— В смысле? Это же всегда свободный выбор? Так ты сказала? А теперь хочешь сказать, что Дамблдор нашел способ принуждать людей дарить ему свои сердца?

— Не принуждать, — покачала головой Гермиона: — А подводить к этому. В принципе это не сложно. Ведь у людей есть потребность любить. Представь человека, который живет очень плохо, в окружении ненависти и презрения. С неприятными ему людьми.

— Легко могу представить, — криво усмехнулся Гарри, вспомнив своих родственников.

— И после нужно лишь капельку тепла такому человеку, чтобы он с высокой вероятностью подарил тебе сердце, — сухо сказала Гермиона.

— Интересно, — насторожился Гарри.

— А потом нужно лишь его держать на расстоянии, не даря взамен свое сердце, чтобы он дошел до одержимости. И он готов будет на все ради кумира. Выполнить любую миссию.

— Ты на что намекаешь вообще? — начал нервничать Гарри: — Как-то все слишком просто. Людей нельзя так поработить.

— Можно Гарри, можно, — вздохнула Гермиона: — Ты же меня так поработил? Хотя термин неподходящий. Я не чувствую себя рабыней. Гм... в общем Дамблдор, я уверена, был твоим светлым кресстражем. Ты был слишком зависим от него.

— Что? Бред! Почему я тогда не умер?

— Потому что он завещал тебе миссию, которую ты не выполнил.

— А что за чушь насчет твоей любви ко мне?

— Гарри если ты умрешь, то я тоже сразу умру. Я это вчера осознала. Хотя до этого просто считала тебя своим другом.

— Гермиона ты меня пугаешь! — вздрогнул Гарри, поглядев на подругу: — Ты уверена? А как же Рон? Ты вроде ему свое сердце подарила?

— Нет Гарри, это лишь флирт, как и с Крамом, — сказала с трудом Гермиона: — Впрочем, это неважно. Тебя многие любят и подарили тебе свои сердца. Это тебя делает сильней. Благодаря этому ты живешь. Но тебе нужно решить проблему со своей душой. Твое угасание из-за смерти Дамблдора, приведет к целой цепной реакции гибели людей, любящих тебя, и видящих свою миссию в том, чтобы ты жил и дальше.

— Я не верю в эту чушь!

— Гарри так не честно! Ты сам мне сказал, что доверяешь мне. Я ведь хотела дать расширенное объяснение, но ты лекций не желаешь. А теперь говоришь, что не веришь.

— Да как в это вообще можно поверить? Чтобы люди умирали из-за любви?

— Гарри это происходит сплошь и рядом. Весь романтический жанр построен на этом феномене. Полного научного обоснования я дать ему не могу. Но некое понимание, почему это происходит, у меня недавно возникло. Просто не хочу тебя морочить лекциями. Ты сам всегда просишь конкретных советов. Но тут как раз нужно некоторое понимание.

— Ладно, какие-то люди возможно и могут умереть из-за любви, но ты тут причем? — раздраженно сказал Гарри.

— Я только все осложнила, — сделал фейспалм Гермиона: — Так и думала, что ты не захочешь пытаться понять. Не твое это. Ты человек действия.

— Вот именно! Просто скажи, что надо делать?

— Сейчас пойдем в Тайную комнату и добудем клык василиска. И уничтожим кресстраж, — сухо как робот сказала Гермиона: — Если повезет, то это будет не последний кресстраж, и ты будешь жить дальше. Тогда мы сходим в кино.

— Ты неверно выразилась. Если повезет, то это будет последний кресстраж. И причем тут моя жизнь?

— Я же сказала, что как только ты выполнишь свою миссию, то ты умрешь. Забыл?

— Из-за любви к Дамблдору?

— Из-за неразделенной любви к Дамблдору. А после твоей смерти, умру и я. Кого еще это зацепит, я не знаю. Тут каждый за себя решает.

— Тц! Ты меня заморочила, — простонал Гарри: — С чего ты взяла, что я любил Дамблдора? Мне девочки нравятся. А не старички. От Дурслей меня спас Хагрид, а не Дамблдор. Может я ему сердце подарил?

— Ты не мог не понять, что Хагрида послал Дамблдор. И сам бы он никогда к тебе не пришел.

