Алексей Поркин, гроза империй (целиком)

"И почему все лавры достаются

второсортным героям?"

Сапоги на коте

Капитанус всегда был странным человеком, со школы. А вы попробуйте, попробуйте бить нормальным, если тебя зовут Иеронимолбаноштрынто! Старый вояка научился говорить и думать только в семь лет. В семь с половиной, после длительных побоев он приучился сначала думать, и лишь потом говорить. В девять ему, наконец, удалось произнести свое гордое имя. В десять он знал все таблички: от деления-умножения, до "здесь не курят". В одиннадцать забыл таблички и начал баловаться сигаретами. В двенадцать первый раз онанировал, в четырнадцать — впервые занялся сексом. В пятнадцать впервые занялся сексом с живым партнером. Конечно, только с другим мальчиком. Он же был девятнадцатым поколением чистокровных юдей, выращенных в суррогатных утробах.

Иеронимолбаноштрынто Браубург, чье имя писали только методом "контрол-ц, контрол-в", потерял умение мыслить после того, как в бою ему прострелили голову и девяносто процентов мозгов долго выбирали мокрой тряпкой. Вместо серых клеточек и извилин после того знаменательного боя, умные юдские медики поместили био-процессор. Так как, время летит быстро, а компьютерные технологии еще быстрее, новые мозги безнадежно постарели и утратили смысл.

Сорокадевятилетний капитанус чрезвычайно обрадовался, когда по его черепной коробке метеоритом пролетела мысль. Она исчезла также быстро, как и появилась. Но память у служаки была та еще! Весь офицерский состав армии Империи обладал идеальной памятью и желанию к графомании, это монтировалось на генном уровне. Лейтенантусы и майорусы, от нижних чинов и до бесконечности, запоминали все услышанное и увиденное за день. Вечерами они запирались в своих комнатах и с наслаждением, до оргазма, строчили доносы. Браубург лично входил в славные ряды офицером, потому излишне этим не отличался.

Единственная странность, отличавшая престарелого Иеронимолбаноштрынто от остальных сослуживцев, была ну очень... Тяга к такому же полу не устанавливалась в генах, но юных юдей приучали к этому смалу. Он не спал ни с кем из роты. Он не спал ни с кем из дивизии и батальона. Он даже не встречался ни с кем из цивильных!

Потому и торчал уже больше десяти лет в том же звании. Богатых или влиятельных покровителей-то не имелось... А любил Браубург только одного человека. Нет, не себя, как подумают многие.

Каждый вечер, наглухо, чтобы не пронюхала военная полиция, капитанус закрывался в комнате и доставал трехмерный портрет Императоруса. Он размещал его на специальной подставке и занимался... Да ничем он не занимался, просто сидел и долго, пока не начинали слипаться глаза, разговаривал со своим кумиром. Потом он брал портрет с собой в постель и счастливо засыпал, уткнувшись в монарха носом.

После появления мысли в нем что-то переломилось. Он даже сделал это с двумя лейтенантусами! Одновременно. Сослуживцы начали уважать его после этого сеанса одновременной игры, а после зверского расстрела двух дюжин полицейских, еще больше. Это были те самые ментусы, которые упустили профессора Бартомо со спутником.

Несколько месяцев подряд он больше не общался с кумиром, его кровать теперь занимали молодые офицеры. Пару раз даже попались высшие чины. В расположении пошли слухи о скором повышении Браубурга в звании. Капитанус начал гордиться собой.

Танки были разгромлены. Два титана космических войск замолчали навсегда. Полковникус Збандельберг рвал на себе оставшиеся волосы. Остальные офицеры тоже разбрасывали клочки. За компанию... Иеронимолбаноштрынто же, расставаясь с волосами, ликовал в душе. Полет его фантазий уже видел командирские погоны на мундире. Без верного толкового адъютантуса, Збандельберг больше не мог эффективно командовать после того, как отряд преследователей бесследно исчез в тоннелях под отделением полиции.

