| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Молю тебя, господи, спаси раба своего, кем бы он ни был, — попросил всевышнего Эндрю. — Не ведаю, как он лишился человечьего облика, но полагаю, что обусловлено сие беззаконным дьявольским злодейством, ибо если и был в чем виновен раб твой, то уже покаялся он, и свидетельствую, господи, что покаяние его искренно.
Пес благодарно ткнулся Эндрю в запястье мокрым и холодным носом, негромко тявкнул, и качнул длинной мордой в ту сторону, где в иконостасе располагалась икона богоматери с младенцем.
— Да-да, ты абсолютно прав, — кивнул Эндрю. — Извини, запамятовал, кому лучше направлять молитвы в подобных случаях. Обращаюсь к тебе, богородица, дева святая, со смиренной молитвой, не за себя молюсь, но за товарища, имя которого мне неведомо, а ведомо лишь то, что блаженно его сердце и не таит оно злобы... гм... Послушай, уважаемый, а зачем ты бросился на отца настоятеля?
Пес издал протяжный не то рык, не то скулеж, будто хотел ответить на вопрос человеческим языком, но не смог выговорить желаемое из-за несовершенства речевого аппарата.
— Давай мы с тобой вот как побеседуем, — обратился Эндрю к псу. — Лаять в храме доброму христианину не подобает, поэтому давай ты будешь отвечать на мои вопросы жестами. Если хочешь ответить утвердительно, кивай мордой, а когда отрицательно — мотай башкой из стороны в сторону. Согласен?
Пес кивнул.
— Ты раньше был человеком? — спросил Эндрю.
Пес кивнул.
— Тебя заколдовали?
Пес кивнул.
Заскрипела входная дверь. Эндрю обернулся на звук, а когда повернул голову обратно, рядом с ним никого не было. Неужели все причудилось? Господи помилуй...
— Эндрю, ты здесь? — донесся от дверей голос Мэтью.
В пустом помещении вопрос прозвучал гулко и очень громко, почти что оглушительно. Странно, а пес удалился бесшумно. Наверное, и вправду причудилось.
— Здесь я, — ответил Эндрю. — Мне только что видение было.
— Не пизди, — автоматически ответил Мэтью, но сразу вспомнил, где находится, и добавил: — Прости, господи, невольное сквернословие.
— Клянусь господом Иисусом, богоматерью и святым Андреем, мне в натуре было видение! — заявил Эндрю. — Привиделось мне, что пес-волкодав, которого мы сочли сатанинским, лежит рядом со мной и молится, и крестится передней лапой, и плачет, а глаза у него кроткие.
— Хуясе кроткие, прости господи еще раз, — сказал Мэтью. — Эндрю, брат мой возлюбленный, у тебя с головой точно все в порядке?
— Вот те крест, — ответил Эндрю и размашисто перекрестился. — Созерцал я сие видение столь же отчетливо, как сейчас вижу вас, брат Мэтью, даже отчетливее, ибо ближе. Я хотел с ним поговорить, а вы спугнули. А кстати, его еще не нашли, пса этого?
— Не нашли, — покачал головой Мэтью. — Как сквозь землю провалился. Отец настоятель рвет и мечет.
Из-под скамьи донесся негромкий рык.
— Что это? — испуганно вскрикнул Эндрю. — Брат Мэтью, вы слышали? А это ведь, наверное, не видение было... Друг мой заколдованный, будь любезен, гавкни дважды негромко, если меня слышишь!
— Гав-гав, — негромко прозвучало из-под скамьи.
— А теперь гавкни трижды, если ты по роду своему не собака, но человек, заколдованный богомерзкой магией, — попросил Эндрю.
— Гав-гав-гав, — прозвучало из-под скамьи.
— Господи, помилуй, велика сила твоя, — потрясенно вымолвил Мэтью.
Эндрю отметил, что его друг и наставник великолепно владеет своими чувствами, не зря братья дразнят его бесстрастным. Ибо только бесстрастный человек способен в такую минуту помянуть господа вместо того, чтобы начать ругаться.
Мэтью подошел ближе к источнику звука и уселся на скамью. Эндрю сел рядом. Превращенный в пса заколдованный человек выбрался из-под скамьи, и они стали беседовать. А точнее, пытаться беседовать, потому что трудно поддерживать разговор, когда один из собеседников умеет говорить только "да" и "нет". Узнать у такого собеседника что-нибудь неочевидное — задача почти что невыполнимая.
