Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Могу предположить, — произнёс я — что наши артиллеристы знают об этом, чем и объясняется скромные успехи артобстрелов?
— Гаубица-пушка на бронепоезде при всём своём великолепии не артиллерийский дивизион и даже не батарея. Ожидать чего-то большего от неё не приходиться. Но даже несмотря на это вести огонь без корректировщика сложно и в результате бесполезный расход боеприпасов. Впрочем, — полковник сделал паузу — ваши предположения так же обоснованы.
— Противник разбросал листовки, где сообщается об оставшихся в населённых пунктах жителях с предложением 'не подчиняться преступным приказам жидов-комиссаров', — стал дополнять рассказ Мухина товарищ Сергей. — Экипаж броневагонов призван из области и не исключено, что у многих родственники в том же Ферзиково. Есть ещё один неприятный эпизод, объясняющий срыв эвакуации: в Калуге объявился провокатор. Как мне вчера удалось выяснить, это фашистская гадина, использовав свою должность в горисполкоме объехала несколько десятков сёл и деревень, саботировав эвакуационные мероприятия. Где-то оставляла письменные распоряжения с печатью запрещающие выезд и угон скота, где-то на словах, рассказывая, что эвакуируют в вымершие от сибирской язвы деревни. Ущерб нанесён на миллионы. До Александровки она не добралась благодаря бдительности наших товарищей.
— Так это ещё и она?
— Да, Шульман.
— Немка?
Товарищ Сергей раздражённо хмыкнул.
— Еврейка. Удивлены?
— В некоторой степени, — ответил я.
— Странно, не правда ли? На что она рассчитывала? В Минске, Киеве и Смоленске их тысячами расстреливают только по национальному признаку.
— Правда? — воскликнул Мухин, смотря на комиссара.
— К сожалению, Герасим Васильевич, документально подтверждённый факт с фотографиями, — ответил тот.
— Тогда говорите всю правду, товарищ Сергей, — попросил я. — Кто их расстреливает, где и почему они не эвакуировались.
— С самого начала войны... — нехотя начал он — нам по партийной линии доводят некоторые документы. Товарищ Борисов, вы не зря высказывали тогда опасения. Из последнего... сначала, 27 сентября в Киеве расстреляли пациентов психиатрической больницы, а с 29 по 30 сентября там же казнили более тридцати тысяч советских граждан, известной вам национальности. Очевидцы дали показания, что раввины призывали евреев собраться для переписи и помогали немцам украинские националисты. Помогали во всём.
— Нелюди, — только и сказал полковник. — Не говорите ничего Заславскому, у него жена в Киеве осталась ухаживать за стариками, а он её больше жизни любит. Карьеру из-за неё загубил.
— Узнайте у майора адрес, — попросил я. — Постараюсь выяснить их судьбу и что-нибудь придумать, если они живы.
— Сами понимаете, — продолжил товарищ Сергей — государство у нас многонациональное и отдельно выделять кого-либо нельзя по многим причинам. После победы мы обязательно будем судить палачей за все совершённые преступления против советских граждан. Но если в войсках узнают, из кого немцы набирают пособников в карательные батальоны и что они творят, может пострадать боевое братство. Они уже указывают в своих листовках, что перебежчиков-украинцев сразу отпускают домой. И ещё, хотел в конце совещания сказать, но раз мы немного отвлеклись от повестки — сегодня будет объявлена директива о создании в каждой стрелковой дивизии заградительных отрядов из расчёта одной роты на полк. Костяк будет формироваться из коммунистов, а так как 'Парголовский' особый и беспартийный, то надо как-то решить этот вопрос с Геннадием Петровичем Коротковым.
— А разве это не прерогатива войск НКВД по охране тыла? — задал закономерный вопрос Мухин.
— Я просто ознакомил, — сухо ответил товарищ Сергей.
