зона магического мира

— Да! Но его ведь звали...

— Тихо! Не нужно имён! Так вот, этот последний из титанов был самым мудрым. Он накопил огромное количество чёрной энергии и скрылся от богов в глубинах океана, надеясь переждать любую войну. Там он был безвреден, и те, кто охотился за ним — на самом деле охотились за той силой, что скрывалось в нём.

— Но в легенде говориться, что бог, убивший змея, олицетворявшего мировое зло, принял его в себя, дабы оно не излилось в мир?

— Меньше верь сладеньким обёрткам легенд. Зло было надёжно укрыто на дне океана. Только мечта о новой силе со стороны старшего бога, чувствовавшего, что энергия Творца не вечна, что она уходит, растраченная на войну, на чудеса и разные глупости, могла заставить Единого поднять змея со дна океана. Смешав в себе силу творца и чёрную энергию, он надеялся остаться прежним... не получилось. В нём две разные силы, он то добр, то зол, мечется от одного к другому и обратно... и главное — он стал хитрей и умней. И придумал, как завоевать всех людей, и стать тем, кем он стал. Аватары, святые — это всё вчерашний день. Благодаря своей победе, он смог сделать проводником своей воли целый народ: найдя небольшое кочевое племя, он не стал иссушать его, как всех остальных. Уведя избранных подальше от остальных, он преобразовал их души, создав необычный двухсторонний канал: забирая у них энергию Творца, он аккуратно делился с ними чёрной энергией ночи. Так, чтобы они не стали кем-то большим, чем люди — но людьми были талантливыми. И нашёптывал, нашёптывал... о том, что они — богоизбранные, исключительные, не такие, как все! Они и вправду были другими: чёрная энергия — это пусть и искорёженная, пусть и страшная, но тоже изначальная сила Творца. Они могли многое, вот только всё это неизменно вело во тьму. Он не давал этому народу осесть, заставляя их кочевать по всему миру, и везде проповедовать, увлекать, рассказывать о себе. Единый много взял от убитого им змея: подобно ему, он легко менял шкуры, имена, обличья, представая перед очередным народом в наиболее привлекательном для них облике. Впрочем, постепенно имена богов уходили: зачем нужны имена, если бог один? Просто бог, или Единый — этого вполне достаточно.

— Но как же другие боги, и другие народы? Почему они всё это приняли?

— Многих богов Единый действительно уничтожил и поглотил. В нём было достаточно черноты для этого. Оставшиеся предпочли смириться, отказаться от большей части силы и не высовываться. Змей их не трогает: он прекрасно понимает, что ещё пять, десять веков — и все будут молиться только ему, он станет подлинно Единым.

— Змей?

— Ты видел его аватара... Конечно, у него есть и людские обличья, но он ими давно уже не пользуется, я подозреваю, что изменения продолжаются и он... что это? Ты чувствуешь запах?

Ладар торопливо положил руки на рукояти клинков, настороженно оглядываясь по сторонам. Он давно уже убедился, что у его странной спутницы чутьё просто сверхъестественное... во всех смыслах. И тут... лёгкий сладковатый запах коснулся его носа. Запах, от которого хотелось кашлять.

— Гарь! Где-то рядом разожгли сильный костёр! Или...

— Или это лесной пожар! — Дзега мрачно оглядывалась по сторонам, пытаясь что-нибудь придумать. — Единый не успокоился. Да, он не может меня учуять, но знает, что я где-то здесь и понимает, куда я стремлюсь. Вполне достаточно устроить впереди пожар — и я в ловушке. Бежать назад? Реку мы прошли вчера — не успеем. На шурше ещё смогли бы уйти из огня, но змей помнит его вкус и знает, что нам некуда деться. Хотя — эта тварь предусмотрительна, наверняка и сзади есть ловушка. Похоже, наш путь закончен!

— Ты слишком быстро сдаёшься! — Аарх хмыкнул и торопливо начал снимать с себя всё лишнее: припасы, плащи, одеяла, всё, чем их заботливо снабдили в городе, что раньше нёс Кирк, а после — он. Теперь же, готовясь к бегу наперегонки с пламенем, боец штрафбата безжалостно сваливал в кучу посреди дороги всё, что могло бы задержать его хоть немного. Правда, складировал всё достаточно аккуратно — на каменном пятачке в центре дороги, подальше от наступающего пламени, причем продукты положил отдельно: если сюда доберутся дикие звери, то, прельстившись продуктами, остальные вещи могут не тронуть.

Оставив только пару клинков да сунув в опустевший вещмешок несколько самых нужных вещей, он критично оглядел Дзегу и, аккуратно достав свою любимую метательную рыбку, принялся распарывать тяжёлую дорожную юбку, оголяя стройные ножки. Та, принципиально не носившая брюк, теперь лишь вздыхала, глядя на стремительно укорачивающийся подол, но не протестовала, мгновенно поняв замысел Аарха.

— Хочешь поспорить в скорости со стеной пламени? И как ты это себе представляешь?

— Сейчас увидишь. — Отшвырнув последний клочок материи, оставив лишь нечто вроде широко ремня или набедренной повязки, Ладар подхватил клинки и выпрямился. — Беги за мной!

Это было слегка позабытое, но приятное ощущение. Да, мало кому может нравиться бег наперегонки со смертью, по лесу, где всё служит для убийства, но только не выходцу штрафбата. Привычка жить на лезвии ножа уже давно вошла в его плоть и кровь, стала необходимостью, без которой жизнь — пресна и скучна. Сзади слышался рёв пламени, трещали и падали объятые огнём деревья. Клинки пели свою песню, мир подернулся серебристой дымкой, в которой легко было различать омуты смерти. Вот ветка налилась чернотой, наклонилась ниже, прямо к голове Аарха. Сверкнул стигис, перерубленная ветвь свернулась кольцами — и упала на землю, уже бессильная. Земля на дороге внезапно превратилась в чернильный омут, но идущий тропой тени легко перепрыгнул её, кончиком меча перечеркнув опасную зону — и мчался дальше, не обращая внимание на доносящееся сзади бессильное шипение.

Ладар не волновался за бегущую рядом Дзегу: она уже давно доказала, что по своим способностям не отстаёт от Аарха, а, возможно, и превосходит. Если что и удерживало её рядом с человеком — это необходимость постоянно быть в коконе небытия. Скорее всего, она не знала, как вызвать броню — с ней кокон приобретал некоторую прочность и автономность, во всяком случае, должен был согласно давно уже внесённым в неё усовершенствованиям, так и не опробованным на практике.

— Мы бежим к горам?

Ладар вздрогнул и с трудом удержал лезвие тёмного клинка от выпада. Нельзя задумываться во время бега наперегонки со смертью, нельзя. Резко свернув, он обогнул куст, в котором явно кто-то скрывался, глянул вбок, отметив бодрый вид спутницы, и с некоторым трудом ответил, пропихнув слова в спаленную бегом глотку:

— Конечно! Куда же ещё... Если поблизости нет реки, то камни — самый оптимальный вариант защиты от огня. Насколько я помню, там совершенно голые скалы. Достаточно отойти по ним на пару сотен метров, и можно любоваться пожаром, словно в театре.

— Ты оптимист! А как мы заберёмся на скалы?

— Это не самая большая проблема. — Резко затормозив, Аарх уставился на ряд чёрных, лоснящихся тел, перегородивший дорогу. Каахи.

— Ну, вот и всё. — Дзега сникла, опустив голову. — Я же говорила, Змей подстрахуется. Но бегаешь ты замечательно, нам почти удалось.

— Ты опять торопишься. — Ладар резко закинул клинки в ножны и нарочито небрежной походкой направился к замершей кошке во главе строя — единственной, чьё жало в растерянности замерло, а не подрагивало в предвкушении добычи. Его рука чуть помедлила — и опустилась на чёрный загривок, чтобы начать гладить упругую шерсть.

— Здравствуй, Итека. На кого охотится твоя стая в пламени пожара?

Кошка прижала уши, нервно дёрнув хвостом. Сверкающее жало промелькнуло перед лицом человека, но он покрепче сжал всё внутри, не позволив себе отшатнуться или дать задрожать рукам: хищники не должны чувствовать, что он боится.

— Ты сам всё знаешь. Уйди! Нам попадёт, но мы выпустим тебя.

— Попадёт? И это говорит такая смелая, большая кошка? С каких пор ты слушаешься кого-то кроме своих желаний?

— Я не могу... я должна повиноваться.

— Это просто наваждение. Борись. Позволь, я помогу. Доверься мне.

Глаза в глаза... утонув в оранжевых зрачках, расслабился, чувствуя десяток жал, нацеленных в сердце, слыша нарастающий рёв пламени за спиной. Найдя нить смерти, идущую из глаз, скользнул по ней, вошёл в чужой разум и, найдя в нём крохотную команду, призыв охотиться — на маленькую, странно пахнущую добычу, и уничтожил чужую волю.

— Так лучше, Итека?

Кошка помотала головой, приходя в себя. Помолчала, прислушиваясь к гаснущим чувствам, и глухо произнесла:

— Спасибо. Но я и так не стала бы охотиться на тебя. Ты член стаи.

— Зато накинулась бы на мою спутницу. Сейчас же ты можешь её спасти. Закинь её на спину и унеси в скалы, подальше от пожара.

— А что будет с тобой?

— А я потанцую со стаей. Это будет весело.

Итека оскалилась, и грустная улыбка странно смотрелась на звериной морде.

— Конечно! Нет ничего веселее последнего танца. Ты, вправду хочешь именно этого?

— Может, и нет, но сделаем мы именно так! Бой!

Удар сердца. Чёрное тело стремительно перетекает вперёд и вбок, подхватывает стройную фигурку, закидывая её на спину, и резким прыжком перепрыгивает через растерянную стаю, исчезая в зарослях. Недоумение и ярость на тёмных мордах, но клинки уже покинули ножны, резкие косые удары по лапам успокаивают болью самых ретивых, заставляя сосредоточится на оставшейся добыче.

Ещё удар. Аарх крутиться волчком, лезвия мелькают, образующие сверкающую сферу. Стигис бьёт плашмя или наносит мелкие, но болезненные порезы, зато тёмный клинок работает ювелирно — он делает множество мелких, но жадных глотков — так, чтобы противники обессилели, но не погибли.

Чья-то лапа прорывается сквозь завесу стали, и рука человека покрывается кровью. Каахи шалеют, забывая от усталости, они всем скопом кидаются на верткую добычу, осмеливающуюся столь обидно огрызаться. И тогда с резким рывком распахиваются крылья, подкидывая тело на пяток метров вверх, на заранее присмотренную толстую ветвь. Каахи тут же мчатся вверх по стволу, словно по ровной земле, но есть несколько драгоценных мгновений, чтобы вздохнуть и нырнуть на изнанку...

Огненный пал вспыхивает вокруг, создавая очередную завесу пламени, противопоставляя идущей на Аарха стене пламени ещё одну, столь же грозную и опасную стену. Запасной, отчаянный, непроверенный и рисковый план сработал! Внизу мечутся растерявшие свой пыл каахи, им теперь можно только вбок, влево или вправо, но никак не назад, туда, куда умчалась Итека — там теперь стоит огненное зарево. Стая, решившись, исчезает вдали, жажда жизни сильнее любой, даже внушённой ярости, а вокруг человека всё выше поднимаются языки огня. Горит всё: дерево, кусты, сама земля, ветвь под ногами. Столбы жара поднимаются вверх, и очень трудно распахнуть над ними крылья, но вновь расчёт оправдан, тёплые слои воздуха возносят человека вверх, и можно заложить вираж, переводя дыхание и выискивая глазами тёмную и светлую фигурки...

— Где стая? — Итека устроилась на высокой скале, куда влетела в несколько прыжков, легко, словно играючи цепляясь когтями за неровности в камне и словно не замечая лишнего веса на своей спине. Дзега наконец сняла броню и глядела на Ладара круглыми от изумления глазами.

— Уходит к реке. Ты можешь догнать их по предгорьям, скорее всего огонь до них не дойдёт, я пустил встречный. Но вряд ли это будет легко: их здорово напугал взметнувшийся вокруг них огонь.

