зона магического мира

Чуть ехидный, насмешливый смешок.

Вновь туманная дымка и собственное сознание, стремительно несущееся сквозь неё. Мелькают люди и лица, мелькают чужие тела, связанные сотнями белых нитей с этим миром. Сотнями, тысячами, десятками... а вот эта душа связана с миром лишь одной нитью — любовью матери.

Роскошная, заваленная игрушками детская комната. Небольшая, увитая шёлком кроватка — такую делают для новорожденных. Молодая мать, с обезумевшим взором прижимающая к себе дитя — рахитичное, больное, с усталым сморщенным личиком, с полными гноем глазами, оно захлёбывается плачем. Пожилой маг в золотой мантии, стоящий рядом.

— Архимаг из столицы скоро будет. Не волнуйтесь, мы спасём вашего сына, чего бы это не стоило.

Резкий рывок вперёд — и узкая полупрозрачная кисть, прижавшаяся к сердцу малыша, обрывая единственную нить, соединяющую его с этим миром, ребёнка — с матерью. Тонкая, юная душа, вырывающаяся из-под пальцев. Душа с ясными, чистыми глазами, в которых стоят слёзы. Наклонившись, она целует ту, что дала столь недолгую жизнь — и растворяется в свете.

— Вот так, не выслушав даже? — Усталый равнодушный голос, в котором проскальзывают нотки удивления.

— В нашем роду никогда не рождалось уродов. — Спокойный, чуть насмешливый голос. — Такие вообще не должны рождаться.

— Ты жестока, девочка.

— Это хорошо или плохо?

— Это необычно для простой смертной. Насколько я понимаю, ты нашла мой храм, потому что считала его характеристики благодаря маячку, навешенному на Ладара Рикса во время его последнего посещения? Можешь не отвечать. Интереснее другое — сейчас ты пришла сюда, беспокоясь о нём же? Но таково ли твоё подспудное желание? Ты уверена в этом? Подумай хорошо, прежде чем ответить. Я могу направить тебя к нему, если ты захочешь. Или — дать тебе новую силу, силу Смерти. Любой, прошедший испытание в моём Храме, вправе ступить на потусторонние тропы.

— Я... Я волнуюсь за Рикса.

— Насколько сильно. Поможет ли твоему решению вот эта картинка?

Взмах рукой — и из темноты выступила лесная дорога, по которой на каком-то уродливом скакуне ехал Ладар... А прямо перед ним ехала рыженькая худая девушка, о чём-то оживлённо болтающая с парнем. Несколько секунд девушка пристально смотрела на весёлую парочку, кусая губы. Девчушка, словно почуяв взгляд, подняла глаза, уставившись точно на соглядатаев, улыбнулась — и её ладошка, словно невзначай, легла на пояс Ладара.

Марго резко отшатнулась от изображения, развернувшись к фигуре с горящим из-под капюшона ядовито-зеленым светом.

— Я согласна получить могущество Смерти. Ну, после того, как пройду последнее испытание. Их ведь должно быть три, верно?

Лёгко движение руки — и экран гаснет за спиной Марго, убирая лес, дорогу, странную парочку — и вылетевшее из кустов хищное тело.

— Это и было третье испытание. И ты его прошла.

Дзега что-то почувствовала и положила руку на пояс Ладара за секунду до того, как это случилось. Огромное змеиное тело вылетело из зелёной поросли — хищное, мощное, толщиной с хорошую бочку, с широко раскрытой пастью, в которой свободно мог поместиться всадник вместе с лошадью.

Девушка как-то яростно и обречённо вскрикнула — и бессильно обвисла на руках Аарха. Тот ни секунды не раздумывал. В подобном бою любое, даже мельчайшее промедление ведёт к мгновенной гибели.

