Чистилище для неудачника

Чистилище для неудачника

Лернер Марик

Пролог.

Люди стали собираться на площади задолго до нужного часа. Сначала, как водится, прибежали вездесущие мальчишки, крайне довольные предстоящим зрелищем. Впрочем, среди них были хмуро поглядывающие на основную компанию. Пару раз дошло до словесных оскорблений, а однажды и разбитого носа. К счастью для всех они еще не в том возрасте, когда ходят с ножами, но отношение к будущей казни и разделение было заметно. Когда появились взрослые это стало еще отчетливее. Большинство ремесленников и немногие находящиеся в городе крестьяне смотрели хмуро и настороженно. Купцы и паны, напротив, возбуждены и обсуждали окончание судебного процесса с удовлетворением.

Толпа была настроена очень по-разному и причины тому имелись серьезные. Это когда вешают убийцу или вора, все единодушны и одобряют. Любой, трудившийся тяжело знает, каково лишиться имущества. По нынешним временам практически каждого коснулась печать ночи. Однако очень многие не видели причин ненавидеть осужденного. Он был непонятен, да. И все ж справедлив. Полковник, ишпан , пошел против своих, возглавив восстание. Нет, изначальная причина ясна и даже благородные не отрицали права кровной мести. Вырубить весь род князя Зарецкого или Ковалевских — это не то чтоб одобрялось, но принималось. А вот дальше он повел себя странным образом. Возглавить мужиков и сжигать замки панов, раздавать землю бедным, сжигать налоговые записи и сажать с собой за стол бывших смердов. То есть, они по-прежнему ими и оставались, ведь освобождал без права на то. А в городах менял совет, изгоняя из него потомственный нобилитет и сажая на их места голытьбу. Воистину, удивительно себя вел. Про него рассказывали ужасы и называли святым. В зависимости от кого слушаешь.

Первыми появились ратники нового властителя Зарецкого, окружив помост плотным кольцом. Прежнего осужденный казнил публично и никто по тому не заплакал. Уж больно давил из народа деньги. Свято место пусто не бывает, нашелся дальний родич на место. Правда он уловил куда дует ветер и частично снизил прежние налоги, опасаясь очередной вспышки мятежа. Уже неплохо. Кому обязаны облегчением жизни многие прекрасно понимали.

Затем примчалась городская стража, причем местные в отряде не присутствовали, сплошь наемники. Рожи, как на подбор разбойничьи, им человека зарезать, что иному плюнуть. И лишь после растворились тяжелые ворота башни-тюрьмы и оттуда выехала процессия. Впереди на могучем вороном жеребце следовал комендант. Следом, запряженная матерым волом телега везла сидящего узника, скованного железом. Вокруг повозки тоже конная охрана. Даже теперь, в лояльном Серадзе, после подавления мятежа, паны боялись попытки отбить бывшего главаря восстания.

Толпа загудела, обсуждая происходящее, но обычного кидания камнями и протухшими остатками еды не произошло. И разглядеть за спинами ратников не особо получится, и общее неодобрение ощущалось. Даже благородные не кричали ругательства. Он был враг, но честный и справедливый человек, в чем сходились авторитетные люди. В каком-то смысле не запятнал честь, следуя обычаям. Пошел против панов-братьев? Да, но прежде выслужил звание и не по знакомству. Буен? Кто из них не мог назвать таких же, если не хуже из собственного окружения. За содеянное заслуживал казни, но не поношения. Не случайно его не станут вешать. Все ж ишпан и звания никто лишить не имел права.

На помост человека почти внесли. Идти нормально он не мог. Пытали. Но смотрел без страха. Многие увидели его сейчас впервые. Помещение суда не слишком большое, мечтающих присутствовать полно, да семьи кормить надо. Не до болтовни, продолжавшейся три дня. Теперь можно было спокойно смотреть. Молодой, не старше тридцати. С широкими плечами, крепкими руками. Можно сказать красив, даже шрам на щеке не портил внешний вид. Такие украшают мужчину и показывают, что бился неоднократно в бою. Собственно это и так заметно. Разодранная рубаха не скрывала еще парочку следов. Знатоки с умным видом обсуждали какая от пули, а где стрела вошла.

Мобед подошел и быстрой скороговоркой отпустил грехи во имя Света. Даже самому жуткому убийце давали последнее благословение. В рай или ад ему идти будут решать не на земле. Здесь лишь подводят итог его жизни на основании закона. Священник не спрашивал, раскаивается или нет. Все равно ответ не прозвучит. Рот перед казнью закрыли кляпом с повязкой, не дающей выплюнуть деревянную чурку. Все в курсе, проклятия несправедливо пострадавших обязательно сбываются и ему не дали возможность произнести последнее слово. Когда на площади это поняли, толпа взорвалась криками. Даже власть признает, что в казни присутствует нечто неправедное, раз не позволяет говорить перед смертью.

Человек понял и четко поклонился, а потом с трудом поднял руку и сделал всем знакомый благословляющий жест. Толпа ахнула. Он не держит зла! Всем прощает!

— Заканчивайте уже, — в внезапно наставшей тишине сказал раздраженный голос судьи. — Достаточно.

Человек очень выразительно показал, как плюет в его сторону, под смешки зрителей и медленно опустился на колени, положив голову на колоду. Палач, в маске, хотя весь город знал кто он и где живет, терпеливо дожидавшийся своей минуты, замахнулся и опустил топор...

Часть 1. Шляхтич.

Глава 1.

Вернуться в прошлое.

Я рванулся и резко сел, хрипя и кашляя. Голова тяжелая, как мельничный жернов и во рту хорошо знакомый вкус крови. Кроме тупого удивления обстановка не вызвала никаких эмоций. Обычная, смутно знакомая комната, с небольшим окном. Створка распахнута и цветных стекол-витражей, собираемых из маленьких кусочков, больших делать не умеют, не видно, хотя отсвет в углу синий. На стене развешано не менее знакомое оружие, а сижу на топчане, который протирал много лет боками и спиной. И все б хорошо, но комнаты этой, как и самого дома не существует лет пять.

Дверь распахнулась и вошел Савва, держа в руках приличных размеров кувшин.

— Уже иду, — сообщил неизвестно кому, — протягивая мне сосуд.

Желания завизжать и кинуть в него чем тяжелым почему-то не возникло. Ну, покойник. Мало что ли я их навидался? Они не кусаются и не опасны. Даже если ходят и разговаривают. Уж не Савва — точно. Скорее поверю, что загрызет моих врагов, как положено 'дядьке'. Зато нечто хлебнуть определено мне было крайне необходимо и почти вырвав кувшин жадно присосался, вливая в себя живительную влагу.

— Уф, — сказал с чувством, практически полностью выпив содержимое.

— Не вино, — явно неправильно поняв, сердито заявил Савва, — куда ж тебе дальше наливаться. И так вид совсем непотребный.

В отличии от большинства слуг он мог себе позволить говорить в лицо неприятные вещи. Причем иногда это доводило до жуткого раздражения, но сроду не поднял на него руку и не поставил на место. Признавал за ним такое право. И не важно, что холоп. Его ко мне приставила мать во младенчестве. А кого еще, как не собственного молочного брата? У ее матушки молока не было и пришлось брать кормилицу с недавно родившимся ребенком. Я ту бабу толком не помнил, умерла давно, а вот Савва остался. Так всю жизнь при матери и состоял в слугах, но доверенных пуще любого родича. Ему и клятв давать не требовалось. Он считал своей обязанностью ей служить. И когда вручила меня, с наказом беречь, так и занимался этим до сих пор. Не отец мной занимался, вечно отсутствующий, а 'дядька'.

Савва меня учил, воспитывал, даже давал первые уроки обращения с оружием. Госпожу положено охранять, а значит его в свое время неплохо натаскали. Науку это он на пару с Миколой, нашим комендантом замка, передали ученику в моем лице. И хотя со временем выяснилось, что я далеко не первый фехтовальщик или стрелок даже в округе, потом их тренировки ох как пригодились.

О, Стужа проклятых, о чем я думаю?! У меня руки и ноги на месте, да и голова тоже! Я сошел с ума или лежу в бреду? Всучиваю Савве назад кувшин, привычно не замечая его нудных причитаний, что так пить нельзя, недолго с коня упасть, да головушку разбить и подхожу к небольшому мутному зеркальцу на стене. Помнится, гордился такой деталью роскоши в личных покоях. Какую-то несусветную сумму отдал. Теперь-то вижу насколько предмет не лучшего качества и мал размером.

Отражение исправно показывало меня: ишпана Радослава Воронецкого. Владельца замка Вылча и трех деревень. Если уж совсем честно, по-настоящему только Блищановка и Михайловка могут так называться. Шатава не больше чем хутор, правда там пасека и дает неплохой доход. Когда-то наш род владел чуть не всей Олтенией, но с тех пор прошло лет триста и Воронецкие изрядно захудели, мало что сохранив от прежнего могущества, помимо доброго имени и длинной родословной.

Однако все гораздо страньше, чем представлялось, хотя куда уж хуже. На роже отсутствовал шрам, оставленный сильно шустрым противником в обычной глупой стычке. Даже не знаю, как к этому отнестись. Рубец имел вид не слишком приятный, зато при одном взгляде на меня у большинства людей попадало желание связываться. Сразу видно, тот еще головорез. Уж больно морда страхолюдная и не от занятия вышиванием. Прическа не изменилась, да и с чего. Воинская моде не подвластна. Виски и затылок выбриты, только на макушке волосы стрелкой. Надо сказать, очень даже симпатичный мальчик. Не удивительно, что когда-то девки сами на шею вешались. Стоп! Мальчик?! Да, я точно сильно моложе, чем во время казни. Лезу в расстегнутый ворот рубахи и оттягивая ткань, заглядываю на собственное тело. Угу и эти следы исчезли. Пулевой, от стрелы и ножом заросли. Их нет. Кожа гладкая. Так не бывает!

О, Святовит, вразуми убого разумом! Это точно не рай, за что меня туда? Но и не ад. Ни Стужи, ни вечного голода. Чистилище, где ждут перерождения недостойные подняться вверх и не низвергнутые в Стужу на вечный лед? Но мобед не так повествовал и Святые писания прекрасно помню. Какой к дэвам замок...

— Мы где, Савва? — спрашиваю растерянно.

— Разве ж можно так много пить? — говорит он возмущенно, — чтоб не помнить, как домой попал. Твои приятели-шалопаи приволокли совсем в непотребном виде, пускающего слюни.

— А день сейчас какой?

— Пророка Власа-мученика, — сказал, как о чем-то обыденном. — Год, тоже забыл с устатка?

Я понял, что можно не уточнять, ничего толкового не скажет и прошел к окну, благо один шаг и требовался. Это, действительно, замок Вылча. Когда я видел его в последний раз здесь были закопченные развалины и скелеты, разбросанные по двору. Если кто и уцелел — ушел. А сейчас жизнь кипела. Куча пристроек и домов в которых что-то происходит. На псарне гавкают, в склад мужики тащат мешки с телеги. Из кузницы раздается стук молота, возле облицованного камнем колодца во дворе болтали женщины с ведрами. Бегали детишки по своим делам, мало кто из них не был занят трудом. Максимум лет до пяти могли играть беззаботно и то не всегда.

Куры бродят по двору, нечто выискивая в катышках, оставленных стадом, которое погнали на выпас. У низких ворот, человек верхом непременно должен был нагнуться проезжая, торчал Микола, нечто выговаривая стражнику. Вобще-то они у нас с утра до вечера нараспашку, но пяток ратников содержим. Нельзя сказать грозная сила, однако по размерам хозяйства более чем достаточно.

Откуда-то из-за угла выскочила сестра Бася. Естественно это домашнее имя. На самом деле она Барбара. Еще не успела открыть рот, а все дружно зашевелились еще быстрее, старательно изображая труды праведные. Даже куры поспешно разбегались с ее дороги. Бася у нас девица целеустремленная и может запросто растоптать. Вот мать ходит медленно, вальяжно. А сейчас ей еще и трудно стало долго на ногах находиться и потому ее редко видно. Бася у нее вместо пса, гонять нерадивых.

Короче, нормальная, повседневная жизнь. Если не считать, что они все мертвые, как и я. Невольно застонал сквозь зубы от дикости обстановки.

— Так сильно голова болит? — забеспокоился Савва, прервав выступление про дурной образ жизни.

Я тупо уставился на него, не очень соображая.

— Ага, — буркнул. — Слава огню, есть чему болеть.

— Шутить изволишь, — покачал он головой недовольно.

— Какие уж тут шутки, — бурчу, — так недолго и спятить.

— Одежду пора сменить, — обычный тон недовольного 'дядьки'.

В этом он прав. Срываю с себя портки с рубахой. Они потные, мятные и ко всему в каких-то пятнах. Не иначе сам о себя руки вытирал. Ополаскиваю лицо, причем он поливает из заранее приготовленного кувшина над тазиком. Культурненько жую смолку, чтоб отбить запах изо рта и харчу подсунутый Саввой пирог с капустой. Откуда взял так и не заметил, но очень своевременно. Потом наряжаюсь в свежее. Жупан сейчас без надобности, не в гости собираюсь, а на улице тепло. А, нет. Лучше надеть. Ветер сильный по деревьям заметно. Интересно, так всегда в этом месте?

Машинально завязываю привычным узлом пояс истинно верующего. Можно ходить в лохмотьях, однако сразу обратят внимание, если появишься без него. Бывают простые, но все стремятся заполучить богато разукрашенный. Это еще и статус. Красная нить для сословия, платящего кровью, а не налогами. Заодно и саблю с ножом цепляю. Без них я никуда. Пусть холопы ходят без оружия. Это делается без всякой мысли, настолько привычно, что и не замечается.

Очередное причитание пропускаю мимо ушей. Уже понял, толку от беседы с Саввой не будет. Не ясно только это дэв вместо него кривляется или он и есть, натуральный, ничего не помнящий. Конечно, настоящий Савва гораздо приятней, он хоть не притворяется неизвестно зачем.

Сам не особо понимая смысл действий медленно пересекаю двор, кивая на приветствия встречных. Кое кого уже и не упомню, как кличут, столько лет прошло. С взрослыми проще, но нет настроения общаться. Мало ли о чем говорил с человеком тогда. Он-то все прекрасно знаетт, для него это было вчера или на днях. Обратится, а ты на манер барана зёнки лупишь. Нет, Марту, старательно поклонившуюся, не забыл. Все ж первая моя женщина. И нынешним взглядом вижу, что она не только в воспоминаниях хороша. Лет ей сейчас не больше двадцати пяти, в самом соку баба. А муж ледащий попался. Бестолковый, зато крепко пьющий и при случае поучающий супругу кулаком. Задним числом я понял зачем мальчика, меня то есть, было тогда пятнадцать лет, соблазнила. И месть своему мужику и возможность через меня слегка поправить дела. Нисколько не обиделся.

Двое детей при таком муже не шутка. А уж найти причину гонять его подальше от замка оказалось совсем не сложно. Вечно он в разъездах, пока Марту пользовал со всем прилежанием. Что интересно, не смотря на интенсивность нашей дружбы не забеременела. Никогда не спрашивал, пьет чего-то или не получалось. Тогда просто в голову не приходило. А она вполне могла зелье сварить. Имя то не случайно не здешнее. Три семьи из Баварии пригнал отец давно, после очередной войны. Ее мать у нас неплохо приспособилась. Травницей была, а такие люди всегда полезны и уважаемы. Если в нашу веру переходят, всегда из смерда в холопы переводят, а это уже другое положение. Не раб, а зависимый. Иногда такие не хуже однодворцев-панов живут, а то и лучше. Впрочем, согласно Третьему Пророку через десять лет и без смены религии освобождается. Мы, Воронецкие, заповеди чтим. Репутация важнее денег.

Девочка старательно училась важной науки и в замке заменила после ее смерти. У нее даже книга имелась 'Лекарственные растения' с изумительными рисунками. Марта крайне не любила кому-то в руки давать, да у нас никто б не сумел прочитать иностранные слова. Грамотная, причем сразу и по ихнему, и по нашему. Счастья ей это не принесло. А баба видная. Все, как полагается. Роскошная грудь, широкие бедра гладкое лицо, без малейших признаков оспин. Сейчас коса спрятана под платком, но и волосы изумительные. Тяжелые, блестящие и когда она голая с распустившейся гривой, так и хочется парсуну на память и продавать с нее оттиски. Народ будет брать, не сомневаюсь.

От таких мыслей невольно накатило возбуждение. Она точно уловила и как-то очень по-женски вздохнула, слегка повернувшись и наклонившись за наполненным ведром. Рубаха при этом очень выразительно обтянула заметную грудь, а юбка задницу. На что угодно готов забиться, сознательно все проделала. А когда распрямилась, еле заметная улыбка была крайне многообещающей. О, она вовсе не навязывается, но намек крайне выразительный.

Кстати, ничего про нее не знаю. Скорее всего, погибла при взятии замка, как остальные. И все ж всегда хочется надеется на лучшее.

Со стороны, наверное, смотрится, как обход хозяином своих владений. Иду по периметру стен с внутренней стороны, глядя наметанным взглядом профессионала-ратника, а не молодого парня с пропитыми мозгами. Когда-то здешний замок был неплох по части защиты. Холм невысокий, однако с двух сторон с частично срезанным подъемом, с третьей река. Атака возможно лишь с одного направления, где ворота. Стены сложены из больших камней. Но время течет и лучше не становится. Обветренные и плохо скрепленные. Ступеньки наверх с выбоинами и иногда шатаются. Встанешь неосторожно и свалиться недолго с неприятными последствиями.

Вход без барбакана, отсутствуют выступающие вперед бойницы, то есть вынести створки — раз плюнуть при приличной подготовке. Пушек всего одна и та не сильно грозная. Скорее пищаль большого размера. Ядром из нее по наступающим один смех выйдет. Картечью, правда, получше выйдет. И то, при условии, что успели подготовиться. Ни пороха, ни даже ядер на стене не имеется. Настоящей артиллерийской учебы на моей памяти тоже не происходило. Наверняка в дуле птицы гнезда свили и как бы не разорвало при выстреле от такого отношения. Да и сами стены не мешало бы местами подлатать.

Мысли текут как-то лениво. Во-первых, какой смысл этим заниматься? Отбиться от Серецких все равно не удастся. Во-вторых, денег на перестройку и покупку парочки пушек тоже не имеется. В-третьих, пока не разберусь, чего от меня добиваются, не стану суетится. Пусть дэвы смеются сколько угодно, мне чхать. Я верю, что Высший Суд все ж состоится и пройду сквозь Очищающее Пламя. Да — убивал. И что? Кто этого не делал?! Не для удовольствия, долг. Разве последние годы могут быть поставлены в вину. Но идти против власти, если она не выполняет прямых обязанностей не грех. У любого пана есть право на мятеж, когда другие способы решения исчерпаны. Это в 'Привилеях' прямо записано. Там же, где запрет на прямые налоги, пытки и многое другое для благородного сословия.

— О, Рад! — кричит смутно знакомый голос, — а мы думали тебя потеряли!

Оборачиваюсь и обнаруживаю целую компанию. И приветствовал меня никто иной, как Войтек Ковалевский. Вот уж кого с удовольствием бы прибил. С него-то мои злоключения и начались. Маленький, с крысиной мордочкой, но весь из себя обаятельный подлец.

Впрочем, остальные тоже не лучшие представители не то что панства, а просто человечества. И ладно, Федор Добровланский просто спился и замерз в канаве. Роман Гошовский по надменности и тупости завел почти сотню ратников в засаду, наплевав на предупреждение нижестоящего. Их всех вырубили по его дурости и нежеланию признать совет из спеси. Ян Волович на его фоне почти ангел. Трижды переходил на другую сторону, но это как бы не в обиду. Многие баловались такими штучками. Он еще умудрился прославится сжиганием храмов. Как говорил: 'Святой огонь разберется кто там, наш или враг'. Хорошие у меня приятели были.

— Где пропадал? — кричит Йован.

Странно, про Пробича ничего не помню. Или погиб быстро или ничем не прославился. Не мог не воевать, но не пришлось сталкиваться. Я все ж полковник был и в здешних местах собирал под знамена бандеру. Непременно б объявился по старому знакомству. В отличии от меня никогда не стеснялся быть нахлебником и пить-жрать за чужой счет. Правда трусом не был, насколько помню. С удовольствием в хлебало мог занести не только смерду, но и пану, нечто неприятное сказавшему.

— Ну, мы едем, — требует Войтек. Вопроса в его словах нет. Утверждение. Знать бы куда и зачем.

— Голова болит после вчерашнего, — говорю чистую истину, собираясь отмазаться.

Зачем мне эти прогулки, когда не понимаю где и почему.

— Лучшая возможность получить облегчение не микстурки пить, — убежденно произносит Роман, — а проветриться.

— И ведь прав, — бодро до изумления, а ведь пили мы вчера не иначе вместе, восклицает Войтек. — Когда он прав, разве ж возражаю?

Все дружно ржут в голос, над хорошо известной шуткой, которую я прочно забыл и не улавливаю в чем соль.

— Едем! — уже другим тоном говорит Ковалевский, — мы ж для тебя старались, — и тащит в сторону конюшни.

Совершенно не представляю, о чем речь и меньше всего хочется с ним вместе куда отправляться, но даже любопытно, а чего дальше. Может во всем этом какой-то смысл, которого не вижу?

Кому обрадовался, так Околотеню. Мой старый друг и настоящий боевой жеребец. Он тоже погиб в бою, но до того неоднократно доказывал преданность и присущую правильно воспитанному жеребцу ярость. Кличку заработал жеребенком не случайно. Он непослушный и даже меня вечно проверял на прочность. А любому другому мог приложить запросто копытом или откусить неосторожно подставленные пальцы. Конюхи его боялись, но так и должно быть. Настоящий боевой конь это вам не меланхоличная кобыла, которую подсовывают детям и женщинам для безопасности. Натуральный зверь, готовый идти на острия копий. За ним хозяину приходится ухаживать, поскольку никому не позволит на себя сесть.

Околотень посмотрел на меня с недоумением и возмущенно дернул головой. Почему пришел без угощения?

— Извини, — бормочу виновато, — в другой раз двойную порцию, лады?

Он фыркнул недовольно, но позволил оседлать себя без обычных фокусов.

Ничего нового за воротами я не обнаружил. По обе стороны пыльной дороги, петляющей между холмами тянулись хорошо знакомые квадратики полей и виноградников. Лишь иногда попадались рощицы. Зато не так далеко виднелись горы и насколько мог видеть глаз они поросли мощными лесами. Отсюда не разобрать, но я хорошо знал окружающий мир. Степь, давно и прочно распаханная и возделанная, чуть выше сменялась буковыми лесами и дубравами, где пасли скот. Свиньи обожают тамошние желуди и кормятся практически без присмотра. Еще выше начинались хвойные деревья, сменяющиеся лугами. Мы не куманы, однако отары овец регулярно туда отправляют на откорм. Перегонщики по большей части из холопов, но корпорация не просто уважаемая, а неплохо зарабатывающая. К тому же нельзя отвечать за животных и не иметь возможности отогнать волка, медведя или даже человека. Поэтому они имеют оружие и неплохо с ним обращаются. Не только с луком и дубиной. Как раз из подобных частенько набираются на службу в качестве 'панских детей'. Говорят, среди таковых, реально попадаются бастарды, но обычно все ж обычные мужики. Зато занимают промежуточное положение между холопами и шляхтичами, частенько служа конкретным семьям из поколения в поколение. Уж точно не предадут, как наемники, если нет чем расплатиться.

Когда-то в тех горах добывали и золото с серебром, но сейчас остались лишь соляные разработки. Как раз Ковалевским и принадлежат. В отличие от меня в деньгах он никогда не нуждался и охотно подкармливал Йована и Федора. Сегодня я понимаю, почему они так себя повели. Тогда это было сильнейшее потрясение и в голове не укладывалось, как можно поступиться честью. Правда, понимать, не означает простить.

Я ехал, мельком глядя на пейзаж, практически не замечая встречных, ломающих шапки. На самом деле нравы здесь достаточно патриархальные и обычно даже незнакомые не стесняются обратиться. Но компания вроде нашей достаточно опасна своей непредсказуемостью. Чисто из гонора молодые паны могут отстегать плетью за недостаточное уважение. Не здесь, но были случаи и убийств. Без особых последствий. За чужого смерда или холопа до 30 гривен вира. Не так, чтоб сильно много. За обычного ездеца, если он не по названию всадник, а благородный, платить 480. А за меня и вовсе 960, как за ишпана, на две ступеньки стоящего выше. Такое не каждый пан потянет, не то что зажиточный сельчанин. Лучше низко поклониться, чем без причины нарваться или сопротивляясь, ранить/убить благородного.

Паничи перебрасывались репликами, поминая наших общих знакомых. Ну, то есть, конечно, знал о ком речь, но за давностью напрочь забыл эти мелкие свары с интригами провинциального уровня, тем более лично меня эти сплетни мало касались и вряд ли волновали даже тогда. Сейчас не интересно абсолютно кто кому чего сказал и по какой причине. Меня все не оставляла мысль, кругом иллюзия и все это не имеет ни малейшего значения. Они все покойники, включая мою собственную персону. Я решил подождать и посмотреть. Куда, в конце-концов, торопиться.

— Голова болит пан-брат? — спросил Ковалевский с сочувствием.

Похоже он нечто почувствовал или веду себя необычно. Вероятно, прежде подключался к подобным разговорам. Молча киваю, хотя утренняя тяжесть оставила. Достаточно молод, чтоб с утра опохмелятся. Само на свежем воздухе выветрилось и стало заметно легче, хотя где-то в затылке все еще отзывается, стоит сделать излишне резкое движение.

— Уже подъезжаем.

Еще б понять куда, пусть и плевать, в принципе. И тут, при виде трактира на перекрестке, меня пробило. Уже не требовалось спрашивать куда это мы заехали. Белевичи! Полагал давно выветрилось из памяти, а оно вон как... Навсегда запомнил.

Въезжаем во двор с гиканьем, пугая несчастного мальчишку, выскочившего принять лошадей.

Деревня не из бедных, но в трактир местные практически не ходят. Роман чуть не снес ребенка, наезжая конем, еле тот успел отскочить. И проделано это сознательно. С гамом и шуточками спешиваются.

— Смотри, — сказал Войтек, — кидая повод слуге, — плохо обиходишь, уши отрежу.

Мальчишка судорожно сглотнул. Кажется, поверил. И положа руку на сердце, совершенно справедливо. Ковалевский та еще тварь, способен и не на такое. Не так давно не угодившей девице все лицо порезал ножом. Тогда я нашел это дурной шуткой, а не злодейством, тем более проститутка, однако кто сказал, что не совершил позже еще чего похуже? Мне с ним переведаться не довелось. Узнав о возвращении, поспешно отбыл аж в Моравию по делам семьи. Прекрасно сознавал, встретимся — зарежу.

Они вваливаются всей компанией в трактир в голос разговаривая. Я все так же тупо плетусь сзади. Роман демонстративно зажимает нос платком, изображая вонь от посетителей. Деревня здесь не из бедных, но сюда местные ходят в редчайших случаях. Гнать брагу можно и дома, а уж перекусить, тем более. Зачем отдавать полновесное серебро, которого и так не много. Трактир живет за счет проезжих. Он достаточно удобно расположен возле перекрестка дорог. Оба ближайших города на расстоянии крайне удачном. То есть проедешь мимо, даже если станешь гнать, с повозкой до темноты не успеешь. Кто в курсе, всегда останавливаются переночевать и уже с рассветом, после молитвы, двигаются дальше. Большинство ночует на улице, возле своих товаров. Лишь более зажиточные отправляются на второй этаж. А здесь можно неплохо, реально кухарка удачная, отужинать и позавтракать. Да и выпить тоже.

Садимся у крепкого, грубо сколоченного стола на лавки. Достаточно удобно и не тесно, но при этом отдельно от соседей, что и к лучшему.

— Слухаю уважливо, — с поклоном говорит подлетевший крепкий мужичок лет сорока, на лехитском наречии, — цо паны хце?

— Молодого поросенка, — демонстративно отвечает Войтек на словенском. Он бы при всем желании не сумел родить правильную фразу на другом языке. У нас только фамилии остались от прежнего, а так никакого отношения к северу не имеем. — И лучшего вина из того, что у тебя есть.

— Препрашаць, — бормочет, кланяясь, — придется пождать. Тзеба готоваг.

— Чаво? — изумляется Роман. — Нас не желают обслуживать?

— Бардзо кратко, — уверяет трактирщик.

— Ступай, — говорит Ковалевский, широко отмахиваясь. — Вино сейчас!

— Барзо добже, — уверят трактирщик, поспешно уходя.

Народу в зале было всего ничего, но из одного стола уже поднялись на выход, а проходя мимо второго он нечто быстро сказал.

— Эдак нам даже подраться не удастся, — сказал недовольно Федор.

— Чем меньше свидетелей, тем лучше, — говорит ухмыляясь Войтек.

Меня буквально накрывает ненавистью, аж в глазах красно. Я ведь все замечательно помню. И что он мне бросил в лицо после суда, когда с недоумением спросил почему соврал под присягой, это ж кроме всего грех величайший, тоже.

— Ты идиот, — прошипел. — Я тебя всегда ненавидел, а ты даже не видел, настолько тупой. Мне с детства приходится всем подряд доказывать, что я сильнее, хитрее, умнее. Я учился лучше всех, для чего сидел ночами над книгами и все равно на меня смотрели свысока ты и такие как ты. Что у тебя за душой кроме древности рода? Ничего. Ты даже пальцем ленишься шевельнуть лишний раз и ничего помимо охоты и выпивки знать не желаешь. За что тебе досталась такая внешность и память, когда один раз глянешь и запоминаешь? Почему на тебя смотрит Зося. Смазливая морда еще не все! Ты никто и больше не будет у тебя ничего! Я своего добился. Ты думаешь, чего полез на бабу? Есть такой порошочек, сильно возбуждающий.

Право же и после суда настолько был ошарашен откровением, что не прибил на месте исключительно от растерянности. Уж точно на ту Зосю никаких видов не строил. Да и зачем она мне? Я с детства помолвлен с Даной Тубич. Она достаточно симпатична, чтоб не вздрагивал в страхе и неплохое приданное обещали, просто пока мала, всего четырнадцатый пошел. Года через два свадьба ожидалась. А чисто плотски хватало Марты с парочкой девиц попроще, чем с дочкой прапора любиться. Испортить благородную девицу — это не пейзанам плетью врезать. Там папаша сущий вепрь, да трое взрослых сыновей. В жизни б не стал связываться, без расчета на женитьбу, себе дороже. И такому шалопаю, как я, понятно было, насколько опасно.

— Не вздумай даже подойти близко, — поставил в нашем знакомстве точку на прощанье, из-за спин толпы родичей. — Скажу слугам, чтоб высекли.

Вино на стол принес лично хозяин, в очередной раз поклонившись и извинившись за задержку.

— И где твоя жена? — спросил Войтек, даже не изображая желание выпить, а наливая мне.

Я так и не понял уже подсунул отраву или нет, хотя и внимательно смотрел.

— Занята, — односложно ответил хозяин.

— Тебя посылать, — произнес Ковалевский все с той же гадостной ухмылкой, — так спрячешь бабу.

Он глянул на приятелей и те сноровисто вскочили. Трактирщик дернулся и Войтек двинул его кулаком прямо в 'солнышко'. Роман равнодушно перешагнул через упавшее тело и вместе с Федором направился на кухню, откуда раздался женский крик. Сидевшие за вторым столом любоваться на происходящее не стали. Все трое моментально выскочили наружу.

— На, — сказал Войтек, — протягивая мне кружку с вином. — Выпей.

Йован двинул ногой зашевелившегося трактирщика и прошел к дверям, задвинуть тяжелый засов, а в зал влетел Роман, волоча за шиворот женщину. Сзади шел, похохатывая Федор.

— Ты ведь ее хотел? — вкрадчиво сказал Войтек, когда ее поставили на ноги перед нашим столом. Сарафан был сверху разорван и спелые груди вываливались наружу во всей красе. Бабе лет тридцать, но смотрелась недурно. — Помнишь, говорил?

А ведь верно, что-то такое брякнул. Правда отнюдь не с такой целью. При всем моем дурном характере сроду девок даже у смердов не насильничал. Если честно, потому что не требовалось. Ковалевский был прав. Я не богатырь из баллады, однако сложен хорошо и морда приятная. Подарки, да делал. А платить тоже никогда.

Роман кинул женщину на стол, задирая юбку под жалобный вопль. Попа у нее на удивление белая и на ощупь, наверняка, хороша. С трудом отвожу взгляд.

— Бери, — щедро сказал Войтек. — Ты, Рад, первый.

— Ну, — поднимаясь, сухо произношу, — хватит. Не благородно для настоящего шляхтича и нехорошо для верующего так себя вести.

— На, — он опять сунул кружку. — Легче пойдет.

Я молча взял и вылил ему на голову.

— Так понятнее? — спрашиваю с иронией. — А так? — и отвешиваю смачную оплеуху в недоумевающую морду с огромным удовольствием, так что отлетает в сторону.

— Убью, — знакомо шипит Войтек, вставая и извлекая саблю.

— С этого и надо было начинать, — довольно говорю. — Как еще выяснить кто из панов-братов прав, как не на честной дуэли.

Это я уж для остальных. Если вчетвером набросятся не отмахаться. Потому и сидел, да помалкивал, хотя прекрасно знал к чему идет. А так сразу входим в определенные рамки и никто не станет возражать. Ведь не скажешь, нам Войтек другое обещал.

— Ты посмел...

Ковалевский резко замолчал, до него дошло.

— Мне обозвать, как заслуживаешь или сразу бить, как смерда плетью? — равнодушно спрашиваю. — Во двор!

Он повернулся и пошел куда сказано. Трусом Войтек отнюдь не был, да и брал уроки у учителя фехтования. На самом деле, он сильнее меня по этой части. Не зря зубрилой родился. Тренировался и тренировался. Но это было тогда. А сейчас у меня за спиной другая школа. Настоящая. Когда не говорят длинные речи и куртуазно отступают, давая противнику возможность поднять выбитый клинок. Я учился убивать, не давая подняться. Если понадобится и в спину врагу ударю.

Когда мы вывалились из трактира парочка возчиков и не так давно удравшие из помещения гости, подались было назад, но достаточно быстро сообразили, что происходит. А это уже совсем другое дело! Посмотреть на кровавое зрелище всегда найдутся желающие. А уж полюбоваться, как один благородный дурак второму кишки выпустит — это ж не только тема для разговоров, еще и удовольствие.

Я сбросил жупан, оставшись в одной рубахе и встал в классическую стойку. Сабля на уровне глаз, направлена в сторону противника. Кто первый начинает, сильно рискует. Войтек повторил зеркально.

— До первой крови, — нервно сказал Роман.

Похоже, ему единственному не по душе случившееся. Остальные с горящими очами ждут.

Ковалевский двинулся в бок, по кругу. Знакомый прием. Хочет, чтоб солнце мне мешало. Дожидаться этого было глупо и атакую. Он уверено отбивает и в свою очередь делает выпад. Убирая выставленную ногу назад и разворачиваю корпус на второй, пропуская его вперед. Неловкое на первый взгляд движение, по инерции и самым кончиком клинка достаю по горлу, вскрывая до самых шейных позвонков. Лезвие настолько острое, что в первый момент Войтек не ощутил боли, разворачиваясь ко мне и замахиваясь. Но кровь в таких случаях льется потоком и в лице на короткий миг мелькнуло понимание и ужас. Он уронил саблю и схватился рукой за рану, падая на колени.

Роман с Йованом кинулись к нему, а остальные зрители разочаровано зашумели. Они никак не ожидали такого быстрого окончания поединка. Три удара и покойник. А где звон клинков и фехтование? Один Волович посмотрел на меня с глубокой задумчивостью, поверх дергающегося в агонии тела. Попытки остановить кровь здесь бесполезны. Минута максимум. Похоже он нечто учуял. Плевать. Мне удар ставили специально и со стороны он смотрится случайностью. Но даже если нет, дуэль дело непредсказуемое. Войтек, к примеру, точно знал, что один на один меня сделает. Мы ж вместе много раз сходились в учебных поединках. Восемь из десяти его победы. Не надо недооценивать противника.

— Паны-браты, — говорю, вытирая клинок и убирая его в ножны. — Раз уж такое дело, по чести, доставьте тело родным, расскажите про случившееся, а его имущество себе оставьте.

Федор расплылся в довольной улыбке, а Роман моментально полез к висящему на поясе кошелю. У Войтека водились денежки и есть что делить. По обычаю, все что на теле, оружие и коня получает победитель. Поэтому, когда бьются не до смерти, заранее оговаривают правила, чтоб не остаться без порток. Но мы-то сразу начали, значит все по нормально. Могу забрать, но отдаю уже свое. Им приятно, а мне удобно. Теперь всем расскажут, как произошло и отсутствие виноватых. А то ведь придется вернуть уже свои монеты. Жеребец, кстати, немало стоит. Он хвастался в десять гривен обошелся. Может и правда. Тогда продать и поделить 2,5 гривны на нос. Два года работы мастерового. У нас, благородных, запросы повыше, но кому и когда монеты лишние были?

— Что здесь происходит? — потребовал начальственный голос.

А вот и Ладягин собственной персоной прибыл, в сопровождении пятерых ратников. Я ведь подозревал связь его с Войтеком, но как докажешь? Мимо случайно проезжал, ага. Дьюле, государеву чиновнику, больше делать нечего, как по дороге в сопровождении стражи кататься. А еще как удачно завернул. Молодые люди на государевой земле устроили легкий погром. Жену трактирщика подвергли бесчестью, его самого зарезали. Кстати, так и не узнал, кто это сделал. Все дружно показали на меня, но они и главным буяном называли, хотя устроил Войтек. А вот стражника я собственноручно зарубил. Какое он имел право хватать ишпана? Сам дурак. Я, в смысле. Сам себе хуже сделал. Извиняет частично лишь выпитая отрава. Мозги явно не на месте были. В итоге пошел служить в государев полк простым юнаком, а не как положено шляхтичу древнего рода, командиром хотя б десятки. Басю выдал быстренько замуж, чтоб хоть не продавать имение. Корич старик, зато при деньгах и дал неплохо. Ее чувства в тот момент не волновали совсем.

— Честная дуэль здесь случилась, — говорю спокойно.

— Будем разбираться, — заявляет он, глядя свысока и подтверждая подозрения о сговоре с Ковалевским.

— Сколько угодно, — отвечаю равнодушно. — К вашим услугам, пан.

Глава 2.

Сделай лучше.

Когда разбирательство закончилось окончательно и дьюла позволил уехать, солнце уже катилось к закату. Он оказался на удивление въедлив и не просто допрашивал, но по отдельности. К его чести, даже если там и присутствовало нечто вроде сговора, пережимать не стал и вел себя правильно. Ситуация кардинально отличалась от прошлой и подставляться явно не собирался. Тем не менее, подозрения на его счет у меня серьезные. Знать неподсудна низшим судебным инстанциям. Максимум нас бы вызвали в суд задним числом. А здесь полный набор по заказу: государева земля, высший судебный чиновник, назначенный из Старграда и сильно буйный ишпан, за которого некому заступиться, а подельники дружно топят. К тому же помню, что одну из моих деревень кто получил по дешевке. Правильно — Ладягин.

Положа руку на сердце, был он не лучше и не хуже прочих государевых людей, управляющих от имени монарха. Достаточно справедлив, в меру брал взятки. Все упиралось в желание Брячеслава реализовать свои высшие права более жестко и последовательно. Он вмешивался в старые панские счеты, выступая арбитром и потихоньку заставлял не выяснять отношения оружием, а идти в суд, где принимало решение назначенное им юридическое лицо. Власть государя, даже не на его землях, становилась все более жесткой и централизованной. Правда это происходило медленно и для многих практически незаметно. Не удивительно, он правил добрых тридцать лет и я вырос при новом порядке. Закономерно, что как только власть дала слабину, магнаты захотели вернуть прежнюю жизнь, никому не подконтрольную.

Околотень вел себя на удивление спокойно. Двигался шагом, лишь иногда переходя на легкую рысь и послушно снова замедлялся, стоило дать понять. Конь всегда прекрасно чувствовал настроение хозяина и, хотя любил иной раз показать своеволие, однако никогда не переходил черту непослушания.

Хорошо знакомый путь успокаивал привычностью. На людей и телеги не обращал внимания, думая о своем и не отвлекаясь на прохожих и проезжих. Никто из них по собственной инициативе не заговорит с высокородным. Глаз зацепился за сидевшего чуть в стороне от дороги человека в серой рясе с семицветным поясом. Такие отнюдь не всем подряд полагались. Ученость его признана высокой коллегией священнослужителей. Обычно они по дорогам пешком не шляются, а руководят большими приходами.

Какое-то мгновенье я колебался, но почти сразу выкинул сомнения из головы и остановился.

— Света ясного, — спешиваясь, — 'образец'.

— Счастье тому, кто желает другим, — ответил уже пожилой мужчина с морщинистым лицом и ясными глазами. — Не называй меня так, — после легкой паузы. Увы, из меня пример неподходящий. В паломничество иду, к шести склепам, грехи замаливать.

Говорить, что это стандартное обращение к ученому мобеду не имело смысла. Он это не хуже меня знает.

— Меня зовут ишпан Радослав Воронецкий. Правда за спиной частенько кличут Басалаем.

То есть грубиян и невежда.

— Я Збар, — ответно представился, не называя ни должности, ни звания.

Вряд ли это от скрытности. Он не случайно подчеркнул про паломничество. К гробницам пророков идут обязательно пешком и не чинясь происхождением. Хотя обычно и не скрывают. Но все шесть подряд посещают достаточно редко. Это дорога года на два, в самом лучшем случае.

— Такое прозвище не просто заслужить, — еле заметно в бороду улыбнулся священник.

— Есть за что, — согласно киваю. — Порой веду себя не лучшим образом. Бывает и родных обижал, не только простолюдинов. А сегодня убил старого приятеля. Он, прости, Святовит, брыдлый был. Мерзкий человек и завистливый, но считал его товарищем. И вот я сознательно спровоцировал на дуэль и зарубил.

— Хочешь исповедоваться? — спросил мобед совсем другим тоном.

— Я не раскаиваюсь. Если б не сделал это, он вся моя семья пострадала, да и заслужил, подлюка. Но, да. Хотел бы рассказать кое о чем и услышать совет. Полагаю, это нельзя назвать настоящей исповедью, поскольку сожаления не испытываю и о прощении не забочусь.

— Сядь, Радослав, — показал он на землю возле себя. — Поговорим.

— Мой замок недалеко, часа два. Может отправимся туда? Мы род старинный, пусть и небогатый, однако доброго гостя всегда накормим и найдем постель.

— Спасибо за предложение, однако — нет. Обет.

Каждый сходит с ума по-своему и нет смысла выяснять что именно он обещал Лучезарному.

— Пасись пока Околотень, — сказал жеребцу, похлопав его по шее.

Тот покосился недовольно и отошел на пару шагов, лениво изучая травку. Моя скотина привыкла хорошо питаться и больше для удовольствия употребляет свежую зелень, предпочитая овес, морковку и почему-то сушенную рыбу. За последнюю, душу продаст. Извращенец натуральный.

— Если честно, — говорю, усевшись, — была у меня мысль податься в Серадзь к тамошнему достуру, но он хоть и глава мобедов, но человек излишне жадный. Все гребет под себя, не считаясь с честью. Кого угодно продаст и купит. Не хочется мне перед ним стоять и говорить о таком.

— Откуда знать лучше ли я?

— Ты ученый человек Збар, знаешь, что такое раскаяние, раз идешь долгим путем и к тому же, прямо и грубо говорю, мало шансов на вторичную встречу.

— Это настолько неприятно? Хуже убийства товарища?

— Ну, если в подробностях, то слишком много всякого...

Он поднял бровь вопросительно. Прекрасно понимаю, о чем подумал. Что я такого мог натворить в моем возрасте, раз убийство не считаю грехом.

— Все сложнее, — невольно вздохнув, говорю. — Вчера я напился до состояния чурбана. Абсолютно не помню, как попал домой. Но это не в первый раз, ничего особенного.

Он кивнул понимающе. Висящий на шее тяжелый золотой диск с глазом и крыльями, вывалился из ворота наружу. Ох, непростой мобед мне встретился в пути. Может так пожелали свыше. Не дэв — точно. Они этого символа не выносят.

— А вот сон, который видел, — меня невольно передернуло. — Уж не знаю кто мне послал его Крачун или Белобог, — оба мы автоматически при упоминании Цернебога сделали защитный жест, как положено, левой рукой, скрещивая пальцы, — и чего от меня добивались, но я прожил одиннадцать лет... во сне. И это были страшные годы. Меня, небеспристрастно, однако по закону справедливо, лишили большей части земли и я пошел служить, поскольку семью кормить надо. И наша держава горела, а кровь лилась рекой. И воевал то за одних, то за других. Пока замок мой не сожгли вместе с матерью. Тут то я уже поднял руку на саму власть. И повел за собой крестьян убивать боляр. Я помню все это, — резко сказал, глядя в глаза мобеду, — и смерть свою тоже помню. До самого последнего момента, когда упал топор. Я потомственный воин, но за то, что творил, меня приговорили к четвертованию. Правда, как благородному, сначала голову отрубили, лишь затем остальное. По приговору возили руки и ноги с головой по городам, которые уцелели после моих ухарей, но этого, по понятным причинам, уже не видел.

Я помолчал, собираясь с мыслями.

— И знаешь, Збар. Почти ни о чем не жалею. Я проиграл не потому что был плох, а по совсем другим причинам. Слишком был прям и честен. Не мог бросить доверившихся. Они шли за мной и я делал подчас то, что вовсе не собирался изначально. Долг превыше всего, — сухо рассмеялся. — А надо было вырезать Серецких и, добившись своего, бросить своих людей. Мне предлагали предательство и возможность снова стать ишпаном. Тогда б не погиб, а жил себе и дальше, кушал если не на золоте, так серебре. Но я не смог переступить через себя, запятнать честь. Кровь лить — сколько угодно, но продать воевавших плечом к плечу — нет! Догадываешься что случилось?

— Кто-то из близких изменил?

— В точку! Не все такие идиоты, как я.

Невольно выругался, употребляя конструкции известные разве старым наемникам, но никак не подобающие для ушей священника.

— Прости, Збар, — опомнившись, бормочу.

— Мне приходилось слышать неоднократно нечто подобное, — спокойно сказал он. — Продолжай.

— Хуже всего, — говорю, помолчав, — не то что, смотрю на человека и знаю, как и когда он умер. Мертвец ходит, смеется, нечто говорит и кушает, а он давно в могиле гниет. И это в лучшем случае, а то многих кости раскиданы по полям и дорогам неубранные. К тому же точно знаю, вот эта тварь завела свою сотню в засаду даже не сознательно, а по глупости. И что с того? Он давно погиб и они тоже. Есть ли смысл прикончить, пока не совершил свой поступок? Гораздо неприятнее другое. Я не могу понять, спал ли я или прожил эту жизнь до конца. Может вокруг сейчас вовсе не мир светлый, а чистилище или ад. Уж точно не рай. Здесь люди, а не души и они по-прежнему норовят жить ради себя. Я не виню их. Это нормально, но чего от меня добивается Светлый? Или это Темный явил свою власть?

— Я многое слышал прежде и иногда страшное, — сказал мобед после длинной паузы. — Такое впервые. Но ответ прост до безобразия. Радослав, ты верующий?

— Конечно, — я даже обиделся. — Верую в победу света над тьмой и всегда готов биться с почитателями Стужи и идолопоклонниками.

Откровенно говоря, вторые, в отличие от первых, частенько приличные парни. Мне со многими пришлось как рубиться, так и общаться. Ничего против них не имею, но это стандартная формула.

— Во имя Солнца во веки веков!

— Тогда в чем проблема? Даже если все вокруг иллюзия, чистилище или ад, ты обязан стремится нести добро и мешать приверженцам Цернебога творить зло.

— Мое добро нередко становилось злом для других, — говорю нехотя.

— Ты же не философ, правда?

— Вот уж чего за мной не водится, — невольно хохотнул.

— Тогда должен понимать, дело воина сражаться за то, что он считает правым делом. А чего больше совершил дурного или славного решать не нам. Каждый в ответе за то, что совершил или, напротив, не сделал. Промолчать и отвести глаза...

— Восьмой грех, — говорю автоматически.

Истинно верующий знает их десять.

Не почитать идолов, не лгать, не лжесвидетельствовать, не убивать, не предавать, не красть, не стяжательствовать, не бездействовать, когда видишь зло, не быть лодырем и нерадивым в труде.

Второй возможен лишь для мобеда, четвертый иногда простителен. Зависит от ситуации. Защита жизни и слабых допустима. Комментарии к разным случаям для сословия воинов учатся в раннем детстве.

— Испытания посылаются нам, чтоб увидеть кто настоящий друг и враг. Союзы заключаются на время, а честь одна навсегда. Если это твое чистилище, то смысл в том, что сделать лучше прежнего. Не мстить врагам и предавшим, а улучшить ситуацию! Исправить прежние ошибки!

Я невольно подался вперед, глядя ему в глаза.

— И для этого не обязательно поступиться принципами. Надо лишь помнить, каждый несет ответственность за свои поступки. Не здесь, так после смерти.

Он помолчал.

— Даже несчастная любовь дает человеку нечто. Опыт. У тебя тоже имеется негативный. Так поступай по-умному. Прежде чем нечто сделать, сядь и подумай, как правильно для окружающих. Идеальных людей нет, все мы греховны, но для того и дана свобода воли свыше, что выбирать правильный путь. Счастье тому, кто желает другим, — повторил он хорошо знакомую формулу из речений первого пророка.

— Спасибо, — говорю искренне. — Это хороший совет.

Даже при том, что настоящее счастье, когда тебя любят и уважают не за дела, а за то, что ты есть. Вот такой, со всеми недостатками. И нельзя быть хорошим для всех. Всегда найдутся недовольные. Тем более, расплата чаще всего приходит не за деяние, а за то, как тебя поняли.

— Хотя это и не исповедь официально, — сказал мобед, благословляя круговым движением, олицетворяющим бег Солнца, — но никому не расскажу о нашем разговоре. Если не сложно, — практически без паузы, -объясни одну вещь. Ты сказал вся земля горела...

— Государь наш Брячеслав скоро помрет от болезни, — говорю без особых раздумий.

Какой смысл скрывать. Ничего изменить нельзя, при всем желании. Кто ж меня слушать бы стал, прибеги с такими словами. Дыбой бы закончилось поношение имени и подозрение в попытке наложить проклятье. Если все ж слух пойдет, может нечто сдвинется. По крайней мере зря болтать и делится откуда получил сведения, он точно не станет.

— Подробностей не знаю, не тот уровень, чтоб делились. Наследник будет не то отравлен, не то зарезан прямо перед этим. Разное говорили. Вероятно, потому и скончался Брячеслав скоропостижно. Переживал. Ходили слухи в вине Корчевских, но кто его знает, где правда. Кого еще обвинять, как не прежнюю государиню Василису и ее братьев.

Первая жена прожила с ним двадцать лет и родила дюжину детей, но на общую беду девочки были крепкими и здоровыми, а мальчики один за другим помирали. Причем возраст в два года не пересек ни один. Обычно женились лишь один раз, но в случае проблем с детьми разрешалось взять вторую супругу. С согласия предыдущей или без — это дело скользкое. Бывало по-разному. Брячеслав женился дважды. И новая супруга дала ему мальчика, которому сейчас четыре.

— Да и останься наследник целым после смерти отца, долго б не протянул. Слишком много нашлось желающих сесть на трон.

Прямых родственников больше нет. Мужья дочерей, а власть по женской линии не передается и двоюродные братья. У всех претензии на власть, причем сомнительные по любым законам.

— Править будет право силы и полыхнет по всей нашей державе пламенем, которое станут заливать кровью.

Зал, в принципе, мог вместить больше четырех десятков гостей. Не случайно в нем стоял огромный стол в виде египетского креста 'Т'. Но те времена давно прошли. Больших собраний здесь не проходило. Как и на самом замке лежала невидимая, но отчетливая печать упадка. Скатерть не стелили давно и, если не считать 'перекладины', где в прежние времена сидел хозяин, давно по-настоящему не чистили. Впрочем, и оружие, развешанное на стенах, никто не полировал. Это, все больше трофеи и ими пользоваться не собираются. Хотя коллекция внушительная. Предки у меня много врагов накромсали.

Между прочим, резной стул, на котором нынче восседаю по полному праву, крайне неудобен и без специальной подушки из-за жесткости. Но я когда-то по дурости отказался, неизвестно кому демонстрируя стойкость и вернуть все взад было неудобно. Сказать бы ничего не сказали в лицо, но за спиной непременно бы посмеялись все, и слуги, и домашние. Не настолько глуп, чтоб не понимать. Жутко бесило положение, куда сам себя загнал, однако ничего не хотел делать, чтоб не упал и так не особо высокий хозяйский авторитет. Вот и полирую задницей себе назло.

К вечерней молитве успел вовремя. Не из горячего желания, а просто удачно совпало. Конечно, правильно с рассветом встать на заутреню, а в праздник молебен дополнительный, но далеко не все способны согласно канону исполнять полностью. Особенно женщины. Понимая необходимость забот по хозяйству это и не требовалось. Достаточно сказать символ веры: 'К тебе уповаю Всемилостивый и Всеблагий Свет. На Суд твой отдаю дела свои праведные и злые. Да горит вечно Огонь!'.

Но мы то люди не простые и всегда действуем согласно правилам.

Ну а после положено ужинать. Компания обычная: мать, сестра да Савва. С прислугой у нас туго, как и со все прочим. Одна кухарка на все про все, с помощью кухонного мальчишки, да 'дядька' лично таскает на стол приготовленное. При нашем количестве особо не перетруждается. Кстати никто его это делать изначально не заставлял. Он всегда не прочь пожрать, отчего и брюшко заметное, а заодно якобы следит, чтоб нам враги чего не подсунули, пробуя. То есть у боляр и государя специальные отведователи имеются, но нам и яду то некому подсыпать. По крайней мере, до вчерашнего дня.

Еда, между прочим, как обычно, выше всяких похвал. Феодора готовить умеет замечательно. Хлеб у нее вкуснейший выходит и на моей памяти ни разу не сгорел. Пироги отменные, с любой начинкой. Сейчас, например, из зайчатины. На днях лично парочку подстрелил. Ну и обычная каша, с маслом, подливкой мясной, в которой неизвестно какие травки и специи, придающие совсем новый вкус. Как ей это удается выше моего понимания. Ведь давно все рецепты должны были пройти по множеству раз, однако находит чем удивить. Притом, что пряности у нас особо не употребляются. Дорого и лишь немного лежит в загашнике на случай появления гостей.

Вино в кувшине на этот раз хлебать не стал. И не по причине местного производства, хотя с южными и привозными через Негостеприимное море не сравнить. Неохота после вчерашнего, да и голову желательно иметь ясную. Хлебаю потихоньку малиновый морс, старательно не замечая довольную улыбку Саввы. Нет, он, правда, решил на меня нотации внезапно подействовали?

В руку ткнулся холодный нос. Это прибежали мои собачки. В замке два вида псов. Пастушьи, охраняющие стадо и способные загрызть волка и охотничьи, гораздо меньшего размера, натасканные на дичь. Медведи в наших краях повывелись, а вот лисы, барсуки, зайцы и прочая подобная дичь попадается. Благородному человеку как без такого развлечения, как охота? Не поймут. Это тоже не настоящие породистые звери. Местный помет от скрещивания. Вид у них неказистый, зато понятливые. И любят меня не за куски со стола, хотя сроду не отказывались.

— Устала я чего-то, — сказала мать, дождавшись пока все доедят, отодвигая пустую тарелку. — Пойду отдохну.

В последнее время у нее ноги опухать стали и отдышка.

Мы с сестрой автоматически вскочили. Этикет, вбитый с младенчества. И пусть я официально хозяин и тот еще шалопай, но уважение к старшей в роду остается.

— Савва, — говорю сквозь зубы, — проводи!

На лестнице у нас темно, а идти, хватаясь за стену и одновременно светить лампой ей не удобно. Обычно я про такое не вспоминаю, он сам делает, без приказа.

— Останься, Бася, — говорю, когда сестра дернулась на выход. — Разговор есть.

Быстрый подозрительный взгляд и послушно села, уставясь в стол. Раньше мне казалось от боязни, теперь подозреваю, чтоб не увидел презрения.

— Ты, действительно, последний год ведешь хозяйство самостоятельно?

