Уроки некромантии

Они почти не виделись в последнее время — столько дел у обоих, да и драконий налет лишил их привычного места для завтраков. Сейчас Деянира неожиданно поняла, как соскучилась по беседам с некромантом. Обязательно надо будет найти вечер, пригласить его в гости... и вдруг он захочет рассказать, зачем соврал насчет того заклинания? Мэтр Ханубис — не безумный Ясь, и трудно поверить, что он применил Силу по рассеянности, да еще и безуспешно.

Кстати о безумном Ясе... внезапно Деянира ощутила мощный порыв Силы на дальнем конце стола. Раздался женский визг, Ринальдини вскочил, Семунд смолк на полуслове, Сияна охнула. Первым порывом Деи было вскочить, поставить щит, ударить волной... едва сдержалась. Жирно им будет.

Два блюда медленно взмыли в воздух, мигом позже к ним присоединилась латунная супница и зависла под потолком, кружась вокруг своей оси и расплескивая содержимое на головы вскочивших магов. Блюда, наклонившись, начали наматывать круги вокруг нее. Ринальдини что-то закричал, но слова его утонули в многоголосом визге и грохоте падающих стульев. Потом все звуки перекрыл усиленный магией пронзительный голос мэтра Яся.

— ... видите, мэтр Падиус? Эта супница — наш мир, а тарелки — луны, и, влекомые центробежной силой, они вращаются по своим орбитам. Видите, орбиты пересекаются?

— Прекратите это немедленно! — завизжала юная мэтресса Маргарет, пытаясь сорвать с лица пригоршню спагетти. — Немедленно!

— Да тресните его чем-нибудь! — закричал и мэтр Рупрехт.

— ... поскольку Анеррин обычно ближе к земле, нежели Родхрин...

— Коллеги!.. — взвыл Ринальдини.

Теперь и он применил Силу, и от его крика у Деи заложило уши. Захватив свой кубок, она сочла за лучшее покинуть окрестности стола, поскольку центробежная сила разбрасывала овощи и соус далеко окрест.

— ... мы можем вычислить дату наступления того или иного затмения...

— Да сделайте же что-нибудь!!!

Ханубис встал рядом с Деей у выхода. Приподнял кубок.

— Вечер удался, не так ли? — шепнул он, наклонившись к ее уху.

Дамы визжали, мэтр Мбоноганга хохотал, Безумный Ясь, как всегда ничего вокруг себя не замечая, продолжал лекцию по астрономии.

— Я спасу вас, не двигайтесь! — воскликнул мэтр Пердурабо. Взмахнув черной мантией, он вспрыгнул на стол, разметав рыбные кости и начал чрезвычайно зловещим тоном читать заклятие.

— Во имя Бездны... — севшим голосом сказал Ханубис. — Дея, щит!

Она выставила щит за удар сердца до того, как блюда сшиблись между собой и осыпались градом осколков. Капли неимоверно воняющей слизи, в каковую превратились объедки под воздействием темной Силы мэтра Пердурабо, разлетелись по всему залу, щедро забрызгав стены и прижавшихся к ним магов.

— ... нет, друг в друга они, разумеется, не влетают, — несколько удивленно сказал Ясь. — Простите, мэтр Падиус. Я имел в виду, что Родхрин пролетает мимо нас, полностью затмевая Анеррин. Это случается раз в семьсот пятьдесят лет и называется годом Алой луны. А мы, всего через полторы декады, сможем наблюдать этот невероятно редкий феномен своими глазами. И говорят, что это сулит неисчислимые бедствия всем живущим. Кстати, это может быть интересно мэтрессе Клавдии... — замолчав, он оглянулся. — Где же мэтресса Клавдия? А что это с вами, коллеги?

Потерявшая управление супница врезалась в люстру и рухнула на стол, обдав все вокруг новым потоком гадости и контузив не успевшего отскочить Пердурабо.

— Кажется, я увлекся, — огорченно заметил Ясь. — Опять.

— Как точно подмечено, — прошептал мэтр Ринальдини. Это явственно свидетельствовало о глубине шока, в который он впал. Отступив от стены, он провел рукой по лицу, взглянул на пальцы. — Какая мерзость... Я всегда выступал за полное запрещение некромантии. У кого-нибудь есть салфетка?

