Биография Толкина

По сравнению с Сент-Марк-терэйс это был большой прогресс. Места там было куда больше, и вокруг дома простирались поля, где Толкин мог гулять с детьми.

В начале 1924 года Эдит неожиданно обнаружила, что опять забеременела. Она надеялась, что родится девочка, но в ноябре появился на свет мальчик. Он был крещен Кристофером Руэлом (первое имя в честь Кристофера Уайзмена). Ребенок чувствовал себя прекрасно и стал причиной особенной отцовской радости: тот записал в дневнике: "Теперь я никуда без того, кем наделил меня Бог'.

В начале 1925 года пришло известие, что в Оксфорде скоро освободится должность профессора англо-саксонского языка: занимавший ее Крейги собирался уезжать в Америку. На должность был объявлен конкурс, и Толкин подал документы. Теоретически шанс был, но не очень большой: на эту должность существовало еще трое претендентов с блестящими характеристиками: Аллен Моуэр из Ливерпуля, Р.У. Чемберс из Лондона и Кеннет Сайсэм. Но Моуэр решил не подавать на конкурс, Чемберс отказался от кафедры, и в результате осталось только два кандидата: Толкин и его бывший научный руководитель Сайсэм.

В то время Кеннет Сайсэм занимал высокий пост в издательстве "Кларендон пресс", и хотя в Оксфорде он работал не на полной преподавательской ставке, у него была хорошая репутация и порядочно сторонников. Но многие держали сторону Толкина, и среди них Джордж Гордон, интриган не из последних. На конкурсе голоса разделились поровну, так что проректор Джозеф Уэллс вынужден был подать решающий голос. Он проголосовал за Толкина.

ЧАСТЬ IV. 1925-1949 (1)

В ЗЕМЛЕ БЫЛА НОРА, А В НЕЙ ЖИЛ ХОББИТ

Можно было бы сказать, что после этого ничего, в общем, не происходило. Толкин вернулся в Оксфорд, в течение двадцати лет был профессором англо-саксонского языка в Роулинсовском и Босуортовском колледжах, потом был избран профессором английского языка и литературы в Мертоновском колледже, жил обычной жизнью в пригороде Оксфорда, после ухода на пенсию некоторое время жил там же, затем переехал в непримечательный приморский городок, после смерти жены возвратился в Оксфорд и там умер незаметной смертью в возрасте восьмидесяти одного года. Жизнь обыкновенная, такая же, как и у несчетного числа других преподавателей, с академической точки зрения, несомненно, блестящая, но представляющая хоть какой-то интерес лишь для профессионалов, очень узкого круга. Так должно было быть — если исключить тот странный факт, что в течение этих лет, когда "ничего не происходило", он написал две книги, ставшие мировыми бестселлерами, книги, захватившие воображение и заставившие размышлять несколько миллионов читателей. Поистине, парадокс: "Хоббит" и "Властелин Колец" написаны скромным оксфордским профессором, занимавшимся западным диалектом Центральных графств в средневековом английском, жившем обычнейшей пригородной жизнью с воспитанием детей и уходом за садом.

А, может быть, и нет? А, может быть, правда совсем в противоположном? Блестящие мысль и воображение счастливо совмещались с мелкой рутиной университетской и домашней жизни; человек, чья душа жаждала грохота волн, разбивающихся о корнуолльский берег, довольствовался беседой с пожилыми дамами в вестибюле отеля на морском курорте средней руки; поэт, в котором вскипала радость от вида и аромата поленьев, потрескивающих в камине деревенского трактира, мог сидеть перед своим собственным камином, с электрическим обогревом с имитацией тлеющего угля— может, всему этому и не стоит поражаться? Так было и ничего тут не поделать.

Возможно, при описании зрелых лет и старости Толкина мы только и сможем, что констатировать и удивляться, а может быть, по кусочкам составим цельную картину.