После долгих расспросов Эндрю и Мэтью убедились, что в собачьем облике пребывает именно заколдованный человек, а не ангел, не черт, не леший, не кикимора или какая-либо иная нечисть. Притом до заколдования этот человек был отнюдь не вонючим смердом, но принадлежал к благородному сословию. Эндрю попытался вызнать у несчастного имя и титул, но тот, разумеется, отвечать отказался, только негодующе зарычал.
— Отстань от рыцаря, хватит домогаться, — сказал Мэтью. — Всякий благородный дворянин, оказавшись на его месте, повел бы себя точно так же.
— Почему? — удивился Эндрю.
— Чтобы не компрометировать честь рода, — объяснил Мэтью.
Пес утвердительно гавкнул, и стало понятно, что Мэтью понял его правильно. И тогда Мэтью перешел к следующему вопросу — с каких таких хуев заколдованный рыцарь набросился на отца настоятеля, да еще столь яростно? Но получить вразумительный ответ на этот вопрос монахам тоже не удалось, причем непонятно было, то ли они не понимают, что надо спрашивать, то ли их собеседник ловко уклоняется от ответа.
От отчаяния Эндрю предложил попробовать поговорить с заколдованным рыцарем так, как некоторые монахи разговаривают с духами умерших. Написать где-нибудь в ряд все руны, какие есть в алфавите, а пес будет ходить вдоль ряда и тыкать лапой то в одну руну, то в другую, а Мэтью будет читать руны вслух, и от этого будут получаться слова. Но не вышло.
— Я неграмотен, — сказал Мэтью.
— Как это так? — изумился Эндрю. — Вы же все время с собой восковую дощечку таскаете...
— Так я ж не рунами там пишу, — объяснил Мэтью. — Я зарубки делаю, сколько чего кому причитается, палочка — одна штука, галочка — пять штук, крестик — десять штук. А как рунами пишут, я того не ведаю.
— Вот, блядь, незадача! — расстроился Эндрю. — Что же теперь делать-то?
— Доложить отцу-настоятелю, — предложил Мэтью. — Простое жизненное правило: не знаешь, что делать — доложи старшему.
Пес угрожающе зарычал.
— Нет, не в том смысле доложить, — поспешил добавить Мэтью. — Я ему расскажу, что ты никакой не дьявол, он поймет...
Пес поставил передние лапы на колени брата Мэтью и приблизил свою страшную морду вплотную к его лицу. Посмотрел в глаза суровым взглядом, помотал головой из стороны в сторону, снова посмотрел в глаза и вопросительно гавкнул, дескать, понял, нет? И многозначительно оскалил зубы.
— Э-э-э... — сказал Мэтью.
Пес клацнул зубами.
— По-моему, он не хочет, чтобы мы рассказывали о нем отцу настоятелю, — сказал Эндрю. — Он как бы намекает, что если ты расскажешь, он тебя загрызет.
Пес кивнул.
Мэтью длинно и непристойно выругался. Затем сказал:
— Хуй с тобой, божья тварь, не буду тебя выдавать, убери лапы. А что с тобой делать-то?
Пес убрал лапы с колен и мотнул башкой в сторону выхода.
— Он уйти хочет, — догадался Эндрю. — Ой, глядите, брат Мэтью, у вас на рясе отпечатки лап остались!
— Что творишь, ирод?! — обратился Мэтью к псу. — Не дай бог, не стряхнется... Нет, вроде стряхнулось, слава тебе, господи. Эндрю, выйди, посмотри, что там на дворе.
Эндрю вышел, посмотрел и обнаружил, что пока они общались с заколдованным рыцарем, уже наступила ночь. Темно — хоть глаз выколи. Уж не чудо ли явил господь? Казалось, всего-то прошло несколько минут, а на самом деле чуть ли не полдня в храме просидели.
— Господи помилуй, — пробормотал Эндрю и перекрестился.
Пес просочился мимо Эндрю и Мэтью, и растворился в ночи.
— Фу, бля, пронесло, — пробормотал Мэтью и перекрестился.
