Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
/ Цугцва?нг (нем. Zugzwang "принуждение к ходу") — положение в шашках и шахматах, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции/
Спустя десять минут мы оказались во дворе большого дома. Полицейский уселся на помосте, рядом расположились два писаря. Помощники самурая меня развязали, вынули кляп, поверхностно обхлопали по телу и поставили на колени на белом песке перед помостом. Сзади встал мужчина с палкой-колоткушкой, конец который был обмотан тряпьем. Позади меня столпились свидетели и потерпевший.
— Я досин Оока Тодасука — представился самурай
Ага, если ёрики — это вроде начальника райотдела полиции совмещенного с прокуратурой и судом, то досин — типа старшего оперуполномоченного. Уже легче.
— В отсутствие Мати-бугё провожу дознание по делу избиения аптекаря Китигоро. Назови себя и свой род, незнакомец.
/ Мати-бугё — городской наместник/
И вот что прикажете отвечать? Парик еще на мне, можно подергаться.
— Почему ты молчишь? Одежда на тебе дорогая — нахмурился досин — На руках мозоли от меча. Ты самурай? Отвечай!
— Кто увидит голубого коня — закатывая глаза, начал вещать я — Тот в течение всего года не будет знать ничего плохого и будет счастлив. Потому что конь — солнечное животное!
— Это что еще такое?! — возмутился Тодасука — Имя! Скажи свое имя!
— Ах! Долговечны только корни лилий на склонах дальних распростертых гор — запел в ответ я
— Да, он сумасшедший! — прихлопнул по помосты рукой досин
— Или притворяется, чтобы уйти от наказания — наклонился к оперу один из писцов — Господин Мати-бугё в таких случаях любит применять исидаки — пытку давлением. Вон, у нас и каменные плиты для этого есть.
Я посмотрел вправо и увидел тяжелые гранитные блоки, сложенные пирамидкой. Внутри все похолодело.
— А еще хороша пытка удушением или водой — продолжал громко нашептывать писарь досину. Но я то стою близко и все это слышу!
— В тумане голубом вечернею порой... — закричал я громко и попытался вскочить на ноги. Разумеется, тут же получил по затылку колотушкой и упал обратно на песок. Голова раскалывается от боли, но я продолжал вопить строки из песен — японских и современных, перемешивая с русскими ругательствами и плевками.
Такого шоу японцы еще не видели — на меня, перешептываясь, присутствующие смотрят во все глаза.
— Я откладываю дознание до приезда Мати-бугё — досин ударил молоточком в рядом стоящий гонг — Господин Акира-сан вернется из поместья через два дня и сам решит судьбу этого человека. А пока писарям записать показания свидетелей и аптекаря.
— Как же так, господин! — вперед выходит крысиная морда — А кто возместит мне ущерб? Этот сумасшедший разбил и рассыпал лекарств на сотни мон!
— Мнда...— тянет досин — Что же делать... А вот что. Забирай его кимоно и хаори! Твоя жена отстирает их — будешь до суда сдавать дорогую одежду в аренду самураям. Тем и покроешь убытки. Сейчас в императорском дворце часто проходят приемы — многим дворянам нужно парадное облачение.
— А что делать с подозреваемым? — интересуется все тот же писарь-любитель пыток
— Как обычно — пожимает плечами досин — В тюрьму!
— Никак нельзя. По приказу господина коор-бугё Киото Ёсикуни Хатакэяма все тюрьмы на период эпидемии черной смерти закрыты.
— Болезнь закончилась!
— Но тюрьма Кодэматё все еще не работает.
— Вот незадача.
— Могу предложить отдать сумасшедшего под надзор моего брата, квартального старшины.
— Не сбежит?
— О нет! Мой брат приставит к нему своих сыновей.
— Ну что ж. Быть по сему.
Глава 14
В постоянстве — сила. Яп. пословица
— Э-э... Мумэ-сан! Неправильно ты ведро вытягиваешь. Спиной, спиной работай — Микуни встал на мое место и тут же на собственном примере показал, как нужно поднимать из выгребной ямы ведро с отходами.