Сотни тысяч юдистов гибли под огнем противника. У Браубурга настроение поднималось по мере уменьшения бойцов, ведь каждая ошибка полковникуса все ближе продвигала его к пьедесталу.

От радости он рвался в бой, пинками разгоняя своих солдат. Вооруженный автоматическим бластером, капитанус сеял смерть. Он даже не успевал сделать насечки на прикладе. Отшвырнув очередное тело со своего пути, Браубург наткнулся взглядом на знакомого человека.

Это был тот самый парень, который отделал его в баре, а потом перешмалял половину полка! Над Поркиным стоял юдист и целился в него из оружия. Парень сделал неуверенный жест мечом, но выпад был отбит. Стрелять, рванул капитануса рефлекс, но тут случилось чудо.

К нему опять пришла мысль, как бы откуда-то извне, из космоса, вернее, из края Галактики, что ли... "Этот мужик с нашивками вражеского штурм-майора еще пригодится. Его надо беречь как зеницу ока, как родимый копчик от подлых переломов! Он, возможно, знает место нахождения камня! Разбогатеем — Камень — Девка...

Браубург без размышлений прицелился и отстрелил своему, кажется, он недавно был его любовником, солдату паховую область. Все же, даже в таком черством подонке были маленькие капельки человеколюбия. Смерть от ранения в пах настает мгновенно. Она безболезненна.

Существа на самом краю Галактики довольно заплескали в маленькие ручки — первое управление прошло успешно.

"Лучший выход из ситуации -

это выход из ситуации"

Английский джентльмен

"Если ты попал в безвыходную ситуацию,

помни, всегда есть выход!"

Профессор Плейшнер

Простреленный солдат упал наземь, я с трудом поднялся.

— Отступаем к командному центру! — прозвучал приказ генерала-стратега. Он был забрызган кровищей от уха до уха, прямо как заправский вампир. — Там — танк.

По пути к отступлению мне удалось убить еще двух или троих, но более сил уже не оставалось. Хотелось упасть в кровавые лужи и забыться в сновидениях. Нет, лучше прижаться к теплой груди возлюбленной и сделать то же самое, что и в кровище.

Юдисты разбили нас на две части. Одну оттеснили к разбитым системам "Ромашек", вторая половина, в которой было уже меньше пяти тысяч, прижалась потными спинами к стенам командного пункта.

Впереди нас еще высился бравый "Липест, гроза Империи", он медленно полз, выдавливая из намертво прижатых к бетону тел последние соки. Кости крушились, как под прессом. Пушки то и дело рявкали, оставляя на местах попаданий дымящиеся бесформенные кучки. Разрывные пулеметы и бластеры выкашивали в рядах атакующих целые десятки. Юдисты разбегались, как тараканы от тапка, но боеприпасы иссякли. Штурмовой гигант приблизился к нашему нестройному кольцу и заслонил своей броней от выстрелов нападающих.

Юди облепили "Липест" как мухи прелую корову, они взбирались по выработавших боекомплект орудиях и стремились к люку. Выдраить ненавистную команду из кабины, раскромсать, порвать на мелкие кусочки. Нет! Ирэн! Я иду к тебе.

Нечеловеческим усилием, невзирая на боль и усталость, я двумя огромными прыжками оказался на орудийной башне танка. Кислотник выписывал сложные фигуры, звал к себе смерть, декламировал заклинания мора. За минуту, ползущих, как гиены к мясу льва, врагов не осталось. По мне никто не стрелял, защитные плазменные экраны "Липеста" позволяли проникнуть к телу только очень медленно движущиеся предметы. Они боялись идти в рукопашную, на машине зверствовал самый свирепый зверь в природе. А самый опасный хищник — доведенный до отчаяния человек. Как хлипкий очкарик одним ударом ломает здоровому хулигану нос, и вытирает распухшие от побоев губы. Как раненная волчица, оставляя за собой желчь и мочу, отводит охотников от логова с детенышами. Как молоденькая секретарша с растрепанными волосами и разорванными трусиками, стоит над телом убитого директора. А из ее миниатюрного, еще горячего, плазмогана стекает микроскопичная капелька плазмы. Так я стоял, не в силах шевельнуться и смотрел на врага.

Сзади меня потянули, но даже оборачиваться не хватило силенок. Нежные руки обняли меня и попробовали притянуть к себе, вниз.

— Ирэн, оставь меня. Даже если это смерть, я не хочу, и не буду смотреть на нее через экраны!

— Какая смерть? На тебе лишь пара царапин!

— Спрячься, и следи за мощностью щитов!

Я даже не оглянулся посмотреть, обиделась она, или нет. Мне надо было быть здесь и следить, чтобы это не видели юдисты.

Что творилось с другой группой республиканцев, видно не было. Но, судя по доносившимся оттуда звукам, парни еще держались. Наверное, они укрылись в противоядерном бункере и, закрывшись энерго-щитами, схватились с агрессорами врукопашную.

У нас дела были похуже. Хотя, боеприпасов еще хватало, не доставало воздуха, нас душили численностью. Мы задыхались под бременем сотен чужеродных тел. Они наседали на нас, и наши ряды редели.

Финал битвы приближался. И счет был явно не в нашу пользу. Но...

Я онемевшими пальцами нащупал кусок сургуча на шее. Кажется, этим усилием можно было поменять местами полюса планеты, но печать Леголаса только треснула, совсем чуть-чуть. Хвала Всевышнему, этого хватило!

— Тетушка Фортуна тебя разбалует, котик, — послышалось из компактных танковых громкоговорителей. — Республиканцы, прислушайтесь!

Сзади рядов нападающих приближались мелодичные, мало понятные звуки.

Мы стремимся в бой, к своей победе,

дрогнет и сбежит наш лютый враг,

пусть на поле боя всем на свете

запоет наш рог и затрепещет флаг.

Пусть падут агрессоров столицы,

пусть не будет крови и войны,

пусть юдистов злые смерти лица

расстреляют всех впродоль стены.

Женщины — мужчины пусть смеются,

пусть горит везде лишь детский смех,

после боя пусть легко даются

нам любовь и счастье без помех!

Двадцать тысяч амазонок и семьсот (!!!) сотен рыцарей и орков ударили юдистам в спины. Враг дрогнул и рассыпался. Оказалось, что портал захватил их при мародерстве над лагерем безыменного кочевого племени. Сейчас они неслись высокими длинными прыжками на трофейных кенгурблюдах, чьи сумки были до отвала набиты гранатами и прочим оружием. Некоторые всадники везли переброшенные через седло впереди связанные тела, сверкавшие тощими голыми задами.

Бесполезный в ближнем наземном бою третий крейсер полыхнул дюзами и скрылся в темнеющем небе.

— Каждого двадцатого учим обращению с женщинами! — кричала старая Мать. За ее спиной вертел плазменной винтовкой доктор Кидалко. — Не щадить никого, кроме мальчиков в интимных формах Республики!

— За Мать! — неслось по полю боя.

Юдисты задрожали.

— За предводительниц! — вторили со всех сторон.

Враги отступали, прямо на наши клинки и выстрелы.

— За душительниц! — кричали душительницы, не особо пользовавшиеся популярностью.

Имперские солдаты еще держались, хотя их стискивали, как пальцы в двери на допросе в отделении полиции.

— Урук-урук-урук-хай! За Гондор! — объединенные силы рыцарей и орков врезались в остатки армии и по инерции размазали нескольких наших о бетонные стены.

Вот после этого юдские прихвостни пали.

На громко стонущие тела вскакивали бушующие амазонки. Пришлось закрыть глаза, я больше не мог терпеть этот разврат. Как сказал какой-то извращенный классик "Не хлеб и зрелища, а смерть и секс — истинные наслаждения для народа".

Ирэн таки удалось впихнуть меня в кабину и накормить легким куриным супом.

