Последний, для Ксенофонта Мартьянова — главного редактора единственной ульяновской газеты «Красный глас».
Остаток времени и имевшихся средств убил в Берлинском Торгпредстве для преодоления всех бюрократических препятствий — чтоб переслать покупки на Родину и, уж было отчаялся… Но нашёлся один хороший человек, который всего за пятьсот марок, помог их мне преодолеть.
* * *
На следующий день перед отъездом в Париж, Прасолов показал мне чемодан с личными вещами Давида Леймана, арестованного и ныне чалившегося на нарах за нападение и изнасилование гражданки Веймарской Республики:
— Что будем с ним делать?
И тут я вспомнил про «инструкции» Ягоды!
А вдруг они там?
Мля, так аблажаться…
Досадуя на себя что прощёлкал этот момент, зло на него посмотрев (а оно тебе надо было?), предлагаю:
— Давайте отвезём в посольство.
— Тогда не успеваем на поезд. Сами понимаете, у нас ничего без волокиты не делается.
— Что Вы предлагаете, Александр Александрович?
— Давайте посмотрим что внутри и, если ничего запретного — возьмём с собой в Париж и там передадим в посольство.
— А если там есть что-то «запретное?
Пожимает плечами, умывая руки:
— Тогда не знаю — Вам решать.
— «Вам решать…». Вот так вы — всегда, чёртовы интеллигенты! Сперва загоните ситуацию в безвыходное положение, а потом — «вам решать»! А потом ругаете, что не так сделали.
Обидевшись за «интеллигента»:
— Вот от кого-кого — а от Вас, Серафим Фёдорович, такого не ожидал! Ну так давайте оставим в номере…
С бешенством на него смотрю и, про себя:
«А когда по возвращению, тебя в ОГПУ — за нежные яйца возьмут, заверещишь: «А я ему говорил! А он…»».
Успокаиваясь, осматриваю чемодан:
— Заперт на замок. Ключ есть?
— Да, вот он…
— Ну, тогда берите карандаш и составляйте опись.
Ничего «запретного» в чемодане нашего незадачливого попутчика не было — даже сверхпопулярного среди кабинетных чекистов «Маузера» в деревянной кобуре, из которого он валил бы десятками и сотнями диссидентов-невозвращенцев. Кроме личных вещей — достаточно внушительная сумма денег в английских фунтах и…
И всё!
А где инструкции?
«Сидят» вместе с Лейманом в немецкой тюрьме, или зашиты где-нибудь за подкладкой чемодана?
Как бы там не было, я от них избавился.
СВОБОДА!!!
— Ну что, Александр Александрович? Поедимте в Париж?
* * *
Уезжали из Берлина под разгорающуюся антисемитскую истерию.
Случай изнасилования немецкой девушки евреем-комиссаром из Советской России — получив самую широкою огласку в Германии, вызвал взрыв возмущения немецкой общественности. Мальчишки-газетчики хорошо на мне заработали — продукцию многочисленных берлинских типографий буквально рвали с руками. Скандал получился знатный — вплоть до демонстраций возмущённой общественности, драк с полицией и бросаний камней в окна советского посольства.
По моим приблизительным прикидкам, в берлинском Торгпредстве служило до 98 процентов евреев и, им можно было только «позавидовать»!
Но, я не стал…
Немецкие мужчины 20-х годов, сплошь ветераны Великой войны — по самый пуп увешанные «Железными крестами», это — не их «толлерантные» потомки начала 21-го века.
Эти, бабские юбки — в знак протеста и солидарности с жертвой изнасилования, надевать не стали!
На улицах Берлина практически шли уличные бои.
Было множество случаев избиения на улицах русских эмигрантов, но особенно — людей с яркой семитской внешностью. Озверевшие толпы добропорядочных немецких бюреров били стёкла, громили и поджигали еврейские магазины, синагоги, банки… Под раздачу попали ни в чём не повинные румыны, цыгане, болгары и, даже один «справжній расовий галичанин».
Его то, за шо?
Думаю, в конечном итоге это пойдёт на пользу многострадальному еврейскому народу. Чем больше его представителей уедет из Германии, ещё задолго до прихода к власти Гитлера — тем меньше будет истреблено во время Холокоста.
Глава 5. Увидеть Париж и уцелеть.
Высадившись на вокзале Берси (Gare de Bercy), поймали словоохотливого таксиста — который согласился за остатки немецких марок подвести Рудольфа Вульфа в немецкое, а нас с Александром Прасоловым — в Советское посольство на Рю де Гринель. Прибыв на местно, мы с последним застали демонстрацию — из-за чего несколько часов не могли попасть на территорию дипломатического представаительства. В связи с «берлинским инцидентом» офицеры-эмигранты проводили акцию протеста и, судя по выкрикам — собирались даже штурмом захватить посольство.