Как во всяком деле, у золотарей тоже были свои тонкости. В первый же трудовой день, обозвав, для краткости Мумэ, т.е. Безымянный, меня начали учить всем премудростям ассенизаторского дела. Микуни с двумя взрослыми сыновьями и тремя внуками-подростками оказались вовсе не такими тиранами, как мне почудилось при первом знакомстве. Жизнерадостные, активные, с шутками и прибаутками — семья золотарей обслуживала целый квартал Киото. Больше тысячи домов, торговых лавок обращались к Микуни за услугами по очистки туалетов, помойных ям... Платили очень хорошо — десять медных мон за заказ. Я сначала подумал, что семья Микуни — из "хинин", однако это оказалось не так.
/Хинин — социальная прослойка японцев вне системы феодальных отношений/
Каста неприкасаемых имела дело исключительно с убоем скота, обработкой кожи — вообщем со всем тем, что запрещалось буддизмом. Уборка отходов религией не порицалась, а только приветствовалась. Очевидно, что высокая плотность населения Японии, диктовала свои правила и это находило отражение и в вероучении.
Во-первых, культ чистоты и личная гигиена. Наш рабочий день начинался вовсе не с молитвы, а с приема горячей ванны в деревянной бочке с железным дном. В бане надо было самому себя варить, подкидывая дрова. Мыться в такой ванне — занятие опасное. На дно таза ставится маленькая деревянная табуретка, чтобы сидеть на ней. Не дай бог нога или попа соскочит с табуретки — коснешься раскаленного на открытом огне дна таза и вместо помывки — беги лечить ожог.
Мужчины и женщины мылись вместе. Впрочем разглядеть что-либо из-за пара было трудно и мало кто смущался подобной совмещенными омовениями. После бани все члены семьи чистили зубы мелким песком или мелом. Для этого использовались расщепленные на мелкие волокна веточки ивы, которая, как я понимаю имеет еще и бактерицидные свойства. По крайней мере, уже через пару чисток у меня перестала выделяться кровь из десен. Вместо мыла и мочалки семейство Микуни, впрочем, как и все их соседи применяли многоразовые мешочки с зерновой начинкой, смоченные в растворе золы.
Во-вторых, экологическое мышление. Оно тоже родом из жизни "на головах" и буддизма. У японцев даже есть специальное слово — моттаинай, т.е. "все в дело", "жалко не использовать". Мало какой город может сравниться с нынешним Киото по степени утилизации всего чего только можно. Старая бумага, тряпки, пришедшая в негодность одежда — продаются старьевщикам, которые раз в неделю обходят все дворы и скупают ненужное. Вещи, пришедшие в абсолютную негодность — идут на топливо. И даже сгорев в очаге, золу выгребают и реализуют за приличные деньги. Ведь зола это и щелочная подкормка для плодовых деревьев, и добавка в гончарном деле, и закрепляющее средство при окраске тканей. Даже для производства сакэ нужно это вещество.
Фекалии? Тоже не извольте беспокоиться. Все то, что мы с Микуни и сыновьями выгребаем из помоек — отправляется крестьянам на удобрения. Разумеется, тоже не бесплатно. Более того, в период нереста сельди золотари Киото скидываются и скупают у торговцев нереализованные остатки гнилой рыбы. Сваливают ее в чаны и вываривают. После чего давят жир для светильников. Остатки сушат и опять продают на удобрения.
Чинится все. Старые и сломанные зонты, фонари из бамбука, посуда, обувь, одежда. Самые распространенные лавки в торговой части Киото — ремонтные мастерские. Девушка из небогатой семьи может не уметь ни читать, ни писать, но без портняжной шкатулки замуж ее никто не возьмет. При мне невестки Микуни сначала перешили верхнее, износившееся кимоно в спальное, нижнее. Затем на следующий день старую накидку деда переделали в детскую одежду для внуков, которых у главного золотаря насчитывается аж шесть оглоедов.
