Ваше благородие 2 (Наставник Его Величества)

Глава 45

— Сивкова? — чуть ли не закричал я. — Константина? Филера охранки его императорского величества?

— Я не знаю, кем он был раньше, — сказал Анастас Иванович, — введенная демократия позволила представителям низших слоев населения занять высшие должности в государстве и это является составной частью реализации политики по стиранию различий между городом и деревней, между дворянами и податным сословием, между рядовыми и офицерами, между классными чиновниками и канцеляристами...

— Вы что несете, любезный? — довольно бесцеремонно перебил я Анастаса Ивановича. — Коньяк в голову ударил? Я много старше вас и помню Константина Сивкова молоденьким филером Петербургского охранного отделения, работавшего вместе с папашей-филером по охране царского духовника Распутина Григория Ефимовича. И стирание противоречий между городом и деревней происходит не постройкой современных сортиров в деревне и снабжением деревенской молодежи носовыми платками, чтобы они сморкались в них, а не в свой рукав. И нужно помнить, что любого человека можно вывезти из деревни, но вот деревню из них можно вывести не менее через два-три поколения. И мне известен пример, когда в стране с установленной диктатурой пролетариата Председателем Верховного Совета огромной страны, то есть номинальным Президентом был назначен бывший лакей, так он всю свою оставшуюся жизнь был лакеем при диктаторе, не имея собственного слова и мнения, стоя в полупоклоне с полотенчиком на полусогнутой руке с ласковой полуулыбкой и сахарным обращением: чего изволите-с? Что-то и я разговорился, давайте-ка накатим по рюмочке коньяка да будем укладываться, завтра к утру будем в столице.

Лежа в постели, я раздумывал о том, как прокололся Анастас Иванович на своих симпатиях к премьеру, который спит и видит, как он, Костя Сивков, спихнет с трона последнего Романова и напялит на себя императорскую корону, чтобы потом в короне выйти перед высоким собранием, повернуться ко всем задницей, похлопать по ней ладошкой и сказать: что, суки, смеялись над Костей Сивковым, так вот вам всем.

Тот, кто считает, что вместе с должностью начальникам выдается патент на гениальность, тот глубоко ошибается. Как правило и в большинстве случаев, в начальниках находятся либо откровенные прохиндеи, либо те, кому реально можно доверить управление бочкой водовоза и то под присмотром бригадира. Главное — уметь щелкать каблуками, рыкать на подчиненных и говорить: я ничего не знаю, но чтоб к утру все было готово. И вот такие гении в золотых мундирах толпами стоят у трона, чтобы урвать себе еще что-то, чего у них и так много, но хочется еще больше.

Помнится мне история, рассказанная нам, молодым лейтенантам, старым капитаном.

— Учился я в училище с товарищем N, — рассказывал он. — В училище он еле поступил по причине тупости и принят был только по пролетарскому происхождению. Приехали мы по выпуску в одну часть, дали нам по взводу и стали мы тянуть лямку. А у N вообще все не туда. И стали его гонять по должностям. Куда ни поставят — завал. Начальники не знали, как от него избавиться. Спихнули в штаб дивизии командиром комендантского взвода. И там быстро сообразили, что из полка им спихнули то, что им самим не гоже. И начали N гонять по должностям, пока, наконец, один мудрый кадровик не предложил его послать в академию. Пусть проедется, может, там его раскусят и дорогу закроют насовсем. А он возьми, да и поступи в академию со своим пролетарским происхождением. Кое-как окончил академию и пошел гулять по должностям. А потом организационно-мобилизационное управление увидело его послужной лист и за голову хватились. Перед ними самородок, который имеет опыт управления подразделениями и руководства всем тем, что есть в армии. И даже военную академию окончил, вместе с училищем — два высших образования. Был в моей первой жизни такой артист сатирик по фамилии Райкин, который читал со сцены произведения писателя-сатирика Жванецкого. И вот в одной миниатюре рассказали об исповеди одного начальника, который о себе честно сказал, что на любой должности его быстро раскусывали, и "хотя меня со всех должностей снимали, однако параллельно считалось, что я, как руководящий работник, расту".

