Адмиралы Арктики

— Ты что! Ни в коем случае. Сам говорил про людскую психологию — она такова, что себя всегда оправдывают. А царь так и вовсе безгрешный небожитель.

— Не знаю. Считаю, что если ты взялся за хозяйство, «хозяин, блин, земли русской», то изволь вести это хозяйство, а не ворон щёлкать. В общем, как в жизни. Как с бабой.

— В смысле?

— Да как — женился ты и думаешь: всё, моя, никуда не денется, и так будет. Ан нет! Надо подвиги иногда совершать, цветы дарить… и на зарядку по утрам бегать — жирок сгонять. Иначе какая б ни была верная — свинтит к молодому-раннему. Так и империя. Не будешь с ней работать и радеть — просрёшь!

— Н-да-а, вот она сермяжная народная мудрость.

— А я серьёзно. В самодержавии есть одно неплохое качество — царю не надо ни перед кем бисер метать. И без того «это моя земля, мои люди, я о них забочусь». Беда в том, что даже если «хозяин» правильный, для его окружения народ всё одно быдло.

— Всё-то ты верно, Алфеич, излагаешь. Только ты там, в Петербургах, не наговори ничего лишнего. А тут мы к встрече подготовимся, с толком и расстановкой. Не знаю, хватит ли у нас силы повлиять на политику России, но замахнуться, конечно, хотелось бы.

Обобщить с высоты нашего исторического опыта плюсы и минусы демократии, достоинства и недостатки социализма. Конкуренции и планового хозяйства. Кстати, показать, чего страна достигла при более справедливом обществе.

— А у нас тут прям все такие специалисты по политической социологии…

— Есть же в империи умные головы — посадить пару десятков учёных мужей, всё это сопоставить, обсосать… Эх, мечты, мечты…

Ещё бы самому в этом во всём разбираться.

* * *

Все три дня тесно общались с Престиным, вызнавая у того в основном нюансы быта, общения и правил поведения эпохи. Его же стали обучать пользоваться современной радиостанцией, которую решили разместить на «Скуратове» — связь с материком была крайне необходима.

По запарке с идеей установки аппаратуры спохватились поздновато и переживали, как бы предки не спалили своими весьма вольными номиналами тонкую технику. Динамо-машина на пароходе вырабатывала постоянный ток, но эту проблему решили посредством обычного инвертора и аккумулятора с подзарядкой. А Гладков заверил, что натаскает Престина по пути на материк.

Наконец всё обговорили, подготовили, проверили, погрузили, попрощались.

Суда подудели, стали расходиться.

— Да не переживай ты так, Анатолич, — успокаивал начбезопасности, стоя рядом с капитаном, глядя вслед удаляющемуся «Скуратову», — я хоть и «за родину, за Сталина», но отправляй мы их не в «четвёртый-пятый» год, а в «тридцать седьмой», вот тогда бы валерьянку глотал. Всё ж мягкие они при Николашке были…

Через пять суток Гладков сообщил по радио: «Благополучно прибыли в Александровск».

В дальнейшем на связь выходил уже только Престин, регулярно, в обговоренное время сеансов. В основном передавая последние новости с Дальнего Востока.

Потянулось время в ожидании. Вполне привычное. Для ледокола обычная сезонная вахта (в том, оставленном времени) четыре месяца. Научные экспедиции длятся не намного больше. Однако нередко люди задерживаются на борту судна и на целый год. Так что лишний месяц или два ожидания особых проблем не вызвало бы.

Бултыхнули в воду становые якоря, реактор и вспомогательные механизмы перевели в щадящий режим. Вахты сменялись свободным временем, которое в большинстве теперь тратили не на развлечения, а…

— А для меня это развлечение! — обложившись журналами «Наука и жизнь», заявил старший мастер АППУ[53]. — Понятно, что мы паразитируем на том, что уже придумано до нас… но как интересно. Чувствуешь себя великим изобретателем, практически творцом!

