Танцовщица

— И как вы справляетесь? Я вот только жду. А вот эта егоза спуску не даёт.

— Дети — это прекрасно. Мои, хоть уже и большие, а до сих пор иногда такое устроят, что кровь стынет.

Старшим, оказалось, восемь мальчишке и шесть девочке.

Потом подбежали её дети е и утянули Дарию, пока мы сидели на лавочке и общались.

Фанатизма какого-то в устах матушки я не заметила. Обычная женщина. Не дворянка, но и не простолюдинка.

— А Дария ваша?.. — осторожно спросила Ольга Семёновна.

— Хотела бы я так сказать, — а дальше, не знаю, какой бес меня за язык дёрнул: — Она сирота. Муж старается всем помогать. А я привязалась к малышке. Воспринимаю её как дочку. Но вы не думайте... Выходила я замуж непорочной.

— Давайте, мы возьмём к себе её... У вашего круга слишком много условностей.

— Что вы! Я не могу. Привязалась к ней. Как можно дитя своё отдать?

— Вы отличаетесь от всех этих дачников, — сделала вывод она.

Я лишь пожала плечами.

— Каково это не видеть?

Я задумалась.

— Очень страшно.

— Уже знаете, за какие грехи вас Господь покарал?

Господь покарал? Ах, да... Забыла с кем разговариваю.

— Нет, пока не разобралась в себе, — призналась честно. Думаете, это что-то изменит?

— Вам легче станет, так точно. Да и чудеса случаются. Вспомните Иисуса...

Я кивнула, не желая спорить.

Тут и супруги наши подошли.

— Дочка... Вижу, вы поладили с моей Ольгой.

— Да, благодарю, отец Сергий, ваша жена — замечательная женщина.

— Дария, пойдём! — громко сказал муж.

Эта егоза меня чуть с ног не сшибла, прячась от новых друзей.

— А можно ещё немного поиграть?

— В другой раз, — сказал муж. Уже темнеет.

— Хорошо, дядя, — не стала спорить Дария. И меня с двух сторон подхватили мои близкие и увели.

— Я договорился с отцом Сергием. Дария может не ходить на причастие.

— И что он хотел взамен? — почему-то не верилось, что просто так. Почему я так подумала? Вспомнились священники, к которым водил нас Этьен. Всё же столичные священники были весьма корыстны.

— Ничего. Но я не смог не предложить, чтобы его дети занимались в нашей школе. Да и занимались у учителей Дарии.

— Не перебор ли? Во сколько обойдутся учителя?

— Будем договариваться сразу на класс. А вот сколько учеников в нём будет — узнаем. Пока же будет Дария ходить со всеми детьми в школу.

— Тятя! — малышка бросилась ему на шею.

— Тихо, задушишь, милая! — рассмеялся супруг.

Он умеет смеяться? На душе стало легко-легко. Этот смех был бальзамом на душу.

Глава 13

Время шло. Дария ходила в школу, где по крупицам Эжен собрал довоенные знания. Давали азбуку, которую урезали до букв, лишив всякой образности, чтобы дети умели читать да писать. Одновременно давались знания по арифметике и окружающему нас миру, общие представления обо всём, что связано с сельской жизнью, а также немного городской. Детей в школе было много, и все ходили в один класс. Было введено четырёхлетнее обучение, где переводили в следующий класс только если сдашь весь материал за предыдущий. Предварительно учитель давал пробные испытания и смотрел, кто может сдать, а кому ещё учиться в этом классе.

Дария училась лучше всех. Просто и я с ней занималась, и Эжен. Он давал знания французского, химии и основ тканевой и красильной промышленности. Эту специальность он наряду с братьями получал во Франции.

Дома мы говорили на французском.

Бдительность муж не терял.

Я освоилась в швейной мастерской. Сама шила себе одежду. Правда, девочки кроили её.

Зато я разобралась, как девочки одежду красят — тканевыми вытравителями. Именно за счёт них я и ощущала изменение рисунка моими чувствительными пальчикам — ткань немного утоньшалась в месте вытравки. Но я экспериментировала с рисованием, оставляя брызги вытравителем, или делая рисунок по трафарету.