Я это и так знаю, мать давно следила спустя рукава за семейной собственностью, но надо с чего-то начинать.

— Да, — односложно отвечает, по-прежнему не поднимая голову.

— Насколько все плохо?

— Если б ты поменьше гулял, — сказала с отчетливой злостью, — могли б выкрутится нормально. Город под боком, есть куда продавать. Но в прошлом году засуха была, если не забыл. Запасов больше нет. Случись ранние заморозки или еще какая беда, сидеть даже нам впроголодь, не говоря о мужиках.

Допустим, не только наши, все пейзане те еще хитрецы и страшно не любят отдавать даже положенное, включая обязательную барщину на поле. Они тоже не прочь продать чего горожанам и спрятать денежку, плача о нищете и проблемах. Следить за ними надо и время от времени не стесняться в морду давать. Особенно, поймав на горячем. Главное палку не перегибать и без явной вины не придираться. А такое они очень хорошо понимают. Нарушил древние соглашения — получи. Только говорить сейчас об этом неуместно. Выйдет, как с Саввой. Бася тоже пропустит мимо ушей, как я его нудности. Она ж лучше знает.

— Я не могу на них сильней давить! Только не сейчас!

Кажется, она решила, что я денег хочу.

— Представь себе, Бася, что я внезапно поумнел и решил больше не гулять. Из меня управляющий, как из дерьма пуля, — хмыкаю, — в твои распоряжения вмешиваться не собираюсь, однако, чтоб иметь представление, как жить дальше, неплохо бы иметь понятие о размере ямы, в которой сидим.

Она молча кивнула, прервавшись на полуслове и впервые подняла голову, посмотрев в лицо.

— Во-первых, напиши роспись, — говорю, пока не начала меня невесть в чем обвинять. — Сколько мы получили за прошлый год, заплатили и долгов имеем. Дня три хватит?

— За день сделаю.

Похоже основные прикидки у нее и так имеются. Значит не ошибся.

— Еще лучше. Во-вторых, прикинь, есть ли смысл отпустить холопов на денежный оброк, вместо барщины. Или совместить, я уж не знаю. Многие сейчас так делают, а ты у нас специалист не книжный, а практик.

— Это насмешка?

— Комплимент, дура!

— Ну хоть похож на себя стал, а то уж показалось подменили.

Прямо в 'яблочко'.

— Я поумнел. Внезапно и резко. Дело в том, что внезапно обнаружил, как мой лучший друг Войтек Ковалевский...

— Болдырь, — прошипела Барбара еле слышно. То есть по-простонародному чванливый и надутый.

Наше воспитание не блещет. И без того небогатое владение не позволяло отцу отправить нас куда-то учиться. В основном получали необходимые знания прямо в этом замке. Нет, домашние преподаватели были, но по большому счету я был изрядный лентяй и бездельник. Отнюдь не стремился учить уроки, предпочитая истинно благородному положенные: фехтование, скачки, охоту и, из песни слов не выкинуть, выпивку, а также карты с девками. Последнее уже после его смерти, в основном. Но и прежде у нас по части образования не особо складывалось.

Род Воронецкий древний, но с изъяном. Угасающий. Мало того, нет близких родичей, лишь дальние, так мужчина родился лишь однажды. Три старшие сестры и младшая. Причем после последней, Барбары, у матери какие-то проблемы по женской части. Со мной это не обсуждали, но кое-что слышал в детстве и задним числом сообразил. Больше она не беременела и обоих родителей это сильно нервировало. Потому и тряслись надо мной постоянно, а после смерти отца мог делать что угодно. Ну и сестрам-то приданное положено приличное, потому мы вечно копили на замужество, чтоб не ударить лицом в грязь и денег в доме не было.

— Сознательно пытался спровоцировать на погром собственности государя. В смысле трактира, — уточнил. — Причем желательно с пусканием крови тамошнему хозяину и насилием над его женой. А прямо по-соседству абсолютно случайно находился дьюла Ладягин. Дальше объяснять надо?

— Будет суд? — судорожно сглотнув, спросила Бася.

— Я сказал 'пытался'. Пришлось хм... вызвать на дуэль за неподобающее поведение. Я его убил. Дьюла рассмотрел произошедшее и признал случившееся не нарушающим законов и приличий. Дело в том, со стороны смотрелось случайностью, но тебе прямо говорю — хотел и сделал. Враг не может быть предателем. Он враг и от него ждешь подлости. Только друг. И за это нужно платить. Кровью.

— Он никогда не был тебе другом, — как-то странно глядя, сказала она. Видать в голове не укладывается. Я вечно шел на поводу Войтека.

— Возможно. И все же я так думал. А когда ехал домой, внезапно задумался. А так ли плохи наши владенья? Ведь сделай я чего они хотели, этот судебный крючок повесил бы на нас жирный штраф и отнял парочку деревень себе на пользу. Наверняка ведь и управляющий уже имелся на примете. Или тому же роду Ковалевских ушли бы. Значит есть смысл?

— Или Войтек тебя ненавидел.

Женщина существо не способное на логические построения, зато чует сердцем. И здесь она прямо в точку попала.

— Может и так, — согласно киваю. — Но я ставлю на желание заполучить нашу землю. Выходит, при рачительном управлении и отсутствии излишних трат, можно поднять поместье.

— А ты не станешь больше играть и пить? — с огромным сомнением спросила Бася.

— К этому вернемся чуток позже. А пока задание понятно?

— Да, — к ней вернулась настороженность.

— Прекрасно. Вопрос номер два. Мама в не слишком хорошем состоянии и лучше уже не будет. Согласна?

— И что?

— А давай-ка отправим ее к сестрам, а заодно и тетке. Эдакое малое паломничество. Конечно, понадобятся подарки и сопровождение. Но почему бы не порадовать в последний раз. Вряд ли сможет еще их посетить в будущем, если не подтолкнем. К тому же здесь она какое-то время не нужна.

— О чем ты?

— Во-первых, у тебя будет свобода рук. Никто не станет вмешиваться в распоряжения. Во-вторых, расскажи-ка мне об Урлике Шакинском.

И тут ее явно пробрало. Аж лицо потеряла от растерянности.

— Парень явно тебе не противен. Или я ошибаюсь?

— Нет, — сказала Бася сипло, перехваченным голосом.

— Род не из бедных, но от чернильницы. Будем откровенны, за тобой особого приданного не будет, светит в итоге место второй жены у старика. Он третий сын. Тоже не наследник. Но семья не оставит без дохода, да и сам не промах. В суде заседает. Тебя такая жизнь устроит?

— Ты хочешь выдать меня за него замуж за него? — изумилась сестра.

Я прежний бы погнал его пинками со двора, заявись с таким предложением. Невместно за низкородного отдавать.

— Барбара Воронецкая! — произношу с ударением, — выбирай выражения! Я тебя буду заставлять? Ни в коем случае! Это ж как посмотрят предки на такое непотребство?!

— Ты издеваешься!

— Безусловно, — усмехаюсь. — Я сам к нему не пойду и просить не стану. Урлик должен прийти ко мне и крайне вежливо поинтересоваться не соглашусь ли отдать мою сестру за него и на каких условиях. Причем без согласия его семьи здесь и говорить не о чем. Все честь по чести обставлено должно быть. Это понятно?

— Да, — расплывшись в улыбке, подтверждает, — Рад.

Впервые за долгое время по имени назвала.

— Еще и поэтому здесь не должно быть мамы, — произношу серьезно. — Ей это может крайне не понравится. А утешать рыдающую, настроения нет. Как и орать на нее. Надеюсь, причины сама понимаешь, и что мне не очень нравится ситуация. Но если выбор между стариком и молодым, который тебя устраивает, я слегка закрою глаза на разницу в положении и отсутствие древности у его рода. Все. Дальше все зависит от парня и насколько его родители согласны вместо получения богатой девушки с землей взять тебя. Поэтому никаких объявлений, писем подружкам, сестрам и не делиться с служанками, пока мы твердо не выясним их желание. Навязываться Воронецкие на станут, как бы не хотелось.

Даже хорошим делам есть граница. Никто не поймет, поступи иначе.

Она ушла счастливая, а я прогулялся до ворот. Их на ночь обязательно запирают, но обычно сторож спит, как сурок. Последние лет тридцать в округе если шалили разбойники, то где-то на дорогах и по мелочи. А чтоб соседи нападали, такого и вовсе не бывало. Пришлось вытащить из постели Миколу и объяснить ему скользкую ситуацию, изобразив заодно сурового хозяина для караульного мальчишки. Оба прониклись, пусть и по разным причинам. Старый вояка все ж соображал, чем лично ему грозит нападение. Проморгает, в лучшем случае выпнут с приятного местечка и кому он сдался в этом возрасте. А то ведь и грохнут под горячую руку. А юнак заранее почувствовал хорошую порцию розг. Я человек не злопамятный, но упертый. И если обещаю чего, от слов не отказываюсь. И награда, и наказание следует незамедлительно. Во всяком случае имел возможность и раньше убедиться, насколько не волнуют оправдания. Увы, прежде я был не особо настроен слушать. Не сделал — получай!

Глава 3.

Планы и дела.

Уже перед сном сел чистить ручницу. То есть за мной и прежде водилась любовь к оружию и свое содержал в порядке, но сейчас опять взяли вверх новообретенные привычки. Достаточно долго даже спал с пистолем под подушкой и саблей на расстоянии вытянутой руки. Должен сказать, экземпляры были гораздо лучше этого старья, оставшегося еще от папеньки, однако на новый огнестрел не замахивался, несмотря на достаточно легкомысленное отношение к стоимости. Настоящий шляхтич предпочитает схватку лицом к лицу и палить во врагов из пищали доверяет наемникам. Стандартное высокомерие родовитого. Чистилище это или реальный мир, а в голове у меня очень многое сдвинулось. Нельзя провести десять лет на войне и не научиться разным интересным и подлым штучкам. Хотя — нет. И такое бывает. С погибшими быстро.

Когда дверь без стука распахнулась невольно дернулся, хватая уже заряженный пистоль. В прошлый раз, вот так зашли и чуть не прикончили. О, дэв! Я теперь вечно буду путаться с прошлым и настоящим, сном и реальностью?

Мысленно выругался на Савву и положив оружие, продолжил изучать замок на втором пистоле. Тут оружейник не требуется, минимальная поправка. Старое железо, расшаталось. Болт подкрутить чуток. Только ничего подходящего не имеется. У ножа слишком толстый клинок, шило не подойдет. Придется к кузнецу идти и показывать на пальцах. Причем желательно сразу несколько инструментов по размеру и пилку с мелким напильником. Боюсь, превышает его возможности.

— Хорошо, мой господин, — сказал 'дядька', по свойски заглядывая в руки, — давно пора заняться. А то еще разорвет, не дай Свет.

— Савва, — говорю, в очередной раз решив сделать доброе дело, авось зачтется, — хочешь вольную?

— За что обижаете? — вскричал он с неподдельной обидой. — Нешто недовольство вызвал столь ужасное, что на старости лет выгнать решили из дома?

— Ты чего, Савва? — с оторопью и смущением восклицаю. — Я как лучше хотел. Холопом разве хорошо жить?

Тут дошло, на что конкретно жаловался. И правда, в пятьдесят с лишним оказаться на дороге не лучшая судьба. Такого приличные хозяева и с рабами не творят.

— Ты не так понял, — резко заворачиваю. — Слушай сюда...

В очередной раз рассказал о Войтеке. На это раз в подробностях, но без сообщения о желании убить гада.

— Я подумал, а вдруг и со мной чего случится. Вот захотят отомстить и что? Кому все останется? А что с тобой сделают?

— Ковалевские народец поганый, — протянул он задумчиво. — Это ты правильно подумал.

— Они утрутся на людях, — подвожу черту, — но могут сделать нечто исподтишка. И хорошо, если поля потопчут, а то ведь и налет могут серьезный устроить. Мы войну не потянем. Нет у нас сил. Даже нанять дополнительный десяток, везде они быть не сумеют. Притом не хочется дожидаться удара в спину.

— Самим напасть?

— Ага, — с ехидцей поддерживаю, — при пристальном внимании дьюлы. Он потом от лица болярина нас виновными и сделает.

— А вдруг показалось про сговор?

— Не важно, — отмахиваюсь. — Что сделано, то сделано. Торчать в замке бесконечно невозможно. А Ковалевские будут ждать предлога. Я хочу избежать драки, пока слаб. Поэтому оставлю земли на Басю...

— На девчонку! — он возмутился недовольно.

— Только не говори, что не в курсе кто нынче хозяйством управляет.

— Все одно молодая ишо, чтоб вот так отдать. И как без хозяина? Без грамоты кто ж с ней дело иметь будет? Одно при вас нечто на торг отправлять, другое без пригляду самой.

А вот это очень правильная мысль. Нужно юридически оформить. Кстати и на случай, если не вернусь. Раз уж решил поворачивать направление прожитое, то кто обещал, что стрелы полетят также? Вот именно. Возьмут и отрежут излишне умную голову без дозволения.

— Помолчи!

— Я ж о вас и забочусь, — привычно-упрямо заявляет 'дядька'.

— Потому и говорю с тобой прямо. Не отсылаю просто так, а объясняю причины. Затем и мать отправлю к тетке и сестрам, а сам на годик-два уеду.

— Возраст подошел, можно и на службу, — понимающе кивает.

— В Старграде денежки серьезные требуются, а у меня в кармане вошь на аркане.

— Тогда на юг, к идолопоклонникам. У них в гвардии неплохо платят.

— Вот так всем и говорить станете. К иранцам в Арьянам уехал.

— А...

— На восток пойду.

— Неладное задумал, молодой господин. Уж лучше в Царь-город, чем по степи носиться.

— Савва, — почти ласково говорю, — я с тобой не советуюсь, ставлю в известность. Слуга в Диком поле без надобности, тем более, уж прости, старенький.

Он дернулся, собираясь возразить. Поднимаю руку, останавливая ненужный поток слов.

— Мне важнее сберечь мать, — говорю с максимальной искренностью. — В тебе уверен. Ты не предашь.

Савва вырос прямо на глазах. Обычно я вместо похвалы ругался.

— Но есть границы, которые холоп переступить не имеет права, если не хочет остаться без головы. В нашем доме ты волен меня воспитывать и давать указания всем подряд, у тетки это может многим не понравится. А для свободного человека и правила иные. Ты меня понимаешь?

— Да, молодой господин.

Надеюсь реально соображает, о чем практически прямым текстом сказал и придержит длинный язык.

— Пусть рядом с матерью будет преданный человек. Не слуга, чтоб не отправили куда. Вольный. От смерти не уберечь, она приходит, когда срок настал, но не смей помирать раньше. Это приказ. Охраняй ее.

— Я не обману доверие, — торжественно сказал Савва. — Святой огонь в очаге мне свидетель.

— Вот и договорились, — вздыхаю.

— Нет, — внезапно заявляет.

— Чего?

— Меня не берешь — дело нашел важное. Соглашаюсь. Но с тобой, молодой господин кто-то пойти должен.

— Хе.

— Да! Иначе не пойдет.

И тон очень знакомый. Когда своротить с пути нельзя. Он встанет на дороге и пройти можно только через труп. На моей памяти раз пять такое было и, хотя надругательство над волей крайне не нравилось, а в последний раз отпинал старика, о чем затем жалел, но так и не извинился, задним числом сознаю: мне на пользу хотел.

— И кандидатура есть?

— И не одна. Но лучший Мефодий.

Жены у Саввы никогда не было. А вот дети имелись. Во всех трех деревнях. Не удивлюсь, если еще где ходят по свету потомки. В молодости тот еще ходок был. И мать девкам его давала приличное приданное, чтоб с нагуленным дитем замуж вышли. У двух, насколько знаю, все нормально сладилось. А третий мужик пасынка невзлюбил и Савва его в замок забрал. У нас конюхом обретается. И внуков наплодил не то пятерых, не то шестерых. Мефодий как раз один из них. И вполне подходящий по характеру. Спокойный, крепкий и не глупый. Не воин, конечно, кто ж холопу оружие даст, но с топором обращается неплохо.

— А не вернется?

— То Святовит решает, — спокойно заявил он. — все в его воле.

Запалено дыша парень пробежал через открытые ворота мимо ухмыляющегося Миколы и потрусил вперед, на заднюю площадку двора, где в обычное время тренировались ратники и стреляли по мишеням. На последних шагах он уже еле плелся и сбросив с ясно видным облегчением бревнышко с плеч, практически упал на колени, с трудом переводя дух.

— Ленивый ты и слабый, — мимоходом пеняю и становлюсь в стандартную стойку. А потом принялся крутить палку разными финтами.

Ну не сталью же рубить сходу неумеху. Далеко не всегда вовремя смягчить удар удается. И не по злобе. Нормальные тренировочные игрушки.

— Зачем это нужно, бегать? — жалобно спросил Мефодий. — Мы ж все равно конными пойдем!

— Выносливость, — объясняю, останавливаясь.

Отнюдь не так просто и самому было. Голова многое помнит, а тело непривычное к подобным нагрузкам. К тому же изрядно запустил себя, гуляя и выпивая напропалую. И лучше заранее приготовиться, чтоб потом не пришлось опять получить в полной мере насмешки. Ох, как меня доставало это отношение в тот раз! Плюс сотник Эмиль Бискуп даже не из худородных, а прямо от сохи, выслужившийся. Оно и по имени видно, что шляхтичи рядом с его отцом даже онучи на плетне не сушили. Командир прекрасный и рубака знатный, однако крепко панское племя не любил. Я на своей шкуре прочувствовал. Никаких издевательств, упаси Светлое Пламя. Но все тренировки дополнительные и работы — мои. Не сломался на одном упрямстве. Правда, потом на пользу пошло все случившееся. Вырос во всех смыслах. И зла на него не держал.

И сейчас, пусть не тащил чурбак, зато за спиной имел мешок, набитый песком. Кстати, в следующий раз и Мефодию повещу такой-же. Таскать груз придется неоднократно, пусть привыкает. Я ведь тоже не сразу втянулся. Неделю уставал почище него. И ничего, как вспомню о том, как драпали от куманов по Дикому полю пешком, сразу легче становится. Кто не смог, того потом на невольничьем рынке продали. Или кости белеют где-то в степи. Но не будешь же такие примеры приводить. Он не хуже меня знает, что дальше Серадзя из Вылчи не уезжал.

— Вставай, лентяй!

Мефодий медленно поднялся. Он уже в курсе, что будет дальше и глаза горят азартом.

— Готов? Начали!

Стандартный комплекс для новобранцев он освоил достаточно быстро. Уверен и прежде подглядывал за тренировками и где-то подальше от людей махал палкой. По крайней мере не умрет после второго удара в случайной стычке. Наращиваю скорость. Все быстрее и быстрее. При желании мог раз десять уже достать, но мне интересно сколько выдержит. Он обливался потом, но сжав зубы все продолжал, не смотря на ускоряющийся темп. Молодец, будет толк.

И тут он внезапно нарушил последовательность связок и сделал резкий выпад. Я автоматически не стал блокировать удар, повернулся корпусом и резко ударил плашмя по его кисти. Палка вылетела из руки, а он дернулся, шипя от боли.

— Будь мы не на тренировке, остался бы без руки, — сообщаю скорее для порядка, до него и так дошло. — Скорее всего, сдох бы, пока свалка продолжается.

— Можно подумать, — зло отвечает, — противник будет постоянно придерживаться одних связок и ударов, хорошо знакомых.

— Плевать, что он умеет. На самом деле, в реальном бою поединки редко случаются. Там толкаются и пихают под руку, а если два строя, то и вовсе повернуться особо не выйдет. Большинство как раз и приучено к стандартным выпадам и защитам. Твое дело быть хотя б чуток лучше меньшинства. Победить настоящих мастеров все равно разве через годы сумеешь. Так их еще прожить требуется.

— Но ведь можно и такого встретить, господин!

— Желаю тебе в такого с дальнего расстояние выстрелить, не сближаясь. А лучше в спину, если не идиот.

— Не по чести это, господин.

Вчера из холопов и туда же, про благородство взялся рассуждать. И осаживать не хочется. Зачем рядом думающий исключительно о себе хапуга? Пусть и про замаранную честь помнит и кровь зря не льет.

— Не называй меня господином, Меф. Правильно — дренгир . Ты теперь не холоп, а юнак. Для остальных — панцирный слуга.

Он с ухмылкой похлопал себя по голой потной груди, намекая на отсутствие доспеха.

— Не важно, есть или нет, — ответно усмехаюсь. — Это название. Я вот тоже ишпан, а владения даже не как у прапора, а ездеца. Ярлычок на тебе наклеен, даже если его нет на виду, люди и относятся соответственно. Оружный человек, в любом случае, не пес паршивый, а ратник и вести себя должен с достоинством.

— Иных боляр и паны господами называют, — с оттенком вызова сказал Мефодий.

— Уговорил, — киваю, делая вид, что не понял, о чем, — можешь тоже называть паном высокородным и кланяться при обращении низко-пренизко.

— Иногда я тебя не понимаю, пан Радослав, — сказал он серьезно. — Где шуткуешь, а когда нет, не различить. То скажешь что-нибудь по-свойски, как прежде никогда не случалось, то будто холодом несет, как глянешь.

Марта вчера ночью тоже сказала, что сильно изменился. Я думал в постели новый опыт обнаружила, а оно вона как. Лезет из меня поперек старого новый опыт. И я-то не замечаю, а люди все видят. Положительно правильно собрался уехать. Через годик-другой любые изменения будут списываться на дурные манеры в дальних краях и никого не заинтересуют. Плюс идейка моя вполне может сбыться, а деньги еще никому лишними не были.

— И часто с тобой по-свойски паны болтают? — спрашиваю с подначкой.

— Хм...

— Надеюсь понял. Я не всякий и благородные тоже разные бывают. У кого спеси выше головы и за кривой взгляд засечет смерда, а кто с дворовыми уважительно беседует. Потерпи, вот лет через двадцать стану болярином и по дворцу важно стану ходить, а людишки разбегаться, чтоб не придумал занятие понеприятнее. А пока молодой, могу и пошутить. Сейчас, скажем, сбираюсь весело тебе отлупить, чтоб наука была, делать что говорят, а не изображать фехтовальщика.

— Мой господин, к вам приехал с визитом дьюла Ладягин— позвал знакомый голос Влада из-за спины и я понял, почему в глазах Мефодия при последних словах появилась усмешка. Он-то его видел.

— Передай, скоро буду, — отвечаю довольно. Не ждал, что так быстро откликнется на приглашение. — Да, он сам приехал?

— С ним пятеро.

— Накормить, напоить и чтоб уважительно отнеслись, но без подобострастия.

— Будет исполнено, — кланяется.

Маленький человечек, лет ему уже за шестьдесят. Один из большаков тех трех семейств из Баварии. Отринув свое прежнее идолопоклонничество стал одним из доверенных людей отца. Он был честен и можно было послать с товаром, не опасаясь, что к рукам прилипнет. Плюс не имел семейных связей в деревнях и не стал бы делать тамошним мужиками поблажки при сборе налогов. А еще знал пять языков и мог общаться с заезжими купцами свободно. Видимо честолюбия не хватало. Так и остался помощником, а на вышел в управляющие. Или устраивала такая жизнь и не стремился к большему. Такое тоже бывает.

Бежать к гостям, естественно, не стал. Сначала помылся и переоделся. Нужно выглядеть прилично в глазах приезжих, это разве в Тернополе ходил в обносках и то не по своей вине. Все мы смотрелись не лучшим образом из-за замечательного снабжения. Я потом пачками вешал воров, не понимающих насколько плохо обижать армию, получив изумительные познания на собственной шкуре. Купцы меня сильно не любили, у них в крови продать дерьмо по тройной цене, но мой полк не случайно пошел за мной до конца. Не скажу любили, но уважали и знали, что за своих глотку любому перегрызу. При любом раскладе, даже когда они не правы. Наказывать подчиненных имел право лишь их командир. И за нарушение приказов они могли поплатиться достаточно крепко. Мародеры и насильники отправлялись в ад моментально. Но если в деревенской драке моего человека тыкали ножом, не важно кто начал.

Ладягин при моем появлении поднялся, как положено при встрече хозяина. Я пожал протянутую руку сразу двумя ладонями, в знак глубокого уважения. Говорят, это означает еще и глубокое доверие, ведь он может ударить тебя ножом, а нечем отбить. На самом деле есть целый ритуал кому давать одну, две или вовсе не пожимать. Государю и Мобеду мобедов и вовсе целуют в знак покорности. В данном случае означало испытываемое мной огромную благожелательность. По положению он ниже, хотя власти и богатства имеет намного больше. Крайне тяжелый вопрос и того, кто перед кем должен стоять на официальных церемониях, разборки длятся даже не годы, а десятилетия и доходит до убийств.

— Надеюсь путь был легок, — говорю, бросая быстрый взгляд на стол и Басю.

Маму мы совместными усилиями выпихнули в поездку, хотя пришлось отдать ей последние деньги в дорогу. Нельзя же высокородной пани путешествовать без комфорта, останавливаясь в дрянных тавернах. Еще и куча подарков с собой, а иначе невместно в гости заваливаться. К счастью, можно было распотрошить кладовки со складами. Сколько всякого хранится неизвестно зачем, вплоть до соболиных шкурок и двухсолетней медовухи. А уж вышивок! Я б все это продал с огромным удовольствием, но пусть тетка и сестры порадуются. Откровенно говоря, их помню не особо, нижняя разница в пять, а верхняя в десять лет. Я еще ребенок был, когда они замуж выходили и общение понятно какое. В письмах приветы передаем. Но родичи — это важно. Все мы связаны и при необходимости можем попросить друг друга о помощи, пусть скорее военной или юридической, чем денежной. Особыми богатствами похвастаться никто из нас не способен.

— Если устали, — тут не случайно 'вы', когда практически любому пану, кроме высшего по рангу свободно говорю 'ты'. Очередное проявление уважительности. — Можно отдохнуть и выспаться. Комнаты приготовлены.

Бася кивнула, подтвердив реноме прекрасно соображающей хозяйки. Причем о приезде в известность заранее не ставил, однако распоряжения отдала сразу, без моих подсказок. Между прочим, на столе вино не наше, а покупное, для дорогих гостей. Сразу видно по амфоре. Интересно, где она его прятала прежде. Наверняка б выхлебал с приятелями моментально. Эдак в сундуках обнаружатся и вовсе неведомые богатства.

— О, я не настолько устал, чтоб откладывать дела на завтра, — заверил дьюла.

Похоже ему тоже интересен смысл приглашения.

— Тогда не будем ходить дальними дорогами и спрашивать здоров ли скот? — говорю с улыбкой.

Извлекаю из сумки на поясе парочку листов, исписанных корявым почерком и выкладываю на стол.

— Будьте любезны ознакомиться и дать заключение настоящего профессионала. Если никаких подводных камней не обнаружите, требуется оформить надлежащим образом. По всем правилам, с высшей печатью.

Он молча кивнул, придвигая к себе текст. Бася сделала попытку подняться.

— Нет, — говорю негромко, — останься. Тебя это тоже касается.

Она посмотрела с недоумением, но переспрашивать не стала. Дьюла внимательно изучил наброски, иногда морщась, почерк у меня не из лучших, отпил из наполненной кружки вина и снова перечитал.

— Вы меня второй раз удивляете, — сказал вслух, — ишпан Воронецкий. Причем приятно. Не ожидал такого.

Бася опять посмотрела с подозрением, но сейчас не до нее.

— Всякие видел духовные, но такое впервые. Люди обычно мелочно перечисляют все вплоть до перин и подушек с курами и притом речь идет не о самых бедных представителях панства. Другие обращаются не к столь высокому чину, достаточно обычного юриста. Но вам ведь нужно не просто зафиксировать условия, но и получить свидетеля соответствующего ранга, что нельзя было оспорить.

— Вы правильно поняли.

— Панна ведь еще не знает, — в словах не было вопроса.

— Я хотел прежде убедиться, что по закону такое возможно.

— Почему нет? Вы в своем праве и за отсутствием других потомков мужского пола имеете возможность распоряжаться имением, как угодно. Неплохо задумано. Полагаю, — подвигая бумаги к Басе, — вам, госпожа моя, будет интересно. Кстати, почему два года?

— Я собираюсь отсутствовать такой срок.

На вопросительный взгляд не стал давать пояснений. Наверняка в курсе про не слишком приятное положение хозяйства и догадывается где могу попытаться добыть чуток серебра. Два года стандартный срок для наемников в Арьянаме. Царь царей охотно берет нашего брата, из бедного шляхетства и отправляет добывать победу у его врагов. Возвращаются оттуда немногие. Далеко не все погибают, хотя не меньше половины. Кое-кто неплохо обживается на месте. Часть 'бессмертных' состоит из словен. Правда туда берут исключительно сменивших веру, однако и за два года можно неплохо заработать и набрать трофеев.

Справедливости ради, вернувшиеся редко привозят золото. Все больше прекрасное оружие и коня. Остальное стабильно пропивают и погуливают. Соблазнов на юге и за морем хватает. И все ж в наших краях столько получить за службу воином нельзя. Они богаче живут, а у нас государево ополчение считается честью и практически ничего не дает. Можно в вассалы податься или наемный полк, но там разве начиная с сотника в карманах звенят монеты. Так-то едва на приличный вид хватает. Налогов не платим, но меня это точно не спасет в случае еще одного плохого года.

— Судьба любого зависит от Господа нашего пресветлого, — говорю привычный штамп, — как он рассудит. Человек своего конца не знает, значит лучше приготовиться.

Он поднял бровь очень выразительно. Ну, да, задержаться или не прислать известие после определенного срока и останешься с голым задом. Но он ведь не знает, то чего помню я. Не до поместья будет, если и останусь жив. Кто-то должен цепко держать его в руках. Или продать вовремя. Пусть сама и решает.

— Итак, — не дождавшись ответа и получив лишь широкую улыбку, говорит, — давайте начнем. Чернильный прибор, — приказал своему слуге, торчавшему за спиной. — И Ипатия покличь.

Бася дочитала и посмотрела на меня в глубокой задумчивости. Она прекрасно знала, что собираюсь уезжать и все ж о таком не договаривались. В составленном на всякий случай завещании оговаривалось, что все полномочия и права по управлению передаются ей на два года, при условии выплаты матери определенного содержания. Я в курсе, Бася ее из дома не выгонит, но такие вещи требуется зафиксировать во избежание будущих дрязг. Не она решает сколько серебра отдать, а наследник. И больше не обязана. Меньше, впрочем, тоже.

Через два года, если не вернусь или не пришлю сообщение, земли переходят в ее полное распоряжение, вплоть до продажи. Но и это абсолютно обязательно, исключительно она имеет право вести дела. Это не приданное и мужу ничего не положено. Кстати замуж может выйти не раннее, чем через год после помолвки. Без моего присутствия, однако не обязательно за этого, а по личному желанию может и разорвать сговор. Или нет. Как ей будет угодно. Главное, имущество жены, остается неподконтрольным семье, в которую входит. В случае развода все остается ей. В случае смерти, ее сыну или старшей дочери, за отсутствием потомков мужского пола.

Я максимально прикрылся от разбазаривания собственности любыми посторонними, хотя никто не гарантирует, что сама не отдаст тому же супругу на его нужды или дети у нее не вырастут шалопаями на манер дяди. Меня, в смысле. Или того пуще, не спалят все в войне. Не случайно пункт о возможности продажи. Бывают ситуации, когда лучше поменять замок на золото. Его проще унести или спрятать.

Ипатий оказался эллином из вольноотпущенников. Поскольку одет он гораздо лучше меня, понять это, в смысле не так давно смердом был, можно исключительно по железному кольцу на пальце. Но не самому же дьюле писать, раз уж понадобилось! Не та должность. Да и мне, откровенно говоря, глубоко начхть чей рукой духовная составлена. Зато дополнительный свидетель, что иногда полезно.

— А хотите, — говорю дьюле, глядя на то, как Ипатий разложил принадлежности и с вдохновенным лицом собирается начать писать на пергаменте, — ценную идею по вашей части?

Он посмотрел с заметным недоумением. Я ему буду советовать, ага.

— Всегда полезно получить полезную подсказку, — сказал, тем не менее, с невозмутимым видом.

— Подайте на имя государя предложение об оформлении всех сделок и договоров на бумаге с орлом.

То есть гербом Словении. Птица Рюрика. У меня по этому поводу давние сомнения, самые древние печати ничего общего с этим не имеют. Но у многих народов он символ власти и силы, даже германцы в гербах имеют разные виды хищников, включая крылатых. И в Царьграде употребляют изображение немного иначе нарисованного орла вместе с Луной. Мы с юга много чего взяли еще при Свендиславе. Так что кто у кого подцепил уже не разобраться.

— После определенной даты только такие считаются признанными. Своего рода пошлина в государственную казну. Даже по малой цене может неплохо набраться в целом.

Лет через пять такое введут в Арьянаме. При той моей жизни не было соответствующего указа из-за войны, но в этой почему нет?

— Любопытно, — сказал он после длинной паузы, явно обмозговав идею. — А почему самому не подать доклад?

— Не смешите, пан Ладягин. Или присвоит кто мысль в казначействе, или выкинут бумагу от никому неизвестного ишпана из Олтении. Если болярин бы надумал, может бы и изучили челобитную. Но мы, Воронецкие, присягу кроме государя не давали и вассалом ничьим не являюсь. Кому понадобится продвигать мои интересы? Вы — другое дело. Наверняка ведь знаете нужных людей. Если не деньги, то благожелательное внимание получите на будущее.

— А вы, — с расстановкой, — мое?

— Святой огонь свидетель: не корысти ради, но если выгорит, неужели не вспомните при нужде полезного?

Мы дружно посмеялись. Одна Бася сидела с задумчивым видом. В данной шутке присутствовал достаточно прозрачный намек. Уж не знаю выйдет ли польза какая, но доброжелательное отношение со стороны высшего чиновника в наших краях отнюдь не лишнее.

Дьюла снова вернулся к диктовке оговоренного текста, а сестра, предложив в очередной раз вина и закуски, еле заметно кивнула в сторону. Якобы помочь с очередной амфорой подхожу

— Почему? — спросила она шепотом.

— Тебя что-то не устраивает? — делаю обиженную морду.

— Не изображай идиота! — почти нормальным голосом требует, аж Ипатий голову поднял и покосился в нашу сторону.

В реальности я его свалял полностью. И практически продал ее за возможность отдать долг и поступить в полк расцов . Служить там было отнюдь не просто и требовалось свое снаряжение, начиная от доброго боевого коня и заканчивая доспехом. Но меня тогда интересовали исключительно собственные желания. И, положа руку на сердце, не прогадал. Немного везения и храбрости принесли славу, а вместе с ней и чин. Не начнись гражданская война, не понеси дорогами крови, как щепку, мог бы неплохо жить. А вот она — нет. Муж старый да постылый. Когда стала бегать к прежнему дружку мне уже не узнать. Может с самого начала. Супруг нечто заподозрил и застал на месте прелюбодеяния. Разговаривать и на дуэль вызывать не стал. Посек обоих. Идиот. Скандал вышел знатный и репутацию сгубил навечно. Нет, Корич был в своем праве насчет жены. Никакой закон его б не обсудил. А вот Урлику Шакинскому обязан был дать возможность хоть штаны надеть.

К чести любовника тот не стал кидаться в окно или убегать. Пытался Басю закрыть своим телом. По ранам потом определили, да Корич и сам орал, делясь подробностями. Я бы нашел причину его повесить, но он успел удачно помереть до возвращения, да и сделанного не исправить. И да, не имею ответа, по любви она бегала на встречи или от тоски. Возможно совместная жизнь с молодым обернется не лучшим образом, особенно на фоне моего замечательного завещания о запрете мужу использовать ее имущество. Но я должен делать добрые дела, а чем они обернутся будет видно. Говорят, благими намерениями выложена дорога в ад. Вот и погляжу.

— Вряд ли я был хорошим братом, — сказал серьезно, без ерничания. — Вечно лишь о себе думал. Пришло время и о других. Ты моя сестра, моя кровь и никого ближе, кроме матери, у меня нет. Остальные не в счет, давно уехали. Так пусть хоть ты за меня искренне помолишься, если не вернусь. Да и мне Там зачтется, что хотя б попытался не мешать жить. Через пару недель сама решения принимать станешь. Возможность быть независимой даю. А сумеешь или нет, сама старайся, если умная, в отличии от меня дурака.

— Мне страшно, — сказала она шепотом.

Понятное дело. Привычное, налаженное существование рушится. Дальше ей придется самой, без оглядки на чей-то авторитет и не имея возможности спрятаться от разговоров.

— И это хорошо, — киваю. — Бояться — это нормально. Позволить взять страху над собой верх — непозволительно. Мы потомственные ишпаны, из воинского рода. Встречать врагов с оружием в руках у нас в крови и не вздумай сказать, что ты женщина.

В детстве она пыталась подражать мне. Те же повадки, вплоть до лазанья по деревьям, охоты и фехтования. Матери вечно приходилось одергивать и напоминать, что у нее в жизни иная задача — беречь очаг.

— Это не важно. Вы рожаете мужчин и их воспитываете. Благодаря вам, мужчины такие, какие есть. Не думать о безопасности непозволительно, слишком усердно от врагов прятаться тоже нельзя. Потеряешь все. Так отец говорил, не я. Всегда и везде будь самой собой, а не подстраивайся под других. Какую судьбу создашь, такая и будет. Это уже от себя.

— Предсказание? — криво усмехнулась.

— Нам этого дара Господь не дал, оно и к лучшему, — говорю с глубоким убеждением. — Плохой бы из меня мобед вышел.

— Пан и панна Воронецкие, — окликнул Ладягин, — извольте посмотреть.

При виде текста невольно испытал восхищение Ипатием. Конечно, писано меньше листа, но без единой помарки, красивейшим почерком в двух экземплярах. Второй будет зарегистрирован в архиве храма, чтоб любой мог ознакомиться и убедиться. Мне б на такое понадобилось пол дня и куча ругани. Внимательно перечитал оба документа, проверяя на расхождение с изначальными тезисами и кивнул.

На нижнюю часть пергамента накапали расплавленным сургучом, а затем приложили по очереди печати. Сначала, естественно, я. Затем дьюла. Внизу расписались Бася и Ипатий.

Дьюла встал и принялся читать молитву на каком-то архаичном наречии, где я понимал с пятого на десятое слова и даже общий смысл улавливал с трудом. Это гораздо древнее привычных устаревших формул, употребляемых повсеместно. Когда под его ладонью, перевернутой вниз, полыхнуло пламя, невольно вздрогнул. Впрочем, все, пусть и ждали, дернулись. Свет по глазам бьет серьезно и реагируешь не размышляя, машинально.

Быстро сунулся глянуть на результат и с удовлетворением хмыкнул. Не в первый раз вижу, однако всегда вызывает удивление и восторг. Пергамент превращается в странный материал, который можно кидать в огонь или воду, буквам ничего не будет. Правда, резать можно, пусть и с трудом. Совсем уж неуничтожаемым документ не является. Но обычные случайности, вроде пожара ему повредить не способны, что имеет порой огромное значение.

Печати, при том, будто вплавляются и содрать их тоже не выйдет, как и пергамент сверху покрываются прозрачной коркой. Самое важное: если используешь не свою печать, она смазывается и сразу видно — подделка. Как это возможно, никто толком объяснить не способен, включая юристов. Магия. Не случайно, высшая категория судебных крючков всегда из таких. Ты можешь быть семи пядей во лбу, тем не менее, только имеющий способности, получает в разы больше гонорар, поскольку в архив попадает лишь такой вариант.

— Скоро солнце садится, — говорю вслух, забирая свой экземпляр и попутно передавая главную печать Басе. Ключи и так у нее на поясе, а вот это признание официальной хозяйкой с правом решения любых вопросов.

Перстень на ее палец не садится, слишком большой, догадливо надевает на цепочку на шее.

— Помолимся и отужинаем.

Дьюла начинает кудряво благодарить за оказанную честь, пряча вторую духовную в специальный футляр и забирая мешочек с монетами. Фактически последнее отдаю. Иначе никак. Размер оплаты всем известен и подобные процедуры недешевы.

А что делает вид, что готов прямо сейчас в путь — обычная процедура. Ты приглашаешь, он отказывается. Редко кто после второго раза уезжает. Куда мчаться на ночь глядя, когда и здесь недурно накормят.

Глава 4

Неожиданные попутчики

Замок остался позади. На удивление, высыпал с утра пораньше весь народ провожать, будто им заняться нечем. Пришлось на прощанье речь толкнуть. Слушайтесь хозяйку, а то вернусь, головы поотрываю. Кажется, никто особо не испугался. Впрочем, и плюющих вслед, также не заметил. Я под горячую руку могу кулаком приложить, а кое-кого из нерадивых и на порку отправлял, да без злобы и по делу. По крайней мере, мне так кажется. Что в голове у мужиков не всегда понятно. То он кланяется до земли, то за топор хватается и пана вместе с семьей всем миром жгут. Нас-то бог миловал от таких страстей, но у ляхов случалось, когда уж совсем палку перегибали. Но и спускать наглость и нежелание трудиться тоже нельзя. Поэтому лично набрал еще пятерых ратников из ветеранов, взамен троих, уехавшим с матерью. Люди в возрасте обычно знают, где граница проходит и зря не устраивают погромы. С другой стороны, какой-никакой опыт у бывших вояк имеется и каждый стоит пятерых холопов даже с оружием.

За Вылчу теперь спокоен, пока мирное время. Одна беда, пришлось отправляться в Серадзь. Кого попало ж не возьмешь, а набирать по соседству не так просто. Такие люди все больше по городам сидят, кто не скопил достаточно, чтоб приобрести таверну или кабак. На худой конец хутор. Но солидным людям зачем наем? Вот и посетил на свою голову город. Или все ж не на свою?

Где найти нужный контингент догадывался. Но вот не успел всерьез заняться делом, как подошел криворотый наглый вахлак и вполне сознательно пихнул в бок. Как раз в этот момент держал в руке кружку с вином и жидкость плеснула наружу.

— Облил? — якобы неверяще спросил пан. — Ах ты лайдак!

Я был твердо уверен, что на него не попало ни капли, но тип явно нарывался без всякой причины.

— При всех, — провозглашает хам, — требую поединка! Прямо здесь и сейчас!

— Пан явно не хотел, — сказал кто-то примирительно. — Случайность.

— Смотреть куда крутишься обязан, как и отвечать за слова!

Я понял, что извинения здесь не помогут. Скорее выставишь себя трусом, а он все одно не успокоится. Хуже всего, не настолько пьян, как изображает. Значит все проделал сознательно и следующий шаг — заедет по лицу, чтоб уклониться было нельзя.

— Пан хочет поединка? — спрашиваю с максимальной дрожью в голосе.

— Да! — счастливо орет криворотый. — Не откладывая, прямо здесь и сейчас! Извольте выйти наружу!

Вот чего мне для счастья не хватает, так дуэли неизвестно с кем по глупейшему поводу. Причем крайне не нравится сам способ спровоцировать на схватку. Не иначе имеет на меня зуб, а его не помню абсолютно. Ко всему уверен в своих силах и не боится абсолютно. Был бы он наклюкавшимся — другое дело. Но это явная провокация. И уклониться нельзя. В нашем мире слух про трусость пойдет широко и даже будущий жених Баси нос станет кривить, если не хуже. Выбора не было. Если уж дуэль, то на моих условиях. Зря что ли жег порох последние дни?

— Как угодно, — говорю, обводя быстрым взглядом посетителей кабака. Никто всерьез вмешиваться не собирается, пялятся с ожиданием. Прекрасное развлечение. — Стреляемся с двадцати шагов.

— А? — он от неожиданности растерялся. — Это не по благородному, — восклицает. — Нацепил саблю, так изволь соответствовать!

— Ты меня вызвал, — говорю невозмутимо, повышая голос, чтоб все слушали и в так затихшем зале, — теперь решил диктовать какое оружие использовать? Назвался шляхтичем, изволь отвечать за слова и вести себя согласно чести!

— Никто не смеет, — побагровев, зарычал, — усомниться в чести пана Юрия Недича!

Тут до меня и дошло. Имечко достаточно известное. Голытьба без поместья. Одно название — 'ездец' — конный воин, что в просторечии определение благородного шляхтича.

Вечно то одним, то другим родовитым и денежным услужает. За денежки. А специализация как раз такая: неугодного кому-то вызвать на дуэль и прикончить. Фехтовальщик он очень неплохой, без малейших признаков совести. Уж на что прежняя копания с Войтеком во главе не страдала излишними муками совести, но этот гораздо гаже любого из нас. Кого угодно на заказ прикончит и не поморщится. Не иначе Ковалевские натравили.

Молча иду на выход, за мной гневный Недич, следом остальные.

— Становимся спина к спине, — показываю на порог. — По команде расходимся в разные стороны по двору.

На наше общее счастье места здесь достаточно. Палить на улице было б гораздо хуже. Неизвестно кто умудрится под шальную пулю непременно попасть.

— На счет десять поворачиваемся и стреляем. Кто-то должен отдать команду. Ты, — показываю на первого попавшихся более или менее трезвого пана в приличной одежде. Согласен побыть судьей?

— Завсегда с удовольствием, — говорит тот, надуваясь от спеси. — Не возражаете? — спрашивает криворотого.

— И где ж мне пистоль взять срочно? — спрашивает с заметным ехидством Недич.

Кажется, он все ж ищет причину уклониться. Ну да, рубака знатный, а вот насчет стрельбы неизвестно.

— Может все ж по-нашенски, как благородным людям положено? — и умело крутит саблей, красуясь.

Я вынимаю из-за пояса оба пистоля и протягиваю выбранному судье.

— Убедитесь, что оба заряжены и замки одной системы, — прошу. — Пусть пан выбирает любой, если не празднует труса.

— Поединок! — кричали зрители.

— Пусть стреляется!

— Выбор оружия за вызванным!

— Все честно!

Им без разницы, кровушки хочется.

Он зарычал с ненавистью. Следующая стадия громогласное поношение и толпа с удовольствием поддержит меня. И зарубить на глазах у всех уже не выйдет. Коллективно уши отрежут. Вероятно вместе с головой. Сам нарвался, кто ж тебе виноват. Недича не один я знаю и мало кто любит, а уж насчет уважения и вовсе швах. Слушок моментально поползет.

Он почти выдернул из рук судьи один из пистолей. Иногда гонор совершенно неуместен, но ему сейчас не до размышлений. Если прежде работа была, то теперь жаждет убить для собственного удовольствия.

— Не сейчас, так потом, — прошипел, когда мы встали спина к спине, — найду и зарублю, гаденыш.

— Раз! — произнес громкий голос и мы шагнули. — Два! Три... Десять!

Поворачиваюсь без спешки, становясь в пол оборота, чтоб уменьшить размер мишени для противника и поднимаю руку. Гремит выстрел противника и пуля прошла где-то далеко. Даже свиста не услышал. Стандартная ошибка непривычного. Быстро повернуться и нажать курок. А торопиться, на самом деле, некуда. Из этих пистолей попасть и без того сложно. Но я-то, в отличии от него, добрую сотню выстрелов из каждого сделал и прекрасно знаю: из его пуля непременно идет правее и это нужно учитывать. А мой частенько дает осечку, но зато бьет точно. И на этот раз не посрамило оружие хозяина. Попал куда хотел. Криворотого кинуло назад, на забор. Эти пистоли бьют, как лошадь лягается. И дырку делают если не с тарелку, так с грецкий орех.

Заглядываю через головы сгрудившихся у тела и слышу хорошо знакомый свист при выдохе. Ага, в легкое пошло. И губы синеют. Внутреннее кровоизлияние.

— Не жилец, — сообщает судья, без особой скорби, поднимаясь.

— Поединок был честным? — требовательно спрашиваю.

— Он сам согласился, — несколько уклончиво отвечает.

Ну, да, правильно было б на саблях устроить фехтование, что он меня на куски порезал. Не уверен, насколько даже теперь способен с ним сражаться на равных. Недич был хорошо известный уникум и в наших краях один из сильнейших. Соревнований никто не устраивал, однако пара им убитых вовсе не паршивые умельцы, а настоящие мастера были. Потому его и боялись.

— Тогда это мое, — сдирая пояс с саблей и забирая мешочек с монетами с гайтана на шее, заявляю.

Ого, а за мой труп неплохо платят! А где этот... А вот... стоит.

— Кабатчик!

— Да, мой господин?

— Этого зарыть, — кидаю ему трофейный златник, — всем налить за мою победу и упокой его души, — еще один, под общий дружный счастливый рев. — Насколько хватит, — еще одна монета.

С такого и упиться всей компанией недолго.

— А коня его — сюда, — и посмотрел выразительно.

Извини, мне самому пригодится. Я щедр, но не настолько.

И вот теперь на неплохом мерине, пусть и не чистокровном, до Околотеня ему далеко, восседает Мефодий. А деньги, кстати, пошли Ладягину. Зато последнее отдавать не пришлось. Что ни делается, все к лучшему, как говорит мобед на проповеди про важность борьбы со злом.

Кроме двух коней еще вьючная лошадь. Телеги с кучей вещей у меня не имеется, но кое-что приходится везти. Во-первых, оружие и доспехи. Полный панцирь мне не по карману, однако нагрудник, кольчуга двойного плетения, поножи и наручи со шлемом. Естественно щит, три копья, которые имеют странное свойство ломаться и искать в последний момент новое древко не вполне удобно. Обязательный щит и лук с двумя колчанами стрел. Половина обычные, вторая с бронебойными наконечниками. Из составного учили стрелять с детства, как только мог натягивать тетиву. Кстати и копьем без должной сноровки пользоваться тоже не выйдет. Сабля, доставшаяся от Недича. Может он и был ублюдок, однако в оружии понимал и лезвие из настоящего булата. Все ж рабочий инструмент, а не для показухи. Расстаться с ней было выше моих сил. Никогда и никому дополнительный клинок лишним не был. И это не считая моей обычной сабли на поясе, клевца, ножа, двух пистолей в кобурах с обеих сторон шеи Околотеня и кавалерийской пищали, закрепленной у седла. Запас пороха, пуль, всевозможные инструменты, пулелейки и тому подобное тоже достались на долю вьючной кобылы.

Во-вторых, одежда. Кроме той, что прямо сейчас на мне, два жупана, длиннополый кафтан, рубашки, шаровары, шерстяные накидки, носки, шапка и всякая мелочь, необходимая в пути. Начиная от иголок и шил для починки платья, до лошадиной упряжи и даже ухнали — гвозди для подков с молотком. Никто тебя не ждет в поле для помощи. Ну и конечно парочка котелков, пуд всевозможной долгохранящейся еды — крупы, солонины, сухарей и новомодной сухой лапши, которую, по слухам и через год можно варить спокойно. Даже при наличии в дороге трактиров. В канаве пока ночевать не собираюсь, но всегда нужно быть готовым к неожиданностям.

Короче, было что несчастной лошадке тащить. Хорошо еще тратиться на все это не пришлось. Практически все обнаружилось в кладовых. Включая надетое Мефодием и то что ему отдано. Опять же одежда, кольчуга, пусть и не новая, но в хорошем состоянии и жупан, который надевают под нее. Еще одна пищаль с коротким стволом, лук, ему более привычный и топор. Конь, правда, достался от того же Недича и неплох. А остальное опять же выгреб в замке бесплатно.

Ехали мы себе ехали, никого не трогали из встречных-поперечных, глядь, а на дороге добрые молодцы стоят и явно кого-то поджидают. Причем издалека еще сильно не понравились. Уж больно выразительно поглядывают. И чем ближе, тем сомнительней смотрятся. На конях и оружные, а притом странно смотрятся, не как местные. Да и знаю в округе всех почти. Это в городе попадаются непредставленные, а здесь тишь да благодать и любого соседа с детства помню. А эти...

Кони у всех добрые, но не мазовецкие или куманские. Нет, типичная сорбская горная лошадка. Неприхотливая и выносливая. Это ж сразу видно. Тяжелая голова с маленькими ушами и широкой грудью при невысоком росте. Отец утверждал они скрещивались с тарпанами. Где уж в горах на побережье напротив Италии нашлись дички я уж не знаю. Может и были в древности. Порода то не одно столетие существует. Сейчас такие все больше по хозяйству используются, скаковых не разводят, но зато на подножном корму жить способны.

Самый молодой из торчащих на дороге, лет на пять-семь старше меня, грешного, красавчик, вокруг которого непременно девки хороводятся. Не случайно одет щегольски в отороченный соболем кафтан, специально расстегнутый, чтоб рубаха шелковая, привезенная из-за моря и вышитая золотыми нитями видна была. И сабля у него не из простых. Рукоятка медвежья голова, как бы не слоновая кость, а ножны с накладками даже не серебром — золотом. И смотрит гонористо, прямо сейчас плюнет при виде простого ишпана.

Второй был в одних шароварах и рубахе на голое тело. Шапка и то отсутствовала. Меня аж невольно передернуло. Скоро зима и не сказать, чтоб прямо сейчас сильно жарко. По утрам снег ложится. Выше в горах и вовсе не сходит, в придачу ветер холодный дует с вершин. Я в тулупчике еду, а ему хоть бы хны. И ведь уже не молод. На вид за сорок, как бы не все пятьдесят. Лицо с морщинами, а голова лысая, как яйцо. И все ж, при взгляде на него не возникает сомнений, что рука твердая и кончар не случайно присутствует на поясе. Этот может и доспехи проломить. А арбалет у него к седлу приторочен не для красоты. Простой с виду, но очень убойный аргумент.

А третий был и вовсе подозрительный детина. Ближе к тридцати по возрасту, однако в сторону сорока. Одет прилично, но не крикливо, как молодой и не как голытьба. В другом месте принял бы за пана, если б не рожа. Ну вот бейте меня, мужик из соседней деревни. Если б не повязка на левом глазу и пистоли помимо простенькой с виду сабли. Только окажись он тот, по которого думаю, стоит она как обе мои, да еще и сверху накинуть. И не за особую кузнечную работу, хотя сталь там прекрасная. Уж больно памятная. За нее болярин Кравич три веса золотом дает. Родовая вещь. Впрочем, и за голову нынешнего владельца неплохо обещает заплатить. Только с чего бы ему здесь болтаться? Рудные горы на западе и не близко. Глянуть бы на клеймо клинка, но просить показать неуместно.

— Мефодий! — окликаю, не поворачивая головы и продолжая ехать шагом.

— Да, старший?

— Когда начнется, постарайся завалить из пищали франта. Или хотя б лошадь его.

— А что начнется? — спросил мой мудрый сопровождающий.

Отвечать было некогда. Тот, с повязкой на морде, спрыгнул на землю и демонстративно сняв шапку, показав воинскую прическу ему не положенную по статусу, слегка поклонился. Не как мужик, а как равный равному. Притом то, что он проделал, спешившись, достаточно красноречиво. Сразу показывает, что не ссориться собрался и ставит себя на ступеньку ниже.

— Здрав будь, ишпан Воронецкий, — произносит звучным голосом.

— Как приятно, — отвечаю, — когда тебя знают незнакомые люди.

— Так позволь представить, — счастливо восклицает, — этот, — на молодого показывает, — Унг Пальфи, чаще именуемый Красавчик. Это, — на пожилого, — Гжегож Бженчешчский, но поскольку нормальным людям выговорить что имя, что славную фамилию практически невозможно, кличут просто Лях.

Унг прямо в седле поклонился и сделал подцепленный у куманов жест, когда подносят правую руку к своему лбу, потом к губам, а затем — к груди. Это означает: 'я думаю о тебе, я говорю о тебе, я уважаю тебя'.

О Великая Словения! Все в ней смешалось и даже угры почти растворились среди переселенцев, говорят на нашем наречии, сколько не норовят цепляться за прежние имена, а ляхи все норовят доказать, что они лучше и культурнее, не замечая, как обезьяничают у соседей. Чем куманы правильней? Те еще дикари.

И нет, на меня пальцами показывать не надо. Мы, Воронецкие и прочие родственные Добровланские уже настолько местные, что настоящий ляшский считается смешным. Они почему-то считают наше наречие исковерканным польским, хотя это абсолютно не так. Ну вот польское 'zapomni', которое означает 'забудь'? Или 'Stół' — вовсе не стул, как могло бы показаться, а стол. 'Prosto' — это 'прямо' в значении направления. Или всем знакомая 'uroda'. На самом деле слово вполне безобидное и означает красота. Но они старательно держатся за свое, поминая древние законы и привилегии.

