Чистилище для неудачника

— И что будет, — спрашиваю под конец, — если, не дай Свет, потеряю струг?

После разгрузки он переходит в мое распоряжение. И тут уже заканчивается ответственность кормчего и дома купеческого и начинается моя.

— Холоп с твоими повадками и наглостью мне без надобности, — сказала спокойно. — А долг придется отработать. В качестве здешнего кастеляна и охранника моих грузов.

— Это ж сколько лет при таких расценках!

— А ты не теряй чужое добро, преумножай свое.

— Госпожа моя, — говорю серьезно, — мне нет резона оставлять голову где-то там, но в жизни бывает всякое. Вдруг ждет гибель и брата твоего не спасу?

— Все в воле Великодушного и Сеющего Добро, — ответила без малейшей задержки. — Если придет чей-то срок, значит так тому и быть. Но я знаю, — в тоне проскочили стальные нотки, — ты сделаешь, что должно. И хорошо подумаешь, прежде чем лезть за золотом. Чтоб наверняка взять, а не игра со смертью ради возврата ссуды. Не настолько ужасная участь, — и вроде бы случайно потянулась, демонстрируя прелести.

— Поверь, — бурчу, — я ценю свою шкуру гораздо выше неоправданного риска.

— Знаю. И кто план придумал, благодаря которому наши потери минимальны. И отношение твое, противоположное орденцам ценю. Другому б ничего не дала, сколько не проси. А ты удачливый. Значит и мне сможешь добавить.

Она хоть выросла здесь, а воспитание не словенское. На востоке в везение вкладывают несколько иной смысл. Оно не твоя личная заслуга, а благословение свыше. Раз все хорошо идет, значит и на остальных близких распространяется. Случись внезапно неудача — это проверка. Сдашься или поднимешься. И окружающих это также касается. Ведь удача общая и идет от старшего. Потому и император у них прочно сидит, раз Бог поставил на трон, а как засуха и неурожай, начинают коситься и говорить: 'А Царь царей-то не настоящий'.

Как бы то ни было, я получил практически все, в чем нуждался. Хотя и не бесплатно. А куда деваться. Помимо корабля требовалось еще и кормить людей. Дневной рацион в армии фунт мяса, фунт сухарей или полтора хлеба, сыр, бобы, рыба и кружка вина. И все это требуется приобрести заранее. В Диком поле лавки отсутствуют, а что есть, стоит в разы выше обычных цен.

Дальше все зависело от той самой удачи и насколько точно помню случившееся во сне. И что гораздо важнее, будут ли люди действовать знакомым образом. Уже убедился, вмешиваясь происходящее, вольно или невольно, меняю судьбы. Кто-то уцелел, другие, напротив, гибнут. Лапишки тогда полностью не сожгли, однако пострадали городок гораздо сильнее и даже через три года не оправились. Моя прекрасная подруга в той жизни была незнакома и про судьбу ее ничего не знаю. Зато про брата полная уверенность. Без моего вмешательства лежать бы ему в могиле. Вроде очередное доброе дело, как советовал тот мобед, а откуда мне знать, что не станет творить в будущем чего откровенно нехорошего? То-то и оно. Я мимоходом меняю чьи-то судьбы, даже не стремясь к тому, они, в свою очередь, толкают кого-то, освобождая себе место. Пока камешек в пруд упал мелкий и круги тоже еле различимые. Но чем дольше это продолжается, тем больше их пойдет по воде. И что? Да ничего. Единственный способ ничего не менять — сидеть на печи. И то неизвестно. Илие Муромцу пришлось слезть через тридцать лет.

Лях нечто бубнит по соседству. Смиляна внимательно слушает. Тоже докука на мою голову. Когда парни пришли проситься в кметы, заявилась вместе со всеми. Нет, девка она очень ничего. В смысле здоровая, как мужик. Кулаком даст, с ног сшибет. Но все ж баба. То есть при косе , да обрезала дурища.

— Все равно замуж никто не возьмет теперь, — сказала, когда отвел в сторону для беседы без чужих ушей. — Да и не хочу с мужиком. Противно.