Не все, конечно. Несмотря на всеобщий энтузиазм, находились среди экипажа и откровенно скучающие и просто лентяи. И капитан уже видел в этом будущие разногласия, когда одни будут пахать, а другие просто получать то самое «в равных долях». Пока это не лежало так уж на поверхности, но задуматься следовало.

Для разминки рядом темнел остров Визе. Скучнейшее местно, вытянутое на 22 километра, в ширину — пять, покрытое пологими песчано-глинистыми холмами, всё ещё усыпанными снегом с проплешинами лишайника и ягеля.

Даже птицы, нередко встречающиеся на арктических островах в большом количестве, здесь наблюдались практически в единичных экземплярах.

При всём при этом находились желающие пройтись по нагромождениям береговой гальки и твёрдой землице с ружьишком. Или закинуть спиннинг с песчаного обрыва для удовольствия и разнообразия меню.

Не преминул спешиться и капитан. С ним увязался неугомонный старший лейтенант Волков, уже законно не расставаясь с «калашом», запрыгнув в резиновую лодку.

— «Земля Визе», — Черто́в явно говорил для морпеха, который был новичком в Арктике. — Владимир Визе предсказал её местонахождение благодаря записям и анализу дрейфа зажатой в 1913 году льдами «Святой Анны». И только в тридцатом году нога человека впервые ступила на этот остров — в ходе экспедиции Шмидта это был сам Владимир Визе. Я захаживал когда-то сюда на ледоколе. Сейчас у берега лежит основательный припай, а в наше время тут всё уже не так. Линия берега совсем иная. Из-за глобального потепления в летний период остров окружён чистой водой, и волны беспрепятственно подмывают, обрушивая песчаный берег. В год море крадёт у суши до восьмидесяти метров. Если помните, ходила история про так и не найденную Землю Санникова, фильм ещё был снят. Миф, но есть мнение, что она всё же была… просто её размыло. Вот такая маленькая северная Атлантида.

Ближе к берегу разводье[54] было забито снежурой[55] и напоминало кисель, но матрос на руле уверенно вывел лодку к вмёрзшему в припай нагромождению гальки.

— Дальше пёхом!

Выгрузились, прохрумкали по камушкам, затем снова по льду, и вышли уже на смёрзшийся песчаный берег с включениями битого плитняка[56]. Поднялись чуть выше, дальше лежали лысые холмы высотой примерно 15—30 метров, в низинах и ложбинах белело и пока не думало таять.

Появление людей распугало даже редких птиц — из всех звуков только скрип наста под подошвами, редкие переговоры меж собой и тихий шелест ветра.

— Ни тебе даже белого медведя, — подал голос чуть поотставший морпех, пнув ботинком корку льда, выдав при этом хрусталики ледяных брызг. Ковырнул ещё, заинтересовавшись обнажившимся предметом. Наклонился, разглядывая:

— Ух ты, чёрт!

Потянув за край, лейтенант не без труда вытащил из-под снега железяку, оказавшуюся потемневшим стволом старинного карабина с расколотым деревянным прикладом.

— Эй, — не поднимая головы, позвал он остальных, сам не замечая, что в своей озадаченности даже голос особо не повысил. Осмотрев со всех сторон находку, протёр перчаткой место, где должно быть клеймо производителя. Что-то проступило, но тёмный налёт времени поддавался с трудом. Принялся с азартом скоблить чем придётся, скинув перчатку, и…

— Ау!

Нечаянно оцарапался о приклад до крови, совершенно по-детски тут же сунув повреждённый палец в рот. Однако своего добился — нашёл:

— Винчестер. Модель 1873. Ого!

И уже в полную силу крикнул:

— Эй!

— А вы никогда не думали, что мы находимся не в нашем прошлом, а в параллельной реальности? — спросил он у опередившего всех капитана.

Черто́в чуть не споткнулся от такой заявочки.

— Вы говорили, что до 1930 года сюда не ступала нога человека. А вот! — Лейтенант протянул находку.

