| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Федорович тем временем поудобнее устроился в мягком, глубоком кресле, сделанном попаданцу по его указаниям.
— От знатное у тебя... и не знаю, как назвать. Троном неудобно, мы, вроде, не короли или господари... но сидеть очень удобно.
— Креслом в моём мире это называлось. Считай, что оно твоё, обзаведёшься домом в Азове или Чигирине — заберёшь с собой. Да, собственно, тебе его сегодня вечером принесут.
— Азове или Чигирине?.. — атаман привычно полез в карман, потом, видимо, вспомнив, что бросил курить, поморщился, но к удивлению Аркадия достал таки из него кисет. Неспешно распустил завязку и вынул из кисета нечто странное, нанизанные на веревочку пластинки.
— Да, хватит тебе на отшибе, в Темрюке сидеть. Эээ... а что это ты из кармана достал? — не выдержав, полюбопытствовал попаданец.
— Как что? Чётки, ты ведь сам советовал обзавестись, вот из Свято-Печерского монастыря, там освящённые, мне их и привезли. Оно, конечно, трубке плохая замена, но с молитвой Господу нашему, ты был прав, помогает. Что касается Чигирина... ты уверен, что Хмель мне обрадуется? Я ведь тоже кошевым на Сечи был, да не из последних, смею думать, меня и сейчас там многие помнят. А Богдан... кх-кх... понимаешь ли... дорвавшись до власти, никаких соперников рядом не потерпит.
Подивившись виду чёток — не доводилось ему ничего подобного раньше видеть — Аркадий благоразумно решил сосредоточиться на том, ради чего собеседника в гости приглашал.
— А ты что, всерьёз хочешь с ним за место кошевого атамана побороться?
Тарас коротко, но пристально глянул на хозяина дома, хотя глаза у него с возрастом несколько выцвели, взгляд получился твёрдым и острым. Будто что-то пробуя, кинжалом легко ткнул.
— Нет, не буду. Стар я уже с таким молодцем бороться. Положим, его-то я одолеть мог бы и в ныне, но держать в узде сечевиков... нет, сил не хватит.
— Вот и я думаю, что Хмель человек умный, если с ним поговорить, то поверит, что не будешь ты с ним за булаву драться. Особенно если на тебя посмотрит. Ох, в наше время такие, как ты... тебя там старым бы назвать никто не посмел.
— Как любил говорить один мой друг, царство ему небесное, "За морем телушка полушка, да рупь перевоз". Да... не отказался я посмотреть бы хоть одним глазком на тот мир... не отказался... кх-кх... да не суждено. Зачем я тебе в Азове или Чигирине нужен?
— Новости из Турции и Баварии слыхал?
Трясило поудобнее откинулся на мягкую высокую спинку, автоматически перебирая в руке, непривычного для Аркадия вида чётки. Это дало ему благовидный предлог для обдумывания. Однако, видимо, не придя ни к какому решению, Федорович кивнул.
— Да, слыхал. Только пока не вижу, причём здесь могу быть я?
— Потому, что не вглядывался и ещё не вдумывался. Ну, то, что победа Гирея сулит нам особые неприятности, это и объяснять никому не надо. Ясно, что как только он там Ахмеда додавит, пойдёт родину предков, Крым отвоёвывать.
— Не так легко ему это сделать будет, раньше чем года через четыре, а то и пять, ему на север не двинуться. А потом, конечно, да, пойдёт со всеми силами, которые сможет собрать. Но?..
— Тем временем герцог Саксен-Веймарский вдрызг расколошматил...
— Чого-чого?
— Разбил вдребезги армию герцога Баварского Максимилиана. Хоть тот имел солдат побольше, но после тяжёлого, на весь день сражения, протестанты католиков одолели. Да и сам Максимилиан на том поле остался, порубили его вместе с охраной рейтары Бернгарда. Считай, что католической лиги уже нет, Баварский герцог был её душой. Шведы в Богемии один город за другим берут. Дошёл до нас слух, что саксонцы опять на сторону шведов переметнуться решили. Наверное, и другие крысы с корабля скоро побегут. Императору не позавидуешь.