Это, кстати, больной вопрос нашей державы. Когда Свендислав захватил Булгарию и с огромным трудом отбился от ромеев, он вряд ли догадывался во что превратится новая держава, которую расширил за счет сорбов после парочки походов, вопреки договору с Басилевсом. И огромные сомнения, что она б такой стала, не обрети общую веру и твердый закон престолонаследия по старшинству. Впрочем, то случилось гораздо позже. А пока Русь с новым центром, где сидел Великий князь, постоянно выясняла с Киевом и Новгородом кто главнее после смерти вечного победителя, а затем его сына и внука. Стабильно потомки ходили друг на друга в походы за власть. То Киев сожгут вместе с печенегами, то города на Дунае ограбят с уграми. И непременно с юга лезли, норовя вмешаться. На наше счастье скоро у них самих появились враги в виде иранских диких племен, сначала захвативших Персию, потом пошедших дальше. Пока между собой выясняли кто сильнее, состоялась уния с поляками.

Это был союз равных. Краков нуждался в воинах, чтоб отбить натиск диких пруссов с севера и саксов с запада. Словения норовила взять под контроль снова отвалившиеся княжества Руси и начистить морду уграм. Каждое из государств сохранило свои законы и образ жизни до сей поры. При этом, как водится, раз государь, потомок обоих династий, сидит в Булгарии, ему служат и те, и другие. Ведь при нем проще получить земельные пожалования и добычу. Совместно раздавили мадьяр и почти уничтожили пруссов. Многие обрели там огромные владения. Еще и отобрали Моравию у германцев. Между прочим, там оказались серебряные рудники и до сих пор дают металл, отчего монета словенская почти не подвержена порче за эти столетия.

А потом пришли мунгалы и сбили державу на взлете. Русь и Польша пострадали очень сильно. Булгарии тоже досталось. И выставить номадов пока не удается. Временами мы их бьем и чувствительно, но они продолжают налетать на южные земли Руси. Грабить и угонять население. Естественно отток немалый был к нам и в Польшу. На угрские земли набежала тьма мужиков. Там кроме панов нынче никто мадьярского не знает. На север и северо-запад все ж меньше пришельцы ходили. До сих пор Ростов, Тверь и Суздаль независимы. Земли-то много, но пахотной чуток и населения с гулькин нос. Еле-еле отбиваются от Казанского хана. Приходится им у Новгорода с Литвой помощи просить.

Практически вся Русь до Киева запустела и приходится тратить огромные деньги на содержание цепочки крепостей и засек. Местное начальство старательно закрывает глаза на вольный люд, селящийся на Днепре, в междуречье Прута и Днестра. Брать с них налоги себе дороже, зато в случае набега способны не только себя защищать, но и собираться сильными отрядами и бить ворога. Вот в те места мои знакомцы, наверняка, и собрались, когда утекли из прежних мест обитания. Там документов не спрашивают, лишь бы умел рубиться и стрелять. Кому не повезет, долго не проживет.

— И я, ваш покорный слуга — Асен. Чаще говорят 'Волк'.

Не удивительно, что родовое имя не прозвучало. У него отсутствует. Беглому холопу не положено, а брать хозяйское не согласен.

— И что от меня требуется скамарам? — любопытствую, не особо сомневаясь в ответе. Отдавать коней и имущество настроения нет. Люди опасные, но если Меф хотя б одного уложит шансы есть. Невысокие, однако имеются.

— Как хорошо звучит! — патетически произнес Асен. — Не разратники , а скамары-повстанцы. Благодарю, господин, — и он поклонился снова.

— А вот кривляться не нужно, — говорю холодно. — Либо переходи к делу, либо извини, — извлекаю из кобуры пистоль и взвожу с щелчком.

За спиной тоже проделал Мефодий. Что занятно, ни Волк, ни остальные не двинулись, хотя теперь ситуация не в их пользу.

— Говорят вы едете в Тернополь, — сказал он.

— Кто говорит?

Неужели Марта? Вот и делись с бабой. Кроме нее и Баси некому, а сестра вряд ли кому сболтнула. Ей нет никакого смысла. Хотя кто знает, о чем они беседуют с Урликом. Из-за нее и затянулось аж до самых холодов отправление. Хотел присоединиться к знакомым, тем более не в качестве бесправного новобранца, но спешку пороть никак нельзя. Помолвка должна была состояться по всем правилам, с четким соглашением. Хорошо еще кучу приезжих ублажать не понадобилось. Ограничились близкими родственниками. Все ж не свадьба, а договор о намерениях. Принял с максимальным радушием гостей в замке через месяц после начала переговоров. Им ситуация не очень понравилась, с другой стороны, земли отойдут общим внукам, если не вернусь. А шансы на это весомые.

Хозяева уходят и приходят, а деревни с замком останутся. И для них это удачная связь. Все ж в глазах любого владеть поместьем не то, что трудиться за плату малую в суде на государство или клиента. Почетно, иногда денежно и не престижно. А тут еще и родовитая невестка. Повезет и потомки взлетят выше. А фамилия то уже Шакинские!

Прямо в глаза, конечно, никто такого не брякнул, однако несколько раз уточняли о причинах разрешения на женитьбу без присутствия старшего брата. Моя готовность поделиться наследием несколько за рамки выходит. Иные десятилетиями в столицах или за рубежами поживают, а родичам шиш. Есть управляющий или нет, а печать у господина. Не слишком красиво, но по закону все справедливо. Я б тоже не разбрасывался, будь иные варианты. Только я их не знаю. А там уж как выйдет. Одно дело случайный боец из многих и совсем другое человек с красивой идеей. Забавнее всего, я точно знаю — выгорело. Правда меня там не было, зато подробностей наслушался от Хмары и Аршака полные уши. Причем в двух вариантах от участвовавшего в набеге и защитника. Не воспользоваться — глупо.

— Пан же не думает, — с легкой иронией в голосе сказал Асен, — назову имя? А и скажу, как проверить не соврал ли?

— Пан по-прежнему не понимает, чего от него хотят.

— Подолье место опасное, чем больше людей идет, тем лучше.

— А мне представляется для кого-то Олтения не сильно безопасна стала. И это отнюдь не я.

Он расхохотался не хуже коня.

— Прямо в цель! — успокоившись и вытирая рукавом слезы, выступившие от смеха. — Так и есть, пусть мы не отсюда, но ловят навозьи дети. Вот и будем друг другу полезны. Благородному шляхтичу нужна подобающая свита в спокойных землях, а в Диком Поле мы его защитим. Все честно.

А ведь неплохой выход. В степи одиночкам не очень уютно. Так или иначе пришлось бы с кем-то договариваться, но тогда я младший.

— Да? И зачем мне отвечать, когда вы кур украдете или девку снасильничаете?

— Не будет никаких глупостей, — заверил собеседник. — Слово!

— Ты уж не обижайся, Волк, — говорю, — откуда мне знать чего стоит твое слово? На трезвый взгляд, много пившего, не иначе прижали вас всерьез. Раньше ведь намного больше было. Дюжины две, нет? Сейчас чего угодно пообещаешь, лишь бы из капкана уйти, а умеют ли твои люди держать себя в руках мне неведомо. Кто-то кому-то кривое слово скажет и понеслось, а я поручником выступал, значит за все расплачусь, когда конский топот ваш уже в дали затихнет. Может проще застрелить тебя и дальше ехать?

— Совсем не проще, — заверил Асен, — но чую предложение последует. Какое?

— Да обычное. Клятва свитского.

Богатые паны, вступая в хоругви, приводили с собой несколько человек. Обычно их набирали среди дворовых, тем не менее случались и другие коллизии. Сражавшихся с оружием в руках именовали панцирными или свитскими, если они были не из холопов, а вольные. Такие, поступив на службу, заключали договор, в котором обязывались служить господину и его семье четко оговоренный срок, получая вознаграждение. При попадании в плен или ранении хозяин обязан был помочь. Уход прежде срока считался бесчестным поступком и мог наказываться по закону.

— И платить станешь? — с ухмылкой спросил Асен.

— Разве кормить. Или твой 'друг' не сообщил, что с деньгами туго? Кстати, где-то там, в роще, нет десятка дополнительно?

— Увы, отсутствуют. Воинская служба до Тернополя, — после легкой паузы, — там разбегаемся?

— Вы ж этого и хотели, разве нет? А пока не придем, я главный и команды выполняются. Мнение высказать можно, но только пока не приказ прозвучал. Выслушать обещаю, соглашаться — нет. Не устраивает, вон шлях, разойдемся по-хорошему. Или по-плохому. Надоело пистоль держать.

— Идет, — кивает и еле заметная усмешка.

Кажется, он решил, что обманул молокососа. Наверняка именно этого и добивался. Оптимальный из возможных выход. А поставить на место всегда можно. Рано или поздно придется настоять на своем, будет проверять на излом обязательно.

— Огнем, мечом и честью клянусь совершать честно службу и беречь давшего мне ее, до прихода в Тернополь.

Интересно, чтоб он сказал, если б направились вовсе не туда, невольно думаю. Надо и сроки оговаривать. А то ведь навечно могу привязать. Правда таких не удержишь, уйдут, но это ж нарушение по всем статьям. Какой-то наивный, даже удивительно. Или меня за неспособного поймать на слове держит? Ну, поглядим.

— Если он откроет секрет, сохраню его. Если он попросит совета, дам ему добрый и верный в соответствии с вашей совестью. Так будет с нами Бог и святые слова и если нарушу клятву, пусть не будет для меня перерождения души.

Он оглянулся и оба товарища подъехали, не дожидаясь зова. И так слышали все прекрасно. Теперь их очередь.

Глава 5

Набег.

Не пустынном шляхе подкованные копыта гулко стучали по замерзшей земле, поднимая снеговую пыль. Клубы пара вырывались из ртов и ноздрей коней. Месяц жовтень на исходе и одна радость, былая непролазная грязь превратилась в камень и ехать стало заметно проще. Впрочем, холод совершено не мешал Унгу трепаться на ходу. Как выяснилось, он в этом неподражаем. По любому поводу заводился и болтал бесконечно. Хорошо еще не все время со мной. Чаще потоки красноречия обрушивались кудрявым водопадом на головы служанок в трактирах. Они от комплиментов откровенно млели и редко отказывали Красавчику.

— У вас ничего нет своего! — гневно сообщил на безобидную реплику. Что русичи, не имеющие своей культуры, что булгары, растворившиеся в славянах и позаимствовавшие все подряд с юга, раз своего не придумали.

— Ты еще скажи про веру, — лениво бурчу. — Не надо было брать у энтих поганых ромеев.

— Я чту Святовита и шесть пророков, — ничуть не сбиваясь, сообщил Унг, — тем более пятый Сепеш — мадьяр.

Утигур он был, не пытаясь спорить, мысленно отвечаю. По опыту известно, с ним лучше помалкивать, иначе не успокоится, будет доказывать тезисы, аргументируя неведомыми мне фактами и ссылками на давно померших мудрецов. Слушать его иногда занятно и полезно. Он по-настоящему много знает и вроде, по некоторым оговоркам учился в Плоцке, в тамошней Академии. Что его занесло из родной пущи сначала в ученую братию на север, затем на юг в разратники не спрашиваю. Захочет, сам поделится. Нет, так не родич. Сегодня вместе, завтра разъедимся.

— Но это ж правда, что крали словены у всех! — запальчиво вскричал. — Что такое ишпан? Или дьюла? Титулы и должности в мадьярском языке! Рикс — тот же князь в германских, дренгир — нурманское, шляхтич — ляшское. А почему? Не был Свендислав рода словенского и пользовался своими, скандинавскими словами. А сев в Булгарии, стал и вовсе приближать местных.

— Сам он это делал или потомки его, а то и само постепенно внедрилось, — стол же лениво отвечаю, — но ничего плохого в заимствовании слов не вижу. Какая разница, тиун или войт.

— А есть! — радостно вскричал Красавчик. — Тиун человек, назначенный болярином либо князем. А войт — староста, выбранный из низов.

— Это по-книжному. А в разговоре ни мужик, ни тот самый болярин не увидит разницы. Ее нет. Просто кто живет на Руси говорят первое слово, а везде второе. И, кстати, оно ляшское. Еще лет через сто останутся одни войты и в Смоленске с Черниговым тоже. А старостат в Пруссии то же, что воеводство где-то еще. Потому что земли те дадены лично от государя. И мне плевать, трактир, кабак, шинок или еще как именуется заведение, где выпить и поесть дадут, а при необходимости заночевать можно. Главное везде перед домом сноп соломы на палке. Потому что единое государство сплавляет в одно целое разные народы и наречия, обогащая язык и создавая понимание общности.

— А может нам, мадьярам, раствориться в славянах не очень хочется? — серьезно спросил Унг.

— Хочется, не хочется. С чего ты взял, что мои предки об этом мечтали? Мой пращур из йомсвикингов, то ли лив или эст, то ли дан. Жена у него шведка, а его дети на Руси жили и один из потомков породнился с Вячеславом Галичским. Прабабка из куман, ушедших от мунгалов и поступивших на службу государям. И что с того? Я словен, потому что говорю на этом языке, верю в нашу истинную веру, а не раскольничью с юга или в Вотана...

На этом разговоры внезапно закончились. Дорога здесь делала поворот, огибая рощу и ни мы, ни следовавшие навстречу неспешной рысью номады ничего не видели до последнего момента. А потом стало поздно. Кто б не развернулся, неминуемо подставил спины под клинки. Я собственно не думал, просто мгновенно оценил ситуацию и выхватив третий день возимое копье из петли у седла, заорал:

— Вперед!

Замешкались или нет остальные уже не важно. Я атакую. Другого выхода не существует.

— Хурра! — поддержал Унг, срываясь в галоп.

— Бей! — это уже Асен.

Из луков они б нас положили на расстоянии, но именно этого им и не позволили, свалившись моментально в атаку. В данном случае все решали секунды.

— Ворон! — издал родовой клич, налетая и всаживая острие копья чуть ниже горла в пытающегося развернуть коня степняка.

Он только булькнул, вываливаясь из седла. Моментально наконечник выдернул и ударил второго. Владеть таким оружием, сидя на коне, дело сложное, но меня учили с раннего детства, а вторая жизнь, то ли прожитая, то ли приснившаяся, достаточно дала опыта. Именно в умении пользоваться копьями и состоит основное преимущество словенской кавалерии перед кочевниками. Стоит сблизиться и они ничего не способны противопоставить. Поэтому стараются вступать в ближний бой исключительно при серьезном численном преимуществе. А при другом раскладе моментально рассыпаются в стороны и, если сразу не догнать, будут отлавливать сильно горячих или бить из луков издали. Здесь и сейчас мы оказались практически на равных. Их чуть больше, но напали первые мы, не дав разорвать дистанцию.

К сожалению, так удачно, как с первым не вышло. Он и сам успел выхватить саблю и замахнуться, поворачивая коня. А копье попытался отбить щитом вниз. Только я эти штучки хорошо знал и послушно ударил куда он хотел, но чуток левее, проткнув человеку бедро, а заодно и лошадиный бок. Жеребец жалобно заржал, вставая на дыбы от боли и пришлось выпустить древко, чтоб не остаться без руки. Добивать противника было некогда. На меня с недвусмысленными намерениями наехал еще один давно не мытый тип с обнаженной саблей. Только конь у него был не чета Околотеню, который грудью толкнул вражеского жеребца. Сбить с ног не получилось, но замах всаднику испортил, причем тот при выпаде открылся. Мой клинок врезался в ему скулу, попутно рассекая глаз. Человек завизжал и упал спиной на круп лошади. Осталось лишь рубануть по подставленной шее со всей силы. Добавка не требуется.

Разворачиваю Околотеня, попутно окидывая взглядом вокруг. Тот, с копьем в ноге, лежит под бьющейся лошадью. Опасности нет. Еще один валяется неизвестно кем приконченный. По соседству стоит понурая лошадь возле лежащего Унга. В перемешанном с грязью снеге ворочается Мефодий. Коня под ним убили, но сам вроде живой. И трое номадов, дерущихся с Ляхом и Асеном. По крайней мере один из них настоящий мастер. Так и мелькает клинок, рисуя кружева. Гжегож с трудом отбивался. Пару раз Ляха явно противник достал, но ничего с виду серьезного.

Пока мозг оценивал ситуацию ноги сами по себе толкнули жеребца и не мудрствуя выстрелил в спину профессионалу из пистоля.

Почему сразу не палил? А вы попробуйте на скаку куда-то попасть, тем паче они прекрасно видят и успеют пригнуться или сдать вбок. Другое дело, вот так, с близкого расстояния и совершенно безопасно. Когда тебе ничего не мешает. В том числе и броня. Всадники были без малейших признаков доспехов, лишь тулупы и халаты. Скорее по бедности, чем от нежелания вздеть кольчугу. Вероятно она б спасла ему жизнь. На пару секунд. От попадания вряд ли похорошело б и не пробей пуля, а там и клинком получил бы, прежде чем сумел бы повернуться. Я стрелял с левой, а саблю держал в правой. Обученный боевой конь не нуждается в указаниях и сам идет.

Двое остальных невольно глянули на звук и один тут же поплатился, брызгая кровью и заваливаясь на бок. Мой личный разратник по кличке Волк не упустил шанс. Второй не стал ждать окончания боя, когда трое на одного и рванул с места в карьер вдаль. Асен понесся следом, а вот Лях, не обратив внимания на своего прежнего соперника и не поблагодарив даже кивком за помощь, соскочил с коня и кинулся к Красавчику. Я мысленно пожал плечами и добил еще живого кумана. Дырка в спине недостаточна. Они живучие и оставлять за спиной врага дурь несусветная.

— Я все забыл, — сказал Мефодий, тупо глядя на меня, когда подъехал. — Все последовательности связок и выпадов. Слишком быстро все закрутилось. Как баран себя повел и всех подвел.

— Ты не струсил, — говорю с нажимом. — Поскакал в бой. И это главное. А остальное приложится со временем.

— Ты думаешь? — как-то робко спрашивает, глядя с надеждой.

— Так, — с полной уверенностью заявляю. — Все теряются в первый раз. Буду гонять пуще прежнего.

В дороге не очень-то находится время на тренировки. В темноте уже не пофехтуешь, да и выспаться требуется. Я гнал всю компанию всерьез, стараясь не задерживаться аж по двум причинам: быстрому исчезанию и так не великого денежного запаса и поджимающие сроки. Мне кровь из носу нужно успеть договориться с польным атаманом Уховецким до схода льда с рек. В море никто не выходил зимой из-за штормов, но собрать людей тоже понадобится время. При условии, что мне поверят. Или идти к Некрасу. Последнего очень не хотелось. Атаман кого угодно продаст за то золото, к тому же ему и тогда не обломилось.

Он кивнул, как болванчик.

— Сопли вытереть, коней собрать, — кидаю повод недовольного степного конька, оставшегося от застреленного. — Трупы осмотреть. Может чего ценное есть.

— Будет исполнено, мой господин, — оживая на глазах, заявил Мефодий.

Коня я ему не случайно дал, а в замену прежнего. Этот качеством похуже, зато все честно. В бою потерян, там же и обретен. Он прекрасно понял. А что опять поименовал неправильно, тоже отнюдь не по глупости. Подчеркнул глубокое уважение и благодарность. И Свет с ним.

Все это, от начала стычки до разговора, заняло несколько минут. И потому подойдя, вовсе не удивился, что Лях все еще стоит на коленях возле Красавчика. На ходу трудно с одного взгляда разобраться в тяжести ранения, но я достаточно опытен и сейчас вижу — ничего хорошего. Сабля разрубила ключицу и вошла глубоко в тело. Кровь хлестала не ручьем — рекой. Перевязывай, не перевязывай, тут дорога одна, в погребальный костер. В наших условиях можно и закопать, поставив символический. Тем более удивительно смотрелись действия его товарища. Он буквально содрал одежду с раны и положил ладони на края, с силой сводя рассеченное мясо.

Что творит? Даже не пытается перевязать и ведь не от отчаяния, как бывает с настоящими ратниками, когда касается близкого человека, а сознательно. Весь в крови перемазался. А толку... И тут над его пальцами появилось красное пламя, а я застыл с открытым ртом. За все время мы с ним десятком слов перекинулись. Насколько болтливым оказался Унг, этот ему прямая противоположность. Все время молчал и лишь пару раз нечто практичное произносил. Ну, вроде, передай котелок, когда ужинали не в очередном трактире. Кстати и девок, в отличии от мадьяра по заднице не хлопал и на сеновал они к нему не приходили. Такой вечно спокойный и практически не пьющий. Сюрприз!

Под его руками плоть человеческая буквально плавилась. Причем Унг явно боли не испытывал. Даже без сознания человек дергается, когда его принимаются жечь. А здесь происходило нечто гораздо более серьезное. Я практически уверен, хотя разглядеть толком невозможно, кость срослась, но сначала из раны вышли клочки материи, какой-то мусор, попавший туда и не вымытый кровью. А затем мясо сошлось, окончательно закрывая дыру. Шрам все ж остался, однако впечатление, ему несколько лет. Лях устало сел прямо в снег. Он бледный и смотрится потерянным. Такое отнимает много сил. Так говорят. А теперь реально видел. Пошарил в седельной сумке и сунул ему полоску сушенного мяса, а заодно фляжку с вином. Не знаю, правда или нет, считается оно хорошо для восстановления крови. Похоже так и есть, поскольку Лях кивнул благодарно и мясо отправил себе в рот, а сосуд Красавчику сунул. Тот уже тоже сидел и лупал глазами. Не сказать, чтоб сильно бодрый. Но уж, безусловно, живой.

Я никогда такого не видел в обеих жизнях. На всю Словению с десяток настоящих магов-лекарей наберется. И получают они за свои труды так, что могут кушать и на золоте, а ночной горшок иметь из синского фарфора, который по весу в три раза дороже этого металла. А этот скачет по степи в ободранном кафтане и грабит купцов. Идиотизм.

— Я никому не скажу, — произношу вслух, — клянусь своей душой и надеждой на перерождение, Святовит свидетель.

Лях все также молча кивнул. Унг, похоже, не особо соображал, вылакав все содержимое фляжки в один длинный глоток.

О, Крачун, будь ты проклят! Как сразу не сообразил. Что-то зудело на краю сознания, но не вспомнил. То есть я знал, что набег был, потому и всем приказал надеть кольчуги, а сам взял копье. Но ни точной даты, ни где ходили людоловы толком не помнил. А вы попробуйте поделиться, что происходило лет десять назад, да еще не с вами лично. Рассказы слышал, но новобранцев в то время гоняли по-черному, заставляя работать в конном строю отрядами. Не по одиночке. И слаженность не так просто вбивалась. Потому как-то не до чужих подвигов и сожженных на юге сел мне было. Часть пропустил мимо ушей, мало что зацепилось. А теперь всплыло, когда уже без надобности.

Малахай с покойника слетел при падении, но на лбу у него хорошо знакомая татуировка, соответствующая тамге. Далеко не все такую делают, точнее имеют на нее право. Исключительно батыры, в личном поединке убившие дюжину. Натурально — мастер, не показалось с перепугу. Неизвестно чем закончилось бы наша встреча. А так, победителей не судят. Главное завалить врага, а в спину или еще как, пусть жалуется Тенгри или Этугену , а то и Будде. Все больше номадов принимают веру далекого Тибета. Кстати врут, не верю в горы такой величины, в вот тамошняя империя реально существовала и доходила до Семиречья.

— Уходить надо, — говорю, подъехавшему Асену.

Коня привел в поводу, значит не удрал кочевник. Хотя оба жеребца смотрятся не лучшим образом. Гоняли всерьез их всадники и измучили.

— Они оба без сил, — глянул на своих приятелей.

— Срочно драпать, если не хотите без головы остаться. Это не бурчевичи-буржоглы, а ямяковцы.

— И что?

Нет, понимаю, он не издевается. Просто в здешних делах ни в зуб ногой. В Южных Карпатах может всех и вся знал, раз столько лет повесить не могли, не здесь.

— Бурчевичи кочуют по степям западнее Дона и поданные Крымского хана. А орда этих живет восточнее Волги. Им здесь делать нечего. Если не серьезный набег. Тогда это просто разведочный чамбул. За ними идет гораздо больше и не стоит рассиживаться.

— Подъем! — гаркнул Асен, не переспрашивая и не сомневаясь. — Уходим!

Что характерно, никто и не подумал возмущаться. Оба его приятеля поднялись, хотя без особой бодрости и пошлепали к своим коням.

— Второго к седлу привязать, — командую, показывая на собранный табунок. Трех лошадок пригнал Мефодий. Четвертый у Волка. Для начала неплохо. — Что-нибудь ценное есть?

— Не особо, — азартно сказал Меф, показывая небольшой узелок, — но пара вещей из серебра и монеты.

Он парнишка простой. Того, помятого упавшим конем, добил без колебаний и по телам шарил спокойно. И правильно. Чего стесняться. Трофеи — это честная добыча. А переломанному всерьез лучше не мучиться в холодной степи. Все равно помрет, но долго и тяжело.

— Потом поделим. В сумку положи, — и уже для всех, — уходим, быстро.

Эти места я помнил достаточно хорошо. Ну, что значит помнил, во сне воевал в следующем году. И не сказать с большим успехом, однако именно у той деревни, куда повел маленький отряд, погиб Бискуп с половиной сотни. Все он сделал правильно, да только слишком много пришло налетчиков. Причем тогда не особо задумывался почему бурчевичи к нам лезут, вместо давания отпора пришедшим о Волги. Это у тех джут и им жрать нечего. Нашим просвещением по данной части никто особо занимался. Сначала гоняли до полусмерти, затем послали в бой, ничего не объясняя. И мы честно выполнили то, чему учились. Потеряв половину хоругви сбили натиск и задержали на необходимое время. Тогда и началась моя карьера, закончившаяся на плахе. Но стыдится не с чего. Долг выполнил согласно клятве и защищал рубежи страны от напасти.

А то что местность знаю, никогда не бывая тут, уже ни чуточки не удивляло. Земля уж точно не меняется, в отличии от людей. Например, про своих односумников прежде не слышал. Видать, где-то здесь без меня, они в той жизни под саблями сгинули. Все ж я четверых уложил, не кот начхал. Не путешествуй вместе, кисло бы бывшим бандитам пришлось. А сейчас живехоньки. Вывод? Судьбу можно изменить! Свою и чужую. К лучшему или худшему. Ведь для тех убитых она стала хуже, не так ли? И спасшись здесь и сейчас, давшие клятву, не давали обещания не сгинуть завтра, утянув меня за собой. Тут уж как получится. Я делаю что должно, а куда путь заведет один Крачун в курсе и посмеивается. И плевать! Я отвергаю врага человечества и добро восторжествует в итоге, а Свет осияет моих потомков. Конечно, если успею их оставить. А если нет, хотелось бы родиться снова среди своих, а не где-то в Хорсане. Уж это я заслужу...

Уже было видно деревню, когда на пригорок выскочили первые куманы. Основной отряд явно долго не выяснял подробности, а следы на вчерашнем подтаявшем снегу хорошо заметны. Мы погнали всерьез, не жалея лошадей. Главное проскочить хлипкий деревянный мостик, перекинутый через достаточно широкий ручей с крутыми берегами, а там уже частокол. Безусловно не случайно такое место для населенного пункта выбрано. И к обороне подготовлено. Здешний народец живет, держась одной рукой за соху, а вторую положив на саблю. Если и преувеличение, то не особо серьезное.

Уже столетие государь за государем старались оттяпать у степи очередной кусок, поставив цепь застав и крепостей в ключевых точках. А за спинами укреплений вырастали поселения. Естественно, ни Крымскому хану, ни Большой орде такое не нравилось и набеги происходили достаточно часто. Иногда переселенцев вырубали начисто или угоняли в рабство. Это называлось Военной границей и шли сюда только люди определенного склада. Они не слыли, а по-настоящему были сильными, ловкими, вспыльчивыми и склонными к насилию. Другие не выживали. Даже трактирщик или купец из местных могли кого угодно поставить на место. Население Берладских земель имело немалые льготы, включая почти полное отсутствие налогов и возможность войти в панство. Но за все это платили кровью.

В поселке били в колокол, значит уже заметили происходящее и мы могли б успеть, но тут преследователи начали стрелять. Меня клюнуло в спину, но кольчуга двойного плетения не дала войти в тело. Удар, тем не менее, вышел неприятный. Одна из трофейных лошадей жалобно заржала, падая с торчащей в боку стрелой. Вряд ли они целились именно в несчастную. Лошади дороги и ценятся всеми, зря их не убивают. А потом Унг вывалился из седла. Я заметил краем взгляда и затормозил, разворачиваясь. Околотень артачился, желая мчаться дальше и пришлось настоять силой, заворачивая. Встал прямо перед Асеном, затаскивающим приятеля на круп коня, похоже, Красавчик серьезно пострадал, а не просто от упадка сил грохнулся и принялся стрелять по скачущим.

Я не настоящий лучник, но четыре стрелы в воздухе держу, пока первая входит в цель. Двоих завалил, еще одному попал в коняшку, прежде чем с самого шапка слетела, сбитая противником. С грузом нам было не уйти, поэтому продолжал прикрывать еще минуту, вываливая оставшиеся стрелы во всадников. Теперь они были настороже и пользовались щитами. При этом самим не пострелять, что и требовалось. Двоих все ж зацепил, а потом и самому прилетело в плечо и бок. Если вторая опять не пробила броню, то первая все ж вкусила кровушки. Особой боли не почувствовал, но на этом все. Лук мне побольше не по зубам. Пора уносить ноги.

И тут они внезапно развернулись и стали уходить. Мимо вихрем пронеслось два десятка расцов с пиками, готовыми к удару. Кого-то догнали и прикончили, но большинство номадов, не принимая боя, ушли. Преследовать не стали. И правильно сделали. Могли и устроить засаду, да и неизвестно кто еще за холмами. А когда увидел командира понял и причину отсутствия азарта. Перепутать эту усатую, красную рожу алкоголика, хвастуна и вруна вряд ли возможно.

— Урядник Хмара Соловей, — представился старый знакомый.

Я чуть не ляпнул, как не признать старого собутыльника. При всей своей непредсказуемости и вечном попадании в глупейшие истории из-за гонора и непомерно раздутого самомнения, человек не только верный до конца, еще и прекрасный рубака. Я у него многому научился. И Войтека зарезал с его подсказки. А сотник он был прекрасный. Увы, это так и осталось его потолком. Вот разве он меня не знал и знать не мог. Мы встретились через три года. Хм... Или не встретились, а могли?

— Харугвь Расцов. А вы стала бычь хто будитэ?

Чем дальше на восток и ближе к старой Руси, тем более странно говорили. Букву 'Е' порой заменяли на 'Э' или 'И', букву 'Т' на 'Ч', 'О' всегда менялась на 'А', 'Ы' — на 'И', 'И' — на 'Я'. Не тяжелый, а чижолый, не сегодня, а сиводня. Понять при желании труда не составляло.

— Радослав Воронецкий и мои люди.

Быстро выкладываю ему свои наблюдения и подозрения. Хмара одобрительно кивает, знакомым жестом подкручивая усы. Это нечто изумительное и прекрасное. Все приличные паны с таким украшением ходят, но лишь у него аж до воротника свисают.

— Очэнь можэт бычь, — говорит задумчиво. — К Ухавецкаму сабираетесь?

— В Тернополь, — подтверждаю, ничего прямо не говоря.

А собственно почему секрет делать?

— В полк не хочу. К шайкашам лелею надежду присоединиться.

— А пчэму? Конь у тебя нэплох.

— Со степняков ничего не взять, хочу пощупать кого побогаче, — честно сознаюсь. А чего скрывать, не я один такой. — Купеческий корабль или Кафу.

— Это понятно, — тянет.

Молчу. Суетиться здесь нет причин. И чем дальше, тем меньше замечаю несуразностей в речи.

— Кго папала нэ возмут, — хмыкает с уверенностью, — но ты вродэ парэнь нэ промах и нэ из трусливых.

Ну, да. Не всякий бы сделал такую глупость, но клятва вещь обоюдная. Если они дерутся за меня, то кидать их, порушить честь. Лучше сдохнуть в бою.

— Спроси на Хортице Некраса Криворука, скаж от менэ.

Есть! — мысленно вскричал. Я и сам прекрасно знал к кому идти, а теперь могу с чистой совестью сослаться на рекомендовавшего.

— Благодарю, пан-брат, — говорю вслух. — Подсказка не лишняя.

— Всэгта к тваим услугам, — сказал Хмара серьезно и не подумав поправить.

К благородным он имел такое же отношение, как я к династии Царя царей. Папаша из мужиков, хорошо не из смердов. Говорить он об этом сильно не любил и не случайно рвался в бои. Звание сотника давало право на прапор и герб. Мечта его сбылась, но не взирая ни на что, пошел за мной до конца и погиб. А это дорогого стоит.

В деревню мы въехали победителями и местные девушки кидали на нас заинтересованные взгляды. Но мне было не до романтических ухаживаний. Завалились в здешний трактир и занялись ранениями. Стрела хоть не повредила кость и даже мясо проткнула не особо глубоко, но плечо болело. Наконечник сам вывалился на ходу, а древко сломал. Короче, ерунда. Правда пришлось резать пропитавшийся кровью рукав кафтана, прежде чем накладывать жгучую мазь из запасов Марты. Впрочем, и остальное мое войско представляло из себя скопище почти инвалидов. Асен с несколькими порезами, Унг, с обломанной стрелой в лодыжке, бурчащий про не его день, сидящий с закрытыми глазами Лях, бледный, как полотно. Похоже у него нет сил не только на лечение, но и просто встать. Один Мефодий старательно суетился, помогая с перевязками. Кажется, ему было стыдно, что не встал за моей спиной, но он даже не увидел ничего, пока мостик не переехал. Я ж команды не давал, не до того было. Сам чисто на эмоциях повернул.

Даже не покушав, все дружно завалились спать. Надеюсь хоть за оградой и при наличии расцов можно немного выспаться. Не то что не доверял своим, не умей они держать караулы, давно б в петле болтались, но вечно по ночам просыпался даже в поселках. А в поле посматривал, чтоб хлебалом не щелкали и бдили, как положено. Настороженность никуда не делась. Грабят и не таких ушлых. Кони сами по себе немалая ценность.

Подскочил со сна, еще не соображая и повертел головой настороженно, положив руку на рукоять сабли. Потом раздался новый вопль и дошло. Одного из кочевников поймали расцы. Сейчас выбивают, чего знает. А режут или пятками в огонь суют, какая мне разница. И не такое приходилось видеть и слышать. Да и сам, бывало ломал людей, когда нечто срочно выяснить требовалось. Не люблю этого, но война тетка суровая. Хуже всего приходится не погибшим, а покалеченным и попавшим в плен. Наверное, сейчас вся деревня не спит и вряд ли так уж осуждают ратников. В набег идут не для того, чтоб пряниками с медом живущих на земле кормить. А нравы здесь простые. Конокрада не просто забьют, на кол умело мужики посадят. И осуждать их не стоит. Лошади здесь важнее людей. На них не только пашут и воюют, от них частенько зависит твоя жизнь.

Как-то уже не хочется ложиться. Тихо вышел наружу. У конюшни дернулся местный мальчишка, разглядел меня и снова сел.

— Иди подрыхни, — говорю, — я сам пригляжу.

— Не-а, — отвечает, вытирая рукавом сопли под носом. — Низя. Папка выпорет.

— Твое дело.

Уж не знаю нас ли опасаются или из-за случившегося настороже, но лошадей наших обиходили, как и обещали. Расседлали, почистили, накормили. Околотень вопросительно схрапнул. Пришлось извлечь из сумки сушенную рыбу и вручить ему.

— Хороший мальчик, — похлопывая по шее, жадно жрущего, говорю. — Помог сегодня.

Схрумкав в мгновение ока он требовательно боднул башкой.

— Больше не дам, — отдавая вторую, шепчу. — На наглей.

Вещи в углу кучей сложены. Луки у куманов хороши, за них неплохо дадут. Стрел Мефодий не взял или времени не хватило. Между прочим, хорошие по два гроша идут штука. Но сейчас не до жадности. Пять сабель энтузиазма не вызвали. Сталь только у одного хороша, похоже северная работа. А вот трофейный нож удивил. Не иначе тоже добыча. Никаких клейм и надписей, однако такой стоит десятка обычных. То, чем пользуются почти все делается элементарно: к железному лезвию крепится стальной край. Стоит такому стереться или сломаться и все. Годен лишь на выбрасывание. А вот для понимающих ковка совсем иная. К стали приварены железные щечки. Они стираются гораздо быстрее стали и чем больше им режешь, тем он острее. Цена намного выше обычного, ведь работа не для простого деревенского кузнеца, да и стали используется больше. Хорошая вещь. Пистоль тоже работоспособный, хотя и старый очень. Чуток пороха, уже отлитых пуль и свинца.

Имелись еще под сотню грошей, пяток сребреников, несколько вещичек вроде фибул , шесть колец, из которых парочка явно золотых, а одно с приличным камнем, возможно рубин и массивный браслет из серебра в виде змеи, кусающий хвост. Ящера в Словении не уважают и часто объединяют с Крачуном, хотя змеи холода не любит. Это нечто идущее из древности. Степь почитает почему-то эдаких гадов, а у нас медведи с барсами в старых гербах. В данном случае не важно. Тут почти фунт серебра. Можно на куски порубить и расплачиваться не хуже, чем монетами.

На шаги поднял голову. Пленный уже не орал, может помер или рот, наконец, заткнули и в тишине хорошо слышно. Человек и не пытался таиться. Мальчишка голос не подал, значит не родич, но хорошо знакомый. Так что ничуть не удивился появлению Асена.

— Любая половина, — показываю на разложенное добро ваша. — Двое коней тоже. Унг все равно завтра ехать не сможет, поживите здесь недельку, теперь есть чем хозяев отблагодарить. А я с утра пойду.

— Не нужно, — сказал он. — Разве есть куда торопиться?

— Нет, пожалуй, — легко соглашаюсь. — Но и сидеть нет смысла. Вы сами по себе, я с Мефом сам по себе. А Тернополь уже рядом. С расцами доберетесь. Освобождаю от клятвы. Надеюсь обид не имеется.

— А если мы готовы и дальше служить?

— Зачем?

Не люблю, когда чего-то не понимаю. А сейчас очень крупно. Нет ему никакой выгоды за моей спиной дальше болтаться. В здешних землях кто такой не спрашивают. Даже беглых не выдают.

— Не в том вы возрасте и не с тем опытом, чтоб покорно повиноваться сопляку и идти куда укажу.

— Да как-то не похож ты юнака, — демонстративно разводя руками изрек. — Если б не знал с кем имею дело, а услышал рассказ, решил бы старый вояка нас вел, прекрасно знающий местность и людей.

— Я ишпан, — говорю с надменностью во взоре, — с собственным, пусть невеликим поместьем и холопами. И у меня были хорошие учителя. Не вижу ничего удивительного в умении управлять и видеть недостатки.

Кажется, ненароком лишнее брякнул. Никто не удивится, что умею драться или обустроить лагерь. Даже знание местности можно списать на изучение карты. А вот различать кочевые племена для жителя Олтении, прежде лишь пившего и на охоту ходившего, несколько странно. Хотя, чего не бывает на этом свете. Микола успел послужить на юге, почему бы не быть наставнику отсюда.

— У каждого свои тайны, — примирительно говорит Асен. — Лично меня устраивает, когда пан без гонора, зато не дурак.

— А меня нет, — отвечаю холодно, — когда в чем-то подозревают и намеки звучат странные. Не люблю иметь за спиной неизвестно что думающего разратника. Мефодия или Унга понимаю. Тебя — нет. Правду скажи.

Он шагнул наружу и посмотрел, явно проверяя где мальчишка-сторож и не слышит ли тот разговора. Потом подошел и присел на корточки рядом.

— Ты сам видел, — сказал шепотом, — Лях непростой человек. На него временами находит. Не часто, но случается. И тогда он говорит не от себя. Свыше приходит. Он потом ничего не помнит, но дважды сбывалось.

— И? — спрашиваю, уже догадываясь.

— В червень вдруг нашло снова. И сказал: 'Кончилось вольное время. Жить хотите, уходите в Дикое поле. Не сами. С ишпаном Радославом Воронецким, что из Вылчи. На нем след. С ним удача.'

Он помолчал, посмотрев с опаской. Я б тоже не знал, как отреагирует собеседник на подобные откровения.

— У меня два десятка парней было и никто не понял, когда позвал уходить. Нам и так неплохо жилось. А про Ляха только нам прежде ведомо. От своих скрывали. Что лечить может знали и то просто травником хорошим считали. Не больше. Как объяснишь? Да и ты, прости, не самый известный человек в наших краях. Поди найди еще. Только он не ошибается, — произнес убеждено.

— Веришь или знаешь?

— Уже убедился. Говорю ж, в третий раз на моей памяти.

— А 'след' — это что?

— Знать бы... Может коснулся тебя Святовит, как Ляха.

Взгляд вопросительный, но я не собираюсь откровеничать.

— Червень, когда?

— В конце месяца, — подумав, ответил Асен. — Могу уточнить у Красавчика.

— Не важно, — отмахиваюсь, прикидывая. Не иначе как раз, как в голову стукнуло. Не один прохожу Чистилище, есть и другие или это не связано, просто учуял? — Ты понимаешь, что мы дошли до Дикого поля и моя удача может не присоединить твою, а съесть? Это моя удача, не твоя!

— Мы и так живем лишние месяцы. Моих односумников накрыли через два дня после нашего ухода. Никого в живых не осталось. Все сбылось. Да и вижу, не просто душеньку потешить хочешь, сабелькой помахать. Цель у тебя есть. Глядишь, и нам обломится. Мы клятву дали, всегда спину прикроем. Поди не плохо, а?

— А лечить?

— По заказу не будет, — сразу отрезал Асен. — За золото тоже. Друзей, да и то не при всех. Его право.

— Идет, — подумав, соглашаюсь.

Всегда удобно иметь несколько не гнушающихся головы резать под рукой. Я тут никому неизвестен, платить наемникам нечем, а без силы нет авторитета. А поможет или нет, чудес никто не обещал. Вдруг сподоблюсь.

— Хм... если не секрет, почему ты без глаза, если под рукой такой умелец?

— Никто не способен сделать мертвое живым, кроме богов. Отрубленные руки-ноги тоже назад ни один маг не приставит. Новый глаз не вырастит и из могилы не поднимет. Мог бы...

Он осекся и замолчал. Что-то там было сильно неприятное с трупами в прошлом, о чем говорить не хочет. Скорее всего, не его тайна. Оттого и скачет по степи Лях, а не во дворце сидит.

— С утра на год повторите, а не как прежде, до Тернополя. Половина трофеев по-любому ваша. Вместе дрались, делим справедливо.

Глава 6

Лапишки.

Никуда я не уехал. И не потому что так решил. Еще до рассвета во двор прибежал молодой парнишка из местных и позвал на совет. Собственно, никто не собирался спрашивать моего мнения и внимательно выслушивать. Прямым текстом, даже не Хмарой, а его десятником, было сказано взять своих людей и совместно выдвигаться в рейд. От некоторых просьб невозможно отказаться. Поэтому я послушно кивнул и помчался назад, слегка недоумевая в чем был смысл звать куда-то, когда проще приказать. Ну, да, мы не на службе и можем отказаться, но вряд ли б после этого долго задержались в трактире. И никто б на постой не принял, а с раненым в поле зимой не шибко большая радость. Из пленного выбили достаточно важные сведения и практически каждая семья дала ополченца. Ну и они станут погибать за соседей, а мы отсидимся? Не то чтоб очень хотелось, однако иногда приходится прислушиваться к общему мнению.

Мы даже не стали терять время на утреннюю молитву. Во время боевых действий можно нарушать правила, сказал Третий пророк. Он сам был знатный вояка, если верить книгам и прекрасно соображал, что позволительно, а что нет. Ради спасения жизни не осуждается идти против правил. Другое дело, после окончания войны, придется отмаливать все совершенное и не сделанное. Отсутствие молитв в двойном размере. В Диком поле водились особо умные типы, которые утверждали, что поскольку здесь война никогда не заканчивается, то и нечего себе голову забивать всякими глупостями про пост и что употреблять, а также сколько раз к Свету обращаться. Ратникам положена скидка, они обычно до старости не доживают. А если внезапно умудрятся, то будучи дряхлыми обязательно с утра до вечера станут молиться. Некоторые в возрасте в монастыри уходили. Я пару таких мобедов знал. Жуткие ругатели, охальники, пьяницы и драчуны.

Прямо под встающим солнцем всем отрядом пошли в степь. Расцы, причем каждый с кметом , а то и двумя, что всерьез усиливало наш потенциал, почти пол сотни местных, иногда очень неплохо вооруженных и с десяток случайных залетных, включая меня с Мефодием и Асеном. Ляха я оставил сознательно в деревне, приглядывать за имуществом. К тому же кто-то должен и за Унгом присмотреть. Возможно потихоньку подправит ему здоровье. Меня б это устроило. Указаний явно слушать не станет, а так есть шанс. Да и сомнения имел насчет умения драться. Старик уже. Пусть занимается более привычным делом, тем более, как выяснилось, в Мартиных травах и лекарствах соображал гораздо лучше моего и способен лечить не одной магией. Мне руку зашил вполне профессионально. Между прочим, практически не чувствовал. То ли ничего ужасного с самого начала не было, то ли потихоньку все ж использовал свои способности. Что у меня первая дырка в шкуре? Прекрасно знаю, как это обычно. Сейчас заметно легче.

Мы шли легкой рысью, не пытаясь загонять лошадей. Чуть быстрее прибудем, зато толку от нас на дохлых клячах никакого. Поэтому даже привал небольшой сделали для отдыха в полдень, перекусив и помолившись. Пресловутые Лапишки, оказались немалого размера населенным пунктом. На первый взгляд не меньше тысячи живет, да и не с одного поля. Наверняка купцы останавливаются, раз возле важного перекрестка и ремесленники имеются. Короче, есть чего грабить, пусть и не так просто до добычи добраться. Деревни в таких местах всегда больших размеров и за стеной, а частенько и с валом, любая изба маленькая крепость. Брать их штурмом себе дороже. Золото в этих землях не валяется, серебра тоже не особо много, а вот железо всегда наготове. Может от этой уверенности и не особо бдительно смотрели за окрестностями.

Я подозреваю куманы пришли на рассвете. Точно этого знать нельзя, чистая догадка. В любом случае номады не стали собираться толпами под частоколом, издалека грозя пальцем и давая время подготовиться. Ворота, или частокол вынесли заранее приготовленной миной. А вы думали раз кочевники, так до сих пор не умеют окруженные стенами города брать. Конечно не настоящая крепость, однако здесь имелся ров и стандартный вал с оградой из толстых бревен. Уж не знаю где раздобыли, видать по реке сплавили плоты, но смотрелось солидно. Не помогло. Возле пролома валялось с десяток человеческих и лошадиных трупов, но для такого приступа чистая ерунда.

Внутрь они попали без особых проблем. А вот дальше завязли. Поскольку площадь поселка, не смотря на количество жителей, не такая уж и большая, а как оборонять ограду, если периметр велик, в панике никто и не подумал разбегаться. Когда набег, все прекрасно знают свое место и даже женщины готовы пострелять из луков и арбалетов, сидя на крыше. Каждый дом фактически маленькая крепость, с узкими бойницами и простреливаемым двором. Номады застряли, вынуждено штурмуя здания по очереди. Половина города к нашему приходу горела, на узких улицах валялись трупы как местных, так и налетчиков, но мы пришли очень своевременно. Таскающие наружу добычу и всякая шушера вроде охраняющих запасных коней была втоптана буквально моментально в землю. Немногочисленный отряд, попавшийся у ворот полег моментально. Дальше началась вместо сражения какая-то сплошная резня.

Штурмовать дома на конях не слишком удобно, зато когда сразу сотня лезет, расстреливая лучников на крыше и не давая высунуться, пока остальные рубят дверь, особо не повоюешь. Двух-трех куманов могли снять, потом в узком проходе входа начиналась рубка, если прямо не запаливали крышу. Правда, этого, как раз, не любили кочевники делать. Им нужна была добыча, а не пепел. Проще давить массой и стрелять из-за первой линии атакующих кучно по защитникам. Погром был в самом разгаре, когда мы свалились на спину. Просто налетели на неготовых к такому и принялись убивать.

Хмара вертелся на коне, крича нечто, но лично мне ничего за воплями, лязгом железа, выстрелами и ржанием лошадей слышно не было. Подозреваю и остальным тоже. Основная часть просто понеслась дальше, а здешние куманы по большей части не успели ничего сообразить. Их кололи и рубили сзади, заваливая телами двор. Возможно, будь обученной пехотой успели б стать в круг, прикрываясь щитами, но они всадники и такое не умеют. А бить неготового и бегущего к коням одно удовольствие. Жатва вышла кровавая и быстрая. Что удобно, спутать своего с налетчиком практически невозможно. Другая одежда, да и рожи с узкими глазами. Можно даже не вопить боевые кличи, как обычно. Хотя все равно орут, по привычке и подбадривая.

Из дверей полезли радостно вопящие мужики и бабы, с удовольствием добивая раненых врагов. А мы в разнобой пошли вдогон остальному отряду. Как ни удивительно, Мефодий держался рядом, а вот Асен куда-то исчез. Искать и выяснять было некогда. Ошибочно свернув куда-то не туда вылетели к очередному двору. Один из наших, в одежде расца, дрался сразу с тремя противниками, успев приголубить еще одного, валяющегося в луже крови. Я рванул на помощь, но тут из того двора выскочили еще двое. В Мефа полетело копье. Он дернул повод, пытаясь увернуться. Лошадь встала на дыбы и получила острие в брюхо, заваливаясь. Я зарубил кинувшего копье и послал Околотеня на второго. Это оказался очень приличный боец и целую минуту отбивался, пока не развалил ему плечо.

Со двора выскочил всадник. Не уверен, что он был хуже меня, так и сыпал злыми выпадами. После обмена ударами я понял, нарвался на мастера, но Околотень крайне вовремя укусил его жеребца. Тот жалобно заржал и дернулся, выведя на пару секунд из равновесия. Мне хватило. Пусть голова не улетела красиво, но шею ему качественно разрубил. Конь унесся, волоча повисшего в седле всадника. Мне было не до преследования. Пока возился с остальными расца свалили, хотя и он успел прикончить двоих. Прямо на глазах номад взмахнул секирой, ударив его в бок. Тут и кольчуга не поможет. Второй раз занести оружие он не успел, оборачиваясь ко мне, но я уже был рядом и отправил еще одного к Будде на изучение кармы.

Тут воняющий потом, страхом и конем вперемешку с гарью упал сверху, с сарая или забора. Нападавший попытался ударить ножом в горло. Я извернулся, подставляя наручень, но под тяжестью кочевника не удержался и сполз набок. Так мы вместе и свалились на землю, только он сверху, вышибая из меня дух. Только Околотень, приложивший его копытом, уверен сознательно, спас от очередной дырки в теле. Спихнуть с себя врага элементарно не хватило б сил после падения. А тут он охнул и выпустил, благодаря коню.

Я с трудом встал и тут же полетел от удара в спину на землю. Перекат не слишком помог. Очередной злобный малый в малахае и тулупе попытался зарезать, но я успел блокировать выпад саблей. Тем не менее, положение было не из лучших. Подняться он давать не собирался, а рядом еще прыгун обнаружился. Тоже с неприятными намерениями. Этот, правда, пытался ловить крайне недовольного Околотеня, прекрасно сознавая его ценность и не покушался на мое здоровье. Мне и без того как-то не сильно радостно было и крайне удивился, когда подлюга внезапно упал на колени. За ним обнаружился Мефодий с измазанным кровью и мозгами топором. Прямо с колена кидаю левой рукой нож. Не слишком удачно, но тот тип, гоняющийся за конем, внезапно решил покинуть место драки, получив легкую царапину. Видно трезво оценил шансы. Теперь нас было двое, хотя я стоял на ногах не очень твердо. Конечно, железо помогло и даже очень, тем не менее, когда бьют всерьез, синяки обеспечены, пусть и под кольчугой специальный кафтан. Все тело болело и чувствовал себя отвратительно. Кроме того, прыгун все ж пробил железо. Раны вроде несерьезные, но мне и так невесело.

— Вот видишь, — говорю, первым делом доставая из седельной сумки, сразу подошедшего коня флягу и сделав ну очень длинный глоток вина, — снова не испугался и даже помог. Будет из тебя толк.

Мефодий перестал смотреть обалдело, баюкая топор и схватил протянутый сосуд, жадно приложившись.

— Лошадь опять убили, — трагично сказал Меф, переводя дыхание.

— Его возьми, — показывая на погибшего расца.

Тоже не ушел никуда, так и торчит возле тела. Правильно воспитан.

Тут слышится дружный топот копыт. Не один всадник, несколько. Прежде чем успел подумать, оказался в седле, держа в обеих руках пистоли. Почему прежде не использовал, сам не знаю. Здесь, в тесноте, самое место для них. Одно слово — привычка. Все ж ничем от прочих шляхтичей не отличаюсь, сабля в первую очередь.

На общее счастье, выскочившие из-за угла оказались знакомыми ополченцами, разбавленными местными и возглавляемыми Асеном.

— Ты как? — озабоченно спросил.

— Живой, — вяло отвечаю.

Чувствовал себя не особо и на дальнейшие подвиги особо не тянуло.

— Ну нельзя ж нестись вперед, — укоризненно сказал Волк, — не думая.

Особенно опытному вояке, которым являюсь, подумалось. Он прав полностью, но здесь и сейчас все решала скорость и неожиданность. Вряд ли куманов меньше и, если успеют объединиться, нас просто перебьют.

В общем мы поехали дальше, с энтузиазмом стреляя во всех неправильных, рубя не таких и обрастая готовыми помочь горожанами, под воодушевленные вопли: 'Лапишки!' 'Ворон!'. Если первое орали местные, то второе все прочие. Неизвестно за какие заслуги внезапно стал не только руководителем стихийного отряда, но и клич подарил личный. Пару раз оставляли раненых в домах, пополняясь за счет тамошних мужиков, мечтающих рассчитаться за все. И мы шли дальше, убивая неудачников, не успевших смыться и загоняя уцелевших к стене, уйти через которую они не могли на конях. Кое-кто бросал их и все ж лез вверх, но шансов уйти по степи немного. Остальных вырезали безжалостно при подмоге подошедших расцов и местной полусотни, стоявшей на постое. То есть к этому моменту их разве две дюжины набралось, зато отомстить хотели все.

А потом, когда внезапно все закончилось, пришлось гасить разгорающиеся пожары. Налетчики много чего подожгли и огонь местами становился страшным. Вот это было много тяжелее, чем короткие стычки. Дикий жар от пылающих изб, душащий дым, аж до выворачивающего кашля и невозможности дышать и бесконечные ведра, которые таскали по цепочке. Десять минут, пол часа, час, полтора. Один раз выдернул придавленную балкой бабу. Через час она все равно померла от ожогов. Зато какого-то парня вовремя потушили. Успел свалить с ног и облить водой, когда тот побежал в горящем рубахе, не разбирая дороги. Вряд ли б погиб, но пострадать мог серьезно. А еще вынесли щенков из будки. Мамаша видать погибла или с перепугу удрала. Уж не знаю насколько доброе дело в глазах господа, тем не менее, не бросать же несчастных зверушек, только увидевших свет.

Мы не сумели спасти весь квартал, что занялось уже сгорело, но отстояли остальные дома. С трудом ковыляя нашел Мефа, бдительно сторожащего коней и оружие. Право же, я не вполне идиот и не полез в огонь в кольчуге и с саблей наперевес. Даже бесполезные пистоли оставил. Пороха для них больше не было, но это ж не главное. Восьмерых уложил. Не обязательно до смерти, их потом группа поддержки добивала с удовольствием. Мы не кидались сразу в атаку, а сначала я стрелял, выбивая наиболее опасных с виду. Еще троих свалил Мефодий. С такого расстояние промахнуться сложно. Теперь ему будет чего заливать в очередном трактире. Не юнак, настоящий ратник. Топором то ведь тоже поработал.

— Как тебя зовут? — спросила подошедшая женщина.

Было ей лет двадцать пять и красива, чего не могло скрыть перепачканное лицо, платье в крови и грязи. Кстати, не дешевая ткань. Волосы хоть и свалявшиеся от пота иссиня-черные и густые. Короткие. Вдова. Коса отрезана. Конечно, по правилам должна быть в платке, скрывающем пряди, однако где-то явно потеряла. И почему-то ни малейших сомнений, что клинок на поясе использовался не так давно по назначению, пусть сложением ничуть на мужчину не походила.

