Братья оборотни (нецензурированная версия, с матами)

— Благодарю тебя, господи, за вразумление! — воскликнул Перси, встал с бревна и перекрестился. — Пойду к отцу Бенедикту, все ему расскажу!

Он успел сделать три шага, прежде чем серповидный коготь перерезал ему сонную артерию. Молодой ютараптор с элементами дейнониха наблюдал за бароном уже давно. Робин пришел сюда убедиться, что они с Изабеллой не оставили вчера компрометирующих следов, и увидел, что следов столько, что хоть жопой ешь. А потом он убедился, что в теле молодого ютараптора затереть эти следы невозможно. Но Робин не потерял присутствия духа, а помолился Фрее, и она прислала на помощь одинокого путника, и не просто путника, а самого барона Тандерболта, наипервейшего и наигнуснейшего предателя из всех папиных баронов. Фрея — богиня добрая и с чувством юмора.

— Пиздец тебе, Перси, — произнес дракон почти человеческим голосом. И добавил, задрав морду к небесам: — Благодарю тебя, Фрея, что откликнулась на молитву, и клянусь, что исполню твою волю, какой бы она ни была, и еще клянусь, что служить буду преданно...

Сэр Персиваль услышал в интонациях дракона нечто смутно знакомое, но так и не успел понять, кто скрывается под личиной молодого ютараптора. Потому что истек кровью.

3

Напав на Бенедикта, Мелвин сделал большую глупость. Впал в грех гордыни, переоценил возможности нового тела, забыл, что каким бы здоровенным волкодав ни был, собака все равно остается собакой. Храброго воина собака может одолеть только чудом, а четверых храбрых воинов псу не одолеть ни при каких обстоятельствах. Сколько раз отец, мир его праху, вдалбливал юному виконту в неразумную башку:

— Сохраняй самообладание, долбоеб, не теряй разум, не уподобляйся упоротым берсеркам. Ибо на поле брани господь помогает не тому, кто щит грызет и слюни пускает, но тому, кто помогает сам себе. И не только на поле брани это верно.

Помнил Мелвин отцовскую заповедь, но не удержался, поддался искушению. Едва разглядел Бенедикта в проеме ворот, как сразу вспомнились все унижения, которым подвергал его поганый поп в замковой темнице. Одолела Мелвина жажда мести, пробудился гнев в его душе и помутился разум, а зря. Будь он обычной собакой — пришел бы ему пиздец прямо на месте. Да и так неслабо отмудохали, позвоночник трижды сломали, прежде чем съебался. Жуть неимоверная, как вспомнишь — аж передергивает, уши прижимаются, шерсть топорщится, а глотка сама собой рычит. Это ж неописуемый пиздец — только кость срастается, а ее тут же вдругорядь ломают. Как Мелвин только сумел вырваться из этого ада — вообще непонятно. Не иначе, с божьей помощью. Своим бы умом Мелвин ни за что бы не догадался в церкви схорониться.

И еще какое-то неясное знамение послал ему господь в этой церкви. То, что монах появился там не случайно — это само собой разумеется, это к бабке не ходи. Но какой скрытый смысл был в их беседе — этого Мелвин никак не мог уразуметь. В какой-то момент ему показалось, что господь желает, чтобы он открылся и покаялся, но потом он представил себе, как возрадуется поганый поп... монахи-то его до сих пор святым почитают...

В итоге Мелвин решил воздержаться от резких шагов. Выбрался из храма, а затем и из монастыря, не попавшись никому на глаза, и потрусил неспешно по дороге, куда глаза глядят. Поймал и сожрал зайца, а насытившись, забрался в чащобу поглубже, помолился на сон грядущий и заснул.

Не зря говорят, что утро вечера мудренее. Вчера весь день мучился, колебался и не мог решиться ни на что конкретное, а утром только подумал, и сразу все стало ясно. Сказано ведь: "Не знаешь, что делать — положись на божью волю, и пусть будет, что будет". И да будет так.

Мелвин вернулся на дорогу и продолжил свой путь. На душе у него было легко и ясно. Делай, что должно, и свершиться, что суждено. И да поможет мне бог.

Незадолго до полудня дорога привела Мелвина к большому селу, на вид вполне зажиточному. Ноттамун, вспомнил Мелвин, так оно называется. Ничего, кроме названия, он не вспомнил, даже забыл, чье это село — монастырское или ярлово. Раньше наследнику Локлира такие мелочи были похуй, а теперь... в общем-то, тоже похуй. Только одно ему сейчас не похуй — получить божий знак. Впрочем...

Он прошел село наполовину, а знака все не было. Может, отсутствие знака — тоже знак? Такого волкодава, каким Мелвин представляется людям, не каждый день встретишь, йомены должны были со всего села сбежаться на диво дивное поглазеть, а всем похуй. Улица совершенно пустая, подозрительно это. Ладно мужики, они в поле работают, а бабы-то куда попрятались? Херня какая-то. Может, господь как бы намекает, типа, хватит тешить свою гордыню, тварь ты дрожащая передо мной, учись смирению, говнюк...

Нет, вот он, знак! Распахнулась калитка, и выступил на улицу гордый муж, высокий и статный, с окладистой черной бородой и дородным брюхом, в крашеных одеждах и кожаных сапогах, с длинным кинжалом на поясе, сразу видно, что зажиточный хозяин, не бедняк какой-нибудь. Посмотрел на Мелвина охуевши, и длинно выругался, но не от злости, а от недоумения. Затем перекрестился. Мелвин сел и тоже перекрестился, но не с целью поразить йомена, а автоматически, забыл, что пребывает в собачьем теле. Точнее, это он в первую секунду подумал, что автоматически, а потом сообразил — это ведь и есть тот самый божий знак!

— Ну, бля, пиздец, в натуре, — сказал зажиточный йомен.

Мелвин доброжелательно тявкнул и подошел поближе. Помахал хвостом из стороны в сторону, дескать, мир тебе, божий человек, не держу я зла на тебя. Но когда охуевший йомен протянул руку, чтобы погладить загривок, Мелвин отстранился, но не брезгливо, а с должным почтением.

— Эй, Фред, еб твою мать, чего ругаешься? — послышалось со двора.

— Барни, иди сюда! — позвал Фред. — Тут пиздец какой-то.

Из калитки появился другой йомен, светловолосый и более щуплый. Тоже в крашеных одеждах.

— Ни хуя себе псина! — воскликнул он. — Он что, сам, бля, пришел?

— Хуй его знает, — ответил Фред.

— Привет, песик! — обратился к Мелвину Барни. — Ты чей будешь? С псарни его высочества?

Мелвин отрицательно помотал головой.

— А тогда чей? — спросил Барни.

И тут до него дошло, что собака ему отвечает. Барни изменился в лице и перекрестился. Мелвин тоже перекрестился лапой. Барни охуел еще больше.

Следующие минут десять йомены неторопливо уясняли суть происходящего.

— Ну, бля, пиздец, — говорил Фред. — Как человек, нах.

— Охуеть, — отвечал ему Барни. — В натуре как человек, бля.

И так много раз.

Мелвин хотел было поторопить йоменов, но внутренний голос подсказывал ему, что торопливость уместна при ловле блох, но не тогда, когда простолюдин наблюдает нечто выходящее за рамки повседневной действительности. Поэтому Мелвин терпеливо ждал, и, наконец, дождался.

— А может, он, бля, человек заколдованный? — предположил Барни.

Мелвин громко гавкнул и энергично закивал головой.

— Так это ж, бля, , того, в монастырь надо! — воскликнул Фред. — Кроме святого отца кто ж, нах, проклятие снимет-то?

Мелвин яростно залаял, затем перестал лаять и стал мотать головой из стороны в сторону. Оказывается, лаять и одновременно мотать головой собака не может.

— Сдается мне, он не хочет в монастырь, — сказал Барни. Заметил, что произнес целую фразу, ни разу не выругавшись, и торопливо добавил: — Бля.

— А с хуя бы? — удивился Фред.

Мелвин многозначительно рыкнул, дескать, смотрите внимательно, и стал выводить лапой руны в дорожной пыли.

— Ну ни хуя себе пиздец! — сказал Фред. — Он, бля, грамотный.

— Один, бля, грамотей на селе, и тот с хвостом, — сказал Барни.

Мелвин перестал писать, сел и печально тявкнул. Не получится беседа, никак не получится. Грамота — дело такое, что не каждый дворянин осилит, чего уж говорить о простолюдинах. Наивно было предполагать встретить здесь грамотного йомена. И тем более наивно было предполагать, что они догадаются задавать правильные вопросы.

— Хуясе! — воскликнул вдруг Фред. — Я, бля, понял, хули он тут делает! Это ж, бля, божий знак! Колдуна, бля, найти!

— Точно! — крикнул Барни и от полноты чувств согнулся пополам и хлопнул себя по коленям. — А я-то, бля, думальник себе чуть не расхуячил, как этого гада, бля, изловить, прости господи. А вот он, бля, знак божий! Добрый человек или пес, хуй тебя знает, кто ты есть, будь добр, помоги, колдуна словить, будь ласков, нах! Зачтется тебе доброе дело, святой девой, бля, клянусь, в натуре зачтется! Глядишь, расколдуешься, нах. Что скажешь, нах?

— Гм, — сказал Мелвин.

Получилось почти по-человечьи. Йомены охуели еще больше и стали креститься.

— Гав, — сказал Мелвин.

Он хотел сказать что-то вроде: "Изложите свою проблему, добрые люди, и давайте вместе подумаем, что можно сделать", но смог выговорить только "гав". Как и следовало ожидать, йомены ничего не поняли. Вместо того чтобы рассказать псу про злокозненного колдуна подробно, они тупо глядели на него и перебрасывались репликами, дескать, чего это он не бежит ловить колдуна, наверное, размышляет или молится, а потом побежит и сразу поймает. Хули ему не поймать-то, у него же нюх собачий, а соображалка человеческая.

В конце концов, Мелвин утомился ждать, и побрел, куда глаза глядят. Фред и Барни сразу воодушевились и увязались за ним, дескать, сейчас он колдуна изловит, надо не пропустить, интересно же. К ним присоединялись другие крестьяне, вскоре за Мелвином следовала целая толпа. Они громко галдели, обсуждая поиск колдуна на все лады, но понять из этого галдежа, что именно натворил колдун и какие против него есть улики, было решительно невозможно. Не зря феодалы сравнивают земледельцев с тупыми баранами.

Забавно, как по-разному пахнут разные люди. Вот у этой тетки, например, месячные, а вон тот пацан поутру рукоблудием занимался. А вот этому мужичку помыться не помешало бы...

— Куда бредете, почтенные? — обратился к толпе немытый мужичок. — И что это за собака такая знатная?

— Колдуна ищем, нах! — сообщил Фред. — А это, бля, не собака, а заколдованный человек! Он, бля, грехи людские только так вынюхивает!

Запах, исходящий от мужичка, резко переменился. Страх — понял Мелвин, от него запахло страхом. Неужели колдун?

Мелвин преградил мужичку дорогу и зарычал.

— Хуясе! — воскликнул Фред. — Так вот, какая блядь нам с Барни молоко сбраживает!

Мужичок затрясся и упал на колени.

— Пощадите, люди добрые! — завопил он. — Не колдун я, Христом-богом клянусь! Курицу у Жирной Мейбл спиздил и не исповедовался — в этом каюсь, и еще на Бонни Черную Зайку ворожил, чтобы дала бесплатно, за так, да не вышло. А других грехов за мной нет, Христом-богом клянусь!

— Не пизди, — сказал Фред.

Мужичок смутился и добавил:

— Еще хромому Брайану рога наставил, но не по злому умыслу, а с перепою. А других грехов точно нет, пресвятой богородицей клянусь, и не сойти мне с этого места, если лгу!

Его запах снова изменился, страха стало меньше, и появилась какая-то новая нотка, облегчения, что ли. Похоже, не врет.

Мелвин гавкнул и кивнул головой, дескать, верю.

— Ну ни хуя себе дела творятся! — воскликнул Барни. — Ебать мой лысый череп! Да этот волкодав в натуре святой, бля! Он сейчас всех злодеев разоблачит нах!

— Тебя первого, бля! — сказал ему Фред и заржал.

Барни сбледнул с лица и стал пахнуть страхом. Мелвину ничего не оставалось, кроме как подойти к почтенному йомену и требовательно гавкнуть.

— Вот, бля, пиздец, — сказал Барни и упал на колени. — Не судите меня строго, люди добрые, бес попутал. Мы с Фредом однажды...

— Заткнись, мудак! — рявкнул Фред и тоже стал пахнуть страхом.

Вскоре добрые люди узнали, что не зря в священном писании сказано, что один бог без греха. Не воровал и не браконьерствовал в этом селе только ленивый, а прелюбодейства творились едва ли не ежедневно. Но колдуна среди поселян не нашлось.

— Хуйня какая-то получается, — подвел итог Фред. — Колдун-то, я не понял, по ходу кто, в натуре?

— Дык колдун-то, небось, со страху обосрался и прячется, — предположил Барни. — Надо посмотреть, кого на сходе нет. Вот, например, Квадратный Боб...

— Заткнись, пидарас! — завопила Толстощекая Сэнди, жена Квадратного Боба.

— Один раз не пидарас, — резонно возразил Барни.

— Да ты, небось, сам себе молоко сбраживаешь! — завопила Сэнди. — Какой, на хуй, колдун? У твоей коровы от грехов твоих молоко сворачивается! Наказание, бля, за грехи! Сходи, исповедуйся, пидарас!

— А давайте все исповедуемся! — завопил кто-то в толпе.

— Точно! Давайте! — завопили крестьяне. — Пойдемте к святому Бенедикту! Пусть всех исповедует!

"Долбоебы", подумал Мелвин и пошел прочь. Его исчезновения поначалу никто не заметил, а когда заметили — единогласно решили, что волшебный пес исчез чудесным образом, не то растворился в воздухе, не то вообще вознесся на небо. А окончательная версия сегодняшних чудес, сформировавшаяся в кабаке ближе к ночи, имела еще более отдаленное отношение к реальности.

Покидая сельский сход, Мелвин не строил никаких планов, он просто устал от воплей и ругани. Да и поесть не помешало бы. Вчерашний заяц был жирным и сытным, но то было вчера, а сегодня снова есть хочется. Надо было не сразу ломиться колдуна искать, а сначала показать жестами, дескать, жрать хочу. Но теперь уже поздно, намекай им, не намекай, покуда не нагалдятся, хер чего от них дождешься.

Подул ветер, дорожная пыль закрутилась маленькими вихрями, и один из них принес в ноздри Мелвина человеческий запах. Женский, если быть точным. Женщина немолодая, лет тридцати, но с хорошим здоровьем и гигиеной не пренебрегает. Не беременная, овуляция будет послезавтра, мылась вчера, сегодня задавала корму свиньям, доила корову и пропалывала морковку. Тело не простуженное, поносом и чахоткой не страдает. Не голодает. Гм...

Мелвин решительно сошел с дороги и направился к воротам, из-за которых принесло запах. Лег в пыль ничком и осторожно протиснул морду в подворотную щель. И сразу ощутил запах страха, еще до того, как поймал глазами ранее учуянную женщину. Какая красавица... А чего испугалась-то?

Мелвин оскалил зубы в добродушной улыбке, вывалил язык и завилял хвостом, дескать, не бойся, красна девица, не обижу. Но эти действия возымели совершенно неожиданный эффект. Красна девица опустилась на четвереньки и быстро поползла навстречу, нелепо подергивая головой вверх-вниз. Приблизившись, отбила земной поклон и сказала:

— Умоляю, не выдавай меня, святой богородицей заклинаю! А я тебя за то расколдую, если смогу. Я ведьма не очень опытная, но все равно много умею. Как солнце сядет, пойдем в Одинову рощу... а может, и дома получится... Что-то не так?

Мелвин подобрал отвисшую челюсть и кивнул, дескать все так, пойдем в Одинову рощу, расколдуешь, делов-то... А затем вспомнил, что хочет жрать, и многозначительно облизнулся.

— Ой, бедненький, проголодался, — сообразила юная ведьма и погладила его по мохнатой голове. — Пойдем, я тебя покормлю. Ты как кушать предпочитаешь — по-человечьи или по-собачьи?