— Особенно, если про Ракоци вспомнить. Думаю, как ты его ни уговаривай, а ещё в этом году пойдёт отвоёвывать у цесарцев захваченные ими куски Венгрии.
— Да, я тоже так думаю. Мы и не будем влазить в эти разборки. Раз нам от цесаря (императора) толку нет, защищать его не будем. Только вот большая война, наверное, в Европе скоро закончится. Сильные державы начнут поглядывать, у кого бы и что можно отобрать.
— И?..
— Проливы. Пока османы были в силе, их как огня боялись. Но стоит льву ослабеть, на него и шакалы напасть могут. Турки ныне слабы, как никогда. Если мы их ещё раз побьём, проливы могут захватить французы или голландцы. Нам это нужно?
— Господи оборони!
— На господа надейся, а сам не плошай! С большим флотом придётся драться. Может и не с одним. Как корабли их топить я подскажу, только командовать кому-то нашими кораблями нужно будет. Лучше тебя это никто сделать не сможет. Да что там лучше, даже и половины твоего опыта ни у кого нет. Так что ты уж пожалуйста себя береги, твоё здоровье теперь великая ценность для казацкого войска и всего народа русского. Наказной атаман по флоту Богдану совсем не помешает, наоборот, даст возможность важными делами на суше заниматься. Их у гетмана очень много.
Услышав эти слова, старый пират приподнял удивлённо бровь, улыбнулся, покрутил головой и потянулся к столу. Но взять кувшин с глубокой посадки в кресле ему не удалось, пришлось выдвигаться и пересаживаться на край.
— От добре здесь сидеть, але вставаты тяжко, — Тарас налил-таки себе напитка, неторопливыми глотками выпил. Поставил кружку на место, не спеша умостился в кресле. Аркадий с нетерпением ждал ответа, но торопить собеседника не решался.
— У Сулимы, добрый атаман був... кх-кх... — Федорович взял ещё одну паузу. — Так, Сулиме побыты шведов на море не вдалося. У французив чи голландцив, корабли, наверное, не хуже?
— Лучше, причём заметно лучше.
— И як же мы их быты будемо?
— Оружие я сделаю. Да такое, какого ни у кого нет и нескоро появится. Только воюет не оружие. Воюют люди. Умелые и храбрые.
— Это ты точно говоришь, у турок всегда оружье лучше было, а мы их били.
— И ещё побьём. Но против западноевропейского флота, не знаю чьего, скорее всего именно французского или голландского, нужны не только храбрецы, трусов среди казаков не водится, а мудрый, опытный флотоводец. Подобного тебе у нас нет. Значит, что хочешь делай — молись о здравии Господу, продай душу дьяволу, но до этой битвы доживи. И начинай воспитывать себе помощников, чтоб было кому тебя сменить.
В комнате воцарилась тишина, прерываемая только стуком костяных пластинок, машинально перебираемых атаманом. Аркадий ждал ответа, а Трясило думал. У попаданца пересохло в горле, и он уже налил себе душистого, настоянного на травах напитка, когда, наконец, Федорович поднял глаза, взгляд у него был на этот раз ошарашенный.
— Однако круто берёшь. Продай душу дьяволу... а если не доживу? Ведь всё в руках господа, а я стар и немочен.
— Ну... тогда с тебя черти в аду спросят. Грехов, думается, у тебя и на пятерых для низвержения туда, наберётся. А если сможешь защитить свою землю от ворога, отбросишь его прочь, то, авось, все грехи с тебя и спишутся. Я, конечно, не святой монах, с ангелами беседующий, — Аркадий произнёс это совершенно без намёка на юмор. Да и собеседника его на улыбку не тянуло, когда он продолжил. — Но защита людей от иноземцев и иноверцев — как мне кажется — святое дело.
