Оглушенному Лэйми показалось, что настал конец всего, и мир немедля погрузится на дно океана. Тем не менее, всё и на этот раз стихло. Когда они осмелились подойти к окну, то не заметили никаких разрушений. Свет везде погас, но черный треугольник Цитадели всё так же угрюмо зиял на фоне звездной пыли неба. Только улица внизу вдруг стала странно подвижной, — она была залита водой, и по ней гуляли зеркально-темные волны.

Вдали показалось что-то, похожее на призрачную серую стену, — она стремительно росла, и, очевидно, приближалась. Несколько секунд мальчик, как зачарованный, смотрел на неё, затем поспешно отступил — и вовремя.

Воздушная волна отбросила его к стене, как куклу. Он упал на постель и потому не ушибся. Потом его качнуло назад, и уши пронзила острая боль. Он испытал мгновенный, короткий приступ удушья... затем всё кончилось.

— Ч-что... ч-что это? — спросил он через полминуты, поднявшись.

Ликс открыл рот, чтобы ответить, — но тут за крышами снова взметнулась пенная стена, и через несколько секунд всё здание потряс могучий глухой гул. Обезумев от страха, они бросились в ванную. Заперев дверь, братья скорчились на полу, прикрывая руками головы. Вторая ударная волна снесла дверь с петель с оглушительным треском и ворвалась внутрь, осыпав их мусором. Грохот, содрогания пола, неистовые порывы ветра, — всё слилось в чудовищную какофонию...

Когда все стихло, Лэйми поднял голову. Свет близкого пожара падал на лицо Ликса и в глазах брата застыл страх.

— ...Как вы уже знаете, разум существует среди множества звезд, — и потому межзвездные просторы полны опасностей. В них обитает наш Враг, и мы следим за ним уже очень давно. Но это не только наш Враг, — это Враг всего живого и всего разумного, ужасные твари, существующие с единственной целью, — размножаться и пожирать, — голос Императрицы казался странно насмешливым, словно она думала о чем-то своем, безмерно далеком и от подданных, и от войны. Лэйми был ещё слишком мал, чтобы интересоваться новостями, но вся его семья собралась у приемника. — Нападение Врага стало жестом отчаяния и голода, и объединенным силам ПКО Джангра удалось уничтожить все корабли Мроо в открытом пространстве. Четыре матоида полностью разрушены в космосе, один — при падении на территорию Империи возле Рохаса. Но ещё одиннадцать, получив фатальные повреждения, обрушились в океан, частично сохранив активную биомассу, и распались на миллионы меньших особей прежде, чем мы успели их добить. Скоро наши побережья подвергнутся атаке.

Наша армия сделает всё, что сможет, но она не сможет быть повсюду. Мы давно готовились к этой войне, и наша победа неизбежна, но она придет не сразу, и достанется дорого. Повторяю: силы Врага в Космосе уничтожены, и ему неоткуда ждать подкреплений. К нам же на помощь идет Четвертый Флот Тарены, — 11 линкоров-ракетоносцев и 114 тяжелых артиллерийских крейсеров, — и нам нужно лишь продержаться до его подхода. Но запомните: это война за жизнь нашего рода. Сражаться придется и вам, — за свои жизни. Твари Врага смертны и уязвимы, однако, они умнее, чем мне хотелось бы. В первую очередь, они будут атаковать крупные поселения, и мой вам совет, — если ваш город не укреплен, если он стоит на побережье, — бегите, прячьтесь, не дайте превратить себя в еду Врага или в нечто худшее. Да здравствует Империя! Победа или смерть!

На этой оптимистической ноте приемник замолчал, и Ликс растерянно взглянул на отца.

— И что же нам делать?

Тормо Анхиз пожал широкими плечами.

— Уезжать домой, в Хониар, — он обвел взглядом семейство, собравшееся в задней, почти не пострадавшей комнате дома его брата. Кроме него здесь сидела Джахан, его дородная жена, Ликс, и ещё две девушки, одна из которых, насколько помнил Лэйми, приходилась ему старшей сестрой, а вторая — кузиной.