ГЛАВА 1. ОКСФОРДСКАЯ ЖИЗНЬ

До конца девятнадцатого века члены большей части Советов колледжей Оксфорда, т.е. большинство преподавателей университета, должны были иметь духовное звание, и им в период пребывания на должности запрещалось вступать в брак. Реформаторы той эпохи организовали Советы неклерикального характера и сняли требование о безбрачии. Сделав это, они изменили лицо Оксфорда, и сильно изменили, ибо в течение последующих лет от старой границы города на север расползлись воздвигаемые торговцами недвижимостью сотни домов для новых женатых преподавателей. Это было подобно кирпичному потопу, залившему поля вдоль Бенбери-род и Вудсток-род. К началу двадцатого века север Оксфорда являл собой компактную колонию преподавателей, их жен, детей и прислуги. Они занимали большое количество зданий от готических псевдодворцов (с башенками и витражами) до скромных пригородных домов. Были построены также школы, церкви, множество магазинов, словом, все, что нужно было обитателям этого странного поселения. Вскоре лишь несколько акров осталось незанятыми. И все же в течение двадцатых годов было выстроено еще несколько домов. Один из них (он находился на севере Оксфорда) Толкин присмотрел и купил: скромный новый дом из светлого кирпича в форме буквы Г; одно его крыло было параллельно дороге. В начале 1926 года семья переехала из Лидса и поселилась в этом доме.

Здесь, на Нортмур-род, они прожили двадцать один год. В 1929 году из соседнего дома побольше съехал Бэзил Блэквелл, книготорговец и издатель. Толкины решили купить этот дом, и в начале следующего года переехали из дома номер 22 в дом номер 20. Второй дом был обширный, серый, более внушительного вида, чем прежний, с маленькими оконцами в свинцовых переплетах и высокой крышей, крытой шифером. Незадолго до переезда родился четвертый и последний ребенок: девочка, о которой Эдит так давно мечтала. Ее назвали Присцилла Мэри Руэл.

Если не считать рождения Присциллы в 1929 году и переезда в 1930, жизнь на Нортмур-род протекала без крупных событий. Скорее ее можно было назвать примерной, даже рутинной; мелкие неприятности были, а большие события — нет. Вероятно, лучший способ ее описать — это проследить (разумеется, только в воображении) типичный день Толкина в начале тридцатых годов.

Сегодня храмовый праздник, а потому день начинается рано. В семь часов звенит будильник в спальне профессора. Это комната с тыльной стороны дома, ее окна выходят на восток, в сад. На самом деле это ванная комната с гардеробной (ванна стоит в углу). Но Толкин спит здесь, поскольку Эдит находит, что муж чересчур сильно храпит, а кроме того, он поздно ложится спать, что идет вразрез с ее привычками. Итак, у каждого супруга своя комната, и они друг другу не мешают.

Рональд с неохотой встает (по природе он никогда не был "жаворонком"), решает, что побреется после мессы, и идет в халате по коридору в спальню мальчиков разбудить Майкла и Кристофера. Старшему сыну Джону уже четырнадцать, он учится в католическом интернате в Беркшире, а двое его младших братьев (им одиннадцать и семь) пока живут дома.

Проходя в спальню Майкла, отец чуть не налетает на модель железной дороги, которая так и брошена расставленной посередине комнаты, и тихо ругается. В настоящее время Кристофер и Майкл пылают страстью к этой железной дороге. Они заняли под нее целую верхнюю комнату. А еще они ходят смотреть на настоящую железную дорогу и рисуют с удивительной точностью локомотивы компании "Грейт истерн рэйлуэй". Их отец не понимает и не очень-то одобряет то, что он сам называет "желдорманией"; для него железные дороги всегда были источником грохота и грязи, а также угрозой деревенскому пейзажу. Но все же он терпимо относится к этому увлечению и даже временами поддается на уговоры прогуляться к отдаленной станции и посмотреть, как проходит челтенхэмский скорый.