— Его разжёг ты.

— Я. Но твоя стая не пострадала, разве что самолюбие. Да, кстати, рослый самец с белым пятном на лбу не твой?

— Мой. Жив?

— А что ему сделается. Красавец! Прорвался сквозь мою защиту. — Ладар кивнул на распоротую руку, которую аккуратно сшивал во время всего разговора магическими стяжками. — Его работа.

— Он сильный! — Гордость пополам со смущением. — Но глупый.

— Спасибо тебе, Танцующая в тенях. Дальше мы сами справимся, а тебе пора к своим.

— Давно пора. Ещё поохотимся вместе. — Большая кошка встала, потянувшись всем телом, отчего-то завибрировала от носа до жала на кончике хвоста, и, двумя прыжками спустившись со скалы, исчезла в кустах.

— Ну, вот и ещё один день прожит. — Ладар растянулся на камнях, баюкая начавшую заживать руку. — Жаль, одеяла остались на дороге, без них в горах будет холодно.

— Ну... спустись, погрейся, к твоим услугам костёр величиной в половину леса. — И дружный смех разбил начавшие затягивать землю хрустальной поволокой сумерки.

— Несколько чахлых кустиков, растущие на камнях, практически не горели — но, скрученные и жилистые, упорно сопротивлялись огню, давая много жара. Их показала Ладару всё знающая об окружающем мире Дзега. В вещмешке, кроме магического свитка, удостоверяющего право Аарха на земли и нескольких воинских примочек, чудом уцелела копчёная рыбина, из тех, что готовили на крайний случай — её честно поделили пополам, хотя Ладар и пытался отказаться от своей доли. Куртка, Ладара заменила Дзеге одеяло, ноги она сунула в торопливо вытряхнутый вещмешок, сам Ладар устроился поближе к огню, положив клинки так, чтобы их можно было схватить в любой момент.

Костёр догорал, а спутники всё ворочались, вспоминая ревущее пламя. Наконец Ладар решил разрушить молчание:

— Не спишь?

— Нет.

— Можешь рассказать мне о прорехе в пространстве?

Короткий смешок, затем чуть капризное, но облегчённое:

— Я думала, ты заговоришь о другом. Обычно после встряски мужчины хотят расслабиться.

Ладар махнул рукой.

— Сколько у меня их было, таких встрясок. К тому же, ты конечно, красива и всё такое, но на мой вкус слишком мала. И ещё — у меня есть девушка.

— Что-то я не видела её сегодня. — Хитрый прищур глаз.

— Значит, не так уж и велика была встряска! Дзега, не заговаривай мне зубы! Расскажи о том, что для меня важно.

Долгий, чуть страдальческий вздох.

— Думаешь, ты готов понять? Это такая заумь! Не передумаешь? Ну, ну. Пространство, как ты уже видел, многомерно. Люди чаще всего видят максимум одну плоскость, и то, назвать её плоскостью просто глупо — у вселенной есть свои впадины и горы, свои омуты и мели. Но, главное слои не совпадают друг с другом! Причина проста — это не зеркальные отражения одного и того же пространства, это просто одно и то же! Непонятно? Тогда копнём ещё глубже: ущипни себя? Больно? Ты думаешь, это доказательства твоей материальности? Да ничего подобного. Просто из подкожных нервов в твой мозг поступил маленький клочок энергии — сигнал о боли. Материя — это просто один из видов существования энергии. Получается он, если на энергию воздействовать временем. Тёмная энергия Вселенной — Хаос, никак не годится для созидания. Смерть успокаивает её, уничтожая все мыслимые и немыслимее создания Хаоса, превращая энергию в нечто упокоенное и однородное. Но только использовав свой второй инструмент — Время, Творец создают материю. Дело в том, что время — дискретно, оно разбито на мельчайшие мгновения, или, если хочешь, слоисто. Оказавшись в её слоях, энергия начинает двигаться, но не постоянно, а прерывисто, создавая мельчайшие частицы, из которых потом складываются иные, более крупные частицы — и так, пока не образуются планеты и солнца. Понял хоть что-то?