Игры в вечность

— Ут, не спорь со мной, — Эмеш старался говорить настолько жестко и строго, насколько мог. — Так надо. Где сейчас эта твоя бабочка? Мне надо на нее посмотреть, чтоб уж наверняка.

— Я оставил ее у лодки, — тихо произнес Утнапи.

— Хорошо, идем.

Слава богу, Утнапи додумался не тащить ее с собой, и уж тем более в деревню. Мало ли, кто бы там захотел посмотреть на бабочку вблизи, потрогать...

— Идем.

— Сар, — голос откуда-то сзади.

Эмеш обернулся, и увидел испуганную, бледную Лару.

— Пойдем, — разбираться времени не было, потом как-нибудь... взял Лару за руку. Еще мгновение, и они уже стояли на берегу реки.

— Показывай, — потребовал он.

Бабочка лежала на песке, накрытая керамической плошкой. Утнапи осторожно приподнял, зачерпнул бабочку вместе с песком.

— Вот.

Эмеш аккуратно взял плошку из его дрожащих рук. Да, это действительно та самая бабочка. Аж мороз по коже. Похоже, та. Это то, чего он боялся... Предвестники бури...

Вот оно, значит, как. Искали-искали, и вот нашли. Значит, демоны все же не сказка, и теперь...

— Что это? — Лару пыталась заглянуть через плечо.

Бабочка вдруг шевельнула усиками. Или показалось? Нет, не показалось — лапки дернулись, чуть встрепенулись крылья.

— Ру, назад! — невероятного усилия стоило не выронить плошку, не отбросить подальше, — Ру, уходи! Ты сейчас разбудишь ее!

В руках сонно ворочалась смерть. Лару зажала обеими руками рот, чтобы не закричать, кинулась прочь. Бабочка дернулась еще разок и затихла.

Эмеш с облегчением вздохнул, аккуратно поставил плошку на землю, накрыл сверху тяжелым камнем — теперь не сбежит! Златокудрую, пожалуй, стоит держать подальше, в ней слишком много жизни, черные твари это чуют. Слишком опасные твари.

Подумал, зарыл плошку поглубже в песок, обернулся к Утнапи.

— Покажи мне тех, кто брал в руки бабочку.

Утнапи попятился, прекрасно поняв.

— Нет, Сар, я не могу.

— Хватит, Ут! — Эмеш зло зашипел, — если ничего не сделать пострадают все. Давай.

— Но так нельзя! Пожалуйста, не делай этого.

— Если ты не покажешь, я перебью здесь всех до одного. Для верности. Включая тебя.

Эмеш повернулся к Утнапи спиной и сделал пару шагов. Это подействовало.

— Хорошо, — выдохнул Утнапи, — я покажу.

А ты сможешь убивать настоящих людей, Сар, когда придет время?

Он сможет, конечно сможет. Все же люди не слишком настоящие, их игрушечные человечки...

Набрав воздуху в грудь и зажмурив глаза, он сможет сделать это. Быстро и безболезненно. Он, конечно, их сначала усыпит, как больную собаку, а потом огнем. Гуманно.

Надо сжечь тело, иначе демоны встанут.

Надо. Вот они, перед ним. Он сделает это. Быстро. И безболезненно, да... это он уже говорил... Просто... Нет, это если открыть глаза — быстро и просто, с закрытыми — еще надо попасть. Руки дрожат. Его мутит, еще немного и вывернет наизнанку. Но он сможет. Пусть не сразу... От этого становилось совсем уж не хорошо.

Вот сейчас...

Нужно убить и сжечь. Они еще живые, только спят. Нужно убить. Только никак не удается, его трясет. Все кажется — они сейчас проснуться, кричать будут. Еще немного, и он сдохнет тут сам, никогда не предполагал, что это так сложно.

Утнапи молча стоял рядом, смотрел, и серое лицо каменело все больше, на нем застыли решимость и ужас, да — то и другое сразу.

— Отойди, я сам, — вдруг холодно сказал он, и Эмеш с трудом узнал изменившийся голос.

Утнапи глубоко вздохнул, и без всякой божественной силы, просто, по-человечески, взял нож, подошел и недрогнувшей рукой полоснул по горлу. У ключицы, где проходит артерия — быстрая смерть. Потом другого. Нет, керуби даже не проснулись. Кровь вокруг...

