Бракованный мозг и Орден Феникса

— Ясно, — подытожил я. — За четыре года несколько чашек чая и десяток лимонных долек. Это ж до хрена какое великое благодеяние.

— Он морально поддерживал тебя! — в голосе Гермионы прозвенел упрёк.

— Вешал на уши пропаганду, ты хочешь сказать?

— Гарри! Но ты не можешь отрицать, что сейчас он восстановил тебя в школе!

— Гермиона, а подумать? Это же при его председательстве в Визенгамоте подобный произвол стал нормой в стране. И еще вопрос, кому больше нужно моё возвращение в школу, мне или ему.

Не знаю, сколько бы мы с ней препирались и до чего бы у нас дошло, если бы рядом с нами не раздался пронзительный голос миссис Уизли:

— Вот вы где!!! Рон, Гермиона, вам сказали позвать Гарри к Дамблдору, а вы тут болтаете?!!

— Ой, — ужаснулась Гермиона. — Простите, миссис Уизли!

— Гарри, дорогой, — продолжила та, не обратив на неё внимания. — Идём же скорее, тебя Дамблдор заждался!

Директор дожидался меня при большом стечении обитателей особняка, набившихся в гостиную и ловивших каждое его слово. Цену словам он знал и не разбрасывался ими, а молча восседал на центральном диване гостиной с таким же внушительным видом, с каким явился в суд, и благосклонно поглядывал на толпившихся вокруг людей.

— Оставьте нас с Гарри, я побеседую с ним, — голос старца был мягким и просящим, но тем не менее это был приказ. Толпа стала поспешно выметаться из гостиной, а Дамблдор скользнул по мне цепким голубым взглядом из-под артефактных очков-половинок и кивнул на кресло поодаль от него. — Садись, Гарри.

Удобное место. Я был там у директора как на ладони — но и он у меня тоже. Пока я шёл туда, важная шишка ссутулилась и опечалилась, внушительный облик отца народов превратился в укоризненную фигуру доброго дедушки, горько разочарованного недостойным поведением внука.

Я уселся в кресло и стал рассматривать старца, упорно отводившего от меня глаза. Дамблдор долго молчал, дожидаясь, когда я проникнусь чувством вины и начну обеспокоенно ёрзать в кресле. Не дождался.

— Гарри, ты разочаровал меня, — начал он наконец, по-прежнему не глядя на меня. Не обнаружив никакой реакции, он после некоторой задержки добавил: — Очень, очень разочаровал.

— Не знаю, о чём вы, сэр, — ответил я таким тоном, словно речь шла о чём-то постороннем. Я действительно этого не знал, ведь если директору доносили обо мне, то вся моя жизнь после появления здесь могла выглядеть для него сплошным разочарованием.

— Я о том, что ты жестоко оскорбил профессора Снейпа. Уважаемого преподавателя, превосходного специалиста, старшего по должности и по возрасту наконец.

— Не оскорбляйте, и не оскорбляемы будете, — насмешливо парировал я. — Вы сейчас судите меня в точности так же, как недавно судил Визенгамот — не расспросив, не выяснив подробностей, не учитывая обстоятельств, выслушав только одну недовольную сторону. Уж не у вас ли они переняли этот судейский стиль, сэр?

Лицо Дамблдора посерьёзнело и нахмурилось.

— Я не ожидал от тебя такого обвинения, Гарри, — с упрёком произнёс он.

— А я предполагал от вас нечто такое, сэр, — не стал скрывать я. — Вы всегда были слишком равнодушны к условиям моей жизни. Ладно бы этот ваш Снейп оскорблял бы только меня — но он оскорбил память моего покойного отца. Между прочим, бывшего члена вашего Ордена и активного борца с Сами-Знаете-Кем, погибшего от его руки. Не понимаю, как вы, руководитель Ордена, не раз посылавший моего отца на смерть, можете закрывать глаза на такое издевательство над его памятью.

Старец глянул на меня в упор из-под нахмуренных бровей, но, словно вспомнив что-то, сразу же спохватился и отвёл взгляд.

— Я всегда сочувствовал тебе, Гарри... — мягко напомнил он, уставившись в пол.