— Бой! — Потерявшее сознание Дзеги окутывается его коконом небытия, сильным толчком улетая в противоположную от атакующей твари сторону. Прыжок прямо со спины шурша, навстречу оскаленной пасти, и его клинки, застоявшиеся без дела, радостно и яростно поют песнь смерти. Сталь скользит по чешуе, на ладонь разминувшись с выпученным глазом с вертикальным зрачком, сильный удар отшвыривает Ладара в сторону, падение на землю заставляет сознание поплыть, во рту становится солёно и горько, а огромные челюсти смыкаются на промедлившем Кирке, давшем хозяину время на такой красивый, но увы, неудавшийся прыжок — и заплатившем за это собственной жизнью.

Короткий, жалобный вскрик шурша, кровь, брызнувшая во все стороны — и злое шипение разозлённого змея. Уже сминаемый мощными клыками, тот извернулся, полоснув своей трёхпалой лапой по морде рептилии — и теперь её правый глаз заливается кровью из кровоточащих царапин. Увы, только царапин — чешуя твари даже вокруг глаз подобна броне. Прыжок вправо, туда, где тварь ничего не видит, подскок — и резкий удар в залитый кровью глаз. Стигис скользит по ядовитой крови, изворачивается — и до половины погружается в побагровевшее веко. Дикий свист — и треск ломаемых деревьев. Гигантское тело свивается в глубок, отбрасывая человека, всё плывёт, лицо в крови, видно, разодрано о чешую, ноги подкашиваются, руки дрожат, но где-то сзади плачет перепуганная девчонка, решившая довериться обычному человеку, и нужно встать, пусть в глазах и темно... Змей перед ним как на ладони, он виден весь, ещё пара мгновений — и его ярость обрушится на поляну, превратив на ней всё в перемолотое месиво.

В глазах темно, сердце колотится, грозя выскочить из клетки рёбер. Резким рывком остановить предающее, испуганное тело, нырнуть поглубже — на самое дно небытия, увидеть ровные, спокойные, равнодушные уровни пространства — и странную тень, ломающую чужие построения. Впервые Аарх увидел, как можно искажать саму структуру Вселенной. Но думать об этом не было времени — нащупав ближайшие вектора, он ударил всей их силой — туда, где должно было быть, не могло не быть извивающегося тела, надеясь успеть — хоть в этот раз успеть ударить первым.

Вектора дёргались, словно взбесившись, ускользали, норовя вырваться из рук — тонкие ладошки Илис внезапно опустились на руки Ладара, и Сила, ставшая покорной, ударила быстро и точно — прямо в серую тень, сминающую ткани небытия.

Резко, рывком запустить собственное сердце, шагнуть вперёд, поднимая непослушными, отяжелевшими руками неподъемные клинки — и увидеть огромную, шириной в два копейных выпада просеку, уходящую к горизонту. Торопливо сформировав магические скрепы, Аарх пережал раны, остановив кровь, наполнил энергией тело — и, подняв мечи, застыл в ожидании врага. Но тут на его плечо легла тонкая ладошка.

— Он не вернётся. Сейчас — не вернётся. Ты напугал его достаточно. Этот змей не из тех, кто ищет достойных противников. Потрёпанный, он затаится — и будет действовать по-другому.

— Эта тварь... она пожирала пространство! Что это такое?

Смущённый, чуть виноватый взгляд.

— Если я скажу, что это одна из аватар вашего Единого, ты будешь сильно ругаться?

Дорога тянулась бесконечной лентой, подобно змее, пожирающей пространство. Дзега шла, укутанная в кокон небытия, периодически бросая настороженные взгляды на идущего рядом парня. Тот шёл, чисто механически переставляя ноги, весь во власти переживаний. Что его больше потрясло? Гибель шурша, к которому он успел привязаться, останки которого аккуратно сложил в яму посреди развороченной мостовой и завалив обломками дерева? Или всё-таки представление о боге, оказавшимся вдруг не таким уж белым и пушистым?

Поколебавшись, она начала говорить: в любом случае, следовало отвлечь — или прояснить ситуацию.