Семья Анхиз не относилась к числу обыкновенных. Она имела несколько сильных и преданных охранников, а также многочисленные знакомства среди сильных мира сего. Собственно, без них они вряд ли бы смогли попасть сюда, за Зеркало. К счастью, его отец был предусмотрительным и весьма богатым человеком. У него был свой "подвижный дом" — громадный трехосный фургон, отделанный внутри на удивление уютно. Кроме него, в колонну вошли ещё три больших автофуры, доверху нагруженных самым ценным имуществом и товарами. Их вели люди Тормо, а его семейство и он сам сидели в фургоне.

Погрузка и сборы заняли много времени, и они выехали только в полдень. День выдался ветреным, холодным и пасмурным. Утром шел дождь, теперь он прекратился, но беспросветные синевато-свинцовые тучи ползли над крышами Лайналы сплошной неразрывной пеленой. Лэйми смотрел на улицы чужого города без всякого интереса, — после падения звезд он не сомкнул глаз, и с раннего утра трудился, где мог, стараясь быть полезным. Он сам таскал свои вещи, — их было много, и он изрядно устал. Его мускулы ныли от тяжелой работы, но он был доволен, — впервые он работал наравне с взрослыми...

Город выглядел притихшим и испуганным. Везде зияли ряды узких окон с выбитыми стеклами. Лэйми не был на побережье, но, по рассказам брата, огромные волны, порожденные рухнувшими в море матоидами, полностью уничтожили порт — пирсы уцелели, но все корабли были разбиты, портовые склады сметены. Высокий берег спас город от полного разрушения, но вода, ворвавшись на улицы, натворила много бед. Тысячи людей погибли. Теперь покинуть Лайналу можно было лишь по суше...

Они успели отъехать совсем недалеко, когда шум мотора заглушили резкие удары тяжелых орудий Цитадели. Над крышами со стороны моря поднялся ряд гибких зеленовато-черных колонн, — они стягивались, и тут же разлетались лохмотьями в ослепительных вспышках разрывов.

Враг достиг города, и Ликс безмолвно сжал руку брата, — они уехали поистине вовремя...

Под непрерывный грохот канонады они долго петляли по похожим на ущелья улицам Лайналы, потом миновали ворота в её древних укреплениях. Дальше, за осыпавшейся кирпичной стеной, лежал Новый город — унылое море длинных серых пятиэтажек. Со стороны берега его окружал циклопический вал, сложенный из огромных бетонных массивов. За ним после серии цунами не осталось ни лесов, ни полей, ни селений — ничего, кроме безжизненных холмов и песка.

Лэйми не помнил, сколько они ехали и в каком направлении, запомнил только, что путь не оказался трудным: они пристроились к колонне армейских машин, также идущих в Хониар. Широкая, просторная дорога была почти пустой, другие военные колонны, как правило, шли им навстречу. Похоже, что приказ Императрицы остановил всё гражданское движение. Всё, что он запомнил во время поездки — пологие склоны холмов, между которыми вилась дорога. Кажется, по ней довольно густо шли люди. Куда? Какими они были? Он не помнил...

Когда проглянувшее в разорванных тучах солнце уже склонялось к закату, он увидел розовеющие далеко впереди высокие здания родного города, в котором ему предстояло провести чуть ли не вечность...

Но что было раньше? Каким был его дом? Как жили в нем его родители? Образы всплывали неохотно, невесть почему путаясь. В голове у него словно бы разорвалась бомба: стройные когда-то ряды воспоминаний о детстве лежали в руинах. Прошло уже слишком много лет...

Во время поездки они все слушали радио. Насколько Лэйми смог вспомнить, вторжению, в основном, подверглись приморские города. При падении на сушу тварей уцелело куда меньше и их сравнительно быстро перебили. Лайнала, правда, легла в развалинах, там не было ни света, ни воды, а прибрежные её районы всё ещё удерживали Мроо.