К двум часам обеда следующего дня, все юдисты, которых не взяли в плен предприимчивые амазонки, были уничтожены и захоронены в общей могиле. Она была больше двадцати метров глубиной.

После похорон и панихиды начался большой феминистично-националистический праздник.

Капитанус Браубург, прятавшийся на верхушке далекого бархана, разглядывал разбомбленный лагерь. Видя спазматическую гибель своих сослуживцев, он искренне ликовал. Скоро, очень скоро его назначат командиром и наместником Галлора-3, он полетит в столицу, Юдус-1 и, наконец, сможет припасть к золотым ногам Императоруса.

Но, что это? На дальний восток направлялись три тусклые точки. Электронный бинокль определил распознавательные знаки приземистых пассажирских ботов. Если бы победители не отдыхали, а догадались поставить посты, они без труда бы имели возможность поймать беглецов. Браубург хищно усмехнулся, среди убегающих машин он рассмотрел знакомый номер.

Полковникус Збандельберг, главнокомандующий флотом и наземными войсками, наместник Галлора-3, трусливо убегал с поля сражения.

Один раз в жизни все офицеры Империи, выше капитанусов, имели право повидаться со своим монархом. Для этого высшее командование юдистских армий носило с собой на поясах капсулу с органическим газом. Раскусивший такую капсулу, погружался в гипнотический сон, и его сознание пару суток проводило в ментальной приемной Императоруса. Поскольку империалисты правили не только телами, а больше умами людей, мысленные приемы во дворце ничем не отличались от реальности. Нарушение правил протокола и этикета на официальных встречах, например, если разговор был бессмысленным или негативно окрашенным, несло за собой мгновенное уничтожение долей головного мозга. В капсуле, кроме гипнотического газа, также помещался яд, разрушающий подкорку. Если прибывший на прием выдерживал его с достоинством, ему давали слово-пароль, которое после пробуждения должно было уничтожить негативное действие веществ.

Конечно, не обходилось без побочных эффектов. Например, несколько часовой разговор в ментале, занимал времени больше, чем неделю. За этот период тело человека без движения лежало в глубоком сне, но страдало недержимостью. Поэтому все, желающие увидится с монархом, раздевались догола и ложились под теплый душ. Во избежание, так сказать. В полевых условиях попадать на приемы не рисковали.

— И скажете потом, что я не майорус! — погрозился в небо Браубург.

Он вытащил из кармана капсулу. Эту таблетку он неделю назад украл и одного полковникуса, заместителя Бранденбурга. Надежно закопавшись в песке по самые уши, он накрыл голову искореженным обломком какого-то истребителя с опознавательными знаками Империи, капитанус бросил капсулу в рот. Мириады звезд и солнечных лучей вспыхнули у него перед глазами. Его мысли летели сквозь созвездия, вонзаясь в мировой эфир космоса, легкое чувство эйфории кружилось вокруг в бешеном танце. Он улыбался во сне, было хорошо. Песок над ним вздулся и опал, безжизненное тело начинало пучить.

Праздник окончился внезапно. Пьяные от крови солдаты, напрасно пытающиеся забыться после боя в компоте, озверелые амазонки, устроившие пир из поедания вражеских трупов. Мирные орки, захватившие тортики и бутылки вина, приглашенные в гости к женщинам. Рыцари, с отвращением смотря на празднующих, но не отказывающие себе отведать горячую отбивнушку из филейной части офицера. Несколько печальных юдистов, пытающихся защитить свою честь перед огромной душительницей.

Цезарь встал и поднял бокал с компотом.

— Друзья мои, силы Империи разгромлены!

Все зааплодировали командующему.

— Посему, — продолжил довольный Гай Юлий, — предлагаю выступить в поход на вражескую твердыню. Мы уничтожили девяносто процентов захватчиков и по данным разведчиков, в крепости наместника сейчас не более шестидесяти тысяч солдат. В нашей же столице почти не осталось захватчиков! Давайте задушим их нашей доблестью и отвагой. — Он сделал паузу и задумался.