Разбудив сыновей, профессор облачается в свой будничный наряд: фланелевые брюки и твидовый пиджак. Сыновья надевают темно-синюю форму школы "Дракон": пиджаки и шорты. Все выводят из гаража велосипеды и катят по пустынной Нортмур-род; в других домах занавески в спальнях еще задернуты. Они едут по Линтон-род и въезжают на широкую Бенбери-род, ведущую в город. По дороге их иной раз обгоняет легковой автомобиль или автобус. Прекрасное зрелище в это весеннее утро представляют собой цветущие вишни, что нависают над тротуаром из палисадников перед домами.

Они едут в город к католической церкви св. Алоизия: некрасивому зданию сразу за больницей на Вудсток-род, за три четверти мили от дома. Заутреня начинается в половину восьмого, поэтому они возвращаются домой, опоздав к завтраку всего лишь на несколько минут. Завтрак всегда подается ровно в восемь (точнее, без пяти восемь, поскольку Эдит предпочитает, чтобы часы в кухне спешили на пять минут). Фиби Колс, приходящая прислуга, только что появилась на кухне и грохочет тарелками. Фиби носит чепец служанки, трудится в доме весь день, служит уже два года, по всем признакам, готова прослужить еще столько же и гораздо больше, и это очень хорошо, потому что до ее воцарения в доме постоянно были трудности с прислугой.

В течение завтрака Толкин проглядывает газеты, но мельком. Как и его друг К.С. Льюис, "новости" он полагает совершенно тривиальными и недостойными внимания, и оба, к досаде своих многочисленных друзей, твердо придерживаются мнения, что "истина" может содержаться лишь в литературе. Тем не менее оба любят кроссворды.

По окончании завтрака Толкин идет в свою комнату разжечь камин. День прохладный, а в доме нет центрального отопления (как и в большинстве домов среднего класса в те времена), поэтому в комнате можно находиться только после того, как хорошенько затопят камин. Толкин торопится: в девять он ждет ученицу, а за оставшееся время хочет успеть проверить конспекты своих лекций. Он несколько поспешно выгребает вчерашнюю золу. Она еще теплая, поскольку вчера он работу не закончил, и лег спать позже двух часов. Когда огонь разгорается, профессор подбрасывает в камин добрую порцию угля, закрывает дверцы и до отказа выдвигает печную заслонку. Затем он торопится наверх побриться. Мальчики уходят в школу.

Бритье еще не окончено, а у входной двери звенит звонок. Эдит открывает, зовет мужа, и тот спускается с наполовину намыленным лицом. Это всего лишь почтальон, но он говорит, что из трубы камина кабинета валит густой дым, пусть, дескать, мистер Толкин посмотрит, все ли в порядке. Хозяин кидается в кабинет и обнаруживает, что в камине полыхает огонь и лижет трубу, как это уже неоднократно бывало. Толкин усмиряет огонь, благодарит почтальона, обменивается с ним соображениями о видах на урожай ранних овощей. После этого профессор начинает вскрывать почту, вспоминает, что выбрит только наполовину и только-только успевает обрести приличный вид, как приходит ученица.

Это молодая студентка, изучающая средневековый английский. До половины одиннадцатого они погружаются в работу, обсуждая значения заумного слова в "Анкрене Виссе"47. Заглянув в дверь кабинета, вы бы их не увидели: от двери начинается туннель из двух рядов книжных полок. Только пройдя этот туннель, вы смогли бы обозреть весь кабинет. В двух его стенах имеются окна, так что комната выходит и на юг (на соседский сад), и на запад (на дорогу). Стол Толкина расположен у южного окна, но хозяин за ним не сидит: он стоит у камина и ведет речь, размахивая трубкой. Ученица сидит, застыв от обрушенных на нее тонкостей; она вряд ли все разбирает, потому что профессор говорит очень быстро и временами неразборчиво. Впрочем, она начинает вникать в основные моменты аргументации и конечную цель рассуждений, и потому с энтузиазмом делает записи в тетрадь. Ее "академический час" заканчивается без двадцати одиннадцать, и к этому моменту она, похоже, по-новому понимает, каким образом средневековый автор подбирал слова. Студентка садится на велосипед и уезжает с мыслью, что если все оксфордские филологи смогут преподавать так же, то корпус английского языка станет более оживленным местом.