В тот самый миг, когда радио принялось предвещать близкую победу, Лэйми увидел новое странное явление: словно чья-то гигантская рука стерла тучи на краю неба, создав над городом подобие громадной арки, — после чего земля задрожала так, что машина резко рыскнула и едва не опрокинулась в кювет.

Так он увидел, как появилось Зеркало, — тогда оно ещё не было полным и пропускало солнечный свет. Было ли его создание благом, — если люди снаружи победили? Наверное. В современном Хониаре не осталось полиции. Никто вообще не следил за порядком. Закон соблюдали скорее по привычке: он стал традицией, настолько древней, что она обрела благородство. Её нарушали очень редко — да и смысла в том не видели. Украсть или обмануть было так же легко, как и раньше, — только зачем, если вещей за Зеркалом осталось гораздо больше, чем людей, желающих ими владеть? Избить? Пожалуйста, только зачем трудиться (а битье — это тяжелый труд), если жертва даже не почувствует боли? А лишить кого-либо жизни здесь было просто невозможно, хотя оружия за Зеркалом набралось очень много, — его припасали против Мроо. Когда-то Императрица Иннира писала, что из оружия, поражающего на расстоянии, слишком легко убивать. Наверное, поэтому она предпочитала оружие, которое убивало само по себе, — тех, на кого она указывала, действуя в остальном самостоятельно. Это были боевые звери — из металла, но не такого, как сталь, а живого. Они и сейчас составляли армию современного Хониара. А вот были ли другие Зеркала, — хотя бы в Джане? Вроде бы, нет. Откуда же Империя добыла эту невероятную технологию?..

Лэйми озадаченно нахмурился. Он уже очень давно не вспоминал о детстве, и память о нем всплывала нелегко и не полностью. Похоже, какая-то её часть, — и вовсе не маленькая, — стерлась за века неспешного изучения Вторичного Мира. Но кое-что он таки помнил...

К закату небо очистилось от облаков. Воздух был очень влажный, от земли явственно поднимался пар. Теперь уже отчетливо была видна исполинская арка Зеркала, — похожая на радугу, но только белесо-мутная, и небо в ней было чуть-чуть другого оттенка. Под ней белели плоские массивы громадных башен-генераторов... и Лэйми помотал головой, отчаявшись вспомнить что-то связное.

Да, тогда Зеркало уже работало, просто было гораздо слабей, чем сейчас. Ныне же мир, ограниченный Зеркалом, был скрытой страной, наглухо отрезанной от двух из трех потаенных слоев мироздания — хаоса, света и тьмы. Все свои силы Лэйми посвятил ему, лишенный, — как, впрочем, и все хониарцы, — возможности узнать, что творится снаружи.

Тогда, два века назад, каждый человек должен был решить, покинуть ли мир Зеркала, чтобы воевать, или остаться и ждать, пока остальные воюют. Но правда ли это, — Лэйми не знал. Многие из современных хониарцев — те, что были слишком малы, чтобы запомнить хоть что-то о жизни вне Зеркала — считали, что Императрице не нравились люди, слишком завистливые и злобные, судя по древним хроникам. Решив вывести их совершенную породу, она отобрала детей — самых лучших, разумеется, — чтобы они росли здесь, за Зеркалом, вместе, одни, учась тому, что Императрица дает им... и потом, повзрослев, стали её наместниками или ещё какими-нибудь владыками. Конечно, думать так было приятно. Только вот за ними почему-то так никто и не пришел...

Но что, если действительно не было никаких Мроо, — трудно ли обмануть маленьких детей? — и их просто заперли здесь, чтобы они учились сами, на опыте, накопленном всей предыдущей культурой? А потом создавали те вещи, которые должны были бы в ней быть, но их просто не придумали, — и они здесь затем, чтобы сотворить их, заполнить оставшиеся пустыми места?..