— Радослав Воронецкий, пани, — максимально вежливо отвечаю, хотя на любезности сил совсем не осталось.

— Я твоя должница, — сказала она серьезно.

Как-то не тянуло куртуазно сказать 'не за что' или 'всегда обращайтесь'. В Диком поле такими словами не бросаются, но я почему-то не помнил ее, тем более оказанную услугу. Кажется, уловила недоумение.

— Ты спас моего брата. Его у стены свалили и обязательно б прикончили, если б не помог.

А, это про того, совсем молодого, которого неизвестно с чего занесло в самую гущу схватки. Он отбивался одним щитом, неизвестно где потеряв саблю и под конец упал, когда я подоспел, подло ткнув в шею лошади кочевника. Зарубить падающего уже совсем просто. Но, видимо, куман не из простых был. Сразу трое с криками кинулись. Я б не отмахался, да все ж хорошо, когда тебя поддерживают боевые товарищи. Вся компания вовремя подоспела и даже Меф тюкнул топором одного подставившегося.

— Это война, пани, — говорю с приличествующей воспитанному шляхтичу скромностью. — Сегодня я помог кому-то, завтра мою шею спасут. Здесь счеты неуместны.

Взгляд был достаточно выразителен. Прибедняйся сколько угодно, но здесь и сейчас ты прикрыл ее брата, а не неизвестно кого. И ей решать насколько далеко простирается благодарность.

— Пойдем, — позвала, — отдохнешь в моем доме.

Быстрый взгляд на Мефа прекрасно поняла.

— И товарищей твоих не обижу.

Ее дом оказался отнюдь не дворцом, но гораздо приятнее нашей Вылчи, особенно в нынешней ситуации. Даже дворня в одежде из не самой дешевой ткани и заметно, хозяйку они уважают. Не знаю, как насчет любви, но это, порой, гораздо важнее. Внутри и вовсе роскошь, по любым понятиям. Ковры, красивая резная мебель. Нам, Воронецким, бы хватило на год сытой жизни, продай все это великолепие. А семья наша все ж не мужицкая и много чего себе позволяла. Да, обидно было все это потерять.

Коней забрали, воду без просьбы нагрели и удалось отмыться. Причем помогала мне в том симпатичная служанка и показалось могла б и большее предложить, будь достаточно сил. Уж очень выразительно норовила потереться бедром. Зимой с этим как-то не очень, разве на постоялом дворе можно в баньку, да пару недель с мытьем неудачно складывалось. Каждый день ее не топят, а платить дополнительно мой тощий кошелек не готов. Вот и приходилось обходиться обычным умыванием холодной водой. Разве для бритья с кухни чуток брать. Настоящий шляхтич может быть ободран, грязен, но без оружия и с небритой харей на людях не показывается. А усы признак настоящего мужчины.

После мытья, пообещал любого, поднявшего без нового нападения, выпороть и вырубился напрочь. Проснулся уже под вечер, когда тело неумолимо напомнило о желании отлить. На стуле обнаружил новую рубаху, жупан и шаровары с меховой шапкой. Все из запасного, поскольку прежняя одежда вконец запачкалась кровью, сажей и вдобавок немало облился из ведер на пожаре, что тоже не улучшило внешний вид ткани, особенно на морозе. Кто-то приволок, не ожидая распоряжений.

Хотя под кроватью обнаружился самый настоящий ночной горшок, коим даже мои покои в замке были не обремены, все ж честно отправился во двор, где не просто выгребная яма, а правильно оформленная будочка. В этих краях такая роскошь изрядная редкость и намекала на немалый достаток.

Знакомый голос нечто гневно требовал. При ближайшем рассмотрении обнаружился Мефодий в компании нескольких местных, спорящих насчет груды вещей. Тут же присутствовал и Асен, время от времени бросая неприятные взгляды на беседующих.

— В чем дело? — спрашиваю, уже догадываясь.

— Вот народец-то! — вскричал Меф, явно довольный прибывшей поддержкой. — Как спасать, так помоги, как дуванить , так и без вас бы справились! А чего не обошлись сами?

— И справились бы, — прогудел могутный дядя в тулупе, снятом с кумана, с старинным мечом на боку. Судя по бороде-веником местный. У приличных шляхтичей считается опасным в бою иметь такое. Вдруг ухватят. — Но за помощь спасибочки.

— Вот сами б и рубились!

— А делить положено по справедливости! — заявил еще один вояка.

Он был из расцов, судя по одежде и пистолю. А рядом еще один, похож на здешнего, но уже с бритой головой.

— Это как? — заинтересовано спрашиваю.

Последовала длинная лекция о том, что заслуги лично мои никем под сомнения не ставятся, тем не менее, никак не можно мешать в кучу молодого жеребчика-трехлетка с десятилетней кобылой, тем паче уздечку с серебряными бляшками и паршивое седло не равнозначны. А сталь на сабле, — при этом совал под нос клинок, ну никуда не годится, а он, обвиняющий жест в сторону Асена зажал настоящий багдадский клинок.

— По справедливости? — переспрашиваю задумчиво.

Вот на кой мне сдались номадские тряпки и даже парочка дополнительных луков. И от прежних неизвестно как избавиться. Продать не выйдет. Тут после побоища полно всякого разного прямо на улице валяется, а покупать особо некому. Убитых много, не до таких вещей. Хотя, прибрать, чего удастся, все норовят. В приличном отряде дуванят после боя, но здесь куча всякого народа поучаствовала и кто сумел хапнуть, тот и получил.

— Ваших сколько?

Они переглянулись, сообразив, что на козе не объехать. Нас трое, да шестеро присоединились случайных в той деревне, потом вместе бились.

Бритый на пальцах прикинул.

— Дюжина и расцов трое. Пятнадцать, стало быть.

— Вот ты и поделишь на двадцать четыре части, считая лошадей. А потом жребий кинете, кому что. Так честно?

— А пойдет, — хмыкает в бороду, прекрасно уловив посыл. На дополнительную долю не претендую, пусть номинально и начальник. Фактически каждый рубился во что горазд и не совсем честно было б требовать больше. — Точно, никому не обидно будет.

— Вот и славно, — бурчу. — Отдай на дуван саблю, — это уже Асену и действуйте, — поспешно удаляюсь в сторону той самой будки, до которой так и не дошел, но очень тянет.

Культурные люди здесь живут, подумалось, когда на выходе обнаружил помимо бочка с водой для мытья рук соответствующий ковшик и даже рушник. Неужели не изгваздали здешние жители или он не для каждого? Во всяком случае заведение оказалось сделанным не на одного, а сразу могло сидеть сразу четверо страждущих. Почти городские термы. Делаешь свои дела и между прочим обмениваешься новостями. Нешто и бабы сюда ходят или у них отдельная будка?

Не стал мучиться глубокими раздумьями и вытер руки после споласкивания. Можно, нельзя, мне не сообщали, значит ничего ужасного.

— Господин Воронецкий, — с поклоном обратился жилистый мужик с глазами убийцы и саблей на боку, — госпожа Сирик ждет вас на ужин.

Поклон, кстати, едва заметный. Чисто вежливость проявил. А вот имечко намекающее. Не зря на доме у входа пентагон .

— К вашим услугам, — отвечаю стандартной формулой, делая паузу.

— Парван, — представляется он, никак не обозначая место при хозяйке.

В зале народу оказалось не особо много. Сама госпожа с братом, у которого рука на перевязи и совершенно непримечательное имя Милош. Тут существовала любопытная тонкость, поскольку сокращенный вариант от Мирослава, а окончание 'слав' намекает на благородное происхождение. Возможно они и были не из простых, но здесь это уже не важно.

Он оказался в прекрасном настроении, вопреки телесным повреждениям. Приветствовал лично, со всем радушием и представил остальных. Парочка пожилых женщин, не то тетки, не то приживалки, угрюмый толстый армянин, не менее сомнительный узкоглазый тип лет тридцати, в расшитом золотом кафтане и тот самый, пригласивший.

Ну, я странным сборищем интересоваться не стал, выдав положенное: 'Счастья и достатка да пошлет Свет сему дому! Пусть не угаснет никогда огонь в домашнем очаге!'.

Они будто только меня и дожидались. Прочитали дружно благословляющую пищу молитву, причем армянин бубнил нечто исключительно ему понятное. Армяне через одного зиндаки , а узкоглазый вовсе не случайно именовался Тогрулом. Он на огызском общался с Великим Синим Небом. Не настолько разбираю речь сельджуков, но тут не ошибешься. Славно рубился (буду?) с ихним племенем, служащим наемниками у Царя царей. Там их уже временами больше, чем персов в войске. Зато ни с мунгалами-чингизидами, ни с куманами дружбы не водят. А с крымских ханством и вовсе на ножах.

Впрочем, нет мне дела до них, гораздо важнее отдать должное угощению. А пожрать там было чего, не смотря на полное отсутствие мяса на столе. Рыба нескольких видов, включая осетра, пироги, уха, восточное пшено , приправленное травами и пряностями, пироги с ягодами, капустой и опять же рыбой. Не иначе у них пост. Неужели сбился со счету в дороге? Не то чтоб очень волновало, невеликий грех в дороге и на войне, мобед снимет после парочки дополнительных молитв, однако странно.

В разговоры не лез, все равно человек случайный и, мелькавшие в имена и события, ничего не говорят. Строить из себя обезьяну или рубаху-парня, выкладывая последний анекдот или сплетни из столичной жизни не тянуло. Где тот Старград и где я. Да и не специалист по хвастовству и байкам. Пару раз провозгласив подходящий тост, как принято у приличных гостей, прихлебывая очень неплохое вино. Похоже из-за моря. Притом поглядывали на меня присутствующие очень выразительно, регулярно задавая вопросы. Не то чтоб тайны выпытывали, какие у меня они могут быть, но происхождением и умениями интересовались достаточно явно.

Про первое мне не жалко, родословная почище иного жеребца, на одиннадцать предков и каждого при необходимости перечислю. Достижениями особыми похвастаться пока не могу. Какие наши годы! В какой-то момент сообразил, справочку обо мне навели у пана Хмары. Не иначе тот отозвался неплохо о действиях не только в бою, но и в походе. Спасибо доброму человеку. Хотя, мне на это уже тыкал Асен. Некоторые вещи надо на опыте получить, тогда в кровь въедается. Теории само собой, но знать и уметь на практике несколько разное. Невольно бросается в глаза, когда излишне много умеешь для своего возраста, причем в дальних походах не замечен.

— Нет, — машинально отвечаю на вопрос, — не пойдут они назад через Гороховец. Наверняка их там встретят. И расцы, и наемные хоругви, и войско Святого Ордена, и поместное ополчение. От Псела к Ворскле поскачут. Это ж не крымчане — на восток двинут.

— И куда, по-твоему? — заинтересовано переспрашивает Парван.

Я поколебался секунду, прикидывая, не слишком ли далеко завел длинный язык. Потом принялся выдавать предполагаемый маршрут с четкой привязкой к местности. А, какая разница, мне ж нужна определенная репутация. Если совпадет, будет, о чем кое-кому подумать. Тем более, не полном размере, а как шел набег и отход, достаточно хорошо помню. Всех не поймать, они будут уходить мелкими группами, но дорог, на самом деле, не так чтоб много. И не случайно пришли зимой. Могут не через брод, а по замерзшим реками идти. То есть маневр все ж есть, а вот в деревнях урожай убран. Бери, сколько надо. Другое дело городки вроде здешнего. За стенами и отбиться смогут. А долгая осада не для куманов. Им быстро взять нужно и уносить ноги, обходя крепости. Так полона им и так хватит.

— Ты ведь здесь не бывал? — пани Сирик заметно заинтересовалась.

В отличии от Парвана и брата говорила она без малейшего акцента. Как образованные шляхтичи.

— Нет. Но карты видел и со знающими людьми говорил.

Если уж быть честным — слушал. Любителей поделиться как схватились с ордой и побили ее на Ворксле со временем становилось заметно больше, чем в реальности. Но кое-кто реально там присутствовал. Тысяч десять любителей поживиться положили, поймав в последний момент. Часть на одном берегу, часть на другом. Просчитались они со сроками.

Она как-то странно глянула на гостей. Смысл не понял. Зато не удивился, когда остальные стали уходить, а меня попросила задержаться.

— Ты странный человек, — сказала она, когда остались втроем. Брат ее тоже присутствовал. — Не мог не понять кто мы.

— Богумилы, — пожимая плечами говорю. — Не трудно догадаться.

Арьянамы принесли истинную веру через пролив, но двух последних Пророков они не признают. В результате не мы их, ни они нас, не считают правоверными. Богу милые — нечто иное. Данную секту не любят ни в Словении, ни в Персии. В отличии от ариев они с восторгом приняли откровение Сепеша. Каждый народ имеет право на литургию на своем языке. Любая душа человеческая содержит Божественный Свет и благодаря этому способна противостоять Мраку и Стуже. Твой путь не предопределен, ты сам его выбираешь.

Если последнее вопрос не для простых умов, отдающих философией, но важнее всего первое откровение. Сбросить удавку чужеземную и молиться на знакомом наречии! А попутно и выйти из-под диктата Царя царей, определяющих кто в духовных делах прав.

Не случайно по окраинам иранской державы новый вариант веры распространился с немыслимой быстротой. А затем последовали мятежи и несколько расколов. До сих пор секты не искоренены окончательно во многих местах и есть огромные сомнения в лояльности тамошних курдов и тех же тюрок. А тогда многие переселялись в Словению и на Балканы, к более терпимым ромеям и даже в Сину и Инд. Если б не Владимир, давно б растворились среди остальных. Но тому захотелось не просто власти, он принимал всех полезных и признал Шестого пророка — Сверомира.

Булгарин по матери, норман по отцу, пол жизни прослуживший в дружине под началом словен и видевший, как принимал Улеб новую веру, в отличии от Свендислава, он был абсолютно космополитичен и притом патриот общей державы. Хорошо налаженная церковная организация арьянамов его не устраивала по той же причине, что и богумилов. Но вывод он сделал противоположный. Не отдельные общины с выбираемыми всеми верующими священниками, а передача благодати от верхних к нижним. Даже более жесткая система, чем изначально у персов, но не подчиняющаяся никому, включая государя. Мобеды становились отдельной силой, имеющей земли и даже войска.

Царь царей, в отличии от Владимира, очень быстро почуял куда ветер дует. От него уплывал статус главы веры. Собственно мы и так проходили по части еретиков, но его не особо трогало. А тут запахло покушением на основные принципы. Закончилось это только после трех войн с огромными потерями и разрушениями. Заодно оформился Святой Орден, неплохо показавший себя в качестве отдельного воинского подразделения. Туда шли младшие сыновья, не имеющие шансов получить титул и земли, но не испытывающие тяги к духовному образованию или истязаниям плоти. Зато воевать их учили и всем польза от избавления от излишне горячих и обидчивых аристократов. Крепости на границах и новые замки нуждались в гарнизонах, а сам Орден в содержащих его. Отхватив очередной кусок земли они под защитой стеной звали переселенцев, давая тем привилегии и льготы.

А у нас все ж после долгих трений и парочки серьезных столкновений установилось достаточно шаткое равновесие. Светская власть не лезет в дела духовные, но имущественные споры и уголовные преступления рассматриваются при подаче заявления на имя чиновника уже на уровне обычной власти. Правда сами мобеды неподсудны никому, кроме совета мобедов, если речь не идет об уголовном преступлении. В любом случае, ни догмат Сверомира, об отделении властей, ни подчинение общей иерархии богумилами не признается.

— Я не силен в вопросах Таинств и не особо отличаю где разница в Псалмах, а 'Послания' последнего Пророка...

Она заметно поморщилась.

— ... вовсе не читал. Одно знаю точно: не важно, как мяукает кошка, лишь бы она ловила мышей. У нас общий враг — кочевники. И не важно каким богам мы молимся по отдельности. Главное деремся с куманами плечом к плечу. Это важнее всего.

— Хорошо сказано, — кивает она одобрительно. — Похоже сложностей не предвидится.

Я не понял и изобразил максимально утрировано недоумение.

— Наш город несколько специфичен, — сообщила пани, после короткой паузы. — Здесь несколько общин иноверцев...

Подозреваю, подразумевалось отсутствие официальной религиозной группы в заметном количестве, а слово выбрала исключительно для меня. Сами они себя называют истинными. Причем все разом.

... и мы, естественно, не вполне укладывающиеся в рамки. Никому то прежде не мешало, общий совет принимает решения полезные жителям, а не какой-то группе.

Ну это не новость. Все окраинные города с точки зрения Высшего мобеда крайне подозрительны. Большинство населения даже не то чтоб не придерживающиеся нашей религии, а даже не словене. Государи один за другим давали кучу льгот и малые налоги для переселяющихся из самых разных стран. Арьи преследуют богумилов, громят курдов и прочих маздакидов? Добро пожаловать к нам!

После батыевых и крымских нападений огромные местности запустели, часть городов практически вымерли. Другие и вовсе уничтожены. Мы нуждались в умелых ремесленниках, имеющих торговые связи и даже в воинах. Этнические различия, язык и вера абсолютно не волновали власть, при условии принятия присяги и выполнения переселенцами определенных обязательств. Более того, такие люди чаще всего находились под властью государственных чиновников, а не местных аристократов. В городах и вовсе отдельное законодательство и выборы руководства. Почти полное самоуправление. Важно было сословное разделение, а не происхождение.

— Большой набег подразумевает необходимость выставить не менее полусотни человек...

И в данном случае не важно сколько реально способен дать изрядно пострадавший город. Если хочешь сохранить привилегии, будьте любезны выполнять соглашение.

— Прежде с этим не было проблем, да и имелись авторитетные ратники, которых слушали, не взирая на веру.

Понимающе киваю. Обычная история. Десяток этих, полтора тех, дюжина и вовсе по-другому молящихся и каждый считает свое мнение самым правильным. В итоге разброд и отсутствие дисциплины. А наводить порядок, не важно, что совершил свой, на его защиту встанут родичи да одноверцы. Ничем хорошим такое противостояние не закончится.

— Оба прежних урядника погибли, еще один ранен. Не очень тяжело, однако на коня долго не сядет. Да и потребен здесь, наводить оборону. Мы тут посоветовались и решили, что ты наиболее удачный кандидат.

Вот такого я точно не ожидал, аж растерялся. Интересно, кто это 'мы'? Явно ж не только присутствовавшие на ужине.

— Ни с кем не связан, значит будешь непредвзятым. Не дурак и храбр. К тому же неплохо себя показал, а лихих парней у нас любят. Да и головой работать умеешь, что немаловажно для приличного урядника.

— И как это будет выглядеть? — спрашиваю, слегка подумав.

Отнюдь не самый паршивый вариант. Чем выслушивать приказы самому их отдавать. Пол сотни человек, даже если подсунут, что негоже, уже неплохо. В Диком поле отряд в 200-250 человек серьезная сила.

— Снабжение, кормежка, ремонт конного состава, жалованье?

Она тонко улыбнулась. Кажется, правильно себя повел. Не стал кричать 'да я всем покажу'! Сразу перевел на деловые отношения. А что, меня ж нанимают, так пусть огласят условия четко.

Неплохо, выслушав предложение, мысленно признал. Расценки я помнил со сна и, хотя они несколько отличались, однако не существенно. Соглашаться сходу, тем не менее, было глупо. Во-первых, потребовал права назначать, снимать и наказывать вплоть до смерти проштрафившихся самостоятельно, не согласовывая ни с кем. Во-вторых, требуется чем-то заинтересовать, поэтому десятникам и лично мне положить серебра больше, а трофеи, буде таковые появятся, к городу отношения не имеют. В-третьих, потерянных коней они обязаны восполнить.

Некоторое время мы спорили о размере сумм. Обычно за квартал платили конному шесть злотников и возмещали погибших в бою лошадей. Пешему половина, но с мушкетом или карабином даже семь. То есть, всегда есть разница и возможность для спора. Можно было б заявить благородные люди не торгуются, но то обсуждал сделку с купчихой. Давить она умела прекрасно и счет деньгам знала. Потому на замену коней согласие получил, а общая сумма осталась почти неизменной, разве чуток в мою пользу. Главное оба остались довольны.

Глава 7

Победа.

Степь зимой крайне неприятное место. Холод собачий и ветром продувает насквозь. Конечно, в теплом тулупе можно гулять, но уж точно не борзо двигаться и воевать. А надеваемое поверх одежды железо и вовсе касаться голой рукой крайне не рекомендуется. В такое время самое лучшее сидеть у костра в землянке, пусть там и изрядно пованивает, зато тепло, а не шляться по буеракам, проваливаясь в снег. Хвала Солнцу, сейчас его немного, но признаки нехорошие. Снегопад возможен в скором времени, судя по небу. Может и к лучшему. Тогда уж мало шансов на нечто серьезное. Не пойдут куманы в пургу дальше. Пересидят.

Собственно, приход их в здешние места дело очень сомнительное. Нас не случайно посадили на этом направлении. Чисто перекрыть отход. Никто особо не ждет атаки. Полководцы в словенском войске не дурнее меня и ничуть не хуже определили вероятные пути отступления. Где вариант более вероятный пошли полки конные и хоругви Ордена. А сюда отправили ополченцев вроде нас. Сборная солянка из трех городов и чуток примкнувших к ним вольных людей с Днепра. Большинство пехом пришли, да на телегах. Где уж угнаться за кочевниками о-двуконь. С одной стороны, и к лучшему, великих сражений не ожидается. С другой, все недовольны. Нет боя, отсутствуют трофеи. А для многих это серьезный источник дохода.

Я б тоже предпочел не таскаться по морозу, но положение обязывает. Кроме денежного содержания, как полусотник, взял на себя еще ответственность за людей. Приходится соответствовать. А то ведь не столько жаль, что замерзнет караульный, сколько заснет и возьмут заставу в ножи. А потом и на лагерь внезапно налетят. Хочешь не хочешь, а следи за поведением. И безжалостно наказывай. А что это означает? По воинскому закону — петля. И никакой жалости. Иначе никто слушаться не станет. И без того косятся на возраст и норовят за спиной нечто вякать.

— Пора взрослеть, — говорю сквозь зубы. — Голова дадена не для того чтоб в нее кушать, а все ж изредка думать.

— Поносные слова терпеть? — возмутился Мефодий.

Кстати говоря не в его адрес, а мой. Очко дополнительное. Если б еще не вел себя, как мальчишка и смотрел с кем связывается.

— Слова чужого, не друга, всегда лживы, — отвечаю. — Если кто болтает просто так грубости, долго ему не жить. А дядька-то тертый, из черкасов . Зря не скажет, если не пьяный. Тогда — да, бывает. Я не предлагаю простить, но он тебе в глаза не случайно с улыбочкой ляпнул. Проверял. Он о нас нечто знает, ты — нет. Вспомни Недича.

Пусть не был там, но слухи ходили и не может не знать.

— Кто достал оружие, тот в глазах случайных свидетелей неправ.

— Я должен был стерпеть?

— Иногда приходится. А можно было спросить чем он-то прославился в его возрасте, раз под чужим урядником ходит. И побольше наивности во взоре.

Он хмыкнул, прекрасно поняв. Не настолько у нас разница в возрасте и болтается постоянно рядом, когда общаюсь с людьми. Бывает и дурачка приходится из себя строить, и польстить. Я зря не ругаюсь и гонор не демонстрирую. Нам сотрудничать приходится с другими, а они считают себя гораздо более опытными и знающими. Продавить кое-что знакомое, но применяющееся не часто не так просто. А ты кто такой, чтоб умничать?

— Кровь в голову бросилась, — пробурчал Меф.

Нисколько он не раскаялся. С его точки зрения повел себя правильно и достойно. С моей тоже. Тем не менее, ратник явно провоцировал и нарывался. Я б все равно не дал устроить дуэль. В походе нельзя. И выпивши тот не был. Алкоголь полностью запрещен и секут за него жестко. Он не мог не знать. Тогда поверял реакцию. И не Мефодия, а лично мою. Зачем?

— Научись жить с холодной головой, — сухо говорю. — Иначе долго не протянешь. Сабля последний довод. Сила в тебе. Можно выстоять с пустыми руками против ножа, но даже среди своих не расслабляйся. Верить здесь можно только нашим, Асену, Ляху, Унгу и то, пока речь не зашла о бабе. Из-за женщин убили гораздо больше народу, чем на дуэлях.

— И госпоже Сирик? — спросил он с изрядным удивлением.

— Ты дурак, Меф? Для нее род, община богумилов и интересы города идут раньше наших жизней. Именно в такой последовательности. Понадобится, пошлет на смерть ради них. Не потому что плоха. Напротив, хороша. Не от злобы, обиды или ревности. Ради своих. Такое я уважаю. Тем не менее, помнить о необходимости стеречься с ней, всегда необходимо.

— А как же любовь? — спросил Мефодий с вызовом.

Не знаю, как остальные домочадцы, хотя подозреваю вполне могли ведать, лично он ночевал у моих дверей и прекрасно знал, когда посещала по ночам госпожа Сирик. Сама пришла и было нам хорошо вместе. Только постель одно, а окружающий мир нечто иное. Это на мальчика могло произвести впечатление, а я достаточно пожил той жизнью, чтоб догадываться, зачем и почему женщины себя частенько предлагают. Практически уверен — понравился и все ж не только в том причина. Привязать к себе и использовать в своих интересах — важнее.

О, не отдавать приказы из-за спины! Она слишком умна для такого. А вот когда разомлевшим лежу, обнимая горячую штучку, буквально сейчас страстно ласкавшую, подкидывает вроде случайно идейки. Могу поручиться, большинство мужчин потом и не вспомнит откуда мысль пришла. Опять же ничего опасного на данный момент не обнаруживаю. Советы полезные. Кое-что сам бы не догадался насчет снабжения. А если выгадывает нечто таким образом, то мне не жалко. Пока наши желания совпадают, зачем обрезать ее? Напротив, внимательно выслушаю.

— Это ты у нашего Красавчика спроси, — отвечаю вслух. — Большой специалист!

Мефодий хмыкнул. По-моему, он завидует Унгу, способному любую служанку обаять и затащить в постель. И одновременно в башке странные романтичные бредни. Будто не мужик, а барышня, начитавшаяся глупых сказаний о вечной паре.

— Это не любовь!

— Когда родители скажут, что нашли тебе невесту с хорошим приданным из приличной семьи, попробуй возразить главе семьи.

Он ничего не сказал, но само по себе молчание достаточно выразительно.

— Счастье, когда жена окажется лучше внешне, чем боялся, да еще и достаточно умной. Тогда, быть может, со временем, не просто залезать на бабу станешь, а притретесь друг у другу. Не любовь, от которой сносит голову, но для семьи важнее спокойная и надежная дружба с уважением. Это выше физического влечения и не нужно путать разные вещи. Тихо!

Топот копыт ни с чем не спутать, но здесь места такие — холмистые. Знающие люди говорят большинство пригорков древние курганы, но искать в них нечего. Только кости и иногда остатки тризны. Ценностей не бывает. Или нашедшие молчат. Главное, вроде бы степь, а далеко ничего не углядеть. Далеко не случайно выбрали место для встречи врага. В худшем случае сами спрячемся.

Пищали уже смотрели на приближающихся всадников, но морды знакомые, стрелять не стали.

— Идут! — возбужденно сказал старший из караульных. — Прямо к броду.

Речка промерзла и пройти можно не обязательно здесь, но кроме бугров здесь еще масса неудобных оврагов. Обойти их можно, но время уйдет. А набег всегда делает ставку на скорость. Упасть неожиданно на голову, схватить самое ценное и быстро уносить ноги.

— Много?

— Сотни две, не меньше, — молодой напарник закивал.

Если б он сказал, я б усомнился. Врагов всегда кажется больше, чем на самом деле. Но старший опытный ратник и не раз в походы ходил.

— И скот гонят.

А вот это уже приятная добавка. Победить врага почетно и красиво, а набрать трофеев гораздо выгоднее.

— Пощупаем за вымя? — говорю, поворачивая Околотеня.

Жеребец охотно пошел во весь мах, легко оставив позади остальных, включая, Мефодия. К лагерю подлетел первым, сходу подняв крик. Нас не так уж и много и через минуту оба урядника и старший черкас, откликающийся на удивительную кличку Синезуб, притом, что все у него нормально во рту, аж на удивление, уже отдавали приказы. Диспозицию, называя общий план ученым словом оговорили давно и каждый знал, чем ему заняться. Я б, к примеру, с гораздо большей радостью оказался на месте Фрола, однако это у него три дюжины всадников. У меня их всего десяток, остальные сорок пешие. Потому каждый занимается своим делом. Я со своими иду снова к речке, а остальные, во главе с Минаем и Синезубом занимаются подготовкой к встрече.

С десяток разведчиков-куманов уже были на этом берегу. Мы их обстреляли, завалив троих. Они тоже ответили. Один из товарищей охнул, получив стрелу в плечо.

— Уходи, — приказываю, продолжая кидать стрелы. — К Ляху.

Гжегож с Унгом приехали через три дня, когда еще утрясали куда идти и в каком составе. Оба в прекрасном виде. Красавчик сейчас азартно лупил из лука рядом и не скажешь, что едва не помер на днях. Лях оказался прекрасным хирургом. Зашить рану многие могут, но вот сложить поломанную ногу, знать чем помочь при лихорадке или просверлить череп раненому, вынимая осколки кости из мозга, вставив пластину — это очень высокий уровень. Подозреваю, что при лечении использует магию, пусть и не столь явно. Какая разница? Напротив, пусть творит что угодно, раз способен спасти человека. Ценнейший специалист и в отряде не лишний. Это я уж молчу, что сам тоже могу словить железо.

Раненый не стал доказывать геройство, повернув к лагерю и уехал скособочившись. Еще у одного подстрелили коня и ратник матерно выражаясь опустошал колчан в сторону противника, к которому подошло еще пара десятков. Куманы не перли в лобовую. Привычно рассыпавшись поливали дождем стрел, заставляя пятиться и прикрываться щитами. На том берегу уже черным-черно от подходящих кочевников.

— Отступаем! — гаркнул, заставляя Околотеня идти задом и уже не пытаясь в кого-то попасть.

Задержать мы их все равно не сможем, главное не дать передовому отряду проскочить вперед, прощупав оборону, иначе все провалится. Еще один наш поник в седле, наваливаясь на шею коня и сползая. Пеший подскочил, глянул и сдернул, на землю. Ему скакун важнее. Мы уходим рысью, прямо напрашиваясь на погоню. И они не выдержали, сорвались в погоню. Правильно! Молодцы!

С холма по скачущим ударил заранее приготовившийся Асен с двумя десятками односумников-богумилов. Он у меня официально младший урядник и старается держать подчиненных в узде. А сейчас — это ж чистая резня. Три дюжины лучших, а впереди других не бывает, полегли мгновенно. Кое кто успел отреагировать, но попытка заскочить на невысокий холм закончилась плачевно. Склоны старательно поливали водой и там каток. Отрядники ворчали, недовольные дополнительной работой. Полагаю, теперь никто не возмущается, когда вместо получения саблей по дурной башке, конь с изумленным всадником съезжает, а то и падает и можно безнаказанно отстреливать на выбор.

Все это происходило прямо на глазах переправляющихся куманов и они дико завыли, посылая коней в атаку. Мы поспешно скачем, изображая панику. Последнее самое трудное. Бежать, помахивая лисьим хвостом перед носом собаки, но не так чтоб быстро. В последнюю секунду по команде, расходимся в стороны. Кто-то не успел и вылетел из седла, валясь на грязный, утоптанный снег, прямо под колеса фургонов. Тут-то и самый смак! С речки ничего не видно, дорога идет чуть вверх, а затем вниз. И прямо за порогом стоят скованные цепями возы. По правилам положено на десять ратников один, с амуницией, продовольствием, стрелами и прочим добром. У нас даже чуток больше. И теперь поперек дороги, в два ряда поставлены. Причем это не телега, которую можно лихо перепрыгнуть. Борта обшиты толстыми досками, а за ними сидит пешее войско с длинными копьями и боевыми топорами. Даже возчики имеют дубины. Им прекрасно известно, что прорвавшиеся кочевники в живых никого не оставят. Но сначала они должны опрокинуть приготовившихся к обороне.

Первые ряды скачущих номадов буквально рухнули под дружным залпом. Все имеющиеся пищали заранее поделены на три части. Пока одни палят, другие заряжаются. И выходит это одним бесконечным залпом в упор. На таком расстоянии и слепой не промахнется. В образовавшуюся кучу раненых, убитых, бьющихся в агонии лошадей и кричащих от боли людей врезаются следующие, увеличивая неразбериху и получая свою порцию свинца. Развернуться на дороге негде, оба холма по бокам превращены в катки и сверху продолжает стрельбу Асен с его людьми. В узкий проход, куда убрались мы, заманив под удар, пройти можно исключительно под тыкающими копьями в брюхо лошадей, а пытающихся залезть на фургоны бьют сразу в несколько клинков. В результате образовалось еще парочка завалов, не дающих возможности дотянуться до обороняющихся.

Нельзя сказать, они просто умирали. Из задних рядов навесом летели стрелы, кое-кто прыгал прямо с коней на телеги, рубя всех подряд и пытаясь проделать брешь, в которую ворвутся остальные. Внизу пытались расцепить колеса, отодрать доски на бортах и дернуть арканом. Все это оказалось бесполезным. Хотя мы и несли потери от храбрецов, практически каждый батыр, перескочивший огромную кучу трупов, еще живых людей и животных на земле, добравшийся до гуляй-городка, достаточно быстро получал даже не одно, а два-три острия в брюхо. Стена достаточно короткая и из-за каждого фургона било разом с десяток человек по любой цели. И долго это продолжаться не могло. Слишком много погибших без малейшей пользы. Куманы не привыкли к таким сражениям.

Наверное, с треть успели повернуть обратно и внезапно обнаружили, что на том берегу Фрол со своими людьми 'ласково' встречает. Орда окончательно развалилась, уходя мелкими группами и одиночками. Часть успели прикончить, но даже после всего их было достаточно много, чтоб гоняться за каждым. Многие сумели удрать. И не важно. Когда последние номады ускакали, отряд выполз из-за оборонительных стен и двинулся вперед, добивая вражеских раненых, обшаривая трупы и ловя уцелевших коней. Мы, на первый взгляд, настрогали под две сотни, потеряв полтора десятка. Прекрасное соотношение.

— Там полон, — сообщил примчавшийся Фрол.

— Много? — отвлекаясь от кучи трофеев, притащенной для дувана, лениво спрашиваю.

Конечно, кое-что по мелочи всегда прилипает к лапам, но если такого ловят, то свои же укорачивают жадные грабки. Дележ обычно производится наиболее авторитетными ветеранами и редко вызывает ругань. Кто ж с тобой пойдет снова, если честным не будешь.

— Не меньше сотни.

— Это хорошо, доброе дело зачтется на небесах, — киваю.

Если б их догоняли, кочевники б просто посекли пленных. А нашей подлянки не ожидали и не успели поступить, как обычно. Какая там могла быть охрана? С десяток стариков и молокососов, впервые попавших в набег. Их порубить должны были моментально.

— А скота много? — жадно потребовал неизвестно откуда вынырнувший Синезуб.

— Пять дюжин коров, за тысячу овец и баранов, добрых две сотни лошадей. Запасные и вьючные.

— Це добре, — Синезуб остался доволен.

Кони в здешних местах немалая ценность, теперь каждый получит минимум по две, считая и пойманных здесь. А кое-кому из ополченцев попроще корова гораздо полезнее. Она стоит дешевле, зато в нормальной жизни полезнее.

— Так что делать с ясырем? — настойчиво спросил Фрол.

Ему явно хотелось заняться более интересным делом, разбором трофеев. Приневолить в смерды или даже холопы нельзя. Мы ж их освободили, да и языки всем не отрезать, слухи пойдут. А пока возись, корми, да носы вытирай. Кому это надо? Я мысленно плюнул, хотя очень хорошо понимаю.

— Сам займусь, — произнес вслух. — Асен, проследи.

Он с готовностью оскалился, занимая мое место. Этот своего не упустит, не Унг, ради красного словца и широкого жеста раздающий все. Уж не знаю какой из него разратник был, раз особых богатств не нажил, а хваткий мужик так и лезет наружу.

Пленные оказались все молодые. Парни и девки от шести-семи до семнадцати. Редко старше. Пожилых кочевники кончали сразу, а кто и в дороге помирал. На самом деле, с угнанным скотом скорость была не шибко велика, можно было продержаться несколько дней. Но сейчас уж больно неподходящее время. Холод, ветер. Далеко не все одеты и обуты нормально. Как выскакивали наружу под дикие вопли нападавших, так их и повели, связанных, подгоняя плетьми и практически не кормя. Кто падал и встать не мог — добивали. Самые крепкие и выносливые потом на рынке Кафы за немалые деньги продаются. Впрочем, самые мелкие обычно сидели в мешках на вьючных конях по обе стороны. Тоже приятного мало. Четвертые сутки везут, не задумываясь о необходимости отлить. На пустой желудок особо и нет, да все равно пованивают ребятишки изрядно.

Пришлось развить бурную деятельность. Лошадей вокруг, недавно еще живых, полно. Это ж не запрещенная падаль, а только что приконченные, пусть и не забойщиком. Нарезать конины побольше, пока не смерзлось в лед, сварить похлебку под жадными взглядами, благо большой котел у меня имелся для собственных людей, которым мясо почти все досталось, так что они не в обиде. С голодухи лучше ничего серьезного в желудок не совать, то всем известно. Можно сдохнуть от тяжелой пищи. А для поддержания сил мясной бульон с чутком пшенки сойдет. С последним оказалось проще всего. Пограбили куманы знатно. Среди груза нашлась мука, мед, крупа, овес, ячмень и даже солонина. И на наш отряд, и на этих прекрасно хватит.

Пока варилась похлебка малолеток купали. Никакой бани, естественно, посреди степи днем с огнем не найти. Тут и с дровами напряг немалый. Не случайно с собой притащили на телегах. Основной вес как раз натуральные дрова. Так как тогда мыться? Обычный шалаш из шестов, покрытых одеялами и шкурами животных. Внутри очаг с камнями, которые кладут в воду, нагревая. А ей уже моются. Выпрямится взрослому человеку там невозможно, ведь при малом объеме проще нагнать горячий воздух. Плюс пар от камней. Баня не баня, но мыться гораздо приятнее, чем на ветру. Дети боялись, они вконец перепуганные. Пришлось отправить с ними парочку девушек. Все ж лица знакомые. Как я понял, все они происходили из нескольких соседних поселков и друг друга знали.

— Господин, — сказал нерешительно один из парней постарше, — а что с нами будет?

— Ничего не будет, — доброжелательно улыбнувшись, отвечаю. Все поблизости насторожено слушают. — Вы вольные люди и никто вас не неволит. Отведем в Лапишки... Знаете такие?

Несколько голосов в разнобой подтвердили. Слышали. Кто-то даже был или его отец навещал.

— На них тоже напали, но тамошние жильцы отбились. Все ж есть потери, да и дома пожгли. Для вас место найдется. Кто захочет сам по себе станет проживать, а кого возьмут в семью. Либо крестьянствовать, либо в ремесленники, как уж выйдет. Не бросят — обещаю.

На самом деле, чистое лукавство. Конечно, вряд ли на пустом месте будет лучше, да и припасов, наверняка, в тех деревнях не осталось. Что не увезли, можно не сомневаться, спалили. А в городке Сирик не только нужны рабочие руки, но и с удовольствием объяснят какая вера правильная. Уж малышню точно не выкинут на улицу. Эти быстро станут своими.

Зачем это мне? Во-первых, все лучше, чем кому в холопы за кормежку. Во-вторых, не могут не оценить жест. Как я к вам, так и вы ко мне.

— А корову, нашу Пеструшку, отдадут? — это уже девчонка лет тринадцати.

Правильная баба вырастит. Сразу главное выцелила. Какое хозяйство без главной кормилицы.

— В стаде?

— Да! Я видела!

Не сомневаюсь. Свою такая не пропустит.

— И моя, моя!

— Потом покажете, — говорю, без особой радости.

Опять придется за свой счет добро творить. Хороша корова стоит 90-100 грошей. Отнюдь не маленькие деньги. Хорошему ремесленнику месяца два работать, ничего не тратя. Крестьянину и полгода придется. Все хорошо в меру. А! С чего это я должен платить? Пусть Лапишки отдариваются. Для них старался.

— Но чтоб без вранья! Кто на чужую корову укажет, тому без порки не обойтись!

Опа, как у вон того лицо погасло. Наверняка хотел слегка нажиться на добром дяде. Нет уж, поспрашиваю остальных, прежде чем раздавать. Не могут не знать соседскую скотину.

— А если не хочу на земле сидеть, — с вызовом сказал некогда крепкий парнишка, сейчас изрядно отощавший. — Душа просит мести?

— Вряд ли найдешь своих обидчиков, — говорю тихо. — Кто вон там лежит, — показываю на дорогу, где таскают трупы, скидывая в ближайший овраг. Ну не по мертвякам же ходить. — Кто удрал, но таких немного.

— А остальные лучше? — с прорвавшейся злобой воскликнул еще один, того же возраста. — Всех вывести, под корень!

— Пусть не своих родичей, но других спасу, — твердо сказал первый.

— То есть в черкасы собрались.

— А сам-то кто будешь? Разве не из них? Не господский человек и не кмет наемный.

— Все хотят, да не все могут, — отвечаю, пропустив мимо ушей простецкий наскок. — Вот это Мефодий, — показываю на разливающего из котла по горшкам варево. — С утра к нему подойдете. Потом вместе ко мне. Посмотрю, на что сгодитесь.

А и в самом деле, разве мне люди не нужны? Не ополченцы, которые скоро в город вернутся, а лично свои. Причем платить им без надобности, за одни харчи учиться станут. Эти уж точно не станут рассуждать про мою молодость и неопытность. А через пару лет, если не убьют, подрастут и дальше пойдут. В десятники. Если, конечно, уцелеют.

Мы просидели у речки еще неделю, пока не примчался гонец от польного гетмана Лозинского и не сообщил, что компания закончена. Где-то треть перехватили на Ворксле и посекли, остальные ушли мелкими отрядами, угоняя ясырь и скот. Если кто еще шарится по степи, ловить бессмысленно. Ополчение можно считать распущенным и начальство благодарит за труды праведные. Не буквально, но с таким смыслом.

Все дружно вздохнули с облегчением, собираясь по домам. Торчать на холоде в паршивых землянках не только неудобно, еще и противно. Зато хватило времени честно поделить трофеи. Даже после выделения солидного куска родичам погибших и раненым, худо-бедно каждому досталось минимум по коню, да пяток овец плюс всякие тряпки, оружие и чуток серебра. Можно с месяц погулять или опять же парочку коров приобрести.

Денег по хатам особо не наскребешь, но кое у кого из убитых кроме монет нашлись украшения, браслеты, кольца, фибулы и тому подобное. За что черкасы обожают номадов, те вечно на себе таскают все ценности. Чем богаче твоя одежда и навешанное на нее, тем красивее и больше почета. Бабы у них и вовсе носят монисто с золотыми и серебряными монетами, приделанными к цепочке. Все личное достояние на шее и в ушах. И хотя до их девок нам не добраться и без того народ остался сотрудничеством и общим итогом премного доволен. Не каждый поход заканчивается столь малыми потерями, да еще и солидным прибытком.

В общем мы бодро ехали домой, громогласно обсуждая героические подвиги, когда сзади показались всадники. Поскольку их было всего пол дюжины никто пугаться не стал. Так и ехали дальше, для острастки прикрыв скот и бывших пленных, да я поотстал вкупе с верными Мефом и Унгом. Правда, когда конные приблизились, мое воинство изрядно посмурнело и будто невзначай взялось за оружие. Не узнать орденцев в их белых плащах с изображением солнца на груди разве совсем тупые способны. А богумилам и зиндакам, составляющим основную часть моего отряда и вовсе любить их не за что. На войне и то вечно лаются, а сейчас мы не в походе и с удовольствием при случае проломят глупую голову орденского брата или тамошнего кмета. Нелюбовь взаимная и не вчера родилась. Полагаю, не сектанты первые начали, хотя это исключительно мое мнение. Корни той вражды столетние и не в одной вере причина.

Когда подлетевший первым на прекрасном вороном жеребце, в последний момент красиво его остановил, я не моргнул и глазом. Нечто подобное ожидалось. А вот лицо светловолосого, тщательно выбритого всадника приятнейшая неожиданность. Он, поганец, всегда умудрялся выглядеть чистеньким, даже извалявшись в грязи. Меня в детстве это крайне раздражало и неоднократно пытался мордой сунуть в землю. С переменным успехом. Чаще сам оказывался бит, а он все равно смотрелся щеголем, получив люлей. И сейчас, смотрит надменно, как болярин на раба, а на торчащего сзади меня Асена с плохо скрытой брезгливостью. Вид у того непрезентабельный. Платье грязное, да и руки и лицо черное. Я и сам немногим лучше смотрюсь, пусть и переоделся в дорогу в чистое. Ничего не поделаешь. Не на снегу ж ночевать в мороз. А в землянке топят по-черному и сажа садится на тело одежду.

— Ба, — говорю громко, в душе крайне довольный немалой удаче, — как всегда добрый и любезный пан. Как поживаете прапор Волович?

— Я брат ордена, — автоматически ответил Добромил, — а не...

По чести он не наследовал титул, будучи третьим сыном. Шестой пророк, фактически прихлопнул лествицу , провозгласив прямое наследование к сыновьям. Именно за это и возлюбил его первоначально Владимир, пока не пришло время писать завещание. Оказалось, он предпочитает младшего сына. Потом это вылилось в несколько войн, но главное было сделано. Не имеющие права на герб и землю шли в Орден и священники, давая силу и связи.

Тут он подался вперед, всматриваясь.

— Радослав?

— К твоим услугам, дорогой родич, — демонстративно протягивая пустую ладонь, сдернув рукавицу предварительно. Кроме всего прочего, это еще и этикет равных, с показом отсутствия оружия.

На лошадях обниматься не слишком удобно, но пожать руки сколько угодно, что он и сделал машинально. Родственники мы очень дальние, однако корни у предков общие и родители друг друга в прежние времена навещали. Общий круг. Клан. Это все не пустые слова. И пусть мне глубоко плевать на троюродную тетку и за кого она вышла замуж, имена прекрасно помню. Не поинтересоваться здоровьем и хозяйством величайшая грубость и глупость. Ко всему это перебрасывает мостик между нами и уже неудобно начинать с крика. Он же отнюдь не случайно заявился. Побольше вопросов, не давая слово вставить. Вечно это продолжаться не могло и он вклинился в неудачную паузу.

— Откуда, как?

Добромил явно растерялся от нежданной встречи и внезапно стал косноязычным.

— А ты не слышал?

— Нет.

Пришлось выдать краткую и слегка лукавую версию моего появления в здешних краях. Поведал по дуэль, возможную месть и плачевное состояние финансов поместья.

— И понесло меня по воле Святовита, — сознательно надавливаю, — сначала спасать Лапишки, затем на речку-невиличку, где накрошили ворогов без счета. Ты у нас нынче кто?

— Старший брат ордена, — ответил он с заметной гордостью, — командую дюжиной младших братьев.

Неплохо. Фактически у каждого минимум три кмета.

— А я уже пятидесятник. Какая карьера, а? Ничуть не хуже, зато гораздо быстрее!

— У богумилов? — он скривился.

Не помню, откровенно говоря, особого религиозного рвения прежде за ним. Видать правда: 'С кем поведешься, от того и наберешься'.

— Не чувствую в себе признания служить исключительно Свету, — говорю с постной рожей. — Молодой ишо. Погулять охота, баб пощупать. Тебя разве не тянет? Ну, чуточку?

В глазах у него нечто мелькнуло. Может быть, в другой обстановке, без свидетелей, ответил бы свободней.

— Приглашаю выпить. С собой не имеется, все давно выдули трофейное и собственное, однако город близко.

— Вот насчет добычи...

— Что взято с бою, то свято, — резко говорю.

Уж чего не собираюсь отдавать, так взятого с кровью. Не потому что жаден. Есть приказы, которые не выполнят, сколько не уговаривай. Здесь законы простые. Пожалеть сироту могут, а чтоб вернуть тот же скот, пусть он с клеймом — шиш! Что с возу упало, то попало. Не могли защитить от налетчиков, теперь не ваше.

— Мы не мужиков ограбили, у куманов отобрали. Все честно. Да и поделили давно.

— А люди?

— Что, люди? — тут я натурально не понял.

— Это наши люди. Орденские.

— Смерды? — удивляюсь показательно.

— Сам знаешь, вольные. На наших землях жили, помощь получали.

Это правда. Переселенцам выделяли кроме земли стройматериалы, иногда давали скот и посевное зерно, если нуждались. Отнюдь не бесплатно. Нельзя сказать все соки выпивали, но либо деньгами, либо трудом вернуть обязаны были. А как иначе строить очередную цепочку крепостей, отбирающих русские земли в державу? Только через выдвинутые на ключевые земли замки и укрепления. Не всегда они помогали, как вот сейчас и, тем не менее, давали существенную защиту и возможность укрыться за стенами при набеге.

— Какие проблемы? — бодро соглашаюсь. — Вон они идут. Забирай!

Похоже он ждал возражений и аж удивился. Но я ж свой брат шляхтич, да еще и родич дальний, с чего не поверить. Подлетел гоголем к остановившимся по моей команде телегам.

— Я старший брат Святого Ордена Волович, — гордо объявил. — Препровожу вас в Сурск.

— Чаво? — с тупым видом спросила хозяйка Пеструшки. — Куды это?

— На ваше прежнее место, где жили.

— Не знам никакага Сурска, — нагло заявляет, — мы Шацкие. Дярявня такая с пад града Юшанского.

— Из Хитрова я, — поддержал какой-то парень. — Черносошинские мы. Не податные.

— Из Лыскова, Шацка, Тагана, — зашумели остальные.

Рано или поздно не те, так эти должны были приехать, выяснять отношения. Поэтому я поведал будущим жителям городка Лапишки, что, при возвращении, во-первых, на них повесят старые долги, во-вторых, никакие коровы им не вернутся, а поскольку это моя добыча. Последнее крайне обидело хозяев скота. Возможно ссудят орденцы, но это придется отдавать. А скорее всего, поставят их в слуги и никакой воли. Ну и в-третьих, куда им возвращаться, в чистое поле, к сожженным избам? А пупок не развяжется поднимать землю за всю семью, без помощи?

Старшие прониклись и спросили совета. Я его охотно дал. Тем более от госпожи Сирик прискакал человек, подтвердивший обещания. В Лапишках неволить не станут. Не понравится — вольному воля. Но большинство разберут по семьям. Младших точно. Кто повзрослее либо в ученики, либо на самостоятельные хлеба. Это ведь не от доброты душевной. Они свою общину пополняют. Станешь существовать среди тех богумилов или маздакитов, рано или поздно по-ихнему молиться станут. А парни и девки молодые, им еще жить и жить, да детишек строгать.

Кстати несколько ушло и с Фролом, с десяток забрал Минай. За их судьбу я не отвечаю. Сами решили. Малолеток они не звали. Но этим в городе точно будет лучше. Совсем счастливой судьбы не обещал, но и прежде им приходилось в поле спину ломать с детства. И розги получали неоднократно. Все дети одинаковы и без твердой руки никак. Вся-то разница, здесь их доводить и морить не станут. Здешним нужны последователи, а не враги. Строгость — наверняка. Издевательства — никогда. А я сделал очередное доброе дело. Как я это понимаю.

— А ведь врут, — сказал, оборачиваясь ко мне Добромил. — Не могут все быть чужие. Хоть кто-то должен быть из Уреня и Хитрово.

— Видать в Хитрово уродилось сплошь хитрозадое мужичье, — без улыбки соглашаюсь так же тихо. — И что? Доказать то как? Да и нужно ли? Большак отвечал за долги. Он смерть принял, когда прорвались куманы. Я вас не виню, а ты их не трогай. Сами судьбу выбрали, к лучшем ли, к худшему, но это их решение. А что говорили Пророки? Не заставляй людей плетью. Добра из того не выйдет. Я прав?

— Не тогда, — зло отвечает, — когда уйдут к богумилам.

— Лучше к ним, чем в полон и на рабский рынок. Да и не останутся в большинстве. Меня уже четверо просили их принять в кметы. А я, как тебе известно, отнюдь не еретик. Терплю иноверцев, потому что платят и на государевой земле.

Надо хоть чуток подсластить горькую пилюлю. Разбирательства с судами он устраивать не станет. Нет его власти на данной территории. Тут даже не дьюла, городской совет правит. А из кого он состоит? То-то и оно.

— Поехали лучше выпьем. Расскажешь о себе. Всех твоих товарищей приглашаю. Путь был не близкий, надо и отдохнуть.

— Нет, — после еле заметной паузы, отмахнулся. — Здесь все опаганено. Не стану пачкаться.

Раньше он таким тупо-упертым не был. Правда то было детстве, а что я знаю о нынешней жизни? Чему их учат и как воспитывают? Во сне мы с ним не встречались и будущего не знаю. Не в первый раз все поворачивается уже вроде бы знакомое.

— Как угодно, пан-брат, — говорю вслух. — Если понадобятся руки и люди для войны, всегда к твоим услугам. Десяток-другой приведу по зову Ордена. Кочевники наши общие враги

Я свой, пытаюсь передать намеками. Не надо считать врагом. Но с еретиками драться не кличь.

Не знаю, дошло или нет, но на прощанье благословил. Формально братья Ордена, кроме высших должностей, которых не так много, светские люди и в любой момент могут уйти из него. Инок еще не дает обетов ухода от обычной жизни. И все ж, некоторые обряды они вправе исполнять. Одна из причин, почему всех словен скопом считают отрекшимися от правильной веры за проливом. Там лишь мобедам разрешено, получившим правильное обучение у вышестоящих просветленных. И плевать, кто кого записывает в отступники. Главное творить меньше зла и больше добра. Так правильно и мне достаточно.

Глава 8

Хортица.

Дикое поле далеко не всегда степь. Где вода, до самого Черного моря, тянутся с севера языки древнего леса. Что гораздо важнее, почти все пространство вдоль берегов Днепра заросшая травой, камышами и деревьями низменность, именуемая плавни. Вся земля на немалой территории изрезана речками, заливчиками, лиманами, большими и малыми озерами. И вся территория населена огромными стаями птиц, немалым количеством зверей и водные просторы полны рыбой всех видов.

Лед только сошел, Днепр не вернулся окончательно в берега. Мы то выплывали неожиданно на простор, где и берег то едва видно, то терялись в бесконечных лабиринтах притоков, речек, затонов, заросших островов. Сам бы непременно запутался в узеньких проходах, без малейшего признака человеческой жизни. Это, кстати, не означало отсутствие людей. В здешних местах можно встретить кого угодно. Отряд кочевников, охотника, хлебороба, беглых смердов, государевых чиновников, купцов, скупающих по товар дешевке, не спрашивая откуда взято и продающих задорого оружие, продовольствие и что угодно, лишь бы платили, банду черкасов, способных отнять жизнь и имущество у любого, не взирая на веру, пол или цвет кожи. Здесь нет законов и правит сила. Потому стеречься всегда нужно.

Первая мошка уже появилась, пока еще не столь назойливая, но рыба стремилась ее поймать и временами даже выскакивала из воды. Причем иные умудрялись залететь и в струг. Можно было даже не ловить, сама в руки шла. Настолько хватало харча, что команда выкидывала за борт щук и тарань, предпочитая сазанов и лещей с окунями. Еще ни разу не остались голодными, тем более у берега пили воду дикие козы — сугаки, выходили, не особо стережась лоси и кабаны, а пеликаны и вовсе равнодушно занимались своими делами на мелководье. Почему-то их практически не ели, предпочитая диких уток, которых временами так много было, что сбивали буквально палкой.

Кораблик, не смотря на обычное купеческое занятие, больше походил на лодки моих дальних предков норманов. Полагаю, если драккар и отличался от здешнего шайкаша, то есть чайки на правильном литературном языке, так мелкими деталями. Съемная мачта, возможность грести, материал дуб и даже обшивка внахлест. Узкий корпус и небольшой вес позволял удрать на веслах от галеры. Причины этого сходства прямо на поверхности. Особо большим не сделаешь, раз через пороги перетаскивать и днище плоское, для удобства высадки. Тем не менее, такой прекрасно ходил по морю. Не в бурю, понятно. А девять сажен длины и наращенные борта позволяли везти приличный груз и человек сорок. Потеснившись, можно запихнуть и больше. Мне не требовалось. Кроме младшего и старшего кормчего трое профессиональных моряков-рыбаков и вдобавок пушкарей, поскольку на борту имелась большая медная пищаль с ядром в 4 фунта (запас в тридцать штук обязательный) и дополнительно тридцать морд, обвешанных оружием, садящихся попеременно на весла.