Эндрю тоже перекрестился, но ничего не сказал. Ибо не был уверен, что проблемы, связанные с явлением заколдованного рыцаря, остались позади.
— Как думаете, брат Мэтью, отцу настоятелю стоит доложить? — почтительно поинтересовался Эндрю.
Мэтью ответил длинной ругательной тирадой. Эндрю выслушал, подождал продолжения и уточнил:
— То есть, доложить надо?
— Да ты, брат, совсем охуел! — возмутился Мэтью. — Какое, на хуй, доложить?! Душу свою на помойке нашел? Чутье потерял на запах чертовщины?
— А где тут чертовщина? — удивился Эндрю. — Собака эта никак не может быть дьявольским созданием, раз в святом храме того... а святой отец тем более...
— Где тут чертовщина, я не ебу, — сказал Мэтью. — Но жопой чую, что где-то что-то есть. Ты парень молодой, а поживешь с мое — тоже научишься нечистого жопой чуять. Ты, Эндрю, лучше верь моим словам, я знаю, что говорю. В таких делах не надо выебываться, сиди на жопе ровно, молись и не отсвечивай. Епитимью-то исполнил?
Эндрю опустил взгляд на четки и отрицательно помотал головой.
— Не исполнил, — констатировал он. — Сбился, блядь.
— Так исполни, — посоветовал ему Мэтью. — Молитвы — они лишними не бывают. Господь не лох, он все видит.
Эндрю вздохнул, подошел к алтарю, опустился на колени и стал начитывать сто отченашей с самого начала. А Мэтью перекрестился и пошел к брату келарю, успокоить нервы стаканчиком-другим.
2
Незадолго до того, как развернулись вышеописанные события, владетель Кастлмора и Строберифилда сэр Персиваль по прозвищу Тандерболт, славный воитель и не менее славный интриган, совершал пешую прогулку по окрестностям замка Локлир. На прогулку сэр Персиваль отправился в одиночестве и без доспехов, с одним только мечом. Когда сэр Персиваль проходил через ворота замка, из караулки вышел какой-то десятник и почтительно напомнил его благородию, что в окрестных лесах шароебится дракон, и, возможно, его благородию следует позаботиться о должном сопровождении, ибо доблесть доблестью, а осторожность осторожностью. Сэр Персиваль не стал дослушивать эту речь до конца, но остановил воина повелительным жестом, и величественно изрек:
— Я дракона в рот ебал.
В первое мгновение десятник неподдельно изумился, а потом сообразил, что его благородие не повествует о состоявшемся событии, но выражается иносказательно.
— Тогда не смею более докучать вашему благородию, — сказал почтенный воин.
— Вот и не докучай, — сказал Перси и удалился в поля.
Отойдя от замка ярдов на сто, он сошел с дороги и направился к кромке леса, туда, где позавчера творилась сверхъестественная херня. Перси собирался осмотреть место происшествия собственными глазами, обдумать увиденное и принять решение, которое, возможно, станет самым важным решением в жизни, даже важнее, чем решение изменить Кларксонам и встать на сторону Планта. Тогда, собственно, никакого решения Перси не принимал, потому что выбор между предательством и пиздецом вряд ли можно назвать принятием решения.
Перси был преисполнен нехороших подозрений. Во всех последних событиях (да и не только последних) чувствовался не сильный, но вполне отчетливый аромат чертовщины. Власть и слава — дело хорошее, но как бы душу не проебать... Перси так и не смог разобраться, кто конкретно предал его в той несостоявшейся битве, когда Перси построил своих воинов, а Роберт построил своих, и Перси понял, что окружен еще до начала битвы. Тогда Перси был уверен, что без предателя не обошлось, потому что настолько точно угадать вражеское построение было не в человеческих силах, но кто сказал, что новому ярлу Локлиру служат только люди? Он и сам не скрывает своих мистических умений, дескать, взмолился всевышнему, и провалилась колдовская тропа в болотную жижу, и потонула армия узурпаторов в полном составе. Роберт тогда реально молился всевышнему, Перси сам видел и слышал, но позже он видел и слышал, как чернокнижник Мелвин тоже молится, и не было в его молитве ничего притворного или кощунственного. Раньше Перси полагал, что если ты продался нечистому, то господу молиться не моги, потому что получишь сразу молнией по башке и пиздец тебе. Но теперь Перси знал, что не все так просто. А если допустить, что слугам Сатаны позволено поминать имя господне и творить (либо точно имитировать) благочестивые обряды, то возникает вопрос: а Иисусу ли служит новый сеньор сэра Персиваля? И если ответ на этот вопрос, не дай бог, отрицательный, надо действовать немедленно, пока твоей бессмертной душе еще не пришел полный и окончательный пиздец. Это перед королем можно отговориться неведением, но от всевышнего ничего не укроешь, он, сука, всеведущ.