— Герасим Васильевич, в сложившейся неразберихе это наилучший выход, — сказал я. — По крайней мере, в понимании рядовых красноармейцев подобный отряд будет равносилен триариям, последней линией обороны с прямым подчинением дивизии, а не сиреневым гимнастёркам. Да и вообще, мне кажется, что в Красной Армии нужно ввести телесные наказания — некоторых просто жизненно важно сечь, смачивая розги солёной водой на первый раз.
— Вы ещё про шпицрутены вспомните, — подал голос комиссар.
— Достаточно и розог, но наказание должно быть неотвратимо и подкреплять всё это нужно письмом домой с фотографией или хотя бы угрозой отправки случившегося позора.
— Мы поняли вашу точку зрения, — произнёс товарищ Сергей. — По существу будет что?
— В Марьино осталось четыре пулемётовоза и грузовик с зенитной установкой. Полагаю, растерявшийся боец скорее примкнёт к подразделению с бронёй, чем к настойчивым 'заградителям' с голым задом. Предлагаю использовать их для этих целей, тем более контингент там возрастной, — а пока давайте думать об операции. Если невозможно проредить артиллерийско-танковый кулак в Ферзиково и Козловке бомбардировкой, нужно сделать так, чтобы они оттуда не смогли выбраться на оперативный простор.
Постепенно, как-то даже незаметно товарищ Сергей вместе с Мухиным, проникли в замыслы противника, что не представлялось особо сложным. Ничего заковыристого и хитрого, в частности для полковника после моих пояснений на карте не наблюдалось. Похоже, началась борьба за плацдарм. И если немцы выйдут к городу, форсируют Оку, то получат возможность если не развить оперативный успех, то хотя бы рассечь утончившуюся оборону, а потом перемолоть дивизию и отрезать Тулу от снабжения. Противодействовать можно было двумя способами — нарастить оборонительные ряды или создать угрозу на флангах, а ещё лучше рубануть самим. Придя к общему мнению, оставшееся время мы посвятили деталям.
— Заминировать дорогу, — предложил товарищ Сергей.
— Огненный мешок, — высказался Мухин. — И раз мы вспомнили Лугу, то не вижу причин не воспользоваться той же задумкой, что осуществили недалеко от Извоза. У нас есть возможность пожертвовать парой грузовиков?
— Допустим, — сказал я.
— Тогда у нас было много динамита и совсем мало горючего, а в первом взводе нашлись умельцы. Прорыли шурф под дорожным полотном, заложили фугас, а по обочинам выставили пять грузовых автомобилей, снаряжённых бочками с булыжниками и взрывчаткой. Я не знаю, каков был итог, но твою дивизию, немцы так обрадовались фейерверку, что сутки с места не двинулись. Сейчас же, когда есть столько ракет, не поставить ли их на прямую наводку? Хотя бы десяток. Сварганить треногу из палок, ракету на направляющую планку, аккумулятор старенький и огонь. Да даже к стволу дерева приспособить в ящике. Расстояние-то совсем небольшое, метров двадцать от дороги до лесополосы, а то и того меньше. В борт танку такую пилюлю запустить, чтоб ... в клочья, извините.
— Не пробьёт, но экипажу действительно, как вы там сказали, мало не покажется, — произнёс я. — Даже поджечь сможет. Хорошая идея, обеспечим.
Полковник посмотрел на часы и засуетился у своего портфеля.
— Герасим Васильевич, окончательное решение, конечно за командующим 238-й стрелковой дивизией полковником Коротковым, — сказал товарищ Сергей. — Он отвечает за оборону Алексина, но я поддержу ваше предложение контратаковать собственными силами, не привлекая дивизионную артиллерию.
Мухин встал, поправил воротник своей новенькой коверкотовой гимнастёрки и посмотрел в мою сторону.
— В таком случае, если то, что вчера было обещано по телефону, прибыло...
— Всё как договаривались, ночью привезли по железной дороге, — подтвердил я.
— ... то план готов. Я в Марьино к Заславскому, внесём коррективы и с пулемётовозами в деревню Иншино, в штаб к Геннадию Петровичу.
