5. Искусство и Кофе

Или уже наскучили?

Я, не удержавшись, всмотрелась в лицо гипси. Он по-прежнему сидел и молчал, избегая встречаться со мною взглядом. Ни раскаяния, ни волнения — только мрачная мина человека, уверенного, что он приносит жертву... во имя чего?

У меня вырвался вздох.

Перспектива столкнуться с людьми "тёмной" стороны Бромли, конечно, пугала, но не настолько, чтобы оправдывать ею любые неприятности, происходящие с Лайзо.

К тому же было в истории с нападением что-то... нарочитое. Неискреннее. Неправильное.

— Мистер Маноле, посмотрите мне в глаза, пожалуйста.

Лайзо удивился, но послушался. У меня, как всегда, перехватило дыхание от его взгляда— на секунду, не больше, но потом я сосредоточилась и постаралась придать лицу фамильное валтеровское "ледяное" выражение.

— А теперь поклянитесь, мистер Маноле, что сейчас вы рассказали мне правду и не утаили никаких важных подробностей.

Дыхание у него на мгновение сбилось. Он быстро облизнул губы, будто они пересохли... и произнёс, тихо, но внятно:

— Клянусь, леди. Рассказал всё, что запомнил.

Зрачки у него даже не дрогнули — не стали ни больше, ни меньше. Леди Милдред говорила, это признак того, что человек говорит правду.

— Хорошо. Очень хорошо. То есть плохо, но это уже не ваша забота, мистер Маноле. Ступайте в свою комнату и отдыхайте.

— Но...

— И не спорьте со мной, мистер Маноле. Право, я не в том настроении. Ступайте, — вновь улыбнулась я ему, на сей раз ободряюще. — Прошение мне пока придётся оставить у себя. Завтра решу, что с ним сделать. Договорились?

— Как скажете, леди, — второй раз за день сдался на мою милость Лайзо. — Я тогда пойду. Мне и впрямь нехорошо.

— Идите, — милостиво отпустила его я. — Нет, постойте. А почему, собственно, вы решили уволиться? Боялись, что я натравлю на вас "гусей"?

— Нет, леди, — просто ответил Лайзо. — Просто подумал, что если сейчас на меня одного накинулись — это полбеды, а если бы я вас вёз, то могли бы и... — осёкся он. Я непонимающе нахмурилась. — Забудьте, леди. Это меня, верно, совесть замучила. Вот так оно и было.

— Гм? Интересно. Впрочем, не смею вас задерживать.

Когда Лайзо наконец вышел, я позволила себе додумать те мысли, которые в его присутствии гнала прочь.

То, что случилось, не было похоже на месть обманутого подельника. Слишком уж всё продумано, слишком многое принято во внимание — от привычки Лайзо сторониться "гусей" до выбора ненастного дня, когда прохожих, а значит и свидетелей, не найти. "Поломка" кэба; молодчики, сумевшие скрутить бывалого пройдоху-гипси с его феноменальным чутьём на неприятности; наконец, "случайная" оговорка, видимо, специально для свидетельницы — с намёком на обстоятельства дела, на котором Лайзо чуть не попался... но оговорка человека, не знающего всей подноготной того случая.

Нет, преступники так не работают. Никаких сомнений.

Однако есть в моем окружении тот, кто опаснее любого преступника. Тот, кто обличён большой властью и не знает сомнений. Тот, кому очень не понравилось, что я взяла на работу молодого мужчину с весьма сомнительным происхождением — и слишком красивого.

И сейчас я собиралась нанести этому человеку визит и потребовать объяснений.

— Магда, вызови кэб, — приказала я служанке, когда та явилась на звон колокольчика. — И приготовь мою шляпку, плащ и трость... нет, трость лучше оставить, еще не хватало забыть там последнюю, что у меня осталась.

— Вы собираетесь уезжать? Уже темнеет, — робко произнесла Магда, несколько сбитая с толку моим напором.

— Да. Собираюсь. Мне нужно поговорить с маркизом Рокпортом. По личному делу.

