Изгой: Начало пути - роман

Крикнув, Руна отвела одну руку в сторону, второю продолжая удерживать шар. За моей спиной раздался хлопок, я на минуту обернулся и увидел Маришу, лежащую на одеяле. С первого же взгляда было понятно, что это лишь иллюзия. Через неё хорошо проглядывался огонь догорающего факела.

Вернув взгляд в сторону маленького восьмиугольника, я застыл от увиденного. Один из земляных столбов уже поднялся ввысь на два с половиной метра, раздался вширь и приобрёл форму человеческого тела. Только голова была очень уж маленькой, размером всего с мяч для волейбола. Хотя, зачем такой твари голова? В правой руке глем держал нечто наподобие дубины и двигался прямо на меня, а чуть дальше за ним принимали человеческую форму ещё три подобных твари.

Едва успев выйти из ступора, я резко отступил в сторону, почувствовав сырость, исходящую от монстра. А изнутри холодной волной накатил страх, дойдя до глотки и едва не сорвавшись с губ криком. Тварь была безобразна, сжатая земля, с торчащими корнями растений, возможно и черви внутри, мощные ручища до колен, и рост. Глем был выше меня раза в полтора.

Я застыл, провожая его напряжённым взглядом. Глем, не обратив на меня ни малейшего внимания, быстро двинулся к Марише-иллюзии. Когда из маленького восьмиугольника выходила третья тварь, первая уже колошматила иллюзию дубиной. Значит, при съёме метки заключённые в ней глемы пытаются первым делом убить того, на кого метка поставлена. Хотя, я бы по идее переделал. Сначала снимающего метку, а потом... Хм, переделал...

Иллюзия была на основе воды и потому "терпела" побои безмолвно. Альтор как-то рассказывал о "воздушных иллюзиях". Те могли производить звуки...

Четвёртый глем прошёл мимо меня, я бросился к первому колу, торопливо обмотал вокруг него верёвку, и с силой всадил тот, что был в руке, в землю. Налёг на него всем телом, надавил рывками три раза, вгоняя как можно глубже, и только после этого обернулся.

В моей руке был меч...

Чёрт! А внутри непонятно откуда и зачем появившаяся удаль. Я бросился на последнего глема, который пока не успел дойти до иллюзии и рубанул его по руке.

Но клинок не перерубил её, а застрял! Спину тут же облепили холодные росинки пота. Что за хрень?

Дурак, обругал я сам себя. Видимо сила сжатия у заклинания гораздо больше, чем у кулака Руны. Земля она, конечно, земля, но до какой плотности её можно сжать — это вопрос.

Пришлось в один миг упереться ступнёй в икру глема, рывком выдернуть клинок и приготовиться к ответной атаке. Удивлённый глем замер, но уже через секунду развернулся одновременно с замахом дубины. Едва успев присесть, я с замиранием сердца услышал свист над головой. Судя по нему, скорость движения глемового оружия была далеко не маленькой.

Рубанув мечом по пальцам ближней глемовой ноги, я откатился в сторону, выходя из сектора удара. Вскочил на ноги, встал в стойку, держа меч перед собой. Атакованный глем бросаться на меня не спешил. Он стоял на месте, а возле отрубленных пальцев, словно живой организм, шевелилась земля вперемешку с ярко-красными змейками. Заклинание восстанавливало повреждённую конечность. Зато остальные трое, наконец-то, сообразив, что бьются с иллюзией, разом двинулись в мою сторону.

А в моей глотке словно застрял ком того, из чего эти твари были сделаны. Так и не проглотив слюну, отчего пот прошиб всё тело, я рванулся вправо, бросив взгляд на Руну. Но та занималась шаром.

Сняла она метку, не сняла, этот момент я проглядел. Теперь бабуля сжимала шар. Не знаю зачем, может, он мог взорваться, если его оставить так, но помогать мне она явно не спешила. Придётся пока барахтаться в одиночку.

Мотнув головой и сжав зубы, я двинулся на ближайшую тварь, собираясь ударить в самую тонкую часть мерзкого туловища. Голень или запястье. Там можно перерубить при хорошей силе удара. Первый раз я бил в район трицепса, и меч застрял где-то посередине. Значит, шанс есть.