Так тоже считали здесь многие. Но Лэйми, открой кто ему выход, не остался бы под Зеркалом, ибо ценой безопасной и богатой жизни в Хониаре была тоска, какая порой охватывала его в этом бесконечно длинном вечере. Однако он не хотел терять знание, которое, — хотя и слишком медленно, — его соплеменники извлекали из небытия. Впрочем, выбрать себе мир он не мог, — когда разделение людей завершилось (а за Зеркалом их собралось столько, что они заполнили бы почти любой из крупнейших городов Империи), оно оградило его стеной из Сил, что прочнее стали: она сомкнулась в небесах и в глубинах земли. Зеркало стало границей этого потаенного мироздания. Может, во Вселенной и были силы, способные его пробить, — но для людей, и всех творений их рук, и для всех живых существ, обладали они плотью или нет, оно было непреодолимо. Никто из жителей города не знал, что происходит Вовне, — а догадкам был посвящен целый зал Библиотеки...

Но что, если Вторжение Мроо разрушило весь мир за Зеркалом, и он уже никогда не будет принадлежать человеку? Этот же мир жил только за счет прошлого. Но ведь оно не может длиться вечно...

Глава 11:

Разлом у сердца

сущности

Хониар, 200 лет до Зеркала Мира,

Первая Реальность.

Лэйми пришел в себя на полу, обнаружив, что уткнулся носом в вонючий сток. Возможно, он проснулся — он помнил, что ему снились удивительно яркие, но начисто лишенные света сны о каком-то совершенно чужом, страшном мире, хотя он точно не помнил, какие. Миг, когда пространство разорвалось, также выпал из памяти, ибо даже осознать такое он не мог.

Юноша сел, встряхнул волосами и понял, что более-менее может соображать. В нескольких шагах от него так же сел Охэйо, недоуменно осматриваясь. Напротив поднимались пришедшие в себя охранники. А прямо между ними стояло чудовище.

Оно походило на человека ростом метра в три, но лишь в самых общих чертах — круглые перепончатые ступни, бугристое тело, беспалые руки-дубинки. Там, где у человека помещается голова, торчала изогнутая воронка. Из загривка твари росли четыре подвижных, как рога улитки, отростка, увенчанных матовыми шишками, — они страшновато шевелились, изгибаясь во все стороны. Зеленовато-черная кожа казалась мокрой, наводя на мысль об залежалых утопленниках, и Лэйми едва сдержал приступ тошноты. Тварь тупо топталась на месте, словно не зная, что делать. Вдруг её воронка поднялась вверх, а сама она вздохнула, раздувшись чуть ли не вдвое.

— Все на пол! — закричал вдруг Охэйо, но было уже слишком поздно.

Со смачным харкающим звуком тварь выплюнула комок черной слизи прямо в лицо одному из охранников. За ним тянулась смолисто блестевшая струна, исчезавшая в пасти. Она натянулась — и парня мгновенно швырнуло на пол. Охранник коротко взвизгнул, взбрыкнул ногами и затих. Тварь ленивым, нелепым шагом направилась к нему. Остальные охранники — их осталось четыре или пять — начали стрелять в неё из своих пистолетов.

Тварь неожиданно высоко подскочила, и, не издав ни звука, бросилась на них. Казалось, она исполняет какой-то странный танец, размахивая руками и приседая.

С глухим, мощным звуком бревноподобная лапа ударила одного из охранников — изломанное тело взлетело в воздух, на миг зависло, стукнувшись об стену, и безжизненно рухнуло на крыши шкафов. Уцелевшие продолжали стрелять и надежда на оружие подвела их — страшные, неожиданно быстрые удары отбрасывали их к стенам, ломая кости. Двое последних попытались отступить, но тварь настигла их в дверях — она бегала неуклюже, но быстро, как слон, — и из коридора донеслись два коротких придушенных вскрика. Потом всё стихло.

Лэйми поднялся, оглядываясь в поисках подходящего оружия. В чудовище попало не меньше тридцати пуль, но оно, казалось, даже не заметило этого — тупо потопталось в коридоре, потом развернулось и валким утиным шагом направилось к нему. Струи ядовито-желтой и черной мерзости, сочащейся из ран, стекали по его шкуре.