Кирилл уже успел уяснить, что единственный глаз Залаты видит не хуже двух, а его быстрые выпады и удары на самом деле умышленно замедлены. Однако и за такими он едва поспевал.

— Движешься неверно, княже.

— О чем ты?

— Нападаешь справа — с правой ноги ступай. Слева — с левой. И шага не подготавливай. Ай, славно! А ну еще!

— Это завсегда...

— Княже!

Кирилл вскрикнул, уронил меч и схватился за руку. В траву закапала кровь.

— Воители-Хранители... — Залата, отбросив свой клинок, метнулся к Кириллу.

Иов успел опередить его. Быстро и мягко разведя окровавленные ладони, взглянул на рану:

— Кости целы. Сильный ушиб и кожа на пальцах ссажена — удар скользящим был.

— Моя вина, — сказал Кирилл, морщась.

— Ты, княже, слишком близко руку... — начал покаянно Залата.

— Я видел, — Иов кивнул в сторону, отвязывая от пояса маленькую тыквенную фляжку:

— Лопух или подорожник сюда.

Он промыл кисть от крови и несколько раз обернул ее измятыми листьями лопуха.

— Выживешь. А теперь домой.

Глава 14

Видана вскрикнула и ухватилась за ладошку. Наполовину очищенная луковица, упав на пол, покатилась под ноги Ратибору.

— Порезалась? — с сердитым испугом спросила мать.

Видана, оглядев растопыренные пальцы, прижала руку к груди:

— Нет, это не я. Ягдар...

Ратибор наклонился, поднял луковицу. Принялся внимательно обирать ее от соринок:

— Что — Ягдар порезался?

— Да... Не знаю... Больно ему...

Звана удивленно посмотрела на мужа — тот пожал плечами и переспросил:

— Ты почувствовала, что князю больно сейчас?

— Да. Батюшка, матушка, мне в обитель сбегать надо. Можно? — быстро поправилась она.

— Можно. Коли надо.

Ратибор со значением вложил луковицу в ладонь жены, которая собиралась что-то сказать, но промолчала.

— Вместе пойдем. Я как раз к отцу Варнаве собирался.

Звана удивленно взмахнула руками и опять открыла рот.

— Собирался! — чуть погромче повторил Ратибор.

* * *

Не переставая причитать о 'белой рученьке', брат Лука упорхнул на поиски отца Никиты. Незадолго до того успел исчезнуть Иов. Кирилл устроился у окошка и стал хмуро глядеть во двор. Раздражение и злость на себя стали потихоньку остывать в знакомой прохладе келии. Он перевел взгляд на полочку с книгами, вспомнил: 'Рачительный Огородник. Как закладывать, сушить и хранить...' и тихонько рассмеялся.

— Да это, никак, князь наш! — сказал удивленный голос со двора. — А я гляжу: он — не он в окошке... Здравствовать тебе многие лета!

Кирилл кивнул:

— И тебе, человече добрый.

— Я тут по дороге домой в обитель завернуть надумал, а братия говорят, что ты, князюшко, и сам на днях в Гуров собираешься! — шумно и радостно продолжал румяный толстяк в распахнутой свите. — Вот милость-то какая к нам! Ты уж прости, что дождаться тебя не смогу — нынче же и в путь, а то бы вместе и отправились.

Он вдруг раскинул руки в великом изумлении:

— Да ты, никак, не узнаешь меня? Микула я, Микула! Двор мой от княжьего через старое торжище пятым будет. Не помнишь?

Дружелюбное простодушие смутило Кирилла еще больше:

— Уж ты прости, Микуло.

— А я вот помню, как ты с братцем своим, когда совсем мальцами еще были... Ох, не обессудь, княже: сам себя заговорил и чуть было не забыл на радостях-то. Ты весточку малую отпиши ко старосте — я уж передам — что да как приготовить до прибытия твоего. Оно вон как ладно будет загодя-то, а мы уж...

— Опять прости: видишь? — Кирилл поднял с колен и опять стесненно убрал руку в лопуховой повязке. -Давеча пальцы сильно повредил, на мечах упражняясь. Лекаря вот дожидаюсь. Ты на словах передай, что нужным сочтешь.

Шумный и жизнерадостный Микула внезапно сильно опечалился. Кириллу мельком показалось, что он даже растерялся.

— Ох... Да как же это... И строчки единой не сможешь?

— Ну, левою рукою могу. Разве что дольше выйдет да корявее.

— Левою... Да нет, не надобно...

Остатки веселости и добродушия исчезли с румяного лица, заменились беспокойным отчуждением:

— Ну, прощевай, княже, — пора мне...

Микула скованно поклонился и заспешил прочь.

— Быстро за ним, — раздался за открытой дверью негромкий голос Иова. — Тенью!

Прошуршали, удаляясь, торопливые шаги.

— Ты что — там и стоял все это время? — спросил удивленно Кирилл.

— Да. Теперь можно, отец Никита, — входи.

Лекарь быстро и осторожно освободил пальцы от увядших лохмотьев, покачал головой и зазвенел стеклом в принесенном с собою ларчике.

Кирилл поморщился. Отец Никита приостановил пеленание кисти:

— Беспокоит, княже?

— Нет. Мазь воняет.

Иов одобрительно кивнул:

— Воин должен любую рану царапиной именовать.

— Ага. Даже если с поля брани голову подмышкой несет.

— Добрый воин — да.

— Хоть убей, не могу никак вспомнить этого Микулу.

— И не старайся — не сможешь. И впрямь не сообразил еще, что от тебя надобно было?

— Да сообразил, не тупой... Грамотка с моей рукою. А зачем?

— Как узнаю — тут же извещу.

— А как ты сразу-то догадался?

— Сразу? Я не Белый Ворон и не отец Власий. Подошел к двери — разговор услышал. Решил не мешать. Всё.

— Знаешь, а я бы и написал, и в голову бы ничего не пришло, кабы не это...

— На то и рассчитывали.

— Выходит, не повезло кому-то?

— Да. Готово, отец Никита?

У входа маялся в ожидании угрюмый Залата.

— Ну что — как рука-то, княже?

— Отец Никита пока только пальцы отрезал! — радостно сказал Кирилл. — Да что с тобою, наставник? Ерунда-ерундою, а на тебе просто лица нет.

— Ерунда... Это уж кому как... — десятник тяжело вздохнул, посмотрел в каменное лицо брата Иова и решился:

— Нешто не приметил я, как отцы на меня глядели. А тут еще это... Зря выжил я в той сече.

Инок придвинулся, проговорил негромко:

— Зря или нет — не тебе судить. Еще раз скажу: я видел все. Стой на месте своем, воин. Понял меня?

— Понял... — Залата прочистил горло и неуклюже двинул плечами.

Кирилл толкнул его локтем. Приложив ладонь ко рту, сказал громким шепотом:

— Ты, наставник, за горестями своими не забудь и брата Иова пожалеть.

— За что? — удивился десятник.

— За то... — он вдруг рявкнул густым басом отца Варнавы: 'А ты куда смотрел, брат Иов?!' Да посохом его, сердешного, посохом.

— Правда? — растерянно спросил Залата.

— Правда, — подтвердил инок. — Посохом, посохом.

— А что делать-то?

— Посох выкрасть, — предложил Кирилл.

Внизу из-за поворота показались Видана с Ратибором. Спрятав руку за спину, он двинулся им навстречу.

— Далеко не отходи, — сказал вослед Иов. — Нам к отцу Варнаве сейчас.

Кирилл кивнул, не оборачиваясь.

— Ягдар!

Видана строптиво дернула головой в ответ на какие-то отцовские слова и побежала вперед.

— Видана!

— А я все знаю, Ягдар! Я почуяла! А чего ты там прячешь? Ну-ка, показывай!

Кирилл неохотно вытащил из-за спины и помахал перед собою обернутой в полотняные ленты кистью.

— Что там у тебя?

Ее голос прозвучал непривычно.

— Пальцы. С пяток будет.

Он оглянулся по сторонам, добавив вполголоса:

— Только о том — никому. Обещаешь?

Видана охнула и замахнулась маленьким кулачком:

— Я испугалась за тебя, а ты скоморошничаешь — вот как заушу сейчас!

Кирилл поклонился через ее голову:

— Здравия и долголетия, Ратиборе. А она дерется!

— Мира и блага, княже. То теперь твои заботы будут, привыкай помаленьку.

Из-за кустов вылетел маленький послушник, ухватил воздуху и выпалил в одно слово:

— Отецварнаваблагословилвсехкнемупожаловать!

— Всех? — переспросил Залата удивленно. — А как же он прознал-то?

— Это не он, а отец Власий, — сказал Кирилл.

Иов молча протянул руку в сторону — ему кивнули и задвигались.

— Пальцы вправду целы? — быстрым шепотом спросила Видана. — Не больно?

— Вправду. И не больно.

— Ягдар, ты пообещай мне, что будешь беречь себя.

— Как мыслишь это? — спросил Кирилл серьезно. — Или хочешь, чтобы я соврал?

— Ну, тогда я сама беречь тебя стану. Ты не ухмыляйся, не ухмыляйся, не то... — она опять сжала кулачок и украдкою показала его. Ратибор повернулся через плечо и сказал негромко:

— Ты, княже, не сомневайся — коли она что пообещала, так и будет.

* * *

— Брат Савва этого Микулу 'повел', а кто от врат присоединился — еще не извещали.

Иов умолк и коротко поклонился. Настоятель молча посмотрел на отца Власия — тот сердито взмахнул бородою:

— Ведаешь ведь — чем меньше знаю человека, тем хуже вижу. От незнакомцев же только опасность могу почуять. И на том поблагодари.

— Благодарю. Брат Иов, первые вести объявятся — сразу ко мне. Даже средь ночи. Брат Илия, на галерее прочие гости дожидаются — проводи-ка их, окажи милость.

Отец Варнава глянул на закрывшуюся дверь, высвободился из кресла и зашагал по келии:

— Что ни день — то новое... Ворон вернется — вот удивится-то!

— Ворон для нас с тобою удивление изображает, батюшка игумен, — отец Власий с кряхтеньем пошевелился в своем кресле. — Да сядь ты, Бога ради, — у меня уже шея скрипит да голова кругом идет.

— А ты не смотри на меня.

— А я не могу — привык во все глаза глядеть.

— У меня у самого который день голова кругом идет. Еще и князю в Гуров съездить вздумалось.

— Ты и помыслить не мог, что вздумается — так, что ли? Теперь мети дорожку веничком да коврами устилай. Хе-хе...

— Где на всё то мне людей взять?

— Ты-то сыщешь. В Гурове все ли ладно?

Отец Варнава помедлил с ответом:

— Да.

— Брат Иов там пусть начеку пребывает неусыпно.

— А он по-иному и не умеет, отец архимандрит.

— Я тебе, батюшка игумен, вот что скажу в утешение: хоть день завтрашний и закрыт для меня, а мнится отчего-то, что пока тихо все будет. В меру тихо.

— И впрямь утешил. Сей же час спать завалюсь.

Отец Власий встрепенулся и прислушался:

— Повремени пока — опять гости к тебе. У врат люди ратные с коней сходят да послушникам их препоручают. А с ними вроде как княжич молодой. Седло покинул, приседает да прыгает — либо отсидел чего, либо в пляс пуститься желает.

Настоятель дернул головой:

— Погоди резвиться, отец архимандрит. Похоже, то князь Стерх княжича Держана прислал — что же всё, Господи помилуй, не ко времени-то так! Ведь договаривались... Постой, постой... А ты, коль живописуешь столь подробно, стало быть, знаешь его?

— Да были мы прошлым летом в Белой Кринице. До мастера Георгия слухи дошли об отроке с золотыми руками — заинтересовался. Ну, и я решил поглядеть: а вдруг и по моей части дары отыщутся?

— Отыскались?

— Нет.

Отец Варнава остановился у кресла отца архимандрита, положив глубокий поясной поклон:

— Спаси тебя Господи, что хотя бы сейчас известил меня о том.

Отец Власий заерзал, замахал руками и неожиданно зашелся в долгом приступе кашля.

* * *

Видана дернула Кирилла за рукав, спросила быстрым шепотом:

— Досталось от отца Варнавы-то?