После непродолжительного молчания Тарас вздохнул и махнул рукой.
— Чтоб тебя!.. Даже умереть, когда полагается, нельзя. Чёрт меня дёрнул с тобой, колдуном связаться!
— Ну, думается, чёрт тебя дёрнул, когда подталкивал в казаки идти. А сейчас наоборот, — Аркадий позволил себе улыбнуться. — Тебя с моей помощью ангелы Господни из Геенны адской вытащить пытаются.
— Не вижу я что-то ангелов поблизости. Лучше расскажи, каким оружием собираешься одолеть вражеские галеоны.
Аркадий с удовольствие рассказал о шестовых минах. Некоторое их количество можно было наделать и при помощи капсюлей извлечённых из оставшихся у него патронов. Но удачное продвижение к получению гремучих серебра и ртути делало разорение патронов ненужным. Да и сооружать мину с одним взрывателем было глупо — вдруг не сработает, лучше подстраховаться. Флоты же у западноевропейских стран большие, кровопускание агрессору необходимо устраивать как можно более капитальное, чтоб больше и мысли не возникало лезть на Вольную Русь.
Чайки и струги для подобных смертоносных атак, желательно ночных, подходили идеально, как и ходившие в них в походы безбашенные храбрецы. Трясило согласился, что поначалу удастся много кораблей потопить, но выразил сомнение, что потом струги будут подпускать вплотную.
— Потом — суп с котом! Нам бы только день простоять, да ночь продержаться. Если всё по задуманному пройдёт, новое оружие придумаем. Меня вот тревожит, куда потом, когда поляков и турок одолеем, всех наших оторвиголов девать? Они ведь мирно жить сами не будут, и другим не дадут!
— Кх-кх... это ты точно подметил. И что, на это у тебя придумка тоже есть?
— Придумка... сильно сказано. Мысль одна пришла, вот послушай...
Просидели вдвоём Аркадий и Тарас до темноты, как раз до ужина. На который и вышли по зову хозяйки. Федорович и здесь проявил галантность свойственную урождённым шляхтичам. После ужина выходя на улицу в сопровождении двух дюжих охранников тащивших подаренное ему кресло, он обратился к женщине.
— Пани Мария, кх-кх... благодарю за прекрасное угощение и удовольствие общения! Вижу, как повезло Аркадию. Но и Вы его берегите, муж Вам достался очень непростой и очень нужный всему казацкому войску.
3 глава
Человек предполагает, бог — располагает.
Польша, июнь 1639 года от Р. Х.
Не в силах и дальше глотать проклятую дорожную пыль, Владислав махнул рукой, приглашая личную гусарскую хоругвь последовать за собой, направился к ближайшему пологому холму невдалеке. Огромное по европейским меркам войско с сопровождавшим его обозом, растянулось... бог его знает, как сильно. Чуть ли не от Варшавы до Люблина, с многочисленными просветами между обозами отдельных частей и магнатов, конечно. Вот обоза такого эти места не знали никогда, это точно. Отказывать себе в привычных удобствах шляхтичи, не говоря уже о магнатах, не собирались.
Владислав, не слезая с седла, поднялся на вершину, с наслаждением продышался и, гордо уперев руку в бок, полюбовался на нескончаемую череду всадников, пехотинцев, но прежде всего телег, возов и карет в разнообразнейших видах упряжи. От заморенной хлопской кобылы до шестёрки огромных фламандских жеребцов или здоровенных валашских волов. В такие моменты ему хотелось петь и прыгать, как ребёнку. Цель жизни казалась близкой, все возможные препятствия — легко преодолимыми. Мечта прославиться в веках великой победой и получить реальную власть вот-вот могла осуществиться. Был он человеком честолюбивым и неглупым, не без основания считавшим, что мог бы быть хорошим королём. Правда, не хватало ему решительности и настойчивости в достижении своей цели, готовности горы свернуть, но добиться желаемого. Из-за чего все планы и задумки рассыпались на стадии осуществления.