Забавное совпадение — кэб попался то же, на котором мы с Георгом и Мэдди добрались до особняка. Знакомое лицо водителя мгновенно напомнило мне о том, что я уехала, ни слова им не сказав. И если за Георга можно было не беспокоиться, то Мэдди могла и чего-нибудь этакого натворить, переволновавшись.

"Потом, — нахмурилась я. — Всё равно сейчас ничего уже исправить нельзя. Поговорю с ними потом".

Несмотря на скверную погоду — морось и холод, до резиденции маркиза Рокпорта мы добрались быстро. Однако уже у ворот случилась заминка. Слуга, вероятно, недавно нанятый, никак не хотел открывать их, ссылаясь на то, что маркиза нет и не будет до позднего вечера, а незваных гостей пускать "не велено". В конце концов бесполезный спор мне надоел.

— Поступайте, как знаете, — с показным смирением произнесла я, отвернувшись от ворот. — Но подумайте, что с вами сделает Рэйвен, когда узнает, что вы сперва четверть часа продержали его невесту под дождем, а потом и вовсе прогнали. Разумеется, это не моё дело, но я бы посоветовала вам, не дожидаясь его реакции, эмигрировать в Алманию. Впрочем, даже и это может оказаться для вас бесполезным — уж как повезёт.

Я, наверное, года четыре не называла маркиза по имени, но сейчас его упоминание произвело должное впечатление на упрямого слугу. Кэб наконец-то пропустили. Однако мелкое недоразумение, к сожалению, усугубило мой мрачный настрой. Если из дома я выезжала с намерением помириться с Рокпортом и на волне дружеского расположения не только разузнать о нападении на Лайзо, но, возможно, и попросить помощи в розыске злодеев, то теперь была настроена на полноценный скандал.

Определенно, маркиз дурно влиял на мою выдержку. Слишком много накопилось вопросов к нему. Начиная с того, куда он бесследно пропал сразу после похорон моих родителей, и заканчивая таинственным нападением на Лайзо. С самого возвращения маркиза я старательно отгоняла от себя неуместные мысли, пытаясь отыскать среди застарелых обид хотя бы росток прежних родственных чувств, но тщетно. Подавленное недовольство упрямо прорастало во мне злостью и обнажало нервы так, что больно становилось даже от неосторожного слова.

Это не могло продолжаться бесконечно. И, кажется, пришло время расставить всё по местам.

Уже в особняке вновь начались попытки выдворить меня прочь. Правда, теперь за дело взялась экономка Рокпорта, Клара О'Дрисколл — немолодая сухопарая женщина с рыбьими глазами, прекрасно знавшая, кто я такая. Действовала она куда более тонко, прикрываясь заботой обо мне.

— Леди Виржиния, приношу извинения за назойливость, однако я не смогу простить себя, если сейчас промолчу, — бесцветным голосом вещала О'Дрисколл. — Боюсь, что маркиз сегодня может и вовсе не приехать. И, возможно, даже завтра. Если кто-нибудь узнает, что леди провела ночь в доме неженатого мужчины...

— Мы не в девятнадцатом веке, миссис О'Дрискол. Кроме того, маркиз мне не чужой. Он мой жених. Да и сплетни... откуда им взяться? Разве вы собираетесь рассказывать кому-нибудь о моём визите?

— Нет, что вы, леди. Я лучше приму обет молчания до конца жизни, чем скажу хоть слово, способное вам повредить. Но даже если вы останетесь, то гостевые спальни не готовы.

— Ничего страшного, я могу поспать и сидя. Здесь, в этом кресле, чтобы поговорить с маркизом тотчас же, как он приедет.

— Леди Виржиния, прошу вас, возвращайтесь домой! Клятвенно обещаю сообщить вам, как только маркиз вернется!

— Нет нужды так утруждаться. К слову, могу я рассчитывать на чашку чая в этом гостеприимном доме?

— Конечно, леди. Конечно. Прошу прощения.