Насколько Деянира могла судить, помочь ему не смог бы и десяток салфеток. Боевая магия не являлась сильным местом почтенного мэтра — щит он выставить не успел.

Маги потихоньку зашевелились. Сияна пыталась помочь потерявшей сознание Бенцелине, мэтр Рупрехт плакал, потрясая когда-то белоснежными манжетами, Пердурабо громко стонал, остальные же в основном восклицали и задавались риторическими вопросами. Безумный Ясь чистыми детскими глазами смотрел то на одного, то на другого, но, слава богам, молчал и сидел смирно.

Отодвинув упавший стул, из-под стола на четвереньках выползла мэтресса Клавдия, пророчица. Она встала, с надменным видом огляделась и извлекла из выреза своего малинового платья половинку печеной репы.

— Ах, неисчислимые бедствия, мэтр Ясь? — с великолепным презрением поинтересовалась она. — Единственная безусловная примета неисчислимых бедствий — вы сами! — ткнула она в него мясистым пальцем. — И будь я проклята, если еще хоть раз сяду рядом с вами! Что же до обещанных вами бед, то что вы можете знать вообще?! Я предрекаю великие беды нашим врагам! — взвизгнула она. — Со мной говорят боги! Я вижу свидетельства великой победы! Его величество примет бой и нанесет эльфам сокрушительное поражение!

В этот же миг, проникнувшись, по-видимому, общим драматизмом момента, с потолка рухнула люстра, засыпав стол осколками хрусталя.

— Никто не вернется, — сказала Лута.

Пафнутьев вздрогнул, поднял глаза от кружки. Герлейв встретил его взгляд, прижал палец к губам, крепче обнял ученицу пророчицы. Но, к счастью, никто не расслышал за разговором ее слов. Индюки разошлись вовсю, разглагольствуя о том, как весело было бы им поучаствовать в войне, да и девушки не отставали, пыша боевым духом и патриотизмом и наперебой затыкая рот чрезмерно мягкосердечному Гелленболдусу.

Эта тема вообще пользовалась сегодня популярностью.

Нет, конечно, Пафнутьев и сам мог многое рассказать о войне — хоть о стратегических прогнозах, хоть о личном опыте, — да только вот каждый раз, что он собирался открыть рот, перед глазами вставал труп того сиринийца, которого он сбил огненным шаром во время практики на границе Тримгеста. И сразу же тошнота подступала к горлу, а весь кураж куда-то девался. Права была Винсент, не надо смешивать водку с пивом... А тут еще Лута... опять бредит? Пророчествует? Пафнутьев опять посмотрел на нее. Лута что-то напевала, прижавшись к Герлейву, а тот обнимал ее, и в глазах его стыла такая мука, что у Пафнутьева холодок пробежал по загривку. Значит, у них все серьезно? Вот бедолага, любит же он полоумных опекать... как я совсем...

— Н-ну что, братишка, ты пьешь? — жалостливо сказал Пафнутьев. — Ты пей, пить-то не забывай...

— Пью я, пью... — отозвался Герлейв.

— Можно мне тоже? — отморожено спросил Марвин.

Пафнутьев плеснул ему тоже — вот же, пьет и не пьянеет, демоново отродье! Только продукт переводит.

У сцены началась перебранка: строители требовали у менестреля сыграть 'Алые дни' — до одури патриотичную балладу об Эрике Огненном, оружейники — что-нибудь танцевальное, повеселее. Вообще, все уже здорово напились. За столом целителей громко обсуждали, стоит ли им поиграть в кости на раздевание или лучше ограничиться коллективным пением; джамайцы, ржа во всю глотку, угощали своим вонючим зельем тетушек из 'Конторы патентованных амулетов и талисманов', и все было бы вполне весело, если бы не... а что, собственно 'не'? Пафнутьев и сам не знал, что на него нашло, знал только, что на душе кошки скребут. А все этот некромансер недоделанный, с его заупокойной рожей и манерами голема! И Лута... но на нее и злиться грешно.