— Перерыв! — крикнул Микуни-сан
— Ансокуи — вторит ему старший сын, крепыш Цуки
/Ансокуи — шабаш по-японски/
Мы четверо валимся прямо у выгребной ямы харчевни, заказ на очистку которой наш босс принял еще вчера вечером. Любопытно, что основные заказы поставляют золотарям домоуправы — оя. Большинство горожан — выходцы из крестьян и не могут себе позволить жить в отдельном доме. Поэтому обитают в многоквартирных бараках, где жить — дешевле. Домоуправы не только собирают квартплату с жильцов, следят за жилплощадью, но и занимается всем тем, чем и их коллеги управдомы спустя пятьсот лет. Моральное состояние жильцов, доведение указов властей, надзор за криминальными элементами ("бабушки у подъезда") — нет таких дел, которые не по плечу оя. И, разумеется, различные законные и полузаконные приработки. Одним из которых была плата за возможность вычистить туалеты. Этот вид отката на ассенизаторском заказе называется "моти" и связан с рисовыми лепешками моти, которые японцы пекут под новый год в качестве подарков. Именно под конец года у золотарей — самое горячее время. Горожане чистят дома, убираются в комнатах, а управдом получает свою мзду. Про нее говорят: "Из задниц квартирантов — на рисовые лепешки домоуправу".
Припекает солнышко, запашок вокруг ямы стоит соответствующий, но принюхавшись — можно жить.
— А ты, Мумэ-сан, крепкий парень — подмигнул мне Микуни, прикладываясь к тыквенной фляжке — Нос не воротишь, работаешь справно. Так и не вспомнил, зачем начал бить почтенного Китигоро?
— Никакой он не почтенный — гнев на торговца человеческими органами опять вспыхнул во мне с прежней силой — Скоро император запретит этот бесчестный промысел
Микуни и оба его сына громко захохотали, начали лупить друг друга по спинам, приговаривая — О, да! Сын Неба обязательно заглянет к нам в Миягаву... Микадо не сможет пройти мимо лавки Китигоро-сана...
Вот идиоты! Император сидит прямо перед ними и скоро, очень скоро устроит владельцам человеческих кунсткамер Хиросиму с Нагасаки. Еще вчера ночью я мог убежать из дома Микуни — благо никто меня не связывал, а храпело семейство ой как сильно. Но природное любопытство заставило остаться. Ведь за три дня "похода в народ" я узнал в разы больше, чем за год, отираясь во дворцах и замках. Даже казалось бы такое неказистое дело, как удаление нечистот и то дало мне неплохой толчок в моих прогрессорских начинаниях.
Возьмем, например, унитаз. Вроде бы простая вещь, ан нет. Аж до 18-го века короли и императоры будут ходить в ночные горшки или даже в выгребные ямы по типу той, что мы сейчас чистим. А ведь принцип действия толчка — до безобразия прост. Кривое пустотелое колено, в котором постоянно стоит вода. И самое главное — не проходит воздух. Чугун у меня уже есть. Сделать трубы для канализации и колено — раз плюнуть. Фарфор тоже скоро будет — недавно в Тибу прибыли первые китайские мастера, переманиваем которых занимается мой вассал Самаза Арима.
С изоляцией можно поэкспериментировать, вот хотя бы те же клеи на основе рыбной чешуи и костей взять. Чем не вариант? Сверху ставим деревянный бочок с водяным затвором и вуаля — унитаз готов. Водружаем его во дворце, показываем (по большому секрету!) киотским аристократам, падким до любой роскоши — и пожалуйста, почти современная канализация семимильными шагами идет в массы. Кстати, а почему бы к этому делу не привлечь семейство Микуни? Быстренько рисую чертеж ватерклозета на песке, объясняю принципы работы и вот уже челюсти золотарей можно собирать с земли.
