Всё не так

  В ответ Фидель лишь улыбнулся. Что и говорить, такой коалицией действительно можно было гордиться. Дабы ее создать, пришлось в свое время примирить коммунистов с троцкистами, а социал-демократов — с левыми социалистами. А об анархистах и говорить нечего — эти ребята и вовсе считали всех остальных предателями и буржуями. Однако авторитет Кастро все же оказался достаточно высок — и все левые партии в конце концов нашли общий язык.

  — Это просто какая-то тирания... — пробормотал Родригес, тяжело опускаясь в кресло.

  — Какая же это тирания? — удивился президент. — Это самая настоящая демократия. Кто же виноват в том, что народ предпочитает голосовать за социалистические партии, а не за ваших центристов?

  — Народ испорчен вашей пропагандой, — махнул рукой профессор. — Он развращен социализмом.

  — Называйте это как хотите, — пожал плечами Фидель. — Да, нашему народу по нраву социализм. Да, рабочему нравится, что его завод принадлежит не капиталисту, как на Западе — но и не государству, как в Германии или, скажем, России — а именно ему и его товарищам по работе. Да, крестьянин доволен, что работает на своей земле — или же на кооперативной — а не на помещичьей. Да, трудящийся рад бесплатной медицине и бесплатному же образованию. Все это так. Но что же здесь плохого, гражданин Родригес?

  — Но ведь такая экономика страшно неэффективна! — убежденно заявил Родригес.

  — Неэффективна для кого? — хитро прищурился президент, невольно подражая Владимиру Ленину. — Для эксплуататора, который не может больше наживаться на чужом труде? Или для трудящегося, который твердо знает, что не будет выброшен на улицу?

  — Так долго продолжаться не может, — не сдавался Родригес. — Такая экономика долго не протянет. Пока что она держится на плаву лишь благодаря туризму и германской помощи.

  — Иными словами, — лукаво усмехнулся Кастро, — вы признаете, что правительство ведет разумную внешнюю политику?

  — Мне надоела ваша демагогия, — тихо сказал профессор, после чего поднялся с кресла. — И мне надоела такая "демократия", при которой одни партии запрещены, а другие — маргинализированы.

  — Я вполне допускаю, — кивнул Фидель, — что есть люди, недовольные нашим образом жизни. Что ж, гражданин Родригес, мы здесь никого насильно не держим. Вы прекрасно знаете, где находится аэропорт. А если вы не любите летать, можете воспользоваться кораблем. Или даже поездом, — усмехнулся Кастро. — Свободу эмиграции еще никто не отменял.

  — Я никуда отсюда не уеду, — покачал головой Родригес. — Я здесь родился, здесь и умру. Я и не подумаю покидать родину. А вот ваш кабинет покину с радостью.

  По правде говоря, окончание затянувшегося визита доставило радость и Фиделю тоже.

 

* * *

 

— Надо было сразу отступать... — пробормотал Рауль Кастро, зажимая рукой раненое плечо.

  — Отступление — удел трусов! — возрасил Че Гевара. — Победа или смерть!

  Фидель даже не удостоил друзей ответом. Положение выглядело настолько безвыходным, что комментарии были попросту излишни.

  Чем дольше продолжалось сражение, тем яснее становилось, что фалангисты превосходят революционеров как умением, так и числом. На второй день боев Повстанческая армия отступила наконец на восток, а на третий — к городку под названием Санта Круз дель Норте. Но тут Фидель и его товарищи обнаружили, что окружены — Франко успел послать часть фалангистов в обход. И теперь враги теснили повстанцев не только с запада, но также с юга и востока.

  Однако на этом злоключения революционеров отнюдь не кончились. На следующий день фалангисты начали штурм. Отстоять Санта Круз дель Норте революционерам не удалось. Понеся тяжелые потери (одним из первых погиб Камило Сьенфуэгос), повстанцы отступили снова — на этот раз на пустынные пляжи к северу от города. Больше им идти было некуда.