— Понимаешь, вы поклоняетесь не Творцу. Ему вообще молитвы и земные поклоны не нужны. Если бы люди решили славить именно Творца, то вместо храмов и церквей вы открывали, уж прости за обыденность, ремесленные школы... Ну, университеты или академии изящных искусств, это в меру своей оторванности от реальной жизни. И святыми у вас бы были лучшие ремесленники, создающие подлинные произведения искусства, учёные, художники, наконец. Но никак не те, для кого знание — это враг, а творчество и познание нового — греховное, предосудительное занятие.

Ладар оторвался от созерцания дороги под ногами и вяло спросил:

— А почему ты думаешь, что у нас в монастырях монахи не занимаются познанием нового? Ну, и творчеством?

Дзега хмыкнула, прикрывая рот ладошкой.

— Ты так наивен? Да если бы монахи, ну хоть один из десяти, хоть иногда, по часу в день, занимались собственным развитием, а остальные просто этому бы не мешали — вы бы не жили так, как сейчас живёте. Ну, а если бы они ещё и занимались духовным совершенством, войн не было бы в принципе. Десять — двадцать поколений, нацеленных на творчество, и мир преображается. Причём, как правило, навсегда. Рецидивы, конечно, случаются, но уже не на таком дикарском уровне. Понимаешь, творчество меняет людей — они перестают быть животными. Ими уже не управляют инстинкты, вернее, они не становятся превалирующими в поведенческих мотивах. Они перестают быть эгоистами хотя бы в той мере, чтобы понять ответственность перед обществом — вещь, которая у вас случается крайне редко и, как правило, быстро проходит, оставляя после себя горечь обманутых надежд и ощущение, что тебя предали.

— Ладно, а кому мы тогда молимся?

— Ну... Видишь ли, в любом мире, где есть хотя бы животный мир, возникают особые сущности, питающиеся их энергией. Вначале это просто паразиты, безмозглые и ни на что не способные. Но если животные приобретают разум... о, тут есть два пути. Паразиты могут эволюционировать — а могут сливаться с человеческим сознанием, совершенствуясь. Если есть возможность сливаться со многими сознаниями одновременно — это значительно ускоряет рост эволюции этих сущностей. На начальном этапе это стоит делать во сне, однако лучше всего, когда человек бодрствует, хотя разум его чист. Во время молитвенного экстаза или просто во время определённых религиозных обрядов. Со временем эти сущности приобретают разум и собственную силу. Собственно, чем больше существ они контролируют, тем лучше. После этого каждый развивается индивидуально: одни меняют тела от аватара к аватару, живя среди людей и совершая то, что принято называть чудесами, другие предпочитают править издали, через жрецов, лишь иногда показываясь избранным, готовым принять за реальность причуды сознания. В любом случае, являться во плоти — непозволительная роскошь, на это тратится бездна энергии. К тому же можно застрять в раз созданном теле, если что-то пойдёт не так.

— Умнее всего поступил Единый. Хотя... всё началось с того, что он не был Единым. Хотя и был одним их первых, тех, кто появился на заре сотворения мира, вложив свою ноту в изначальную музыку, и мог с некоторым основанием называть себя Творцом... Хотя подлинный Создатель давно ушёл строить иные миры, но тех, кто помогал ему, он не забыл, наделив помощников частью своей силы. Крохотной по его меркам, но огромной по меркам отдельного мира частью Творца. Их было двое — мужчина и женщина, и сила, подаренная им, заставляла их упиваться своей мощью. Полученная власть пьянила, но первое время они помнили о поручении Творца — следить, чтобы рождающиеся вновь и вновь молодые боги не становились паразитами.

— А чем отличаются боги от ментальных паразитов? И почему на заре времён их было много?

Дзега вздохнула.

— Имей терпение, слушай внимательно и всё станет понятно. Богам, как и обычным паразитам, нужна энергия Творца, сконденсированная в разумных, а потому особенно ёмких, существах. Только паразиты крадут то, за что боги честно расплачиваются... Ну, не совсем конечно, но людей давно приучили, что утешение, удача, здоровье — всё это достаточная плата за частицу Творца. Они её легко отдают, даже за тень помощи.

— И что конкретно они отдают?