— Но если Дамблдору было так важно мое сердце, почему он не пришел ко мне сам?

— Потому что на твоем доме защита матери стояла. Тот, кто питал к тебе злые намерения, не мог подойти к дому. Дамблдор знал заранее, что тебе придется умереть. И он тебя толкал на этот губительный путь. Это вряд ли можно было считать добром. Но Хагрид смог донести до тебя мысль о хорошем директоре школы заочно.

— Это уже вообще ни в какие ворота! Как ты можешь клеветать на Дамблдора? Он жизнь отдал за нас! Он уничтожил один кресстраж.

— Вот я и говорю, что ты отдал ему свое сердце. Он стал твоим кумиром. Но ты не стал его кумиром в ответ. Ты стал его оружием. Гарри не спеши злиться! Я не имею ничего против твоей миссии. Ты мой кумир. И готова помогать тебе в ней. Но! У меня СВОЯ миссия! Спасти и тебя тоже. Это ты понимаешь? Кумир моего кумира не мой кумир! Для меня важней твое выживание в первую очередь.

— Я не знаю уже что говорить, — покачал головой Гарри: — Это все так странно... В принципе я не против жить и дальше. Почему я должен хотеть умереть? Жить это нормально. Это естественно. Но если ты веришь, в то, что говоришь, то это выглядит проблемно. Я не хочу твоей гибели тоже. И понятно, почему ты не горишь желанием портить кресстраж. Хотя вроде их должно быть еще много. Слизнорт говорил о цифре семь. Так что это точно не последний у тебя в сумке спрятан. Где-то еще несколько штук... слушай Гермиона! Предположим, я тебе верю. Ты меня еще никогда не обманывала. Но иногда ошибалась. Как, чисто гипотетически я могу выпутаться из этой ситуации? Как это вообще возможно? Есть варианты? Или я обречен с твоей точки зрения? Думаю, ты бы не завела разговор...

— Вспомни, что я сказала, насчет других светлых якорей? Они могут быть ослаблены новой сильной связью. Сильной! Думаешь, Дамблдор случайно тебя держал в эмоциональном вакууме? Запрещал мне писать тебе летом? Отдалял от Сириуса? Ему было важно, чтобы ты исполнил свою миссию. Верней тот вариант, что он тебе навязал. Но возможен и иной вариант. Более благополучный. Не такой обреченный и жертвенный.

— Я должен отдать свое сердце кому-то еще? Но как, если по твоим словам я отдал его... гм... Дамблдору? Извини, это глупо звучит.

— Ты можешь попытаться вернуть мне мое сердце.

— Хорошо, забирай.

— Так это не сработает. Я же говорила, что принуждение не сработает. Я отдала тебе его добровольно еще на первом курсе. И ты им все это время пользовался. Становился сильней. Позволял себя любить. Правильней сказать, что Я могу тебе еще дать, чтобы заслужить твою любовь?

— Я могу попросить все что угодно? — хищно улыбнулся Гарри: — Как насчет поцелуя для начала?

— Сколько угодно! — посветлела ликом Гермиона и обняла его за шею. Они долго и старательно целовались.

— А теперь я бы хотел тебя потрогать за кое-какие места? — оторвался от губ подруги Гарри.

— Я не против! — прошептала Гермиона и сразу почувствовала, как руки Гарри обхватили её груди.

— По-моему ты дрожишь?

— Это нервное. От радости.

— Попу тоже можно трогать?

— Где угодно!

— Мне это нравится больше, чем беседы с Дамблдором! — восхищенно сказал Гарри, запустив руки под мантию девушки и ощупывая её ягодицы.

— Гарри это уже слишком смело! — пискнула Гермиона краснея, когда руки Гарри залезли в трусики.

— Ты же сказала где угодно можно?

— Но ты же не собираешься мне сейчас ребенка сделать?

— Неплохая мысль. Интуиция мне подсказывает, что если у женщины есть ребенок, то ей есть ради чего жить, — прошептал Гарри, продолжая стягивать трусики с подруги.

— Но Гарри! Мы же только на шестом курсе? — пролепетала Гермиона: — Рано детей заводить еще.

— Ты сама меня поставила в цейтнот своей теорией, — ответил Гарри, ощупывая её складку между ног: — Я совершенно не хочу твоей смерти. Так что, если со мной что-то случится, у тебя останется часть меня. Разве я плохо придумал?

Гермиона ничего не ответила, только простонала дрожа.

— Молчание знак согласия? — уточнил Гарри, стягивая с Гермионы трусики вниз, та просто кивнула, закусив губу.

Через полчаса они смущенные шли назад в гостиную, смущенные и расслабленные.

— Все нормально? — спросил Гарри, приобнимая её на ходу.

— Не очень, — тихо прошептала она: — У меня походка изменилась, кажется. Странное ощущение...

— Как думаешь, с первого раза могло и не получиться? — спросил её Гарри на ухо: — Придется еще повторить?

— Ты о чем?

— Не о чем, а о ком. О нашем ребенке.

— Не пугай меня, — простонала Гермиона: — У меня и так голова кругом...

— Но ты сама меня поставила в безвыходное положение!

— То есть принудила? — впала в отчаяние Гермиона: — Ты не хотел?

— Хотел-хотел, успокойся! Давно хотел. Считай, мое сердце принадлежит тебе.

— Не думала, что поцелуй с тобой зайдет так далеко сразу, — вздохнула Гермиона: — Ты всегда так с девочками целуешься? Запуская руки в трусы?

— Нет, с тобой только так вышло, — покачал головой Гарри: — До этого я целовался с Чжоу и Джинни. Все было весьма невинно.

— А ты выглядел как опытный соблазнитель.

— Ты сама дала отмашку на соблазнение. Разве нет? — пожал плечами Гарри: — Теперь можно уже спокойней заняться выполнением миссии. Только может не сразу? Давай закрепим эффект завтра еще? И послезавтра? А уже в пятницу полезем в Тайную комнату. И Рона с собой возьмем. Мы же команда?

— Рону можно будет даже поручить тыкнуть зубом василиска в кресстраж! — предложила Гермиона: — Ему понравится. Он очень переживает насчет своей никчемности. Пусть чувствует себя сопричастным.

* * *

Рон ошалело глядел, как над кресстражем появилась иллюзия совокупляющихся Гарри и Гермионы.

— Рон ткни в кресстраж скорей! — подбадривал его Гарри.

— Рон не было такого! — смущенно сказала Гермиона: — Я никогда тебя так не называла! И голая перед Гарри не раздевалась. Это все вранье. Я не называла тебя ничтожеством!

— Только никчемным! — тихо шепнул Гарри ей на ухо, ухмыльнувшись, пока Рон зависая любовался иллюзией друзей.

— Рональд Биллиус Уизли! — строго рявкнула Гермиона: — Хватит пялиться на мою голую иллюзию извращенец! Быстро уничтожил кресстраж! А то я в реальности все это скажу про тебя!

— Не ори на моего друга! — усмехнулся Гарри: — Может он не на тебя пялится вовсе? Может он меня любит! Рон ты вообще кого из нас разглядываешь?

Рон смутился и наконец врезал по медальону клыком василиска.

— Гарри Поттер! Что еще за извращенные идеи в твоем мозгу? — повернулась к нему Гермиона: — Рон, конечно же, меня разглядывал! Нужен ты ему больно! Тебя он и так каждый раз видит в мужской душевой!

— Ну, положим не тебя, у иллюзии была другая фигура. Более впечатляющая, — хмыкнул Гарри: — Это была подделка.

— Тебя не устраивает моя фигура? — возмутилась Гермиона.

— Устраивает, успокойся, — отмахнулся Гарри.

— Погоди, что значит, устраивает? — возмутился Рон.

— А что не устраивает?

— Она моя девушка!

— Здрастье! Я думал она твой друг, — ехидно ухмыльнулся Гарри: — А наш друг в курсе, что она твоя девушка? Может Гермиона считает, что она моя девушка? Да и мое мнение тоже было бы неплохо узнать. Ты не слишком резко принимаешь решения?

— Она меня ревновала к Лаванде!

— Почему ты так решил? Она так и говорила, что я мол, ревную тебя к Лаванде?

— Ну не так. А канарейками в меня кидалась!