С мужем поделилась впечатлениями от любимой синей ткани. Он на своё осязание разницы не ощутил, но воспользовался моим, как я его зрением. Потом несколько дней ходил задумчивый и экспериментировал с красителями на химическом предприятии. А мне на суждение потом предлагал полученные ткани.

Как я поняла, в некоторые краски входил уксус, вот он и придавал мягкость шерсти. Но муж моего мнения не спрашивал, а я не делилась своими соображениями. Потом же он это открытие сделал, делалися со мной переполнявшими его эмоциями. А я улыбнулась, и похвалила его.

После этого Эжен частенько стал делиться своими открытиями.

Танцы пришлось отложить почти все до родов. С Эженом не говорили о малыше. И одежду я шила ему сама.

Иногда супруг ложился головою мне на ноги и гладил большущий живот.

— Скажи хоть что-нибудь?

— Я боюсь гневить Всевышнего.

— Так не гневи. Поговори с малышом.

— Это малышка. И я с ней говорю, просто мысленно.

— Жень, всё будет замечательно, — я погладила его по волосам.

Вздохнул. Промолчал, но поцеловал живот.

А спустя месяц начались схватки прямо в швейной мастерской.

"Женя!" — крикнула мысленно, надеясь, что он услышит.

Услышал. Примчался. Отвёз домой. Дария как раз из школы пришла.

— Мамочка...

— Дочка, помоги папе... Пока лекарь не прибыл.

Эжен вызвал, но тот не шёл. Благо, я подготовила всё, что нужно, загодя.

— Жень, не мельтеши. Лучше помоги.

Муж растерялся.

Очередная схватка заставила поумерить пыл, притулиться к стене и затянуть звук "э-эээээ". Мысли все долой! Думаю лишь о малышке.

— Что мне для тебя сделать? — спросил Эжен. — Я не знаю, чем могу помочь тебе, видя, как ты страдаешь.

— Просто будь рядом. И поддержи своим участием.

Дарию я готовила всё это время к появлению братика или сестрички. А также к тому, что, возможно, без её помощи будет не обойтись.

Она уже сама могла что-то лёгкое приготовить поесть, и уборку в доме делала. Я же старалась обходиться без слуг. Вот и сейчас их не было. Единственный выходной на девятице. Когда дома не было посторонних, мне он нравился. Дышалось полной грудью, ощущались лесные запахи — ведь когда-то этот дом был частью леса. Не просто был, а до сих пор стоял среди лесных деревьев, чуть поодаль от сельской суеты. Да, к нему шла вымощенная булыжником мостовая, но это там, за забором, отделявшем дорогу от природы, среди которой затерялся наш домик. И вот сейчас муж приготовил тёплую ванную и наконец-то уделил нам время. Сел в кресло, взял меня на руки и просто обнял. И так хорошо с ним стало. Схватки были где-то там, на заднем плане. А здесь вот мы. Я, Эжен, Дария и малышка.

Да, теперь Дария уже не казалась такой маленькой. За время, что она прожила с нами, она выросла. Волосы отросли до лопаток, а у меня — до пояса. Черты лица у неё изменились. Муж говорил, что он здесь ни при чём, но Дария сейчас очень на него походила, хотя и не в данный миг, ведь сейчас я её не видела. Сейчас я отдалась во власть ощущений, единения с первозданным.

Не знаю, сколько времени это всё длилось, сейчас я была вне него.

Дария куда-то убежала, потом вернулась. Шепнула что-то мужу, пока я пропевала схватку.

Пение отвлекало от боли, помогало не растрачивать силы.

— Жень, разотри мне спину.

— Придётся халат снять.

Возражать не стала, мне было всё равно. Халат был куда-то отброшен, сорочка задрана. А его руки творили наслаждение. Боль, поселившаяся в области крестца отступала. Сидеть на одном месте я долго не могла. Поэтому нарезала круги по танцевальному залу, а когда уставала, заходила с мужем в нашу горенку.

— Пойдёшь в ванную? — поинтересовался супруг. — Пойду.

Вот только в ванной схватки усилились. Я застонала.

— Пой! — велит муж.

