Сэр Евгений:один в поле воин

'Блин! Словно курицы спать ложатся! Впрочем,... монах же мне сказал, что у них первая утренняя молитва в четыре утра! Офигеть можно! Хорошо хоть здесь без меня обойдутся! Зато на утренней мессе, в полвосьмого, я должен быть в церкви! И так каждый день! Да здесь хуже, чем в армии!'.

Я недовольно покрутил головой. Некоторое время бродил по двору, ловя на себе время от времени недовольные взгляды привратника. Остановился в раздумье: чем бы заняться? Над головой висели звезды. Ветерок принес из-за каменной монастырской стены пряный аромат лугов и леса. Спать не хотелось — днем выспался, зато хотелось есть.

'Может наведаться на кухню? Хлеба взять или... — не успел додумать эту мысль, как от здания отделилась темная фигура и направилась ко мне. Я заметил ее в темноте, когда та прошла под одним из двух факелов, торчащих над аркой входной двери жилого строения аббатства. Рука, самопроизвольно потянувшаяся к кинжалу, висящему у пояса, тут же опустилась, когда я узнал молодого послушника, очевидно, бывшего вроде слуги при аббате.

— Господин аббат, просит вас зайти к нему.

— Сейчас?!

— Да, господин. Если вы, конечно, ничем не заняты. Он сейчас находиться в своем кабинете.

'Чего ему еще надо? Вроде же все обговорили. И по деньгам для нашего содержания вроде сошлись. Может быть, о моем отце поговорить хочет? Воспоминания и тому подобное. А толку говорить! Ведь он знает о моей потере памяти! Хотя,... может быть, он решил мне еще один допрос устроить?!'.

В памяти тут же всплыло странное поведение аббата при нашей встрече. Есть какая-то связь или он просто хочет поговорить с новым человеком? В любом случае, надо было идти, хотя бы для того, чтобы поддержать хорошие с ним отношения. Ведь насколько я уяснил из предыдущего с ним разговора: на спасение моей новой души от происков дьявола и возвращение памяти уйдет не менее месяца. К тому же других вариантов скоротать вечер у меня просто не было.

Войдя, я не сразу увидел хозяина кабинета, так как на этот раз, он сидел не за столом, а в массивном кресле у камина, где ворошил уголья кочергой. Напротив него стояло пустое кресло.

— Добрый вечер, Томас, — сказал аббат, не поворачивая ко мне головы. — Проходи. Восстановил силы после долгой дороги?

Я ответил не сразу, так как сначала мне надо было проглотить слюну, в одно мгновение скопившуюся во рту. Дело в том, что на каминной полке стоял кувшин, а рядом с ним было блюдо, на котором лежало несколько кусков копченого мяса и ломтей того самого вкусного хлеба.

— Э — э... Добрый вечер, господин аббат! Да. Со мной все в порядке.

— Рад за тебя, но не буду испытывать твое терпение. Бери и ешь! Но перед тем как вонзишь зубы в мясо, будь так добр, налей мне стакан вина.

Минут десять в кабинете стояла тишина, пока я ел. Все это время аббат делил свое внимание между камином и мною, глядя, как я уписываю за обе щеки мясо и хлеб. Наконец, почувствовав приятную сытость, я налил себе стакан вина и сел в кресло напротив хозяина кабинета. Некоторое время мы молчали, пока, наконец, аббат не прервал затянувшееся молчание.

Уже через пару дней, я не находил ничего странного ни в самом аббате, ни в наших с ним вечерних беседах. Тот оказался умным, образованным, не лишенным юмора, человеком, знавшим много интересного и поучительного для меня. Темы для разговора он находил самые разные. История, политика, религия, войны, жизнь простого народа — все это давало мне отправные точки для собственных размышлений. От него я узнал об истоках политического и военного противостоянии Англии и Франции, о нравах королевских дворов Европы, так и о жизни самих придворных. Немало узнал о правилах рыцарских турниров, о геральдике, рыцарстве как классе со своими особенностями и привилегиями. Тактика и стратегия, осада и оборона, военные хитрости и засады. В военном деле он тоже оказался докой, а вот с жизнью простого народа был знаком довольно приблизительно: сказывалась дворянская кровь, но даже из его отрывочных знаний я почерпнул немало любопытного для себя. Многие факты из его рассказов мне казались смешными или интересными, а другие же выглядели дикими и страшными. Взять, хотя бы, обычное городское кладбище. Мало того, что оно располагалось, чуть ли не в центре каждого города, к тому играло двоякую роль: как место успокоения усопших, так место свиданий и развлечений, а еще для деловых встреч. Проститутки бродили здесь в поисках богатых клиентов, а влюбленные целовались и объяснялись в любви. Никого при этом не смущал смрадный запах, исходящий из открытых братских могил, которые не зарывали потому, что было невыгодно, так как трупы привозили сюда почти без перерыва. Места не хватало и поэтому приходилось отрывать уже старые захоронения, сваливая груды костей в кучу.