Увы, своего флота не имею и даже войска. Потому приходится пользоваться заемным и наемным. Кроме старой компании, парочки уже проверенных в схватках ратников, ищущих не то славы, не то добычи и четверых попросившихся в кметы, из освобожденного ясыря, остальных пришлось нанимать. На своих у меня денег после предыдущего хватало, тем более, что город решил облагодетельствовать за проявленную находчивость. Если уж совсем точно, то община богумилов. За каждого приведенного мальца или девчонку мне подкинули пяток сребреников. За раба дали б гораздо больше, но я их не продавал. Нашел опекунов. Никто не остался брошенным, а город получил рабочие руки. Все в плюсе. И эти деньги не плата — уважение.

Однако средств на два десятка дополнительных наемников, изначально хотелось не меньше четырех, не имелось. А люди были крайне необходимы. Сроки поджимали, я рассчитывал попасть на Хортицу еще зимой и завязать нужные знакомства. Никто ж не станет брать тебя просто так. Или, по крайней мере, слушать не станут, когда с подсказками полезу. Причем крайне не хотелось отдавать свой главный козырь. Уж очень он жирный. За такое зарежут, глазом не моргнув. Мне требовались люди, корабль и доступ к уху Некраса Криворука. Если с последним неожиданно повезло, есть привет от знакомых, то с остальным огромные проблемы.

— Мужчины глупы, как... мужчины, — сказала Сирик, когда на недовольный вопрос почему думаешь даже в постели не обо мне, — поделился. — Размышлять они способны разве на шаг вперед.

— И чего я не вижу?

— Меня! — садясь и вроде бы случайно потягиваясь, чтоб смотреться лучшим образом, заявляет. — Да-да, я именно про этот взгляд. Буду откровенна он мне нравится. А вот руки убрал! — не сильно хлопнув по протянутым, потребовала. — Я по-твоему кто?

— Очень красивая женщина, — честно сообщаю.

— Дурак, — тряхнув спадающими на плечи волосами, кивает, — научись разделять эрос и дело.

— А если более конкретно?

— Нет денег и корабля? Придется взять в долг.

— Кто ж мне даст под голые слова? — уже догадываюсь, что последует, наивно спрашиваю. — В заклад оставить нечего.

— Я, — ожидаемое ответила. — На определенных условиях.

Струг у нее имелся. Точнее, как выяснилось в разговоре, пять. Тут начинались сложности, поскольку для снижения рисков корабли принадлежали нескольким владельцам перекрестно. Доля одного в этом, значит ее доля в том, который его. Не самое глупое решение. С одной стороны, любой удачный поход для торговца выходил в три-пять раз выше вложенного и через пару лет затраты окупались. Начиналась чистая прибыль. С другой, время от времени корабли исчезали. Обычно никто не знал пираты их захватили, шторм утопил или еще какие причины тому виной. Опасность существовала всегда и потому далеко ни каждый мог себе позволить войти в пайщики. Корабль и сам по себе вещь крайне недешевая. Корпус мог стоить пару сотен гривен, не считая работы и прочего. Например, парус ценился почти на вес золота. Качественное полотно создавалось четырьмя специалистами-ткачихами три года. Понятно, фактически их было больше и работали быстрее, однако и так ясно, насколько оснащение корабля затратно.

Требовалась серьезная охрана, хороший кормщик, знающий реки и море, так как выгоднее всего перевозить по воде. Не обязательно даже свое. Расценки — 24 гроша за меру веса, стандартную бочку, называемую почему-то tun. Не иначе от норманов слово осталось. Наш струг, к примеру, брал пятнадцать. Чисто морские суда могли и сотню. Если чего везли отдельно, шесть грошей за фунт веса. Не важно чего, но сколько влезет в трюм, столько и плати. Кто догадается, что в первую очередь? Легкое и дорогое. Шелк, специи, благовония, порох, украшения...

В итоге соглашение наше смотрелось во всех отношениях ей полезным. Бесплатная охрана в лице моих подчиненных до Хортицы и дальше ее груза. Точнее, я им плачу, а не она. Плюс ее брат идет со своими людьми в поход под руководством более опытного командира. Разница у нас в возрасте два года, но воли ему сестра давать до времени не собиралась. Пусть набирается опыта, прозвучало открытым текстом. А кто главный ему объясню.

В каком-то смысле такой расклад, более, чем устраивал. Не нужно им платить, да и вряд ли пошлет с родичем плохих ратников. Все ж не на убой отправляет, а для воспитания. Что совершенно не мешало попутно впаривать мне продукты из своей лавки в дорогу. По средней цене, ради справедливости, я проверил, чтоб совсем уж дураком не выглядеть.

На каждого ратника требовалось для начала 3 пуда ржаной муки, 2 пуда крупы и толокна, половина свиной туши. Для имеющих огнестрел — 3 фунта свинца и столько же пороха. Я собирался продать на Днепре, что получше из трофеев. Там желающие должны найтись. Но не с Сирик торговаться. Она готова была взять здесь и сейчас на треть дешевле или добавить долг на перевозку.

Последнее нисколько не устраивало. Лавки там нет, сидеть и предлагать на торгу, нема дурных. Проще ей отдать, потеряв чуток, чем, вероятно, немало и вдобавок время. Уж деловые отношения она точно не путала с любовными. Будь мне реально почти восемнадцать, наверное, обиделся бы на такой рациональный подход. Увы, этот сон изрядно изменил мышление. Я ее даже зауважал.

— И что будет, — спрашиваю под конец, — если, не дай Свет, потеряю струг?

После разгрузки он переходит в мое распоряжение. И тут уже заканчивается ответственность кормчего и дома купеческого и начинается моя.

— Холоп с твоими повадками и наглостью мне без надобности, — сказала спокойно. — А долг придется отработать. В качестве здешнего кастеляна и охранника моих грузов.

— Это ж сколько лет при таких расценках!

— А ты не теряй чужое добро, преумножай свое.

— Госпожа моя, — говорю серьезно, — мне нет резона оставлять голову где-то там, но в жизни бывает всякое. Вдруг ждет гибель и брата твоего не спасу?

— Все в воле Великодушного и Сеющего Добро, — ответила без малейшей задержки. — Если придет чей-то срок, значит так тому и быть. Но я знаю, — в тоне проскочили стальные нотки, — ты сделаешь, что должно. И хорошо подумаешь, прежде чем лезть за золотом. Чтоб наверняка взять, а не игра со смертью ради возврата ссуды. Не настолько ужасная участь, — и вроде бы случайно потянулась, демонстрируя прелести.

— Поверь, — бурчу, — я ценю свою шкуру гораздо выше неоправданного риска.

— Знаю. И кто план придумал, благодаря которому наши потери минимальны. И отношение твое, противоположное орденцам ценю. Другому б ничего не дала, сколько не проси. А ты удачливый. Значит и мне сможешь добавить.

Она хоть выросла здесь, а воспитание не словенское. На востоке в везение вкладывают несколько иной смысл. Оно не твоя личная заслуга, а благословение свыше. Раз все хорошо идет, значит и на остальных близких распространяется. Случись внезапно неудача — это проверка. Сдашься или поднимешься. И окружающих это также касается. Ведь удача общая и идет от старшего. Потому и император у них прочно сидит, раз Бог поставил на трон, а как засуха и неурожай, начинают коситься и говорить: 'А Царь царей-то не настоящий'.

Как бы то ни было, я получил практически все, в чем нуждался. Хотя и не бесплатно. А куда деваться. Помимо корабля требовалось еще и кормить людей. Дневной рацион в армии фунт мяса, фунт сухарей или полтора хлеба, сыр, бобы, рыба и кружка вина. И все это требуется приобрести заранее. В Диком поле лавки отсутствуют, а что есть, стоит в разы выше обычных цен.

Дальше все зависело от той самой удачи и насколько точно помню случившееся во сне. И что гораздо важнее, будут ли люди действовать знакомым образом. Уже убедился, вмешиваясь происходящее, вольно или невольно, меняю судьбы. Кто-то уцелел, другие, напротив, гибнут. Лапишки тогда полностью не сожгли, однако пострадали городок гораздо сильнее и даже через три года не оправились. Моя прекрасная подруга в той жизни была незнакома и про судьбу ее ничего не знаю. Зато про брата полная уверенность. Без моего вмешательства лежать бы ему в могиле. Вроде очередное доброе дело, как советовал тот мобед, а откуда мне знать, что не станет творить в будущем чего откровенно нехорошего? То-то и оно. Я мимоходом меняю чьи-то судьбы, даже не стремясь к тому, они, в свою очередь, толкают кого-то, освобождая себе место. Пока камешек в пруд упал мелкий и круги тоже еле различимые. Но чем дольше это продолжается, тем больше их пойдет по воде. И что? Да ничего. Единственный способ ничего не менять — сидеть на печи. И то неизвестно. Илие Муромцу пришлось слезть через тридцать лет.

Лях нечто бубнит по соседству. Смиляна внимательно слушает. Тоже докука на мою голову. Когда парни пришли проситься в кметы, заявилась вместе со всеми. Нет, девка она очень ничего. В смысле здоровая, как мужик. Кулаком даст, с ног сшибет. Но все ж баба. То есть при косе , да обрезала дурища.

— Все равно замуж никто не возьмет теперь, — сказала, когда отвел в сторону для беседы без чужих ушей. — Да и не хочу с мужиком. Противно.

Девок практически всех куманы изнасиловали. Иногда толпой, да на глазах у всех.

— Были ж поляницы, чем хуже?!

Отговаривать ее было бесполезно. Это стало ясно сразу. Тупая и упертая. Одно слово — дярявня. Но может поймет, чего со временем.

Взять-то взял, однако с условием. Учить драться стану, тем не менее, основное занятие усваивать у Ляха навыки лечения. Зашить рану, вынуть пулю или перевязать любой ратник сумеет. А вот выходить от болезни или отрезать ногу, не дав помереть — единицы. Не будет справляться или одно мешать другому — выгоню. Баб таскать с собой в походе всегда хлопотно, но лекарки совсем иное дело. На полк редко когда один хирург бывает, а большинству врачей я б не доверил навоз на поле возить. Они скорее угробят, чем спасут. Лях приятное исключение и пусть учит. Четыре руки всяко лучше двух, даже если голова одна.

Магии в ней ни на грош, зато запоминает моментально любые многословные объяснения. Видать голова совсем пустая прежде была. Ну а крови деревенские не боятся и зашить могут не хуже, чем зарезать. Глядишь и будет Знающая травница. Все польза для отряда и людей. Да и ей заработок. А всех остальных предупредил, станут руки распускать в ее направлении, выкину за борт. Мне в походе свары без надобности.

Кормщик поднял руку, показывая на ближайший берег и принялся раздавать указания. На корабле я с ним не пытаюсь спорить, изображая главного. В отличии от меня, имеет настоящий опыт походов не только по реке, а также морю. Знает, как поступать. Да и прозвище явно не случайное — Сарыч. Хищная птица. В здешних местах любой купец при оружии, а при удобных обстоятельствах сам кого угодно ограбит.

Парус спускаем, на весла садимся. За несколько дней уже приноровились и в разнобой не гребем. Споро идет лодка в нужном направлении под заданный постукиванием помощника ритм.

Между порогами Днепра, выше и ниже их, считали 256 островов больших и малых. Самым знаменитым были два острова Хортица, находящиеся в плавнях Великий Луг, тянувшихся на сто верст против урочища Палиивщины. Здесь поставили давно крепость на Большой Хортице. Малая обзавелась таковой лет пятьдесят назад и несколько раз отбивала штурмы крымского хана, а дважды сжигалась дотла. Уж больно место удачное для нас и вредное для кочевников. Мешает идти Муравским шляхом.

В первом укреплении постоянно находилось до трех сотен человек, а возле второго собиралась даже тысяча. В мирное время они несли пограничную службу, нередко используя ее для набегов на крымчан с целью угона скота и контрабанды. Во время войны действовали по всей реке на шайкашах, совершая внезапный налеты и вывозя жителей из угрожаемых районов. Своего рода пехота на кораблях, умело использующая свое преимущество на Днепре перед конницей врага.

Здесь всегда присутствовало парочка хоругвей государских ратников и в крепостях имелись молитвенные дома и некоторое количество орденцев, а часть шайкашей передавала свое место по наследству и пользовались правами шляхтича. Тем не менее, в целом, народ собирался исключительно вольный, нередко буйный и умелый. Другие в Диком поле редко выживали. Весна самое их время.

— Поднять весла! — зычно скомандовал кормщик.

Корабль мягко, по одной инерции прошел вперед и ткнулся в берег возле очень похожего. Тут таких с десяток, а еще несколько пузатых-купеческих и куча разнообразных лодок. Самое время местному народцу собираться. Кто прикупить-продать чего, а кто и подходящую компанию ищет. Не одни куманы налеты совершают. Обратное столь же часто происходит.

Настоящей пристани никто и не подумал сооружать, выбрасывайся на песок, если очень надо. Однако место для торговых гостей выбрано не случайно. Крепость нависает над причалом и при необходимости расстрелять сомнительных пришельцев проще простого. Даже парочка пушек на данный счет имеется.

Прямо на берегу нередко и торгуют. Чужих внутрь стен не особо допускают. Желающие могут остановиться в посаде. Многие там и живут постоянно. Далеко не все можно и нужно привозить издалека. Проще прямо тут создавать амуницию или ковать железо. Не было ремесла, на которое не нашелся бы мастер. Да и кормить войско и приехавших необходимо. Потому кое-кто, не смотря на опасное место, пашет поля, разбивает огороды, снабжая остальных. Далеко не все здесь воины, хотя с какой стороны держат пищаль или саблю и мужик не перепутает.

Спрыгнув на берег и в некотором недоумении оглядев пустую округу. Никто не торгует, палатки пустые, кое-где вещи валяются разбросанные. Корабли тоже безлюдные. Охранники и те отсутствуют. Все срочно убежали, как при нападении.

Подхожу к двум пьяным до изумления седоусым старикам. По-настоящему пожилые деды, обычно до такого возраста в Диком поле не доживают. Сидят у огромной амфоры и судя по виду давно. Кстати, не уверен, что приобретена честно, а не взята за отсутствием хозяина.

— Здравствуйте панове, — говорю вежливо.

— И тебе, ик, — отвечает один за них, — здоровьичка.

Второй молча кивнул и пал лицом в песок, не удержав равновесия. Подняться он даже не попытался, дав храпака с переливами. Перевернуть бы на бок, подумалось, а то захлебнется блевотиной.

— Люди-то где? — интересуюсь у еще держащего равновесие.

— А панове добродийства чи не знают?

Я невольно оглянулся, ожидая увидеть за спиной целую толпу панов, но остальные дисциплинированно ждали разрешения спустится, глядя с корабля. Видать у него в глазах двоится или троится.

— А чего спрашиваю, коли знаю?

— Ась? — он глубоко задумался, явно не улавливая смысл.

— Куда люди пошли? — нетерпеливо повторяю.

— Тык на площадь. Некрас в литавры ударил, созывая вече.

Ага, никакого набега нет, просто общий сбор объявили.

— Можем сходить и разгружаться, — кричу для остальных. — Асен, Мефодий, Милош — со мной.

Брат Сирик и не подумал возражать, махнув через борт. Парван, приставленный к нему для пущей уверенности, ничуть не хуже распорядится товарами. И где их семейная лавка прекрасно знает. Парню охота саблей помахать.

-Унг! Погоняй парней!

Мы с ним на пару тренируем молодых. Может не погибнут в первой же стычке, если чуток воинской науки усвоят. Только я в свободное время, а он постоянно. На удивление толковый учитель вышел. Впрочем, так я вижу, с прежним опытом. А ребята, наверняка, считают, что над ними изощренно издеваются. Что за манера давать в руки, например, в два с лишним раза более тяжелый чурбан, чем сабля. Любовью к старшему ратнику не лучатся. Кто-то поймет. Потом. Если умудрится отбиться от врага.

— С превеликим удовольствием, — вскричал Красавчик.

Морды его подчиненных заметно погрустнели. Видать надеялись погулять на острове.

— Странно, — сказал Милош, шагая рядом и посматривая на чужое добро. — Совсем не боятся так оставить.

— Если поймают, — объясняю и так всем известное, но редко понимаемое, пока не столкнутся, — с самой безделицей, украденной, привяжут к позорному столбу и рядом тяжеленую дубину кладут. Любой может вдарить. Редко кто доживает до следующего утра.

Я во сне пару раз такое видел и очень хорошо понимаю, почему мало кто рискует спереть с прилавка.

— Впрочем, если с голодухи чего пожрать взял, не выпить, именно живот набить, то считается смягчающим обстоятельством. Как и должника на цепь посадят, пока кто-то не возместит ущерб.

Сдохнуть можно запросто и при этом варианте, если за что-то невзлюбили или знакомых нет. Никто тебя кормить-поить не собирается. Тюрем здесь нет. Убийцу казнят жесточайшим образом. Опять же, как на любом суде есть разночтения в зависимости от отношения. Иногда виру платят за то или иное действие, когда явно не хотел наносить ущерб или погибший первым начал. Суд из стариков всегда строг и внимателен. Все аргументы с фактами тщательно разбираются и опрос свидетелей непременный. Изредка кто-то из атаманов под себя человека берет. У меня, как раз, имелась мысль парочку таких получить в отряд. Не убийц, но вора или должника.

Народ уже шел навстречу, возбужденно обсуждая пламенные речи. Первые же попавшиеся охотно изложили суть происходящего. Некрас Криворук и Устим Длинный Ус звали отомстить арьянинам за обиды бесчетные и наглость несусветную. Мало того, задрали таможенные сборы, так и прямо нападают на корабли словенские.

Если учесть, что оба они известные атаманы, к торговцам относящиеся в лучшем случае, как объектам чего отобрать, причины звучали достаточно странно. Однако, кто сказал, что нет некой связи и идея возникла не случайно? Может, как моя госпожа Сирик, купцы ссудили денежки под поход. Наверняка ведь заинтересованы в скупке захваченного добра по дешевке, а слухи о долевом участии в пиратстве кое-кого ходили упорные. Все ж с тамошнего населения можно много больше получить, чем с кочевников. А для оправдания всегда неправильная вера существует. Не за золото идем воевать, а защититься от враждебных действий.

Все шло по знакомому пути. В прошлый раз я сидел в Тернополе и про здешние дела услышал задним числом. Теперь желаю поучаствовать. Причем раз уж тогда поход не задался из-за свар атаманов, с чего он сейчас должен идти иначе? Нет, желающих облегчить чужие кладовые с избытком. На первых порах выйдет грозная сила. Только задерживаться неуместно.

— Так где, говоришь Некрас?

— Не бойсь, -покровительственно хлопает по плечу разговорчивый, — мима карчмы не прайдэшь.

Ну, да. Где ж еще сидеть пану-атаману, как не в месте, где выпивки полно. А корчму попустить сложно. Возле нее расположилось немало вооруженного народа. Большинство с чубами, говорящими о вольном братстве. Отличие шляхтича от крестьянина или мобеда с первого взгляда по волосам видно. Иногда даже откуда происходит по усам заметно. Эти тоже не случайно оставляют клок на макушке. Сразу видно с кем дело имеешь.

Если присмотреться, далеко не все выпивали. Кое-кто охрану нес достаточно внимательно, поглядывая по сторонам. Меня с сопровождающими отметили, измерили и оценили. Останавливать и задавать вопросы не стали, но когда мы зашли в помещение, следом, совершенно случайно, зал посетили трое крепышей при саблях. Вряд ли всерьез опасались, кто ж такой дурак, чтоб при толпе народа счеты сводить или нападать и все ж иные паны гонору много имеют и лучше присмотреть.

Невольно останавливаюсь, угодив со света в темноту. Окон нет, а висящее под потолком тележное колесо со свечами дает не особо много. Эдакие сумерки, к которым быстро привыкаешь. Хотя зал заполнен народом, сидящих за отдельным столом хорошо видно. Здоровый, как медведь дядька с длинным усом, заложенным за ухо, наверняка, и есть Устим, по понятным причинам сокращенный до Уса. Второй, невысокий и жилистый с дочерна загоревшим лицом, где присутствовало нечто неуловимо-восточное, в дорогом кафтане с золотым браслетом и красными камнями, очень возможно рубинами, мог быть только Некрасом. Он всегда одевался подчеркнуто по благородному, даже если свитка в дырах. Его внешность и то, что мать полонянка из Орды мне описывали неоднократно.

— Здравы будьте панове-атаманы, — говорю крайне вежливо, останавливаясь у заставленного едой стола.

— И тебе доброго денечка, — ответил Некрас, сверля неприятным взором. Глаза убийцы, прикидывающего, воткнуть ножик сразу или чуть погодя.

— Меня зовут Радослав Воронецкий, — садясь, не дожидаясь приглашения, сообщаю. Про ишпана здесь без надобности. Уважают не за титул. — Это мои люди, — ткнув через плечо на стоящих сзади. — Не все. Есть у меня корабль и сорок ратников.

— И чего тебе надобно, пан Воронецкий?

— Да тоже, что и всем, — невозмутимо беря куриную ножку с блюда и откусывая шмат, — добрых аргамаков, кучу серебра и красивых сладких девок. Говорят, вы как раз за ними собираетесь.

— А биться ты горазд, малчшик? — спросил Ус.

Полагаю, предполагалось, что на почти оскорблении вскочу и гневно раскричусь, теряя лицо.

— Приходилось, — продолжая жевать, сообщаю. — Совсем чуток. На втором десятке убитых считать перестал.

— А покажь шаблюку!

— Кто ж в кабаке обнажает клинок, — демонстративно пожимаю плечами. — Позорно без дела извлекать.

— Так и выйти недолго!

— А и пойдем!

Некрас все также молчал, не пытаясь вмешаться. Очередная надоевшая проверка. Кладу кость на стол, машинально вытираю жирные пальцы о шаровары и поднимаюсь.

— Так, — довольно вскричал Ус, — это по-нашему!

Уже не в первый раз действие повторяется с минимальными изменениями. Мы — наружу, толпа желающих полюбоваться зрелищем сходу набегает, неведомо откуда узнав. Разница в том, что сейчас не собираюсь убивать противника.

— И чего ж не посмотреть друг на друга, — весело заявил Ус, извлекая свой клинок.

На расстоянии в подробностях не разглядеть, но очень похоже на Кавказе сделан. Уж больно характерная рукоять, да и ножны с знакомыми серебряными накладками. Явно зверушки на охоте. Древний стиль, до сих пор существующий в тех местах.

Атаман подмигнул и, без предупреждения, сделал выпад. Сталь встретила другую. Рука заныла, напоминая о разнице в телосложении. Куда мне до такого могутного кабана. Силы у него больше, да и руки длиннее. Пришлось отбивать не прямо, а вскользь блокируя, уходя от жестко наседающего по кругу.

— Так! Так! — азартно восклицал Ус, в очередной раз, вынужденный двигаться, не достигнув цели, — Так! А вот так?! — одним прыжком очутившись близи и обрушивая удар не на тело, а саблю.

Не иначе вознамерился выбить. Только, в отличии от него, я не игрался, а ждал подходящего момента. И он сам его дал. На дальней дистанции достать здоровяка тяжело, настроился дождаться пока запыхается, а здесь такой подарок. Сабля скользнула по его клинку, а затем, пока по инерции еще противник двигается, быстрый выпад. Почти так я отправил к предкам Войтека. Здесь в последний момент остановил острие, почти коснувшись груди Уса под довольные крики зрителей. Шагнул назад и замер, не зная, чего ожидать. Не все готовы признать поражение. Особенно авторитетные атаманы, столкнувшиеся с юнаком. А по возрасту я так и смотрюсь.

— А хорош! — вскричал тот и небрежно-точно бросил саблю в ножны, даже не подумав требовать продолжения.

Подошел с раскрытыми объятиями и облапил, аж ребра затрещали.

— Будет из тебя толк!

— Не сомневаюсь, — бурчу ему в ухо.

— А вот наглеть не надо, — говорит он также тихо, исключительно для меня. — Одиночкам в дальнем походе делать нечего.

И отстранился, все с той же довольной улыбкой хлопая по плечу. Кажется, мне открытым текстом предлагают в подчинение идти. И все б хорошо, но прекрасно помню, как поссорились два атамана не вовремя, а в итоге ворота захлопнулись и бились тупой башкой о стены. Округу пограбили, но многие задержались и уйти не успели, пока вражеское войско подошло. И зачем мне такое счастье?

— Пойдем, разговор закончим!

На этот раз за столом сидело кроме меня и атаманов еще трое. Такие же не то владельцы, не то капитаны кораблей. И за каждым маячило хотя б парочку колоритных головорезов. В дранных портках, рубах и с золотыми цепями на шеях при богато украшенном оружие. Это нормально. Черкас может ходить с голым задом, но сабля или даже пистоль у него всегда есть Причем не из дешевых. Образ жизни, ага. Восточные люди тоже таскают на себе кучу побрякушек, да еще и пояс с лежащими внутри монетами. Такой порой и от удара сталью спасает не хуже доспеха. Но если уж убили, все твое достояние достанется врагу. Даже у нищих с виду кочевников Мефодий находил порой занятные вещицы.

Пришлось официально представиться вторично, а заодно и сопровождающих назвать.

— Асен Одноглазый? — спросил внезапно Некрас, глядя на того. — Который Волк? А знает ли пан Воронецкий, что за птица у него в бандере ?

— Кто бился со мной рядом и готов воевать за землю Словенскую, того не спрашиваю про прежнее. Или у вас нынче иначе стало? С Дикого поля выдают?

Кое-кто одобрительно закивал. А вот мне история совсем не понравилась. Откуда пану-атаману про похождения Асена знать. Чем он таким прославился, аж слава сюда добежала. Другое дело, не на публику брякнул, для красного словца. Кто мой — тот мой. Служба, как лезвие — с двух сторон острое. Ты по моему приказу на смерть идешь, я за тебя встану, даже если виновен. Сам повешу, но никому не отдам.

— А ежели нет, то мои люди — моя забота.

— Никто и не спорит, — прогудел Ус.

Сейчас он рубаху-парня не строил и глаза внимательные.

— Так и славно. Государь здесь не правит, налоги не платят и дорогу выбирают каждый для себя. Призыв ваш, чувства во мне поднял огромные.

Уловили они сарказм или за чистую монету примут, как-то без разницы. Многие здесь на людях палку перегибают. Рвать на себе рубаху прямо обожают. А в душе все это считают чистым бредом. За дуваном они идут, а не родину защищать. Не осуждаю. Сам не лучше.

— За братов наших, обижаемых, постоять готов. Одна проблемка. Мои люди — моя забота. Военное командование готов признать за... А, кстати, кто ж главный-то?

— Равные мы, — сказал Некрас, глядя змеиным взором.

— Не бывает на войне двух командиров, — говорю убежденно. — Кого слушаться, если каждый в свою дуду дует?

Красномордый мужик со странным прозвищем Чосич одновременно с паном Лисовским, явным шляхтичем согласно непроизвольно кивнули.

— Не нравится, не ходи! — буркнул Ус.

— А делить то добычу как станем? — спрашиваю, глядя ему в глаза. — Поровну по людям аль по кораблям?

— Я-то со своими по справедливости обойдусь, — ответно играя в гляделки, заявляет Ус.

Со мной пойдешь, будет честно, произнес не прямо, но достаточно внятно. А почему не с Некрасом?

— Каждый возьмет то, что он взял, — резко сказал тот. — И делить будет меж своих. Кому достанется больше, как думаешь, — в тоне заметная насмешка.

— Все слышали сказанное? — обвожу взглядом присутствующих. — Никто не возражает? Так тому и быть. Идем вместе, деремся тоже, мои трофеи — только мои. На ваши не претендую. Слово!

— Ты сначала добудь чего, — ласково сказал Некрас. — А шкуру неубитого медведя заранее делить примета плохая.

Вряд ли ему такое могло понравится. Фактически не признал власти ни его, ни Уса. Значит, при случае, сами ж отправят в Стужу, вместе со всем отрядом. А чего чужака беречь? Но оно того стоило. Судя по словам он все равно справедливо делиться не собирался. Иначе б грудь выпятил и хотя б пообещал. Правила не мной придуманы.

— Вы командиры, вам и выбирать жирный кусок. А я уж от него самостоятельно отщипну. Спасибо за угощение, — поднимаюсь, — за разговор, открытый и честный. С глубоким уважением откланиваюсь.

— Может не надо было так? — подчеркивая последнее слово, спросил Милош, когда вышли.

— Поглядим, — неопределенно говорю. — Пан Хмара! — восклицаю на улице, обнаружив знакомую морду. — Своей ли волей здесь аль по приказу?

— Сваэй судьбиной, — ответил он, усмехаясь, знакомо 'акая'. — Нэ пад палкай да на аркане. Двадцать ракив служил и хараш был. А эньта сука в бэлам плаще кляузу накатала. Я бишь спасал ерэтикав, а долга не сполнил! — он раздражено харкнул. — Нэ туды отправился. Их зэмлю, орденскую спасать обязан.

— Так послал ж гонцов предупредить, — говорю в недоумении.

— Не доэхали. И палкавник Крэчинский очи атвел, да на выход показал.

Спрашивать с каких пор государевой хоругви должно за чужими землями смотреть бессмысленно. Это какая-то мне неизвестная внутренняя каша.

— Не нужён, так и к лучшэму. Ужо-то здесь на старых рубак, — он показал на подошедших кряжистых дядек, с задубевшими от ветра лицами и руками в шрамах, со знакомыми лицами, вместе на Ляпишки шли. Пусть каждого по имени не помню, но физиономии не перепутаю, — спрос найду.

— Паны товарищи? — уважительно спрашиваю.

Не обязательно шляхтичи. Скорее категория панцирных слуг, вроде моего Мефодия. У любого благородного парочка-тройка таких есть. Но дерутся они пусть и во-вторых рядах, все ж броня и оружие похуже, но ничуть не хуже.

— А-то ж! Май дэсятак!

Фактически их восемь, если где еще парочка не обретается, но какая разница! Это ж очередной подарок свыше. Мне люди необходимы позарез. А этих учить без надобности. Сами кого хочешь выучат.

— А пойдемте поговорим, — говорю, обращаясь ко всей компании. — Сюда всегда успеете. Вы люди вольные, я человек свободный, может подойдем друг другу. А нет, так и разойдемся без обид.

Глава 9

Правильный грабеж.

Корабли шли под ветром споро и веслами ворочать не требовалось. Посему народ бездельничал. А когда заняться нечем всегда найдется некто, претендующий на лавры гусельника, исполняющего старины. Вот и сейчас по шляху ехал домой старый черкас Илия. Кунтуш на ём худой, весть подшитый заплатами. Потому левая пола стоит тыщу гривен, а правая всего пятьсот. Помолившись на закате, как положено, он укладывается спать прямо на кургане, хотя любому идиоту известно, в них захоронения почти всегда и это оскорбление предков. Да ладно б чужих, но и они способны и подгадить серьезно тревожащих вечный сон. Это все для слушателей нормально. Никого ж не удивляет, когда в очередной песне одним ударом вырванного с корнем дерева укладывает сразу толпу народа. Все ж не про соседа рассказ, а про древнего батыра.

Выспаться бедолаге не удалось, выводит доморощенный Баян, подыгрывая себе на бандуре. Ехали мимо разбойнички, что занятно племенная принадлежность не озвучена, как бы не из тех же вольных людей, захотели облегчить ношу старика. Коняшку Бурушку забрать, да кафтанчик и еще кой чего по мелочи. Почему-то Илия не проникся чужими нуждами. Достал тугой лук (так бы ему в реальной жизни и позволили), накладывает калену стрелу и как засвистели в воздухе, как змеи (где это они свистят, а не шипят) так и разбежались разратники по темным лесам. Где нашли в степи Свет один ведает. Видать быстро бегают.

Никогда не нравились старины. А уж по богатыря и Владимира Красное Солнышко и вовсе. Муромец тот еще тип, собственную дочь за резвые ножки, да головой о стену. Ну, да, виновата. Замыслила недоброе. Так ведь было за что. Мать обрюхатил и бросил. Представляю, какая жизнь у той девки сладкая была. Ну а князь и вовсе почти идиот в таких песнях. Ни на что не способен, всех шугается.

В настоящей жизни братов не постеснялся перебить, да и земли зорил жесточайшим образом. Зато и державу не просто сохранил — увеличил. Вот никто не знает, правильно ли в Булгарию ушел вслед за отцом или лучше б Великом Киеве остался. Глядишь и не распались бы потом земли на княжества. Не потеряли б северо-восточные. Или ничего б не изменилось? Никто не знает. Одно точно известно: был Владимир расчетлив и гневу воли не давал. Терпел поражения, но выигрывал войны. Легко жертвовал жизнью друга, коли требуется для дела, но зря никого не казнил. Всякое в нем было намешано. Наряду с использованием предательства и лжи отдавал дань уважения благородству противника и не боялся брать на службу говорящих в лицо правду. Кстати и не наказывал за сказанное. Не случайно в народе именно Красным Солнышком прозвали. Не за принятие новой веры, отнюдь. Мог согреть, а бывало и сжечь. Кровь она тоже красная.

— Да не Муровлянин он был, — неожиданно взвился один из расцов, посредине привычного повторения

Во стольном во городе,

У ласкова у князя у Владимира...

— Муромец! Из города Мурома! У нас то все знают!

— Со шляха Муровлянского, — отрезал сказитель.

— Да ниче подобного! — влез всезнающий Унг. — Изначально говорили Моравский. Из Моравии прибыл.

— Да что ты понимаешь! — хором вскричали оба предыдущих оратора.

Дальше к ним присоединились еще парочка столь же уверенных в своей правоте и заговорили все разом. Собственно никаких доводов никто не приводил, он и так знает. Или в детстве слышал от дядьки. Мнение свое они подтверждали выпадами против религии, внешнего вида, происхождения и всего остального у оппонента, хватаясь с воинственным видом за оружие. Только что все идиллически слушали и вдруг полыхнуло. Еще немного и дошло б до драки.

— Молчать! — гаркаю. — Кто саблю обнажит на мачте вздерну! В петлю, не как воину, от клинка.

Ворча недовольно они отворачиваются друг от друга.

— Скоро будет вам возможность, — тоном ниже говорю, — рубить врагов. Здесь таковых нет. Вернемся — хоть головой с обрыва. В походе уважай товарища! А не способен, так я тебя уважу, не глядя на былые заслуги.

— А можно я исполню? — осторожно спрашивает в наступившем молчании Марчин, один из моих молодых.

— Ну, попробуй, — соглашаюсь с сомнением.

— Что за жизнь у Ворона под крылом, — отбивая ритм, завел тот нечто, смахивающее на стихи,

— Никогда кмет не свободен, ни днем и ни ночью.

Утром чисть коня, да выноси навоз,

Днем получай пинки и шишки беспрестано.

Стучали уже по доскам в несколько рук. А морды счастливые. Юмористы.

— Не так отбил, не так финтил, а синяки кругом

Не угодишь ни атаману, ни десятнику — все плохо.

Все ж с рифмой у него паршиво. Не песня, но забавно.

— Но когда речь об еде, не быть нам голодными!

Жри в три горла и пей, да будь готов снова идти под пинки.

А зачем? Чтоб иметь золото надо любить железо, говорят.

Ой, горе мне. Именно так и живут ратники.

Я ведь об этом и мечтал...

Кормщик поднял руку, привлекая внимание.

— Пол часа, мало больше, — сказал тот громко, — пришли к Ираклее .

Никогда не понимал, как находят дорогу в море. Нет, то есть путь по звездам и все такое. Где Северная Звезда и сам могу показать. Но в море, когда ветер и течения неминуемо сносят и скорость определяется на глаз, выйти практически четко к нужной точке? Еще и ночью умудрились не растерять строй. Не зря Сарыч свой пай получает, заметно выше общего.

— Приготовиться всем, — скорее для порядка, чем по необходимости командую.

Народ уже привычно проверяет оружие, обувь и надевает кольчуги, у кого есть, а также заряжает пищали и пистоли.

— Сигнал!

На мачту с помощью специальной веревки подняли треугольное полотнище. Говорят опытные моряки умеют читать флажки и могут объяснять не голосом, а таким образом. В данном случае без разницы. Кроме тех, к кому обращаюсь, никто не разберет. Ага, Ус ответил. Но тут важнее, чтоб остальные, с кем беседовал, не забыли в азарте, о чем говорили. Управлять черкаской братией отнюдь не самое легкое дело. Могут и не послушаться. Теперь уж ничего не изменить. Все пойдет, как Святовит решил.

— На весла!

Под барабанные удары заметно ускорились. Это не просто гребля — боевой ритм. Долго в таком темпе не продержаться, но нам и не требуется. Рывок на короткий срок.

И все одно не успеваем. Корабли Некраса и так шли чуть впереди, пусть и сбоку. Похоже он цель обнаружил быстрее нашего кормщика. Он вырвались вперед и, хотя строй окончательно развалился, первыми дойдут до пришвартованных кораблей и посада. Собралось нас ровно сорок девять шайкашей, разной величины, но в общем числе за две тысячи человек. Очень серьезная сила. В приличном городе жителей тысяч десять, считая всех, даже младенцев. Гарнизон максимум пару сотен. Нахрапом можно вынести кого угодно. Вот на стены лезть совсем иной расклад. Мы к этому не готовы, а долго сидеть с осадой опасно. К тому же далеко не все пошли под чью-то руку, хотя и большинство. Сотен пять, наверняка, предпочтут вместо штурма, где запросто получить по башке камнем или чем похуже, погулять по округе.

— Сарыч! Туда, — показываю чуть в стороне.

Он молча кивнул, направляя в нужном направлении. Похоже и Ус держит нас взором. Вроде они тоже пошли левее. Зато Некрас четко нацелился на стоянку судов. В каком-то смысле он прав. Там вероятна хорошая добыча. Проблема, что пока будет грабить ворота закроют. Все идет четко, как рассказывал некогда по пьяному делу Хмара. Знал бы он, что действую согласно его болтовне, крайне б удивился.

— Кто побежит отдельно от остальных, — в очередной раз заявляю, — может не возвращаться.

Здесь останется только кормщик с матросами. Глупо было б вернувшись, обнаружить сожженный корабль или угнанный. Минимальная охрана необходима.

Барабан замолк, весла убраны, струг летит по морской глади по инерции и скрежещет днищем по гальке. Невольно качнулся вперед, когда остановился.

— Вперед! — ору, прыгая через борт.

— Ворон! — кричат вразнобой остальные скача следом.

Улица узкая и идет резко вверх, поэтому бросок отнюдь не из легких. Обливаясь потом по жаре в броне нестись до колоты в боку, не самое изысканное удовольствие. Зато никто пока навстречу, кроме шарахнувшихся к забору мальчишек не попался. Сюда еще не дошла весть и беглецов нет, однако дикие вопли при хорошем слухе разобрать можно. Вон чья-то недоумевающая рожа высунулась наружу из калитки и мужик тут же рухнул, кем-то из отряда зарубленный. Разбирать станет ли он кидаться и для чего мясницкий тесак в лапах держал никому не интересно. Угроза? Устранить!

Ворота города еще стояли нараспашку, но весь караул собрался и с напряжением смотрел на корабли. Какие-то они тупо-медленные, хотя оно и к лучшему. Может потому что по-настоящему драться не доводилось. Гарнизонные крысы. Чистить кошельки приезжих способны, но не выйти в поле. Максимум со стены отстреливаться.

— Урусуты напали! — заорал на тюрском, — купцов захватывают! Готовьтесь к бою!

В последний момент до них все ж дошло, уж больно мы не походили на местных, но десяток шагов пока пялились, дурацким сообщением выиграл. А потом мы просто налетели на караульных, рубя без разбора и не обращая внимания на бросающих оружие и сдающихся. Сейчас важнее всего не позволить запереть ворота. И задачу с блеском выполнили.

Красавчик подтащил коротышку в синем халате, держа за шиворот.

— Ты просил пленного.

— Особняк Гиргеня знаешь? — спрашиваю нетерпеливо.

Еще не хватает других ловить.

— Все знают чорбаджи , — жалобно моргая, отвечает тот.

— Какие ворота?

— Синие, — недоумевающе всхлипывает.

— И всё?

— Солнце желтое нарисовано, — поспешно восклицает, правильно уловив недовольство в голосе, — и башенка торчит над забором.

Вовсе не случайная примета. Здешние даже окна имеют внутрь двора и непременный высокий забор, чтоб не видно было происходящего.

— Проведешь прямым путем быстро — отпущу. Соврешь — смерть будет долгой и лютой, — и провожу кончиком сабли по щеке, чтоб кровь пошла.

— Все что угодно для мелика , — дрожа всем телом и мало не обделавшись заверяет.

В ворота между тем влетел первый десяток, во главе с Усом. Через минуту вваливается целая толпа.

— Я слово держу, — салютуя клинком, говорю. — Город твой, атаман.

— Вижу, — кивает с довольной ухмылкой.

Дальше уже как пойдет и насколько своих людей контролирует. Наверняка не даст теперь Некрасу войти. Полез на корабли, не суйся в город. Каждый получит то, что возьмет, так?

И снова бешеный бег по улицам. Проводника буквально тащили на руках. Без него запутаться в этих кривых закоулках раз плюнуть. Но перепуганный сарбаз не пытался тянуть время или лгать. Он очень хорошо усвоил урок.

Минут десять и мы стоим перед нужным местом.

Пленный оглянулся на меня, выразительно показываю саблю и понурившись постучал кулаком в окованные железом ворота. Лязгнуло, открываясь, окошко. Естественно, коротышку я сунул чуть не вплотную, а остальные стоят сбоку, чтоб не видно было.

— В чем дело? — удивилась красная морда привратника.

— Урусуты напали огромным войском, придя по морю, — вскричал, срываясь на визг толстяк, дословно повторяя продиктованный текст. — Открывай скорей, я к господину от сардара калэ .

Грохнул засов и отворилась калитка. Человек, с огромной дубиной в руке ничего не спел увидеть или сказать. Проводника оттолкнули мгновенно, а этого прошили сразу из двух арбалетов. А вот дальше все пошло не по плану. Оказалось привратник не один и второй, увидев непотребство дико завопил, побежав к особняку. Далеко он не умчался, получив свой болт в спину, но тревогу успел поднять.

Калитка была узкая, прежде чем растворили ворота, навстречу выскочила целая толпа вооруженного народа. Причем все в волчьих накидках 'бессмертных'. Я и не представлял, что их так много здесь окажется. Впрочем, кое-что пошло все ж по предусмотренному. Первый десяток разрядил арбалеты по несущейся в атаку ораве, второй шарахнул из пищалей, через спину стреляли и лучники. Половину мы точно положили, но остальные не разбежались, а продолжали идти в атаку.

В последний момент разрядил пистоль прямо в разинутый рот искаженного ненавистью лица 'бессмертного', выпалил из второго в бок еще одному, а дальше зазвенела сталь. Мы нарвались на элиту-элит. Личную гвардию Царя царей. Драться они умели. Усач из расцов лихо ударил, норовя попасть по плечу, не прикрытому ничем, кроме ткани кунтуша. Тот умело закрылся, парируя и небрежно воткнул кинжал левой рукой в кинувшегося на противника Марчина. Так же ловко полоснул расца по руке саблей и когда тот уставился неверяще на отсеченную кисть, одним движением зарубил старого ратника.

Не успел буквально мгновение на помощь, без жалости ударив умельца в висок, проламывая кость. И тут же отлетел от жесткого пинка в поясницу. Без кольчуги неминуемо рассекли бы пополам, но и так крепко досталось. Очередной 'бессмертный' встал надо мной замахиваясь и у него слетела голова с плеч. А потом Асен пошел вперед с какими-то жутким рычанием. Он двигался удивительно красиво и точно, отбивая удары и уклоняясь от выпадов, держа в обеих руках оружие. В правой привычная сабля, в левой чекан. Они абсолютно не сочетались в рисунке движений, но ему явно было все равно. Что с одной, что с другой руки он валил врагов с одного удара, ничуть не затрудняясь и нередко проламывая самую сильную блокировку.

Откровенно говоря, в той жизни, пару раз видел берсеркеров, но ничего подобного они не демонстрировали. Просто тупо перли на врага, не замечая раны и частенько не отличая своих от друзей. Волк, а прозвище внезапно заиграло свежими красками, прекрасно знал кого требуется шинковать в капусту. Он бил исключительно чужих, не трогая товарищей. Причем кроме 'бессмертных' по ходу дела подтянулись не то местные охранники, не то просто слуги и гости хозяина. Общая свалка внезапно превратилась в одностороннюю резню и мастера фехтования ложились, как трава под серпом. Шаг — труп, еще — покойник, а то и два, поскольку руки постоянно создавали свистящую стальную вязь, заканчивающуюся в чужом теле. Вот уж с кого надо писать Илию.

Даже гвардия царя царей не выдержала и принялись отступать, а потом побежали. Асен догнал двоих, срубив без раздумий, а затем остановился и очень медленно упал лицом вперед. Основное он сделал и троих уцелевших загнали стаей, прикончив моментально. Оттолкнув меня, к лежащему берсерку подскочил Лях. Я не стал лезть, уж кому, как не лекарю осмотреть. Тем более, есть серьезнейшее подозрение: в отличие от меня, прекрасно знал на что Асен способен и как с ним обходиться.

Мы рванули через прекрасные аллеи, засаженные деревьями и цветами к особняку. Двери так и стояли нараспашку, и победители без труда ворвались внутрь. Две стоящие у черного входа телеги никого не заинтересовали. А зря. Уж больно не соответствовали окружающей обстановке. Конечно, там могли оказаться продукты или еще какая дребедень, но когда пехлеван Аршак со смехом рассказывал об этой истории в Византе, мы оба не имели представления, что такое может случиться и запомню одну из множества услышанных баек. Поддеваю доску одного из ящиков и сразу захлопываю.

— Ты знал! — со смесью обвинения и восхищения, сказал Хмара, видевший содержимое.

— Я знал! Сардар Гиргень получил в личное кормление округу. Не город. Дважды в год собирают налоги. Треть идет Царю царей, остальное ему. Иногда нужно держать уши открытым! А пока еще ничего не закончилось. Ворота закрыть! Поставить караул и никого не пускать. Меф, Унг! — на удивление они не понеслись за остальными. Ладно Хмара, я ему сам приказал держаться рядом. — Никого не подпускать к возам, ничего не брать!

— А что там?

— Куча серебра. — без колебаний сообщаю, все равно скоро выяснят. — Дуванить будем не сейчас. Якун, Борис, — двум уцелевшим кметам, — за мной!

Особняк явно был построен еще ромеями. Дело даже не в архитектуре, а изумительных мозаиках и фресках. Можно было разобрать древних богов и какие-то обряды на полу. Стены, безусловно, давно переделаны и краски новые, но никто не удосужился разломать прежнее покрытие под ногами. Уж очень красиво. Зато здание местами заметно где перестраивали. Старинные мозаики уходили под стену или, напротив, обрывались и сверху лежал ковер. Впрочем, сейчас красотой особо не впечатлишь. Ковер в крови, кругом валяются трупы. Причем не только чужие. Парочку знакомых увидел во время бега. В основном, конечно, здешние слуги. Озверевшие от потерь во дворе мои люди рубили всех подряд. Кровь была не только на полу и стенах, иногда даже на потолке. Как говорится, вот и очередное доброе дело, совершенное под моим личным руководством.

Последняя попытка сопротивления, судя по количеству покойников, оказана у дверей женской половины. В Арьянаме жены высокопоставленных и аристократов на улицах практически не появляются, всю жизнь проводя в заточении. Для них это нормально, как и для перенявших привычки прежних господ гулямов, создающих собственные династии. Понятное дело, кто может самостоятельно прокормить нескольких жен, как богатое купечество, подражает обычаю. В деревне такие выкрутасы не проходят. Там все руки на счету и сидеть за занавеской непозволительно.

Однако сардар Гиргень происходил из древнего персидского рода и денег у него хватало. Не помогло. Выбитые двери, к которым пришпилен мой знакомый из сна Аршак, пробившими насквозь тело и вошедшие в дерево болты от арбалетов. Не пить ему в будущем в корчме и не рассказывать смешные байки. Еще один человек, которому укоротил жизненный путь, сам того не желая. Как и парочке баб со слугами. Эти, похоже, пытались сопротивляться. Ножи и сабли в руках. Все справедливо. Взявший меч от него и погибнет.

Богумилы деловито собирали наиболее ценное в комнатах, обдирая занавеси и пихая в мешки, изготовленные из платьев, статуэтки. Милош бодро насиловал девку, под поощряющие выкрики стоящих рядом парочки взрослых опекунов, обменивающихся впечатлениями. Еще в одной комнате происходило нечто такое же, но тут целая очередь выстроилась из победителей. Старуха в богатой одежде валялась прямо рядом с насилуемой, но на труп никто не обращал внимания. Я не стал вмешиваться. Не поймут. Мои кметы с огромным удовольствием поучаствовали б таком развлечении.

Парвана нигде не было видно, зато в конце коридора двое расцов с веселым гоготом гоняли пыхтящего низенького человечка с солидным брюхом. Он с трудом держал неизвестно где взятый заржавленный от длительного хранения меч, наверняка тупой и пытался отбиваться. Каждый раз заносило серьезно и подставлялся, но усачи его не добивали, нанося очередной не страшный для здоровья порез. Он уже весь был в крови и в глазах отчаяние.

— Ну-ка, — говорю, — остановитесь.

Они оглянулись.

— Было б кого жалеть, — сказал более молодой, — это ж евнух. Пользы никакой даже для баб.

— А руки и язык у него ведь имеются?

Они дружно заржали, аж слезы брызнули.

— Ты, — обращаясь к евнуху, сказал на тюрки, — меня понимаешь?

Здесь все ж владения перса и не обязательно на женской половине знают язык воинов.

— Да, господин, — тяжело дыша, ответил тот, на том же языке.

Никакой писклявости, как мне рассказывали. Откровенно говоря, у нас их увидеть невозможно, да и особо не интересовался. В другое время пораспрашивал бы чисто из любопытства.

— Хочешь жить?

— Кто ж не хочет?

— Скажешь где сокровищница Гиргеня, никто не тронет. Прослежу.

— Пойдем, — бросая бесполезную железку, сказал он.

Она оказалась прямо за входом в женскую половину. Маленький чуланчик, который принял за место ночевки служанки. А может та и впрямь там спала, раз матрац лежит. Только под ним практически незаметный люк и ступеньки. Внизу еще одна дверь, на этот раз с замком. Ключ извлек откуда-то из шаровар тот самый евнух.

— Вот, — сказал я для скорее для Якуна с Борисом, чем для расцов наставительно, — с людьми надо всегда говорить. К чему издевательства? Ты к нему с уважением, он ответит тем же.

— А ежели нет? — спросил Якун.

— Тогда нужно отрезать пальцы по одному, — совершенно серьезно сказал старый вояка. — А можно с ушей начать.

Помещение оказалось не очень большим, но плотно заставленным. Сундуки, шкатулки, рулоны щелка, мешки. В каждом внутри несколько мешочков поменьше.

— О, Свет бесконечный, — прошептал Борис, когда я развязал первый попавшийся и высыпал на ладонь десяток полновесных серебряных дирхемов. — Это сколько ж здесь?

— Сколько б не было, все наше, — сказал сдавленным голосом усач.

— Пока нет, — резко говорю. — Их еще нужно довезти до Хортицы, а кроме местных найдутся недовольные у Некраса и Уса. Пока выносим наружу и помним, это для всех!

И это было вовсе не случайное напоминание. Когда уже были на корабле все, включая меня раздевались догола, чтоб показать, что ничего не взяли. Но это в будущем. А пока пришлось организовывать цепочку грузчиков таскать наружу. К счастью, и без меня догадался Хмара найти лошадей на конюшне, благо 'бессмертные' не пешком пришли. Они сопровождали ценнейший груз. Чуток раньше или позже все б пошло иначе, но Белобог так решил. Или кто там мне подсказал. За все положено платить. За богатство практически всегда кровью. Семнадцать убитых из отряда, шестеро тяжело раненых. Практически все остальные так или иначе пострадали. Но чтоб кто-то заявил о недовольстве? Наш дуван крупнейший из возможных.

И в целом Хмара оказался настоящей находкой. Что значит старый вояка. Без указаний много чего сделал. Пока я бегал в поисках сокровищ он даже слегка расчистил двор. Не сам, понятно. Организовал слабосильную команду. Кто там раненый не до смерти? Пойманных недобитых слуг охранять, пока они используются. А ну, взяли трупы и с дороги, а то телеги не пройдут. Причем в две кучи. Наши отдельно, чужие в сторону. Между прочим, проводник тоже там лежал. Кто-то сунул ему под лопатку нечто острое. Видать даже не успел понять, лицо, когда перевернул, спокойное. Еще один мертвый на моей совести. Хотел же отпустить, но совсем забыл, а в общей свалке никто не стал разбираться. Одежда не наша — получай! Ну хоть евнуха запретил трогать. Тот так и таскался сзади, определенно подозревая, что останься один, могут прибить.

— Как Асен? — спросил первым делом Ляха, организовав извлечение сокровищ из подвала.

— Будет хорошо, — ответил он, явно не собираясь углубляться в подробности.

Ну, не хочет, как хочет. Сам потом побеседую.

— А Смиляна?

-Будет из девки толк, — сообщил с оттенком одобрения. — Через годик-два.

Погибших мы тоже положили на телеги. И бросать своих на поругание нехорошо, и заодно прикрыли мешки и сундуки телами. Конечно могилы копать некогда, но море всех примет. Вода, огонь и земля главные стихии. Если нельзя сжечь, положи в могилу, можно и за борт после молитвы. У кого родичи есть — сообщим, чтоб посмертную статуэтку сделали и по всем правилам проводили.

Раненых тоже везли таким образом. Так и двигались всем отрядом, прикрывая груз. Город уже горел во многих местах. Пару раз из домов навстречу выбегали ополоумевшие люди, не то спасающиеся от налетчиков, не то не способные понять кто им попался. Мы без разговоров расстреливали всех, кто не походил на черкасов. Эти тоже видели невеликий обоз, но три десятка злых ратников из своих же не подталкивали к нападению. Небойсь, не беззащитные горожане. Ворота были заперты, но тамошние две дюжины охранников из числа людей Уса не стали требовать чего-то, позволив спокойно уйти. Они закрылись от Некраса, а мы не входим, а уходим. Минус какое-то количество конкурентов по грабежу. Надо сказать, прекрасно поняли, что не пустые возвращаемся, но количество потерь тоже впечатлило. А демонстрация волчьих накидок 'бессмертных' и их оружия заставила проникнуться уважением. Кто элита здешних воинов и как они умеют драться все слышали.

Посад тоже горел и его энергично грабили. Это уже Некраса люди. На нас пару раз поглядели, но связываться не стали. Зачем, когда полно вокруг чужого добра и есть кого вязать. Или кто-то думает наши рабов не берут? Цены заметно ниже южных, но молодые девка с парнем от 1,5 до 4 златников. Конечно, если не сильно много на рынке, а то цена падает. А мастеровые и девственницы дороже идут. Так что кто удрать не успел, тех деловито ловили. Что там думали мои кметы на данную тему я не спрашивал. Полагаю, тоже б не отказались парочку рабов приобрести для хозяйства, не задумываясь, что пару шагов от подобной участи не дошли. Увы, у каждого своя правда и никто не живет на благо других.

Корабль наш стоял на своем месте, с нацеленным на берег фальконетом, у которого торчали матросы с горящим фитилем. Хотя рядом сидело с десяток человек, стереглись явно не о них. На нас обратили внимание, но я торчал впереди и признали издалека. Сразу успокоились и кормщик показал в нашу сторону торчащим на берегу. Тут были не только мужчины, но женщины и даже дети. Они дружно поднялись и поклонились. Большинство низко, двое чисто для проформы. Про этих могу забиться, не гречкосеи. Даже изможденный вид и грязная одежда из дранных кусков на бедрах, не скрывали повадки.

— Кто такие, чего хотите?

— Домой отвезешь, господин атаман? — чуть не хором вскричали. — Мы словены. Свои! Если надо — отработаем!

— Спасение душ богоугодное дело, — соглашаюсь. — Бабы и дети на борт. Кормщик скажет где сидеть. Остальные стоят пока. Вот ты, показываю, — кто?

— Кузнец, — сказал тот басом.

При малом росте ручищи, подковы гнет без усилий.

