Странник (новый вариант)

Еще через пару дней меня навестил еще один капитан, но уже в гражданской одежде. Глаза — холодные, колючие льдинки. Предъявив специальный жетон следователя армейской службы безопасности, начал допрос под протокол. Его интересовало все, что я видел и слышал. К этому моменту я уже знал, что из четырех человек в капонирах выжил только я один, но вот судьба лейтенанта и остальных парней мне была неизвестна. В новостях и репортажах об этом умалчивалось. Везде, во всех СМИ, это было подано как подвиг четверых человек. Рассказав, все что знал, я поинтересовался судьбой товарищей. Ответ был сухим и предельно лаконичным. В живых, помимо меня, осталось пятеро. Кто именно, сообщить отказался, объяснив тайной следствия на данном этапе расследования. После того как он ушел, я проанализировал нашу беседу и пришел к выводу, что следователя больше всего интересовали факты расстрела той самой колонны. Причем, даже не столько мои действия, а то, что я видел. Что была за машина? Ее особые приметы? Не видел ли я людей из других легковых машин? Когда мне эти вопросы надоели, я вспылил, только тогда перешел к новым вопросам. После допроса я еще больше утвердился в мысли, что на поле действительна была машина вице-президента какой-то там корпорации. Если так, то по всему выходит, что я убил большого босса. Как-то до этого я не рассматривал эту мысль в подобном ракурсе, но тогда.... Тогда ой — о — ой! Мало того, что на меня одна корпорация зубы точит, так еще и вторая.... От подобной мысли мне сразу стало неуютно и зябко в теплой палате.

Из тех же самых новостей я узнал, что журналисты открыли счет в банке на мое имя. Этакая благотворительная акция в пользу тяжело раненного героя из нескольких коротких репортажей, начиная от напыщенной речи председателя общества армейских ветеранов и кончая сентиментальным сюжетом о том, как маленький мальчик, разбил свою копилку, чтобы отдать свои деньги дяде — герою на лекарства. Смотрел я на это и диву давался всей этой беспардонной шумихе. Не скрою, вначале было приятно слышать о себе, но теперь это стало настолько приторным и слащавым, что я казался сам себе тортом, выставленным для угощения гостей. Его едят, все кому не лень, нахваливая и облизывая от удовольствия пальцы. В эту ночь я долго ворочался на кровати, и все никак не мог уснуть.

Еще через неделю порог моей палаты переступили родители. Разговор получился неловкий, скомканный, натянутый и все из-за того, что вместе с ними в помещение набилось около десятка журналистов, которые должны были соответствующим образом осветить это событие. Мама не выпускала платка, то и дело, поднося его к глазам. Отец, неловко чувствуя себя среди всей этой суматохи, расспрашивал меня сухо и деловито. Вопросы касались только моего армейского периода. Он словно чувствовал, что ни о чем другом спрашивать меня не надо, за что я был ему очень благодарен. Зато журналисты лезли со своими бесцеремонными, а временами и наглыми, вопросами, чтобы затем снабдить их соответствующими комментариями и передать в прямой эфир. После этой передачи пару дней шли потоком делегации от различных фондов и обществ. Родители навестили меня еще два раза, а потом уехали домой. Когда за ними закрылась дверь палаты, я облегченно вздохнул. Я устал лавировать между правдой и ложью.

Мне казалось, что до моей выписки, до которой оставались считанные дни, у меня уже не будет посетителей, но я ошибался. Сидя на кровати, после ужина, я вдруг увидел, как дверь неожиданно ушла в сторону. Тело напряглось, а рука сама потянулась к кнопке срочного вызова, но, увидев, кто стоит на пороге, вернулась назад. Мои действия были отражением моих мыслей, которые последнее время приходили мне в голову все чаще и чаще. Дело заключалось в моей известности. Теперь моим врагам ничего не стоило меня вычислить, но человек переступивший порог моей палаты не числился в их рядах.