Немало я так же узнал о жизни монахов. Об их распорядке дня, жизни и труде. Впрочем, не столько в теории, сколько на практике. Узнал, что у монахов в монастырях и аббатствах проходят по утрам, своего рода 'производственные', совещания в помещении, под названием 'зал капитула'. Здесь заслушивались отчеты не только монахов, возглавляющих основные направления жизнедеятельности монастыря, но и самого аббата, а при необходимости проводились разбирательства и суды над провинившимися членами обители. Именно тогда я узнал о другом понятии слова 'дисциплина'. Здесь речь уже шла о кнуте из веревок, к битью которым приговаривали монаха, виновного в нарушении устава аббатства или монастыря. В самом начале эта самая 'дисциплина', использовалась добровольно для умерщвления плоти, а уже потом превратилось в средство наказания.

Но больше всего меня поразило в аббате не разносторонние знания о различных гранях жизни, а его отношение к церкви, как священнослужителя. Он с явным предубеждением отзывался о некоторых обычаях и ритуалах католической церкви, считая их сложными и непонятными для простого человека. Особенно сильное на меня впечатление произвело своеобразное почитание церковью телесных останков святых. В качестве примера он привел случай с Фомой Аквинским. Монахи монастыря Фоссануовы, где умер Фома Аквинский, из страха, что от них может ускользнуть бесценная реликвия, обезглавили, выварили и препарировали тело своего покойного учителя, дабы ни один кусочек святой плоти не ушел на сторону. Впрочем, короли, властители народов, недалеко ушли от простых монахов. Как-то по случаю торжественного празднества французский король Карл VI раздал ребра своего предка, святого Людовика высокопоставленным гостям и двум своим дядям, герцогу Беррийскому и Бургундскому. Несколько прелатов получили от него в дар ногу. После окончания пира те, прилюдно, принялись делить конечность почитаемого святого.

Я верил и не верил в подобные истории. Иной раз после услышанного мне казалось, что я попал на другую планету, таким необычными и противоестественными выглядели поступки людей в его рассказах.

Курс моего лечения посредством веры, назначенный аббатом, заключался не только в чтении молитв по утрам, днем и вечером. Помимо этого, в течение часа, я должен был слушать чтение отрывков из книги 'Житие святых'. Их читал мне брат Варфоломей, являвшийся помощником библиотекаря. Еще один час моего времени отводился на заучивание молитв и псалмов. На все это у меня уходило около пяти часов, после чего оставалось уйма времени. Несколько дней спустя я переговорил с аббатом и получил от него разрешение покидать территорию монастыря. С этого момента я теперь каждый день, уходя за стены монастыря, по три, а то и четыре часа тренировался с оружием. Моими партнерами в схватках были попеременно, то Джеффри, то Хью. Неожиданно одну из наших тренировок посетил аббат, да не один, а в сопровождении приора. Эта должность занимала второе место после аббата в иерархии монастыря. Плечистый, с широкой выпуклой грудью, с суровым лицом, тот в большей степени походил на воина, чем на монаха.

Неожиданность визита заставила нас с Джеффри на некоторое время застыть в изумлении, но аббат не стал нас томить в неведении: — Мы с Конрадом, бывшие рыцари, сын мой, вот и не выдержали. Если ты не против, мы бы понаблюдали за вашей схваткой.

— Какие могут быть возражения господин аббат!

Потом они приходили еще два раза. Причем были непросто безучастными свидетелями, а даже в некотором роде проявили активность. Конрад показал мне несколько фехтовальных приемов, а аббат дал с десяток неплохих советов по владению мечом.

За эти три недели я только пару раз вспомнил о своей прошлой жизни, да и то мельком. Слишком уж бурным, ярким и будоражащим кровь оказалось мое пребывание в чужом времени. То, чем я сейчас жил, мои приключения, чувства и интересы, как-то незаметно вытеснили все то, что было для меня некогда близким и дорогим. В этой жизни было много неудобств, боли и страха, но зато здесь можно было чувствовать себя человеком, который имеет возможность не только мечтать, но и претворять свои мечты в жизнь, пусть даже в их примитивном обличие.

Все это время я довольно тесно общался с аббатом, и он мне нравился с каждым днем все больше и больше. Умный и смелый человек, причем не только в суждениях, но и поступках. Эта подтвердила история одного из монахов, который рассказал мне о бандитском налете на аббатство около пяти лет тому назад. По его словам аббат сразил мечом двоих бандитов, а остальных обратил в бегство. Может, это обстояло и не совсем так, но рассказ еще раз подтвердил слова барона Фовершэма об аббате, как о хорошем бойце. Вот я и подумал, что может это тот самый человек, который поможет распутать историю с этим проклятым деревянным тубусом, так неосторожно подобранным мною в том темном переулке. Уже несколько раз я хотел его вскрыть, но в самый последний момент откладывал. Мне почему-то казалось, что если тубус будет вскрыт, то я лишусь последнего шанса отойти в сторону от этой, дурно пахнущей, истории.

Мои сомнения и тревоги, наконец, меня достали, и на исходе третьей недели, идя на обычную вечернюю беседу с аббатом, я взял тубус с собой. Исходил из принципа: будь, что будет. Реакция аббата, после того как он выслушал мой короткий рассказ, оказалась схожей с той, когда я впервые появился в монастырь. Настороженность и подозрительность в квадрате. Правда, после своеобразной беседы — допроса, аббата вроде отпустило, после чего он в течение десяти минут напряженно о чем-то размышлял. Затем, хлопнув рукой по подлокотнику кресла, сказал: — Томас, я наблюдал за тобой все это время и ты мне показался умным, храбрым и предприимчивым человеком, который не будет сидеть в ожидании, пока ему принесут блага мирские, а возьмет их сам! Или я не прав?!

'Будь я проклят, если это не предложение! Только что мне предлагают?!'.

— Да, господин аббат. Сидеть и ждать у моря погоды — не в моих правилах.

— Хм! Интересное выражение! И верное. Это говорит, что у тебя острый ум. Это так же подтверждается твоими действиями по сокрытию следов в переулке и на дороге, а значит, ты искусен не только как воин, но и можешь логически мыслить, что нередко дает преимущество над врагом, а иногда и победу, не обращаясь к воинской силе. Это дарит надежду, что ты.... Впрочем.... Ты пока иди, Томас, а мне нужно подумать.

На следующий вечер я был готов к доверительной беседе, но она так и не состоялась. Затем прошла неделя, потом другая, и я уже стал думать, что не так понял слова аббата. Вложил в них то, во что хотел верить. Наступил очередной вечер. Я сидел и слушал рассказ аббата об Италии, где как оказалось, аббат был несколько раз и получил там немало впечатлений.

— Томас, а ты не хотел бы посетить эту чудесную страну?

— Гм! Почему бы нет. Об итальянках я уже слышал....

— Наверно от этого пахабника Джеффри?! Представляю! Знаешь, что я тебе скажу, Томас. Женщины — услада нашей жизни, но никак ни ее цель! Сын мой, я не просто так завел разговор о путешествиях. Все это время я пытался понять, что можно вернуть твою память, и в поисках решения перелистал кое-какие книги, пока не наткнулся в одной из книг древнего автора на некие строки, указывающие на то, как можно помочь твоему состоянию. Там говориться, что провалы в памяти можно восстановить, если человек вернется в те места, где потерял свои воспоминания. Пройдется по тем местам....

— Господин аббат, вы действительно полагаете, что если я вернусь во Францию и увижу те места, где мне проломили голову, память восстановиться?

Он, очевидно, уловил сарказм в моих словах, поэтому его ответ прозвучал довольно уклончиво: — Я не говорю, что это панацея от твоей болезни, но почему бы не попробовать? Что не смогли сделать молитвы, то возможно — вылечит время и молодость!

Эти его слова вполне можно было отнести к ереси, но я не стал заострять на этом внимание, так как чувствовал, что именно произойдет завершение разговора, начатого аббатом две недели тому назад. Это так же можно было видеть по напрягшемуся лицу аббата.

— В принципе, я все равно собирался путешествовать, господин аббат, так почему мне не съездить во Францию? Может быть, действительно в словах автора имеется смысл и память, хотя бы частично, вернется ко мне.

Я не верил тому, что говорил ни слова, но при этом старался говорить как можно убедительнее.

— По крайней мере, хуже тебе не будет, сын мой. В таком случае, Томас, у меня будет к тебе поручение. Мне надо передать письмо одному человеку во Франции. Ты как?

— Раз надо, значит надо.

— Чтобы этот визит не стал нагрузкой для твоего кармана, я возмещу тебе часть путевых расходов. И еще. Думаю, тебе приятно будет услышать, что наш приор Конрад лестно отзывается о твоем умении владеть мечом и секирой, а он некогда был большим мастером в этом деле, да к тому же скуп на похвалы.

— Такая оценка дорогого стоит.

— Теперь я хотел бы рассказать тебе....

Выйдя во двор, я некоторое время постоял в темноте, перебирая в голове услышанное от аббата, что уже вошло у меня в привычку за этот месяц.

'Да, это предложение. Но что оно мне сулит? Не лезу ли я туда, куда лезть не надо? Блин! И ведь ни у кого совета не спросишь. А может спросить у аббата напрямую?! Гм!'.

Медленно дошел до странноприемного дома, остановился у двери. Спать после такого разговора не хотелось, а просто лежать в жаркой духоте и слушать шуршание мышей, так и вообще не было никакого желания. Откуда-то из темноты донесся легкий шелест листвы. Неожиданно в памяти всплыла панорама ночного города. Неон вывесок, габаритные огни машин.... От избытка нахлынувших чувств я даже затряс головой.

'К черту! Не мое уже это! Забыть! Выбросить из головы!'.

ГЛАВА 7

ЖОНГЛЕРЫ

Аббат смотрел из окна своего кабинета как из ворот аббатства выезжал Томас Фовершэм со своими людьми. Широко развернутые плечи, лихо заломленный берет со страусиным пером, лицо решительного, сильного человека и... взгляд. Аббата нередко поражало выражение его глаз; в них он нередко ловил, то ли насмешку, то ли чувство превосходства, а может даже... и снисхождение. В подобные моменты ему казалось, что на него изнутри эсквайра смотрит совсем другой человек.