— Хорошей дороги, Герасим Васильевич, — вежливо попрощался я и как только Мухин покинул подвал, пристально посмотрел на комиссара: — И когда только успели спеться?
— Начальник штаба свёл. Ему после ранения голени процедуры прописаны, вот мы с ним и отправились в 'Тульский пролетарий' к одной костоправше. А там не только порционные судачки, а ещё банька. Герасим Васильевич, оказывается, специалист по веникам, но и я не просто погулять вышел.
— Понятно. На почве истязания прутьями пришли к консенсусу.
— Не прутьями, а вениками. Это к вашему сведению, целое искусство, даже профессия существует.
— Веньщик?
— Тьфу ты! Вот вроде русский, а как ляпнете что-нибудь... банщик. Кстати, а что вы пообещали полковнику?
— Два быстроходных катера с установкой М-8-М с последующей передачей в Серпухов. Здесь будут произведены боевые испытания.
— А без аббревиатуры, — попросил товарищ Сергей.
— Это установленный на судне вращающийся прототип полубашни с возможностью вести огонь двадцатью четырьмя реактивными снарядами 82-мм. Для гусеничных платформ ещё до войны разработали, а для катеров СКБ морского завода 'Компрессор', увы, взялись только сейчас.
— Значит, на то были веские причины.
— Вы правы. Использование существующих маломерных судов с подобным вооружением на море сопряжено с риском. На тихой воде всё прекрасно, а в шторм возможен ах! Пока присутствует материальная база в Туле, есть смысл ещё раз немного поковыряться в расчётах, чтобы попробовать минимизировать негативные эффекты от отверстий для придачи вращения снаряду и креплений на направляющих, хотя я и так убил на это несколько часов в мастерской, прежде чем озвучил свои идеи Мухину.
— Расскажете?
— Сейчас мы их испробуем, и если всё пройдёт удачно, десяток переделанных 'Восперов' (Vosper) с Каспия перевезём на Ладогу. Финны обрадуются, да и проводить десантирование с таким прикрытием на порядок легче.
— Далеко идущие планы всегда были в вашем стиле. Хотите провести атаку с реки по значимой цели, а хватит ли дальнобойности? По-моему, шесть километров предел для РС-82, да и мостов до самой Калуги на Оке нет.
— Я охотно ввязываюсь в авантюры, но разве речь шла про мост? Прислоните к карте целлулоидное кольцо дальности. Там как раз круг на шесть километров и вопросы о точке пуска с реки отпадут сами собой.
Товарищ Сергей приложил линейку и удовлетворённо кивнул головой. Существовало пара мест, где к 'жирной' цели даже не надо было подходить близко к берегу.
— Если вы внимательно слушали Герасима Васильевича, — тем временем продолжал я — то он предлагал весьма занятные идеи по поводу использования 'наглой артиллерии'. Ведь пусковые установки действительно можно поставить практически на любой транспорт, даже на сани, да хоть на пулемётный станок. А в условиях болотистой местности Ленинградской области, где пушку приходиться нести буквально на руках, реактивные снаряды очень хорошее подспорье. Поэтому и прибыло сюда с добровольцами специфическое подкрепление.
Товарищ Сергей опустил взгляд в пол и в этот же момент рассмеялся.
— Конечно, мне не стоит обижаться. Ведь планировалось всё это до моего приезда, а я тут собрался вас убеждать, письма перепечатал. Провели вы меня с Мухиным, — сказал он, присаживаясь к столу.
— Бросьте, — я по-дружески хлопнул товарища Сергея по плечу и разместился напротив. — Никто и не собирался. Поймите меня правильно, это было вполне себе рациональное решение. Основное направление удара 260-й дивизии генерала Шмидта — Таруса и Серпухов. А Алексин у них как камушек в сапоге. Задача же Короткова как можно дольше сохранить этот камень, а мы сделает так, что он станет с острыми краями размером с булыжник. Герасим Васильевич вообще поначалу предполагал, что вы не сунетесь к переднему краю. А оно вон как оказалось: оставили тёпленькое и сытное местечко и сюда, в подвал. Небось, понравилось, как в столовой кормят, и вестовой чай с кофе по первому требованию приносит? Не отвечайте, мне тоже понравилось. Однако, я снова к вам с просьбой.
— Уж излагайте, — товарищ Сергей по-барски развалился на стуле. — От чая не откажусь.
— Это запросто, — извлекая из портфеля термос. — Со мной прибыли корреспонденты, Константин Симонов и Павел Трошкин. Они пойдут на катерах, будут фотографировать и вести беседы. Я предлагаю вам сопроводить их.
— А это никак не связано с разведывательной группой?
На самом деле, план локального контрнаступления удачным образом совпал с приказом командования провести в этом районе активные действия. Планировалась эвакуация какого-то важного человека с секретными документами. Кто это, даже полковник Коротков не знал и когда Герасим Васильевич внёс предложение опробовать новые катера, был принят резервный план, который за сутки оброс приятными для командира дивизии дополнениями и должен был сегодня представлен к обеду в штаб 49-й армии. Фактически, при отсутствии самых резервных резервов и постоянными попытками как-то повлиять на продвижение противника к рабочему посёлку Петровский, на проведение операции даже роту выделить не могли. Остатки 5-й гвардейской дивизии отправили на станцию Таруса и плотность обороны в цифрах соответственно ужалась.
— Это у Мухина уточните, что он там забыл в Кольцовских каменоломнях, — любезно ответил я. — Меня в такие секреты не посвящают. Помните, как Соломон высказался про знания и печали?
— Понятно. Давно хотел познакомиться с известными корреспондентами. Это ведь они сделали фотографии разбитых немецких танков под Буйничами? Вы же тоже там были где-то в это время. И отряд Катюшина оттуда.
— Мало ли где я был, — уходя от ответа, произнёс я. — Ни с Симоновым, ни с Трошкиным я ранее не был знаком. Сами их спросите и главное, постарайтесь вернуться живым и здоровым. Впрочем, можно только живым, здоровье поправим.
— Я же не из праздного любопытства, — обиделся товарищ Сергей.
— Вообще-то их из администрации Жаворонкова направили в самую боеспособную часть, где ещё осталась и появилась новая техника. В горкоме сразу указали на Марьино, так как пропаганде и её сестре прессе нужно поддерживать мифы и создавать непобедимые образы постоянно, а там, в лесу вместо танкового полка только временный штаб, направленные на ремонт сгоревшие танки и десяток пулемётовозов с 'французами'. Отчего вы так скривились?
— Да так, — всё ещё хмурясь, сквозь зубы процедил он. — Просто вы упорно отрицаете тот факт, что разящий меч должен быть заточен точилом пропаганды. Это же очевидно.
— Это вынужденная слабость, — не подтвердил я. — Мне просто претит, когда народ держат за болванов, и когда у людей нет выбора получения информации из разных источников или хотя бы от независимой стороны. Радио послушать, так у нас одни победы. Рано или поздно всё это замалчивание обернётся тем, что слова из репродуктора станут считать набором лжи.
— Вы мне одного знакомого анархиста-утописта напомнили, — сказал товарищ Сергей. — Он долго не мог понять, что народом нужно управлять, а не предоставлять свободу выбора. Дальше что было?
— На мою беду в Марьино мы и встретились. Фотографировать кладбище советской техники или не обладающими внушительными размерами английские танкетки (Universal Carrier Mk.II) Трошкину оказалось совсем не интересно, и я предложил сделать фоторепортаж с катерами. Масштаб уже другой, да и об этом они ещё не писали. Вот так и прилипли военкоры к нам, а уже непосредственно в Алексине наши дороги разошлись, они на пристань, а я по понтонному мосту к вам. Катера стоят под маскировочной сетью на стоянке речного трамвая. Возьмите для знакомства, иногда это помогает.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |