Флёр молча склонила голову, почтив память бесстрашного князя. Да уж, тот, кто вернёт такую святыню, сам заслуженно встанет рядом со святыми и героями... А Бела, сын Чонгора доблестью не уступал прославленным рыцарям, и даже самым чванливым дворянам придётся это признать.

Вечная беда купца — сколь ни трудись, сколь ни богатей, а для знати ты всё равно если и выше холопа, то ненамного. Чернь, грязь под ногами... Нет, бывали исключения — хотя бы и её отец — но их было немного. И вот купцу удаётся то, о чём доблестные рыцари не смели и мечтать — да, их бессильный гнев будет прекрасен...

И Флёр отчётливо поняла — возвращаться в империю она не желает. Торговать — разумеется, но жить там? Нет, уж лучше она останется в сколотских степях, а то и пойдёт на службу к Таргитаю — благо, нет у сколотов предубеждения к торговле, и они полагают её столь же достойным делом, что и войну или разбой — да и то сказать, разве не едины они в своей сути?

Караван двинулся в путь — пока что назад, в княжество Вэй. Вместе с караваном отправился и Дао Ли — чтобы, как он сказал, принести ростки добродетели и слово благословенного Фо. Как оказалось, сересский монастырь был устроен совсем не так, как западные, и отсутствие помощника настоятеля ничему не мешало.

Флёр общество Дао Ли вполне устраивало — денег монах не требовал, переводил исправно, охотно отвечал на вопросы и объяснял непонятное... О вере он тоже говорил охотно, однако не проповедовал, а просто рассказывал — и получалось у него куда лучше, чем у служителей Единого Бога... И это при его пристрастии изъясняться загадками.

— Когда ты слышишь хлопок одной ладонью, — изрекал он, — тогда ты обретаешь понимание.

Флёр никакого понимания не обретала — впрочем, и не особенно старалась. Чужая вера её не слишком интересовала. Впрочем, рассказы Дао Ли она записывала — пригодится, да и уж очень необычно он изъяснялся...

Обратный путь, к счастью, обошёлся без приключений — даже подорожная ни разу не потребовалась. Задержаться пришлось только на заставе, да и то ненадолго — всё те же стражники и чиновник, увидев синие кафтаны, сделались почтительными и незаметными, караван пропустили без промедления и только попросили монаха благословить их. Разумеется, Дао Ли не отказался...

В княжестве Вэй ничего не изменилось — и не должно было, но раз уж затеялась смута, всё могло перемениться в один миг. Потому караванщики держались настороже, но не слишком усердствовали — отчасти потому, что ненужная осторожность всегда привлекает и стражу, и разбойников — и те, и другие видят добычу и немедля на неё бросаются... И если стражники обычно подорожную уважают, хоть и не всегда, то разбойникам на неё плевать.

Впрочем, предосторожности оказались излишними — караваном никто не заинтересовался до самой столицы княжества. Флёр устроило бы, если бы ими и дальше никто не интересовался — но увы, это было невозможно. Юй-ван желал выразить свою благодарность... А Флёр не доверяла царской благодарности.

Юй-ван принял гостей в малом зале, где встречали личных гостей князя.

— Рад услышать я, что дала ваши увенчались успехом, — объявил он. — Вижу я, что боги благоволят вам, и воистину нет в том удивительного, ибо дерзновенные дела угодны Небу. Первыми вы пришли сюда из своей страны, но не последними, и в залог тому и в знак приязни я вручаю вам дары.

На сей раз дары были не столь вычурными: шелка, порселановые кубки и вазы, драгоценности... Самой Флёр, впрочем, достался письменный прибор — тушь, камень для её растирания, тростниковое перо и стопа отличной бумаги. Видимо, её путевые записки произвели на князя впечатление...

Раздав дары, князь пригласил гостей к столу — на сей раз не столь необыкновенному и куда больше похожему на сколотский. Во всяком случае, квашеных в извести яиц больше не было...

— Недостойные благодарят благословенного князя, — Флёр отвесила земной поклон, который повторили её спутники, после чего все расселись за столом и принялись за еду.

— Как я слышал, вам довелось столкнуться с разбойниками? — спросил князь. — Воистину ужасно, если это так! Недостойно правителя допускать подобное в своих землях...

— Это настолько ничтожный случай, что не стоит и вспоминать о нём, — отмахнулась Флёр. — Жалкие негодяи не смогли даже утомить нас, не говоря уж о вреде, коего они и тени не сотворили. Право, почтенный Юй-ван, вам не о чем беспокоиться...

Разбойники, конечно, были веской причиной обеспокоиться для любого правителя — но величина этого беспокойства бывает различной. Те разбойники, с которыми Флёр столкнулась, могли оказаться на любом коромысле весов — равно и мелочью, и бедствием страшнее наводнения... Но вот чем именно — об этом она могла только гадать... А от этого зависело пусть не всё, но многое.

