Темная Прага

Когда профессор Манчини начинал свою лекцию, никто не мог сказать с точностью, когда именно она закончится. Он мог говорить часами, но, к сожалению, иногда ему приходилось все-таки прерываться для приемов пищи и сна. А летом, когда Университеты закрывались на каникулы, будучи в Риме, Паскуале обязательно раз в неделю устраивал званые обеды. Именно обеды: в силу возраста он ложился спать рано. Режим приходилось соблюдать, и даже ради желанных гостей он не собирался делать исключения.

Как раз сейчас он медленно и осторожно выбрался из своего кресла, чтобы пожать руку вновь прибывшему гостю, графу Эдварду Варвику. О нем известный юрист знал немного и пригласил его исключительно из любопытства. Англичане всегда были интересны Манчини благодаря тому, что они смогли установить конституционную монархию на своей земле, о чем мечтал Паскуале и для родной Италии. Можно было обсудить с гостем пользу такой формы правления для страны и, прежде всего, для народа. Пустой разговор, который ничего не изменит в нынешней политической системе, но как приятно было слышать старику, когда с ним соглашались. Он еще помнил времена, когда им восхищались и гордились знакомством с ним. Но те времена навсегда ушли в прошлое, как и его молодость, и силы.

— Граф Варвик, рад, что вы пришли, — улыбнулся Манчини, протягивая Эдварду руку.

— Рад, что вы меня пригласили, синьор Манчини. Я слышал о вас много хорошего, — граф улыбнулся в ответ, склонив голову в знак приветствия и пожав руку старика.

— Значит, вы не читали газет, — усмехнулся Паскуале.

— Я не верю журналистам, синьор Манчини. Они готовы облить человека грязью ради минутной сенсации.

— Скверная привычка, да... — протянул старик, расплывшись в довольной улыбке. Но ему пришлось вернуться в кресло, ноги то и дело подводили его. — Проходите к столу, почти все гости собрались.

— Благодарю вас.

Ева появилась спустя минуту, уже уставший от долгих приветствий синьор Манчини повторил процедуру, и теперь сам зашел в обеденный зал, где столы были заполнены яствами, а вышколенные официанты, стоящие позади каждого гостя, были готовы начинать обед. Паскуале устроился во главе стола рядом с министром здравоохранения — доктор всегда должен был находиться неподалеку — с австрийским герцогом и скромным английским графом, который отказался от еды и попросил только, чтобы его бокал наполнили красным вином.

Ева сразу почувствовала себя не в своей тарелке, но только спустя пару минут поняла, почему ей так нехорошо среди этих людей. Ее невозмутимый враг удобно устроился на другом конце стола — Эдвард Плантагенет, собственной персоной. Она всегда отличалась хорошей памятью на лица тех вампиров, которым удавалось от нее уйти. Их было так немного...

"Здравствуй, милая. Не ожидала?" — мысленно спросил он.

"Тебе было мало нашей встречи в Париже?" — бросая на графа испепеляющие взгляды, поинтересовалась Ева. Она терпеть не могла, когда вампиры лезли в ее голову, сразу ощущала себя грязной.

"Мне так понравилось, что я решил повторить опыт. Думаешь, не стоит?"

"Ты или сумасшедший, или мазохист. Кажется, в прошлый раз в твоем организме стало на 6 дырок больше".

"Шесть, семь, восемь, десять — разве это важно? Главное не количество, милая, а качество. Впрочем, после нашего очаровательного общения мне пришлось охотиться значительно чаще. Из-за твоей неудачной попытки меня убить погибло девять невинных человек".

"И в мыслях не было. Просто хотел, чтобы ты знала... и в следующий раз действовала наверняка".

Охотница не видела его лица, обращенного сейчас к синьору Манчини, который что-то задушевно рассказывал, но чувствовала, что наглый вампир улыбается... смеется над ней. Чего ему надо?

"Ты хочешь, чтобы я тебя убила?"

"Я уже мертв. Просто сегодня выдался свободный вечерок. Не хочешь прогуляться под луной? Съездим в Венецию, там, говорят, сейчас красиво".

"Чего ты хочешь!?"

Официанты подали новые блюда, забрав у Евы гнутую вилку. Тогда охотница схватилась за нож.

"Да, видимо, ты не склонна к общению. Драться у тебя получается заметно лучше".

Граф замолчал, оборвав связывающую их мысленную нить, и, потеряв всяческий интерес к своей незадачливой собеседнице, оставил Еву размышлять над тем, на что так старательно намекал ей.

Как же не вовремя возник этот вампир! В тот раз, не обнаружив тела и не сумев вбить в него последний кол, Ева обыскала весь Париж, подняла город вверх дном, но не обнаружила никаких следов. Граф Эдвард Варвик значился в ее списке как самый древний вампир, который еще показывается на людях, и поэтому представлял для нее особый интерес. Ей еще не приходилось обращать в прах столь могущественное, эксцентричное и странное существо. Обычно она была кошкой, гоняющейся за мышью, но с графом Варвиком их роли постоянно менялись. Стоило признать — он был ей не по зубам, но это придавало ей еще больше сил. И злости.