— Теперь сожги тела. Сможешь?

От такого голоса Эмеш вздрогнул. Потом с трудом кивнул, чувствуя, как темнеет в глазах. Теперь да, сможет. Уже мертвые, неуклюже лежащие у ног тела, сжечь отчего-то легко, хотелось поскорее покончить с этим и забыть, не видеть...

Не думать об этом, забыть и больше никогда не вспоминать. Сделать свое дело, повернуться, уйти. Потом брести долго и почти бесцельно, а наткнувшись на реку сбросить одежду, искупаться...

Эмеш ожесточенно тер кожу, надеясь смыть с рук чужую смерть. Долго. Тщетно. Потом устал. Лежал на берегу, приходя в себя. Солнце лениво клонилось к закату.

Только в темноте, задворками, пробрался в деревню, — смотреть людям в глаза не хотелось.

Утнапи сидел, забившись в угол своей хижины, отвернувшись, словно надеялся спрятаться от самого себя. Все такой же бледный, с вытянувшимся лицом. Утнапи... как же он?

А ведь не первый раз он так ножом по горлу, вдруг понял Эмеш. Или по крайней мере не первый раз убивает. Кто бы мог подумать, добрый, мягкий, тихий Утнапи, который так заботился о своих кривоногих монстрах. Он смог.

Эмеш подошел, тронул его за плечо.

— Ну, как ты?

Утнапи дернулся, словно прикосновение обожгло. Мотнул головой.

— Ут...

Постоял. Что было толку, лучше не трогать его сейчас. Да уж, нелегко ему далось...

— Где Лару? — спросил Эмеш.

Кивнул куда-то в сторону.

* * *

Лару сидела во дворе, обхватив колени руками, покачиваясь из стороны в сторону. Она даже не подняла головы, когда он подошел.

— Как ты вытащил меня из Илара?

Почему-то стало стыдно, захотелось соврать.

— Жизнь за жизнь.

— Чья жизнь?

— Царя. Он сам пришел ко мне.

Нет, он все же оправдывается. Он отправил царя в Илар, на смерть. Смерть есть смерть. Огнем, ножом или в старой лодке с драконом, не так уж и важно, конец один. Но тогда было легко, он не сомневался, а если и сомневался... Это было иначе, не похоже на смерть, похоже на игру, обмен. Но ведь результат один. Хотя, может, были и другие пути — этот показался проще.

А лицом к лицу не смог, своими руками. Струсил, хотя точно знал, что это необходимо.

Он убил царя, принес в жертву Златокудрой.

Она кивнула, словно прекрасно знала сама. Впрочем, может и знала.

— А мой сын?

Эмеш хотел ответить, но не нашел подходящих слов.

— Знаешь, Сар, — грустно улыбнулась она, — я ведь так хотела родить ему сына. Наследника. Сама! Я не позволяла никому, так хотела, чтобы он был со мной счастлив... Выходит, зря.

— Тиз, у тебя есть сыновья?

— Не знаю, может и есть, — Тизкар хохотнул, пытаясь припомнить.

— А у меня нет. Ты знаешь, столько женщин было, но либо вообще не рожали, либо девочек. Как думаешь, почему так?

— Ру... — Эмеш сел рядом, пытаясь все осознать.

— Да, Сар. Я хотела, чтобы он был счастлив. Наверно, меня просто мучила совесть. Я ведь никогда не любила его, но и никогда бы не отпустила, не позволила бы ему найти другую... он был мне нужен. Ты ведь все про меня знаешь, Сар, может быть, знаешь даже больше отца. Ведь ты понимаешь? Правда, очень нужен. Это не честно, но...

Лару едва слышно всхлипнула, сцепив пальцы. Эмеш кивнул.

— И мне хотелось... — тихо говорила она, — ну, хоть что-то для него... родить ему сына. Глупо, да?

Эмеш молча покачал головой.

— И я знала, что он победит. Он всегда побеждал врагов, любых. Я не сомневалась. И я действительно знала, что он откажет мне. Но так надеялась... глупо... Я хочу домой, Сар. Я хочу домой. Я не могу больше так.

Он не плакала, просто уткнулась носом в колени. Закрыла глаза.