Судя по обреченности, тревожным колокольчиком зазвеневшей в голосе экономки, настойчивое желание прислуги отправить меня домой было продиктовано не только необходимостью оградить драгоценную особу маркиза от нежданных гостей. Возможно, Рокпорт действительно не собирался возвращаться сегодня домой.

В девять часов вечера миссис О'Дрисколл оставила бесполезные уговоры и смиренно сообщила, что в Восточной гостиной меня ждет ужин.

В десять я пожалела, что не взяла с собою счета и деловые письма — по крайней мере, за ними можно было с пользой провести время.

В половине одиннадцатого ко мне пришла светлая идея перебраться в библиотеку. Некоторое время я колебалась между толстенной "Теорией новых экономических отношений" Спаркса и "Искусством пытки" за авторством некоего Константа Невинного. Кажется, был такой монах в Тёмные времена... Выбрав труд, в большей степени соответствовавший моему настроению, я устроилась в кресле с книгой загадочного Константа и потребовала у служанки ещё чашку чая.

После полуночи строчки стали расплываться у меня перед глазами, а потом и вовсе начал мерещиться голос маркиза, монотонно зачитывающий список преимуществ "железного сапога" перед "окунанием на стуле". Голова становилась тяжелее, тяжелее, страницы книги — ближе...

А затем вдруг я услышала недоверчивый оклик:

— Виржиния, вы ли это?

И проснулась.

Спина затекла и болела нещадно.

— Кажется, я... Не уверена, впрочем. Который час?

— Половина второго, — несколько растерянно ответил маркиз. Он уже снял очки и потому немного щурился — даже здесь, в полумраке старинной библиотеки. Старомодный зелёный сюртук, как всегда, сидел безупречно, но сейчас казался, скорее, доспехами, чем просто одеждой. — Миссис О'Дрисколл сказала мне, что вы ждёте, но я, каюсь, подумал, что она вводит меня в заблуждение. Не ожидал увидеть вас здесь, Виржиния.

— Я сама не думала, что приеду. — Я постаралась принять исполненное достоинства положение — не сидеть же леди с поджатыми под себя ногами, когда с нею говорит мужчина! Но потом передумала. В конце концов, я не в первый раз засыпала в этой библиотеке. И иногда — когда-то очень давно — маркиз на руках переносил меня в карету. Отец слишком часто предпочитал другую ношу — одолженные книги... Впрочем, ни к чему сейчас вспоминать об этом. — Но мне срочно нужно было поговорить с вами.

— О, какое совпадение... Я тоже ждал беседы, — без тени иронии произнес маркиз и наконец сел в кресло напротив. — Но мой вопрос может и подождать. Не хочу портить такой момент.

"Уж не об одном и том же мы собирались побеседовать?" — засомневалась я на секунду, а потом решилась — была не была! — и спросила без обиняков:

— Скажите, вы имеете какое-либо отношение к тому, что произошло сегодня с моим водителем?

Маркиз не изменился в лице. Даже дыхание не сбилось с размеренного ритма... Но вот зрачки у него дрогнули, и веки опустились — всего на мгновение, но мне этого хватило.

— Смотря что вы имеете в виду, Виржиния, — спокойно ответил он. — Что натворил этот человек? Огорчил вас?

— О, можно сказать, что я осталась вовсе без водителя, — с совершенно искренним сожалением произнесла я.

Губы маркиза тронула улыбка:

— Не могу сказать, что соболезную вашей потере. Я так и думал, что рано или поздно прошлое мистера Маноле даст о себе знать. Тем не менее, Виржиния, вы можете всецело рассчитывать на мою поддержку. У меня на примете есть хороший, верный водитель, который также способен стать вашим телохранителем, не привлекая при этом внимание общественности.

Я проглотила смешок. Определенно, у Эллиса и маркиза есть нечто общее. По крайней мере, своих протеже они сватают одинаково. Вплоть до формулировок. Надо же — и водитель, и телохранитель!

— Не стоит беспокоиться об этом, маркиз. Я пока не собираюсь увольнять мистера Маноле, его работа меня более чем устраивает. Не каждая леди может похвастаться, что водителем у неё работает тот, кто раньше увлекался гонками на автомобилях... Почему вы так смотрите на меня?