А вечером потрясенный Микуни с сыновьями решает обязательно премировать необычного изобретателя-ассенизатора походом в... кино. Какое кино может быть в средневековье? О, да, синематограф в Японии еще не изобрели (впрочем, не все потеряно раз я тут). Но вот перелистываемые комиксы этоки, предшественник знаменитой манга (не путать с хэнтаем!) — уже да. Крайне любопытное зрелище — палатка с большой доской внутри. На доске прикреплены широкие разрисованные листки бумаги размером метр на метр. В помещенье стоят чурбачки-стулья, горят фонарики. Перед доской размахивает руками девушка с указкой. Громким поставленным голосом она комментирует картинки. Разглядывание иллюстраций, сопровождаемое рассказами, очень популярно у киотцев — в палатке я вижу представителей почти всех сословий. И самураи, и крестьяне с торговцами и даже несколько гейш, которых легко отличить по четырем шпилькам и трем гребням в прическе.
Тихонько расспрашиваю соседей об этоки. Как оказывается, средневековые комиксы бывают нескольких видов — юмористические, драматические, исторические и даже религиозные. Сеанс длился примерно полчаса, рассказ ведет не абы кто, а бикуни — женщина-проповедник. На таких проповедниц народ валит валом, т.к они могут не только складно поведать историю, но и спеть и даже сплясать. Наша барышня правда не плясала, т.к. этоки была посвящена почти священной для японцев "Повести о доме Тайра". Жанр — гунки или "военная эпопея".
В центре сюжета — борьба двух враждующих кланов — Тайра и Минамото. Главный герой — военачальник Киёмори, глава дома Тайра. Киёмори занимает пост канцлера и его клан за недолгий срок превращается в мощную силу, перед которой преклоняют головы другие дайме, да и сам император. Спустя какое-то время Киёмори наглеет и в обход законного наследника, возводит на сандаловый престол своего малолетнего внука. "Человек ничего не стоит, если не принадлежит к дому Тайра" — бикуни начинает петь песню про Киёмори с расхожей пословицы, а до меня, наконец, доходят, все аллюзии Повести. Ведь это же обо мне этоки! Возвысил клан Сатоми, занял императорский трон... Намек, более чем конкретный. Оглядываюсь. Народ слушает проповедницу с упоением. Еще бы! Сюжет приближается к своей кульминации. Ослепленный властью Киёмори замахивается на религиозные святыни — сжигает храм Мии-дэра в старинной столице Нара, разрушает еще одно буддийской святилище — Тодай-дзи (Великий храм Востока). Вместе со святилищем погибает огромная статуя Будды, почитаемая во всей Японии. Народ восстает, клан Минамото опять на коне, Тайра бегут. Киёмори умирает и уже год спустя Тайра покидают столицу Киото. Затем клан терпит поражение от армии Минамото в битве при Ити-но-тани, после чего последние тайра вместе с малолетним императором находят свою гибель в водах бухты Дан-но-ура. Финал истории здорово напоминает смерть легендарного Чапая в водах реки Урал. Раненый малолетний император Антоку точно также как Василий Иванович в книге Фурмонова гребет одной рукой, плывя прочь от врагов. В другой руке он держит священный меч Аманомуракумо. Минамото стреляют из луков, стрела попадает в голову Антоку, после чего он тонет. Занавес.
Никакого занавеса, разумеется, нет. Культура аплодисментов еще тоже не приплыла из Европы. А вот благодарственные поклоны от публики — сплошь и рядом. Распространена практика кидания на помост медных и серебряных монет. Протиснувшись к бикуни, я пытаюсь уточнить насчет меча. Это что же получается?! Легендарный меч первого императора Дзимму утонул в водах юго-западной оконечности острова Хонсю? Тогда что же мне подсунули при коронации?!?
Увы, бикуни подтверждает — "меч, скашивающий траву"— Кусанаги — мифический японский клинок, полученный Дзимму от богини Аматэрасу — утерян. При венчании на царство микадо получает его копию. Более того, девушка высказывает мнение, что и другие священные императорские регалии — бронзовое зеркало и подвески из яшмы — поздние реплики. Правда последнее бикуни произносит шепотом. За такие слова можно и в тюрьму попасть.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |