Адмиралы Арктики

— Это про царя Бориса-пьяницу?

— Можно сказать и царя. История имеет свойство повторяться. Было Временное правительство, были во время гражданской войны правители, которые раздавали земли российские. Я ни в коем случае не пессимист и надеюсь, — Черто́в, наверное, с долей театральности прижал руку к груди, вворачивая: — С Божьей помощью, нашими и вашими стараниями мы не допустим прихода к власти продажных мерзавцев. Но! Но а вдруг? А? Временные правительства на то и временные. Они сгинут, их свергнут. Но нам на их период надо будет продержаться. За периметром. Не дать разграбить наши наработки, продать их… не важно, на запад, на восток. Лишь бы не достались чужакам. Для того и подход к обороне более чем серьёзный.

«Ага, ага, — притаилось злое и ненарочное, — а если уж и случится власть советская, чтоб на анархическом этапе всякие “матросы железняки” не шибко тут нам…»

Хотел ещё сказать (вспомнив, как английские родственники отказали в убежище царской семье), что царь-император может, если что, и сам перекантоваться на северной базе, но…

«Во-первых, и базы той ещё нет. Во-вторых, Романов угроз для себя и на́ дух не видит — возьми ещё и сочти это предложение как проявление эдакой вассальной (или наоборот) дерзости. “Ему — целому ого-го-го всея Руси… какие-то приблудшие — убежище!..” И, в-третьих, чего вообще обещать? Может, и не захочется привечать загнанного “хозяина земли русской”. Мало ли как оно там повернётся?»

Дурная фантазия сразу нарисовала картины, как с моря высаживаются и настырно осаждают англо-американские интервенты. Откуда-нибудь с юго-запада ломится Юденич.

На востоке, с далёким прицелом разворачивается Колчак. А боеприпасы не вечны!

«Кстати, обязательно наладить химическое производство. А также закупить станки под производство патронов и снарядов!»

И всю эту «шайку» в конце концов перемалывает Красная, народная и исключительно непобедимая армия.

И как быть, если на их территории будет укрываться «живое знамя монархизма», со всей династией, а под стенами уже стои́т прагматично-циничный Троцкий-Бронштейн, с группой зачистки, во главе которой — несравненный Пётр Лазаревич Войков (по непроверенным данным — Пинхус Лазаревич Вайнер)[70].

«Вы бы стали дружить с человеком по имени Пинхус? Я — нет!»

* * *

Призывный голос помощника «вздрогнем», плеснувшего по бокалам очередную порцию коньяка, вырывает из домыслов, чтобы… Чтобы влив в себя и совсем уж захмелев, опять отпустить сумасшедшее воображение.

И его понесло, возвышая птичьим полётом и выше — всевидящим оком над сиюминутным и безбрежным, заплутав и в прошлом и будущем: «И как же оно всё взаимосвязано, как закручено между собой. Меж собой и порознь! Кто мы и что мы — связанные паутиной сюжета под названием “эпоха”?! Хотя “эпоха” — это слишком громко — в нашем случае лишь век, лишь малая его часть. Эпизод! Лихолетья! О да! Лихолетье! Если бы не вывернутое наизнанку время и непредвиденный выкидыш в виде “нас на атомной скорлупке” в ледовом океане времени! Если Вселенная при всём видимом гравитационно-орбитальном порядке допускает и проявления хаоса, то время… почему бы ему не взбрыкнуть? Почему бы нет? Маленькое проявление неповиновения порядку, стечению самого себя — его величества времени в другое русло! И вот тебе — мы тут! Пока там мифические небесные жители (небожители) сообразят и обнаружат нестыковку-хроновыверт и кинутся исправлять… Много дел можно наворотить, покуда…

А покуда вот она планета — совершает своё предрасположенное вращение, сменяя день и ночь. Вращая и перемешивая во вселенском коловороте людские биоритмы и чаянья (почувствуем себя уж исключением), связанные прямыми и незримыми нитями.

Там за проливами и океаном — финансисты, политики САСШ и Великобритании… не понимающие этих сумасшедших русских — куда? Куда они по неизведанному Северному пути? В чём подвох?

А вот уже в скором времени затрясётся на стыках подлатанной “чугунки” от Исакогорки до Питера, наливаясь “шустовским”, император всея Руси Николай Второй или просто отец и муж… дрожащими пальцами держа принтеровскую распечатку с убийственным текстом про Ипатьевский дом и даже… И даже… а были ли там фото? Ох, не помню.

И где-то в тех же вагонах едет медсестра, а по начальной профессии — детский врач Богданова Н. В. С полным (но ограниченным) набором по переливанию крови и знаниями по одной специфической болезни — их подленький крючок для самодержца (мужа, отца и просто уязвимого человека).

А в то время как медленно “выгорали” урановые стержни в “реакторных топках”, жадно пожирали свой кардиф бронированные углееды Особого (арктического) отряда 2-й Тихоокеанской эскадры. Переполненные живыми и мёртвыми неприкаянными душами.

Почему “и мёртвыми”? А что для вечности месяц, полтора? И для тех… кому уже суждено умереть от шимозы, от шрапнели осколков, от счастливой и быстрой (если уж уготовано) — те считай уже и не живые. Их души уже знали, уже трепетали в преддверии падения иль вознесения. Это знание передавалось носителям, и самые из них нестойкие начинали метаться во сне, а по побудке роптать, крестясь: “Куда нас грешных во льды, во стужу, на убой, на смертушку!”

Сидели под домашним арестом в Санкт-Петербурге пришельцы — эмиссары притаившегося во льдах корабля из будущего. Хотя не столь угрюмо всё было — пусть и под охраной, но Гладков посещал немногочисленные лаборатории и производства, встречался с самим стариком Менделеевым и ещё пока наивным “радио-Поповым”.

И сержант-морпех выезжал, так сказать, в поля, удивляя казачков-пластунов и некоторых пехотных полковников (что ж поделать — большие генералы витали в других сферах).

А метнуться всевидящим оком туда, на Дальний Восток — там отбили очередной штурм на подступах к Волчьим горам защитники Порт-Артура, умыв и умывшись кровью.

А на другом фронте генерал Куропаткин скрепя сердце бросил на отражение очередного отчаянного самурайского наступления, в контратаку, крупные силы и был неожиданно удивлён результатом, немедленно кинувшись строчить рапорт-телеграмму о победе. По правде сказать, победа была так себе… локальная.

Заметил ли чересчур осторожный генерал, что просто почти дословно выполнял кричащий приказ их столицы?

В своей каюте на “Микасе” мрачный адмирал Того, получив от “друзей”-англичан подтверждение, что русские послали корабли в северные широты, склонился над картой с циркулем, уже прикидывая, как организовать дозор вспомогательными судами и где на непредвиденный случай в узостях расставить минные банки. Честно говоря, немного не веря, но… “эти северные варвары на многое способны”.

А думки-гляделки снова поползли на макушку матушки-Земли (что ж поделать, коль полжизни отмотал в этих местах). Белое безбрежье дышало своей загадочной жизнью, проминаясь и вспухая поступью приливов, вылизываясь тёплыми течениями Гольфстрима. Треща, ломаясь, дрейфуя, влекомое ветрами и силой Кориолиса, открывая полыньи и чистые участки воды… так нужные им в этом скором и важном переходе».

Голос помощника опять уронил с небесных сфер на землю, не сразу неся понимание, о чём он вообще…

— Зря только Новикова-Прибоя на фрагменты порвали. Протупили предки. После того, сколько мы им инфы по войне предоставили, так мало сделать…

— Да, — всё ещё витая в облаках, согласился Андрей Анатольевич, вспомнив, что на совещании были предоставлены последние сводки по боевым действиям на Дальнем Востоке. Фактические, а не те, кои черпал Престин из газет.

Изменений практически никаких, за малым исключением. Куропаткин в лучших кутузовских традициях отступал, выматывая противника, накапливая силы. Порт-Артур героически держался, как Севастополь в своё время.

— Зато хоть эскадру быстро собрали. И главное, отправили, не дожидаясь возвращения царя. Чего ж они там, на Дальнем-то тупят? — продолжал Шпаковский.

— Корабли под боком. Где они там базируются? Кронштадт. Либава? А Куропаткин со Стесселем далеко, — флегматично отвечал капитан.

— Тогда зачем весь этот северный поход? Что могут три броненосца, подкреплённые владивостокцами, если порт-артурская эскадра окажется не у дел?

— Может, и выгорит. Артурцы высотки ещё держат. И Куропаткину фитиль, видимо, вставили.

— Надолго ли?..

— До конца сентября хотя бы продержались. Были бы сейчас двухтысячные года — за две недели корабли довели бы. Сейчас же льды плотнее. Толще. Месяц тащиться — это точно. Меня единственно радуют эти два беспилотника. На них аппаратура ледовой разведки самая суперская. Глядишь, пусть кривыми дорогами, но найдём пути полегче. Когда ожидается прибытие отряда броненосных кораблей в Александровск?

— Ориентировочно 25—26 августа.

— Ну, вот видишь. Может, и уложимся.

Корабли пришли 16 августа.

Лёгких дорог не нам выбирать…

Средь растраченных сил

Разбудил в ночи крик.

Поглумился — спросил:

Что, не спится, старик?

По выходу из пролива Скагеррак в назначенном месте черноморских пароходов не оказалось. Контр-адмирал Николай Иванович Небогатов по этому поводу не сильно переживал — они могли пойти с опережением графика и самостоятельно проследовать в Баренцево море. Могли отстать (что более вероятно), и дожидаться их адмирал не собирался.

«Нагонят!»

Порадовала немецкая пунктуальность — угольщики ожидали в нужной точке и в срок.

Из Петербурга пришли подробные инструкции по бункеровке методом «борт в борт», адмирал послушно попробовал, удостоверился в бо́льшей эффективности, но дело зарубили немцы, опасавшиеся при качке повредить свои суда.

Уже выйдя в Северное море, Небогатов (при основном приказе — довести корабли до нужного места) даже смог провести учебные стрельбы с активным маневрированием. Несмотря на то что графики трещали по швам — всё же бункеровка отняла непозволительно много времени.

Ещё на берегу, перед выходом отряда, среди штабных всё ходили разговоры «уголь, уголь!», но Николай Иванович не увидел никаких сложностей. Вообще!

Не оправдались опасения, что будет стоять выбор — либо закидывать уголь в прожорливые топки броненосцев, выжимая лишние узлы, и потом тратить время на незапланированную догрузку, либо держать приемлемый ход, расходуя топливо чуть экономичней.

Ориентироваться приходилось на самый медленный транспорт. А точнее, на задерживающий весь отряд буксируемый «Ермак».

Единственное разногласие — все три броненосца имели разные аппетиты, и при поддержке одинакового хода расход угля весьма разнился.

В конце концов, потом, уже на выходе из Норвежского моря, получив расчёты штурмана, Небогатов приказал главным силам уходить вперёд, оставив суда обеспечения в догоняющей позиции.

Их, кстати сказать, следом нагнали пароходы Доброфлота и суда немецкой компании «Гамбург-Америка лайн», осуществлявшей доставку угля.

На траверзе норвежского Бергена за эскадрой увязался британский броненосный крейсер, трёхтрубник типа «Кент». Отметился надлежащими морскими формальностями и ушёл на приличествующее удаление в двадцать пять кабельтовых.

Резвая «Аврора» покрутилась вокруг него да около, но по приказу вернулась на оптимальную дистанцию.

«Англичанин» (это оказался крейсер «Бервик») какое-то время то шёл в кильватере, то обходил с траверза, ведя шифрованные переговоры по беспроволочному телеграфу.

— Всё о нас докладывает, мерзавец: состав, скорость, курс и… — контр-адмирал Небогатов, оглянувшись на замыкающих — связку буксир-ледокол — «Роланд» — «Ермак», болезненно скривился, — …и состояние.

Командир флагмана — эскадренного броненосца «Князь Суворов» капитан 1-го ранга Игнациус на это замечание только неопределённо повёл плечами, ничего не ответив.

Для него (да и для всех офицеров эскадры) этот поход на Север, с дальнейшей перспективой пробираться через арктические льды, казался верхом абсурда. В газетные сплетни о якобы ожидающем их на Севере мощном американском лёдопроходном судне никто особо не верил. А единственный известный ледокол «Ермак», уже бывавший в тех водах — вон он… беспомощно тащится на буксире.

В кают-компании под закуски выдвигали различные версии. Например: «Наш поход — сие есть большая и хитрая провокация, господа! Дабы запугать противника и вынудить его… в общем-то, сдаться. Ха-ха!»

«Очередная глупость, — подумал об этом предположении Игнациус, — макаки оказались крепким орешком и, естественно, от нашего “арктического чи́ха” сдаваться не станут. Наверняка что-то мог бы прояснить адмирал (его-то уж точно просветило высшее командование), но Небогатов какой-то постоянно смурно́й и совершенно неразговорчивый. Однако ж, чёрт меня побери, если никто никуда не идёт (имеется в виду в ледяные просторы), к чему ж такое серьёзное оснащение и подготовка к суровым морозам?»

Для организации кораблей к переходу северными морями в экипажи были включены офицеры, имевшие полярный опыт. С особыми полномочиями. И Игнациус уже успел поругаться с прикомандированным на его «Суворов» лейтенантом, предъявившим такие требования и меры, что превращали наконец-то приведённый в боевой порядок корабль в «законопаченную избушку на курьих ножках», как отметился по этому факту старший офицер.

«Так что же, неужели нам действительно предстоит это сделать?» — Игнациус украдкой кинул взгляд в сторону командующего, словно ожидая, что тот вот именно сейчас разразится откровениями. И неожиданно натолкнулся на такой сердитый взгляд, что ему даже обсуждать эту тему расхотелось.

«Что это с ним, — удивился капитан, зная контр-адмирала как человека непритязательного и лаконичного, — неужели этот “британец” так вывел из его себя? Или сдерживающая нас “гиря” в виде “Ермака” на буксире?»

На самом деле Небогатов тоже терзался неведеньем и непониманием. Ему в этом плане на эскадре было тяжелее всех — если уж остальные господа офицеры были уверены, что «наш Николай Иваныч всё знает, но загадочно отмалчивается», то сам-то он точно знал, что «ни черта не понимает». От этого нервничал и плохо спал.

* * *

Выполнив свою миссию, «Аврора» и «Донской» отсемафорили «счастливого плавания», выписав циркуляцию, ходко помчали домой.

Выше к норду погода начала портиться. Завывал ветер, цепляясь за угловатые надстройки и мачты. Небо затянуло тучами, пошёл дождь, упала видимость. Вскоре в этой серой пелене потерялся и «британец».