— Вот великий государь. Сия пищаль выточена на моем заводе в Угличе. Она легче, точнее, и дале ядра мечет, чем любые таковые всех папистких держав. Для твоего войска, коли прикажешь могу выделывать сколь надо, и все будут одинаковые словно близнецы. С такими гарматами войско твое непобедимым станет.

— Красивая пищаль. Что скажешь Борис Федорович?

— Окольничий Лапушкин, коий в твоем войске государь голова у наряда огненного, вельми хвалил, сею штуку. Сказывал лучшая пушка во всем миру.

— Ну, значится не зазря, азм брата своего на воинское дело поставил.

Я лишь поклонился.

— Таковая новина достойна награды. Азм подумаю и решу. — Произнес царь.

— Проследуй в палаты государь, сделай милость, есть еще у меня подарки тебе.

Пройдя в горницу, где вдоль стен стояли только лавки, мебелью надо будет обзавестись, показал царю и конюшему боярину свежеотпечатанные книги.

— Вот государь, книги, что соделаны на моем печатном дворе в Угличе. — И я передал каждому по экземпляру 'Арифметика арабская', 'Фортификация. Тайны линейного искусства' и 'Устройство человеков'.

— Что это за язык таковой, что-то в толк не возьму? — возмутился царь. — Буквы вроде русского письма, ано не хватает многих?

Да, этого я не учел. Если государю не понравится упрощенный алфавит, может и осерчать.

— Это государь новый способ письма словенского, который самолично придумал.

— Ты Димитрий языка нашего не тронь, он нам от дедов-прадедов достался, железками своими вон тешься.

Годунов неодобрительно покачал головой:

— Дмитрий Иоаннович, почто не упредил мя об книжицах энтих бездельных? Вишь, государь гневается?

— Прости за оплошку великий государь, как лучше хотел сделать. Надобно, учить людей в великом множестве в царстве твоем. Желал упростить письмо, дабы шире грамота шла по Руси.

— Ни полслова не реки! Сие азм запрещаю! Заповедано язык, на коем святые книги писаны, словно жеребца холостить! Чтоб не слыхивал азм боле об таковой истории!

— Как прикажешь. — Сам виноват, надо было с Борисом Федоровичем посоветоваться. Требовалось исправлять ситуацию. — Пройди в трапезную государь, есть у меня новина, коея тебе вельми по нраву придется!

Рядом с палатой, где был накрыт стол, на широкой лестничной площадке-рундуке стоял на треноге телескоп. Сумерки еще не налились чернильной темнотой, но Луна уже вовсю сияла на небесном своде. Возле телескопа Ксения показывала царице и Марии Григорьевне как пользоваться оптическим прибором.

— Энто чего? Навроде трубы зрительной, что мне Борис Федорович давеча поднес? — Все еще недовольно спросил государь.

— Да великий государь, только это труба зрительная, особливо чтоб на звезды смотреть.

Зыркнув на меня, царь подошел к трубе и приник к окуляру. Я-то помнил, какое ощущение испытываешь, впервые видя звездное великолепие, россыпь бриллиантовой крошки на черном бархате бездны. А Луна? Это отдельная песня. Когда смотришь в глаза Бога, негативным эмоциям места нет! И точно:

— За таковую игрушку прощаю тебе оплошку твою. Потому как молод ты исчо. — Так рек и снова заглянул в телескоп.

Для гостей этой ночью оптические приборы были главным событием.

После молитвы сели за стол. Детей уже услали спать. Калейдоскоп делили с плачем и криком, победила царевна, так как кричала громче. Утешил горе маленького Федора тем, что пообещал в три дня ему подарить такой же.

На стол, подавали множество блюд. Иногда попадались яства, которые я есть, не мог. Например, мясо так напитали специями, что было оно зеленого цвета и странного вкуса. Ну, зачем? Зачем издеваться над коровой, она уже и так все сделала? Стукни кусок мяса молотком пару раз и жарь по вкусу. Или наоборот: вкуснющая осетрина первой свежести на столе, здесь сия рыбка чуть не в каждой речке водится. Никак не привыкну. Среди прочих угощений подали блюдо с картошкой. Постельничий Годунов, который тоже, присутствовал на празднике, был упрежден о заморском овоще, но видя, как я уплетаю жареный корнеплод под красную рыбку и кислую капустку, сам не удержался и отведал. Отдельное слово про настойки на самогоне, сахаре и ягодках: бруснике, вишне, облепихе. Рубин, янтарь, а вкус? Сказка! В общем, посиделки удались.

Когда все накушались в обоих смыслах, я показал царю и тестю картофелины и несколько блюд из него.

— Государь, Борис Федорович, вот овощ заморский, прозывается картофель. Весьма сытный и множество великое блюд, из него можно приготовить.

— Безыскусный какой-то. — Произнес Федор Иоаннович, попробовав блюда.

— Ты государь в пост откушай картошечку, мятую с кислой капусткой. Пальчики оближешь. Притом еда постная. Ты же ведаешь, бо Господь не всегда дает хлебу вызреть, аль люди воинские вражеские урожай сгубят, от того бывает, голодают крестьяне твои, бо картошка сия неприхотлива, потому как в земле растет и храниться год может. От того множеству черных людей облегчение будет великое, коли раздать им в хозяйство сей овощ.

— Любишь ты черных людей Дмитрий. — Высказался царь.

— Так мы все: ты великий государь, князья да бояре стоим на них како дерево на корнях. Коли корни сыты, водою политы, цепко сидят в земле, так и ствол крепок.

— Молодец Димитрий, — слегка пьяным голосом похвалил царственный брат. — Зазря азм на тебя серчал. Борис Федорович скажи?

— Разумен не по летам, государь! — Поддержал царя трезвый, как и не пил Годунов.

— Ты вот чего Димитрий, желаю азм собе телескоп.

— Сделаю государь. — Пообещал я. — С утра сеунча пошлю в Устюжну стекла зрительные заказать.

— Молодец. — Все ж поплыл братец от крепкого градуса. — А книжки свои богопротивные, вели мне прислать, посмотрю на них по случаю.

На том гости и разошлись по домам.

Наутро Годунов прислал за мной слугу, приглашая к себе.

— Доброго утречка Борис Федорович. — Произнес я приветливо.

— Доброго, доброго, Ты чего княже, белены, что ль объелся в вечор? — Взял быка за рога, тесть.

— Об чём речь ведешь? — вопросил я, прекрасно понимая вопрос.

— Об книжках твоих дурных! Вот об чём! Государь в вопросах веры черного ходу не имает, у него здеся повсюду красное крыльцо.

— Да азм супротив веры не заикался даже! Кирилицу придумали монаси — человеки простые, за что им глубокий поклон, бо буков напихали туда преизлишних зазря!

— Ты, что ль не разумеешь? Коли государь усомниться в благочестии твоем, с легкостью могет выслать в монастырь дальний, бо Романовых, израдцев нонешних, наследками объявить! Больно много воли дали во младых летах, нужно было монасям суровым тебя отдать в воспитание.

— Борис Федорович, давай не будем ругаться. Напиши молитву любую, прямо сейчас на бумаге, и азм ея начертаю при тебе и зачтем оба, коли азм звук рекомый в слове не смогу утвердить, забуду про простую азбуку и книги творить стану лишь по каноническому письму.

Сердито посмотрев на меня, Годунов согласился:

— Деля твоей же пользы спор ведем. Эй подайте писчий прибор! — прокричал он в закрытую дверь.

Минуты не прошло, как вошел слуга с большой плоской шкатулкой. Установив её на стол и раскрыв, выставил на стол несколько закрытых чернильниц, листы плотной бумаги, связку лучших очиненных гусиных перьев, песочницу и с поклоном удалился.

Годунов прошел в красный угол и, перекрестившись, достал потертый молитвенник. Потом вышел за дверь и вернулся со своей женой.

Я встал и поприветствовал тещу:

— Здравствуй матушка Мария Григорьевна!

— Доброго утречка Димитрий. Ждет исполнения твоих посулов Федор. Игрушку с красотой внутре, с вечеру угомона нету. Ты уж поспешай, сделай милость.

— Сейчас не об том мать, — оборвал её Борис Федорович. — Нако святую книгу и чти нам молитву любую, дабы поспевали мы писать.

Теща слегка удивилась, но взяв книгу принялась диктовать. Я, достав стальное перо и сняв колпачек, макая в чернильницу, стал записывать псалмы ровными рядами. Годунов также писал на бумажке, поминутно косясь на мой письменный прибор. Исписав пол страницы, он остановил жену и попросил меня зачесть молитву с листа.

Я естественно с легкостью прочел текст.

Он забрал у меня бумажку, сложил обе рядом и стал сверять оба текста. Уточнив несколько звучаний на листе, он вынужден был признать одинаковое значение по-разному написанных слов, при том, что мой текст был на четверть короче.

— Запямятовал азм, або ты у нас всё наперёд ведаешь, хорошо не на корову спорил. — Увидев, как удивленно, посмотрела на него жена, он услал её из палаты.

— Что это за палка у тебя за место пера?

— Это Борис Фёдорович ручка, чтоб писать. Вельми способнее, чем пером гусиным.

— Ты вот чего царевич, коли чего придумываешь в хозяйстве нужного, ты мне тож соделывай.

— Прими Борис Федорович в подарок сеё перо, ты муж государев, тебе нужнее. — Я вытащил из внутреннего кармана небольшой чехол, где хранилась ручка и запасные стальные перья, и, отсыпав несколько штук, передал Годунову. — Вели принести книги, что азм тебе в вечор подарил.

После того как книги положили на стол, я брал каждую из них и рассказывал о её пользе.

— Вот Борис Федорович 'Арифметика арабская' коею написал Семейка Володимеров сын Головин подьячий посольского приказа. Та же история, что и с азбукой: арабскими цифрами вельми сподручней писать и считать. Ты как станешь посвободнее сочти. А вот книга 'Фортификация. Тайны линейного искусства' Жана Эррара де Бар-ле-Дюка зело знаменитого у франкских немцев розмысла. Человек тот дворянского сословия, имеет высокий чин и у ихнего короля в почете великом. Здесь записаны мысли как строить крепости, чтоб пятьсот воинов сорок тысяч врагов могли держать. Таковую книгу азм, особливо деля тебя, заказал из-за моря у аглицкого торгового гостя. Отпечатал Семейка двадцать штук таковых книжек. Желаю тебе отдать, дабы жаловал ты их лучшим воинским людям и горододельцам нашим. По слову твоему могу указать, выдруковать еще сколь скажешь. А энта книжка, коею нету больше на свете ни у кого. — Указал на кожаный переплет 'Устройство человеков'. — Здесь описал азм откровение, кое горним промыслом мне дадено. В сей книжке описано, что есть человек и из каковых частей он сделан. Когда прочтешь её, сам поймешь, бо не может того знать отрок пятнадцати лет, того никто не знает во всем мире. Через седьмицу еще привезут книжку новую, там прописано, каковые бывают болезни, от чего, и как их лечить.

— Что ж прочтем сии книжки, коль польза от них есть. У меня деля тебя, тож подарок припасен. В год внегда преставился батюшка твой, упаси Господь душу его, — перекрестился боярин, — случилась оказия одна. Коваль един, Кузька Жемов, упросил Иоанна Васильевича сделать крылья слюдяные, чтоб летать.

Я удивленно поднял брови.

— Да не дивись, не полетел он. Тако со своими крыльями грянулся с крыши об земь, что думали, помрет. Ан выжил, государь желал его казнить за напрасные посулы, и потраву казны, да азм уговорил его, больно кузнец хороший. Отдал коваля Даниловому монастырю государев долг отрабатывать. Ты таковых блаженных то любишь, опять же змея летучего придумал. Азм тебе его дарю, ты ему каку безделицу сказочную реки, он весь твой с потрохами станет.

— Благодарю тебя Борис Федорович, не сильно старый то он?

— Да нет, чуть за третий десяток ему, мож боле. Ты сеунча в Устюжну отправил ужо за стеклами зрительными великими?

— Нет ещё.

— На меня тож укажи. И мне хочется трубу, чтоб на звезды глядеть. — Немного смущенно произнес Годунов.

— Не премину Борис Федорович.

— Ну, ступай царевич, да игрушку Федьке доделай, бо спозаранку крик стоит. Мочи уж нету.

Значит первым делом доделать игрушки, нечего было вообще недоделку отдавать в детские руки. Нет, первым делом отправить сеунча к Устюжне, заказать линзы новые на телескоп, токарям, с учетом Ксюшиного телескопа, выдать размеры на трубы нового инструмента, кузнецам треноги сковать. Оформив се в виде письма Ждану, отправил вестника в Устюжну. Теперь калейдоскопы. Значит так, с учетом вчерашнего опыта, делать как у подзорной трубы латунный корпус нельзя, тяжел больно для детишек. Значит нужен картонный, только обшить его парчой какой или другой тканью богатой вот и все. Еще можно колпачек сделать съемный, чтоб насыпать в него разного бисера и тем менять игру цвета. С помощью жены, её служанок и дворовых слуг с задачей управились до вечера. Хотя игрушки раздам завтра утром, потому как клей в бумажных корпусах должен засохнуть.

Глава 16.

Что я могу сделать в Москве для общей пользы? Дорогу проведать. Первые рельсы и шпалы по моим расчетам должны прийти по реке дней через пять ко дню Равноапостольной княгини Ольги. В том же грузе несколько телег для конного извозу по рельсам, инструмент и кузня для клепки рельсовых стыков.

С утра, испросив дозволения у Годунова, с рындами и Афанасием отправились к городу Коломне. Голландские мастера после определения задачи на местности, предложили начать строительство дороги с города на Оке. Мол, не все ли равно откель начинать, а через Коломну протекает река Ока, по ней можно доставлять грузы кораблями. Конечно Москва-река тоже судоходная, однако извилиста по руслу, тако же столица имеет большой грузооборот речным транспортом, и добавлять еще корабли с материалами для дороги мастера посчитали излишним. Борис Федорович, сочтя, что мысль дельная, согласился. Так что отныне первый этап строительства начнется от Коломны на Москву и на Рязань.

До Коломны добирались два дня. Два дня! Сто верст. Ну, куда в Московском царстве без железных дорог? Никаких денег не жалко дабы земли сделать ближе.

Воеводой в Коломенской крепости ныне состоял князь Василий Иванович Белоголовый Буйносов-Ростовский, представитель боковой ветви Рюриковичей, из бывших Ростовских володетелей. Борис Федорович просил держать с ним ухо в остро, так как он слыл сторонником партии Шуйских. Сорокалетний статный мужчина принял радушно, усадил за стол и согласился всячески помогать в государевом деле, но оговорился, что ему уж объявлено о назначении воеводой в Серпухов.

Голландские мастера разместились в краснокирпичной крепости, за каждым ходил подьячий-толмач. Сюда же согнали посоху из черных людей по указу царя.

Обменявшись приветствиями, перешли к делам:

— Мастер Карел, как думаешь зачать строительство пути? — Спросил я через толмача старшего по возрасту мастера.

— Мы князь станем торить путь в разные стороны от реки. Сын мой Петрус пойдет на полудень к Рязани, там земля ровная, и реки малы, управиться он. Тако азм поведу дорогу к Москве и зачну строить мосты каменные через реки Оку и Коломенку. Азм осмотрел каменоломни государевы рядом с деревней Каменное Мячково, откель белый камень возят по Москве-реке к столице, так нам тот камень тож сгодится и на подсыпку на дорогу и на строительство верхней части моста. Здесь на берегу Оки недалече казали мне выходы белого камня крепкого, он пойдет в водное основание мостов. С разных мест окрест исчо обесчают возить битый камень, за тем задержки не станет.