— Еремей. Пять лет в рабстве. Домой хочу.

Фамилии нет. Из простых.

— А баба та с младенем? — помня, как они переглядывались.

— Хозяин дал, — сказал он без смущения. — Без обряда жили, по его желанию. А на днях сказал, подрастет щеня, сынок то есть мой, продаст. Я его на прощанье приголубил, аж мозги по стенкам полетели.

— И чего ценного прихватил?

— И рад бы, да бежать пришлось.

— Драться ежели придется станешь?

— А то ж!

— На борт!

Еще один конюхом оказался, другой шорником. Объединяло их желание удрать в родную землю. Место теперь достаточно, а грести не все смогут. Крепкие спины и руки нужны. Я б и так взял, однако должен знать с кем имею дело.

— Ясек Стадницкий, — сказал крепкий блондин с гордым взором, не смотря на следы от кнута и кандалы на запястьях, связанные цепью.

Откуда пошла странная мода именовать уменьшительно-ласкательными именами не имею понятия. Но даже представляясь, не произносят: 'Януш' или 'Ольха'. Ясек и Олька.

— Старшина Ордена. Взят в плен бесчестно третьего года властями по надуманному предлогу.

А, это те, за кого якобы мстить пришли. И уровень немалый. Где-то повыше сотника или хорунжего.

— Это из каких Стадницких? Мстиславичи, которые в Подгорице сидят?

Хмара между тем организовал погрузку нашего добра, заодно и приставив к трудам праведным Милоша, успевшего закончить свои дела по женской части и весьма тем довольный. Не уверен, что прежде имел с девкой дело, хотя в пятнадцать лет уже вполне взрослый. А тут дорвался.

Неизвестно что поняли внезапные пассажиры, но Сарыч все правильно сообразил без объяснений. Уж больно выразительно посмотрел в мою сторону, когда первые мешки с серебром начали передавать с рук на руки.

— Нет, — сказал Стадницкий с удивлением глянув, точно не ожидал от атамана из Дикого поля таких знакомств, — мы младшая ветвь из Скадари.

— Надеюсь не хуже старшей, — говорю.

Болеслав Стадницкий в той жизни у меня был сотником. Пил как лошадь и не воду, зато и конник был изумительный. Любого кумана за пояс заткнет. Правда, как раз из-за лишнего бурдюка с паршивым вином плохо кончил. Но здесь он еще не убит.

— Демид Рытров, — сказал второй.

Этот был брюнет, но особо фигурой не отличался. Те же широкие плечи, шрамы от ран и исхудалость при наличии ошейника.

— С Дону, батька.

Там тоже имелась своя вольница, хотя и поменьше количеством запорожских черкас.

— Дай оружие, покажу на что способен.

— Железо попробуем снять в море, — говорю. Еремей и займется. А пока, помогайте с ранеными. Милош, — позволь им выбрать из трофейного.

Мы не жадные, да у повозок аж колеса от всего наваленного трещат. Рука ж не поднимается оставить столько добра. Не только специи с кухни или ковры. Сабля стоит 5-7 златников, а восточные, из хорошей стали и с украшениями, до сорока бывают. А тут сразу пол сотни от 'бессмертных' — это ж куча золота! И ведь не одни сабельки у них имелись. Коней жалко. Их придется бросить, а это настоящие аргамаки, не степная мелочь.

— Мы сразу уходим? — спросил Милош тихо. — В одиночку опасно.

— А ждать не меньше. К тому же нет у меня доверия к людям, говорящим: 'каждый возьмет, что сам взял'. Кто ему запретит отнять добытое? Грузимся и уходим. Сразу.

Глава 10

Приятный итог.

Тела лежали на палубе рядом. Места не так много, тем не менее их выложили именно цепочкой, предварительно омыв. Да и все мы прошли очищение забортной водой. Кстати добавилось еще одно. Тяжелораненый богумил тоже успокоился, сколько не возился с ним Лях. Ну я это мог сразу сказать. Не просто живот продырявили, еще провернул 'бессмертный' острие, разрезая кишки. По запаху моментально понятно, не жилец. Лучше, чтоб б не мучился, добить сразу. Совершенно зря не позволил лекарь. Справедливости ради, остальных он явно вытянет.

Федор омыл лицо и сделал покаянный жест в сторону заката.

— О Свет Всемогущий и Благий! Прости прегрешения людей этих, помилуй их души и позволь возродиться.

Поминальную молитву знали все, включая богумилов. Насколько мне известно они не отличаются. Язык иной, слова те же. Если б не было в отряде бывшего мобеда, всегда нашелся б другой знаток, даже женщина имеет право, если в роду главная, хотя обычно произносит старший. Но раз уж присутствует, пусть и отвергнутый сословием, пусть делает, как по ритуалу положено. С этим согласились все. Положим, Федор не лучший представитель человечества — сквернослов, убийца и как подозреваю любитель мальчиков, но найти в нашей компании безгрешного праведника несколько затруднительно.

— Будь щедр к нему. Очисть, как делают с одеждой, избавляя от грязи. Дай ему окружение, лучше, чем при этом рождении и настоящую цель, чтоб шел к Спасению.

Мы молча стояли вокруг, глядя на белые коконы. Покойников зашили в ткань, привязав в ногах тяжелый балластный камень. Если учесть стоимость материала полотна, воистину похороны ишпанские, но более подходящего покрова не нашлось. Никто не возражал, когда добытый рулон резали, хотя стоил он немало. Последнее прощание и выглядеть жадным желающих не обнаружилось. Эдак и тебя когда-нибудь выкинут за борт голым. Максимально уважить означало еще и вклад на будущее. Он, там наверху, все видит.

— Тело сие, да будет предано морской стихии!

Одного за другим ложили на доску и наклоняли. Мертвый скользил вниз и тонул моментально.

Одна из девчонок, взятых на борт, вскрикнула, показывая в небо. Прямо над мачтой, на неведомой высоте висела белоснежная птица. Как только последнее тело рухнуло в волны она сделала круг и ушла, причем отнюдь не в сторону берега. Люди многозначительно переглядывались и тихо благоговейно переговаривались. Такие вещи слишком хорошо известны. Души погибших приняты. Вот если б черная летала, чьи-то грехи перевесили добрый дела. А нынче хороший знак.

— Тризна потом, — резко заявил Сарыч, прежде чем я успел рот открыть. — По местам!

— В чем дело? — спрашиваю тихо, когда рядом никого не осталось.

— Шторм идет, — хмуро произнес он.

— В это время года?!

— Странно, да. Все ж иногда случается. Это не про нас. Не чую магии.

Опа, сказал сам себе, не пытаясь уточнить. Похоже кормщик проговорился ненароком. Слабый дар не такая уж редкость. Пользы от него обычно никакой. Что толку знать заранее, что любимая собака сдохнет, разве расстраиваться. Или про будущий сильный ветер. Но ему, как раз, от последнего немалая польза. Да и попутный в паруса он явно умеет нагнать, пусть и не особо показывает. Все ж кормщик мне достался золото.

Шайкаш уходил вдоль берега на веслах. Понятия не имею почему. Может течение ловил или ветер. Здесь Сарыч главный, ему лучше знать. В чем преимущество положения начальника, так в возможности определять сидеть со всеми или нет. Гребли я не чурался, но хватало и без этого чем заняться. Проверить раненых, перекинуться словом с Милошом и Хмарой. С умным видом посмотреть вдаль возле кормщика и более подробно поговорить с новыми людьми на борту. До Ляха сознательно добрался в последнюю очередь. Асен уже прочухался и с мрачным видом греб. Говорить при соседях не особо хотелось. А вот сильно умный лекарь с пророчествами не мог не знать нечто.

— Пойди раненных проведай, буркнул он Смиляне, когда я подошел.

Она аж рот открыла от изумления, а потом передвинулась на пару шагов, поскольку пострадавшие лежали тут же. Собственно, что здесь далеко? Кругом люди и до любого борта пять шагов.

— И как часто такое бывает с нашим товарищем? — тихо спрашиваю.

— При мне не чаще раза в год, — отвечает Лях тоже еле слышно. — У него и прежде не бывало постоянно. До тридцати дожил и даже не подозревал. А потом сын болярина Красовского его женку снасильничал. Тут его и перекинуло. Когда очнулся, все мертвые.

О, а я ведь нечто смутно помню. Якобы смерд неизвестно почему усадьбу сжег и хозяев поубивал. Мальчишкой еще был, когда рассказывали. По крайней мере такие случаи срока давности не имеют и помилованию не подлежат. Его всегда будут ловить. Выходит, Некрас знал?

— Все? — переспрашиваю.

— Так. Жирослава и его помощников не жаль, но там и случайные люди были. Мы потому и не особо людей привечали. Все больше втроем шарились. Уж больно цена за его голову высокая. Рано или поздно все продадут.

— И я?

— Ты странный человек Радослав, — сказал Лях спокойно. — Вроде сосунок, а думаешь и действуешь не как юнак. Не зря к тебе пророчество послало. Может и у тебя за пазухой секрет ото всех?

— А и так. Не все ж только вам тайны иметь.

— Потому и не знаю, способен предать или нет. Тебе золото не нужно. То есть с удовольствием возьмешь, но не станешь ради него душу продавать. А что потребно, не вижу.

Шайкаш, наконец, поймал ветер парусом и резво побежал от берега. Даже мне, абсолютно не разбирающемуся в морских делах понятно, чем дальше от берега в шторм, тем лучше. Небо хмурилось и появились тяжелые тучи. Многие с опаской поглядывали на небо.

— На всякого мудреца иногда довольно простоты. А чего мне нужно пока и сам не понял. Богатство возьму, коли под руку попадет. Гнаться за ним не стану. Ох, а может я мечтаю людям добро делать?

— И ведь не шутишь, — сказал он с оттенком удивления. — После всего, людям и добро.

— Смотря каким, — без улыбки говорю. — Друзьям все, врагам — железо. И не важно какой они веры или народа, те и другие. Или что прежде натворили. Пока они за меня, я их тоже не оставлю. Хотя это и не значит, что на службе моей можно творить, чего пожелаешь. Сам повешу и не важно, спасал ли прежде жизнь аль чего ради меня совершил. Каждому по делам его. Это мой закон. Другого нет.

— Правду молвил, — сказал он с удовлетворением. — Устраивает. Ты Асена не опасайся. Я его... э... чуточку изменил. Он в бою себя контролирует. Ты не мог не видеть.

Молча киваю.

— Да и не любит он это состояние. Даже теперь. Боится. Разве в крайнем случае.

— Впервые слышу, что можно берсерка сделать нормальным.

— Смотря кому, — без особой радости сказал Лях. — Надо не просто лечить магией, еще кое-какие тонкости.

— Но ты способен?

— Так и не так. Тяжелее всего работать с уже научившимся выходить за грань, впадая в священную ярость. Но это возможно, если они сами того хотят. Только вряд ли найдутся. Большинство берсерков... как бы это сказать... у них здесь, — он постучал по голове, — изначально не все в порядке. Это бешенство крови. Таких боятся даже умелые дружинники. В любой момент, по пустой причине, готов сорваться и наброситься даже на своих. Не зря считается, что помутнение насылает Создатель Мечей.

Он помолчал, подбирая слова. Я даже не пытался встрять с вопросами. Например, кто такой этот самый создатель. У Вотана вроде нет такого эпитета, но что я знаю про религию франков? Сроду не интересовался. При желании можно уточнить. Потом. Собьешь с мысли, замкнется, как обычно и что? Пусть говорит.

— Но бывает боевой транс может возникнуть спонтанно в экстремальной ситуации. Мать поднимет скалу, упавшую на ребенка. Или отец, защищая дочь, посечет профессиональных вояк, не умея даже драться. Иногда в бою кмет понимает, что пришел его последний час и выкладывается до конца, поражая подвигами и достижениями. Если присмотреться к подобным случаям и людям иногда можно найти возможность запустить... э... принцип работы в нужный момент.

Кажется, у него нет подходящих названий для метода. Сам придумал? Чем дальше, тем интереснее.

— Я подозреваю, обучение нужно проходить с детства, тогда удачнее и легче. Взрослым тяжело. Не всем дано. Могут умереть. Ты ж понимаешь, не особо много встречал на пути перекидывающихся. Вроде прежде было больше. Люди-волки и люди-медведи. Даже у ромеев были люди-тигры. А сейчас есть на западе и на севере. У нас почти не осталось. Как отрезало. Мыслю, в вере дело. Молящиеся свету отсекают себя от зова зверя. Точно не знаю. Для уверенности требуется много материала, если ты меня понимаешь.

— Подтвердить результат несколько раз. Унг, наверняка, назовет это научным опытом.

— Чему-то и тебя учили, — сказал со вздохом Лях. — Он, действительно, образование получил в университете. Не стоит считать болтуном. Желательно, — после паузы, продолжил, — но не обязательно Дар. Самый малый, но с ним легче. Еще неплохо иметь холодную расчетливую голову.

— Это часом не мой портрет? — усмехаюсь.

А ведь вариант. Кому не нужен дополнительный козырь на крайний случай. Намек-то прекрасно уловил. Ритуалы посвящения древним богам. Для разбирающихся сразу подозрителен, а что Церковь или Орден не в курсе как-то сомневаюсь. Не в возможности выучить, а связь берсерка с прошлым. Ну и что? Мало ли какие традиции бывают. Охотники кровью добычи мажутся, а первый сноп сжигают. Все со старых времен идет, как и тьма подобных всем известных обычаев. И ничего. Даже церковь молчит, когда кормят в последние дни года порождения Мрака.

— Попробовать всегда можно. Но ты осознаешь опасность?

— Мы все можем погибнуть в любой момент, так какая разница, если риск того стоит.

— А стоит ли?

— Отбиться от десятка и всех положить?

— Это не отсутствие уязвимости. Какой-то срок не чувствуешь боли от ран. Кровь течет, ты не ощущаешь. Боли нет, даже когда изворачиваешься неимоверно, разрывая связки. Так и помереть недолго. Да и потом лежишь пластом. Ничего хорошего. Силы не приходят ниоткуда без всяких условий. За все приходится расплачиваться. Последний смертный шанс, когда терять нечего. Асен ведь сорвался, когда его зацепили. Показал всем то, что не должен. Слухи непременно пойдут.

— И все же? Мне просить или заплатить?

— Зачем? Серебра у нас и так мешки, куда ж больше. Я дам тебе чего хочешь, — глаза блеснули, — но придет момент, когда и ты дашь мне то, чего я захочу.

— Как в сказке? — оторопело переспрашиваю. — Детей отдавать не стану, сразу говорю.

Пусть их и нет, так ведь появятся когда-то. Очень мне нужен старик с заявлением: 'Должок помнишь? Отдай первенца'.

— Первый пророк сына богу в жертву был готов принести.

— Я на его место не претендую.

— И мне чужая смерть без надобности. Но впереди всякое бывает. Придет срок, выполнишь просьбу, если не касается твоей семьи. Прямых родичей.

Уточнение отнюдь не случайно. Вряд ли он сейчас имеет кого конкретно в виду, но четко оговаривает условия.

— Даже если поперек чести будет.

— Ты точно не Чернобог или его посланец? — опасливо интересуюсь.

В любом случае с магом не шутят. Неизвестно чем отзовется клятва. Да и не нарушаю я. Обойти иной раз удавалось, но никогда напрямую. Дело даже не в том, что иноверцам вроде как прощается, причем это у всех. Моя честь в моих глазах важна. Не в чужих.

— Сказал бы Отец Лжи тебе правду? — усмехается. — Я скажу. Не верю ни в каких богов. Ни светлых, ни темных, ни Вотана с Локи, ни Будду или Тенгри. Человек сам по себе идет по жизни.

— А что тогда, по-твоему, там? За чертой?

— Пока никто не вернулся, чтоб поделиться, — сухо сказал Лях.

И что б он сказал, если б услышал мою историю? А убеждение, что вокруг чистилище и испытание? Получается он тоже убит. Кстати, по тому ведь и встретились. В той жизни они не доехали до Дикого поля. Или сгинули достаточно быстро. Проверить не удастся.

— Ни вечный свет с нирваной, ни Вальхалла мне не по душе. Может ничего и нет. Или каждому по вере его воздастся от Демиурга.

— Стоп! Но это ж на эллинском Создатель или Творец! Значит во что-то ты веришь?

— Я верю не в богов, тех или иных, а в нечто непредставимое и словами неописуемое. Только ему нет дело до нас. А может он и не замечает людей, как мы не видим жучков, пока не укусят. Тогда пнем ногой муравейник и дальше пойдем.

— Неприятно, — говорю, невольно передернувшись от представленной картины.

— Люди потому и ждут чего-то иного. Им не хочется огорчаться.

Кормщик отдал команду и парус торопливо спустили. Пока мы беседовали о богах внезапно налетевший холодный ветер ударил в лица, заодно угостив мелкими брызгами. Дул он прерывисто, то появляясь, то исчезая и от того еще более неприятно. Грести в такую погоду та еще работенка. Но налегать на весло не самое худшее в нашем положении. Гораздо тяжелее кормщику, направляющему корабль по волнам. Не сумеешь удержать курс, подставишь борт волне и все окажутся в воде. Водяной хозяин будет очень рад новым гостям. Жаль, вырваться от его гостеприимства не получится.

— Ладно, — говорю торопливо, тут уже не до умствований, — мы договорились. Родичей не отдам. На закон плевать.

— Вот и славно, — протягивая руку для рукопожатия, согласился Лях.

Он не мог не отметить поправку к обещанию. Не честь, а закон согласен обойти. И все ж не стал настаивать.

— Только учти, — он щелкнул пальцами, — так не будет. От трех до шести месяцев в лучшем случае. Разбудить зверя легко. Контролировать далеко не просто.

— Когда это без труда хоть что-то доставалось? — философски спрашиваю.

Даже не смотря на груз шайкаш плясал на волнах, как детская лодочка из коры, пущенная в речку. Судно то взлетало на крутой волне, то обрушивалось вниз. Чтоб не улететь в бездну все старательно привязались, но с ранеными было совсем плохо. Их мотало и никому сейчас не было дело до их страданий. Грести уже было невозможно, весла б вылетели из рук, поломавшись, а то и устроив несчастный случай неудачливому. Мы дружно черпали воду, беспрерывно выливая за борт. Даже без отсутствующего паруса ветер гнал вперед корабль с невообразимой скоростью и лишь твердая рука Сарыча удерживала от рысканья из стороны в сторону.

Ветер со временем заметно стал стихать, зато сверху сплошным потоком обрушился ливень. Это было даже приятно, поскольку он оказался теплее соленых волн, но все и так до нитки мокрые. А вот уровень воды стал заметно повышаться. Часть команды еще энергичнее замахала черпаками, другие вновь взялись за весла, повинуясь приказу кормщика. Где-то с час все работали как одержимые, вымокнув не только сверху, но и снизу. Потом дождь мало-помалу поредел и постепенно совсем прекратился. На ночном небе облака сначала все закрывали, но излив влагу выцвели из грозной черноты в светлое и рассеялись. Море успокоилось и над головой стали загораться звезды.

— Едисан, — постановил Сарыч, изучив небо.

Неплохо нас отнесло. Прежде здесь кочевали поданные Крыма из пяти племен: Сарифу, Делигель, Березеп, Хаджидер и Сарияр. Именно от них страдало вечно междуречье Днестра и Прута. Кто сейчас неизвестно. Может пошли в подчинение явившимся с Волги куманам. Берладские земли временами подвергались нападениям и тамошнее население тоже считалось черкасами. Не случайно изначально собирался в Тернополь. Судьба ведет, нравится или нет.

— Правь на Белгород, — подсказываю.

С самого начала имел в виду сюда идти. Тащить добычу по Днепру через пороги крайне не хочется. Там сейчас неизвестно кто шляется и потерять столь жирный кусок было б крайне обидно.

Белгород очень древний город. Чуть ли не ровесник Византия. Скорее всего врут жители, преувеличивая. Хотя кто его знает. То, что он сейчас не особо велик, не его вина. Уж место очень важное. Именно здесь и шли бесконечные завоеватели с востока: гунны, авары, печенеги, половцы, монголы. И каждый раз округа вычищалась от оседлых жителей, а поселение штурмовали. Когда уничтожали, как при ханах Бату и Берке, когда отбивались защитники. В любом случае достаточно быстро появлялись переселенцы. Уж больно место благодатное. Полным-полно рыбы, в плавнях масса дичи и земля под пахоту замечательная.

Сейчас снова тревожные годы и на мощном земляном валу, на скалистом берегу, стоят караульные, глядя во все стороны. Нас обнаружили сразу, на стене забегали. Наверняка пушки заряжают. Не меньше дюжины тяжелых, не считая мелочи, говорила память. Мы подняли заранее красный стяг с желтым солнцем и тризубом. Многие родовитые имеют личные флаги и эмблемы, включая меня, однако есть определенные общие признаки, позволяющие понять с кем имеешь дело. У ромеев был бы синий фон и красное светило без лучей. Для государственных высоких чинов двуглавый орел. Арии предпочитают тоже красный, но с луной и звездами. Разве у тюрков вместо стягов бунчуки, но на море их не видно.

Впрочем, ничего не значит такое полотнище. Многие обожают прикидываться своими и лишь приблизившись вплотную сбрасывают дружественную маску. Изображать ягненка, прежде чем вцепиться в горло волчьими зубами вполне нормальная воинская хитрость. Так что ничего удивительного в поведении белгородцев не имелось. Да и наш кормщик прекрасно знал, как себя вести. Чуть не к самой скале подвел корабль, давая себя рассмотреть.

— Ты, что ли, Сарыч? — заорали сверху.

— А кто ж еще на моем шайкаше ходит?

Слышал я, что водные люди отличают с одного взгляда суда и не путаются, но сам в той науке ничего не соображаю. Не приходилось прежде воевать на морских просторах. Хорошо еще от качки не страдал. Многие ни кушать, ни спать не могли. А мне хоть бы хны.

— А с тобой кто?

— Люди вольные, — с виду не напрягая голос, но умело, гаркнул кормщик. — разного племени. А атаманом Радослав Воронецкий.

— Не слышал, — сказал озадачено крикун.

— Еще узнаешь, — ответил Сарыч, подмигивая мне. — Мы заходим!

— Можно! — прокричали сверху.

К воротам крепости внутри города мы попали уже под вечер. Орден в данном случае получил разрешение на строительство. Каменная цитадель, воздвигнутая за его счет ни к чему государевых чиновников не обязывала, а в случае осады могла играть роль последней линии обороны. К тому же вход в обычное время свободный. Орден еще и храм воздвиг, в который очень многие ходят. Кстати, не мешает потом непременно посетить и публично помолиться.

Бывших рабов отпустил прямо на причале. Остальные собрались на площади. Самое милое дело узнавать новости в подобном месте. Естественно, набежала толпа желающих послушать о подвигах героев, а также продать выпивку и купить нечто по дешевке. Вернувшиеся из похода обычно легко расставались с трофеями и так же весело надирались до свинского состояния. И то, и другое, я категорически запретил до окончания процедуры. То, что мы с прибылью пришли уже весь город знал и всем было крайне интересно.

Я прошел под любопытными взглядами к подскарбию Ордена. Кто всех богаче в этом мире? Храмы! Это повелось еще с языческих времен. Люди платили за совершение обрядов, подносили дары богам. И что делать с сокровищами? Их давали нуждающимся за дополнительный процент. Особенно важно это было для купцов. Профинансировать мероприятие, растянутое на немалое время, как любая торговая операция, всегда риск. Но и прибыль возможна высока. Но как снарядить корабль или караван, скупить большую партию дешевого здесь товара и продать дороже, если у тебя нехватка средств? Храм охотно пойдет навстречу.

В отличии от ромейских ростовщиков, бравших порой до трети дохода, Орден просил всего лишь десять годовых процентов. Правда солидным заемщикам, имеющим что оставить в заклад. А откуда, по-вашему, средства берутся на содержание воинов и крепостей вдоль границы? Отнюдь не с холопов. Здесь живут почти все вольные и переселенцев приходится заманивать льготами и пониженными налогами. Ведь смерть рядом и далеко не каждый готов рискнуть. Своей шеей-то ладно, но ведь и семья частенько попадает под удар.

Подскарбий с греческим именем Алексей оказался худым до ужаса типом, с цепкими глазами разратника. Видать, как Кащей над златом чахнет. Мне не все равно ли. Честно представился и изложил просьбу. Орден не только давал ссуды, получал под управление иные поместья, при отсутствии по серьезным причинам (война, путешествие и тому подобное) поместья, но и оказывал очень важные финансовые услуги. Существовало несколько вариантов: ты получал письмо и с ним ехал в далекие края. На месте показывал в другом орденском владении или храме и получал необходимую сумму. Гораздо удобнее и безопаснее, чем тащить на себе мешок золота по сомнительным территориям. Или сдавал некую сумму и взамен получал опять же бумагу, которую выписывали на чужое имя. То есть можно гасить долги, не выходя из комнаты в другом конце страны. Возврат кредита при такой процедуре они брали на себя. Безусловно, не забывая во всех случаях отщипнуть свой приятный кусочек. Но ежели могу отправить Басе, например, приятное количество монет, не утруждаясь поездкой, которая занимает время и опять же необходимы траты, то огромное удобство. Да и с Сирик полезно расплатиться сразу.

— От лица своей бандеры, — говорю, — хотелось бы обменять некоторое количество монет на векселя Ордена.

— В каком размере? — деловито доставая огромный гроссбух, спрашивает Алексей.

— Где-то полтораста тысяч золотом, — отвечаю спокойно.

Он замер, уставившись с открытым ртом.

— Сколько? — переспросил, явно не поверив ушам.

Стоимость замка вроде здешнего приблизительно тысяч 15-20 серебром.

— Возможно и больше, — с внутренней ухмылкой добиваю. — Везти домой мешки с серебром несколько утомительно. Но люди не сразу это понимают. Кое-кому нравится спать в обнимку с золотом.

Потому сразу и не завалились. Делить все не так чтоб просто. Даже когда речь идет о легко пересчитываемых монетах. Поэтому все читали или выслушивали, если неграмотные, договор. Каждый подписывал или отказывался. На самом деле, вторых не обнаружилось. Ничего нового, все давно придумано. Обычные правила почти для всех. Другое дело, не всегда привычный вариант используется. Бывает костяк отряда, кто постоянно с атаманом ходит изначально больше получают, чем приставшие на время. Но у меня пока нет особых причин на несправедливость. Слишком мало нас уцелело.

Поэтому 10% арматору, то есть владельцу судна. Остальное делится на паи или доли. Десять — командиру, восемь — кормщику, две — морякам и лекарю, три — десятникам и по одной всем остальным. Не важно, стреляли они из фальконета или нет, рубились с врагами или стреляли издалека. Рискуем все одинаково и считаемся партнерами. Плюс — пол доли дополнительно к положенному легко раненому, три серьезно пострадавшему в бою и пять родичам погибшего, если таковые имеются. Все это требовалось тщательно посчитать и не в одиночку.

В итоге в мой кошель упало под миллион грошей или тысяча семьсот с лишним золотых динаров. Естественно в пересчете. Там по-настоящему больше серебра. Монета по весу чуток больше нашего златника, но даже если учесть, что одна доля сто семьдесят золотых монет, любой из участников похода получил столько, сколько обычный ремесленник и за пять жизней не заработает. Хватит на приличный маеток или собственное дело открыть, да еще угостить всех знакомых останется.

А ведь кроме денег были и другие ценные вещи. Шелковые отрезы, бочонки со специями, всякие безделушки и драгоценные камни с украшениями из шкатулок и от гарема. Одежда дорогая и даже оружие. Как это ровно разделить было не ясно никому и поступили гораздо проще. Опять же ничего не выдумывая. Посадили Смиляну спиной и тыкали пальцем в случайные вещи, сложенные кучками на соответствующее число вернувшимся: 'Кому?'. Два раза одно имя называть запрещено и чтоб по склонности женской кто лишнего не получил и чтоб другой ни с чем не остался.

Выходило этому густо, тому похуже, хотя жаловаться все одно грех. Если мне попалось полное воинское снаряжение для всадника: шлем, панцирь, кольчуга, сабля, кончар, два пистоля, копье, саадак, щит и все это украшено разными драгоценными камнями, золотом и серебром, то пан Хмара стал обладателем десятка шикарных соболей, золотого блюда и изумруда, размером с фалангу пальца. Я не ювелир, но стоить такой камень должен не меньше пары сотен динаров. А может и больше, в зависимости от наличия трещин в камне. Зато некого виноватить и достаточно весело просидели всю процедуру дележки.

— Кстати, перца Орден не возьмет по хорошей цене? Бочонок имеется.

Не так чтоб очень дорог в наших краях, фунт за пятнадцать грошей, однако куда мне девать такое количество? Будет на мелкие расходы, если согласится. А он не откажется.

Алексей между тем нервно встал и выглянул в окошко.

— Вот там, на площади, полтораста с чем-то тысяч золотом в телегах?

— Ну не нести ж в руках от пристани, пришлось нанимать возы.

— Пшемислав! — заорал он, аж вздрагиваю от неожиданности.

В дверь моментально влетает с обнаженным клинком стоявший в карауле кмет из орденских.

— Да, мой господин, — несколько растеряно говорит, обнаружив отсутствие необходимости рубить злоумышленника.

Посетители разные бывают. Иные крайне недовольны. Это ж финансы и обиды всегда вероятны. Потому и ждут снаружи вооруженные люди окончания переговоров.

— Хорунжего ко мне! Вместе с сотней. Поднять по тревоге! Наш шайкаш готовить к выходу. Чтоб команда через час на борту была.

Тот поспешно выскочил, так и не поняв в чем проблема. Гость смирно сидит и не кидается с ножом на подскарбия.

— Вы понимаете, — уже мне, крайне серьезно, — что сегодня об этом будет знать весь город, а через неделю под стенами стоять орда в полном составе?

— Не возьмете?

— Конечно приму! — почти крикнул Алексей. — Это ж какие возможности! Но и проблемы тоже. Зовите уже своих. Будем считать.

Приятно иметь дело с ответственным человеком. И охрану организовывает и часть ценностей сразу вывезет. Или сделает вид на чужие глаза и уши. Молодец. Я б тоже не стал держать в подвале все это. И избавляюсь от опасного груза при первой возможности.

— Перец-то не подмок? — совсем другим тоном спрашивает, когда уже на пороге.

Часть 2

Капитан бандеры.

Глава 1

Неприятный сюрприз.

Что-то странное влезло в сон и невольно насторожило. Прислушался и улыбнулся, сообразив. Капель. Льдинки тают. Весна пришла, не успел оглянуться. Осторожно потянулся и сел, стараясь не потревожить Лукерью. Не вышло. Спала она чутко и сейчас сразу дернулась, глянув тревожно.

— Утро, — говорю, — пора вставать.

Обычно она первая подхватывается и еще до рассвета в трудах, аки пчелка. В любом хозяйстве есть чем заняться, одних свиней штук тридцать, да мерин с двумя волами, а благодаря моим усилиям к прежней живности добавились корова с теленком, да три лошади с козой. От верблюдов отказываться не стала, как и от овец, продала за хорошие деньги и деловито припрятала на будущее. Я ее прекрасно понимаю. Сегодня здесь, завтра там, а у нее двое детишек. Потому еще и за постой исправно плачу и больше обычного.

Глянула в заклеенное осколками слюды окошко, в темную муть, и моментально поднялась, поворачиваясь спиной. В комнате тепло из-за большой печи, а то иногда и скот прямо в избе содержат. У нас отдельный хлев, хотя и можно пройти прямо отсюда.

В постели, мы, как водится, голышом, но почему-то упорно стесняется при свете показываться. На самом деле руки жесткие, мозолистые. Лицо тоже с морщинками у глаз, хотя вряд ли сильно больше двадцати исполнилось. Она и сама толком без понятия сколько лет. Но под одеждой тело гибкое, кожа удивительно гладкая и нежная. Не успела еще состариться от тяжелой работы. Да и горячая на любовные утехи, распробовав. Прежде то лежала спокойно, пока муж получал требуемое и неслась дальше. И вдруг, большой сюрприз, оказалось, эти игры еще и приятны.

Мои прежние дамы неплохо обучили доставлять удовольствие женщинам и не торопиться. Но и Марта, и Сирик вели за собой, а здесь я оказался главным. Так и живу в блуде в очередной раз, хотя и не считаю великим грехом. Никого мы не обманываем, ее муж сгинул летом, когда пришли кочевники. Алексей оказался прав. Слух быстро дошел до аулов. Правда все ж потребовалась не неделя, а почти два месяца, пока пришли большой силой и обложили Белгород. Уж не знаю на что рассчитывали, только к тому времени ни большинства ценностей, ни меня в городе уже не оказалось.

Не успел вернуться со двора, как с печи, пихаясь слезли двойняшки Лукерьи.

— Моя сегодня очередь! — возмутился Касьян.

— Твоя, — предупреждаю намечающуюся драку, подаю голос.

— А Лука мамке пока поможет.

Мальчишке это вовсе не понравилось, но спорить не стал. Меня они крайне уважают. Нет, не считают отцом. В шесть лет и притом, что погиб недавно, забыть не успели. Просто вечерами с ними иногда вожусь. И позволяю бегать на тренировки. Даже объяснил, как пистоли и пищаль заряжаются и позволил пару раз пальнуть, после чего вознесся на недосягаемую высоту в их глазах. Детям стрельца эта наука точно пригодится. В крестьяне не пойдут.

Касьян с довольным видом притаскивает кружку с теплой водой и зеркальце. Мне оно досталось по случаю в числе другой мелочи не так давно. Фряжской работы и где взяли куманы можно только догадываться. Уж точно не в хижине у мужика. Стоит такого качества с хороший дом, не смотря на малые размеры. Рамку, безусловно, делали позже. Уж больно мотивы орнамента хорошо знакомые. Но и она, сама по себе, из-за серебра и камушков янтаря, жемчуга и лазурита тоже дорогущая. Наверняка жена хана пользовалась. Но мне плевать. Главное бриться, глядя, удобно. Конечно, можно и самому держать или поставить, но зачем отказываться, когда детям нравится помогать.

— Правее, — говорю и получаю нужный обзор, скобля франкской бритвой.

Вот язычники они, но умеют качественные вещи делать. У нас такой стали не делают и зеркала тоже не делают. Зато мы умеем замечательно отнимать у прежних владельцев. Это я и про словен, и про номадов.

Отряд распался почти сразу, как дуван поделили. Богумилы ушли домой, кое-кто отправился на Днепр с Сарычем. Четверо уцелевших расцов во главе с Хмарой и почти все приставшие к нему до набега весело спивались по трактирам. Даже недавно слезно просившиеся под руку кметы попросили разрешения уйти. Трудно осудить. Зачем подставлять голову, когда уже такие деньжиша имеешь? Остались лишь мои самые первые товарищи и, естественно Мефодий со Смиляной. Этим просто идти было некуда. Даже с серебром их никто не ждал нигде. Разве кат у дыбы. Понятно, я про бывших воровских.

Зато моментально набежала толпа народу, просясь в новый поход. Здесь, как в Запорожье, полно буйных вольных людей. Им абсолютно не мешали мой возраст и даже прямое утверждение, что второго такого куша не случится. Подобная удача бывает раз в жизни. Очередная сомнительная рожа ухмылялась и послушно кивала, продолжая выражать страстное желание погулять и шаблюкой помахать. А покажи кого рубать, атаман. А мы со всем усердием.

Попутно пришел Ус с остатками своей бандеры и кто поумнее увидел разницу. Нельзя сказать совсем уж ничего не привез. Все ж взяли в городе немало добра, но уже на отходе перехватили галеры. Бой был жаркий. Добрая половина шайкашей сильно пострадала в бою и многие утонули. Победы явной никому не досталось, зато потерь много.

Про Некраса и вовсе ничего не слышно. Потом узнали, что он сильно задержался, грабя окрестности и попал под удар примчавшиеся конницы. Часть его людей ушла, но сам сгинул, что крайне удивило. Я ж не вмешивался! И в прошлый раз он кинулся грабить корабли с посадом. А потом с трудом унес ноги от тех самых галер. Но голову не потерял! Ох, даже где не хочу, оставляю следы кровавые. Всем хорошо не выйдет сделать.

В целом, когда пошел на север, к Днепру, имелась у меня в подчинении добрых две сотни недобрых молодцев, да дополнительно пол сотни богумилов и столько же липков. Есть такой народец в берладских землях. Ушедшие от монгольской власти куманы. Веры они теперь нашей, а навыки прежние. Стреляют с коня и скачут не хуже родичей. Всегда полезно природных кавалеристов под рукой иметь.

Если честно, толковая цель у меня на тот момент напрочь отсутствовала. Хотелось пройтись до Северного Донца и тамошних поселков. Глядишь и связи завел бы с черкасами Дона. Тем более, один такой с собой и вроде не трепач. И тут подвалила удача. То есть, кому как. Белгородцам и здешним крестьянам вряд ли пришлись по душе заполнившие их землю чужаки из степи. Правда Орден заранее предупредил округу и почти все успели уйти за стены. Но кому приятно, когда его дом и запасы жгут?

Болтают под десять тысяч пришло. Я разумею — врут. Едисанская орда не больше восьми выставляла при максимальном напряжении. Для набега хватит. Брать города — кишка тонка. Нет у них ни осадных пушек, ни нужного числа. Потому и штурм провалился, а потом разбежались вокруг, в надежде ясыря набрать. Когда подошло войско из Тернополя, а мне задним числом говорили не свыше трех тысяч набрали, связываться налетчики не стали и ушли не солоно хлебавши.

Но два месяца степь была пуста. Риск немалый, но он себя оправдал сторицей. Я с бандерой упал на ихние аулы с северо-востока, откуда не ждали. Три сотни человек в такой ситуации немалая сила. Есть аулы небольшие, на несколько юртов, бывают и на сотни, однако когда мужчины ушли воевать, кто защитит от нападения? Мы обрушивались внезапно, как коршун когтит зайца и принялись творить то, что они привыкли делать сами. Выворачивать кочевья наизнанку, рубя сопротивляющихся, забирая детей и подростков и угоняя скот. Воистину, как мобеды говорят: 'Каждому воздастся его же мерой'.

Нельзя сказать, вышло нечто вроде прежнего по части дувана. Но все ж немалые табуны коней, рогатого скота, тех же верблюдов, золотых и серебряных украшений набрали. Да и рабов нахватали изрядно. Потом цены на невольников изрядно упали, но главное-то все снова убедились: Воронецкий удачлив и щедр. Потери? Как без них. Тем не менее, все родичи погибших получили их долю, а остальные тоже не остались внакладе. Одних лошадей каждый получил с десяток.

На руках меня не носили, но подходили уже и серьезные атаманы поговорить о том о сем и пощупать почву на будущее. Репутация победителя и знающего куда идти за чужим добром великая вещь. Я не торопился. Во-первых, нужно иметь хорошую цель, а во-вторых серьезный отряд. Не так, чтоб сегодня набежали, завтра пьют по углам. Ведь я прекрасно помнил, что ждет впереди. Гражданская война во всей красе.

Идти под чью-то руку все равно придется, чай не родич государю (на самом деле очень дальний, в седьмом колене и по женской линии) и рода за мной нет, но чем крупнее отряд с собой приведу, тем больше станут считаться. Вот и тщательно отбирал кандидатов. Остальным нечто расплывчатое обещал. Будет срок, буду разбираться. Пока и сотни, лично моей, достаточно. Хочу быть уверен в каждом.

К тому же занятия наши с Ляхом продолжались. Очень долго я не мог переступить порог и ответить Зверю в себе. Не так это просто, как кажется. Убийцей быть недостаточно. Но все ж сумел. Сам не понял, как. Просто однажды проснулся и понял, о чем талдычит третий месяц лекарь. Буквально осенило, как когда-то с буквами в детстве. Повторял неделями тупо за учителем аз-буки и вдруг увидел, как складываются слова. И начал сходу бегло читать. Так и тут. Теперь оставалось научиться вовремя остановиться, чтоб бревном не лежать после схватки или пуще того, не свалится внезапно в битве.

На рассвете чинно помолились и Лукерья выставила на стол нехитрое угощение. Нормальные люди едят два раза в день, утром и вечером. Разве иногда в полдень сухарь погрызут с луковицей. С пищей, кстати, тоже неплохо. Мы с Мефодием регулярно ходили на охоту и недавно приволокли косулю. Так что, в отличии от обычного набора, присутствовало мясо к каше и пироги, опять же с мясом. Даже при муже они так часто его не ели. Крестьяне разве по праздникам употребляют. Рыба — да. Ее кругом полно, а дичь все больше птица и то в сезон.

— На базу кто-то, — сказал внезапно Касьян.

За такие штуки, как слова за едой без разрешения старшего можно и в лоб получить. Причем не обязательно ложкой. Бывает большак и кулаком приложит. Не лезь поперек батьки!

Я не стал заниматься воспитанием и посмотрел на Лукерью. Этикет. Я постоялец, не хозяин. Не мне гостя встречать. Хотя шляются регулярно именно ко мне и, если не отсутствую, не считаю зазорным спросить лично кто и зачем пришел. Но сейчас мы завтракаем.

Она поднялась, тут и стук очень уместно прозвучал. Не заполошный, как бывает, когда нечто случилось. Уверенный, но не наглый. Когда заявляются чиновники драть налоги или еще за какой надобностью они не стесняясь колотят.

Пригибаясь, из-за низкой двери, почему-то иначе даже в замках не строят, вошел Ясек Стадницкий. Заметно откормился и щеки уже не впалые, да и одежка богатая, пусть и орденская. Что не врал по положение стало понятно сразу. Скорее уж преуменьшил прежнее значение. Уж больно приветливы оказались в Белгороде с ним. Но особо мы не общались. Практически сразу отправился в Тернополь с обозом и в дальнейшем не встречались.

— Будь благословен ваш очаг, — с поклоном сказал, снимая горностаевую шапку. Обычный брат Ордена в такой не ходит, — и вечно горит в нем огонь. Пусть достаток не покинет дом и предки будут довольны деяниями потомков. Дай Свет вам всем здоровья.

Мы дружно ответно поклонились, с соответствующими ответами. Даже детям не понадобилось напоминать. Они в последнее время насмотрелись на самых разных типов и уже не стоят, разинув рты в изумлении.

— Не побрезгайте угощением, — говорит Лукерья, показывая на стол.

— Прости хозяюшка, — прижимая руку к сердцу и снова низко кланяясь, — спешить надобно. В крепость с вестями. На улице ждут. Уж очень хотелось повидаться с паном Радославом. Да и зашел то не зря, письмецо привез. От сестры его любезной.

Он извлек из-за пазухи послание с знакомой печатью.

— Еще загляну, — не отдавая, еле заметно кивнул на выход. — Позже.

Я послушно двинулся провожать, недоумевая. Не представляю, в чем секретность. Да, обещал передать через Орден письмо, отправляясь из Белгорода, так когда это было.

— Слушай меня внимательно, пан Воронецкий, — сказал за дверью, небрежно сунув грамоту. — Царь царей жалобу прислал государю нашему Брячеславу, пусть здравствует вечно. Налетели де воровские черкасы и ограбили город. Да не просто людишек побили, а его казну, что обидно, забрали. Еще и по именам поименованы некоторые, но ты первый. Некраса пытали, он всех назвал, а уж про деньги и кто их унес аж куманы в курсе. Государь давно вынашивает планы нападения на Визант.

Невольно машинально киваю. Прекрасно помню подготовку. Именно из-за этого и перевели с Дикого поля на другую границу. А поскольку отличился в боях с кочевниками, выведя остатки хоругви, так и звание получил. Только помер Брячеслав не вовремя и пошло все не так, как он хотел.

— Ему нужно невмешательство Арьянама, -тихо произнес Стадницкий. — Даже подарки богатые не помогут. Так что попал ты под колесо и если не отскочишь, то быть раздавлену. Выдать с головой велено. О том приказ везу.

Вот уж вляпался. Даже помыслить о таком не мог. Называется разбогател.

— А рабов, — криво усмехаясь, — наш государь хозяевам под кнут возвернуть не приказывал или только некоторых?

— Уязвлен, — спокойно отвечает, — понимаю. Унижение тоже вижу. Не ярись. За тем и пришел. Уйди куда на время. Хоть на Дон, хоть в Полоцк с Суздалью. Год-два. Потом не забудут, зато можно будет вымолить прощение. Мы все одно с Царем царей дружить долго не станем. Поделим Ромейские земли и снова свара начнется. А раз нет хороших отношений, кому сдалось старый указ исполнять?

Тем более, когда помрет Брячеслав. Да и про север верно сказал. Такие же словене, разве чуток бедней живут, да это ж мне на пользу. Не нищим приду просить. А воевать и там найдется с кем. Литва, шведы, Большая орда.

— Благодарю, пан Стадницкий, — говорю. — За известие и совет дельный.

Ну, да. Так-то и взбрыкнуть способен, кровушку кому пустить, а людишек под рукой хватает. Не только ж я казну брал. А вдруг отбирать начнут, да на юг в цепях отсылать под топор. Чем остальные лучше? Не обо мне забота, о спокойствии на границе. И о сундуках Ордена. Куда денежки ушли? То-то и оно! Завтра государь вернуть велит. Эти своего не отдадут. Проще от меня избавиться и руками разводить. Или лишнее выдумываю, а он по собственной душевной склонности и из благодарности пришел? Не знаю, а веры Ордену у меня н на грош. Финансы одно дело, политика совсем иное. Помню, как в стороне стояли во время Смуты. Якобы не духовное это дело А потом вмешались, когда никто не ждал и немалые преференции с того поимели.

— Ты тоже можешь всегда на меня рассчитывать, — с чувство говорю.

При любом раскладе от 'спасибо' ничего не отвалится.

Он кивает и удаляется к ждущим за забором двум всадникам-орденцам. Может и вправду по приезду сразу завернул. Только никто из знатных не идет пешком дальше соседнего дома. Чтоб смотреться важным всегда садятся на лошадь. Не для скорости, а ради показа достатка. Ну и сопровождающие непременно. А он явно имеет вес, хотя до магистра еще долго. Парой-тройкой ступенек ниже находится. Тоже недурственно. Любые дела предпочтительней делать через хороших знакомых.

Любопытно, придет ли весточка от польного гетмана Уховецкого. Он не из интриганов, простой вояка и почти честный. В смысле все берут подношения, как без этого. Но никогда не обещает невозможного. Я специально мотался в Тернополь, представиться и поклонится особо ценной саблей из трофейных. Вроде угодил. И уважение высказал правильно, и подарок не из дешевых. Таким и среди боляр похвастаться не стыдно.

Предсказуемо высунулся из-за забора Мефодий. Хороший из него юнак получился. Ничего не знает, но спиной чует. Не побоялся быть смешным и арбалет прихватить.

— Кэптэн? — смотрит вопросительно.

С некоторых пор меня так и зовут, если нет позволения по имени обращаться или демонстрируя уважение. Для руководителя бандеры столь же позволительно, как атаман. Всезнающий Унг ответственно заявляет, что произошло от германского слова hauptmann и буквально означает 'старший человек', 'командир'. И сходство с 'гетманом' вовсе не случайно. Аж чуть не от готов сохранилось. По мне в очередной раз ищут старину, где ее от роду не имелось. В Италии командир наемников спокон века так назывался.

— Где пана Хмару найти знаешь?

— А чего там искать, — невозмутимо отвечает, — в корчме у армянина, как всегда.

— Позови его. Если понадобится, можешь головой в корыто окунуть, чтоб протрезвить.

— Ага, — с глубоким сомнением произнес Мефодий.

Я его прекрасно понимаю. Этот может и сабелькой помахать даже в сильно пьяном виде. Мой юнак совершенно не собирается оставаться без ушей или носа по дури Хмары. А с того станется. Мефодий крайне не любит лезть на рожон и утруждаться. Нет, отнюдь не трус. Чего нет, того нет. В бою уже не теряется и свое дело справно знает. Тем не менее, когда предложил место десятника, не раздумывая отказался. Да, ну, глядя в пол произнес, отвечать за разных идиотов. Я лучше при тебе, кэптэн буду. Возле моего дренгира. И за твоей спиной присмотрю, и без куска мяса с кашей не останусь. И лишняя доля при дуване не нужна, уж прости, не ради золота за тобой еду. Уже полученного хватило бы на всю жизнь.

Между прочим, свое он отправил родичам практически целиком. То есть Савве, но и остальным: отцу, матери, братьям с сестрами. Причем очень практично взял с меня пример и не все большаку, а конкретно с оговоркой девкам на приданное, братьям на хозяйство. Не для хвастовства, а чисто из приязни поделился. Сам, сказал, еще найду.

— Или на руках доставишь. Э, — на движение, — арбалет-то оставь. Ни к чему он сейчас.

— Кто быстрее бегает из вас, братья-стрельцы? — спрашиваю, вернувшись.

— Я!

— Я! — кричат в один голос.

— А вот и проверим! Ты Лука, мухой лети до Ляха, Красавчика и Асена. А ты Касьян, рысью к Тогрулу с Атиллой.

Да, тот самый Тогрул знакомый Сирик и оказался из липков. А Атилла привел богумилов. Вопреки имени он не мадьяр. На курда больше смахивает. Их среди раскольников много и если Царь царей в очередной раз начинает прижимать бегут в Словению.

Говорят, Милош рвался вернуться, да сестра не отпустила. Сами они пришли или с ее подачи мне неведомо, но пока слушаются, чего ж не считаться с ихним старшим. Пусть поприсутствует.

— Они должны в поле сейчас прийти со своими людьми. Тоже кличь на разговор.

— Случилось что? — спросила Лукерья, тревожно заглядывая в лицо.

Баба она простая, да все чует не хуже мага.

— Может да, — открывая пакет, запечатанный сургучом и обнаружив аж три письма, говорю, — может нет. Там видно будет. Достань-ка медовухи.

Есть у меня бочонок для особо торжественных случаев, тридцатилетней давности. И нет, как не удивительно, не трофейный, а покупной. Немногие могут себе позволить, уж больно долго срок выдержки. То есть бывает и меньшие, с всякими добавками, но я как истинный ишпан разницу хорошо понимаю и предпочитаю ромейскому вину, куда пихают все подряд для вкуса. Лучше уж наше, из чистого винограда.

Итак, что ж мне Бася пишет...

Хотя и сухой текст, но без иносказаний и недомолвок. Свадьба состоялась, за что и благодарит. По-моему, искренне. Полный отчет о доходах поместья. Не сказать, что сильно жирно, однако по сравнению с прошлыми годами заметно лучше. К тому же она всерьез восприняла мою идею замены барщины на денежный оброк. Нашлись и желающие. Тут перечислялись имена и суммы. Еще чуток разных новостей. Благодарность за присланные три сотни злотников. Меньше отправлять было неудобно, больше жалко. Не по скаредности. Собственный отряд содержать дело нелегкое. В конце приписка от Урлика, то бишь мужа. Правильные приветствующие формулы обращения и почетания сходу попускаю. Нет терпения проверять все ли титулы употреблены. Он тоже поблагодарил за все и поинтересовался не буду ли возражать, если в честь меня назовут отпрыска. Неужели уже постарался или налаживает отношения?

Безусловно кто ж в таких случаях против, пусть и положено не просто по головке гладить, а подкидывать подарки по праздникам. Я б и так постарался, все ж своя кровь. Теперь непременно отписать придется. Мне это так тяжко, слов нет. Пером черкать, лучше с оружием столько же времени управляться. Устаешь не меньше. Зато есть Унг, исправно заменяющий писаря при необходимости. Почерк у него на удивление красив.

Второе письмо было от мамы. Она осталась сильно недовольной проделанным маневром с назначением Баси главной, а на денежное содержание даже обиделась. Не размером, а тем что не доверил бразды правления поместьем и не посоветовался. Все это было многословно и с повторениями изложено и не вызывало интереса. Впрочем, раздражение с возмущением выливается Басе на голову не часто. В последнее время ей тяжело ходить и хитрая девчонка старается поменьше встречаться. Зато уже в тяжести. Это прозвучало с удовлетворением. А ты, когда осчастливишь внуком и наследником рода? Повоевал и хватит. Пора возвращаться. Тебя дожидается Дина Тубич. Прекрасная девушка и семья подходящая. Увы, мама ничуть не изменилась и даже издалека желает управлять. Странно, про наличие шерстяных носков не спросила.

Третье оказалось от дьюлы Ладягина. Предложение о гербовых бумагах пришлось по душе Трифону Корчевскому, родному брату государини, занимающему пост главы Приказа Казны. Тот нуждался в пополнении доходов, как все управляющие. Тем более в его ведомстве находились сбор пошлин, налогов, пожалования служивым людям (читай содержание войска), благоустройство городов, строительство крепостей и укреплений, а также многое другое. Самого Ладягина вытребовал в Старград, но еще и одарил кольцом с большим алмазом. Поскольку дьюла считал себя обязанным за совет, он отдал драгоценность Басе. И лучше его не продавать. Сквозь текст сквозил намек. При необходимости перстень мог послужить пропуском к нему. Спасибо. Не ожидал. Есть на свете и благодарные люди, пусть они и надеются на некие дополнительные идеи, которых прямо сейчас нет совсем. Ладягин поступил благородно и это дорогого стоит. А почему Бася не написала, так ясно. Сам и попросил.

Тут пришел первым абсолютно неожиданно Хмара. Ко всему еще и трезвый. Морда кислая, но это со вчерашнего. Или позавчерашнего. А то и раньше. В каком-то смысле богатырь. Мне лет на пятнадцать, а то и сверх того меньше, но даже в бытность недавнюю столько выпить был не способен. А если б сумел, вряд ли б очухался. А этому хоть бы хны.

В мой отряд он со своими друзьями не входил им и так было весело. Поэтому держать пана не собирался, не его дело наши дальнейшие планы, но по знакомству посчитал нужным предупредить.

— Эта ж и мэна могут выдать галавай, да стрэбвать сэрэбра отдать? — с искренним возмущением, спросил он.

— Если уйду, то могут и остальных вязать из опаски. А я уйду. Чего дожидаться пока в кандалы забьют.

— Курва его мать, — вскричал всерьез разобиженный Хмара, — неизвестно кого подразумевая. Если государя, так тянет на оскорбление величия и битье кнутом.

Дальше его понесло сразу на нескольких языках, эмоционально и с многочисленными повторениями. Пришлось усадить за стол и сунуть в руку кружку с медовухой.

Появившийся следующим Асен с интересом прислушался, поскольку Хмара продолжал неизвестно в чью сторону поносно лаяться, пусть и без прежнего энтузиазма.

— Чего это он?

— Новости паршивые, — объясняю. — Чуток подожди, сейчас еще подойдут наши. Какой смысл каждому отдельно объяснять. Пусть все соберутся.

— Всэх на кал, — продолжал разоряться Хмара. — Усэх бояр и чэрныэ души.

Похоже подразумевались чернильные и казнь колом.

Обычно к себе не зову, сами являются, никто из приглашенных не отмахнулся. Все пришли достаточно быстро. Ну, я изложил. Коротко и четко диспозицию и чем все пахнет.

— Почему на север? — произнес в наступившем молчании Лях. — Чем плох Крым?

А вот это не в бровь, а в глаз. Действительно, каким местом думал? Отношения 'Тахт и Крым ве Дешт и Кыпчак' со Словенией отнюдь не постоянно враждебные. Когда Золотая Орда развалилась и началось выяснение кто главнее, государь Вышеслав охотно помог здешней орде отстоять независимость. Лучше более слабый сосед, чем новый Батый. Добрых три десятилетия в степи было тихо и спокойно. Увы, окрепнув, Крым не захотел оставаться младшим и продвижение засечных линий и крепостей ханам крайне не понравилось. Поскольку Словения платить дань, как при Золотой орде не желала, начались набеги и столкновения. Но даже при этом ходили регулярно караваны в Крым за солью. Никто из куманов их не трогал, ведь доход от этой торговли, и не малый, шел лично хану. Напротив, Крым тщательно следил за безопасностью обозов чумаков. Также закрывались глаза на ловлю рыбы черкасами в прибережных районах и выпас скота кочевниками уже на окраине Словении.

Недавно, на далеком востоке, родилась очередная мощная конфедерация тюркских и монгольских племен. Причины, по которым они двинулись на запад, называли самые разные, но их кочевья пришли на Нижнюю Волгу и в Северный Прикаспий, по пути погромив заодно и улус Шибана. Степь-то большая, да вот место не бесконечное. Тамошние племена, не смотря на сопротивление, были выбиты с прежних территорий и в свою очередь ушли на запад. Может так и начиналось некогда Великое переселение народов, прикончившее ромейскую империю. Для нас важно, что кочевья мангитов, называемые так по основному племени, но в их составе находились и другие роды, ударили уже по Крыму.