— Всё же разбой в его землях не делает чести правителю, — заметил Юй-ван. — Но раз уж вреда они вам не причинили, да к тому же кара настигла их, то пусть они искупят свои грехи и обретут новое перерождение. Но прошу вас, поведайте, что вам случилось узнать, каковы дела княжества У?

— Недолго мы пробыли в княжестве У, всякое слыхали, — ответила Флёр, — что правда, что ложь — то мне неведомо, но что узнали, то поведаем...

Рассказ Флёр занял немало времени — князь желал узнать как можно больше подробностей, а цепкая память Флёр хранила их немало. Что из этого могло заинтересовать князя, можно было лишь гадать — и догадки у Флёр были, но насколько они верны? И что замышляет князь?..

— Что же, почтенные странники, — сказал князь, когда Флёр закончила свой рассказ, — пусть и немного вы рассказали, но по немногому заключают о многом, и потому важны и ваши слова. Примите же, отважные странники, в знак благодарности моё повеление, что даёт вам на пять лет право беспошлинно привозить соль и железо и увозить шёлк.

Князь протянул свиток, который Флёр с поклоном приняла и развернула. Ровные столбцы изящно выписанных знаков не говорили ничего, но вторая половина привилегиума была написана по-торкски — и гласила именно то, о чём говорил князь. Разумеется, потом она попросит монаха перевести — мало ли, какие тонкости мог упустить писец — но потом. А пока...

— Недостойная принимает ваш дар с почтением и благоговением, пусть и не видит никаких заслуг, достойных подобного, — в конце концов, купец — не аристократ, от лишнего поклона спина не заболит...

Чин в стране Серес ценится едва ли не больше, чем титул, ибо чиновники различных званий решают здесь все повседневные дела, исполняя волю правителей. По закону стать чиновником может любой мужчина, которому сравнялось двадцать пять лет, прошедший экзамен, но бывали случаи, когда и женщин допускали к этому экзамену.

Этот экзамен производится каждый год, и потерпевший неудачу может попытать счастья в следующем году, при нужде повторяя попытки сколь угодно много раз. Экзаменуемый должен написать философское сочинение особой формы, некоторые части которого должны быть изложены стихами, показывая владение всеми семью свободными искусствами. Кто прошёл этот экзамен, тотчас же получает первый чин и может в будущем достичь самого высокого положения.

Закон допускает к экзамену человека любого происхождения, но для того, чтобы пройти его, требуется быть сведущим в философии и риторике, владеть искусством каллиграфии и столичным наречием. Всё это требует долгой и дорогой учёбы, и потому, конечно, люди низшего сословия редко могут стать чиновниками, и даже став, не возвышаются сколь-нибудь значительно, однако были и такие люди, которым удалось таким способом вознестись к самому трону.

("Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь")

Флёр тщательно затянула шнурок кошеля и вздохнула. Сказать, что золота было мало, всё-таки было ещё нельзя — но задуматься об этом уже стоило. Да, порселан они ещё купят да и на хаптагая хватило, но с этим и придётся возвращаться... Впрочем, можно купить тёмного монского янтаря — на обратном пути его охотно купят сколоты. Да и часть шёлка по дороге можно будет продать — из того, что в империи толком не сбыть, потому как кто хотел бы — купить не сможет, а кто может, тот вряд ли захочет...

Но всё это — дела будущие, а порселан сам себя не купит — и Флёр, спрятав кошель, отправилась на торг.

На торгу было людно, и Флёр не упустила случая приобрести несколько безделушек — вещи, привычные в одной стране, часто были диковинами в другой, да и памятные подарки из них получались наилучшие. Недостаточно дорогие, чтобы к чему-то обязывать (и уж тем более считаться взяткой), но достаточно необычные, чтобы ими хвастаться, и необременительные для дарителя — что может быть лучше?

Но мелочи — мелочами, а дела — делами, и Флёр сразу же отправилась к надзиравшему за торгом чиновнику, купив по пути несколько любопытных вещиц. Ещё её попытались обокрасть — редкостная глупость... К тому же Дао Ли пожелал привить воришке добродетель, для чего как-то по особому ткнул его пальцем в зад. Воришка от этого подпрыгнул с воплем и умчался, повествуя о монахе, его родне и их между собой отношениях.

— Этот приём называется "Тысячелетие искупления", — сообщил монах. — Недостойный много раз убеждался, что он освобождает человека от груза грехов и пробуждает добродетели, сколь бы ни был крепок их сон.

Флёр проводила взглядом улепётывающего вора и хмыкнула. Ну да, какой уж тут сон...