И еще эта юная блядь Изабелла. Не такая она простая телочка, какой представляется. Что-то непростое происходит между ней и его высочеством, то ли она его приворожила, то ли он новую интригу замутил... Но это точно не любовь с первого взгляда, в этом Перси готов поклясться чем угодно, хоть собственной бессмертной душой. Навидался он таких любовей, там в острой фазе разум отказывает полностью, а потом, как любовная лихорадка пройдет, так сразу отходняк начинается. А у сэра Роберта никаких признаков не видно — ни лихорадки, ни отходняка. Типа, принял любовь к сведению, записал на дощечку с текущими делами... А точно ли текущие дела записаны у его высочества на той дощечке? Если предположить, что он на самом деле регулярно и скрытно творит нечестивые обряды под прикрытием, чтобы никто не догадался... Господи, сделай так, чтобы я ошибся, Христом-богом молю!
И тут на сэра Персиваля снизошло озарение. Это случилось мгновенно, только что он, метафорически выражаясь, блуждал в потемках, и вот раз — и все понял. Все просто! Сэр Роберт, фактически, сам вчера во всем признался, просто Перси не понял, а теперь господь смилостивился и разъяснил, не дал погубить душу.
— Господи, ниспошли ветер, чего тебе стоит... — сказал тогда Перси.
И подул ветерок, и завопил казнимый Мелвин, и повернулся к сэру Персивалю сэр Роберт, и вопросил сурово:
— Чего сразу не взмолился, долбоеб?
А сам-то почему не взмолился?! Тогда Перси не подумал о таком, это надо быть совсем невоспитанным, чтобы собственному сеньору так ответить, но, в самом деле, почему сам не взмолился? И все становится на свои места: и невероятная удачливость сэра Роберта, и загадочные мистические силы, то и дело приходящие ему на помощь, и другие странности его поведения. Вот, блядь, пиздец! Перси думал, когда чернокнижника жгли, это, типа, торжество благочестия, а реально получается — черт у черта вилы спиздил! Конкуренция, блядь, среди дьявольских слуг! Господи, за что такое испытание?!
Да, теперь понятно все, кроме нескольких мелочей. Леди Изабелла, например, отступилась ли уже от истинного господа или ее еще не успел совратить ярл-чернокнижник? И с драконом кое-что непонятно — кто именно его призвал на празднество и на кой хер? А кстати! Раньше Перси не обратил на это внимание, а теперь вспомнил — дракона видели чуть ли не в двух шагах от алтаря, где невеста возлагала цветы для Фреи, никак не могли они друг друга не заметить. Другая девица обосралась бы со страху десять раз, а леди Изабелле все похуй. То ли дракон суть иллюзия, то ли...
Нет, не иллюзия, иллюзии следов не оставляют! Но какие у него следы ебанутые... Курица, блядь! Только ростом с человека и зубастая что твой медведь. Опаньки... Вот следы дамских башмачков, вот следы дракона... Ну ни хуя себе!
Перси уселся на удачно подвернувшееся поваленное дерево и погрузился в размышления. Следы были настолько недвусмысленны, что любой деревенский дурачок, окажись он на месте сэра Персиваля, в два мгновения разобрался бы во всем случившемся здесь минувшей ночью. Интересно, можно ли признать это скотоложеством? Или дьяволопоклонством, исполненным с особым цинизмом? Да похуй на самом деле! Нехуй впадать в грех гордыни, не решить эту задачу заурядному барону, неискушенному в благочестии. Надо не мозги ебать самому себе, а все рассказать отцу Бенедикту, пусть лучше он себе мозги ебет, он святой, ему положено. А по ходу еще исповедоваться надо, пусть на себя грехи возьмет, в таком деле это лишним не бывает.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