А у меня слёзы на глаза.

Сам затягивает ноту. И я делаю над собой усилие и вторю. Схватка прошла, и я встаю, не желая усиливать боль. И по ногам течёт жидкость. Муж подхватывает под локоть, помогает устоять. Омывает ноги.

— Что там?

— Всё хорошо, — вот только в голосе тревога.

И вот уже безо всякой воды боль такая, что хочется кричать. Муж же не даёт, затягивая звук. Я же почти срываюсь на крик, меняя ноту на более высокую.

Схватка прошла, муж относит меня в горницу.

А я ощущаю постороннего.

— Кто здесь?

— Это я, сударыня, — говорит наш семейный лекарь. — Вы позволите осмотреть вас?

Мне же сейчас всё равно. Схватка вновь нахлынула неожиданно.

Руки мужа согревают мою поясницу, растирая её, потому как боль ещё и там.

Я стараюсь не думать о ней, думаю лишь о тёплых руках мужа, о скорой встречи с дочкой.

"Доченька, милая, осталось совсем немного и мы встретимся. Ты сможешь меня увидеть..." — слёзы душат. Я тоже хочу глядеть в её глазки.

Муж сжимает крепко мою ладонь, выражая поддержку. А меня начинает тужить. Боль отступает.

— Вы молодец, сударыня, ещё немного. Пока не надо тужиться. Просто перетерпите.

Я лишь киваю. Терпеть оказывается томительно, невыносимо, но муж рядом. Я справлюсь!

Спустя две потуги я родила. Девочку.

Мне муж протянул её, пока лекарь колдовал надо мною.

Я осторожно провела по её лицу. Стараясь представить, как она выглядит.

— Она прекрасна! — шепчет муж.

— Она совсем не кричит... — беспокоюсь я.

— Она пока не сделала вдох. Дышит через пуповину, — поясняет лекарь. Вот, почувствуйте, как сокращается она.

И мне кладут руку на тёплый жгутик, действительно, двигающийся, словно сердце, только часто-часто.

А меня начинает тужить вновь. И малышка делает первый вдох. Вот только крика всё равно нет.

Почему?

Лекарь начинает креститься и взывать к Господу.

Я тоже взываю к Всевышнему. Она ведь живая, я чувствую это. Муж молчит, одной рукой прикасаясь к дочке, а другой — ко мне. Я тужусь по указке лекаря.

— Она — живая! — срываюсь на крик я, взволнованная происходящей реакцией мужчин.

— Живая, не переживай, — успокаивает супруг. И я начинаю видеть его глазами. Эти небесно-голубые глаза, глядящие на меня. Муж бросает взгляд на притихшую в углу Дарию.

И сравнивает их.

Бормотание лекаря отвлекает, он собирается перевязать пуповину.

— Я — сам! — встревает муж, заставляя меня вновь погрузиться во тьму.

А я пытаюсь своими глазами посмотреть на малышку, находящуюся в моих руках.

— Вот мы и встретились, — шепчу ей. — Дария, иди сюда, — зову старшенькую.

— Какая красивая, — шепчет, подойдя, она. — нежно гладит по волосикам. — А почему у неё голубые глазки, а у тебя и папы серые?

— В дедушку, — не теряется супруг.

— А у дедушки были такие глазки?

— Да.

Интересно, он про чьего отца говорит? Не сомневается ли в том, что дитя — его?

Теперь я уже растерялась.

Вскоре лекарь оставил нас одних, сказав, что все молодцы, с дитятком всё прекрасно, а мамочке надо отдохнуть.

— Жень... Ты ничего не скажешь? — заговорила, когда мы остались одни.

А он обнял да поцеловал меня нежно.

— Я счастлив, Альонушка, — сказал, ложась в постель.

— А чьи у неё глазки? — надо расставить все точки над "и".

— Твоего отца, — сказал он спокойно.

— С чего ты решил? — хотелось увериться, что не сомневается.

— Ну, такого цвета были глаза у него.

— А ты разве знал моего отца? — удивилась я.

Он вздохнул. Тяжко так, будто этот разговор давался ему с трудом.