На этом, впрочем, неприятности закончились. Чиновник, увидев привилегиум, огорчился, но, получив "на добрую память" ливский серебряный грот, вновь обрадовался и охотно рассказал, к кому из торговцев стоит обратиться.

Назвал чиновник четверых, за что долго и упорно извинялся — Флёр так и не поняла, почему. Монета, в конце концов, была не такой уж большой...

— Скажи, Дао Ли, — спросила она, распрощавшись с чиновником, — почему его так огорчило число торговцев?

— В нашем языке слова "четыре" и "смерть" звучат похоже и обозначаются столь же похожими знаками, — пояснил монах. — Поэтому суеверные люди считают это число несчастливым. Недостойный находит это весьма забавным, ведь разве пять разбойников лучше, чем четыре?

— Воистину, люди везде одинаковы, — усмехнулась Флёр. — Есть и в наших землях такое поверье, только боятся люди числа тринадцать. Это от того, что у Спасителя было двенадцать учеников, и один из них оказался предателем.

— Чепуха и ересь! — возмутился Волмант. — Причём одно к другому? Число как число...

— Так ведь и боятся его суеверы, — пожала плечами Флёр. — А священники и вовсе это за грех считают — так и спрашивают на исповеди: страшишься ли числа?

— И какое покаяние назначают? — заинтересовался Волмант.

— Прочитать тринадцать молитв, — хмыкнула Флёр, — да подлиннее. Чтобы думалось лучше...

За разговором и не заметили, как добрались до лавки первого из купцов, некоего Му. Чиновник так и сказал: "некий Му", и Флёр, увидев его, отчётливо поняла, почему.

Му выглядел так, словно кто-то попытался изобразить саму идею торговца, придать ей воплощение. И, что гораздо хуже, он и торговался точно также...

Сама Флёр торговаться не слишком любила, хотя иногда и могла поспорить — но чаще предпочитала поискать другого продавца или покупателя... Вот только некий Му сейчас на торгу был один из четверых, и всё потребное у него имелось. Включая и желание заработать, которое само по себе для купца похвально — но не тогда, когда его используют на тебе.

Тем не менее, договориться всё-таки удалось — торговаться Флёр хоть и не любила, но умела. Пришлось, конечно, выложить сильно больше, чем она рассчитывала, и денег осталось в обрез, но это было поправимо. Шёлка взято с запасом, несколько кусков можно будет продать торкам — совсем не те деньги, что на западе, конечно, но тоже не на что жаловаться... Торговля не всегда идёт, как хотелось бы, но пока ты остаёшься с прибылью, всё хорошо.

— Думаю, ещё день-другой, и можно возвращаться, — сказала Флёр, когда вечером все собрались на постоялом дворе. — Если мы что ещё и купим, то только мелочь какую — на большее денег не хватит.

— Согласен, — кивнул Волмант, поглаживая усы. — Хаптагая купили, порселана набрали, шёлка я за всю жизнь столько не видал — чего ещё желать-то?

— Согласен, — кивнул Бела, — больше нам тут делать нечего, да и денег ни на что серьёзное не хватит. Завтра отдохнём как следует, припасов докупим, да и двинемся — пора и честь знать.

Вышата, перебирая струны, заметил:

— Я и вовсе не купец, мне всё едино — хоть и меня порой тоска одолевает. Уж полгода пршошло, как по чужим краям странствуем...

Флёр, правда, подозревала, что дело совсем не в тоске... Но в дела лазутчиков уж точно лезть не следует. Да и, если уж на то пошло, какое ей до Вышаты и его хозяина дело? Есть у императора на то особые люди — вот пускай они о том и беспокоятся...

Алдан тоже не видел причин задерживаться, ну а наёмницам и вовсе было всё равно, куда идти — платили бы исправно да не мешали драться...

— Решено, — подвела итог Флёр. — Завтра отдыхаем, а послезавтра утром двинемся.

Вышата тем временем подтянул струны, кивнул своим мыслям и запел:

— Как во стольном граде Хореве три торговых гостя собиралися, собиралися-сходилися, да думу думали...

Когда гусляр умолк, Флёр бездумно наполнила кубок и протянула ему — но мыслями была далеко отсюда. Да, она сама не раз говорила, что их путешествие достойно песен... Но услышать сказание о самой себе — такого она как-то не ожидала.

— Да... — первым в себя пришёл Волмант. — Скажи кто, что про меня былину сложат, я б ему так сказал: не пей хмельного, братец, или хоть поменьше пей, покуда совсем разум не пропил — а тут сам слышу! Эх, слышал бы то мой батюшка...

Флёр наполнила ещё один кубок, пригубила вино и только после этого сказала:

— