подходить к замку, принадлежавшему роду Аквиль более пяти сотен лет... И возможность жить на совсем недавно принадлежавшей ему земле дядя считал благом...

Ромэр говорил спокойно, во время рассказа его голос ни разу не дрогнул. Но арданг старался на меня даже не смотреть, сосредоточенно рассматривая угол стола. Большая часть рассказа была просто сухим перечислением фактов, но меня бросало то в жар, то в холод, когда он говорил о бесчинствах наших войск на ардангской земле, о сражениях, о сожженных деревнях...

Я понимала, что восстание было тогда единственным выходом. Старалась не думать о второй войне, о которой Ромэр не обмолвился и словом. Если откровенно, то спрашивать о ней боялась. В голову неожиданно пришла еще одна мысль: хорошо, что с самого начала не сказала Ромэру, кто я, только назвала имя. Какое у него могло быть отношение к дочери человека, затеявшего войну, и к приемной дочери человека, жестоко подавившего восстание, победившего подлостью, я представляла. Ни о доверии, ни о помощи речи бы не было... Уверена, если бы он знал, кто я, даже краюхи хлеба у меня не взял бы... Какое, все же, у судьбы странное чувство юмора, — именно мне, той, которой он никогда не доверился бы, выпало помочь Ромэру.

Закончив свой рассказ, Ромэр надолго замолчал, не поднимая на меня глаз, все так же рассматривая стол. А я смотрела на этого решительного, гордого человека, сидевшего передо мной на краю кровати, и восхищалась им, спрашивая себя, как же он не сломался? Я бы и злейшему врагу не пожелала такую жизнь. Если во время войны его поддерживала небезосновательная вера в победу, то что, что, во имя небес, давало ему надежду в подземелье отчима? Ведь там надежды не было никакой. И это просто... отказаться от еды и питья и... прекратить эту постоянную пытку. Я бы сделала именно так... Но что-то помогало ему, поддерживало и там, в камере... Что?

В дверь постучали.

— Да? — тут же откликнулся Ромэр, поворачиваясь к источнику звука.

— Вы обедать будете? — послышался из коридора голос хозяина.

— Конечно, спасибо, — вежливо ответил арданг.

— Лады, все будет готово через час, — сказал хозяин и ушел.

Я не могла оторвать взгляда от Ромэра, и заметила, как уголок его рта приподнялся в саркастичной усмешке.

— Интересно, а что Стратег... — начал арданг, поворачиваясь ко мне, но осекся, усмешка исчезла. Взгляд из вызывающего стал виноватым. Ромэр несколько долгих мгновений смотрел мне в глаза, потом шепнул: — Прости.

И только тогда я поняла, что плачу. Тряхнула головой, отгоняя призраков прошлого, поспешно провела ладонями по щекам, стирая слезы:

— Это ты извини.

— Не думал, что ты так близко к сердцу воспримешь мои слова, — поостерегся бы рассказывать. Не хотел тебя расстроить, — покаялся арданг.

— Ромэр, все в порядке, — заверила я. — Я просто... Все в порядке, правда.

Не признаваться же, что мне больно было все это слушать. Что сухие фразы из учебников истории и хроник вдруг преобразились, стали кровавыми картинами, окаймленными копотью пожарищ. Что даже не могу обидеться на Ромэра, всего лишь на мгновение предположившего, что я способна с заносчивостью победителя злорадствовать из-за поражения его страны. Мне почему-то казалось, он должен лучше меня понимать. Хотя... с чего бы вдруг? Ведь это был первый раз за два месяца, когда мы разговаривали о чем-то личном, а не отделывались короткими общими фразами.

Как вести себя с Ромэром дальше, я не знала, слишком тяжелое, гнетущее впечатление произвел на меня разговор. Похоже, на арданга тоже, потому что он поспешно сменил тему, предложив сходить в конюшню, проверить наших коней. Я только обрадовалась.

За нашими животными хорошо ухаживали, по крайней мере, Ромэр, осмотрев обоих коней, остался доволен. На обед мы пришли первыми, что было к лучшему, потому что удалось занять уже облюбованный угол. В зале было тоскливо и сумрачно, в тусклые окна заглядывала хмурая мокрая улица. Но вскоре хозяин зажег на столах светильники, в зале появились, загомонили люди, рассаживаясь. Поздний обед, практически ужин, порадовал. Еды было много, и она была вкусная, хоть и без изысков: овощной суп на мясном бульоне, картофельное пюре и сочные жареные колбаски с горчицей, а на десерт яблочный пирог и рюмочка вишневой настойки. Порции были для меня огромными, поэтому я просто делилась всем с Ромэром, не обращая внимания на его слабые протесты. За соседним столом снова сидели ардангские торговцы и разговаривали о своих проблемах. Я, краем глаза поглядывая на спутника, явно наслаждавшимся звучанием родной речи, делала вид, что и слова не понимаю из разговора.

После ужина мы снова поднялись в комнату. Я зажгла светильник, и полное холодных теней помещение вновь стало уютным. Ромэр снова растянулся на кровати, я устроилась у окна. Но серьезные темы мы больше не затрагивали. Разговор плавно и вяло кружил вокруг завтрашнего дня, предстоящей дороги. Через некоторое время по изменившемуся дыханию молчавшего арданга поняла, что Ромэр заснул. За окном сгущались сумерки, вскоре стало совсем темно. Все еще шел дождь, наполняя комнату тихим шорохом капель. Я встала, на цыпочках подошла к комоду, вынула из стоящей на нем дорожной сумки одеяло и укрыла Ромэра. Он едва заметно нахмурился, но не проснулся. Вернувшись на свое место, осторожно приоткрыла даже не скрипнувшее окно, впустить свежего воздуха... Всегда любила чистый, живой запах весеннего дождя.

Глава 13

На следующий день мы поехали дальше. Кручу, многому меня научившую и давшую богатую пищу для размышлений, я покидала без сожаления. Теперь мы двигались на юго-запад, и можно было только радоваться приобретению коней. Конечно, я устала после долгого пешего перехода, но дело было даже не в этом. Мы сошли с тракта. Еще перед Кручей. И разницу мои ноги ощутили незамедлительно. Широкие, выложенные подогнанными друг к другу камнями тракты велел проложить еще мой дед. Когда отец и отчим увеличили территорию Шаролеза, они продлили и тракты. Но прочие дороги, хоть и поддерживались в хорошем состоянии, сильно уступали главным пяти трактам, расходящимся от Ольфенбаха.

Арданг... Границу этой провинции Шаролеза мы должны были пересечь вечером третьего дня. Чем ближе мы становились к этой земле, тем чаще я замечала на лице спутника мечтательное выражение. Разумеется, узнав от торговцев новости о дяде, он радовался встрече. Это я понимала, но приподнятого настроения Ромэра не разделяла. Я ни разу не бывала в тех краях, честно говоря, не интересовалась текущим положением дел и опасалась увидеть разорение и нищету. И что-то мне подсказывало, что если я окажусь права, Ромэру будет очень трудно выполнить до конца свое обещание и помочь мне сбежать из страны. Как показало время, я была недалека от истины...

В дороге по обыкновению разговаривали немного. Не знаю почему, но весь день боялась, что Ромэр задаст тот самый вопрос, на который я до сих пор не знала, как правильно ответить. Что я могла сказать на 'Как и когда ты узнала обо мне?'? Что? Тему заточения и клейма, которое спутник, не догадываясь, что я понимаю истинное значение этого жеста, часто прикрывал ладонью, мы не обсуждали ни разу. Но я знала, долго обходить молчанием этот период и обстоятельства нашего знакомства невозможно. А вопросов боялась... Потому и спрашивала что-то несущественное, стоило ардангу после паузы бросить на меня внимательный взгляд и попробовать заговорить. Когда это произошло в четвертый раз подряд, Ромэр усмехнулся, качнул головой и оставил попытки завести серьезный разговор.

Но, в общем, должна сказать, что отношения стали теплей. Исчезла отчужденность, смущавшая меня первое время, Ромэр стал значительно общительней. Видно было, что перемена тона ему, как и мне, нравится. Еще заметила, что отношение Ромэра ко мне изменилось. Не знаю, что стало тому причиной, поведение пьяных или моя реакция на его рассказ. Но чувствовала... заботу Ромэра. До хрупкой фарфоровой статуэтки мне было еще далеко, но, судя по тому, как бережно он помогал мне залезать на лошадь, я уверенно приближалась к приобретению этого статуса.

Ту ночь провели в какой-то деревеньке в сарае. Комнат в наем там не сдавали, так что пришлось проситься к деревенским жителям на постой. После дождя ночевать на сырой земле за пределами деревни не хотелось. Разумеется, напрашиваться в дома нам в голову не приходило, но, тем не менее, неодобрительных и подозрительных взглядов избежать не удалось. Сказывалось, что деревня Яблонка была уже довольно далеко от Северо-Западного тракта, чужаки были здесь редкостью. Только в третьем доме нас пустили на ночлег. Если до побега я восприняла бы молодецкую задиристость светловолосого хозяина, как наглость, то теперь понимала, что это была своего рода защитная реакция. Он не знал, чего от нас ждать и, кажется, не очень поверил рассказанной Ромэром легенде. Удивительно, по-моему, но предложенные деньги его насторожили еще больше. Но хозяин все же взял монеты и пустил нас, за что ему большее спасибо. Он отвел нас в просторный сухой хлев, в котором жили пять очень удивленных нашим появлением козочек, и предложил расположиться на высоком настиле над животными. Правда, еще он спросил, не будем ли мы возражать, если он запрет нас снаружи, но после решительного 'Нет, конечно' арданга не стал это делать.

Утром настороженности в хозяине поубавилось, но верхом его гостеприимства были коврига горячего хлеба и выделенный нам кувшин парного молока. От молока я уже не отказывалась, — привыкла за время путешествия.

Мы проехали мимо двух небольших селений, а к вечеру второго дня добрались до поселка Вершинный, расположенного, как следовало из названия, на вершине крутого холма. Сотни полторы домов, частокол, кое-где облагороженный и превращенный в каменную стену. Стражник у ворот нас пустил, не задавая лишних вопросов, но вот взгляд этого высокого худощавого человека, чем-то напоминавшего куницу, мне не понравился. Он не был настороженным, нет... он был хищным. Почему-то решила, что солдата больше заинтересовали кони, которых мы вели в поводу, а не мы сами. Оказалось, Ромэр тоже заметил этот взгляд и повышенное внимание стражника.

— Есть подозрение, что этой ночью мы станем жертвой местных неуловимых конокрадов, — шепнул арданг, когда мы отошли на порядочное расстояние от ворот.

— Согласна, — так же шепотом ответила я. — Что будем делать? Уже поздно, темно...

— Думаю, это как раз та самая крайняя нужда, когда мы вынуждены будем разделиться, — после небольшой паузы продолжил Ромэр.

— Не надо... — страх в голосе не удалось полностью скрыть. Ромэр бросил на меня короткий, расстроенный взгляд, вздохнул.

— Сам не хочу, но, боюсь, иначе придется снова идти пешком.

Я задумалась. Конечно, он был прав, без лошадей наше продвижение сильно замедлится. Но, в конце концов, можно купить других, денег должно хватить. Но если у нас украдут коней, то мы должны будем оповестить об этом стражу, если не хотим вызвать подозрений. Оповестив стражу, мы привлечем к себе внимание. Не оповестив стражу, тоже привлечем к себе внимание. Но в любом случае нас запомнят наверняка. Ромэр — личность яркая, да и я на фоне обычных женщин сильно выделяюсь...

Колебались мы долго. Расставаться не хотелось. Говоря Ромэру, что в крайнем случае можно купить других лошадей, и приводя прочие аргументы, в какой-то момент поняла, что истинную причину моего беспокойства арданг не понимает. Пришлось объяснить, что меня пугает не перспектива провести ночь одной в запертой комнате. Страшит то, что будет происходить с Ромэром в конюшне. Ведь конокрад не может быть один! Ромэр удивленно и недоверчиво посмотрел на меня, словно ожидал чего угодно, но не таких слов. Улыбнулся одними губами и сказал, что с парой воров уж как-нибудь справится. Я не нашла, что возразить немного уязвленному мужчине так, чтобы не обидеть еще больше. Его навыки я под сомнение не ставила, имела в виду совершенно другое. Но в тот момент подобные слова выглядели бы неуместными и неправдоподобными оправданиями. А оправдываться не хотелось...

Мы расположились на небольшом постоялом дворе у южной окраины поселка. Комната, тусклая и затхлая, с трудом вмещала узкую, застеленную лоскутным пледом кровать, пару стульев и дырявую ширму в углу. Ромэр проверил петли, несколько раз щелкнул замком, запер ставни и створки окон. Осмотром остался вполне доволен и, оставив меня с вещами в номере, ушел в конюшню, расседлывать коней. Вскоре вернулся, занес в комнату седла и умостил их у запертого окна.

Посетовал, что из конюшни наша комната совсем не видна, но сказал, это не повод для уныния... Если бы я хоть на унцию была с ним согласна...

— Запри за мной дверь, подставь к ручке стул и ложись спать, — ободряюще улыбнулся Ромэр и, пожелав спокойной ночи, ушел.

Всю ночь я не могла сомкнуть глаз, даже долго сидеть на одном месте была не способна. Нервничала безумно, молилась, чтобы все обошлось, чтобы мы оба с ним ошиблись, чтобы никаких конокрадов в Вершинном не было... Чтобы все это оказалось напрасной предосторожностью... Сердце ухало в ушах, дрожали руки, липкими волнами накатывал страх. Ругала себя всеми известными словами... Какая я идиотка... К черту лошадей! К черту его упрямство и самоуверенность! Как я позволила ему уйти и рисковать? Ведь если он действительно встретит воров, то, готова клясться в этом чем угодно, их точно двое, а вероятней трое! Он, конечно, считает, что должен защищать меня и мое добро, но он долго не держал в руках оружие! Понимаю, что мастерство, отточенное годами, давно стало инстинктами, но... Его могут ранить, даже убить... Господи, почему я не объяснила? Почему?... Я, расхаживая по комнате, молитвенно сцепив руки, старалась гнать панику, пыталась думать, что все будет хорошо... Идиотка, какая же я безмозглая идиотка! Нужно было настоять на том, чтобы он остался в комнате! Лошадей всегда можно других купить, ну, прошли бы еще пару дней пешком, ничего бы с нами не случилось... Боже, защити его!

Светало. Утренняя серость пробивалась сквозь закрытые ставни. Почему-то я думала, что Ромэр вернется на рассвете. Но он не появился ни на рассвете, ни с восходом. Я не знала, что дальше делать, ведь по моим представлениям, он давно должен был вернуться! Металась в запертой комнате, а в голове звучали слова арданга: 'Не выходи без меня'. В который раз ледяной водой окатила мысль: 'А если с ним что-нибудь случилось?', сердце пропустило удар, на глаза навернулись слезы. Тут мне почудился какой-то шум снаружи, множество голосов. Отшвырнув с дороги стул, я дрожащими руками повернула ключ в замке, рванула на себя дверь, шагнула в коридор, захлопнула за собой дверь, зачем-то снова повернула ключ и побежала по длинному коридору мимо комнат к залу. Там выскочила через другой ход не на улицу, а во двор, откуда слышала шум.