Пожалуй, как никто другой из польских королей, он ощущал собственное бессилие, униженное состояние человека, превозносимого на словах и презираемого на деле. Причём скрывать своё презрение гордые владетели огромных поместий, государств в государстве, и не собирались. Все его попытки собрать большую армию, укрепить государство, прекратить своеволие и анархию в Речи Посполитой не привели ни к чему. Шляхта пристально следила за каждым его шагом, им реально правящий, а не всего лишь царствующий государь нужен не был. Владислав то и дело получал обидные щелчки. Как от сейма, выражавшего волю всего благородного сословия, так и от отдельных магнатов.
Случившееся в прошлом году он расценил как счастливый шанс для исполнения своих желаний. Страшная беда, накрывшая Польшу, давала парадоксальный шанс для её спасения. Получить под своё начало большое войско, разбить грозного врага, а там и порядки в государстве можно попробовать поменять...
Войско собралось. Ну... почти собралось. Шляхтичи и целые шляхетские отряды продолжали прибывать, однако ждать прихода всех король не стал, отдал приказ о выдвижении к Люблину.
"Так и до зимы можно в Варшаве просидеть. А как мудро заметил Публий Сир, "Bis dat, qui cito dat*". Шляхтичи ведь уже не только прибывают, но и убывают. Кто по болезни, а кто и проев-пропив прихваченные из дому припасы. Да и животами мается всё больше людей. Пусть войско и до половины того, о чём зимой мечталось, не дотягивает, ждать больше нельзя. Дева небесная, святая покровительница, вразуми, вдохнови подданных на ратные подвиги, помоги правильно обустроить государство!"
Король невольно глянул вверх, где должны были обитать господь со свитой. Не ожидая их увидеть, конечно, но в надежде заметить какой-нибудь знак, символ того, что ТАМ не только знают о происходящем, в этом он не сомневался ни секунды, но и готовы способствовать его победе. Одолению тёмных орд с востока силами европейской, единственно истинной цивилизации и окончательному, бесповоротному утверждению её ценностей. Сначала на востоке Речи Посполитой, а потом и дальше. Однако небесные силы в дела земные вмешиваться не спешили. Наверху можно было заметить только многочисленных падальщиков, сопровождавших армию. Считать увеличение числа коршунов и воронов знаком небес не приходилось, эти птицы были скорее ближе антагонистам ангелов. После нашествия вражеских орд прошлого года не только в благородном сословии, но и среди простых людей, даже среди хлопов и челядинцев, возникло сильное стремление разбить лютых врагов, уничтожить их, загнать остатки в самые дальние азиатские степи. Поэтому Владислав делал расчёт на всеобщее воодушевление и желание встать на защиту Ойчизны.
"В Польше у меня семь с половиной миллионов подданных. Где-то десятая часть — шляхтичи. Пусть половина из них женщины, им не место на поле боя, но, значит, треть от другой половины — мужчины в самом, что, ни на есть возрасте бойца. На самом деле не треть, скорее половина, но даже треть — более ста тысяч воинов. Ибо, слава Богу, благородные люди все как один умеют сидеть на коне и владеть оружием. Выйди они на врага, конно и оружно, да выведи с собой, как полагается, по несколько вооружённых челядинцев или наёмников, получится непобедимая армия, способная легко смести любого врага, на востоке или западе, юге или севере. Все соседи должны были бы сложить оружие и подчиниться польскому королю. Мне. Да вот беда, именно меня эти самые подданные ненавидят и боятся больше самых страшных врагов".
Действительно, дружно поддержав осенью короля в желании собрать большую, как никогда, армию для отпора диким ордам, разорившим чуть ли не полстраны, уже зимой многие начали вслух сомневаться в разумности подобного шага. Будто забыв, что огромные вражеские армии в следующем году опять могут вторгнуться в страну, польские шляхтичи волновались по поводу незыблемости своих привилегий. На очередных сеймиках зимой то там, то тут звучало "Не позволям!"
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