— 14

Тихо, только сонно шуршит белоснежная галька, ворочается с боку на бок, тускло поблескивая сквозь темную гладь воды.

Или нет, галька не белоснежная, она серая, иногда почти черная, и река у ног другая — Могун, и за рекой не Илар, а просто бескрайние пески, пески до края мира, до самого хрустального купола небес. Осторожней! Заденешь неуклюже хрусталь, и он зазвенит, рассыпаясь мириадами сверкающих осколков. А там, за хрусталем, лишь пустота и мрак.

Эмеш закрыл глаза, слушая пустоту.

Чайка тревожно вскрикнула над головой. Или это не чайка?

Она неслышно подошла сзади и осторожно тронула за плечо. Он вздрогнул, медленно обернулся, прекрасно понимая, кого увидит. Говорить не хотелось.

— Эмеш, я хочу спросить... — сказала она.

Он кивнул и закрыл глаза.

Она все знает. Поэтому называет его не по имени, а как бога. Что ж, так проще, боги имеют право делать все, что считают нужным, в отличие от людей.

Только почему-то вдруг захотелось хоть немного побыть просто человеком, не богом.

— Зачем нужно было убивать? — спросила она.

Эмеш поднялся на ноги, и его лицо оказалось совсем близко с ее лицом. Глаза Киты смотрели прямо в его глаза, спокойно, уверенно, даже требовательно... зеленовато-серые, с тонкими темными прожилками. А еще у нее были золотистые веснушки, и на лбу, у самых волос, маленький белесый шрамик.

Он дернул головой. Нет. Он бог, хозяин морей, он имеет право убивать просто так, без объяснений... Такова его воля! Пусть, он не своей рукой, он лишь заставил, убедил, что так надо, но какое это имеет значение?

— Так надо. Это не твое дело, — бросил сквозь зубы.

Что еще сказать.

Крохотные жгучие искры в ее глазах... и неожиданная звонкая пощечина.

Это было так...

Эмеш задохнулся, пощечина разом вышибла весь воздух из легких, он стоял, судорожно глотая ртом воздух, и не мог поверить.

Плотно сжав губы, Кита смотрела ему в глаза. Не с осуждением, нет, скорее в них было понимание и сочувствие.

На богов так не смотрят.

Вдруг стало ужасно стыдно, хоть и не сразу смог объяснить бы причины своего стыда.

Какие они боги, раз не могут справиться? Ведь это их мир! Заигравшиеся дети. Могут лишь наскоро слепить и потом сломать, не в силах ничего исправить. Могут лишь просто уйти, испугавшись первых же проблем.

— Это было необходимо? — ее голос звучал спокойно и ровно.

Сделав глубокий вдох, Эмеш начал понемногу приходить в себя.

Конечно, это было необходимо, как же еще. Стал бы он ради развлечения? Когда из пустыни летит черная дрянь, некогда жалеть и спасать случайные жертвы, нужно действовать, и чем быстрее тем лучше. Жертвы. Двое, ради тысячи. Иначе тысячи не спасти.

Эмеш отрыл было рот, но понял, что не может ей это сказать, снова не может найти нужных слов, у него последнее время вообще плохо со словами. Жертвы... Объяснить? Но как? А если она не поймет? Кто он в ее глазах? Хладнокровный убийца, монстр, злодей? Нет, на злодеев так не смотрят. Лучше уж быть злодеем, чем так.

Она жалела его.

Глаза Киты ждали ответа.

— Да, это было необходимо, иначе нельзя, — облизав пересохшие губы, сказал он. Голос дрогнул.

Кита коротко кивнула и отвернулась. Эмеш вздохнул с облегчением и тут же замер в ожидании новых вопросов. Он бы хотел ей все объяснить, но только и сам не понимал всего. Демоны!

— А Ут? Ты убьешь и его? — спросила она через плечо.

Сердце остановилось. Совсем. Он стоял, слушал — нет, не бьется. Наверно, он умер.

Кита не стала дожидаться ответа, ушла. Она умница, она понимала, что ответить он не сможет. То есть сможет, он сейчас скажет: "если понадобится — да", но это не будет правдой. Убить он не сможет, даже если понадобится.

— 15

— Ты знаешь, что Лару хотела взять этого царя Атну в верхний мир, дать бессмертие, сделать своим мужем?