Девок практически всех куманы изнасиловали. Иногда толпой, да на глазах у всех.

— Были ж поляницы, чем хуже?!

Отговаривать ее было бесполезно. Это стало ясно сразу. Тупая и упертая. Одно слово — дярявня. Но может поймет, чего со временем.

Взять-то взял, однако с условием. Учить драться стану, тем не менее, основное занятие усваивать у Ляха навыки лечения. Зашить рану, вынуть пулю или перевязать любой ратник сумеет. А вот выходить от болезни или отрезать ногу, не дав помереть — единицы. Не будет справляться или одно мешать другому — выгоню. Баб таскать с собой в походе всегда хлопотно, но лекарки совсем иное дело. На полк редко когда один хирург бывает, а большинству врачей я б не доверил навоз на поле возить. Они скорее угробят, чем спасут. Лях приятное исключение и пусть учит. Четыре руки всяко лучше двух, даже если голова одна.

Магии в ней ни на грош, зато запоминает моментально любые многословные объяснения. Видать голова совсем пустая прежде была. Ну а крови деревенские не боятся и зашить могут не хуже, чем зарезать. Глядишь и будет Знающая травница. Все польза для отряда и людей. Да и ей заработок. А всех остальных предупредил, станут руки распускать в ее направлении, выкину за борт. Мне в походе свары без надобности.

Кормщик поднял руку, показывая на ближайший берег и принялся раздавать указания. На корабле я с ним не пытаюсь спорить, изображая главного. В отличии от меня, имеет настоящий опыт походов не только по реке, а также морю. Знает, как поступать. Да и прозвище явно не случайное — Сарыч. Хищная птица. В здешних местах любой купец при оружии, а при удобных обстоятельствах сам кого угодно ограбит.

Парус спускаем, на весла садимся. За несколько дней уже приноровились и в разнобой не гребем. Споро идет лодка в нужном направлении под заданный постукиванием помощника ритм.

Между порогами Днепра, выше и ниже их, считали 256 островов больших и малых. Самым знаменитым были два острова Хортица, находящиеся в плавнях Великий Луг, тянувшихся на сто верст против урочища Палиивщины. Здесь поставили давно крепость на Большой Хортице. Малая обзавелась таковой лет пятьдесят назад и несколько раз отбивала штурмы крымского хана, а дважды сжигалась дотла. Уж больно место удачное для нас и вредное для кочевников. Мешает идти Муравским шляхом.

В первом укреплении постоянно находилось до трех сотен человек, а возле второго собиралась даже тысяча. В мирное время они несли пограничную службу, нередко используя ее для набегов на крымчан с целью угона скота и контрабанды. Во время войны действовали по всей реке на шайкашах, совершая внезапный налеты и вывозя жителей из угрожаемых районов. Своего рода пехота на кораблях, умело использующая свое преимущество на Днепре перед конницей врага.

Здесь всегда присутствовало парочка хоругвей государских ратников и в крепостях имелись молитвенные дома и некоторое количество орденцев, а часть шайкашей передавала свое место по наследству и пользовались правами шляхтича. Тем не менее, в целом, народ собирался исключительно вольный, нередко буйный и умелый. Другие в Диком поле редко выживали. Весна самое их время.

— Поднять весла! — зычно скомандовал кормщик.

Корабль мягко, по одной инерции прошел вперед и ткнулся в берег возле очень похожего. Тут таких с десяток, а еще несколько пузатых-купеческих и куча разнообразных лодок. Самое время местному народцу собираться. Кто прикупить-продать чего, а кто и подходящую компанию ищет. Не одни куманы налеты совершают. Обратное столь же часто происходит.

Настоящей пристани никто и не подумал сооружать, выбрасывайся на песок, если очень надо. Однако место для торговых гостей выбрано не случайно. Крепость нависает над причалом и при необходимости расстрелять сомнительных пришельцев проще простого. Даже парочка пушек на данный счет имеется.