— Возможность стать богами. — Дзега вздохнула. — Именно поэтому на заре времён богов было так много. Сферы влияния были не поделены, и масса людей имела возможность собирать в себе энергию Творца до конца своей жизни. Большинство, конечно, от этого не имели ничего, кроме возможности родиться вновь, с нерастраченной энергией, уже зрелой личностью: но два-три таких рождения — и человек приобретает божественную силу. И тогда его сознание не меркнет после смерти, и появляются новые врата — и новый выбор. Впрочем, довольно скоро это прекратилось. Никому не нужны конкуренты, никто не хочет терять базу для питания. Люди были поделены меж иными сущностями, а потом... потом началась война за ваши души. Война долгая, война меж богами — и паразитами. Огромную роль в ней сыграл как раз тот, кого позже назвали Единым. Он уничтожил главного противника.

— А был и такой? Дьявол?

— Нет... — Лукавый смешок. — Дьявола придумали сами люди, и гораздо позднее. Дьявол относится к богам: он не крадёт души, а честно предлагает сделку. Паразиты же не спрашивали — они просто брали, что хотели. Не замечая, что полученная таким образом энергия — чёрная.

— Разве энергия может иметь цвет?

— Ну... Энергии отличаются, конечно, иначе, цветовая гамма была придумана для упрощения. Самая лучшая, чистая энергия — та, которую дарят. При этом она практически не изменяется, оставаясь энергией Творца. Её назвали белой. Дальше идёт та, которую обменивают. Тут уже масса оттенков — обмен всегда разный. Ну, и чёрная — та, которую крадут. Она сильно меняет сущность получившего её, превращая в нечто жестокое и уродливое. Сегодня даже уцелевшие паразиты брезгуют подобной, предпочитая обмен... Правда, делают это довольно своеобразно — находят сильного ребёнка с чистой душой, и выполняют его желание в обмен на постоянную прописку... Дети желают много и сильно, всегда можно улучить момент, когда за пустяк ребёнок соглашается впустить в свою душу сущность. Чаще всего даже не понимая ничего. И остаток дней он кормит паразита...

— А боги что? — Эти слова вырвались у Ладара непроизвольно. Его всего передёрнуло от мысли, что где-то на астральном плане к маленьким детям присасывается паук, и пьют потихоньку из них всё лучшее и светлое — до конца жизни.

— А боги закрывают глаза. Людей много, если паразит не пытается вырасти и не нарушает закон, то ничего страшного.

— И что, снять его нельзя?

— Ну почему же, любой мало-мальски сведущий в астральных планах маг это может. Вот только боги не любят, когда маги лазят в их вотчину — такие умельцы долго не живут. Никаких громов и молний, всё тихо и просто: подвернувшаяся нога, треснувшая ножка стула, банальный инфаркт... Высшие силы любят играть случайностями. Зачем им те, кто может проникнуть в их сущность? Помнишь, церковь объявляла злыми колдунами часть магов? Охота велась как раз на тех, кто способен увидеть, что же боги такое.

— Это... Это несправедливо!

— Жизнь вообще несправедлива, так почему же богам быль лучше? К тому же эра богов давно ушла в прошлое — есть лишь Единый, остальные, кто выжил, прячутся по задворкам. И вообще, хватит меня перебивать, получается не история, а невесть что!

— Молчу. Ты говорила — были старшие боги, те, кто застал Творца.

— Скорее, акт Творения. Впрочем, это детали. Был изгнан Хаос, мир рос, росли разумные, отвоёвывая своё место под солнцем. Крепли боги, поначалу не обращавшие внимания на паразитов, пока те не выросли до поистине колоссальных размеров — позже их назвали титанами. И началась война богов и титанов. Про неё сложена масса легенд, смысла этой войны разумные до сих пор не понимают, но это и к лучшему: людям было бы неприятно знать, что война велась за них, как за ценный ресурс. Так вот, последнего титана убил как раз Единый. Помнишь легенду о боге, убившем огромного змея, опоясывающего землю?