  — Как думаешь, сколько времени осталось до новой атаки? — спокойно осведомился Рауль Кастро у старшего брата.

  — Боюсь, немного, — покачал головой Фидель. — И уж теперь-то отступать будет некуда.

  — Разве что вплавь, — вздохнул Рауль. — А на чем? Разве что найдем здесь пару лодок... Но ведь всю армию на них не вывезешь.

  — Да и куда мы поплывем? — пожал плечами Фидель, задумчиво поглаживая бороду. — Во Флориду? Сомневаюсь, чтобы нас там очень ждали...

  — Да я бы поплыл хоть к черту на рога, — сказал Рауль, — лишь бы подальше от этих испанцев, которые скоро всех нас перебьют...

  — Проклятые испанцы! — злобно плюнул на песок Хорхе Вальдес, полунегр-полуиндеец из санитарного взвода. — Сперва они приплыли на наш остров и отобрали землю у предков моего отца. Потом обратили в рабство предков моей матери. А теперь еще и душат нашу свободу! Терпеть не могу этих негодяев!

  — Не говори так, Хорхе, — мягко возразил Фидель. — Разве не по-испански мы с тобой говорим и думаем? Разве не испанские у нас с тобой имена и фамилии? Разве не испанский народ победил в Гражданской войне, изгнав из Испании Франко и его фалангистов?

  — Лучше бы их не изгнали, а ликвидировали, — заметил Гевара. — А то теперь они, похоже, отыграются на нас...

  — Корабли!

  Это закричал кто-то из пулеметчиков.

  Повернувшись в сторону моря, Фидель и его друзья действительно увидели несколько кораблей, медленно приближающихся к берегу.

  — Чьи? — задал Фидель краткий, но весьма важный вопрос своему брату.

  Посмотрев в бинокль, Рауль вместо ответа лишь присвистнул.

  Над каждым из кораблей развевался флаг Германского Демократического Рейха.

 

* * *

 

— Товарищ президент! — снова оторвал Фиделя от воспоминаний секретарь.

  — Что такое, товарищ Эрнандес? — осведомился Кастро. — Новый посетитель?

  — Да, товарищ президент, — кивнул Мигель.

  Впрочем, на этот раз лицо секретаря выражало скорее радость — так что президент вполне мог надеяться на то, что новый посетитель придется по вкусу и ему тоже.

  — И кто же именно? — поинтересовался Фидель.

  — А он просил его имени не называть. Чтобы получился сюрприз.

  — Сюрприз так сюрприз, — не стал возражать Кастро. — Зовите его сюда, товарищ Эрнандес.

  Сюрприз оказался приятным — в кабинет вошел Пауль Зонненберг, высокопоставленный чиновник из германского министерства иностранных дел.

  — Пауль! — радостно вскочил с места Фидель, после чего заключил старого друга в мощные объятия. — Сколько ж мы с тобой не виделись?

  — Да уж года два, — ответил Пауль, высвобождаясь из объятий и усаживаясь на диван. — Все никак не получалось снова сюда выбраться, но уж на этот раз не приехать я не мог. Все же у тебя юбилей завтра, да еще какой!

  — Надеюсь, у тебя есть для меня хороший подарок? — подмигнул Кастро, садясь рядом с Зонненбергом. — Скажем, три-четыре новые дивизии?

  — Как будто здесь мало дивизий вермахта, — усмехнулся Пауль. — Зачем тебе еще больше?

  — Ну, а как же? — более серьезным тоном сказал Фидель. — Сам понимаешь, угроза вторжения всегда налицо. Или с моря, или с воздуха, или...

  — Да не будет никакого вторжения, — махнул рукой Зонненберг. — Не нужны тебе новые дивизии. Сейчас международная обстановка достаточно спокойна.

  — Ничего себе спокойна! — ответил Кастро. — Олимпиаду-то, которая в будущем году намечается, янки с англичанами бойкотировать собрались!