Прямо на берегу нередко и торгуют. Чужих внутрь стен не особо допускают. Желающие могут остановиться в посаде. Многие там и живут постоянно. Далеко не все можно и нужно привозить издалека. Проще прямо тут создавать амуницию или ковать железо. Не было ремесла, на которое не нашелся бы мастер. Да и кормить войско и приехавших необходимо. Потому кое-кто, не смотря на опасное место, пашет поля, разбивает огороды, снабжая остальных. Далеко не все здесь воины, хотя с какой стороны держат пищаль или саблю и мужик не перепутает.

Спрыгнув на берег и в некотором недоумении оглядев пустую округу. Никто не торгует, палатки пустые, кое-где вещи валяются разбросанные. Корабли тоже безлюдные. Охранники и те отсутствуют. Все срочно убежали, как при нападении.

Подхожу к двум пьяным до изумления седоусым старикам. По-настоящему пожилые деды, обычно до такого возраста в Диком поле не доживают. Сидят у огромной амфоры и судя по виду давно. Кстати, не уверен, что приобретена честно, а не взята за отсутствием хозяина.

— Здравствуйте панове, — говорю вежливо.

— И тебе, ик, — отвечает один за них, — здоровьичка.

Второй молча кивнул и пал лицом в песок, не удержав равновесия. Подняться он даже не попытался, дав храпака с переливами. Перевернуть бы на бок, подумалось, а то захлебнется блевотиной.

— Люди-то где? — интересуюсь у еще держащего равновесие.

— А панове добродийства чи не знают?

Я невольно оглянулся, ожидая увидеть за спиной целую толпу панов, но остальные дисциплинированно ждали разрешения спустится, глядя с корабля. Видать у него в глазах двоится или троится.

— А чего спрашиваю, коли знаю?

— Ась? — он глубоко задумался, явно не улавливая смысл.

— Куда люди пошли? — нетерпеливо повторяю.

— Тык на площадь. Некрас в литавры ударил, созывая вече.

Ага, никакого набега нет, просто общий сбор объявили.

— Можем сходить и разгружаться, — кричу для остальных. — Асен, Мефодий, Милош — со мной.

Брат Сирик и не подумал возражать, махнув через борт. Парван, приставленный к нему для пущей уверенности, ничуть не хуже распорядится товарами. И где их семейная лавка прекрасно знает. Парню охота саблей помахать.

-Унг! Погоняй парней!

Мы с ним на пару тренируем молодых. Может не погибнут в первой же стычке, если чуток воинской науки усвоят. Только я в свободное время, а он постоянно. На удивление толковый учитель вышел. Впрочем, так я вижу, с прежним опытом. А ребята, наверняка, считают, что над ними изощренно издеваются. Что за манера давать в руки, например, в два с лишним раза более тяжелый чурбан, чем сабля. Любовью к старшему ратнику не лучатся. Кто-то поймет. Потом. Если умудрится отбиться от врага.

— С превеликим удовольствием, — вскричал Красавчик.

Морды его подчиненных заметно погрустнели. Видать надеялись погулять на острове.

— Странно, — сказал Милош, шагая рядом и посматривая на чужое добро. — Совсем не боятся так оставить.

— Если поймают, — объясняю и так всем известное, но редко понимаемое, пока не столкнутся, — с самой безделицей, украденной, привяжут к позорному столбу и рядом тяжеленую дубину кладут. Любой может вдарить. Редко кто доживает до следующего утра.

Я во сне пару раз такое видел и очень хорошо понимаю, почему мало кто рискует спереть с прилавка.

— Впрочем, если с голодухи чего пожрать взял, не выпить, именно живот набить, то считается смягчающим обстоятельством. Как и должника на цепь посадят, пока кто-то не возместит ущерб.

Сдохнуть можно запросто и при этом варианте, если за что-то невзлюбили или знакомых нет. Никто тебя кормить-поить не собирается. Тюрем здесь нет. Убийцу казнят жесточайшим образом. Опять же, как на любом суде есть разночтения в зависимости от отношения. Иногда виру платят за то или иное действие, когда явно не хотел наносить ущерб или погибший первым начал. Суд из стариков всегда строг и внимателен. Все аргументы с фактами тщательно разбираются и опрос свидетелей непременный. Изредка кто-то из атаманов под себя человека берет. У меня, как раз, имелась мысль парочку таких получить в отряд. Не убийц, но вора или должника.