Впрочем, французская полиция достаточно быстро навела порядок — не особенно церемонясь с нашими бывшими соотечественниками и, наконец-то мы оказались в «родных стенах». Первым делом сдали чемодан незадачливого Давида Леймана в отдел ИНО ОГПУ, временно устроились на квартире у одного из несемейных сотрудников и, выслушав очередной «инструктаж» по правилам поведения на «враждебной территории», ночь отдохнули и на следующий день — занялись размещением макета вокзала (прибывшего багажом чуть раньше в разобранном виде) в советском павильоне Выставки
В принципе, здесь моё участие было минимальным и рассказывать особо нечего.
* * *
После Берлина, Париж мне не понравился от слова «совсем».
В отличии от какой-то — впечатляющей тевтонской основательности, я увидел здесь показную французскую роскошь и даже какой-то «родной» российский бардак на улицах. Мостовые и тротуары ещё мели-подметали, а вот обочины были завалены мусором — который в открытую бросали прохожие.
Но, не всё так плохо!
Бывал я в этом городе в «своё» время и, сперва даже думал, что по ошибке туроператора — попал в столицу какой-нибудь африканской Эфиопии. Сейчас же, был приятно удивлён: ни одного негро-европейца (редкие субъекты, похожие на арабов не в счёт) не встретилось — чем этот Париж, выгодно отличается от того, что я оставил в далёком будущем.
«Международная выставка современных декоративных и промышленных искусств» являла собой довольно пёстрое зрелище: ни дать, ни взять — Вавилонская башня, размазанная в двух проекциях. Множество довольно банального вида башен, дворцов-павильонов, аркад, киосков, фонтанов и статуй… Уже через пару часов, всё это навеивало смертную скуку и желание напиться вдрызг.
Советский павильон, расположенный рядом с «Домом Инвалидов» на Выставке, из этого ряда несколько выбивался. Он был выполнен в виде лёгкой каркасной двухэтажной деревянной постройки — большая часть площади наружных которой, была остеклена. По диагонали, она пересекалась ведущей на второй этаж открытой лестницей — над которой было возведено перекрытие в виде наклонных перекрещивающихся деревянных плит. Справа от лестницы — вышка-мачта с серпом, молотом и буквами «СССР».
Здесь постоянно толпились зеваки, должно быть недоумевая: как это русским — всего лишь за пятнадцать тысяч рублей, удалось сколотить такой большой торговый ларёк?
Внутри Советского павильона тоже было на что посмотреть.
Макет саркофага Ленина — проекта того же архитектора Мельникова, многоквартирная квартира жилого дома для рабочих в двух уровнях, «изба-читальня» для сельской местности…
И всё в натуральную величину!
Кроме того — новые образцы мебели, модели одежды, плакатная графика, фотомонтажи, объемные агитационные плакаты-стенды и пропагандистско-агитационной поделки советской печати.
Среди всего этого великолепия, вполне органично и гармонично разместился и наш масштабный макет — проект Ульяновского железнодорожного вокзала в стиле «Хай-тек». Это было — новое слово в архитектуре, то да сё… Но я пробыл на Выставке буквально полчаса, на презентации и, больше там никогда не появлялся — предоставив стяжать лавры и раздавать автографы руководителю проекта — Александру Александровичу Прасолову, официальному автору и его помощнику Рудольфу Вульфу.
* * *
Коротко так сказать — о моей «среде обитания» на ближайший месяц и, её обитателях.
Предоставив рекомендательное письмо от Комарова Даниила Игоревича, встретился и познакомился с самим «Полномочным и чрезвычайным» и, имел с ним хоть и неофициальную — но довольно продолжительную беседу.
Рисунок 7. Здание Советского павильона на «Международной выставке современных декоративных и промышленных искусств». Париж, 1925 год.
Так вот ты какой, Леонид Борисович Красин — «человек и пароход»!
Вернее — ледокол.
Благодаря этому, обладающими самыми широкими связями среди британских промышленников и политиков человеку — Англия вернула Советской России ледокол «Святогор», угнанный во время интервенции из Архангельска. После смерти Леонида Борисовича от белокровия в 1926 году — он был переименован в «Красин»…
Как и подавляющее большинство его сподвижников, этот, без всякого преувеличения можно сказать — один из столпов и основателей РСДРП (переформатировавшейся затем в ВКП(б)) — был истинно-пролетарского происхождения…
Пробу ставить некуда!
Отец Леонида Борисовича служил полицейским надзирателем в сибирском городе Кургане.
Несмотря на происхождение, а также — на ум, талант и заслуги перед Революцией — Красин не пользовался значительным влиянием среди топ-менеджеров коммунистической партии. Его попытки хоть как-то влиять на политические или хозяйственные решения — вызывали резкую отповедь.
Например, от Григория Зиновьева, он как-то услышал такое:
«Мы просим некоторых товарищей, которые суются к нам со словом «некомпетентность», чтобы они забыли это слово».
Теперь понимаю почему!
Мало того, что Красин не имел своей собственной «кодлы» — так он ещё и выглядел совсем не по большевистски.
Держался он аристократически прямо, с достоинством и по всему видно — с неким чувством некоторого превосходства над собеседником. Своей точки зрения в разговоре придерживался непреклонно и не непоколебимо, никогда не идя на компромисс.
А этого у нас не любят!
Он одевался изящно и с самым изящным вкусом. Костюм на Красине соответствовал рубашке, та — галстуку, а галстук — булавке.
Глядя на Полномочного представителя Советского Союза в Париже — так и хотелось сказать:
«Вот это — хорошо одетый человек!».
Тот, в свою очередь, отрекомендовал меня «человеку номер два» в посольстве.
В отличии от Красина, Александр Гаврилович Шляпников — Торговый представитель СССР при посольстве в Париже, действительно был пролетарских кровей — довольно уникальный случай для большевистской верхушки. Глядя на него, так и подмывало сказать:
«Вот этот человек не на своём месте».
У токарного станка Александр Гаврилович выглядел бы очень гармонично — но вот в роли Торгового представителя в крупной европейской стране…
Не, а!
Здесь, надо обязательно пояснить: если в позднем СССР проштрафившихся партийных функционеров — отправляли «поднимать» сельское хозяйство, то в 20-е годы — на дипломатическую работу. Шляпников, был весь в косяках — как блудливая собака в репьях. Он принимал живейшее участие в «Дискуссии о профсоюзах», возглавлял «Рабочую оппозицию», подписывал «Заявление 46-ти»…
Если я что-то упустил, то простите!
И во всех трёх случаях, сей «пламенный революционер» — по причине собственной тупости, ставил не на ту «лошадь». В результате был отчислен из ЦК РКП(б) и отправлен в «парижскую ссылку».
Не знаю, что там он или его предшественники «наторговали», но персонал торгового представительства составлял — как бы не три четверти всего торгового посольства.
То бишь коммерция — основа всей деятельности советского дипломатического представительства в Париже.
Уже через торгового представителя познакомился со следующим персонажем.
Отто Христианович Ауссем, человек уже довольно-таки в преклонных годах (и что на заслуженной пенсии не сидится?) — из той же когорты «дипломатов»: при царе он был последовательно — революционером, террористом и каторжником, при Ленине и Колчаке — сибирским подпольщиком и партизаном, при НЭПе — Замполпредом СССР в Берлине, полпредом в Праге и наконец — Генеральным консулом СССР в Париже.
Возможно я несколько предвзято к нему отношусь, но, по-моему — Отто Христианович просто бездельничал на должности консула.
Ну и, в целом — весьма многочисленная колония при советском представительстве в Париже: служащие посольства, торгпредства, собственного банка, транспортной организации, туристического бюро и члены их семей — была эдаким изолированно-малюсеньким сколочком с огромной страны, варящемся в своём собственном соку. Здесь была своя собственная партноменклатура — Секретарь ячейки и пять членов бюро, которые вся и всех контролировали и учили как жить правильно, служба безопасности, рядовые коммунисты, «бывшие буржуазные» специалисты…
Многие из последних, кстати — белые эмигранты, которые покаялись и получили советское гражданство в результате амнистии большевистского правительства.
Многочисленный обслуживающий персонал выполнял роль пролетариата, а вот крестьянства не было как такового.
Всего, порядком около шестисот человек — плюс-минус ещё с сотню.
Чем эта толпа народу занималась в соответствии со служебными обязанностями, узнал позже. Прежде всего, по наиболее часто поднимаемым темам в разговорах — я весьма быстро понял, чем они живут и дышат.
Пресловутый «квартирный вопрос» портит не только москвичей — но и советских парижан. В гостиницах или меблированных квартирах жить дорого, а при съёме доступного жилья — возникали проблемы. Как правило, никакой мебели в нём не было — одни голые стены, а приобретать свою было несколько канифольно…
Нет, это не авторская очепятка — именно «канифольно»!
Покупать мебель и предметы домашней обстановки — считалось «буржуазным перерождением», за это могли отправить изучать марксистскую этику в страну победившего социализма. А этого, все без исключения сотрудники — боялись, как адского пламени.
Хотя…
«Прецедентов», мне так никто и не назвал.
Смельчаков всё же купивших на свой страх и риск мебель, ждал ещё один подводный камень: при новом назначении (а тасовали, как карты в колоде — сотрудников посольств довольно часто) они не могли её вывезти — ни в страну освободившихся от гнёта эксплуататоров рабочих и крестьян, ни на новое место службы. А так как любой советский служащий, как боец-красноармеец — должен быть готов в любое время сорваться с места, бросая всё «непосильным трудом нажитое» — этот вопрос был очень актуально-серьёзным.