Когда я его увидел, мои губы сами собой растянулись в радостной улыбке. В палату ввалился, в парадной форме штаб — сержанта, мой бывший командир отделения, Гастон Марше. От него приятно пахло дорогим одеколоном и хорошим джином. Сделав несколько шагов, он остановился. На его груди красовались новенькие медали. "За особые заслуги" и "За отвагу". Я вскочил с кровати. Мы обнялись.

— Привет, Дэв!

— Привет, Гас! Где ты пропадал? Может, хоть ты мне расскажешь, что произошло на самом деле. Ведь, кроме того, что говорят по "голо", я ничего не знаю. Правды никто не говорит! Был у меня капитан из особого отдела, но он тоже ничего не сказал. Отделался общими словами. Тайна следствия и тому подобное. Ну, рассказывай. Не томи, дружище!

Сержант, мало того, что был подшофе, к тому же из него фонтаном хлестало возбуждение. Садиться отказался. Стал мерить палату шагами.

— Расскажу. Еще как расскажу! Слушай, мы с тобой отхватили по такому куску пирога! По громадному! Никогда не думал! Есть бог на свете! Есть!

— Гас! Что за бред ты несешь! Совсем, как журналисты! Толком объясни!

— Слушаюсь, сэр!

Комично отдав мне честь, он, наконец, взял себя в руки. Сев на стул и начал свой рассказ.

— Первый внешний пост, отдыхающую смену и лейтенанта мятежники захватили обманом. Дескать, смена идет. Потом лейтенанта пытались заставить снять посты, но тот наотрез отказался. Тогда на его глазах застрелили Берга и солдата из третьего отделения. Когда тот снова отказался им помогать, принялись его пытать. В конце концов, они бы его сломали, но время поджимало. С помощью струсившего сержанта из первого отделения им удалось выманить начальника караула блок — поста на периметре, но тот отказался участвовать в провокации. Его застрелили. Легко пролитая кровь, словно с ума свела этих уродов. Нас согнали в кучу, как баранов и погнали в сторону блок — поста, в качестве живого щита. Позади нас ревели моторы "сиверов". Нас предупредили, что пулеметчики бронетранспортеров получили приказ стрелять на поражение, в случае малейшего признака неповиновения. Ребята с поста, во главе с Дакроном, пробовали стрелять аккуратно, крича, чтобы мы ложились, но как только первый из нас бросился на землю, он тут же был прошит пулеметной очередью. Что в лоб, что по лбу. Под прикрытием бронемашин и наших спин гвардейцы в считанные минуты захватили пост, а ведь у наших ребят было по две гранаты на нос. Что тут скажешь,... парни погибли как герои. К этому моменту из нас осталось в живых только четверо, так как во время завязавшейся перестрелки мятежники стреляли во всех без разбора. Тут я себя и показал. Улучив момент, подхватил с земли автомат убитого гвардейца и успел пристрелить двоих гадов, пока не получил две пули и не рухнул на землю. Мятежники сочли меня убитым. Дальше не помню, лежал в беспамятстве до тех пор, пока не прибыл отряд "охотников". Одновременно с ними был сброшен с воздуха десант. Прямо на взлетное поле. Кстати, тебя там десантники нашли. Под челноком, вместе с лейтенантом. Он теперь тоже в героях ходит. Правда, не в таких крутых, как ты. Провалялся в госпитале две недели, после выхода получил недельный отпуск, вот и решил тебя навестить.

Тут он неожиданно замолк, я тоже молчал, в ожидании продолжения, но когда понял, что тот ждет вопросов, только открыл рот, как Гастона снова прорвало: — Кстати, ты знаешь, что тот штаб — полковник, который грозился тебя убить, жизнь тебе фактически спас? Ха! Я так и знал, что ты удивишься! Тебя с лейтенантом уже отправили коптером в госпиталь, когда меня нашли и привели в сознание, накачав стимуляторами. Пока я лежал в ожидании отправки с другими ранеными, мне удалось услышать часть допроса полковника, которая как раз касалась тебя. Армейские особисты зря времени не теряли, кололи его, что называется по "горячим следам". Что интересно стало, парень? Дальше еще круче будет! Когда мятежники посчитали, что закончили с вами, превратив капониры в груду развалин, ты вдруг восстал из мертвых. Этой подлости они от тебя не ожидали и поэтому очень сильно разозлились. Они даже собирались накрыть тебя второй ракетой, когда поняли, что ты выключился и путь теперь свободен. Полковник специально послал за тобой несколько солдат, чтобы вытащить из-под обломков. Знаешь для чего? Чтобы запечь тебя, как цыпленка в духовке. До хрустящей корочки! Полковник, очевидно, хорошо разбирался в готовке подобных блюд. Чего смотришь?! Непонятно?! Для вас с лейтенантом приготовили особую смерть. Под дюзами челнока, когда они будут взлетать. Там, как мне сказали, сотни тысяч градусов. От вас, парень, даже копоти не осталось бы! Вот такая история, парень. Так что кому-то крупно повезло, что вовремя появились "охотники". Как, впрочем, и мне.

— Да — а, — только это я и смог сказать, услышав подобное откровение. Некоторое время я пытался представить себе подобную смерть, но мысли сводились в картинке запеченного цыпленка, вытащенного из духовки. Его хрустящая корочка. Аромат печеного мяса! Вместо страха, который я должен был испытать, мне неожиданно захотелось есть. Во рту стала накапливаться густая слюна. Стараясь перебить некстати пришедшие мысли, явно не соответствующие моменту, я спросил: — А с нашими парнями как?

— С парнями плохо. На них завели дела. По статьям дезертирство и пособничество мятежникам. Ну, что на меня уставился?! Я что ли на них дела завел! Пробовал я говорить с офицером службы безопасности, который вел мое дело. Рассказывал не раз, как все произошло. Говорил, что они не виноваты, а он мне в ответ: вы вступили в схватку, а они, почему не взялись за оружие? Я ему говорю: я кадровый военный, а они резервисты, наполовину гражданские. Первый раз в бою, испугались люди. А он мне снова: они солдаты, давшие присягу. Что ты будешь делать?! Я сделал все что мог, Дэвид!

Его слова не соответствовали тону. Сейчас в голосе не было ни напористости, ни уверенности. К тому же ему была явно неприятна эта тема.

"Похоже, он даже не пытался их спасти, как говорит, — подумал я. — Да и зачем ему это? Тут уж как говориться: каждый сам за себя, только один бог за всех".

— И с лейтенантом, с самого начала, не все хорошо получилось. Его "охотники" посчитали за раненого мятежника. Хотели добить, чтобы не возиться с раненным. Если бы не я, так бы и произошло, а так остался в живых и стал героем. Как и мечтал. Все. Хватит об этом! Ты лучше посмотри, какие мне побрякушки повесили, — тут он небрежно провел рукой по своим новеньким медалям. Голос сержанта снова стал возбужденным с хвастливыми нотками. — Тебе тоже перепало. Слышал — слышал. Герой. Тебе, в самом деле, сержанта дали?

Я кивнул головой. Глаза сержанта завистливо блеснули: — И крест дали. Крупно тебе повезло. Три месяца службы. Один бой, — тут он покачал головой. — И в шоколаде с ног до головы. Круто получилось у тебя, парень.

— Ты что, Гас, мне завидуешь?

— А ты как думал! У меня за спиной два контракта. Свои нашивки я зубами выдирал. Потом и кровью! А ты в герои и сержанты одним махом попал. Знаешь почему? Ты же к пулемету полностью обколотый встал. Герой — наркоман! Ты,... ха-ха-ха! ...этого не знал?! Ха-ха-ха!

Я постарался, как можно качественнее изобразить улыбку, дав понять, что оценил его юмор, после чего замер в нетерпеливом ожидании. Сержант, после того как вдоволь насмеялся, объяснил, почему меня потянуло на подвиги, контуженного, с разбитой головой и сломанными ребрами. Как оказалось, последние разработки подобного автоматического оружия имеют медицинский блок. Привязка человека к одному месту при атаках противника есть сильное давление на его психику, посчитали в свое время военные психологи. Решили они эту проблему с помощью специального "боевого" наркотика, снабдив, медик — блок чипом, который считывал психофизические данные с оператора оружия. Если те начинали выходить за определенные рамки, то блок считал, что оператор — человек нуждается в снятии стресса, и делал ему инъекцию боевого наркотика.

— Видно твой блок — медик так тряхнуло тогда, что он вколол тебе не одну, а целых две дозы. А где кайф ловить пулеметчику?! Только за пулеметом! Ха-ха-ха! — так закончил свой рассказ мой бывший командир отделения.

Сначала я слушал его, потом стал вспоминать и складывать в одну кучу, те обрывки воспоминаний, что у меня остались. Вроде все складывалось. Теперь мне хотелось знать, откуда он знает об этом, но пока я сидел с раскрытым ртом Гастон успел переключиться на женщин, с жаром рассказывая о своих любовных похождениях. Некоторое время в пол уха слушал его россказни, пока он вдруг, без всякого перехода, не перешел на написанную о нем статью и как он давал интервью журналистам. Услышав об этом, я невольно скривился. Увидев мою гримасу, он разозлился: — Чего кривишься, герой?! А хочешь знать, как ты им стал?! Эти журналюги мне такого понарассказали за стаканчиком джина, такого! Не поверишь!

Как оказалось, после начала военных действий, в трех из четырех городов, охваченных мятежом, на сторону врага перешло часть подразделений Национальной Гвардии. Этого вполне хватило, чтобы дать средствам СМИ заклеймить позором всю армию. Отряды "охотников" формировались из тех же солдат, поэтому они также на роль народных героев они не годились. Нашли пару полицейских, отличившихся в уличных боях. Показали по "голо", дали по медали. На этом все закончилось, так как рейтинги передач и опрос населения показали, что это не то, что нужно народу. Срочно требовались народные герои и эффектный подвиг. И тут подвернулся наш случай. Герои — резервисты, выходцы из народа. И подвиг соответствующий!

— Ты бы посмотрел, что делалось на улицах, когда хоронили Толстяка и Мориса. Толпы народа. Гробы утопают в цветах. Женщины плачут...

— Подожди, а Седой?

— От Седого вообще ничего не осталось. Его просто размазало между плит, когда в капонир ударила ракета. Сам должен понимать. Не выставишь же мокрое пятно на куске плиты на всеобщее обозрение.

Из изложенного Гасом нетрудно было сделать вывод, что мы явились подарком судьбы не только для журналистов и народа, но и для армии, оттенив хотя бы частично этим подвигом предательство высших армейских чинов.

"Теперь понятно, как я оказался здесь, в отдельной палате".

Тем временем Гастон закончив философствовать на тему героизма, стал собираться, заявив, что его ждут горячие девочки и холодное пиво. Он уже был готов переступить порог моей палаты, как я вспомнил еще о кое-чем.

— Гас, секунду. Один вопрос!

— Давай быстрее.

— А зачем они с собой боевых роботов и "Гоблина" прихватили? Они же считали, что с нами одной левой справятся.

— Хороший вопрос. Я тоже этим интересовался. Мне ответили, что все это железо было взято для прикрытия челноков в впервые минуты старта. Когда они все на борт заберутся. Своего рода автоматическая охранная система. Выздоравливай! Пока!

На следующий день, во время обхода, лечащий врач заявил, что мое здоровье в полном порядке и завтра меня выписывают. Осталось только проститься с пылкой и любвеобильной Ванессой. Утром, не выспавшийся, но вполне довольный жизнью, я получил бумаги в канцелярии госпиталя, а среди них предписание, где черным по белому было сказано, что после получения наград, я должен явиться на военную базу "Норфолк", для дальнейшего прохождения службы.