— Есть маленько. А с тобою он о чем говорил?

— Да он больше слушал. Это отец Власий меня расспрашивал. Да глазами все то так, то эдак в меня...

— Княже!

Наперерез по дорожке, раскинув руки, бежал княжич Держан. За ним вразвалку следовал огромный Василий, сотник князя Стерха.

— Держан! Ух ты! До чего же рад видеть тебя!

— А я-то!

Они коротко приобнялись и захлопали друг дружку по спине. Каждый последующий хлопок был и звучнее, и сильнее предыдущего.

— А ты чего здесь — на обучение? Так ведь рановато, вроде.

— Отец так решил. Мне не пояснял ничего, а отцу Варнаве письмо передать велел, — Держан постучал себя по груди и добавил, спохватившись:

— Помнишь, я отдариться обещал? Привез с собою, привез.

Он оглянулся на брата Иова с Ратибором, коротко поклонился им. Понизив голос сказал:

— Давай-ка, отойдем в сторонку. Я ничему не помешал, а?

— Нет.

— А с рукою-то что?

Кирилл поморщился и отмахнулся.

— Какую ручницу для тебя сладил — всем на диво! Другой такой пока на свете нет.

Кирилл собрался было ответить: 'Эка невидаль!', но углядев нечто в восторженном блеске прищуренных глаз Держана, раздумал.

— У отца Варнавы только побываем, вещи разберем — и сразу к тебе. Ты глянь, княже, как эта дубравка конопатая на меня косится — по нраву, что ли, я ей пришелся? Забавная девка... Ты чего?

— Ничего.

Он постарался, чтобы голос звучал ровнее. Под кожей лица вдруг засуетились-забегали колкие мурашки, а руки стали тяжелы и неуклюжи — это было непривычно:

— Узду на язык накинь — мало ли что.

Держан отстранился, бросил еще один короткий взгляд на Видану и внимательно пригляделся к его лицу.

— О... — негромко произнес он как бы про себя. — Так... Повину прими, княже — как ведать мог? Мы — други?

— Други.

Кирилл сжал пальцы левой руки, прикидывая, куда бы ткнуть — в плечо или под ребра. Решил, что под ребра будет получше. Кулак его натолкнулся на кулак Держана.

— Ягдар, ты идешь или остаешься?

Вопрос был задан необычайно нежным да кротким голоском. Кирилл мельком удивился — Видана не говорила так никогда.

— Да! Пора нам, — спохватился Держан. — Вечером свидимся, княже. Василий!

* * *

Едва Кирилл поднялся по лестнице и зашагал по галерее, как дверь напротив его келии приоткрылась. Из-за нее показалась голова княжича.

— Чего поздно-то так? — спросил он сердито. — Я уж все глаза проглядел. На каждый шорох выскакиваю да опять сажусь, выскакиваю да сажусь.

— Уж не серчай Христа ради, милостивец ты наш! — запричитал Кирилл, низко кланяясь и горестно вскидывая руки. — Что напрыгался — то не беда, а польза выходит: ножки белые твои крепче будут. А на дела свои, отец родной, как не испрашивал я дозволения твоего, так и впредь не стану, ага.

— Да я просто ждал тебя! — сказал Держан с обидой.

— Коль дождался, то радоваться должен, а не гневаться!

— Да будет тебе уж... Черт...

В дальнем углу, демонстрируя прекрасный слух, со значением прокашлялся галерейный послушник. Держан пристыженно втянул голову в плечи. Дернул Кирилла за рукав, увлекая за собой.

— А Светава тебе поклон передавала — во какой низкий! — сказал он без перехода, притворяя дверь и касаясь кончиками пальцев пола у княжьих ног. В голосе его Кириллу почудился то ли вызов, то ли упрек.

— И ей — от меня, — ответил он дружелюбно.

Держан прищурился, как бы ожидая чего-то еще. Не дождавшись, хмыкнул и произнес — очень похоже — голосом князя Стерха:

— Вот и ладно.

— Ага, — с прежним дружелюбием согласился Кирилл и огляделся. — Ты тут один, похоже, а дядька твой где?