Проводив ученицу до ворот, профессор торопливо возвращается в кабинет и собирает лекционные конспекты. Уже некогда просмотреть их полностью, но Толкин надеется, что все необходимое там есть. Он захватывает с собой также копию текста, о котором пойдет речь на лекции (это поэма "Exodus"48 на древнеанглийском). Толкин знает, что даже если случится худшее, и конспекты его подведут, он всегда сможет тут же, на месте читать прямо по тексту. Затем он сует в багажную корзинку велосипеда свою папку и магистерское одеяние и едет в город.

Иногда он читает лекции в своем Пемброковском колледже, но на этот раз, как это чаще всего случается, ему дали помещение в Экзаменационном корпусе это викторианское, подавляющее своими размерами здание на Хай-стрит. Лекции по общим предметам читаются в больших аудиториях, таких, как в Восточном корпусе. Там сегодня К.С. Льюису перед большим количеством слушателей предстоит рассказать о серии своих исследований в медиевистике. Сам Толкин собирал порядочную аудиторию, читая общую, то есть предназначенную для студентов, обучающихся не по его специальности, лекцию по "Беовульфу", но на этот раз речь пойдет о тексте, знание которого требуется лишь для немногочисленных слушателей филологического потока факультета английского языка. Поэтому профессор идет по коридору в маленькую темную аудиторию на первом этаже, где, зная его пунктуальность, уже дожидается восемьдесять слушателей, облаченных в мантии. Он одевает свою собственную и начинает лекцию точно в тот момент, когда часы Мертоновского колледжа отбивают одиннадцать за четверть мили отсюда.

Читает он быстро, большей частью по конспекту, но временами вставляет чтонибудь экспромтом. Он проходит по тексту строка за строкой, обсуждает значение некоторых слов и выражений и связанные с этим проблемы. Слушатели хорошо его знают, все они преданные поклонники его лекций, и не только потому, что он блестяще разъясняет текст. Толкина любят; студентам нравятся его шутки, быстрая речь, его считают очень человечным, и уж точно ставят куда выше многих его коллег, лекции которых присутствующие отнюдь не одобряют.

Лектору нет причин беспокоиться, не кончатся ли конспекты. Полдневный бой курантов и шум толпы в коридоре заставляют отпустить студентов на перемену задолго до того, как кончился подготовленный материал. По правде говоря, последние десять минут он полностью отошел от конспектов и рассуждал о связи готского и древнеанглийского, которую можно вывести из текста. Теперь же профессор собирает бумаги, недолго беседует с одним из слушателей и уходит, освобождая аудиторию для следующего лектора.

В коридоре он сталкивается с К.С. Льюисом и перекидывается с ним парой слов. В понедельник встреча была бы много приятнее (по этим дням они с Льюисом регулярно пропускают пинту пивка и беседуют около часа), а вот сегодня ни у того, ни у другого времени нет. Между тем Толкину нужно еще кое-чего купить, а потом уже ехать домой обедать. Он расстается с Льюисом и едет на велосипеде по Хай-стрит к пассажу, известному под названием "Крытый рынок". Там у мясника Линдси надо купить колбасы: Эдит забыла включить ее в недельный заказ, который был доставлен днем раньше. Толкин обменивается шутками с мистером Линдси, потом заскакивает к киоску на углу Маркет-стрит купить несколько перьев для ручки, далее едет домой по Бенбери-род. Там всего за пятнадцать минут он ухитряется написать давно задуманное письмо Э.В. Гордону относительно их планов сотрудничать в выпуске "Жемчужины". Профессор начинает печатать письмо на "хэммонде": громоздкой пишущей машинке со сменным шрифтом на вращающемся диске. В его модели есть курсив, а также англо-саксонские буквы Ɣ, p и ȶ. Письмо еще не закончено, когда Эдит ударом в гонг зовет к обеду.