— А он отказался?

— Да.

Утнапи понимающе усмехнулся, взъерошил короткие волосы на макушке. Он вдруг стал другим, словно что-то сломалось в нем... или, может, наоборот, вернулось на место. Кажется, вот таким он и должен быть. Сейчас Утнапи удивительно походил на царя, такой же невысокий, крепкий... хотя нет, царь был куда шире в плечах, но вот взгляд — такой же жесткий, внимательный прищур серых глаз.

Что его изменило? Чужая смерть? Нет, что-то подсказывало — не смерть, жизнь. Вернувшаяся человеческая жизнь, вместо божественной вечности. Необходимость принимать решение и действовать, быстро, без лишних рассуждений и соплей... А ведь он умеет, понял вдруг Эмеш, умеет действовать, хоть и давно забыл, здесь это не нужно. Здесь только размеренность и покой, триста лет...

— Думаю, царь прав, — говорил, между тем, Утнапи, — ему не место среди нас.

— Он всего лишь человек...

— Нет, Сар. Дело не в этом. Он другой. Знаешь, иногда мне кажется, их мир гораздо правдивее и реальнее нашего, есть там что-то, чего давно уже нет у нас. У них все по-настоящему. Не знаю, было ли это настоящее у нас там, наверно было, но здесь его точно нет. Мы что-то потеряли, становясь богами.

Сидит, просеивая сквозь пальцы песок.

— Настоя-ящее, — задумчиво протянул Эмеш, покачал головой, — глупости все это, у них там тоже самое. Только издалека может все иначе смотрится, жизнь-смерть. Красиво и романтично, а на деле — все одно. Как и у нас. Мы точно такие же.

— Может и так, — серьезно согласился Утнапи, и долго молчал, ковыряя носком сандалии песок, разглядывал что-то под ногами, потом так же, молча, смотрел вдаль.

— А кем ты был в жизни, Сар? — вдруг спросил он.

Эмеш нахмурился. Не стоит таскать прошлое за собой — помнил он. Да, впрочем, что у него за прошлое, обычное, его таскай — не таскай, не истреплется.

В жизни! Вдруг по-новому понял сказанные слова. Ни в "той жизни", ни "там", ни "раньше", а просто "в жизни", как будто сейчас уже не жизнь. Впрочем да, только игра.

— Преподавателем живописи в институте, художником, не слишком, впрочем, талантливым... — сказал, и невольно улыбнулся, да, это здесь он великий морской бог. — Знаешь, Ут, мне это нравилось.

— Верю, это хорошо... А потом?

Потом вспоминать не хотелось.

— Да, то же ничего особенного.

— Понятно, — вздохнул Утнапи. — А я был военный летчик, полторы тысячи боевых вылетов, орден "За службу Родине", медаль "За отвагу"... да много чего.

— А потом?

Эмеш вдруг почувствовал, как земля уходит из-под ног.

Не стоит таскать прошлое. Совсем не стоит! Они были правы. Когда прошлое грозит схлестнуться с настоящим — рушится мир.

Утнапи смотрел куда-то вдаль, в глубину, внутрь себя...

— Потом глупо. Сердце. Не разрешили летать, перевели в наземные службы... а куда мне в тридцать семь лет вдруг без неба? Смотреть как они летают... Пить начал... Атт ведь не хотел меня сюда брать, говорил, что эти игры не для меня. Но я просил только одного — крылья.

— Крылья? — не поверил Эмеш.

— Ага.

Он мечтательно закрыл глаза, улыбаясь чему-то своему, далекому.

— Я умею летать, Сар. Ты не знал? Просто, как птицы.

И засмеялся.

Эмеш с трудом сглотнул.

— Вообще-то знаешь, не стоит говорить о прошлом...

— Не стоит, — серьезно согласился Утнапи, — но какая теперь, к чертям, разница.

Солнце садилось за реку, тихо шурша песками Бехреша, словно песок прошлого шуршал у ног.

— А как тебя звать-то, Ут, ну, на самом деле.

— Павел.

— Александр, — Эмеш пожал протянутую руку.

— Закурить бы сейчас...

— Угу...

Эмеш машинально похлопал себя по бедру, нет, у него и карманов-то не было, не то что сигарет в них.