— Ты в Малфоя слизнями кидался. Ты ревновал?

— Как ты можешь сравнивать? То Малфой, а то Гермиона!

— Так и слизни от канареек отличаются.

— Гермиона, а ты чего молчишь? — взревел Рон: — Скажи ему, что ты моя девушка!

— Рон ты не слишком много на себя берешь? — нахмурилась Гермиона: — С какой стати я должна ему это говорить? Мы с тобой просто друзья. Мы с тобой даже не целовались! Ты больной что ли? И теперь уже не поцелуемся точно. Никаких девушек тут для тебя нет. Особенно после того, как ты показал нам свои страхи. Какие могут быть романтические отношения, если я твой боггарт в голом виде? Мне просто нельзя будет перед тобой раздеваться.

— Кстати и мне тоже придется с тобой в душ прекратить ходить, — поддакнул Гарри: — Мое тело тоже твой боггарт. Я слишком тебя волную. Кто бы мог подумать...

— Друзья называется! — прошипел Рон: — Да пошли вы...

— Рон, а мы в чем виноваты? — возмутился Гарри: — Это ты сам такой. Мы вообще-то могли и без тебя обойтись. Пригласили по дружбе, чтобы потом было чем тебе хвастаться перед родней. Мол, кресстраж один сломал! Мол, я крут! Но реально быть таким гавном редко кому удается. Разве можно своих друзей считать своим боггартом? Даже Малфой, наверняка имеет другой боггарт. Он бы там за маму испугался что ли. А тебе всего страшней, что друзья пообнимаются? Ты реально дерьмо после этого. Всплыло твое гнилое нутро, однако.

— Это кресстраж! — пролепетал Рон в отчаянии: — Это он хотел нас рассорить! Вы мне не боггарт! Вы чего? Не верите, то давайте найдем боггарта и посмотрим?

— А давайте, — кивнула Гермиона: — Я тоже не верю, что Рон до такой степени дерьмо.

— А до какой степени? — хмыкнул Гарри: — Ладно, проверим еще раз. Пошли искать боггарта.

Через пару часов поиска, им удалось в одном классе найти боггарта в шкафу. Когда Гермиона туда заглянула, то оттуда вылезла МакГонагал и возмущенно заорала на нее. Гарри вытолкнул перед Гермионой Рона. Макгонагал вместо того, чтобы превращаться в паука, превратилась в голых Гарри и Гермиону, которые целовались.

— Редикулюс! — упавшим голосом крикнул Рон. Сексуальные Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер резко съежились и обросли крылышками, став миленькими амурчиками, которые невинно целовались, как на открытке к дню Валентина.

— Тьфу! Все с тобой ясно! — вздохнул Гарри.

— Друг называется, — покачала головой Гермиона.

— Да друг! — срывающимся голосом заорал Рон: — Ты вон тоже Макгонагал уважаешь! Однако она твой боггарт. Разве нет?

— Это другое, — возразила Гермиона: — Я её слишком уважаю! И боюсь потерять уважение.

— А я вас слишком уважаю! И боюсь, что вы меня презирать начнете! То же самое!

— А, похоже! — хмыкнул Гарри, почесав в затылке: — Ладно Рон, почти отмазался. Правда, ты еще не объяснил, какого хрена мы голые в твоем страхе? Ась? Макгонагал то не голая. Так что насчет уважения немного не катит. Ты кого-то из нас трахнуть хочешь?

— Да пошли вы! — убежал покраснев Рон.

— Гарри Поттер! Что значит кого-то? — возмутилась Гермиона, проводив взглядом Рона: — Он, конечно, меня вожделеет. Нужен ты ему больно.

— Хотелось бы верить, — вздохнул Гарри: — Но вообще-то он ко мне первому подъехал. Ты была не при делах. Так что с ревностью не все ясно. А вот скажи мне, ревность относится к магии любви? От ревности не умирают?

— От ревности убивают. Без всякой магии, — сухо сказала Гермиона.

Вопрос принципа.

Шестой курс. Любовный треугольник.

— Гарри что это значит? — подлетела возмущенная Гермиона к Гарри Поттеру: — Рон мне сказал, что ты его проклял слизнями ночью? Как ты мог так поступить с другом?

— А мы друзья?