Выражение лица у Рокпорта стало... сложным.

— Вы хотите сказать, что ваш водитель жив?

— Конечно. Никогда не говорила, что он умер, — пожала плечами я. — Как и не говорила, что на него напали, и что это как-то связано с его прошлым. Мистер Маноле был сильно избит, и поэтому я дала ему несколько свободных дней. Кажется, что мне придется некоторое время пользоваться кэбом. И ещё мне кажется, что вы, лорд Рокпорт, можете рассказать о сегодняшнем ужасном происшествии гораздо больше мистера Маноле. Я права?

— Виржиния, не всё так однозначно...

У меня кольнуло сердце.

После этих слов маркиз мог ничего больше и не говорить. Разом навалилась усталость и страшная, глухая обида. Не слушая ни единого слова, я тихо спросила:

— Зачем?

Рокпорт не стал отводить глаза. В высшем свете о нём говорили разное, некоторые открыто боялись, другие недолюбливали, третьи считали старомодным чудаком... Но даже леди Милдред, которая знала о нём едва ли не больше, чем мой отец, никогда не обвиняла маркиза во лжи. И с ней, и с отцом Рокпорт был настолько честен, насколько это вообще возможно для человека его склада характера.

Видимо, теперь священное право слышать правду от маркиза перешло ко мне — по наследству.

— Так надо, Виржиния.

— А я ведь сразу заподозрила это, — призналась я. — Вспомнила ту служанку, которая украла мамино колье. Вы пообещали "решить вопрос", а через день служанка сама вернула маме украшения. Плакала... хотела идти и сдаваться "гусям". Отец тогда пошутил, что вы волшебник. Только мне не понравилось такое колдовство.

— Служанка действительно была виновата.

— Я знаю. И, конечно, воровке не место под крышей особняка Эверсанов.

— Вы сердитесь, Виржиния?

— Конечно, — снова вздохнула я. — Я настолько сердита, что вот прямо сейчас начала бы кричать на вас, заламывать руки и кидаться книгами — да вот беда, слишком устала за день.

— Вам так дорог этот водитель? — в голосе у маркиза звякнул металл.

— Нет. Просто не переношу, когда кто-то пытается решать за меня.

Книжные шкафы, корешки старинных фолиантов, пыль, полумрак, оплывшие свечи в массивном подсвечнике... Как бы мне хотелось оказаться далеко отсюда!

Я чувствовала себя преданной.

— Значит, всё же дорог, — подвел итог Рокпорт.

— Да нет же! — сил у меня хватило только на смех, да и то натужный. — Увольте. Кто дорог, гипси-авантюрист?

— Зачем же вы тогда так за него держитесь? — Маркиз сжал пальцы на поручнях кресла — как будто два бледных паука оплели темное дерево. — Виржиния, если бы вы знали о нём то, что знаю я, то вы бы тотчас выгнали этого человека! А то и сдали "гусям"!

— Поверьте, я знаю о мистере Маноле достаточно, чтобы не обольщаться на его счёт.

— Обольщаться — очень верное определение, Виржиния. Очень верное. — Маркиз уже не просто говорил — чеканил слова. — К сожалению, этот человек действительно талантлив и хорошо скрывает следы своих преступлений. У меня нет ни одного свидетеля или доказательства, однако подозрений хватает с лихвой.

— За мистера Маноле поручился очень надёжный человек! — не выдержала я и вспылила. Только тяжесть фундаментального труда за авторством Константа Невинного, придавливающая меня к креслу, не позволила немедленно вскочить на ноги. — Оставьте подозрения прошлому. Мистер Маноле готов измениться, но если мы будем продолжать видеть в нём преступника, он не изменится никогда! Деньги стоят гораздо меньше честной жизни, и он наконец это понял! Нужно всего лишь дать ему шанс...

Я внезапно осознала, что говорю словами Лайзо, и умолкла. Мне стало не по себе. Когда он успел так глубоко просочиться в мою жизнь? Да что в жизнь — в мои мысли...