— Я уже не маленький и сужу людей не по словам, а по поступкам. Сочувствие на словах ничего не улучшает и ни к чему не обязывает, сэр. Вы сочувствовали мне и продолжали посылать меня к Дурслям. Вы сочувствовали мне и заставили моих друзей ограничить переписку со мной. Вы ничего не сделали, чтобы мне жилось легче.

— Ты не прав, Гарри. — Дамблдор тяжело вздохнул. — Все эти годы я присматривал за тобой. Когда Дурсли хотели выгнать тебя из дома, это я заставлял их оставить тебя в семье.

— Вот как, — я негодующе уставился на него. — Значит, вы всегда знали, что они издеваются надо мной?

— Но я уже объяснял тебе про кровную защиту, мой мальчик, — напомнил он, не отводя глаз от пола. — Только у Дурслей ты можешь быть в безопасности от Волдеморта и его приспешников.

— А где я могу быть в безопасности от Дурслей? Или от дементоров? Мне вообще-то без разницы, от кого и от чего я загнусь. Неужели во всём магическом мире, где у меня тоже есть родственники, нет места безопаснее, чем у Дурслей?

— Пойми, Гарри, хочешь ты этого или нет, но ты в Британии на особом положении. Ты спас множество простых людей от Волдеморта, все они до сих пор глубоко благодарны тебе. Если бы ты узнал об этом в раннем детстве, их благодарность испортила бы тебя и ты вырос бы избалованным маленьким принцем, поэтому я был вынужден спрятать тебя у Дурслей.

— А как они вообще узнали, кому обязаны спасением, сэр?

— Гарри, ты же знаешь, как быстро расходятся слухи... — Дамблдор опечаленно развёл руками. — Хагрид бывает таким разговорчивым, когда выпьет...

— Ясно, значит, во всём виноват Хагрид, которому вы подробно разъяснили мою роль в исчезновении Того-Самого и перечислили все мои приметы, — подтвердил я вывод, на который ненавязчиво наводили слова директора. — Только зря вы боялись, что человеческая благодарность превратит меня в изнеженного принца. Всё это лето я имел удовольствие ощущать её на себе — и если моё нынешнее жильё, еда и одежда у Дурслей получены за большую человеческую благодарность, это очень дешёвая валюта, сэр. Подскажите уж тогда, где я могу приобрести за неё нормальное жильё, еду и одежду. До сих пор я встречал всё это только за деньги.

Дамблдор укоризненно покачал головой.

— Я не ожидал от тебя такой корысти, мой мальчик, совсем не ожидал...

— А чего вы хотели, сэр, поместив меня в такие условия? Самые корыстные и беспринципные люди на свете — это нищие и бездомные, для них это вопрос выживания.

В отличие от директора, мне было незачем прятать взгляд. Я пристально наблюдал за ним и успел заметить непритворную тревогу, промелькнувшую в голубых глазах старца.

— Неужели всё так далеко зашло... — пробормотал он и, спохватившись, поправился: — Неужели всё это так тяжело отозвалось на тебе, Гарри? Я уверен, что ты хороший и добрый мальчик, а это у тебя временная слабость. У всех нас бывает минута слабости, но мы должны помнить, что она пройдёт, и не терять присутствия духа. Я верю, что ты справишься с этим и станешь прежним счастливым и непосредственным Гарри. Не так ли, мой мальчик?

— С чего бы, сэр? Руководство Британии — то самое, кстати, которое мой лоб спас от государственного переворота — беззаконно лишило меня образования и палочки, поставив перед выбором между попрошайкой и уголовником. Поэтому присутствие духа вернётся ко мне не раньше, чем я стану королём преступного мира, — я рискнул заявить такое, потому что Гермиона наверняка уже нажаловалась на меня.

Директор в ужасе поднял на меня взгляд, словно он увидел перед собой второго Волдеморта. Он даже позабыл, что до этого всячески избегал смотреть мне в глаза.

— Ты же это не серьёзно, мальчик мой?!

— Пока нет, но уже готов задуматься об этом всерьёз. Дурсли лишили меня детства, вы этим летом лишили меня друзей, заставив их предать меня. Правительство лишило меня образования и возможности колдовать. А что ещё мне остаётся, сэр?

На лице Дамблдора отразилось некоторое облегчение, он снова уставился в пол.

— Гарри, я очень виноват перед тобой, — сдавленно выговорил он. — Я не ожидал, что твои кровные родственники окажутся так недобры к тебе. Я недооценивал, как могут подействовать на тебя газетные статьи и молчание друзей. Я не подумал, что ты еще мальчик и можешь воспринять слишком близко к сердцу все эти мелкие бытовые неурядицы. Я уже старый человек и не застрахован от ошибок — пойми и прости меня, Гарри! Я никогда не хотел навредить тебе, я всегда хотел для тебя только самого лучшего!

Наступило затяжное молчание. Дамблдор чего-то ожидал от меня, но я не понимал, чего именно.

— Гарри? — спросил наконец он.

— Я вас слушаю, сэр.

— Прости меня, Гарри!

— Это означает, что вы не собираетесь исправлять свои ошибки, сэр?

Это была дерзость с моей стороны, но не только она ввергла директора в остолбенение. Судя по ушедшему внутрь взгляду, само предположение, что он должен исправлять за собой свои косяки, было для Дамблдора авангардистским. Даже сквозь пышную серебряную бороду ощущалось, как отвисла его челюсть.

— Но ведь ты же простишь меня, мальчик мой? — за считанные мгновения директор не только опомнился, но и подмигнул мне с заговорщическим видом, старый греховодник. Память Гарри встрепенулась — он уже видел подобные подмигивания, и не однажды.

— Я очень рад, что вы всё осознали, сэр! — с энтузиазмом откликнулся я, нацепив на лицо ослепительно-наивную детскую улыбку. — Мы обязательно вернёмся к этому, когда вы всё исправите!

— Мм... э-э... Гарри, я над этим уже работаю. Я уже добился отмены твоего приговора.

— А моя палочка? Как я буду учиться без палочки?! — не знаю, для чего она была нужна вообще, но я просчитал, что это будет самой правильной реакцией. И не ошибся, потому что Дамблдор понимающе закивал.

— Мы обязательно решим вопрос с твоей палочкой. Я попрошу у Фоукса ещё одно перо, и мой старый друг Олливандер сделает её к началу учебного года.

— Не стоит так напрягаться, сэр, — поспешил я сказать, потому что старый друг Олливандер мог сообщить Дамблдору про мои непростые отношения с палочками. — Я сам куплю её, а Министерство пусть возместит мне расходы.

— Но я не могу позволить тебе ходить за покупками, Гарри! Тебе слишком опасно появляться на людях!

— Мне не требуется ваше позволение, чтобы ходить за покупками, сэр. У Дурслей я делал это ежедневно и ничего не случалось. Если вы так выражаете свою заботу обо мне, то не волнуйтесь, я буду осторожен.

— Гарри, ты не у Дурслей! — директор строго посмотрел на меня. — Здесь тебе требуется позволение Сириуса, а Сириус тебе этого не позволит. Он дорожит твоей жизнью и здоровьем. Палочку для тебя сделает Олливандер, тебе передадут её сюда, об оплате не беспокойся. Послушай Гермиону и начинай спокойно готовиться к новому учебному году. И обязательно извинись перед профессором Снейпом, ты не имел права так разговаривать с ним.

— Перед этим уёбком? Это он должен извиняться передо мной.

— Гарри!!! Никогда не смей употреблять такие слова, тем более про старших!

— Хорошо, сэр. Пусть будет — перед этим злобным, подлым, вредным, предвзятым джентльменом, не знакомым ни с культурой поведения, ни с личной гигиеной. Только ради вас, сэр, хотя одним словом было гораздо точнее и удобнее. И я не буду извиняться перед ним, сэр — он оскорбил память моего отца. Это не обсуждается, сэр.

Дамблдор грозно выпрямился и вперил в меня неподвижный осуждающий взгляд, примерно как в суде на Фаджа. Какими бы соображениями он ни руководствовался, когда прежде отводил от меня глаза, всё отступило перед фактом, что его Мальчик-Который-Выжил отбился от рук. Я не проявил ни должного трепета, ни озлобленного мальчишеского упрямства — просто сидел и со скучающим видом ждал, когда же он сдуется. Сообразив, что это становится смешным, Дамблдор плавно сменил демонстрацию силы на личину огорчённого доброго дедушки.

— Гарри... — выдохнул он с мягкой укоризной. — Я понимаю, что тебе многое пришлось пережить за лето и поэтому тебе кажется, что вокруг тебя одни враги. Успокойся, остынь, посмотри на нас непредвзято. Вспомни, как мы поддерживали и оберегали тебя, вспомни, что мы всегда желали тебе только добра. Не огорчай своих друзей и своего крёстного, не расстраивай Молли, она к тебе со всей душой. Если что-то когда-то и показалось тебе обидным, мы же не со зла. Каждый человек несовершенен, каждый делает ошибки. Пересмотри своё поведение на спокойную голову и ты сам поймёшь, что был неправ. Иди и подумай над своим поведением, Гарри — и помни, что я в тебя верю.

Аудиенция была закончена, лицо директор сохранил профессионально. Я просто встал и вышел безо всяких "до свидания" и "я могу идти?". В коридоре крутилась толпа орденцев и кандидатов в орденцы, нетерпеливо поджидавшая меня наружу. Первыми ко мне подлетели Рон с Гермионой.

— Гарри! Ну как?! — наперебой воскликнули они.

— Ну как... поговорили... Боюсь, что Фадж не промахнулся со своим диагнозом, — не удержался я от злой шутки.

— Диагнозом? Каким еще диагнозом?! — встрепенулась Гермиона, пока Рон вспоминал, что это за слово.

— Я про "очевидную неадекватность". Пока мы разговаривали, директор почему-то всё время подмигивал мне.

Несмотря на собственную шутку, я не заблуждался насчёт неадекватности Дамблдора. Старец был полностью вменяем и прекрасно знал, что делает. Окончательно портить с ним отношения я остерёгся, потому что еще не советовался с родовыми портретами насчёт обучения в Хогвартсе. Если оно не понадобится, начало разрыву положено, а если окажется необходимым, всегда можно сослаться на потрясение от пережитого за лето. Тем более, что директор сам подсунул мне эту лазейку.

Мне не пришлось пересказывать предкам свою беседу с Дамблдором. В гостиной висело несколько пейзажей, с которых они незаметно наблюдали за всем, что там происходило. Предки не стали упрекать меня за несдержанность, а только посмеялись, что я по-блэковски рисковый парень и что мне повезло, что у Дамблдора не было другого выбора, кроме как смириться с моими выбрыками в надежде, что я образумлюсь. Они были довольны уже тем, что у меня хватило благоразумия оставить эту надежду директору.

Про Хогвартс предки предупредили, что, видимо, придётся туда идти. Сейчас они активно искали мне супругу, а подходящая кандидатура как раз обучалась в Хогвартсе. Ещё одна училась в Шармбатоне, а две уже закончили учёбу. Предки начали переговоры с семьями, всё упиралось в позицию и условия другой стороны.

Мне было всё равно, на ком жениться. Женщины здесь были одинаково хлипкими, мелкими и страшными, поэтому я был заранее согласен с выбором предков.

Эх, жаль, что я не в прежнем теле! Мог бы ведь основательно улучшить здешнюю породу.

Список проклятых я получил в оговоренное время. Он проявился на пергаменте, который я оставил для этого на столе в кабинете, и ежедневно пополнялся именами и подробностями. С освобождением от проклятия предки тоже посоветовали выждать неделю-другую. Подпавшим под проклятие нужно было дать время, чтобы они прониклись ситуацией, тогда они станут сговорчивее. Я был вынужден вплотную озаботиться возможностью незаметных отлучек из Хогвартса и очень удачно вспомнил о назначении карты Мародёров.

Удаление крестража я сам решил отложить, хотя предки подсказали мне нужный ритуал. И родовая магия Блэков, и моё нынешнее тело были еще слишком слабы для такого риска. Спешить всё равно было некуда, нужно было устраиваться здесь.