Вокруг в молчаливом любопытстве столпились остальные.

— Так то же официально! — неуверенно возразил кэп, уставившись на находку. — Мало ли кого сюда из пропавших экспедиций занесло, после дрейфа или ещё как. А ещё есть поморы…

— Да нет, это не поморы, — кто-то уже осмотрел место и выковырял из снега изорванный ботинок. — Я такой фасончик в музее видел. Английская обувка.

— Ну да, — капитан задумчиво вертел в руках ботинок, разглядывая — слегка стоптанный, шнурок почти истлел, сбоку в голенище аккуратная сквозная дырочка, очень похожая…

— А ведь тут скорей всего произошла трагедия, похоже на пулевые, — и показал входное и выходное отверстия, — и это побуревшее пятно, вероятно, кровь. Почему же об этих останках больше нигде не упоминается? Может, действительно параллельная…

Потом хлопнул себя по лбу, оглядевшись:

— Блин. Ты чего меня пугаешь. Остров-то всё же осыпа́лся. И эти останки наверняка ушли в воду. Вот их потом никто и не обнаружил.

— Да я чё? Я ничё. Чего тут пугаться? — опешил от наезда лейтенант.

— А того. Представь, что это не наше прошлое и тут всё может идти как-нибудь по-другому. И все наши знания коту под хвост. То-то! — подчеркнул кэп, увидев понимание. — Кстати, а ничего так ствол. В нашем времени эта винтовка наверняка бездарно проржавела на дне, а тут смотри — вполне себе рабочий раритет. Чуть ржавчину почистить, новый приклад… Что тут на прикладе?

— Да… мелочи, — усмехнулся старлей, показывая оцарапанный палец.

— Видишь, даже не заряженное оружие пытается кусаться.

Неожиданно Черто́ву пришла мысль: «Как символично. Эх, старлей, а не отрыл ли ты топор войны? Вон и первая кровь, — и глянув на простреленный ботинок: — Точней уже не первая».

Потом на острове, и в частности на этом месте, пытались пошарить уже с лопатами и с металлоискателем, но кроме пары медных гильз и обломка кости, уж очень смахивающей на человеческую, больше ничего отыскать не удалось.

Кто был тот несчастный, чей «Винчестер» нашёл лейтенант, так и осталось загадкой.

* * *

Престин продолжал регулярно выходить на связь, в основном передавая вычитанную из газет информацию о ходе войны. Никаких особых расхождений с известной историей вроде бы пока не замечали. Также не было никаких вестей из Петербурга. Словно два посланца канули в неизвестность.

И только 18 июня по юлианскому календарю капитан «Скуратова» срочно известил, что выходит в море с гостями.

Ещё он репетовал полученную из Петербурга телеграмму, одно слово в которой было кодовым и несло успокоение — у отправленных в столицу ребят вроде всё нормально.

* * *

— Так! Что у нас есть по вице-адмиралу Дубасову Фёдору Васильевичу?

— Крутой мужик…

— Ты это «мужик» забудь и не вспоминай. И не дай бог ляпнешь такое вашему превосходительству. Да и друг дружку не следует так называть. Как говорится, не по чину.

«Ямал» проснулся, выбрал якоря, замолотил винтами, заворочался, взбаламутил ледовую кашу полыньи и неторопливо, оставив за кормой унылый берег, двинул в свою очередную белую дорогу.

Царское Село. Не подслушанный разговор

— Ники, они что-то недоговаривают. Что-то неприятное.

— Они несут нам опасность?

— О нет. Они странные, немного себе на уме, что совсем не странно, но не опасны. Я чувствую. Женщина чувствует сердцем. Не бескорыстны, но поддержат Россию в любом случае.

— Россию, но не лично меня, нас. В их взглядах нет никакого почтения к… к венценосной особе. Совершенно. Иногда я чувствую себя перед ними, как… как перед своим строгим батюшкой.

— Они смотрят на нас с высоты прожитых лет. Не ими лично, а опыта всего человечества. И это повышает их статус, непроизвольно. И с их точки зрения, и с нашей.

Понимаешь, они знают! Вся наша жизнь для них, наши ошибки и достижения лишь прочитанные страницы или эти их документальные «синема».

— Алекс, это страшно.

— Немного. Но мы просто обязаны воспользоваться их знаниями. Ты обязан. На благо державы и наше благо.

Карское море

Чтоб не тащиться бедолаге «Скуратову» до самой границы льдов, а это почти шестьсот миль, решили поспешить ему навстречу. Вскоре выяснилось, что ледовый массив на южной границе был подвергнут основательным подвижкам, дробился на отдельные ледяные поля длиною от двух до пяти километров, неоднородные ледяные фрагменты, обломки.

Бывало, что течением тащило весьма крупный несяк[57], а то и вполне внушительный айсберг.

Экран радара просто пестрел этими разнокалиберными метками.

Черто́в приказал идти ещё дальше к югу на пересечку «Скуратову» — ему в таких водах ходить было бы весьма затруднительно.

Уведомлённый об этом по радио Престин только порадовался — выдаваемый по особому распоряжению высококачественный кардиф позволял держать высокий ход, но постоянные десять узлов были чреваты поломками машины.

Да и дальность для парохода-старичка была на краю предела, с учётом туда-обратно.

Всего через трое суток «Скуратов» занял место под бортом ледокола.

* * *

В Петербурге, похоже, серьёзно ухватились за вариант перебросить Северным проходом на Тихий океан часть военно-морских сил.

Будущее, с его удивительными техническими открытиями, оно где-то там, а война — вот она под боком. И время не терпит. Уже и без информации потомков понятно — малой кровью не отделаться. А ещё над думами нависало, подстёгивало грядущее позорное зарево «Цусимы», в которое никак не хотелось верить.

Но самым весомым аргументом было заявление самодержца, который, совершенно не сдерживаясь в эмоциях, поставил условие:

— Ежели с этими сведениями вы допустите подобное, все пойдёте под суд… разжалую до матросов!

Авелан[58], который тоже был посвящён в «большую тайну», потом в беседе с Дубасовым ошеломлённо поделился, что эти гости из будущего в беседах с государем вообще предлагали (только подумать!) ввести расстрел. На что Фёдор Васильевич лишь усмехнулся, словно одобряя такие меры.

Естественно, что, не убедившись наглядно, поверив лишь обещаниям и описаниям технических возможностей ледокола, предоставленным материалам (в том числе и видео), наобум послать корабли в ледовый поход осторожные адмиралы позволить себе не могли.

Видимо, именно поэтому председатель Морского технического комитета вице-адмирал Дубасов, едва ступив на палубу атомохода, практически «прямо с порога» озвучил поставленную ему задачу.

«Да без проблем. Сбегаем. Покажем», — крутнулось в голове.

Вслух же Черто́в ответил нечто вполне в стиле эпохи, считая, что уж если начинать общаться с аборигенами, то на их языке:

— Извольте, всенепременно!

Отдал распоряжение помощнику. «Ямал» снова повернул во льды для демонстрации своих сил.

За годы работы в Арктике тактико-технические характеристики ледокола Андрей Анатольевич озвучивал не один десяток раз. В последнее время в основном для туристов. Ещё корреспондентам. Ещё случалось всяким «шишкам» из Росатомфлота и как-то разик премьеру.

Рассказывать морским офицерам императорского флота, людям из прошлого века (сначала Престину, затем новым гостям) неожиданно оказалось наиболее впечатляюще. И не потому, что они такие «наивные первобытные»… как раз таки вполне понимающие профессионалы. Просто между этими людьми и экипажем «Ямала» фактически сто лет! Сто лет развития цивилизации! И от понимания этого факта буквально с ума сбегалось, завидуя, представляя, смотря глазами слушателей «а вот мне бы так — заглянуть на сто лет вперёд. А каково же им?»