Снова, едва успев присесть перед летящей на меня дубиной, я рубанул по голени. В этот раз клинок прошёл "навылет", и я тут же откатившись метра на три вправо, поднялся на ноги. Глем сделал шаг, второй, замахнулся и повалился вперёд, наступив на культяпку. Пришлось резко согнуть отставленную назад правую и кувыркнуться через голову. Снова вскочил на ноги уже метрах в двух от земляной башки повалившегося массивного тела. Преодолев желание перерубить шею, двинулся на следующую тварь. Всё равно бесполезно. Шея "бычья", почти в диаметр головы, клинок застрянет.

Упавший глем уже поднимался, тот, которому отрубил пальцы, был в полном порядке и присоединился к своим "дружбанам", Руна сжала шар до размеров школьного глобуса и выводила его из района маленького восьмиугольника. А я вдруг понял, что туплю.

Глемы двигались довольно быстро для созданий из "праха", но всё же не быстрее меня.

— Эй, чревловы отродья! — проорал я с насмешкой, хотя сердце бешено колотилось от страха и напряжения. — Ну что? Давайте! Убейте меня!

Оглянувшись на долю секунды, я обозрел круг, который мне предстояло преодолеть. Нормально. Надеюсь, когда я приведу их прямо на Руну, она закончит со своим долбаным шаром.

Отступая перебежками и сохраняя расстояние между собой и порождениями Тьмы метров в шесть-семь, я заставлял их идти за мною по кругу. Несколько раз, когда глемы начинали подозревать неладное, приходилось делать обманные атаки-выпады. Во время четвёртой такой атаки, я едва не получил дубиной в висок. Вот тут бы и приплыли — тело в одну гавань, а душа в другую. В темноте хоть и было почти невидно, но я и сам уже догадался, дорисовав картинку в мозгу — в этих глемах возможно не только земля с корешками, но и камни. Они же есть в почве, почему бы и не прихватить во время сборки? А так как камешков мало, то лучше всего собрать их в дубине.

Круг заканчивался, я почти уже не оборачивался, боясь увидеть, что Руна всё ещё занята чем-то другим. Но, сделав очередные пару шагов назад, с облегчением увидел пролетевший справа сгусток, потом ещё два. "Кулаки". Обычные "кулаки", которые я так и не выучил, считая их простенькими и не особенно эффективными заклинаниями. Другое дело "молния"! Да вот толку бить этой "молнией" в кучи земли? Только обожжёшь, да этим крепче сделаешь. "Кулаки". Вот самое лучшее для схватки с подобными тварями.

Но оказалось не всё так радужно. "Кулаки" лишь отбивали от глемов небольшие кусочки, не причиняя особого вреда. И что дальше?

На этот раз я обернулся, и удивлённо отшатнувшись в сторону, застыл. Руна собирала неизвестное мне заклинание. Туманная сфера, переливающаяся четырьмя цветами. Она даже тихонько поскрипывала, словно кто-то шёл в лютый мороз по рыхлому снегу. Хрь-хрь, мертвоватый звук.

И вдруг скрип перешёл в звонкое гудение, сфера разделилась на шесть частей, те быстро превратились в ледяные диски и метнулись вперёд бешеным роем. Я резко повернул голову вслед за ними.

Кому-то досталось по одному, кому-то по два. Ледяные диски были настолько прочны и остры, что проходили сквозь плоть тварей с той лёгкостью, с какой большой нож разрезает масло. Четыре отсечённых руки, две ноги. Пара глемов повалилась, рванувшись вперёд. С одной ногой далеко не прошагаешь. Оставшиеся двуногими, бросились на Руну. Из мест срезов к земле устремились красный нити, пытаясь как можно скорее восстановить повреждения, а я испугался, успеет ли Руна сделать ещё один такой шарик, из которого вылетают шесть убойных дисков. Но она даже не попыталась. Вместо этого, Руна начертила в воздухе непонятный знак, цветом один в один с нитями плетения собравшего и теперь восстанавливающего глемов, и твари вдруг остановились, как вкопанные. Секунд пять я тупо смотрел на них, держа перед собой меч и ожидая, что они вот-вот снова кинутся, но глемы вдруг стали рассыпаться. Сначала рассыпались головы, шеи, потом стали осыпаться плечи. Бросив взгляд на лежащих выродков Тьмы, увидел тоже самое. Разве что смотрелось не так эффектно.