Хан Галдан Керай не стал тупо дожидаться прихода врагов. Он прекрасно знал, что творится за Волгой и собрал войско. И проиграл сражение. Часть Орды, те самые едисанцы и кубанцы даже не ушли в последний момент, а ударили в спину. Они договорились с пришлыми заранее. В Запорожье обо всем узнали задним числом и нам крупно повезло, потому что основная часть вражеского войска пошла через Перекоп. Если б всей массой ударили на Словению, то много крови б пролилось. А так, отбились с малыми потерями.

Галдан Кераю так удачно не вышло. Его вместе с двумя сыновьями казнили. Степной Крым разграбили, перебив многие тамошние рода. А вот города брать мангиты не особо умели. Да и смысла особого не видели. Полуостров был территорий небольшой и считался местом зимовки для нескольких племен, но даже они кочевали по степям вне Крыма в остальное время. Пришельцы набили седельные сумки трофеями, прихватили пленных и ушли в Ор-ташрасы, то есть земли за Ором . Сейчас в Крыму новый хан, брат прежнего — Татар . И он нуждается в ратниках.

— А почему бы и нет? — говорю, после раздумья. — Собирались этим летом пощупать тамошние сундуки, так давай получим прямо от тамошнего хана. За помощь.

— А назад то уйдем? — произнес Асен. — Если не договоримся?

— Смотря сколько пойдет, — и гляжу на каждого.

— Враг едисанцев, хану люб, — сказал Тогрул. — И удальцы ему понадобятся. Вряд ли будет скуп.

— Я с вами, — произнес Атилла. — Какая разница кого резать, лишь бы дуван был.

Он явно выпустил в заявлении слово 'иноверцы' после 'резать'.

— Ха! — это уже Унг, переглянувшись с Асеном. — Куда мы от тебя.

А еще он нынче помимо писарства сотней командует и это ему нравится.

— Такма при уславии, — тяжко уронил Хмара, — пратив сваих нэ пайдэм в набэг.

Он не только пить горазд, но и десяток-два таких же бывших рубак приведет без проблем. А люди никогда не лишние.

— Договорились! — охотно соглашаюсь. — Это будет входить в соглашение с ханом.

Нам еще возвращаться и не стоит себе на шею сознательно вешать баницию или давать повод для суда и казни. Государь наш скоро помрет, я-то знаю. А там и на указы плюнуть можно. Кому прошлые вины интересны во время Смуты. Или через Ладягина кому надо поднести подарок пожирнее, чтоб амнистию получить официально. Там видно будет. Все одно союз с Царем царей долго не протянет.

Глава 2

Вовремя напасть.

Длиннейшая человеческая колонна вяло ползла по тому, что в здешних местах гордо именовалось дорогой. Даже в наших землях пути получше будут, пусть там и запросто можно утонуть вместе с конем в грязи. Но колея имеется, мостики поддерживаются в порядке и не заросло все колючим кустарником. Тут одно название. В одном месте шагающим приходится огибать овраг, а затем обходить достаточно крутой холм. С бока у них морской берег, а напрямик идти себе дороже. Густой терновник моментально обдерет в кровь и всадника, и коня. Да захотели бы, не сумели быстрее шагать. Огромные осадные бомбарды волокут никогда не торопящиеся упряжки волов, да и обоз изрядный. Потому войско не столько идет, сколько плетется. Может в ихних Европах это нормально, но не у нас.

— Идеальное место, — сообщаю с удовлетворением. Три дня мотался по здешним просторам, прежде чем нашел.

Из того самого оврага выскакивает с дюжину всадников с гиканьем несутся к оглядывающихся в недоумении. Кто поумней или побойчей хватаются за арбалеты, однако взводить уже поздно. Прихватив арканами парочку подвернувшихся, парни Тогрула уносятся вдаль. Несколько болтов, выпущенных вслед с запозданием никуда не попали. Хмара мычит нечто одобрительное. Полк ему доверить нельзя, разве сотню, но позицию видит не хуже меня. Все ж опыта полно и соображает.

Вдогон утащившим пленных пошла добрая полусотня кавалеристов в броне. Все ж не совсем дурной народ, прикрытие имеется. Тем не менее, совсем в здешней тактике не соображают. Догнать не смогут, а вот влететь в засаду, сколько угодно. За тем оврагом стоят мои пешцы в полной готовности. С близкого расстояния вынесут фрягов в момент.

Фактически пешцы они исключительно по названию. Каждый при паре лошадей. Просто непривычные драться верхами. Да и не требуется. Арбалеты и ружья удобнее с земли использовать.

А! Залп! Почти не слышно, далеко, но я ждал и не пропустил звук. Что и требовалось. Разведчиков мы уже отучили посылать, те не возвращаются и идут они почти в слепую. Вторая конная полусотня фрягов сейчас с другой стороны, один свет знает, зачем от моря охранять. Колонна между тем все также медленно двигается, выходя на оптимальную дистанцию. Правильно подгадал! Экий я умелец! Ну, да, ни один план еще не вышел как задумано.

— Пошли!

Мефодий подводит Околотеня и сажусь в седло.

— Пики к бою! — привстав в стременах, ору в полный голос.

Почему в ближних столкновениях расцы постоянно бьют номадов? Дело как раз в копье. Перенявшие монгольскую тактику куманы предпочитают бить из мощных луков издалека и лишь затем следует нападение с использованием сабель. А мы работаем, в первую очередь, копьем. На нем ниже наконечника имеется длинный, прямой клинок. Благодаря этому пику почти невозможно схватить и выдернуть из рук, а им можно с расстояния, недоступного противнику наносить не только колющие, но и рубящие удары. И последние месяцы, вплоть до ухода в Крым, нанятые профессионалы из бывших расцов старательно учили все мое воинство. Я его гонял на общих маневрах. Сделать настоящую дружину за такой короткий срок не удастся и гению, однако в целом две сотни неплохо подготовлены. Даже Хмара признал, а он чужие успехи всегда преуменьшает.

— В атаку... скоком... разом... Пшли!

— Ворон! — дружно откликнулись ратники и разом, ощетинившись остриями копий, громыхая железом, понеслись вперед.

Со стороны врага при нашем виде раздались тревожные крики. Все смотрели в сторону, откуда выскочила парочка недобитых кавалеристов, бешено удирающих. Неизвестно откуда взявшаяся конная лавина не давала времени на подготовку. Арбалетчики торопливо накручивали вороты, пехота сбивалась в кучу, грохнуло пару раз нечто огнестрельное. Стрела угодила в шею лошади рядом со мной, отчего та на полном скаку грянулась об землю. Всадник, скорее всего, погиб под копытами несущихся следом. Рухнуло еще пару лошадей, кто-то из всадников. Оглядываться некогда. Требовалось в кратчайшие мгновения проскочить простреливаемое пространство и обрушиться на противника. Мы уже практически вплотную. Каждый выбрал себе жертву и копья готовы к удару.

Столкновение было жутким. Тоненький строй не готовых фрягов прорвали моментально. Кого-то снесли конями, кого-то нанизали на копья, но прошли сквозь колонну, разрывая ее, как нож сквозь масло, оставив позади широкие разрывы в рядах. Навстречу подлетела та самая полусотня, прикрывающая с моря.

— Бей!

— Ворон!

— Бей-убивай!

Три десятка бывших расцов и мои личные два десятка во главе с Асеном встретили копьями, выбив добрую половину сразу, а потом они сабли достали и пошла рубка. Лязг клинков, безумные крики, визг раненых лошадей, вопли пострадавших людей, удары о шлемы и щиты — все слилось в одном реве. Я заколол одного, удачно отмахнулся от второго, которого отнесло куда-то в сторону в общей неразберихе, заодно вырвав всаженное в бок противнику копье, потом отрубил клинком руку третьему и когда тот дернулся от боли, открываясь, проломил ему голову вместе с шлемом, аж рука заныла. Тут внезапно все враги куда-то подевались. Разворачиваю коня, доставая дудку, для подачи сигнала и понимаю, все закончилось. Колонна больше не существует. Фряги разбегаются как тараканы и десяток спасается от одиночного всадника, который рубит их на выбор. К обозным телегам бегут мои пешцы-стрелки из богумилов. Эти своего не упустят.

— Как-то все очень быстро, — сказал с недоумением Мефодий.

— Кэптэн Рад удачлив, — говорит Хмара.

Вот не помню совершено во время боя где он был, но раз рядом оказался, точно по соседству геройствовал.

— Помилуй, — отвечает Асен. — Раз случайно повезло, два фортуна подмигнула. Третий раз уж вовсе не вдруг приключился. Пора признать, что он знает, чего творит.

— Так-так-то, да вэдь нэ муж зрэлый.

Хорошо хотя не сказал сосунок. Мне уже восемнадцать и по всем законам взрослый. Вот Ус обиделся, когда пытался с ним беседовать после случившегося. Ты меня поучать станешь! А чего бы и нет, раз лучше соображаю. И Свет с ним. Зачем мне рядом чужой отряд, который смотрит на своего атамана. И без того хватает народа.

— Я все прекрасно слышу, — сообщаю, через плечо.

— Так я панаснага и нэ грил, — бурчит Хмара.

— Прекратить! — кричу, влупив плетью по первому подвернувшемуся лезущему в груз на телеге. — Кто сдается — вязать, обоз не трогать! Дуван для всех! Воров повешу!

Не сразу, еще парочку пришлось вытянуть плетью, а затем и остальные сопровождающие подключились к наведению порядка, но послушались. Определенное уважение ко мне испытывают. Тем более, здесь случайных людей нет. Отбирал и воспитывал лично почти каждого. Когда вывел всех в поле и рассказал, куда и почему собираюсь идти, отпустил всех неготовых. Ушли немногие. А ведь они прекрасно знали, я далеко не подарок, в последнем походе публично казнил двоих, не подчинившихся приказу. И риск достаточно велик без договоренности идти в Крым. Да ведь перед лицом боевых товарищей и смерть красна. Кому охота показать себя трусом.

В итоге пошли мы в немалом количестве. Две конные сотни и еще девятнадцать проверенных, под началом Асена в качестве последнего резерва. Двадцать семь бывших расцов, охотно пришедших после попоек Хмары. Шесть десятков липков и огузов Торгула и столько же арбалетчиков-богумилов. Очень серьезная сила в степи. Потому без промедления ограбили подвернувшееся по пути кочевье. Четыре сотни лошадей взяли дополнительно, не считая кой-какого имущества и серебра. Остальной скот замедлил бы продвижение, а едисанцы маячили неподалеку, постоянно показываясь, однако не нападая. Вероятно, их просто меньше было, а в таких случаях они редко нападают. Ну мы и шли не дергаясь, не встревая в драку. Зачем вводить в искушение Орду, давая возможность собраться.

— Казну взяли! — закричал довольный Батыр, командир второй сотни, осаживая коня.

Звали его Збышек, а Батыр кличка, причем ехидная. Маленький, чернявый, кривоногий и с виду не сильно здоровый, на практике оказался двужильным и что гораздо важнее, прекрасным исполнителем. Приказы он понимал с полуслова и не случайно. Лет пятнадцать гулял с разными атаманами по степи и воинскую науку знал назубок. Самое забавное, на той стороне у него была масса побратимов и кунаков. Вряд ли он различал кого грабит, словен или куманов. Важно ценности взять. Зато и сведения приносил всегда точные и, если в чем был не уверен, так и говорил. Очень полезный человек. Во всех смыслах. К тому же сроду не претендовал на первое место, предпочитая из-за спины очередного атамана подсказывать. Видать правильно делал, поскольку до сих пор жив и здоров, в отличии от очень многих.

— Поглядим.

Сказать честно, не так чтоб шибко много, но отнюдь и немало оказалось в сундуке. Стандартные расценки 10 грошей в день латнику и 20 кавалеристу. Плюс обозники, стрелки, пушкари и на питание с фуражом нечто выделено. Может и на непредвиденные расходы приготовили. Судя по общей сумме, месяцев на шесть максимум поход задумывался. Одна доля выходила где-то два с четвертью златника. В сравнении с морским походом сущая мелочь. А если смотреть на обычного селянина, то ему за такие деньжищи несколько лет вкалывать. А здесь час рубки, две дюжины погибших и гуляй рванина по кабакам, швыряясь серебром!

Если бомбарды или продовольствие делить не выйдет, а вещи и оружие еще нужно иметь кому продать, то честно заработанное серебро раздал сразу. И люди довольны, и мне спокойней. Не нужно за сундуком следить. Да и с ханом делиться не собирался. А соблазн для него немалый. Крым основательно пострадал, ставку мангиты спалили и разграбили, стада угнали и повыбили. Платить наемникам в нашем лице ему тяжело, тем более города внезапно перестали выполнять прежние обязательства. Черное море место сложное. Все тянут под себя. Арьи считают Крым своей территорией, Ромеи уверены в обратном. И оба государства имеют на то причины.

Здешние города, хотя и вассалы хану, населены эллинами, иранцами, армянами, кавказцами, франками, германцами, фрязами и даже хорезмийцами. И все мечтают наложить лапу на выгодную торговлю. Рыба, зерно, кожа, лошади и многое другое. Кстати и рабами. Словенские идут в основном в Европу, тюрки в Азию. Далеко не всем везет, но попасть в гулямы не такая плохая участь. Государственные рабы официально, фактически давно превратились в военное сословие и имеют больше прав, чем любой местный свободный, нередко включая аристократов и чиновников. Тот самый сардар Гиргень — тюрок, получивший в личное кормление целый район и, если не читать треть отдаваемой Царю царей, может спокойно выжимать соки из населения.

Нечто подобное, набирая воинов на Западе, делал и Василевс, чем крайне раздражал всех соседей. Во-первых, иноверцы, да вдобавок язычники. Во-вторых, таких сумм у него не имелось. Взамен на наемников давал торговые льготы и землю фряжским городам, где полно желающих подраться. Да и франки с германцами охотно шли продавать свои услуги Венеции, Массалии и Неаполю с Генуей. И тут прекрасный повод для вмешательства. Огромная флотилия с семью тысячами воинов под началом дукса Евсевия прибыла в Чембало , где не встретив сопротивления приняла ключи от города. А затем прибывшие принялись забирать под себя южное побережье, имевшее прежде внутреннюю самостоятельность, на условиях вассального подчинения хану.

Естественно это ему не понравилось. Тем более, явное намерение ромейских наемников наложить лапу на княжество Феодоро. В отличии от остальных городов они сохранили преданность сюзерену. Скорее всего, не от великой честности, а остальные варианты гораздо хуже. С ромеями княжество давно враждовало из-за вечной торговой конкуренции. А уж мангиты им точно ничего хорошего бы не дали. Хан, по крайней мере, не лезет во внутренние дела, удовлетворяясь не особо большой данью. Брать горные крепости он не умел, да и не стремился. Потери серьезные, а навару мало. Но и позволить творить что угодно не мог.

В результате мы пошли в качестве передового отряда. Посмотреть, что к чему. Но имелась тонкость в наших отношениях. Регулярно платить хан сейчас не имел возможности. Поэтому я выбил в договоре две вещи: питание бесплатно (со скотом все ж кочевникам проще) и право на трофеи. И как удержаться, когда появилась возможность?

— Меня зовут Джан делла Вольпе, — произнес практически голый человек, с грязной повязкой на бедрах.

Ничего не поделаешь. Раздевать пленных нормальное дело. Заодно и проверка, не заныкал ли чего на теле. Пусть скажет спасибо, что живой. Да и смотрится неплохо. Особо не били, следов нет. А вот шрамы достаточно красноречивы. Не первый год по полям сражений ходит. И сложен неплохо.

— Я мэтр арбалетчиков.

Говорил он с сильным акцентом, но на вполне разборчивом словенском.

— Вопль? — недоуменно переспросил Торгул.

— Volpe по вашенски 'лиса', — объяснил человек.

— Врет, — лениво сказал Батыр, — чего ж в обозе тогда делал. Ружо у его было, а стреломета не видели.

— Мэтр арбалетчиков старший над стрелками, мой лохаг, — глядя прямо на меня, заявил Джан. — Пищальниками, бомбардирами тоже. У арбалетчиков и лучников свои командиры. Я мастер огневого боя, лохаг.

— Опять ругается, — возмутился Торгул. — Может укоротить на голову, а? Для примера, — он показал на сидящих пленных.

Их согнали на площадку неподалеку и, хотя бежать особо некуда, всегда найдется шустрый. Поэтому по периметру караулы пешцов и конников. Любого попытавшегося уйти убьют без разговоров в назидание остальным.

— Лохос — это две сотни воинов на эллинском, — доложил все всегда знающий Унг. — Лохаг, соответственно вроде кэптэна.

— Говори по-человечески! А то лохи какие-то!

— Дайте ему спокойно высказаться паны-урядники! — прошу.

— Как старший по званию, от лица остальных прошу огласить условия выкупа.

— Сколько там их? — спрашиваю Батыра.

— Да сотни три с половиной наберется, не читая всяких местных обозников. Тех не меньше. Мы пока не разделяли.

— Тридцать пять тысяч динаров будет в самый раз, — под одобрительный гул присутствующих выношу приговор.

— За всех сразу?

— Вот именно, — холодно говорю. — За приезжих. С остальными будем разбираться отдельно. Без торговли. В течение месяца. А то знаю я вас. Кто побогаче остальных бросит и уедет. А я их должен за собой неизвестно зачем возить и кормить.

— Срок нереальный, мой господин.

— Займите у ростовщиков. Мне ждать не с руки. В той же Кафе за крепкого раба дадут пятнадцать. Пусть они с вами возятся. Полагаю, найдутся желающие перепродать. На юге цены выше.

— Это будет сложно. В рабство, — он криво усмехнулся, — никому не хочется, но сразу такая сумма...

— Ну, есть и иной вариант. Для настоящих профессионалов. Ты ведь не просто мэтр, а Мастер или я ошибаюсь?

— Да, — после паузы, — могу отливать пушки, делать и чинить ружья.

— И команда у тебя имеется...

— Не все живы, но так.

— Поработай на меня год. Не как наемник, как вассал.

Если уж совсем прямо, без оплаты, зато с кормежкой.

— Потом отпущу. Тебя и всех, кто честно будет выполнять приказы. Будет польза, получите и долю от трофеев.

— Больно жирно будет, -пробурчал Хмара достаточно внятно.

— Я сказал, вы услышали. Ступай и побеседуй с со своими людьми. Мне без разницы или золото в течение месяца или год на клятве.

— А остальные... Латники, арбалетчики, кавалеристы?

Характерно, что про возчиков и обозных слуг, набранных в Крыму, не вспомнил. С чего б чужаку о них заботится. Вот как раз с этих выкуп взять получится. Это не в неведомые дали письма слать неизвестно кому. Тут все рядом и деньги у горожан имеются.

— И зачем мне такие неумехи?

— Не такие уж плохие бойцы, — он, похоже, обиделся, — клянусь Вотаном, набирали в экспедицию не первых попавшихся!

— Да? Тогда один мой стоит десятка этих, — под дружное ржание сотников. — А знаешь, буду честным. Я готов взять всех. И погоню на стены первыми. Если кто-нибудь перебежит или предаст, его десяток казню целиком. Или сотню, если десять изменят. Притом, кто будет драться хорошо, получит право на трофеи, как все. Протянет год — будет иметь возможность уйти. Это мое слово. Так и передай остальным.

— Лучше бы продать, — сказал Батыр недовольно, когда мэтр ушел к остальным.

— Никто не возьмет сейчас по справедливой цене. Выкупится десяток, ну дюжина-полторы. И то через год. Пока весть туда дойдет, да деньги передадут... Нам, что, серьезно, их за собой таскать? Да их и без местных больше чем нас. Да и города эти сейчас под ромейской властью. Сами своих врагов им подарим в число защитников? Хану отдать? Чего ради? Завтра потребует и остальных пленных и добычу. Нет, проще перебить прямо здесь. Он это не хуже меня понимает.

— Все так, — сказал Красавчик. — Но зачем нам еще пехота?

— На стены лезть, — пробурчал Атилла, — если кто не понял. Или это личная охрана хана делать станет? Нет, нас и погонит. Даже если половина честно себя поведет, это лишних две сотни на острие приступа.

— Именно так! Пусть платят за свободу кровью. А теперь быстренько разбежались по своим отрядам и держите уши востро. Чтоб пьяных не появилось на радостях и караулы несли. Мало ли кого теперь носит по Крыму и не всех порубали ромеев.

Татар Керай, новый хан, прежде стоявший во втором ряду наследников, с войском и калгой пришел через день. Собрать армию после полного разгрома и без того сложно. В это время особенно. Летом степняки выращивают жеребят с телятами, заготавливают молочные продукты впрок. Если увести мужчин на войну многое останется неисполненным и непросто будет пережить зиму. Заинтересовать можно исключительно добычей, а под стенами городов ее найти сложно.

К тому же Крым вовсе не был таким уж послушным и прежде. Несколько родов превратились в своего рода феодальные княжества, почти независимые от власти и со своими дружинами. В каком-то смысле поражение даже подняло престиж Кераев. По одиночке отбиться ни у кого бы не вышло, вот и приходилось слушаться. Тем более, баланс сил заметно изменился. Род Ширинов, бейлик которых начинался у Перекопа и земля шла до Азовского моря почти исчез под саблями и стрелами мангитов. Мансуровы, кочевавшие в степях возле Кезлева пострадали заметно меньше. А Аргинские беи владели землями возле Судака и Кафы. Понятно, им хотелось поскорее вернуть закон и порядок, избавившись от новых захватчиков. Короче, у всех свои интересы и не все рвутся воевать за не нужные им города, пошлины с которых идут хану.

Зато все они, без различия, оторопело и с немалой жадностью пялились на десятки захваченных телег и сотни пленных. Кто поумнее заодно и внимательно поглядывал на мои выстроившиеся отряды. Точной цифры вряд ли узнать, да и лень возиться, пересчитывая. Изначально в колонне было свыше двух тысяч человек. Вычитаем пленных. Кто-то умудрился сбежать, спрятаться, ускакать. Значит не меньше тысячи посекли внезапной атакой. Собственные потери сорок пять убитых и за сотню раненных. Вчера Лях с помощницей всю ночь трудились, зашивая. Для нас очень чувствительно. Но сейчас практически все в строю, доказывая малость потерь. Заодно и часть латников отдельной группой засунул в доспехах, чтоб добавить количество своих в чужих глазах. В здешних понятиях жаловаться не принято, всегда идет хвастливое преувеличение успехов, однако умные люди замечательно научились считать и делать выводы. Если это не победа с полным уничтожением противника при огромной разнице в соотношении сил, я уж не знаю, что тогда назвать данным словом.

Хан остановился возле меня. Его разведчики еще вчера должны были доложить о случившемся, мы их видели, как и они нас. Приехал Татар в полном боевом снаряжении тяжеловооруженного конника, доставшегося мне в качестве трофея и подаренного на переговорах. Мне, между прочим, за истинно царский доспех давали десять холопских семей, 50 лошадей, 20 коров и тысячу овец. Нельзя сказать, зря отдал. В подобных случаях всегда положено отдариваться, причем выше по положению всегда дает нечто столь же или даже свыше ценное. Иначе он вроде как обязан. Кочевые законы до сих пор сохраняются в Орде и поведение очень часто предсказуемо.

Нет, он не стал преподносить еще один табун, прекрасно знал, что своих коней хватает. Широким жестом отдал два десятка попавших в плен черкасов. Наших, словенских, а также донских и северских. Мне умелые ратники нужны до зарезу, а среди них не нашлось дураков, отказывающихся получить коня и саблю. Фактически я их отпускал на свободу, да куда идти одиночке, когда кругом война?

— А нужно ли мое войско? — спросил хан с усмешкой, скорее рассчитанной на свиту, чем на меня. — Может и сам справишься?

Кераи происходили из Чингизидов, но на монгола он не походил ничуть. Встреть посреди словенского города и не подумал бы удивиться. Ничем не отличается от большинства. Слегка полноватое лицо с ямочкой на подбородке и синие, не чуточки не узкоглазые умные очи. А кто еще мог получиться, если три столетия жениться на полонянках из Европы и Словении?

— А для кого ж мы тогда брали бомбарды? — столь же показательно удивляюсь. — Для тебя, хан-государь!

— Управишься? — уже серьезно спросил Татар.

— Найдется кому стрелять, да и, — показываю на пленных, — кому землю рыть и тяжести носить.

Он очень выразительно усмехнулся, показывая, что понял намек. Это мой ясырь и отдавать их не собираюсь.

— И что ты хочешь в награду за содеянное?

— Великий Хан уже даровал мне прекрасный договор, — кланяясь прямо в седле, — ничего сверх того просить не смею!

И опять же, согласно восточным правилам, прямо клянчить нечто за подвиги неуместно. Напротив, нужно трижды отказываться от предложенного, изображая огромного скромника. Он знает, что ты возьмешь, ты знаешь, что он в курсе. Этикет, будь он неладен.

Тем не менее, в данном случае, в моих словах опять же подтекст. Пока соблюдаешь соглашение и мы к тебе с открытой душой. Мое присутствие отнюдь не единично. Есть у Татар помимо воинов рода еще и немало наемников из адыгов и дагестанцев. Они в Крыму чужие и зависят от хана. Зато и он может рассчитывать на их клинки.

— Раз не смеешь, сам решу, какой награды достоин.

Опять же это не для моих ушей, а для прочих беков сказано. Как и дружеская поездка по местам боевой славы, пока остальные двигаются в

направлении Мангупа, который собирались брать при помощи осадной артиллерии. Основной фряжский отряд уже под стенами и княжество Феодоро требовалось спасать. Не мое дело давать советы, однако полагаю, когда снабжение полностью перекроют летучие отряды конницы, блокада закончится и наемники уйдут без боя. А вот в пути им придется на открытой местности несладко. Огнестрельное оружие и арбалеты сильно уступают в скорострельности, а ружья еще и прицельности азиатскому составному луку.

Когда хан удовлетворил свое любопытство, он отправился с остальными беками и войском снимать блокаду с Мангупа, а я вернулся к обычным будням. Требовалось организовать движение обоза с продовольствием и бомбард обратном направлении, к Солдайе, откуда не так давно вышла колонна. Причем под охраной, хотя вроде бы полно вокруг союзников. Не доверяю я им. Те же адыги смотрят волками, почему-то считая конкурентом в борьбе за любовь хана. На самом деле, за его золото. Одно очень крепко связно с другим. А напоминать лишний раз, что задерживаться здесь не собираюсь, нет смысла.

Во-первых, хоть весть о смерти наследника, а затем и государя пришла на днях, в очередной раз подтвердив будущее увиденное во сне, Корчевские пока сидят прочно. И никто отменять прежний указ не собирается. С этим делом придется самому подсуетится через Ладягина к его прямому начальству Трифону Корчевскому. Дело это не спешное и затратное. Может проще подождать пока их семейство на пики кинут и поискать должности у Старицких или Калиновичей. Оба они родичи, из Рюриковичей. Боковые ветви. Не мне разбираться в их генеалогии. Очень не хочется влезать в свару гражданской войны. Один раз уже накушался. Пока время терпит и есть возможность подумать. А вот отписать дьюле стоит. И послать чего ценного через Белгород, чтоб не пустое обращение, со всем уважением.

Во-вторых, есть подозрение, что когда соберусь уходить, найдется много желающих облегчить груз в дорогу, отобрав завоеванные в тяжких трудах трофеи. Мы ж не голые пойдем. Значит до самого конца нужно помалкивать о намерениях и даже своим о планах не болтать. И правильней морской путь. Не придется идти через враждебную степь. А нанять корабли отнюдь не просто и о том моментально узнают. В общем все это нуждается в тщательной проработке и притом важно уцелеть не только одному, но и максимальному числу бандеры. Когда за твоей спиной толпа с клинками, готовая по первому маху приняться рубить головы это сильно помогает на переговорах.

— Ваше величество? — интонацией задаю не прозвучавший вопрос, подъехавшему с десятком нукеров калге Шахину.

Он не сын, а младший брат от одной жены предыдущего хана. У них наследование идет не по старшей мужской линии, а кого хан изволит назначить. Ясное дело, постороннего не посадит рядом. Но все сильно осложняется многоженством. Дети от разных супруг и нередко враждующих племен обычно друг друга недолюбливают. И это мягко сказано. Вечно после смерти прежнего владыки начинаются столкновения. Татар избежал обычного сценария, скрыв конец отца. Пригласил от его имени на встречу и прикончил два десятка потенциальных претендентов разом. Не мне его осуждать, зная, что ждет Словению. Я б тоже с удовольствием перебил будущих кандидатов на престол, вместе с семьями. Пусть не лучший государь, зато без Смуты. Но это так, пустые мысли. Не в моих силах и возможностей такое проделать. А если б начал, наверняка, бы толкнул уцелевших на резкие действия из страха. Откуда им ведать, что приказ не свыше, а по собственной инициативе? То-то и оно. Иногда пытаясь сделать лучше, толкаешь лавину раньше. Кто поверит без доказательств? А и поверят, неужто уступят трон?

— Сколько тебе лет, кэптэн Рад?

Он тоже скорее на рязанца, чем на монгола похож. Нос курносый, глаза голубые. Не удивительно, раз мать тверская княжна. Дань платят не только серебром, но людьми. Даже если это так не называется.

— Осемнадцать в червень исполнилось, — честно отвечаю.

— Мне девятнадцать и я природный князь, а не ишпан.

Мог бы сказать безродный пес, я б не удивился. С точки зрения рангов чингизиды равны рюриковичам. Точнее последние так считают, поскольку Словения с огромными потерями отбилась. Владимирцы и прочие северные княжества до Новгорода платили дань, Старград — нет. Откупался временами, такое было достаточно регулярно, пока Золотая Орда не развалилась, но вассалом мы не стали. Крымский хан государю писать, именуя сыном, не посмеет. Тем не менее, кто такой для калги ишпан? В лучшем случае, мелкий мурза. Даже не бей.

— С детства на коне. В набеги ходил, с русичами бился, запорожцев и кабардинцев гонял, беря их городки и разбивая ватаги. Но такого, — он покачал головой, — две тысячи побить четырьмя сотнями. И ведь не мужиков с вилами, — сказал с досадой. — Видать правду говорят, на тебя Тенгри глаз положил.

И ведь не объяснить, что вторую жизнь воюю и опыта имею на парочку польных гетманов. Выше не претендую. Никогда под началом не состояло свыше нескольких тысяч. Зато в десятках сражений участвовал. Причем в самых разных качествах от простого юнака до командующего. Я точно знаю, как действовать в той или иной ситуации и не читаю зазорным удрать, если противник заметно сильнее. Притом, талант, дерзость и отвага с опытом не всегда приносят на войне нужный результат. Без удачи тоже нельзя. Многомудрые воеводы с кучей победных сражений иногда спотыкаются на ровном месте чего-то не предусмотрев. Хуже того, опытный ратник вроде Хмары может погибнуть совершенно случайно от рук неумехи, трясущимися руками нажавшего на спуск арбалета. Судьбу не изменить и всего не предусмотреть.

— Без удачи никак, — говорю вслух. — Но на одном счастливом случае карьеру не сделать. Нужно учиться у профессионалов. Всегда и везде. Побеждает не тот, кто лучше, а правильно использующий ошибки противника, как здесь, когда поймал на марше. Знать сильные и слабые стороны врага половина победы. Я не использовал прежде осадные бомбарды, — вранье, хотя никто на нем поймать не сумеет, — значит буду ходить за Мастером-пушкарем и не только смотреть, еще и спрашивать, зачем и почему то или это, не опасаясь потерять лицо. Если завтра с ним нечто случится, сам смогу объяснить или встать у пушки.

Откуда-то из глубины внезапно вылезло воспоминание: почти дословно так поучал отец. Только было мне много меньше и особо не слушал. Хотелось играть, а не стоять, получая очередную нужную нотацию. А теперь вылезло практически дословно. Оказывается в памяти сохранилось.

— Вот сейчас мы идем с обозом и только глупец думает, телеги сами приедут. Надо разве покричать на возчиков. Плетьми бить ума не требуется. Важно организовать поход, чтоб шли туда и так, как тебе потребно. Дисциплина, снабжение и подготовка. Ратник должен быть всегда сыт, обут и на справном коне с оружием. И это необходимо контролировать лично. Они все, — я показал на идущих мимо, — могут меня сколько угодно не любить, за то, что гоняю в свободное время и запрещаю пить в походе, но мне важно, чтоб они не хватали дедовское оружие и бежали заполошно в бой, а знали, как и куда. И этого не достичь без палки. А все остальное, ну я ж не хан, на коврах мягких не сплю, ем с ними из одного котла, честно делюсь добычей. И не гневаюсь, когда пеняют на отсутствие соли или указывают на ошибки. У кое-кого из моих людей опыта намного больше и не зазорно послушать. Отсюда и мои успехи. Держать уши открытыми, окружать себя профессионалами, а не льстецами и корить людей, требуя исполнения приказов. Другого рецепта у меня нет.

Глава 3.

Штурм.

Чтоб не крутилось в головах у фрягов, все ж с той стороны могли оказаться и их бывшие товарищи, работали они четко и по всем правилам. В этой жизни мне не приходилось еще выступать в роли бомбардира, но в той с пол года побыл. Не по своему хотению. Профессия пушкаря достаточно опасна по многим причинам и назначают туда провинившихся. 'Любовь' наша с полковником была взаимной: он воровал у собственных ратников, я с удовольствием закладывал, но он был выше по званию и в родстве с каштеляном Варны. В итоге закончилось почетной ссылкой на батарею. Я все ж был не от сохи, а настоящий ишпан и к тому же по званию ротмистр. Лично заряды не таскал, будучи поручником командира, но насмотрелся во время осады достаточно. Так что опытным взором гляжу на вроде бы случайную суету.

Канонир сыпет порох в затравочное отверстие после прочистки ствола банником. Это, в принципе, тяжелая работа, а при размере осадных пушек и вчетвером не справиться. Труд важнейший, чтоб не произошло случайного выстрела до времени. Для большей уверенности запал при пробанивании затыкался пальцем, чтобы перекрыть доступ воздуха в ствол и дать потухнуть тлеющим частицам. Поднятое с земли ядро следовало начисто вытереть, прибивали порох и ядро пыжами из сена или соломы.

Чтобы выстрел гарантированно произошел, запальное отверстие протыкалось затравником (металлической иглой) до самого порохового заряда в стволе и заполнялось мелким порохом. Да и сам заряд, не смотря на предварительную проверку специальными металлическими объемами не гарантировал одинаковой силы выстрела. Качество пороха вовсе не одинаково, особенно когда из разных партий. В этом нужно хорошо разбираться, а не пихать сколько тебе хочется на глаз. Всего на одну осадную бомбарду приходилось 75 человек прислуги, если считать с обозниками, возчиками, конюхами, кашеварами и тому подобным народом.

Лис или Лисовский, как его уже привычно называли все, подошел в последний момент, примериваясь. Самолично долбанул пару раз специальным молотком по деревянному клину, поправляя наводку ствола. Удовлетворенно кивнул и поднес запальник. Как артиллеристы, так и я дружно закрыли руками ушами. Жутко бьет по слуху, а уж как лошади этого грохота не любят! Приходится их держать подальше от позиций.

Бомбарда грохнула, заодно напустив вокруг себя кучу дыма. Рассмотреть толком попадание после такого достаточно сложно, но я торчал заметно в стороне и прекрасно видел. Ядро врезалось куда требовалось. Стена в очередной раз полетела обломками. Правда люди уже не валились. Там почти никого не осталось. Погибать за здорово живешь никому не хотелось. Два выстрела из каждой пушки каждый час, с перерывом на темноту. В первый же день, когда в Солдайе сообразили куда дело идет, они пошли на вылазку чуть не всем гарнизоном. Но эти штучки мы с калгой предусмотрели. Кроме рогаток, связанных вместе заостренных брусьев, которые выставляются для заграждения пути, сцепляя специальными железными крючьями, противника с нетерпением ждали воины Шахина в немалом количестве. Стоило атакующим завязнуть в оборонительных кольях, как им в спину ударили всадники. Калга мог быть довольным. Пару сотен человек его конники порубили и едва на плечах отступающих не ворвались в город.

Дальше пошло скучнее. Шестой день бомбарды били по стене. Ответный огонь из-за малого калибра крепостных пушек, баррикад с заполненными землей мешками и туров, цилиндрических корзин, набитых песком, служащих укрытиями от обстрела, не приносил им особого успеха. Но для этого требовалось сначала оборудовать правильно позиции.

Я гонял не только пленных, но и своих на строительство укреплений, благо в обозе нашлось все для устройства лагеря: лопаты, кирки, мотыги, порох, ядра, топоры, пилы и даже разборные лестницы. Может этого никогда не случится, но могли вернуться наемники из-под Мангупа и ударить в спину. Да и пушки слишком замачивая цель, что снова не попробовать напасть внезапно или ночью. Потому со всех сторон рвы, заграждения, караулы и одна сотня всегда в полной готовности к бою. Ну и, безусловно, гораздо правильней нагрузить трудами полезными, чем дать возможность сидеть без занятия и неизвестно о чем думать. Перебежчики и предатели с насильниками и убийцами частенько появляются, когда времени свободного излишне много.

— Что скажешь о прибывших, Ваня? — спрашиваю подошедшего Джана.

Вчера в порт вошли несколько галер. Полной блокады не существует. Море контролируют фряги, в отличии от суши. Значит снабжать продовольствием, припасами и перебрасывать подразделения, помешать нельзя.

— Это и хорошо, и плохо, — говорит он, не реагируя на имя.

Как сам не так давно признался, в разных странах по-иному величают: Ян, Янис, Ханс, Жан, Йован. Иван не особо отличается. А побывал он и в немецких землях, и у франков, и даже в Африке и за Пиренеями. С двенадцати лет с отцом наемничал. И не только живой, и почти целый, но и достиг очень приличного уровня. Не каждого назначат мэтром арбалетчиков и доверят управлять артиллерией.

— Хорошо, потому что в Кафе решили — поход провалился. Война заканчивается, они уйдут. Плохо, потому что ценности вывезут и вам ничего не достанется.

— Ты уверен?

— Конечно, — говорит снисходительно. — Еще день-два и город падет. Это не укрепления, — показал в сторону крепостных стен, а восточное недоразумение. От беспорядочно атакующих толпой кочевников позволяет отбиться, но от правильной осады — смешно. В Италии так давно не строят. За двести лет неэффективная осадная артиллерия стала нормальным атрибутом войны и кирпич от нее не помогает. Совсем.

— И как правильно?

— Вал со рвом, не меньше двух косых сажень . Там, где бревна дешевы, не как здесь, сверху ставятся двойные деревянные стены заполняются грунтом, что делает их практически неуязвимыми. Ядра завязнут в земле, как пули в мешках с песком. Сама линия изломанная, — он нарисовал одним движением ноги на земле многоугольник с выступами. На бастионах ставятся пушки и штурмующие попадают под перекрестный огонь. Можно поверх и камнем облицевать, но это уже дополнительные затраты.

— Ты ж со Словенией не воевал? Или было?

— Не довелось прежде. А что?

— Откуда так хорошо знаешь наш язык?

— Анна научила, — сказал с заметной нежностью. — Она рабыня была, откуда-то из ваших мест. Не подумай чего, никто ее не считал невольницей, пусть такой и являлась. У нас троих, у меня две сестры, вместо матери была, когда та умерла. Потом двух братьев отцу родила. Прекрасно на нескольких языка говорила, но с нами, детьми, всегда на своем. Обратишься к ней на итальянском, будто не слышит. Мы по малолетству принимали это за игру. А пригодилось!

— И где остальные твои родичи?

— Кто где, — легко сказал он, — сестры замуж вышли и живут неплохо в родном Турине. Один брат в Британии у тамошнего короля рыцарские шпоры заслужил. Другой к воинской науке не стал усилия прилагать. Он, как мы, с войском ходил, да решил, что маркитантом быть выгодней и безопасней. Теперь известный купец и ростовщик. Наверное, умнее всех нас, включая отца, оказался.

— Золото правит миром, — говорю задумчиво, — но железо сильнее. Правит не самый богатый, а имеющий готовых за него драться.

— Для этого тоже нужны деньги. Иногда очень большие.

— Или честь. Причем наемникам можно доверять с большой оглядкой.

— А вассалы не станут мараться и отойдут, когда больше всего в них нуждаешься.

— Кэптэн, — подскочил запыхавшийся Мефодий. — Ты должен идти, а то передерутся.

Я не стал спрашивать кто и почему. Он прибежал из нашего лагеря и обычно панику не разводит. Значит есть причины. Бегом спускаюсь с холма. Вопли слышны издалека.

— Да сгниет твоя утроба, — орал в полный голос Федор, — да познаешь муки вечный в Стуже!

Распихиваю собравшуюся толпу, продираясь вперед. Люди недовольно бурчат, сжимая кулаки, но увидев, кто идет поспешно расступаются.

— Когда нет аргументов, — хладнокровно произнес Кавад, — начинаются проклятия.

Оба они 'почти' мобеды. Настоящий жрец Святовита, в отличии от последователя Чернобога не смеет браться за оружие и проливать кровь. Это означает осквернить себя и требуется масса усилий для очищений при сколь угодно весомой причине. Ты должен быть выше этого. И если Федор оступился по вполне плотским причинам, то Кавад, заменяющий священника у богумилов как раз за это и пострадал. Защищая даже не свою жизнь, а общины, посмел нарушить запрет и биться с врагами. Что-то у него в башке после этого переклинило и не пожелал пройти сквозь огонь и воду, как положено с покаянием. Заявил, что если б смог вернуться, поступил бы также. Я его очень хорошо понимаю. Как и изгнавших из своей среды священников. Есть закон, ты волен ему не следовать, но тогда ты не мобед. Впрочем, среди своих он пользовался заметным влиянием и никто не ставил под сомнение право проводить обряды в далеких от цивилизованных мест землях.

— Еретиков бьют не тезисами, — демонстрируя увесистые кулаки, провозгласил Федор, — а уничтожают!

До сих пор между членами моего отряда столкновений на почве религии не имелось. И последнее, что мне требуется, так их мордобитие, поддержанное сторонниками. Правильно сделал Мефодий, когда побежал за мной. Парнишка очень неглупый, разве ленивый.

— Истина по определению своему одна, и отклонения от нее суть гнусная ересь!

— Помнится, — повышая голос, чтоб обратить на себя внимание, — пятая заповедь гласит: 'не предавать доверившегося'.

Я вышел в круг, встав между ними.

— Все, кто в моем отряде, включая и этих убогих, — оба спорщика достаточно выразительно скривились, но не посмели перебивать, — боевые товарищи. Если охота подраться, добро пожаловать на ристалище, спросив прежде разрешение у командира. Или кто не знает закон бандеры?

В толпе загудели и закивали головами. Они очень хорошо знали. Нарушившего основное правило после окончания драки, независимо от причины, казнили в назидание остальным. В походе свары неуместны. Счеты сводите или так, с позволения, или когда срок службы закончится. И однажды я вынужден был лично зарубить особо буйного. Он даже не сопротивлялся, зная за собой вину. Еще и поэтому алкоголь в набеге позволялся в минимальных количествах. Полного запрета ввести бы не удалось, но не контролирующий себя шел под плети.

— Мои слова никоим образом не затрагивали веры Федора, — достаточно внятно пробормотал Кавад. — Вера его совершенна и несгибаема. Однако цепляться к другим мелочно.

А я-то думал он не такая склочная скотина, как оппонент. Хочет оставить за собой последнее слово.

— Мне плевать, — уже конкретно для них, но достаточно громко, — какое именно место в священных писаниях заставило лаяться, как собак, — но я очень хорошо помню заповеди. Начиная с восьмой .

Кое-кто в толпе принялся переспрашивать и более умные излагали шепотом содержание.

— Принцип икономии допускает расхождения мнений в вопросах, не связанных с судьбой бессмертной души. Дискуссии будете устраивать по возвращении. А пока натворить еще ничего не успели и не позволю вредить. Свою склочность приберегите до возвращения. Если один из вас скажет другому хоть слово в будущем, будет изгнан из отряда. Даже если попросит передать кусок хлеба. А теперь, неплохо бы вспомнить девятую заповедь. 'Не быть лодырем и нерадивым в труде'. Все за работу! Или вам заняться нечем? Так это поправимо.

Завершающим штрихом грохнули пушки. Очередные ядра врезались в стену и внезапно она осела по всей высоте. Верхняя часть обвалилась, засыпая спереди и сзади все пространство. Фактически образовалась брешь, в которую могло войти сразу не меньше сотни в ряд, но еще и удобный подъем подготовлен, чтоб не утруждаться.

— Трубить сбор! — срывая голос кричу. — Пешими!

Штурм неминуем. Но бежать толпой даже в не защищенный пролом не самая удачная идея. Тем более лезть по грудам разбитого кирпича верхом. Наверняка осажденные готовились к такому развитию событий и подготовили пару неприятных сюрпризов. Но это я так думаю. А куманы уже скачут без всякого порядка вперед с знакомым: 'Хуууурай'.

Горн играет всем знакомую команду. Сотни строятся, с нетерпением поглядывая в мою сторону. Столько идиотов, сколько их в любой армии, в привычной жизни найти сложно. Торопятся на убой, в надежде нечто прихватить. Калга обещал три дня на разграбление после взятия города. Охота людям пошарить по домам, когда еще удастся набрать чего ценного. Но дисциплину мы совместными усилиями с сотниками вбили в дурные головы. Оглушительно грохнуло с той стороны слитным залпом пищалей и пушек. Не помогло. Дико завывая кочевники продолжали лезть в пролом сплошным потоком. Впереди их ждали золото, рабы и женщины. А до победы рукой подать.

— Шагом!

Совсем не трудно занять место предсказателя, побывав хотя б в одной осаде. И не важно, с той или другой стороны. А если их помимо Варны с десяток, пусть и уровнем заметно ниже, ничего сложного в угадывании вражеских действий. Как и ожидалось, часть домов, примыкающих к стене разрушили и почти построили вторую. Снаружи ее не видно, она ниже, но готовились всерьез. Почти все пушки перетащили к месту неминуемого прорыва и когда номады полезли, шарахнули по толпе с очень близкого расстояния. Небольшой пятачок был буквально застлан множеством погибших и раненных.

— Вот и беги первым, — достаточно внятно сказал Тогрул.

Немалые потери волну штурмующих не остановили. Пусть и толстая преграда, но доходила не выше груди. Не успели, слишком быстро шло разрушение. Но и так удобно поверх колоть лезущих и разбивать голову сверху, а также отсекать руки.

Кое где умирающие воины еще корчились в агонии. Они стонали, проклинали судьбу, шептали молитвы. Иные пытались уползти в сторону, волоча за собой кишки из распоротого живота или поломанные руки-ноги, чтоб не быть раздавленными новыми ратниками. Среди тел бродили куманы, добивая и обдирая покойников. Нередко и с живых снимали сапоги и обшаривали. На нас они посмотрели с глубоким подозрением, сбиваясь в кучки, готовые защищать добычу. Эти, видать, припозднились или рисковать не собираются. Или слишком глупы, чтоб ловить удирающих с тяжелыми кошелями в порту. В любом случае, сражаться за пропитанные кровью тряпки, рискуя недовольством калги из-за пары десятков убиенных его подданных, не улыбается.

— Как-то местных мало, — пробормотал Асен.

Мертвых жителей города, пытающихся отбиться на удивление немного. И дело, наверняка, не в быстрой победе.

— Они все побежали к галерам и кораблям, — говорю с полной уверенностью. — Эти самые тупые или спасали своих, прикрывая отход. А может просто не сообразили, а потом поздно стало. Ни одного фряга. Те удрали первыми.

С крыши ближайшего дома слетел старик, сброшенный смеющимися куманами. Он ударился головой о камни мостовой, разбрызгивая кровь и мозги. Из выбитых дверей раздавались дикие женские крики. По соседству рубили топорами толстую створку. Начинаются прелести взятия города. Не то чтоб возмущало, он знали на что идут, когда отказались сдаться.

— Наша цель Дом Совета, — говорю для всех. — Потом сможете повеселиться.

Если кто не слышал, по цепочке быстро передали и все дружно ускорили шаг. Солдайя город средних размеров, дошли быстро. Тысяч 7-8 здесь живет, и то, добрая половина невольники. Многие из них присоединились к грабителям, хотя номады конкурентов не любят и частенько рубили и таких.

Как в итоге оказалось, тащить за собой всех было вовсе не обязательно. Здешние хозяева сбежали, включая охрану. Без всякого сопротивления заняли ратушу и прилегающие подземные помещения. Моментально вывесили флаги, сообщающие кто владелец и позапирали все выходы, благо таковых всего три, поставив караулы. Фактически они целиком состояли из старших урядников, которым было неудобно бежать в город. Совсем дураков среди них нет и прекрасно знают, я запомню поведение. Зато остальные сегодня получили полную волю. Удерживать их было б пустой затеей. Нельзя совсем все запрещать. Поэтому поставил перед выбором. Кто сегодня чего нахапает, то лично его. А склады тех, кто со мной останется. На тот момент подвалов никто не видел и почти все предпочли отправиться мародерствовать. Нельзя сказать такой уж скаредный, но за найденное здесь будут платить, а не получать в обычном виде, как дуван. Может они и правы, в жилых домах найти можно хороший куш, но сильно мудрый Лис достаточно ясно намекнул, галеры не зря ушли. Неизвестно как с наемниками, а вот наиболее богатых и их ценности они вывезли.

Кто о чем, а я не забываю основное. Бегать по улицам и выдирать из ушей серьги, зачем? Есть возможность взять гораздо больше. Безусловно, казну мне в подарок убегающие не оставили. Это было б слишком. Зато остального в подвалах хватало. Сотни бочек с порохом, тонны свинца для пуль, огромное количество железа, меди и олова в болванках, десятки тысяч связок стрел. Кто-то думает их поставки бесплатны и хватит колчана у всадника на всю войну? Или он самолично изготовляет в свободное от боев время, пыхтя от усердия? Заготовляют заранее.

Детали для арбалетов в огромном количестве. Заготовки копий и тонны всевозможного оружия, колющего и рубящего. Латы, кольчуги, шлемы, аркебузы, стволы пушек древние и достаточно новые. И самое важное: огромное количество так необходимого продовольствия, вина и даже колодец. Последнее мне особо не требовалось, однако предусмотрительность похвальна. Как и списки содержащегося в очередном каменном подвале, прикрепленные снаружи.

Внутрь заглянуть можно через окошко, но лучше не входить. Я не знаю, как действует заклинание, зато прекрасно известен результат. Сложив все в закрытое помещение и заперев вход, оно накладывается снаружи. Любая вещь может хранится годами, не портясь, если не снимать засов. И сразу видно, если кто сунулся без разрешения.

Особенно важно для еды, но иногда и человека можно так запереть, хотя такое редко творят. Если уж совсем край и требуется сохранить до прибытия врача. Потому что, кроме того, что это очень дорогое удовольствие, да и приличные маги не часто встречаются, бесконечно так держать людей нельзя. Через пару месяцев они все одно помирают. Продукты тоже не хранятся вечно, но пару лет мука остается свежей и без жучков. Они не заводятся.

Здесь, судя по перечисленному в списках, хватило б кормить весь город добрый год, не меньше. Разве не пригодится? Тем более, поставляемая ханом баранина, уже всем поперек горла. А вот с хлебом напряженка. Теперь можем себе позволить нормальную пищу, а то по слухам, одному из моих ратников пуля попала в сухарь и он не хуже брони прикрыл, настолько твердый. Я уж молчу про необходимость постучать перед жеванием, выбивая насекомых. Некоторые вполне их употребляют, не морщась, но я исключительно с голодухи.

Асен пришел, когда предавался греху чревоугодия. Мефодий неизвестно где раздобыл настоящую утку. Она относилась к виду ржаво-коричневой окраски, цвет которой кочевники называют 'утки-ламы' и полагают невозможным кушать. Впрочем, они и грибы считают гадостью, а некоторые от рыбы шарахаются. С чего мне отказываться от угощения и давиться ненавистной бараниной в очередной раз. Честно поделив с личным оруженосцем мародерскую добычу сидел и наслаждался.

— Там тебя спрашивают, — сообщил Одноглазый.

Я не стал интересоваться кому внезапно понадобился. Если б что неприятное сам бы сказал. Вытер руки и отправился выяснять кто по мою душу заявился. Снаружи ратуши стояли трое. Два обычных кумана при оружии с монгольскими рожами и толстенький тип с веревкой на шее и заплывшей от побоев щекастой физиономией. Одежка на нем не из дешевых, но и не сильно богатая. Обувь уже сняли. Средней руки купец.

— Он говорить, знать тебя, — сказал один из номадов на ломаном словенском. — Мы привести, ты платить. Не врет? А то зарежем бесполезного.

Определить настоящий возраст без долгой привычки подобных жирных типов достаточно сложно. Женщины частенько смотрятся старше, зато мужчины лет на десять-пятнадцать моложе реального. Но вряд ли они настолько глупы, чтоб идти ко мне без внушительных обещаний. Одна проблема, я не узнаю пленного.

— Господин не забыл, кто показал ему кладовую Гиргеня с сокровищами? — спросил толстяк тоже на словенском. Причем у него язык был гораздо чище.

Опа! Да это ж тот евнух. И что он делает так далеко?

— Только не говори, — невольно улыбаюсь, — что возлюбил меня тогда внезапно и решил облагодетельствовать снова.

— Заплатил за жизнь один раз, могу и второй.

— Золото в бой не ношу, — сказал я монголам, снимая с рук парные массивные серебряные браслеты, добытые как раз с его подачи среди прочих вещей и протягивая им. — Сойдет?

Один кочевников взял, взвесил в руке и довольно ощерился.

— Он твой! — отдавая веревку, согласился.

Я легонько дернул за конец поводка, когда они ушли.

— И где находится еще одна комната, набитая ценностями?

— Нигде, мой господин, — спокойно заявил он. Тогда он на словенском якобы не говорил, мы на тюрки объяснялись. Хитрец. — Но иные знания стоят дороже алмазов. По крайней мере, с их помощью можно получить не один мешок с монетами, тебе ли не знать, мой господин. Ты ж тогда вовсе не случайно в усадьбу пришел. Кто-то рассказал интересный факт.

— Хочешь обменять жизнь на чужие секреты?

— О, жизнь ты мне и так оставишь, — сказал он с полной уверенностью. — В отличии от большинства, не рубишь с плеча и умеешь думать. — Моя ставка выше. Свобода в обмен на сотрудничество.

— Ну, пойдем, — говорю, кидая ему веревку.

Куда ему бежать, до следующего номада, который не станет слушать сказки и сразу рубанет?

— Садись, угощайся, — показывая на остатки трапезы.

— Благодарю, мой господин, — с кряхтением опускаясь на стул, отвечает. — Я все ж привык к нормальным стульям и столам, а не сидеть на кошме, поджав ноги. Дикое мучение. Ммм, — довольно простонал, прожевав кусок утки. — В горчично-медовом маринаде с чесноком. Неплохо, хотя правильней запечь с яблоками. Увы, — проглотив еще кусок, — в моем состоянии помимо вкусной еды особых радостей не найти. Женщины вызывают желание, но не возбуждение. Да и удовлетворить не способен. Пить до потери разума я не люблю. Ум — это все, что у меня осталось.

— Как тебя зовут? — подождав, пока уничтожит все оставшееся, спрашиваю.

— Кирилл древнего рода патрициев Афраниев, — говорит с гордостью. — Отец был магистр милитум Фракии, главнокомандующий войсками в провинции. Василевс обвинил его в заговоре с целью захвата трона и казнил.

— А он этого не делал?

— Положа руку на сердце, не знаю. Со мной такими вещами не делились, подросток. Маркиона ненавидели многие и по делу. Он, в свою очередь, подозревал чуть не каждого.

И закончилось это вполне закономерно. Мятежом и уничтожением не только прежнего владыки, но и его детей.

— Отнять владения, сослать, даже отрубить всей семье головы — это нормально. А меня оскопили и продали в рабство арьям. Я ненавижу их всех, — сказал совершено спокойно. — И с удовольствием помогу любому врагу ромеев.

— Я служу хану.

— Сегодня. А завтра?

— Ну, хорошо, — подумав, говорю. — И что ж такого важного может поведать надзирающий над гаремом?

— А кто сказал, что я им был?

— Не понял. А что ты там делал?

Он посмотрел выразительно через мое плечо.

— Асен командир моих телохранителей. Если уж ему не верить, то кому?

— Никому нельзя, — со вздохом произнес евнух. — И чем выше твое положение, тем меньше людям нужно верить. У каждого есть цена.