— На кол, на кол! — повторила за ор-Брехтеном Целеста и звонко рассмеялась. — Всех, кто выше тележной дуги... то есть чеки! Так их, м-мать!

— Да ну, не эстетично, — возразила Амфелисия, вальяжно откинувшись на плечо ор-Хейеру. — Вы трупы-то вблизи видели, милочка?

— А как же! Каждый духодень на площадь Висельников хожу. Вот в последний раз там шпиона казнили, так я к самому помосту пробилась! Что, выкусили, милочка? — Целеста нахмурилась. — Только там и смотреть нечего, то ли дело, когда головы рубят... Марвин, а вот скажите, если руку висельника в карман засунуть, правда можно невидимость обрести?

— Нет, неправда, — отозвался Марвин. — Но можно мертвяков приманивать, если несвежая.

— Ка-акой вы умный! — восхитилась Целеста, наклонившись к нему через стол и демонстрируя все, что только могла продемонстрировать.

Пафнутьеву сильно захотелось дать кому-нибудь в морду.

— Да уж, ума палата, — проговорил он. Кровь стучала в висках, громко, будто набат. — Может, еще что умное скажешь? А ты, Целеста, если так всякую кровавую муть любишь, давай я тебя с собой на задание возьму, а? На всякое там посмотришь, — как головы рубят, как кишки выпускают, как огнем палят — куда там площади Висельников! Руку кому-нибудь оттяпаю, будешь мертвяков приманивать, хочешь? Денек на третий вся нежить на вонь сбежится, то-то романтики будет, ешьте — не заляпайтесь!

— Онуфрий, тише, ты чего? — удивился Герлейв, и Пафнутьев понял, что уже почти кричит. Целеста громко фыркнула.

— Говорят, гильдийцы с заданий с мошной приходят, а у тебя одна мошонка, и та невесть, чем набита, — отрезала она. — Ты мне никто и не смей меня жизни учить, понял? Я — девушка свободная, о чем хочу, о том и говорю. И с кем хочу. Вот сейчас с мальчиком говорить хочу, а ты не лезь, ясно тебе? — Она выпрямилась, ожесточенно поправила волосы и, взглянув на Марвина, спросила до тошноты медовым голоском:

— Марвин, а скажите, вам доводилось человека убить?

Некромантский недоносок опять поднял голову, уставившись ей прямо в вырез.

— Да, — сказал он невыразительно.

— Пра-авда? Как интересно...

— Целеста, душенька, ну что за кровожадность? — проворковал ор-Брехтен. Она пропустила его слова мимо ушей, и продолжила гнуть свою линию.

— Марвин, милый, а скажите...

Онуфрий Пафнутьев, маг Гильдии, залпом допил все, что было у него в стакане, после чего открыл рот и подробно, не скупясь на эпитеты и не замечая более ничего вокруг, рассказал все, что он думает об этой ситуации. И о том, на кого похожа Целеста, делая то, что она делает, и о том, что убийство — не повод для гордости и тем паче — не повод приставать к чужой девушке, и о том, где он видел все эти рожи, вырезы и светские разговоры на темы, о которых никто из собравшихся не имеет и грана представления. Потом он перешел к рассказу о своей практике, о сиринийском мертвеце — и остановился лишь тогда, когда понял, что того и гляди разревется. Этого он допустить не мог никак, даже сейчас. Маги Гильдии не плачут при посторонних, это аксиома, даже если они пьяны в стельку, а он не был пьян в стельку, хотя и выпивши. Просто у него был отвратительный вечер, поганая неделя, да и жизнь явно не удалась.

Рывком он встал на ноги — пол покачивался, но не настолько, чтобы это ему помешало, — и, схватив Марвина за запястье, потянул за собой.

— Пойдем, поговорим, — бросил он.

Тот не сопротивлялся — послушно потащился следом.

— Куда же вы, мальчики?! — крикнула вслед Целеста.

За трактиром, у нужников, Пафнутьев остановился. Поставив Марвина у стены, под единственным тусклым фонарем, он отошел на три шага назад. Смерил некромантова ученичка взглядом.

— Так, — сказал он. — Сейчас я буду тебя бить.

— Бить? — повторил Марвин. В его голосе впервые за вечер прорезалось что-то живое. Легкое такое удивление.