Через полминуты все четверо глемов представляли собой нечто вроде могильных насыпей.

— Всё? — недоумённо спросил я, с трудом оторвав взгляд от зрелища и посмотрев на Руну.

— Всё, — усмехнулась она. — Чего ты на них полез? Пусть бы иллюзию били, пока я с шаром управилась.

— Да хотел... — я осёкся. А что говорить? Ретивое взыграло? Решил понты поколотить, думая, что земля мягонькая, порублю в пух и прах тварей без напряга и героем стану?

— Ладно. Главное, что всё хорошо закончилось. Пойду, позову Ринвора.

— А чем вы это в конце их рассыпаться заставили? — осторожно спросил я, но бабуля отмахнулась.

— Из магии Света плетение. Ты лучше ступай, Маришу разбуди. Заклинание должно уже разрушиться, я ненадолго ставила.

— Я?

— Ну так... — Руна хмыкнула, и развернувшись, зашагала к одной из верёвок. Ловко перепрыгнув через неё, она исчезла во мраке, а я взволнованно глянул в сторону маленького восьмиугольника.

Но желание приблизиться к лежащей там девушке, коснуться её — пересилило волнение, и я, вложив клинок в ножны, твёрдо зашагал вперёд. Подошёл, присел перед спящей, тронул рукой тонкое плечико, потеребил осторожно. Девушка вздрогнула, ещё во сне, потом проснулась, открыла глаза и вдруг испугано подскочила.

— Всё нормально, — поспешил я успокоить. — Метку мы сняли, так что...

— Ты раб? — без церемоний перебив меня, удивилась Мариша, а я вдруг поднял вторую руку, и притянул девушку к себе за плечи.

— Нет.

В это короткое слово я вложил всё. Ненависть и любовь, зло накопившееся во мне за два года, и так и непобеждённое им добро, укрывшееся в самой глубине сердца, огрубелость от этой чревловой жизни, и нежность, которая всегда оставалась в моих мечтах.

Девушка вздрогнула, но не отстранилась. Лишь вздохнула то ли испуганно, то ли взволнованно. А я коснулся её губ своими.

Она подняла руки, попыталась отпихнуть меня, но неуверенно. Через пару секунд одна из её рук опустилась, а вторую я почувствовал на своём затылке. Нежные пальцы взъерошили волосы, скользнули в них, обволакивая голову пьянящим облаком. И запах. Невесомый, хрупкий, сливающийся с ночной лесной свежестью.

Мои руки двинулись дальше, обняли тонкие плечи, а язык стал раздвигать влажные и мягкие, как сахарная вата, губы...

— Оставь её, грязный раб! Как ты смеешь! — рыкнула за спиной, казалось, сама ненависть, и тут же меня с силой одёрнули за плечо. Я едва успел разжать объятия, чтобы не увлечь за собой Маришу. Повалился на холодную землю, взревел, и резко вскочив на ноги, обернулся. Мой взгляд, пылающий злобой, упёрся в не менее жёсткий взгляд Ринвора.

— Я не раб, — вырвалось у меня с таким достоинством, что аристократ на секунду опешил.

— Мин Ринвор, успокойтесь, — возникшая, словно из тьмы, Руна встала между нами. — Это всего лишь часть ритуала. Поверьте мне.

— Что за чушь? — недовольно бросил отец девушки, не сводя с меня ненавидящего взгляда. — Какая часть ритуала? Чтобы раб целовал благородную девушку? Да за такое...

— Мин Ринвор, ритуалы придуманы не нами, — осторожно перебила бабуля. — Но дело совсем не в рабстве. Ритуал требует, чтобы по его завершении девственник поцеловал девственницу.

— Вы хотите сказать, что вот этот наглый раб девственник? — Ринвор хмыкнул и тряхнул головой. — Да ведь это грязное отребье начинает сношаться ещё с детских лет.

— Возможно вы правы, но не в этом случае, — тут же продолжила Руна. — Именно поэтому я и вожу этого раба с собой. Для исполнения финальной части ритуала. Одолжила за небольшую плату у одного из бронов. Временно.

Ринвор снова хмыкнул, мотнул головой, и взгляд его вдруг стал спокойней.

— Что ж, — он отвёл от меня глаза и подошёл к сидевшей на одеяле дочери. Та выглядела довольно-таки смущённой, и даже немного напуганной. — Мари, милая, нам нужно возвращаться.

Он протянул ей широкую ладонь, и Мариша, ухватившись за неё тонкими пальчиками, поднялась, зашелестев складками платья. Тут же принялась расправлять их, избегая взглянуть в нашу сторону. Или, что скорее, в мою.

— Хорошо, — заговорил Ринвор, терпеливо ожидая, когда дочь закончит заниматься платьем. — Если это часть ритуала, то я не стану наказывать этого заносчивого раба. Но не слишком ли он дерзок для своего положения?

Мои руки мелко затряслись, и от злобы и от беспомощности. От подобных слов и обращения меня не защитит никто и ничто. Есть один способ — заставить поменять отношение к себе силой. Но и он недоступен. На мне клеймо, Ринвор аристократ. Владей он четвёртым кругом магии Крови, запросто сможет обездвижить чужого невольника и потом сделать с ним что угодно. А он, думаю, владеет. И возраст, и суровое волевое лицо — всё говорит о том, что он не из тех, кто лишь сибаритствует благодаря своему положению и деньгам.

А даже если и не владеет. В амбаре, где я прозябал последние два года, успел понаслышаться множества баек. У тех рабов, кто покушался на жизнь благородного, судьба была незавидна. Это не побег. Способы наказания были настолько суровы и изощрённы, что...

— Видите ли, мин Ринвор, — продолжила сочинять бабуля. — Это вовсе не дерзость. Поймите, соприкосновение с Тьмой накладывает отпечаток.

— Но вы же...

— Кто-то способен сопротивляться Тьме лучше, кто-то хуже, но нет тех, кто умеет делает это совершенно. Всё зависит от того, сколько в тебе Света. Но ведь согласитесь, вряд ли есть человек, имеющий внутри только его.

— Я вас понял, — буркнул Ринвор, явно не собираясь вступать в схоластические рассуждения, и взглянул на дочку. — Мари, ты готова?

— Да, папа, — девушка присела в чём-то наподобие книксена. — Мы можем идти.

— Прощайте, — сухо бросил в нашу сторону её отец, и они заспешили к дожидающимся их на лесной дороге экипажам.

В ту же секунду к нам подбежал один из рабов, молча протянул Руне маленький мешочек и торопливо засеменил за хозяевами.

— А мы разве не с ними? — спросил я, глядя в ту сторону, где несколько секунд назад растворилась во тьме белая фигурка Мариши. Словно кусочек сахара в огромном океане чёрного кофе.

— В Лиорде нам делать больше нечего, — Руна пару раз подбросила мешочек на ладони, развязала тесёмку и ловко пересыпала монеты в мошну.

Возможно, будь я в другом настроении, звон золота и порадовал бы, но мне было до одурения хреново. Отношение Ринвора снова окунуло меня в помои рабства, иначе и не сказать. То, что Мариша даже не взглянула в мою сторону после того, как подошёл отец, было подобно последующему выливанию этих помоев на голову. И эта передача денег через раба... Чревл!

Я провёл языком по губам, сплюнул под ноги и ухмыльнулся. Что ж. Теперь я стану каждый вечер молиться Великому Номану, чтоб он ниспослал мне другую судьбу. И если он услышит мои мольбы, я обязательно вернусь в этот город. Свободным. К ней, этой аристократке-куколке. Ну, а после к Вирону заскочу. Как же не заскочить-то?

Глава двадцать вторая

В темноте, метрах в ста, послышался удар хлыста, потом другой, шорох колёс, топот логов. Аристократы покатили к своей прежней беззаботной жизни. Наверное, о том, что произошло и вспоминать скоро не будут.