— Пока твоя — грош. Я не услышал ничего.

— Работал казначеем Гиргеня, — сообщил он, на прежде заданный вопрос. — Собирал для него налоги, продавал и покупал. Воинов, жен, рабов. Что угодно.

— То есть не случайно выяснил где сокровищница, а сам в нее и складывал.

— Часть моих обязанностей. А вторая не такая заметная. Я общался с купцами, путешественниками и имею многочисленные связи на всех берегах Черного моря.

— Шпион.

— Правильней — собирающий новости.

— Не очень-то они помогли, когда я пришел, — говорю с насмешкой.

— Известия идут не быстрее корабля. Что налет будет предупредили вовремя. А куда, точно заранее знать нельзя. Не потому что тупые подслухи, а потому что черкасы сами не имели понятия куда ударят до последнего момента. Некрас и Ус не говорили, до выхода в море, не правда ли?

— Ты хочешь сказать, — подался вперед Асен, — на Хортице были твои шпионы?

— Почему были? — он широко улыбнулся. — Есть. И не только там. И главное я уловил. Ты, господин, в отличие от них, знал куда и зачем идешь. Не город. А где серебро грудой. И ворота взяли твои люди. Без тебя пограбили б пригород и ушли. А так... я имел время подумать и кое-что сопоставить. Ты тот, кого ищу давно. Человек, способный убить Ромейскую империю.

Я невольно засмеялся. Представить себя победителем Византа изумительная шутка. Даже Асен улыбнулся.

— Да, — невозмутимо сказал толстяк, — сегодня звучит дико. Но что ты теряешь, принимая мою помощь? Я буду поставлять сведения, а как ими распорядиться твое дело.

— Твой бог не иначе Отец Лжи, — вытирая слезы от смеха, произношу. — Такое выдумать на ходу, ради свободы. Воистину мое мнение о евнухах изменилось в лучшую сторону. Отсутствие мужских причиндалов не делает их глупыми и ленивыми. Напротив, обостряет ум. Не часто мне доставляют такую радость в последнее время. Ты получишь свободу и даже просто так, без выкупа.

— Мой бог Будда, — резко заявил собеседник, — и моя карма и без того отягощена массой тяжких поступков, чтоб такими глупостями заниматься. Как раз выкуп могу предложить неплохой. Не все тайники вы тогда видели. А уж расписки должников и вовсе не достались.

Асен тяжко вздохнул. Даже ему стало кисло. Выходит, мы могли заполучить много больше.

— Ты, пан Воронецкий считаешь честью держать слово. Я оценил столь редкое в наше время качество. Отпускаешь? Прекрасно! Тогда я тоже кое-чем поделюсь просто так. У меня есть подлинное письмо от бея Байяра Аргинского к визирю Царя царей, где он сообщает о согласии занять трон, в случае внезапной кончины хана. Просит уточнить, какой именно контингент прибудет ему на помощь и в какие сроки. Напоминает о предложенной субсидии.

— И откуда такое? Это ведь не слухи, а гораздо серьезнее.

— Гонец, скажем так, выполнял временами мои поручения. Извини, имен называть не стану, даже после заключения соглашения. Чем меньше людей их знает, тем удобнее всем.

Вот же нахал, подумалось. Уверен, что соглашусь. А с какой стати отказываться, когда в руки плывет нечто полезное без всяких усилий?

— Когда я разрушу Ромейскую империю только Святовит знает, — говорю вслух. — Уж точно не на следующей неделе. Поэтому давай обговорим условия. Что ты конкретно хочешь и на что я могу рассчитывать?

— А письмо?

— На тебе его нет, — глядя на исподнее, сохранившееся на тучном теле и грязные босые ноги, уверено заявляю. — Значит где-то спрятано. Лежало до сих пор, полежит еще чуток. Слушаю.

Глава 4

Женитьба.

Толпа дико взревела, когда двести лошадей устремились вперед. Зрители буквально подпрыгивали, разражаясь жуткими воплями. Ничего удивительного, я б тоже кричал, если б это мой ребенок скакал. Единственное, абсолютно не понимаю, как отличают своих в этом бешено скачущем табуне на таком расстоянии. Девять верст по обычным меркам серьезная дистанция.

Начинается праздник окончания лета всегда детским забегом. Для кочевников само собой разумеется, что любой младенец способен ездить верхом. А учитывая разницу в весе, частенько побеждает наиболее мелкий. Ведь это соревнование, в первую очередь, коней, а не наездников. Потому среди участвующих в гонке есть и много младше двенадцати лет. Если не врут, одной девчушке четыре. Да-да, в трех состязаниях: стрельбе из лука, борьбе и скачках могут участвовать представители женского пола. Понятно, в борьбе они редкость, хотя попадаются и медведеподобные батырки, но уж мчаться быстрее ветра умеют не хуже парней.

— Почему не пьешь? — спрашивает хан, — может другого вина? У меня есть из Италии.

— Спасибо, — вежливо отвечаю, когда подлетевший слуга наполняет кружку пенящимся напитком.

Сам он предпочитает шимин архи, который готовят из молока. Считается, что лучший напиток получается из коровьего, а самый крепкий из кобыльего молока. Ценители утверждают, из верблюжьего и козьего молока получается слаще. Надо лишь иметь очень много продукта. Берешь обычную чашку, надеваешь на нее глиняную широкую трубку, сверху сосуд с водой, снизу греют. Пары кипящего молока собираются на дне холодной чашки и капают в другую, подвешенную в середине трубы. Шимин архи, бесцветный и освежающий, мне казался не крепче вина. Оказалось, бьет в голову даже крепче. Двух трех кружек хватало для состояния приятной расслабленности, большая доза уже вызывала изрядное опьянение. Надо б попробовать с настоящим вином, вдруг тоже выйдет нечто интересное.

Мы сидели на специально воздвигнутом помосте, вроде того, под которого положили русских князей после Калки. В данном случае никого снизу не имелось. Просто сверху удобнее наблюдать за состязаниями, никто не мешает, заслоняя зрелище спинами. Строить трибуны для съехавшихся иногда за сотни верст никто пока не додумался. Да люди и не нуждаются. Кому положено, те сидят подле хана. Остальным и высоты коня достаточно.

Обычно на праздник собираются главы кланов не столько ради игрищ, сколько обсудить всевозможные обиды, изменения в законах, торговые пути и многое другое. И мне совершенно не нравятся не особо приветливые взоры беков, обнаруживших мою персону по соседству с высшей властью. Татар Керай меланхолически перебирает четки, старательно игнорируя скрытое недовольство. Сейчас он якобы наблюдал за стрельбой из лука. Дистанция от 200 до 300 шагов и хороший стрелок способен попасть в голову сурка, высунувшегося из норы. Когда самые слабые лучники отсеются расстояние увеличится. И так, пока не останется только один. Его имя будут с восторгом воспевать во всех юртах, ну и получит от щедрот хана весомый подарок. Обычно это табун в сотню лошадей.

— Я все помню, — говорит хан тихо, явно отметив мой взгляд в сторону бея Байяра.

Тот шумно глодал жирный овечий зад. Мясо он уже стрескал и сейчас старательно вырезал последние кусочки острейшим ножом, прямо у рта. Все жду, когда лезвие сорвется и сам себя порежет, а он ничуть не смущаясь продолжает жрать с немалым аппетитом. Жир стекал по щеке, вызывая омерзение, а зубы не хуже волчьих, только треск от мелких костей стоит. И да, он не сознательно так себя ведет. Обычное дело. Никто ничего противного не видит. Я тоже. Не в этой стае поучать этикету. Он годен разве для городских неженок. Как сказал мне как-то один из людей калги, отправляя в рот вошь: 'Она мою кровь пила, так что я собой брезговать стану?'.

— Придет срок и сломаю спину. Не сейчас. Мне нужны его всадники для войны с мангитами.

Про спину — это не оборот речи. Считается почетной казнь без пролития крови. То есть задушить или чисто по-монгольски сломать позвоночник. Вопреки внешности и достаточной образованности Татар любит подчеркнуть, что он потомок Потрясателя Вселенной.

Всадники сделали круг и мчатся уже совсем рядом. Большая часть отстала, растянувшись, но впереди несется плотной группой с десяток лучших. Толпа снова взревела, когда бешено скачушие подростки приблизились к натянутой красной ленте. Вряд ли кто-то что-то смог бы разобрать в какофонии воплей, но все подались вперед, в ожидании, включая сидящих на помосте. Хотя он расположен так, чтоб четко видеть я так и не понял, кто из трех всадников первым пересек линию. Судя по поднявшемуся шуму и остальные разделились во мнениях. Хан поднялся и выступил в качестве Соломона, признав всех троих победителями. Наверняка остались недовольные, тем более многие делали ставки на выигрыш, но справедливость власти сомнению не подлежала. Сказал табун получит лучший, все трое стали обладателями сотни лошадей.

— Э, — говорю, внезапно обнаружив, когда ребята подошли ближе, -это ж девка!

— Очень бойкая, — сказал, вернувшийся хан, со странной усмешкой. — А знаешь, пан Воронецкий, я нашел для тебя награду. Ты ж не думаешь, что не оценил, — скользящий взгляд на бея Байара, — твои заслуги. Ты выиграл войну, — повышая голос, заявил. — Одним ударом.

Фактически так и есть. Без осадных пушек она б затянулась надолго и неизвестно сколько б вытерпели под стенами сборные отряды. После Салдайи, превращенной в руины, остальные города моментально сдавались, стоило возле них появиться ханским всадникам. Они послушно платили контрибуцию, крайне нуждающемуся для раздачи воинам наград Татару, а попутно часть торговых правил изменилась не в пользу торговцев. Налоги возросли, самостоятельность урезалась.

Между прочим, мне с тех победных доходов ничего не досталось. Ни в качестве командира, ни для ратников. Нас оставили вместе с орудийным парком торчать в разграбленном городе. С одной стороны, хорошо, спокойный отдых, да и после ухода номадов в домах можно пошарить спокойно. С другой, мы ж не для охраны никому не нужного порта пришли. А раздачи пролетели мимо. На прямой намек калга прямо ответил, что я и так неплохо взял на городских складах. Как будто эти вещи друг другу мешают. Кстати и за вскрытую измену даже халат с плеча не подарил. Скряга.

— Золото — прах, — заявил между тем хан для всеобщего сведения. — Сегодня есть, завтра нет.

Опять ничего не даст, лишь красиво споет, желчно подумалось.

— Для настоящей награды нужно кое-что посущественнее! Сестру мою Юлдуз отдаю тебе в жены! — провозгласил Татар.

Ох, жизнь моя, теряя речь и в панике роняя челюсть на грудь от изумления, мелькнуло в голове. Сказать я о таком и не мечтал, у нас бывает только одна жена, а я помолвлен и где ж взять калым подобного размера, невозможно по множеству причин. Это ж жуткое оскорбление отказаться от такого предложения. После этого точно сломают позвоночник, не взирая на заслуги.

Косноязычно благодарю, позабыв на 'радостях' половину слов на тюрки и тоскуя, что не удрал от справедливого словенского государя куда-нибудь в другую сторону. На север, например.

— Разве не красавица? — восклицает хан и жестом мошенника извлекает из-за спины ту самую девицу с недавних скачек.

Нет, хочется сказать. То есть не уродка, хвала Свету и предкам. Лучше, чем могло быть, с моим замечательным везением. Не монголка с узкими глазам и плоской рожей. Хотя, чего удивительного, раз сестра хана. Он тоже на азиата с востока мало похож.

Лет шестнадцать, еще не женская угловатая фигура с маленькой грудью. А смотрит, спаси меня Святовит, аж дырки скоро прожжет. Похоже и для нее случившееся далеко не великое счастье. В первый раз увиделись и сходу замуж.

— Конец месяца подходящая дата, не так ли?

Кого хан изволил спросить осталось неясно. Не меня и не ее.

Беки дружно поздравляют и произносят кучу вычурных фраз по обязанности, только кое-кто смотрит с насмешкой, а другие с ненавистью. Будущая супруга уставилась в пол и не поднимает глаз. Как бы не траванула с таким отношением. Сплошной праздник. О, еще домой отписаться надо. Матушка будет неприятно удивлена изменением статуса на семейную жизнь. У нее иная кандидатура и ссора с соседями неминуема.

— Ничего удивительного, — сказал Кир, неизвестно откуда уже знающий новость, хотя идти до лагеря пять минут, а заранее знать никак не мог. — Сестра-то сомнительная. От прежнего хана, но не жены. Взял тот в набеге княжну из адыгов, — он заметно скривился, на Кавказе через одного числятся аристократами. Достаточно чтоб троюродный дядя женился на пятиюродной родственнице тамошнего вождя. — Наложница, не по обряду. Но видать любил. Когда мать после родов померла — дочь признал. По женской линии трон чингизиды не передают. В этом смысле не опасна. Потому и не, — от чиркнул ребром ладони по горлу, — как остальных сыновей. Но всегда есть шанс, что муж воспользуется родством. А ты не конкурент. Племя не имеешь, служишь ему напрямую. Рода словенского и дети твои никогда его не подсидят.

— Очень приятно слышать, — говорю с невольной язвительностью. — Хоть яда не подсыпают, раз безопасен.

Евнух молча развел руками. Если честно, грех жаловаться на него. Всезнанием обладает лишь один бог, да и то со мной делится не станет. Кирилл готовый специалист на место охранника моей будущей жены. Не в том смысле, что станет прикрывать в случае нападения. А вот контролировать, что происходит рядом с ней и выполнять просьбы — прекрасный вариант. Главное никто не удивится зачем такой нужен. В отряде точно без надобности, а то скоро и посторонние примутся задумываться зачем евнуха за собой таскаю.

Хочу или не хочу жениться, но рыдать поздно, а сбежать и вовсе не выйдет. Один бы еще мог, но не с компанией в пять сотен человек. А бросить их нельзя. Это мои люди и обязательно ответят за мое глупое поведение. Поэтому улыбаемся и выслушиваем наставления. Кто кому чего и в какой последовательности произносит и дарит. Как-то прежде не приходилось участвовать в столь важном обряде на подобном уровне. Любое спотыкание и запинание может быть сочтено плохой приметой.

Ну и без подношений никак. Хану, его женам, будущей жене. Хорошо обязательства Ордена и здесь прекрасно принимают купцы. Один свадебный гостинец обошелся в десять тысяч дирхемов. Нагрудное ожерелье, очень напоминающее те, что носят куманки из монет. Только это было из Инда и кроме золотой основы десятки рубинов и бриллиантов. Я в таких вещах не особо разбираюсь, но Кир заверил, что и дочке Царя царей можно поднести. А как иначе? Хочешь не ударить лицом в грязь — соответствуй.

Пока готовился летело время. И настал день. Нельзя сказать последний, однако настроение отнюдь не радостное. Но все совершается согласно традициям. Сначала приезд к родителям, то есть заменяющих их, хана с женами. Я им про желание взять в жены, они мне прекрасный халат и символическую стрелу счастья. Потом все честно по обряду мобедом и ламой. Чтоб брак был освящен в обеих религиях. Неизвестно насколько процедура соответствует канону, Будда, по нашим понятиям, не является богом и вторично произносить молитвы совсем не обязательно, но назвался груздем — полезай в кузов.

В своих уделах-монастырях наиболее известные ламы обладали большей властью, чем братья Ордена. На той территории были властны над жизнью и смертью любого. Жизнь там порой чудовищно жестокая и нарушителей правил забивали до смерти. Но где ж еще в кочевых государствах получать знания, обучаться чтению и письму, кроме как в таких местах? То есть в ставке хана имелось какое-то количество грамотных чиновников, но обычно они были иностранцы или ламы рангом пониже монастырских. Бродящих по степи не то изгнанных, не то ищущих истины, достаточно много. Их не трогают и всегда накормят. Они, в свою очередь, зарабатывают себе на жизнь проведением обрядов, предсказаниями и даже освобождением от грехов, за отдельную плату. Кстати и правила безбрачия мало кто из таких придерживается. За это собственно тибетскую ветвь буддизма не любят в Сине и у индусов. Хотя по мне все они язычники и попадут после смерти в Стужу, где правит Крачун.

Кольца я тоже сделал заранее. Пришлось специально консультироваться, чтоб чего не подумали. Это ведь пейзанину можно гладкое из кости или железа. Ишпан дарит печатку с гербом, в знак принятия в род. А у Кераев эмблема арах тамга или трезубец. Но имею ли на него право? Оказывается, перевернутый, для дочерей допустимо. И таких вроде бы мелочей, а фактически крайне важных вещей, сводящих с ума, масса. Любая ошибка, вплоть до не тому дал не тот кусок на первом пире, способна вызвать глубочайшую обиду.

После произнесенных клятв ее переодевают в новый наряд, делают прическу замужней женщины и начинается пир горой, продолжающийся до самого вечера. Гости ели, пели и плясали. Далеко не все хлестали вино. Многие отдавали предпочтение айраку, поглощая его в невероятном количестве. Через какое-то время стали заметны бреши в рядах пирующих. Переусердствовавшие с напитками валялись прямо за выходом, а мочой несло по всей округе. В здешних краях пока не изобрели выгребные ямы и отливали кому где захочется.

В ходе застолья прозвучало огромное количество откровенно похабных пожеланий и мы вываливаемся толпой наружу лишь когда солнце садится. Причем все время жена просидела за занавеской, отдельно от меня. Прекрасную кобылицу, приобретенную для единственной цели, торжественно вручаю под совсем уже грубые комментарии вконец упившихся гостей. Подсаживаю в седло, хотя она абсолютно в том не нуждается — обычай! И едем аж за десять сажень, где поставлен гыр для новобрачных. Да-да! Н в кое случае не юрта, а именно гыр, как у предков, хотя разница по мне не такая уж большая.

Три раза объезжаем вокруг под совершенно отвратительное горловое протяжное пение. Урьтын дуу называется и немногие способны правильно звуки издавать. По мне б лучше и вовсе никто, уж очень уши режет, но высшим слоем, происходящим или выдумавшим себе родословную от монголов, крайне ценятся певцы. Места внутри не так чтоб много, несмотря на приличный объем. Все завалено подарками. Хорошо еще жеребцов, преподнесенных в презент, снаружи оставили. Аргамаки породистые — это прекрасно, но не когда рядом в такой момент.

Старательно разжигаю в первый раз очаг, как символ начала новой жизни. Юлдуз готовит чай из Сины. У нас в Словении назвать это могли б супом. Масло, мука, соль — все идет в ход. Без привычки изрядная гадость. При этом непременно нужно сделать счастливое лицо, разлив приготовленное на два сосуда и обменявшись ими.

— Пусть у вас будет полное одеяло детей! — желали на прощанье и это было наиболее приличное.

Хан самолично опустил полог гыра, удалившись последним.

— И не думай, — заявила уже жена, сверкая большими глазищами, — что стану, как у вас принято, снимать с тебя сапоги. Я тебе не холопка!

— И не надо, — говорю миролюбиво, — давай лучше я помогу освободиться от этой тяжести.

Праздничные традиционные свадебные одежды отнюдь не самое приятное дело. Выглядят они, конечно, красиво, но все тяжелое, да еще куча украшений, а на голове непременная меховая шапка. Про Мономахову приходилось слышать? Очень похожа. Соболиная опушка, драгоценные камни. И целый день в ней сидеть летом. Любому голову перегреет. Остальное не лучше. Ни по весу, ни по возможности нормально дышать.

Не знаю, чего Юлдуз ожидала, скандала, мордобития или испуга, что пожалуется самому хану, но кажется, от неожиданности растерялась и послушно позволяла себя разоблачать. Где проходит грань между помощью и дальнейшим продвижением ответить сложно. По крайней мере я не остановился и продолжил наступление.

— Какая ты красивая, — пробормотал, глядя в глаза.

Ничуть не лукавил. Видимо не случайно ее мать в наложницы угодила. Чистая нежная кожа, лицо сердечком с высокими скулами, мягким ртом и чуть вздернутым носиком, придающим задорный вид.

Она глянула лукаво и прижалась всем телом. Сначала легкий, почти невесомый поцелуй в шею, затем губы. Юлдуз неумело ответила. Я подхватил ее и отнес к ложу. Избавиться от собственной одежды оказалось куда проще и даже слегка помогла. Чуточку успокоился и не стал набрасываться, как воин в покоренном кочевье на подвернувшуюся женщину. Какое-то время нежно ласкал, ощущая гладкую кожу, будоражащий запах своей женщины. Наверняка ей рассказывали про мужчин взрослые бабы и подружки, но одно дело слова и совсем другое реальность. Она не знала куда девать руки и как целоваться, но я очень старался быть нежным. И даже какое-то время получалось. А потом она сладко застонала и не выдержал. Под вскрик ворвался и принялся завершать первую брачную ночь соответствующим ритуалом, которому учить не требуется.

Проснулся от осторожных прикосновений. В отверстие над головой видно темное небо, но света от луны достаточно. Она внимательно изучала мое тело, трогая пальцами. И да, прямо сейчас внимание направлено именно туда. Осторожно провожу по спине. Она вздрагивает и оборачивается.

— И что там интересного Звезда моя?

— Он такой большой, — говорит с недоумением. — Как во мне помещается?

Я невольно ржу и получаю в живот крепким кулачком.

— Не смей надо мной смеяться!

— Ученые люди, предписывают повторять опыт, — с максимально серьезным видом сообщаю, — что не было сомнений.

Рожица у нее становится глубоко задумчивой.

— Но прямо сейчас, — садясь, — мы этого делать не станем. У тебя там, — наглая ладонь ложится на бедро, — порвано и может быть неприятно. А я собираюсь не просто, — тут за неимением подходящих выражений употребляется вполне солдатское, — а сделать, чтоб нам обоим было приятно.

— Ты отвратительно говоришь на тюрки, — морща носик, сообщает Юлдуз, — муж мой.

Сразу два сообщения. Подчеркнут семейный статус, а заодно проверка на реакцию. Мало кому понравится умаление его достоинств женщиной. А то что часто с трудом подыскиваю подходящие слова, так не учил язык с детства. Так, нахватался по верхушкам. Все больше базар и общение с пленными. Понятно, какой запас слов такие разговоры дают.

— Наедине, — отвечаю сразу, — ты можешь сказать мне что угодно. Самое неприятное.

В крайнем случае убью. Хорошая шутка, жаль вслух произносить не рекомендуется. Может слишком прямо понять и пырнуть острой железкой.

— Ты жена моя и по вере моей другой при твоей жизни не будет. Значит придется привыкать друг к другу и, если нечто раздражает или неприятно, лучше сразу поделиться.

Она непроизвольно кивнула.

— Но это имеет и обратное. Нравится тебе или не нравится, но я не куман, не монгол и не огуз. Не собираюсь кочевать всю оставшуюся жизнь. Я словен и рано или поздно вернусь на Белую Русь .

— Зачем? Здесь ты люб моему брату, там — никто. На тебя указ по поимке вышел.

— Затем, — отметив, что в курсе моих сложностей, — здесь я всегда буду чужим, а там могу подняться. Ты ведь слышала, в Старграде мятеж и братьев вдовы государевой под арест взяли.

Письма ходят долго, зато у любого приличного хана есть парочка прикормленных магов. Фактически, умеющий передавать сообщения, почти такая же редкостью, как целитель. И получал жалованья не меньше того. В их умении тоже все было не лучшим образом. Требовалось знакомство с другим связистом, чтоб четко представлять его и информация могла посылаться от пятидесяти до полтора сотен верст, в зависимости от возможностей колдуна.

На государственном уровне существовала целая сеть, охватывающая ключевые точки и города. Вторая, параллельная, принадлежала церкви. В результате важнейшие события становились известны практически моментально, что немаловажно для руководства державы и на войне. Естественно во всех столицах всегда торчало несколько чужих магов и уж обязательно при посольствах. Любые важные известия приходили моментально. А что полезнее знаний, что у соседа Смута наверху?

— Думаешь тебя теперь примут? — моментально сообразила.

— Если правильно выберу сторону и буду иметь сильный отряд. Тогда много можно достичь. Не как здесь, где лишь чингизид может править, а другого не примут.

— Государем тебе тоже не стать!

— А князем, по-вашему беком, вполне смогу, если Чернобог, — машинально скрещиваю пальцы от сглаза, — не подгадит. Я это к чему? Тебе тоже придется учить мой язык. Как можно лучше. Можем начать прямо сейчас. Я к тебе буду обращаться на-тюрки, ты ко мне на словенском. И поправлять не обидно.

— Так не честно! — возмущено воскликнула Юлдуз. — Ты хоть плохо, да знаешь. А я только с рабами! 'Принеси', 'убери'.

Возражать внезапно не получилось, снаружи раздался требовательный голос. Я ничего не понял. Это был монгольский, из которого знакомо два десятка слов помимо ругательств. И совершенно не помню, чтоб о таком предупреждали при обсуждении исполнения обрядов. Вроде б все уже закончилось. Через сутки после брачной ночи можем спокойно выйти, а до того никто не лезет.

Моя жена ответила и буквально сразу в гыр ворвались две старые карги, в дорогущих нарядах. Впрочем, он не стали их демонстрировать, а буквально выдернули из-под нас простыню. Ту-то и дошло, тем более ее с торжествующим криками вытащили на всеобщее обозрение. Наша невеста была девственницей, ага! Кое-кто явно к этому моменту проспался и нарочито-громко принялся обсуждать сколько раз кобылу объезжали, употребляя массу откровенных выражений.

Мы переглянулись и невольно засмеялись.

— Никому не скажу сколько раз! — сказала Юлдуз шепотом.

Тут я уже не выдержал вопреки прежним словам, тем более она так и не удосужилась одеться. Женщины хитрые создания и прекрасно улавливают, когда нравятся. Правда набрасываться не стал. Подхватил и одним движением под испуганное оханье посадил на бедра, вставив куда надо. Тревога от непонимания из глаз ушла. Она хихикнула.

— Вошел, — сказала слегка озадачено и поелозила, ища наиболее удобное положение.

Лицо стало страшно сосредоточенное и задумчивое, когда чуть приподнялась, изогнулась, опустилась. Медленно и тягуче двигалась, изучая новые ощущения и как правильней действовать. Мне и направлять не требовалось, лишь поглаживал бедра и груди. Она сама старалась, все ускоряя темп и я уже едва сдерживался, чтоб не закончить прежде времени. Потом дернулась, застонав и легла на грудь, обнимая.

Где-то по соседству заржала недовольно лошадь. Время идет и не только у нее желание поесть возникло.

— Это не моя, — пробормотала Юлдуз.

Кочевники от словен очень серьезно в этом смысле отличаются. По голосу своих узнают и за версту без клейма определяет не его ли табун. При том к отношение абсолютно равнодушное. Они не станут бить без причины животное, но и ласкать, называя касаточкой, как иная хозяйка в деревне корову или кормильцем, старого мерина, пашущего всю жизнь поле тоже. Обычный рабочий инструмент, о котором положено заботиться ровно настолько, насколько он необходим. Они и пешком-то не ходят. Если необходимо пройти двадцать шагов, значит сядут на привязанную у юрты лошадь. Она так и дожидается наездника оседланная. Естественно, при таком образе жизни требуется несколько сменных коней и никто не затрудняется каждой давать кличку. Человек, владеющий одним-двумя, по здешним понятиям нищий. Остаться без скота не просто упасть ниже некуда — это гарантированная смерть. Потому и страшен джут — падеж из-за больших снегов или обледенения пастбищ. Степные табуны и отары привыкли жить на подножном корме и после такого остается погибнуть или идти в набег на соседей, в надежде поживиться за их счет.

— Если я стала словенской женой, — внезапно сказала Юлдуз, — и стану говорить на твоем языке, то и ты обязан делать тоже по вашим обычаям?

— Э, — не улавливая, о чем речь, — да.

— Только одна жена?

— А, да. Так и есть.

— Я знаю, что творят воины в походе, — сообщила она без всякого осуждения в тоне. — Вам иногда нужно после месяцев маршей и сражений расслабиться. Это нормально и не осуждаю, если не станешь болтать всем подряд.

Хорошенькое разрешение. Все ж мы сильно разные и ужиться будет сложно. Хотя, если честно, можно подумать никто в Словении не подозревает, что бывает во взятом городе. Не только грабежи. Главное, чтоб до ушей супруги не дошло. Что не прозвучало, того не существует.

— Но если я когда-нибудь узнаю, что таскаешь за собой пленную девку или у нее есть дети, то отрезу тебе тот самый кусок мяса, без которого ты уже не будешь мужчиной, уподобившись Кириллу.

Откуда она про него знает? — мелькнула паническая мысль. Кто рядом со мной докладывает хану?

Он сейчас сидит в Солдайе. Точнее налаживает порванную войной сеть из информаторов и связистов. Всего лишь требуется гнать трофеи в чужие порты и чтоб там не обманули сильномудрые купчины. Без прочных связей никак. И конкурент госпоже Сирик меня устраивает, даже останься кое-какие обещания миражом. Не сдавать все по дешевке в одни руки уже неплохой результат.

— Это не шутка и не угроза, — серьезно заявляет. — Это обещание!

Глава 5

Поражение.

Открыв глаза тупо уставился на дранное и небрежно зашитое полотнище шатра. Тело моментально застонало каждой частицей. Болело все. И бинтами с засохшей кровью замотан чуть не целиком. Рядом сидел дремлющий Мефодий. Вид у него откровенно усталый, а на боку повязка с красными пятнами. Попытка сесть, заставила его дернуться и посмотреть в мою сторону, после чего расплылся в счастливой улыбке и сунул кружку с водой.

— Не смей говорить, — хриплю пересохшим горлом, — что и на том свете придется тебя воспитывать.

— Как говорится в священной книге, — доложил он, — доля вышестоящих следить за справедливостью в их владениях и помогать нуждающимся.

Я выхлебал огромную кружку одним длинным глотком и счастливо рыгнул. Пустыня в глотке сменилась легкой свежестью. Заодно и желудок забурчал. Только теперь дошло, что дал он сознательно в левую руку, а правая зажата в тиски специальными дощечками. Такое делают при переломе.

— Надо повесить на шею, — сказал Мефодий озабочено, старательно прикручивая веревку через шею. — Лях приказал не шевелить.

Я согнул пальцы. Не больно. Это что ж, даже руку сохраню? Не иначе все ж магией лечил. Прекрасно помню, разрубили до кости, да и ей досталось. Если не отрезать, то жить недолго. Горячка обеспечена. Впрочем, и с операцией жить недолго.

Он все с той же довольной улыбкой поставил передо мной горшок и открыл крышку. Оттуда пошел умопомрачительный запах. Пшенка с мясом! Почти зарычал, принимая ложку и погружая в жирное варево.

— Я пока за лекарем сбегаю, — сообщил Мефодий.

— Мы в плену? — прямо спрашиваю.

— Не-а, хвала Свету. Мы победили. То есть хан. Он ударил в спину атакующим и вырубил почти всех. Скоро вернусь, кэптэн.

Можно было жрать и думать. Я ничего не успел, когда спокойный марш обернулся сражением. Единственное, отвел полк на ближайший курган и огородиться рогатками. Когда армия идет пятью колоннами, на расстоянии десятков верст друг от друга, а ты торчишь где-то в задних рядах, появление удирающей лавины всадников, несущихся, не разбирая дороги и готовых стоптать кого угодно, несколько неожиданно. Авангард нашей группы, судя по происходящему, был внезапно атакован и наголову разбит. После чего побежал, попутно смяв следующих за ним.

Пока мангиты рубили мечущихся в панике, только и оставалось приготовиться к последнему бою. Мы даже удрать не могли. 'Добрый' хан перед началом похода совершил повышение в должности, назначив командиром пехоты. Собрал с бору по сосенке, то есть от каждого города какое-то количество в качестве наказания. Прежде вассальные поселения с побережья не шли на службу. Торговцы, ремесленники, крестьяне-землевладельцы и торговцы были освобождены от данной тягости, платя серебром за привилегию. Теперь они вынуждены давать и людей. Частенько не самых лучших, а от кого и так не прочь избавиться. Я не про калек и нищих. В армии такие без надобности. Неуживчивые, пьяницы, буйные и тому подобное. Их воспитывать приходилось плетью. Многие другого отношения не понимали и лишь парочка забитых до смерти прояснила мозги.

К этому контингенту добавил толпу наглых и безденежных кавказцев, готовых воевать, за отсутствием других занятий. Ну и пару сотен ромеев, попавших в плен во время отступления, помимо прежних латников. Первые неплохо управлялись с арбалетами и огнестрельным оружием, однако совсем не рвались в бой. Адыги с прочими аварцами, напротив, мечтали о сражении, там можно набить сумки, в случае успеха, но в строю воевать не умели от слова 'совсем'. И учиться не желали. Пленные наемники знали, как обороняться от кавалерии и использовать пики, но их было мало. Никакой слаженности, умения совместно действовать и кроме последних, привычки исполнять команды.

Для скорости пришлось сажать всю компанию на моих собственных лошадей и выкинуть обоз, что тоже не добавило готовности. Латники не умели обращаться с местными породами, не привыкли к дальним переходам. Большие отряды кочевников походили 30-40 верст в день. Мелкие, сменяя коней, могли дать и сотню. А мы убого тащились где-то в хвосте. Откровенно говоря, не было ни малейшего желания изображать в очередной раз героя. Хан собрал добрых тридцать тысяч воинов и мой полк из них едва одна тысяча. Вот если б требовалось занять крепость или важную точку, перекрывающую дорогу, тогда — да. Пехота необходима. Зачем он потащил с собой так и осталось не ясно. Лучше б оставил охранять Перекоп, на случай повторного поражения. Какая от нас польза в большом кавалерийском сражении?

В итоге мы получили то, о чем старался не думать. Конечно, время еще имелось и мог увести основное ядро отряда, из пришедших вместе в Крым. Только остальных посекли бы неминуемо. Казалось бы, с чего мне жалеть чужаков, но вот такой я идиот на всю голову. К тому же рассудочно решил, чем больше нас, тем выше шансы отбиться. Нет, если внезапно навалятся всей ордой, долго не продержаться. Но они тоже нормальные. Зачем идти на копья, когда по степи мчится огромное количество одиночек. Хотя часть поумнее и пристала к моему полку, основная масса продолжала искать спасения вдали. В итоге преследователи пронеслись мимо, не став связываться. Было время подготовиться, хотя не особо много.

После полудня замаячили на виду первые конные сотни под многочисленными бунчуками . Долго они не стояли в ожидании. Конница пошла вперед, осыпая стрелами наши ряды. Арбалетчики ответили. Пусть они палят медленнее, но стоя за большим щитом можно спокойно брать на прицел противника. Это не со спины лошади метать. Падали наши, вылетали из седел их люди. Довольно часто болты шли на уровне груди. Если не в переднего, то в заднего. Не в человека, так в лошадь. Для нас, в любом случае, выигрыш. А когда три с половиной сотни выстрелов разом, в рядах кочевников целые просеки вырубались. Нам тоже доставалось немало, но мы старательно прикрывались щитами, а на скаку лук одной рукой не натянешь. В целом особых успехов обе стороны не достигли. К тому же мы стояли выше, создавая дополнительное неудобство.

Но это было самое начало. За спинами легковооруженных всадников уже собирались копейщики в броне. Их было меньше, однако лучшие воины. И второй вал накатился практически сразу, как только стало ясно, что просто так с позиций не сбить, а скоро стемнеет. И они пошли, с нарастающим жутким топотом, не обращая внимания на сыпящиеся потоком стрелы и арбалетные болты.

— Первая шеренга! — кричит Лис. — Пали! На колено! Вторая шеренга! Пали!

Мне не требовалось ему долго объяснять, чего добиваюсь. Настоящий профессионал. Я до этого дорос через несколько лет войны, он ухватил идею моментально. Максимальное количество пищалей на коротком фронте. Чтоб перезарядить требуется не меньше двадцати движений, занимающих в целом где-то минуту. Где окажется конница за такое время догадаться несложно. У нас было время подготовиться и добрых двести стволов. Можно было ударить в упор и после этого трясущимися руками забивать пулю в ствол, глядя, как приближается с воем враг. А так все знали, их прикрывают товарищи и пока ты стреляешь, он уже готовится снова.

Четыре залпа, последний, когда уже прекрасно видны лица конников и промахнутся в надвигающуюся толпу невозможно. Если не всадника, так лошадь свалить, создавая кучу-малу.

— Копейщики! — орет Асен.

Стоящие сразу за рогатками ратники упирают древко в землю. Вторая шеренга приготовилась бить из-за их спин. Перед лавой мангитов выросла щетина железных наконечников. Далеко не всякий кочевник готов кинуть скакуна на острия, умирать ради победы. Да и сами лошади вовсе не рвутся под удары. Они и без того погибали сотнями, мешая следующим рядам. Сбившаяся в плотный квадрат фаланга выдержала столкновение. Возможно не побежали, поскольку не было куда. А может крики командиров и необходимость стрелять через головы занимала головы, не позволяя подумать и испугаться. Первый приступ отхлынул, кочевники отступили, оставив в траве множество неподвижных тел, бьющихся на земле искалеченных лошадей. И все ж они не ушли. Более того, подоспели новые отряды.

— Не понимаю, — говорит устало Асен. — Им больше нечем заняться? Здесь медом намазано, что готовы терять сотни всадников неизвестно зачем?

Ответ отсутствует. Нам отступать было некуда. Стоит уйти с хорошей позиции и сомнут. Крайне не хватало телег, за которыми могли спрятаться, отгородившись. Хорошо еще ручей неподалеку и успели запастись водой.

А потом началось все сызнова. Под обстрелом таяли наши и их отряды, но они упорно продолжали. И правильно. Сколько не прячься за щитами, а хоть кого клюнет в ногу, руку, а то и голову. И каждый раненный — это брешь в нашем строю. Одна радость, темнеет. До ночи они тянуть не станут. И когда лавина тронулась вторично, мы почти обрадовались. Все лучше, чем стоять под бесконечным ливнем стрел.

Снова падают сотни убитых и раненых врагов, прежде чем достигли остатков полка. Но на этот раз они не отвернули. Более того, на острие атаки шли тяжеловооруженные всадники в броне. И потеряв не меньше половины по дороге они пробили своими телами рогатки, опрокинули пикинеров, почти полностью изрубив и лишь после этого завязли в толпе. Две сотни всадников, мой последний резерв, повел в бой уже понимая — на этом конец. Беспощадная рубка, когда не сдаются и не берут в плен, а упавшие с коней уже под копытами чужих лошадей продолжают друг друга резать перед смертью. Я убил троих, последний, с крашеной хной бородой, перед тем, как остаться без головы, умудрился рубануть по правой руке, чуть ниже плеча. Не помогла и кольчуга. Рассек до кости. Сабля выпала из ладони, просто не мог держать. Защищаться тоже. Кто пырнул в брюхо Околотеня даже не увидел. Ничуть бы не удивило, если кто из своих пехотинцев в запарке общей свалки. Мы рухнули вместе, едва успел машинально выдернуть ноги из стремян, но ударился о землю так, что вышибло дух.

Я услышал жалобный стон и не сразу понял, что это сам и издаю эти звуки. Впервые пришла мысль — все. На этом мое чистилище заканчивается. Пора умирать по-настоящему. Зачем все было так и не дошло, но выбор отсутствует. Если не настал последний час, то что может быть хуже? Осталось на прощанье немножко порезвиться. Я берсерк, напоминаю сам себе. Включиться получилось не сразу, уж очень мозжила рука. Но я так часто сознательно уходил в данное состояние под присмотром Ляха и под крайне неприятные пинки и вопли над ухом, чтоб сбить с настроя...

В какой-то момент как будто отключился звук и зрение стало узконаправленным. Не вперед, отнюдь. Я видел движения окружающих даже прежде, чем они их совершали. Вытащил левой рукой из петли на поясе шестопер, до сих пор являвшийся чисто символом власти и не применяемый ни разу и пошел вперед, щедро награждая колотушками всех встречных и совершенно не размышляя, уклоняясь от ответных выпадов.

Мне было без разницы, проломить голову коню, заодно разбив рожу вылетевшему из седла всаднику, влупить по колену очередному номаду или огреть по спине в халате, под визг пострадавшего вскочить на коня и погнать того прямо на очередного бронированного с головы до ног противника, вбив ему маску шлема в череп. Абсолютно не помню сколько угостил, но от меня шарахнулись с воплями про шайтана. И они стали разворачивать коней. Успел еще одного достать, метко швырнув шестопер в голову, аж шапка меховая не помогла и мозги брызнули, а затем пришла тьма.

Кашу я умял с предельной скоростью, глотая не жуя и тут появилась Смиляна, в сопровождении Мефодия. Вид у нее был осунувшийся и лицо бледное от усталости.

— Какой день после боя? — спрашиваю сразу.

— Сутки без сознания кэптэн, — говорит она, озабоченно изучая мое тело.

— Крови вытекло с тебя, — азартно, сообщил Меф, — как с быка.

Смутно помню, что он держался где-то рядом, а в последний рывок торчал за спиной, не давая приблизиться врагам, хотя я совершено в том не нуждался. Напротив, его присутствие мешало. Все время приходилось сдерживаться, чтоб не заехать по инерции товарищу. Лях все ж сделал прекрасную работу. При всем прочем голова очень холодно и рассудочно определяла кого убивать, а кто помогает.

— Новейший метод лечения — пускать кровь. Некоторые платят серьезные деньги, чтоб к ним применили.

— Так ежели кому хочется, — сказал Меф абсолютно серьезно, — пусть обращаются. Мне не трудно руду пустить.

— Три ранения, — тыкая в бок, отчего невольно охнул, сообщила лекарка. Нога тоже не случайно ноет. — Мог и помереть прямо на поле, если б Мефодий не перетянул руку шнуром и сразу не притащил к Учителю.

Подразумевался Лях. Интересно, она в курсе про его занятия магией или принимает быстрые выздоровления, как само собой разумеющееся?

— Я твой должник, — говорю сквозь зубы, когда девушка принимается отдирать присохшую повязку без особой нежности.

— Для того и служу, оберегать, — искренне сказал Меф.

Уверен, от дорогого подарка не откажется, но и просить не станет.

— А чего пан Наставник не пришел? — спрашиваю, когда начала мазать рану жгучей гадостью, чтоб отвлечься от боли.

— Вымотался, — максимально доходчиво бурчит. — Спит.

— Сколько мы потеряли? — требую.

— Треть погибших, — говорит Меф, — остальные все пораненные. Кто сильнее, кто слабее, совсем целых почитай и нет.

Приехали... Вот и собрал крепкий отряд.

Тут, обрывая неуместные мысли ввалились Асен с Унгом. Если одноглазый выглядел хоть потрепанным, но целым, то Красавчик, похоже, больше таковым именоваться не станет. Левая сторона головы у него обмотана бурой от крови тряпкой. Кто-то неплохо приложил по голове, причем не столько сверху, сколько именно лицо попортил. С ними пришел и Лис, ковыляя перемотанной у бедра ноге, при помощи посоха. Еще немного и остался бы с порезанной веной. Повезло.

— Да он совсем в порядке, — вскричал Асен, хлопая по плечу. — Жрет, как здоровый.

Я невольно взвыл от боли.

— Ох, прости.

Это ведь не только все мои друзья, но и ближайшие командиры. Асен руководил пехотой, Унг конницей, а фрязин стрелками. Но были и другие. Уже догадываясь все ж спрашиваю.

— Тогрул?

— В беспамятстве, — доложила Смиляна, вздохнув. — Может и отдаст еще душу господу.

— Атилла?

— У Престола пребывает, — уже Унг.

А меня внезапно пробило пониманием. Уж больно фраза характерная. Так не говорят истинно верующие в шесть пророков. А вот богумилы — да. Для них нормально. Никогда не интересовался религиозными взглядами, принимая за данность, но сроду не видел Красавчика перед мобедом. Ни молился, ни исповедовался ни разу за все наше знакомство. Очередной еретик, для разнообразия не пытающийся проповедовать? Уж не отсюда ли выросли его проблемы на родине? Сильно ученый, вот и стал задумываться не в ту сторону, аж до ухода в разбойники, чтоб не сесть в тюрьму. Плевать. Не буду уточнять. Захочет — расскажет. Нет — его дело.

— Хмара?

— Без кисти руки остался, его маковым соком напоили — спит.

— Идем, — поднимаюсь.

— Куда? — всполошилась лекарка. — Тебе лежать надо, а не тащиться неизвестно зачем.

— Я пока кэптэн Воронецкий и сам решаю, что мне должно, — говорю гордо, хотя не особо убедительно. Наружу идти пришлось, держась за Асена. Я самолюбивый, но не идиот и падать на глазах у всех не испытываю ни малейшего желания.

Зрелище было, конечно, еще то. С холма, заваленного трупами мы перебрались сажен на двести к ручью. Хоронить многие сотни тел, включая лошадей некому и нет желающих, как я понимаю. Хотя заметно, наших все ж унесли. Где-то зарыли, дай свет поглубже, чтоб звери не раскопали. А над прочими огромная стая воронья. На такой погоде скоро вонять станут. Надо бы убраться куда.

Все вокруг было заполнено лежащими, сидящими, спящими, стонущими ранеными. Иногда явных покойников оттаскивали в сторону, освобождая место. Но в целом, не жуть. Могло быть гораздо хуже. Собрать, подлечить, накормить, напоить, поставить тенты на копьях для тени лежащим, даже вырыть ровик для облегчения и мусора, притащить наиболее ценное трофейное добро — все это требовало определенного уровня управления. То, что обошлись без меня — хорошо. Не ошибся и назначил правильно. С другой стороны, справились без указаний, а зачем тогда я нужен? Ну это так... Брюзжание.

Иду, отвечая на приветствия соображающих и спрашиваю о нуждах. Ничего особенного люди не просят. Все поставлено на совесть. Кто уже умер, тому не повезло. Остальные сыты, напоены и могут рассчитывать на помощь. Жаль, что всего двое лекарей на полк, но у других и такое не часто встречается. Насколько я знаю, куманские шаманы не балуют простых воинов бесплатной медициной. Как и везде лучшие служат бекам и хану, но их по пальцам посчитать. Серьезная магия вещь штучная и остальные обходятся дикарскими рецептами из пойманной в полночь гадюки с добавлением крови девственницы, настоянной на утренней росе. Честное слово не вру!

— Кажется кто-то важный едет, — глядя в степь, сообщил Мефодий. — О, трехбунчужный. Сам калга Шахин.

На пять имел право лишь сам хан. Три — его наследник. Почему четыре не бывает так и не узнал. Никто не в курсе. Видимо что-то исключительно древнее и сакральное. Чингиз ходил под девятью хвостами и это считается счастливым числом.

— Барана найдите, — отдаю распоряжение. — Не гоже гостя дорогого не угостить.

В наличии какого-то количества овец не сомневался. Здесь уже чужие кочевья и кое-что досталось во время похода. Другое дело не рассчитывал на живых. Всю скотину должны были побить стрелами. Оказалось, ничего подобного. Моментально притащили от ручья жалобно блеющего. Среди наших хватало специалистов и без Тогрула. У нас в отряде если не каждый, так через одного пас табуны с отарами. Завалили животное на спину и вспороли живот. В нутро еще живого барана засунули руку и пережали сердце, останавливая. Кровь почти не проливается при этом, но зрелище неприятное без привычки.

— Рад видеть тебя живым, Рад, — скаламбурил на словенском калга, соскакивая с коня и дружески обнимая.

Я пробурчал нечто крайне уважительное в адрес гостя, показывая попутно на палатку и несчастного барана. С него уже сноровисто сдирали кожу, причем выбрасывается при разделке одно полупереваренное содержимое желудка. Все остальное, включая потроха, голову, кости — мясо, считается съедобным и идет в пищу. Конечно, на застолье важно не подать почетному визитеру неправильный кусок, тут недолго и до жуткой обиды, но я уже ученый и выучил с чего и кого начинать застолье.

— Увы, выпить ничего предложит не могу, — завершаю заковыристую речь. — Даже кумыса нет.

А вино Лях отдал раненым. Да и было его не особо много.

— Извини, — отвечает калга, разводя руками. — Специально завернул с поздравлениями, но нужно мчаться дальше. Война не закончена, а брат доверил самостоятельное командование авангардом.

Последнее явно с гордостью прозвучало. В его возрасте немалое доверие. Даже происхождение и титул не играют роли, когда тумен под твоей рукой. В таких случаях рядом торчит опытный вояка, отдающий распоряжение. И лучше с ним не спорить, моментально доложит хану. А здесь явно позволили вести войска лично.

— Поздравить с чем? — спрашиваю тупо.

— Ты справился даже лучше, чем мы ожидали, когда пустили слух, что охраняешь казну.

Взгляд Асена был достаточно выразителен. Его б воля, он бы сейчас Шахину глотку перерезал. Я отнесся к неожиданному откровению спокойно. Война есть война и при необходимости ты жертвуешь малым, чтоб получишь больше. Пока они о нас долбились, теряя воинов, хан ударил в спину и вырезал немалое количество врагов. Проклинать за это? С какой стати. Умелый полководец, иного слова не подобрать. Но предупредить хотя б меня он должен был. Не стал бы ставить в известность всех и каждого о хитрости, но имел бы возможность лучше подготовиться к обороне. Неприятно сознавать, что тобой сознательно пожертвовали.

— Ваша доблесть будет вознаграждена, — продолжал между тем калга. — каждому выжившему два динара, младшему уряднику — пять, старшему — двадцать и тебе — триста!

А вот это уже понравилось всем слушателям гораздо больше.

— Мы умеем ценить верность и доблесть!

Опять приходится благодарить и кланяться. Деньги, конечно, хорошие. Однако неприятно все это и бессмысленно. Мой полк умер и возрождать его абсолютно не хочется. Да и сидеть в Крыму теперь тоже. Говорить об этом прежде срока не собираюсь.

— А бей Байяр погиб со своими людьми в бою, — произнес Шахин уже без всяких сомнений с намеком.

Тебя не оставили, а его скормили псам. Правда есть между нами разница и немалая. Я честно служил и не собирался убивать Татара. Однако и не бей, а обычный наемник.

— Очень жаль, — говорю для всех громко. — Нам будет крайне не хватать его мудрого совета.

Пусть понимают, как угодно.

Мы еще поупражнялись в вежливости некоторое время, но он так и не остался на пир до небес. Наверное, правильно сделал. Помимо барана предложить нечего, а с весельем у меня нынче не особо.

— Джан делла Вольпе, — окликаю, когда калга со свитой отбыл и остались одни урядники.

— А? — в некоторой растерянности отзывается Лис.

Похоже отвык от собственного имени. Никто его правильно не называл последние месяцы, включая фряжских латников. Их почему-то крайне веселило коверканье имени.

— Ты и твои люди выполнили свой долг с честью. Можете считать себя свободными. Ступай, расскажи остальным. И да, как только хан деньги даст, честно расплачусь с ними.

Он кивнул и ушел. Не знаю, сколько их уцелело, но вряд ли много. Когда вторая атака опрокинула пикинеров удар пришелся по бывшим пленным, в первую очередь. Вряд ли многие выжили, разве стрелки.

— Я собираюсь вернуться домой, — сказал для Асена с Унгом, с трудом доковыляв до шатра.

Мефодия оставил снаружи на страже, пусть отгоняет излишне любопытных. Да и ему прежде срока лишнего знать не нужно. Не от злобы, а по глупости или по пьянке распустит язык и всем нам светит участь бека Байяра. Только без особых хитростей. Порубят в момент, если не по душе придется Татару идея.

— Таскать для крымского хана мясо голыми руками из огня нет ни малейшего желания. Все равно останусь чужим для него и куманов в целом. Водить ратников на убой, ради чего? Вы слышали, что сказал Шахин. Победа не окончательная. Мангиты не разгромлены. В самом лучшем случае уйдут за Волгу, но угроза останется. Считаю — это лучший из возможных вариантов. Пусть дерутся и дальше. Если останется кто-то один, неминуемо ударят по словенским землям. А так им найдется чем заняться.

Они молча слушали, не перебивая. И дело не в привычке повиноваться. В обычное время Унг не менее говорлив, чем прежде, а Асен с глаза на глаз не стесняется высказать отличное от моего мнение. Уж как он не хотел в старшие урядники, командовать пехотой! А вдруг не справлюсь, я ж воин, а не сотник. Можно подумать я когда-то командовал полком, сказал ему. Против такого аргумента не попрешь.

— Вряд ли Заславскому есть дело до старых указов Корчевских. Никому уже я не сдался, а вот пара сотен бойцов могут быть хорошим аргументом для принятия на службу. Вы — другое дело. Я понимаю, идти особо некуда, потому и не тащу с собой. В любой момент вольны остаться. В Белгороде, Тернополе или где угодно.

— Зачем? — спросил Асен. — Ты ж знаешь, нынче в Словении ничего хорошего не ждет.

Это — да. Помимо Кира, исправно поставляющего последние сведения, хан тоже делился доходящими до него известиями. Да и море не пустынное, корабли ходят. Мы достаточно знали о происходящем. Охотников занять освободившийся трон насчитывалось аж четырнадцать! И все они собирали войска. Гражданская война еще не началась, но к ней страна неслась бешеными темпами. Уже резали по городам чужих сторонников и отказывались платить налоги повсеместно. Хуже всего, начиналось то, что с огромным трудом было некогда задавлено отцом помершего государя — Мстиславом. Страна снова клонилась к расколу на север-юг и запад-восток, как уже случалось неоднократно.

Как умно сообщил не так давно Унг, после чтения очередной депеши, всегда было три отдельных района, удерживаемых под одним управлением силой. Дунайский, вислинский и днепровский. Все, конечно, сложнее, поскольку есть Западная Двина и бывшие русские княжества на востоке, а также вольный Новгород, выпавшие из Словении, хотя там нам родичи живут и никто по этому поводу не возражает. Просто при Золотой Орде они были улусом, а после продолжают прикрываться от Словении и Литвы куманскими туменами. Если б не смерть государя могли б и примучать. А теперь они как бы имеют возможность влиять на общий расклад, а то и своего посадить на трон.

В целом, имеем противостояние в обычном для словен стиле, случающееся чуть не через каждое поколение: Польша и Пруссия против Болгарии и Венгрии. Моравии сейчас не до свар, ей придется отбиваться от германцев самостоятельно. Впрочем, и остальные, ромеи, арманьяры, литовцы, даже кочевники с юга, своего не упустят. Пришлют армию чего отхапать, причем, наверняка, по просьбе одного из кандидатов. И победит тот, на чью сторону встанет Орден. По крайней мере так было уже дважды. А вот вмешиваться они обычно не спешили. И потому что основные владения находились на окраинах державы, как дополнительная защита и занимались все больше соседями, так и из-за нежелания попасть впросак и поддержать неудачника.

— Хороша аль плоха, но Словения моя земля. И, — невольно усмехаюсь, — время настало, когда можно легко сгинуть или в боляре проскочить.

Асен молча покачал головой. А вот Красавчик нисколько не удивился.

— Тогда нужно идти к Щепиным, — быстро сказал. — Север сильнее, поляки победят. Да и право выше.

Ну это крайне сомнительное утверждение. Ярополк Щепин вел род от дочери скончавшегося государя. Наследование стола никогда прежде не передавалось по женской линии. В отличии от него, Владислав Заславский происходил из ветви, где потомки брата деда Брячеслава. Но разве причина в том, у кого кровь правильней?

— О! В этом и проблема. Раз все так думают, зачем им сомнительный чужак? Моя земля все ж в Олтении.

— У тебя нет земли, — возразил справедливо Унг. Два года прошли. Бася настоящая хозяйка. — Она принадлежит сестре по духовной.

— Вся наша ветвь из тех мест. И смотреть станут на род, сами знаете. Тем не менее, причина не в этом. Я понимаю и даже не осуждаю желание преуспеть. Сам такой. Но есть граница, которую не переступлю. Не стану раздавать отчую землю врагам ради сиюминутного успеха. Ярополк из-за трона отдаст земли за Дунаем ромеям.

— Твой ручной евнух прислал новые вести? — удивился Красавчик.

Мимо него такое пройти не могло.

— Все то же. Нападение состоится. Войско уже собирается. И это настолько не тайна, что бабы болтают на базарах Византия. Они пойдут на Варну для начала.

И здесь имеется хорошая почва для налаживания контактов с Орденом. Им уступать иноверцам хуже горькой редьки. На этом и можно сыграть, благо старый знакомый Ясек Стадницкий сидит в качестве главного в монастыре-страже Разград. Фактически мощная крепость. Не может не оценить помощь, когда начнется вторжение.

— Вот тогда я и рассчитываю пригодиться. И со своими не придется биться, и польза немалая.