  — А как же иначе? — развел руками Пауль. — Ведь она будет в Москве, а Советский Союз натовцы не признают. Будь она во Владивостоке, мы бы тоже туда не поехали. Да и вы.

  — Ну уж в Москву-то поедем непременно! — хмыкнул Фидель. — А что англосаксов там не будет, так это и к лучшему. Выиграем кучу медалей, футбольный турнир выиграем, баскетбольный тоже... Может, и в боксе чего перепадет.

  — Ты всегда был неисправимым оптимистом, — усмехнулся Зонненберг. — И два года назад, и пять лет назад, и семь... Ты совсем не изменился, Фидель.

  — И ты совсем не изменился, Пауль, — сказал Кастро. — С нашей самой первой встречи. Помнишь, как мы в первый раз познакомились?

  — О да! Такое не забывается...

 

* * *

 

— Значит, никакой помощи не будет? — разочарованно протянул Фидель.

  В ответ Пауль — так звали немца, только что высадившегося на берег — немного задумался, после чего медленно заговорил, тщательно подбирая слова:

  — Это зависит от того, какой помощи вы от нас ждете. Мы приехали сюда не на военных кораблях, а на транспортных судах. У нас на борту нет ни одного солдата. Я сам представляю не вермахт, не абвер и не гестапо — моя миссия скорее дипломатическая, пусть и не вполне официальная. Иными словами, товарищ Кастро, мы не можем помочь вам победить врага. Но мы можем ваших людей... эвакуировать.

  — Нет! — гордо воскликнул Че Гевара. — Лучше мы погибнем на этом пляже с оружием в руках!

  — Заткнись! — не выдержал Фидель. — Какую, по-твоему, пользу наша напрасная гибель принесет делу революции? А если мы спасем армию сейчас, то это даст нам шанс одержать победу потом!

  — Опять потом... — скривился Гевара, но все же заткнулся.

  — А хватит ли у нас времени? — с тревогой в голосе сказал Рауль Кастро. — Сколько часов займет эвакуация?

  — Я думаю, — медленно протянул Пауль, глядя по сторонам и оценивая численность остатков Повстанческой армии, — на организованную погрузку уйдет часов шесть-семь.

  — А фалангисты могут начать наступление с минуты на минуту! — грустно покачал головой Рауль. — Что же делать?

  — Спокойно! — твердым голосом произнес Фидель. — Я знаю, что делать. Нам нужен белый флаг!

  — Как, ты собираешься сдаваться? Предатель! — выхватил револьвер Гевара.

  — Че, да успокойся ты, — махнул рукой Рауль. — Фидель собирается послать к испанцам парламентера.

  — Нет, — покачал головой Фидель. — Я пойду к Франко сам.

 

* * *

 

— Вот что меня сразу в тебе поразило, — сказал Пауль. — Ну какой бы еще командир сам вызвался быть парламентером?

  — Янки называют это "микроменеджмент", — усмехнулся Кастро. — Я просто не мог доверить такое важное дело кому-нибудь другому. А знаешь, что меня в тебе особенно поразило? Твой безупречный испанский! Я все эти годы старательно учу немецкий, но ты уже тогда владел испанским лучше, чем я владею немецким сейчас.

  — Понимаешь, Фидель, — ответил Зонненберг, — я ведь начал учить его еще в детстве. Меня, можно сказать, заразил этим языком мой отец, который ездил добровольцем в Испанию еще в тридцатых. Он и до сих пор вспоминает то время с ностальгией, когда защищать Республику от франкистов приехал народ со всего света. Тогда-то мы действительно дружили с русскими, а не то что как сейчас... Да что русские! Там ведь и американцы с англичанами были. Отец хвастается, что был знаком с самим Хемингуэем. И даже... — тут Пауль немного понизил голос, — с Оруэллом.

  — Ты голос не понижай, не надо, — засмеялся Фидель. — У нас тут цензуры нет, свобода печати полная. Бояться нечего.

  — Хорошо тут у вас, — вздохнул Пауль. — Недаром в Германии и прочих соцстранах вас называют Островком Свободы.

  — А что, хорошее название, — хмыкнул Кастро. — Пусть и не совсем правильное...

 

* * *

 

— Он здесь, каудильо, — доложил Хуан.

  Хуаном звали одного из испанцев, которые привели Фиделя в городскую управу, временно используемую фалангистами в качестве штаба. Здесь, в кабинете мэра Санта Круз дель Норте, расположился сам генерал Франко.

  — Оставьте его наедине со мной, — распорядился предводитель Фаланги.

  — Стало быть, вас следует называть "каудильо"? — хмыкнул Фидель, когда конвоиры вышли.

  — Да, господин Кастро, — ответил Франко, — я предпочитаю, чтобы меня называли именно так. Ведь называют же "фюрером" Вальтера Ульбрихта, чьим ставленником вы безусловно являетесь.

  — Я не являюсь чьим бы то ни было ставленником! — запальчиво возразил Кастро. — Я борюсь за свободу моей родины. А вот что здесь делаете вы? Вашим фалангистам давно пора на покой — они свое уже отвоевали.

  — Тем не менее, — спокойно ответил генерал, — вы не можете отрицать тот факт, что в военном искусстве мои ветераны вашему... воинству нисколько не уступают. Скорее наоборот. Мы находимся на грани победы, а вы — в шаге от разгрома.

  — Но зачем вам эта победа? — задал Фидель вопрос, который вовсе не был риторическим. — Ведь это не ваша война.

  — Ошибаетесь, господин Кастро, — покачал головой Франко. — В свое время я пытался уничтожить безбожную красную нечисть в своей родной Испании. Увы, моя миссия успехом не увенчалась. Но сейчас я могу раздавить красную гадину здесь, на этом благословенном острове, где некогда нашли приют я и мои боевые товарищи. Приехав на Кубу, я тоже стал в какой-то мере кубинцем. И я не желаю, чтобы с моей новой родиной случилось то же, что и с прежней.

  — Хорошо, каудильо, — вздохнул Кастро. — Я понимаю, что вы намерены добиться победы во что бы то ни стало. И я не буду вам в этом мешать. Я прошу у вас лишь одного — дайте нам несколько часов.

  — Для чего? — с подозрением в голосе спросил генерал.

  — Для того, чтобы мы успели погрузиться на пришедшие час назад германские корабли. И отплыть.

  — Ага! — торжествующим тоном воскликнул Франко. — Значит, вы все-таки агент Берлина!

  — Я не агент Берлина. Появление этих кораблей было для меня таким же сюрпризом, как и для вас.

  — Впрочем, это не имеет значения, — махнул рукой генерал. — Меня интересует совсем другое. Почему, собственно, я должен отпустить вас с миром?

  — Скажите мне, каудильо, — ответил вопросом на вопрос Фидель, — сколько у вас осталось бойцов?

  — Меньше, чем хотелось бы, — уклончиво ответил Франко.

  — А ведь если вы сейчас пойдете в атаку, их останется еще меньше, верно? Зато если вы подождете несколько часов, все ваши боевые товарищи останутся в живых. И вы одержите столь желанную вам победу. А мы уплывем восвояси. Так зачем же нам друг другу мешать?

  — Возможно, вы и правы, — медленно произнес генерал, явно над чем-то задумавшись, — В конце концов, двадцать лет назад мы тоже проиграли. И покинули родину, оставив ее победителям. Так почему бы вам сейчас не сделать то же самое? Пожалуй, это будет по-своему справедливо...

  — Я тоже так полагаю, каудильо, — не стал возражать Кастро.

  — Хорошо, — сказал Франко. — Хорошо, мы дадим вам... ну, скажем, десять часов. Этого времени вам хватит?

  — Да, каудильо.

  — Хорошо, — снова сказал генерал. — Вы очень интересный собеседник, господин Кастро, и я бы с удовольствием продолжил наш разговор... когда-нибудь потом. А сейчас, увы, нам следует распрощаться.