— Бить, — подтвердил Пафнутьев, заворачивая рукава. — Будешь знать, как приставать к чужой девушке, мертвяк ты ходячий!

— К какой девушке? — спросил Марвин.

— Издеваешься, с-сука?! — на мгновение всколыхнулась мысль о том, что что-то здесь не так, но Пафнутьев не любил отступаться от принятых решений, да и бурлящие в крови ярость и гномья водка не располагали к раздумьям.

* * *

Посвистывая, Адар Йо Сефиус вышел на улицу, навстречу темноте и свежести. Белоснежные снежинки падали с неба, танцуя в пятне света от приоткрытой двери трактира. Крики спорщиков еще раздавались позади. В иных обстоятельствах менестрель был бы только рад, что играет для столь тонких ценителей, что готовы даже пойти стенка на стенку, защищая любимую мелодию от нападок. Но не в этот раз: в его памяти как живая стояла госпожа магичка, чей взгляд бы подобен буравчику, а слова — подзатыльникам, и Йо очень не хотел бы нарваться на ее немилость. А она сказала прямо и ясно: если пирушка подмастерьев закончится скандалом, она пожалеет о том, что помогла некому беглому полуэльфу найти работу, и тогда некий полуэльф пожалеет о том, что вообще родился. Так что лучше уж переждать снаружи: если дело дойдет до мордобоя, он будет ни при чем. Но, скорее всего, в какой-то момент спорщикам надоест ждать, и они разбредутся, а потом и вовсе забудут, какую песню заказывали. Тогда и можно будет вернуться и сыграть что-нибудь совсем другое.

Тихое и лиричное, про снежинку.

Хихикнув, менестрель пошел облегчиться. Когда он свернул за угол, из умопомрачительного здания магической гильдии повалил народ. Некоторое время полуэльф наблюдал за ними, притаившись в тени: судя по доносившимся репликам, милсдари были не в лучшем настроении, да еще и пахли чем-то своеобразным. Это могло стать сюжетом для новой песни. А могло и не стать.

Потом голоса магов стихли в отдалении, и Йо совсем уже собрался продолжить путь, когда услышал за собой топот ног. Подчиняясь инстинкту, уже не раз спасавшему его от разнообразных неприятностей, менестрель прижался к стене трактира. Но на этот раз шаги раздались не по его душу: двое протопали мимо. В том, что, спотыкаясь и матерясь, шел первым, Йо узнал своего недавнего спасителя. Второй тащился следом, будто с неохотой — худенький парень, похожий на девушку. Его Йо видел впервые.

Далеко они не ушли — остановились на заднем дворе и начали ругаться. Вернее, ругался только милсдарь боевой магик, его спутник отвечал короткими невыразительными междометиями. Конечно, подумал менестрель, лучше всего немедленно уйти и не лезть в чужие дела. А то мэтресса Винсент, дай ей боги здоровья...

А из-за чего они ссорятся-то? Вдруг из-за чего-нибудь прекрасного и удивительного? Не зря же говорят, что у магов все не как у людей. Вдруг это достойно песни?

Прокравшись к концу прохода, менестрель стал разглядывать парочку, эффектно стоящую в круге света. Да, не хотел бы он быть на месте этого юноши. Милсдарь Пафнутьев явно не на шутку разозлен, а кулаки у магов Гильдии тяжелые, это всякий знает... А этот стоит, бедняжка, будто на свидание пришел, и знать не знает, что ему сейчас кранты...

Реплики пацанчика менестрель не расслышал, слишком уж тихо тот говорил, но Пафнутьев вдруг взревел медведем.

— Да я тебя и безо всякой Силы по стенке размажу! — и заехал парню под дых. Тот пискнул и согнулся пополам.

Не, ну уж это ни в какие ворота не лезло и песни не заслуживало. На втором ударе — коленом по лицу, — парень рухнул на землю, а менестреля аж перекосило от сострадания. Пафнутьев же хороший, так чего он слабого бьет? Сам же жалеть будет! А мэтресса Винсент... скандал... а это не скандал?!

— Вставай, сволочь, — рычал Пафнутьев, — Вставай!