Народ уже шел навстречу, возбужденно обсуждая пламенные речи. Первые же попавшиеся охотно изложили суть происходящего. Некрас Криворук и Устим Длинный Ус звали отомстить арьянинам за обиды бесчетные и наглость несусветную. Мало того, задрали таможенные сборы, так и прямо нападают на корабли словенские.

Если учесть, что оба они известные атаманы, к торговцам относящиеся в лучшем случае, как объектам чего отобрать, причины звучали достаточно странно. Однако, кто сказал, что нет некой связи и идея возникла не случайно? Может, как моя госпожа Сирик, купцы ссудили денежки под поход. Наверняка ведь заинтересованы в скупке захваченного добра по дешевке, а слухи о долевом участии в пиратстве кое-кого ходили упорные. Все ж с тамошнего населения можно много больше получить, чем с кочевников. А для оправдания всегда неправильная вера существует. Не за золото идем воевать, а защититься от враждебных действий.

Все шло по знакомому пути. В прошлый раз я сидел в Тернополе и про здешние дела услышал задним числом. Теперь желаю поучаствовать. Причем раз уж тогда поход не задался из-за свар атаманов, с чего он сейчас должен идти иначе? Нет, желающих облегчить чужие кладовые с избытком. На первых порах выйдет грозная сила. Только задерживаться неуместно.

— Так где, говоришь Некрас?

— Не бойсь, -покровительственно хлопает по плечу разговорчивый, — мима карчмы не прайдэшь.

Ну, да. Где ж еще сидеть пану-атаману, как не в месте, где выпивки полно. А корчму попустить сложно. Возле нее расположилось немало вооруженного народа. Большинство с чубами, говорящими о вольном братстве. Отличие шляхтича от крестьянина или мобеда с первого взгляда по волосам видно. Иногда даже откуда происходит по усам заметно. Эти тоже не случайно оставляют клок на макушке. Сразу видно с кем дело имеешь.

Если присмотреться, далеко не все выпивали. Кое-кто охрану нес достаточно внимательно, поглядывая по сторонам. Меня с сопровождающими отметили, измерили и оценили. Останавливать и задавать вопросы не стали, но когда мы зашли в помещение, следом, совершенно случайно, зал посетили трое крепышей при саблях. Вряд ли всерьез опасались, кто ж такой дурак, чтоб при толпе народа счеты сводить или нападать и все ж иные паны гонору много имеют и лучше присмотреть.

Невольно останавливаюсь, угодив со света в темноту. Окон нет, а висящее под потолком тележное колесо со свечами дает не особо много. Эдакие сумерки, к которым быстро привыкаешь. Хотя зал заполнен народом, сидящих за отдельным столом хорошо видно. Здоровый, как медведь дядька с длинным усом, заложенным за ухо, наверняка, и есть Устим, по понятным причинам сокращенный до Уса. Второй, невысокий и жилистый с дочерна загоревшим лицом, где присутствовало нечто неуловимо-восточное, в дорогом кафтане с золотым браслетом и красными камнями, очень возможно рубинами, мог быть только Некрасом. Он всегда одевался подчеркнуто по благородному, даже если свитка в дырах. Его внешность и то, что мать полонянка из Орды мне описывали неоднократно.

— Здравы будьте панове-атаманы, — говорю крайне вежливо, останавливаясь у заставленного едой стола.

— И тебе доброго денечка, — ответил Некрас, сверля неприятным взором. Глаза убийцы, прикидывающего, воткнуть ножик сразу или чуть погодя.

— Меня зовут Радослав Воронецкий, — садясь, не дожидаясь приглашения, сообщаю. Про ишпана здесь без надобности. Уважают не за титул. — Это мои люди, — ткнув через плечо на стоящих сзади. — Не все. Есть у меня корабль и сорок ратников.