И так он стал командиром полка. Дело не хитрое, ори с утра до вечера, если у тебя заместители и начальник штаба умные. Они все, что надо сделают. Приехала проверка, полк сдал проверку на оценку "хорошо", а это все равно, что "отлично". Его на дивизию поставили и генерала дали. И вот он поехал в командировку и в нашу часть дает телеграмму: "Организовать встречу на вокзале в 14.00, поезд номер один, вагон три. Генерал-майор такой-то". Кто такой? Что такое? Поперлись на вокзал, взяли на всякий случай знаменный взвод, оркестр, а поезд на нашем полустанке всего три минуты стоит. Останавливается поезд, из вагона номер три выходит наш бывший лейтенант в генеральской шинели, накинутой на майку, брюки-галифе с лампасами и тапочки на босу ногу. Повернулся к встречающим спиной, полы шинели генеральской раскинул, ладонью себя по ягодицам похлопал и сразу в вагон зашел, а поезд тронулся.

Поплевались наши командиры и пошли в расположение полка с горя водки попить да поматериться, что своими руками мудака в генералы вывели, а не оставили его в полку догнивать где-нибудь командиром противотанкового взвода.

А с Анастасом Ивановичем нужно подумать и посмотреть, на чью мельницу он воду льет.

В столице мы попрощались с Анастасом Ивановичем не то, чтобы холодно, а как так сухо, официально. Прямо с вокзала я пошел к себе домой.

Домашний полумрак за закрытыми шторами повеял воспоминаниями о прошлом. Я сел в кресло и включил магнитофон со старыми записями. Как раз на записи была песня на мои стихи, озвученная модным бардом того времени:

Поет на диске Челентано,

Давно остыл в стакане чай,

А за окном опять туманно,

Не надо, свет мне не включай.

Пусть будет тихим этот вечер,

На свете двое — я и ты,

Висит на стенке старый веер,

Что помнит давние мечты.

Присядь ко мне сюда на кресло,

А я к тебе прижмусь щекой,

С тобой мы жили интересно,

Совсем не нужен нам покой.

Давай мы завтра сходим в горы,

Друзья нам сделают шашлык,

Ты помнишь наши разговоры,

Летать хотели, как орлы.

Сейчас совсем не до полетов,

Но рвется ввысь еще душа,

Не сделал в жизни я чего-то,

Похоже, сам себе мешал.

Поет на диске Челентано,

Давно остыл в стакане чай,

А за окном опять туманно,

Не надо, свет мне не включай.

Внезапно мягкие и теплые женские руки закрыли мне глаза. Я не стал играть в угадайку, которая сродни "русской рулетке", а глубоко вздохнул и почувствовал запах молодого женского тела, который мог принадлежать только ААА.

Глава 46

Я не знаю таких людей, у которых бы не забилось сердце от прикосновения к любимой женщине, пусть даже эта женщина не единственная и пусть мужчина влюблялся неоднократно, и был женат на одной единственной, но время лечит все раны и большинство людей бывает готово к новой любви, если старая любовь позволит им жить полной жизнью.

— Как дела у родителей? — спросила меня ААА.

— Все в порядке, — сказал я. — Скоро ты сама с ними познакомишься. В этом году мы сыграем свадьбу и будем жить вместе. Кстати, в каком районе города ты хотела бы снять квартиру?

Я специально задал этот вопрос, чтобы уйти от расспросов о том, кто был хозяин этой квартиры, где мы сейчас сидим вдвоем. Не буду же я рассказывать ей всю свою одиссею. Любой нормальный человек сразу же заподозрил бы во мне Кощея бессмертного, который возрождается в новой жизни и начинает все сначала, оставляя сирот и вдов. Ну, сирот, я не оставлял. Вдова была. Фантасты уже писали о таких феноменах, но там все главные герои практически не менялись в возрасте, а я проживал полную жизнь и уходил из жизни по естественным причинам. И вот, представьте себе, что вы познакомились с молоденькой девушкой, влюбились, женились, а она после брачной ночи, лежа в постели и попивая какао или кофе, вдруг скажет вам:

— Знаешь, дорогой, ты у меня десятый муж и ты очень похож по темпераменту на третьего и седьмого, а вот по уму на четвертого и шестого, а по красоте ты можешь посоревноваться со вторым и восьмым.

Представили? А я вот никак не могу себе это представить и даже не буду вспоминать о своих прожитых жизнях. У меня одна жизнь и прожить ее нужно так... Стоять! Да что же это такое? О чем ни станешь говорить или мыслить, а кто-то уже это обмыслил и сказал так, что это отлили в граните и слова эти известны всем, потому что я их изучал в средней школе еще в первой жизни. Ну как тут обойти то, где я был, где учился, где воспитывался, где получал знания и вообще рос, как физически, так и интеллектуально. Одним словом, все так запутано и перемешалось, как в горной речке, которая вышла на равнину и стала теплой и тихой, что так и хочется окунуться в ее ласковые воды. Ой, опасное это дело прыгать в незнакомую воду.

Был я как-то в верховьях реки Амур в командировке. Жара стояла несусветная и решили мы искупаться в горной речке, которая впадала в Амур. Ногой потрогали воду, ну прямо парное молоко, только пара нет. Все потные, грязные, не один ли черт где мыться. Разделись и с маха ныром в речушку. Через метр теплая вода закончилась и началась ледяная вода. Контрастный душ, как из парилки в холодный бассейн. Из воды все повыпрыгивали как пингвины. Дело опасное, не дай Бог сужение сосудов мозга и привет родным. Такая же штуковина произошла с нами и на Камчатке в знаменитой Паратуньке. Местные ее называют Паратунка. Погранцы на ходу раздеваются и в термальный бассейн ныром. Мужик один говорит нам: ребята, вы поосторожнее, Камчатка все-таки. А мы ему: не боись, мужик, знаем, плавали. Ныром и выпрыгнули оттуда как недоваренные яйца, стали смотреть, не сваливается ли кусками кожа.

Вот и я сейчас в таком же положении, сижу и раздумываю, браться ли за то дело, которое я задумал, и хватит ли у меня сил провернуть все это. Один неосторожный шаг и вечная молодость, молодая вдова и все останется точно таким же, каким я все увидел. И зачем нужно было производить сотрясение воздуха? Торопиться не будем, но первый шаг я уже сделал.

— А что, если мы поживем в этой квартире? — спросила ААА. — Она такая уютная и пахнет тобой. Вернее, она вся пропитана твоим духом, ты у меня как Ангел и пахнешь как дух святой.

— Не богохульствуй, — и я шутя погрозил своей невесте пальцем. — Допрыгаешься, придет к тебе ночью дух святой, а ты будешь думать, что это я и будет непорочное зачатие. Сначала убедись, что это я, а потом уже обоняние свое включай. Да и после бритья я не святой водой освежаюсь, а французским одеколоном "О `Жен". Так что, оставляем эту квартиру за собой, благо ты с экономкой нашей нашла общий язык. И пойдем завтра распишемся в ЗАГСе, а венчание с гостями проведем потом.

— Ты знаешь, мне так страшно идти наперекор течению, но многие наши живут вместе со своими избранниками и небо на них не падает, — сказала ААА. — Я больше боюсь, что папа скажет по этому поводу.

— Да, генерал Алексеев мужчина серьезный и строгий, а ты его спроси, каким он был, когда поручиком приехал поступать в академию Генерального штаба, — посоветовал я своей невесте, — и увидишь, как он отнесется к твоему решению жить вместе со мной.

Никакого компромата на молодого генерала Алексеева у меня не было, но я знал, как отрываются пехотные офицеры после успешной сдачи экзаменов в академию.

Я проводил ААА до дома и вернулся в свою квартиру. С дороги нужно привести себя в порядок и приготовиться к завтрашним занятиям с цесаревичем.

Ночью я спал и мне все время снилось, что я еду в поезде, вагон раскачивает на рельсах, а перед глазами бежит дорога, посыпанная гравием и дорога впереди никак не кончается. Утром встал с чувством некоторой разбитости, как будто это я бегом бежал по железнодорожной насыпи, стараясь бежать наравне с моим вагоном.

Легкая физзарядка и умывание до пояса привели меня в нормальное состояние и в шесть часов двадцать пять я был уже к комнате цесаревича.

Глава 47

Когда цесаревич начинал свои занятия с преподавателями, я приступал к своей обыденной работе, причем начинал ее с чтения свежих газет. Кто газет не читает, тот вообще ничего не знает, а если человек умеет читать сквозь строчку, то он знает все. Каждый корреспондент, каким бы он ни был, старается втиснуть в текст то, что он считает наиболее важным, но редактором безжалостно вычеркивается как несущественное или как не имеющее отношение к теме, но хвостик или начало головы информации все равно остается и потом эта информация в урезанном виде появляется в другой газете в результате обмена корреспондентской информацией.

Некоторую информацию я выписывал на карточки и откладывал в отдельную коробку. Кое-что у меня начиналась вырисовываться, но не настолько, чтобы нужно было бить тревогу и ставить на ноги людей. Но все равно.

Из имения графа Китченера я вызвал к себе Крысякова и имел с ним длительную беседу по особенностям работы в Государственной Думе и его мнении, что там происходит. Что он как бывший депутат Думы думает о политической ситуации в стране.

Оказалось, что ничего он не думает, а ведь был в составе коммунистической фракции правого толка товарища Троцкого. И был присяжным поверенным, адвокатом с юридическим образованием, но это в той жизни, а в этой жизни покатился по преступной дорожке и все из головы выветрилось.

— Как же так, Вадим Петрович? — вопрошал я к нему. — Вы квалифицированный юрист, думский депутат и неужели все это прахом пошло и быльем поросло? Кстати, девушка, с которой я вас видел в Думе, она участвовала в покушении на меня в городе Энске. Она дала сигнал на открытие огня по мне и этим спасла мне жизнь, но скрылась с места преступления.

— Крыся? Кристина, замечательная девушка и моя верная подруга, — как-то задумчиво сказал Крысяков, — эсерка, террористка, взорвалась во время экса. Прямо в руках динамит рванул. Пуля попала. Вдребезги, даже следов не нашли. И в постели террористкой была. Да. А сейчас эсеры все перевелись. Бьются за закон о защите каких-то там сусликов и сами как суслики. Места в Думе продаются как семечки, должности тоже и там такая круговая порука, что почище всякой мафии будет.

Я чувствовал, что задел больную струну моего бывшего налетчика и нынешнего подельника. Раньше он был величина, генералы к нему с ручкой подходили, а сейчас он кто? Шпана, уголовник, по которому каторга плачет. А почему? Решил пойти по легкому пути. Урвал, посадили, в лагере будет начетчиком по уголовному праву и врагом администрации. Жизнь поломана.

— Давай-ка, Вадим Петрович, подключайся к Думе, — сказал я, — что-то нехорошее там творится, нутром чую, а фактуры мало. Заведи знакомства с думскими чиновниками. Ты по женской части мастак, а там женщины в основном незамужние и все проходит через них. Жалование тебе увеличим и учти, что я рассчитываю на тебя как на будущего депутата Думы, все-таки вы работали тогда хорошо на общее дело, критикуя законы правительственной партии. Как твои подопечные себя ведут? Как Анастас Иванович с ними занимается? Есть успехи или нет?

— Братва в завязке, сами сказали, а если слово нарушат, то и разговор с ними будет короткий, — сказал Крысяков. — Объект охраняют, уроки выполняют добросовестно, потому что мало учились и сидят на уроке как дети малые, по прописям почерка свои исправляют.

— Что Анастас Иванович о политике говорит? — спросил я.

— В основном о патриотизме, — сказал мое источник, — говорит, что война все равно будет, народу нужно воевать, чтобы развиваться вперед, а когда все после ужина набок, то народ жиреет и все чаще у людей болезни сердца развиваются.

— Хорошо, передай Анастасу Ивановичу, чтобы заехал ко мне, — сказал я.

Анастас Иванович приехал ко мне на следующий день после обеда.

— Анастас Иванович, — торжественно сказал я, — от имени министра финансов поздравляю вас с чином коллежского секретаря по министерству просвещения. Граф Китченер лично говорил с министром вашего ведомства, — и я вручил своему бывшему наставнику новые петлицы с одним просветом и тремя звездочками с арматурой (гербом) министерства просвещения. — Обмывать не будем, но петлицы вам сейчас пришьют.

Я вызвал горничную и попросил ее перешить петлицы на вицмундире.

— Как ваши подопечные? — спросил я Анастаса Ивановича.

— Совершенно другие люди, — сказал наставник, — впитывают в себя знания как губки. На будущий год можно будет представлять на экзамены по курсу реального училища.

— Мы с вами в поезде как-то неудачно поговорили о нашем правительстве, — сказал я. — Хотел поинтересоваться, чем вас так привлекает премьер-министр, что вы готовы ему служить днем и ночью, хотя у нас есть монарх, который и является главой государства.

— Меня премьер ничем не привлекает, он не девица, чтобы привлекать к себе, но вы, как человек военный, прекрасно знаете, что сила армии состоит в том, что солдаты сплачиваются вокруг командира, любят они его или не любят, уважают или ненавидят, — сказал Анастас Иванович. — Поэтому и мы, как люди разумные и патриотично настроенные, должны во всем поддерживать премьер-министра, который непосредственно решает все важные вопросы. А государь-император — он номинальный глава государства.

— Я могу сделать скидку на то, что вы человек штатский, — сказал я, — но вы забыли упомянуть, что ЕИВ является Верховным главнокомандующим Вооруженными силами страны, в его руках находится судьба страны и он вправе распустить парламент и уволить премьер-министра. По-вашему получается, что для того, чтобы обеспечить высокую руководящую роль премьера, мы должны уничтожить российскую монархию, оплот нашего государства и символ ее единства?

— Я так не говорил, — побледнел Анастас Иванович, — я очень ценю ЕИВ и верно служу ему, похоже, что вы меня просто не так поняли или я не очень понятно высказался.

— Возможно, что я просто не дорос до понимания ваших идеологических взглядов, — сыронизировал я, — или вы просто проверяли меня, на чьей я стороне? Поэтому, я прошу вас более точно определиться в том, кто вы и с кем. Я слышал, что вы посещаете собрания ячейки союза Михаила Архангела, так там, как я знаю, в основном сторонники государя-императора. Так вы, сударь, либо крестик снимите, либо трусы наденьте, как говорили в стародавние времена. Мне хотелось бы, чтобы вы держали руку на пульсе черной сотни и могли направить ее в нужное русло в случае необходимости. Я доложу ЕИВ, что вы преданный и честный его подданный.

В это время принесли его вицмундир с новенькими петлицами коллежского секретаря. Не Бог весть какой чин для его возраста, но все впереди, все битвы и баталии только планируются, и будущие маршалы бегают по полигонам в чинах младших лейтенантов.

Да и мне нужно было в определенный момент расставить точки над "i", чтобы из бывшего ученика реального училища превратиться в настоящего флигель-адъютанта и ближайшего советника ЕИВ.