Надо было подготовиться к решающей схватке с ним, поэтому, согласившись со всеми аргументами синьора Манчини по поводу прав иностранных граждан в Италии, даже не слушая их, она торопливо отбыла домой.

Где ее ждал неприятный сюрприз.

Джозефины нигде не было, а в комнате малыша около окна...

— И снова здравствуй, — вампир стоял к ней спиной, смотря на улицу. Опрометчиво с его стороны. Удар в спину — это нечестно, но только не по отношению к такому монстру. Не убьет, так хоть ранит. Может ничего не выйдет, но Ева привыкла действовать по обстоятельствам.

— Где Джозефина, ты убил ее?

— Нет, — усмехнулся граф. — Ей вдруг понадобилось на рынок.

— Странно, она не говорила, что пойдет на рынок, — отвлекая его, проговорила охотница.

Ева уже занесла нож, который вытащила из-за пояса, когда граф резко обернулся. На руках он держал ее мальчика. Она даже не заметила, что кроватка сынишки пуста, а его мишка лежит на полу.

Еву охватила неизвестная ей доселе паника.

— Пожалуйста, отдай его мне, — выронив кинжал, попросила она.

Граф улыбнулся. Ему доставляло огромное удовольствие видеть ужас на ее лице.

— Такой милый малыш. Твой? И мне не сказала. Хочу быть крестным! — воскликнул Эдвард.

Мальчик, словно почувствовав страх матери, внезапно заплакал. Граф поморщился. Крик человеческого детеныша был ужасно неприятен ему. Поэтому вампир воспользовался легким гипнозом, заставив ребенка погрузиться в глубокий сон.

— Не причиняй ему вреда, я прошу тебя.

— О, кажется, даже у такой как ты есть свои слабые места, — граф усмехнулся. — Кто папа? Мальчик такой слабенький, ты не даешь ему крови? — нахмурился Эдвард.

— Не твое дело, ты не посмеешь... Это всего лишь ребенок, пожалуйста, отдай его мне, — протягивая руки к малышу, уже умоляла охотница.

— А имя у него есть? — поинтересовался граф.

— Адам, его зовут Адам, — произнесла Ева, готовая уже упасть на колени перед вампиром.

Имя вырвалось у нее само собой, но казалось, что она уже давно знала, как будут звать ее малыша, просто боялась произнести имя вслух, как будто стараясь защитить его от этого мира, не связывая с ним ни какими условностями.

— Адам и Ева, — сменив ударение в имени мальчика, как будто пытаясь почувствовать фразу на вкус, произнес Эдвард. — Мило. Так кто папа? — не унимался граф.

— Если отпустишь его, я тебе все расскажу...

Варвик посмотрел на малыша у себя на руках.

— Ладно, — как-то очень легко согласился он. — Хотя это странно. С твоей-то любовью к вампирам плодить еще одного... это так мерзко. Вампиры не должны размножаться, легче создать еще одного, чем размножаться. Ты изучала вопрос деторождения у вампиров? Ах да, ты ведь сама родилась от вампира и смертной женщины. Раньше считалось, что вампиры вообще не способны рождать детей. Ведь они мертвы, а ребенок, который рождается мертвым таким и останется... и что с ним делать? Он же никогда не вырастет, его пришлось бы постоянно таскать с собой, вместо груди подавать ему отборную кровь, в общем, сплошная морока. А потом в чей-то изощренный ум пришла идея попробовать создать живого ребенка. Первый блин комом, второй тоже, но он не остановился, рождая на свет все новых и новых уродцев, используя несчастных женщин. Вначале это были вампирши, но получались только мертвые дети, тогда он попробовал с с живыми дамами. У того идиота была идея создать собственную армию. И ему удалось. На свет появились три мальчика. Все были живы, абсолютно здоровы, и даже кровь им была не слишком нужна, при этом их силе мог позавидовать любой силач. "Молодой" отец в них души не чаял. До поры, до времени. Пока однажды сыновья не подняли бунт и не убили его, когда он запретил им измываться над девушками в деревнях, потому что раньше это была только его прерогатива. Совершенно не романтичная, отвратительная история. Ты, наверное, сейчас думаешь, зачем я тебе все это рассказываю? — последнюю фразу граф произнес, склонившись над колыбелью и собираясь положить туда малыша.

Ева не упустила момент: схватив нож с пола, она стала снова надвигаться на графа. Как только ее мальчик будет в безопасности, а Эдвард обернется, она воткнет кинжал ему в сердце. Кол тоже был поблизости — в ящике нижнего стола. Все произойдет быстро, с графом Варвиком будет покончено.

— Мне всегда было интересно как у этих существ с... — вампир выпрямился и развернулся, Ева резко ударила ножом в... малыша. Граф обманул ее! Он не положил ребенка в кроватку, он сделал вид, что...

— ...с восстановлением.

Ева выхватила у него ребенка, ощущая ком в горле. Прямо в сердце... Что же она наделала?! Ноги подкосились, и она рухнула на колени, прижимая ребенка в груди.

— Нет... нет, только не это... нет.

— Видимо регенерации у них нет вообще... гм. Почему? Только если его отец — обыкновенный человек. Мда... печально, — несколько растерянно произнес граф. Натворил же он дел, пора было убираться.

Ева не могла больше сдерживать слез. Почему? Почему ее мальчик умер? Неужели она никогда не сможет стать счастливой? Почему?

— Будь ты проклят, Эдвард Плантагенет! — вскричала Ева.

Но ее слова улетели в пустоту. Графа в комнате уже не было.

Прага, 1888 год

Возбужденно размахивая тростью, Рихард шагал по направлению к поместью графини, обдумывая слова гонца, посланного в участок. Тот смог рассказать немного, но достаточно, чтобы вообразить, насколько серьезно положение. Горничная, очевидно, спешила и выбежала на улицу, надеясь застать какого-нибудь извозчика, направляющегося в город и попросить его сообщить инспектору о случившемся. Но такого не оказалось, и Мартине не оставалось ничего другого, как сунуть монету в ладонь знакомому мальчишке, и понадеяться, что тот выполнит обещание.

В ожидании, пока кто-нибудь из прислуги откроет чугунные ворота и впустит его внутрь, Тесарж невольно бросил взгляд на дом. В окне первого этажа он заметил шевеление занавесок — кто-то наблюдал за ним.

Анна задернула занавеску и повернулась к Эдварду.

— Наш дорогой инспектор пришел. Наконец отделаемся от этой девчонки.

Эдвард согласно кивнул.

— У нас и так полно проблем.

Девушка облокотилась о стену и безумно усталым голосом произнесла:

— С самого первого дня, как я ступила в это поместье, все идет не так. Такого еще никогда не было — словно все обстоятельства, все обернулось против нас. Мне надоело ходить по острию ножа... Эдвард! Давай бросим все и уедем отсюда! На Земле столько мест, где мы не были: Санкт-Петербург, Мадрид, Люксембург...

Эдвард обнял ее и прошептал:

— Анна, не сходи с ума. Какой Люксембург? Завтра похороны твоего жениха, вся Европа стоит на ушах, ищется виновный, но пока нет даже подозреваемого. Единственное, что от тебя требуется — изображать из себя убитую горем вдову.

Она согласно кивнула.

— И главное — ни в коем случае не навлечь на себя подозрения Евы.

— А как же ты?

— А я как-нибудь справлюсь! — обезоруживающе улыбнулся Эдвард.

— Будь осторожен! — Анна поцеловала его. — Пора идти. Инспектор Тесарж ждет.

Анна выбежала в холл, громко стуча каблуками. Хотя вуаль плотно закрывала лицо, было видно, как она нервничает. Во всяком случае, Анна пыталась вести себя как человек, который страшно волнуется, но не была уверена в том, что ей это удается. За такое долгое время уже и забываешь, как должен вести себя человек.

— Йиржи, да открой ты дверь! Не заставляй нашего гостя ждать!

Старый слуга отворил дверь, пропуская инспектора Тесаржа.

— Добрый вечер, пани Варвик, — поприветствовал он графиню, снимая шляпу.

— Добрый? — воскликнула она, — он будет добрым тогда, когда полиция начнет выполнять свои прямые обязанности.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду эту девочку, — кивком головы графиня указала на Вик, спрятавшуюся за спиной Мартины.

— Какую девочку? — Тесарж тонко улыбнулся в усы, — кроме вас я вижу здесь только еще двух барышень.

Мартина зарумянилась и спешно закрыла рот носовым платком, чтобы никто не видел, как она расплывается в улыбке, а потом вытолкнула Викторию из-за спины.

С непривычки она еще чуть путалась в длинном светло-голубом простеньком платье. Анна вспомнила, что видела его в гардеробе Мартины. Может, платье сидело на Вик не так хорошо, как на фигуристой горничной, но уж в любом случае было куда лучше того тряпья и рвани, в которую раньше рядилась попрошайка. Волосы ее, правда, все еще были слишком короткими для девочки, но зато теперь хотя бы было видно, какого они цвета.

— Это что еще за благотворительность? — одними губами прошептала графиня.

— Простите, пани... — пролепетала служанка, но было заметно, что ей нравится творение ее рук.

Вик скромно стояла, потупив глазки и отдергивая складки на столь непривычной юбке. Платье болталось на ней, как на вешалке, но все же это было платье! Настоящее платье! Теплое, пахнущее лавандой — почти что барское. Хотелось сказать слова благодарности Мартине и всем-всем-всем, но Виктория так и не научилась складывать слова в предложения на чешском. Так что оставалось лишь благодарно смотреть и не слишком сильно косить глазами в сторону огромного зеркала, с которого чуть-чуть напугано и совсем уж незнакомо уставилась на нее дочка какого-то буржуа. Надо было сделать некоторое усилие, чтобы понять, что в зеркале отображается она — Виктория.

Волосы светлой короткой волной падают на глаза. Светлой волной! Почти что золотистые, а не грязно-серые, какими их привыкли считать все окружающие, и Вик в первую очередь. Они теплые, слегка влажные, светлые и... и вьются. А не стоят колом, как было раньше. Красиво! Девочка улыбнулась сама себе.