Но вместо ответа я увидела, как отец встаёт из-за стола, идёт открывать дверь, а потом возвращается, прощается с нами и уходит. И его глаза, только сейчас заметила, были небесно голубые.

Но это что же получается, у Дарии такие же глаза? У мамы же были серые.

И это воспоминание. Я вновь прокрутила его. Дария была похожа на мою сестрёнку. Неужели...

— Скорее всего, — сказал тихо муж.

— Что? — не поняла я.

— Очень на то похоже.

— Хочешь сказать, что Дария...

— Да.

— Но как?..

— Всевышний?..

— У меня ещё был брат...

— У него тоже отцовские глазки. Может и найдём...

— Но если так, Дарию могут узнать...

— На ней защита стоит. Я принял её в род на правах своего чада, хотя по документам это не так. И сделал защиту от узнавания, кроме кровных уз. Да и у малышки наверняка цвет глаз ещё поменяется. У новорожденных почти у всех голубые глазки.

— Но у Дарии не изменился цвет...

— Поглядим. Чего паниковать раньше времени?

— Сам меня сегодня напугал.

— Неправда. Я наслаждался тем, что у меня родилась дочь.

— Ты молчал.

— Я не привык разговаривать с ней вслух.

— Хочешь сказать... — неужто мысленно общается?

— Да.

— А лекарь?

— А что лекарь?

— Он молчал. Дитя не кричало.

— Лекарь у нас семейный, — это он о том, что тот знает про магию и всё остальное?

— Но он бормотал...

— Что же?

Я задумалась. Попыталась восстановить в памяти его слова.

Он молился. Только богам. Всевышнему, богородице... Просил не забирать это дитя...

Пересказала мужу.

— У меня сын... — муж не договорил. — Пьер просто перестраховывается. Защиту поставил.

Я задумалась. Ну, не знаю.

Прикоснулась к малышке в колыбельке, стоящей рядом. Она сладко сопела. Вдохнула её нежный запах.

— Как назовём её?

— По святкам Анной получается.

Я вздохнула. Выбирать имя по святкам не хотелось, но перечить мужу не стоило.

— Аня... Аннушка, Анечка... Анютка — пробовала я имя на вкус.

— Тебе нравится? — муж обнял меня, привлекая к себе, укладывая на постель.

— Как скажешь, Жень.

Он нежно прикоснулся к моим губам своими.

— А ты защиту на неё поставил?

— Поставил.

Я улыбнулась.

— Спи любимая, а то ты устала.

— Надеюсь, завтра ты дома.

— Да. Спи, пока даёт малышка поспать.

А я смахнула слезинку. Раньше она была частью меня, а теперь вот отдельно. А я не могу её даже увидеть...

— Не вздумай реветь! Ну что ж это делается?! — Эжен стал сцеловывать мои слезинки. А я ничего не могла с собой поделать.

Мы долго в эту ночь разговаривали. Анютка несколько раз просыпалась и начинала плакать. Приходилось менять пелёнки, давать грудь. Это было так непривычно, но в то же время так знакомо, будто я раньше с детьми нянчилась. И поняла, так и было. Нянчилась с Дарией, когда та была совсем крохой. Теперь она сразу так выросла в сравнении с этим крошечным комочком. Но пусть Дария и моя сестрёнка, а для меня она — мой первенец. Правда, когда она родилась, кормила грудью её мама. Вспомнила её. Стало грустно, что она не увидела рождение своей внучки. Хотя... Где-то она ведь есть. Разве что на перерождение пошла. Нужно отпустить. Я ведь сразу её отпустила. А сейчас вот грущу. И отец... Погиб ли ты? И где Мишка?

Вздохнула.

— Альон, ну всё ведь прекрасно. У нас дочь, две дочери. Что не так?

— Мои родители. Они так и не стали бабушкой с дедушкой.

— Значит, не в этом было их предназначение.

— Да, наверное. Но я совсем одна...

— Ну где ты одна? У тебя есть я, есть две дочки, а ещё два брата... Точнее, три... Адольф и Эмиль... Ну и Мишка...

— Ах, да... — я всё время забываю, что у меня теперь, можно сказать, огромная семья.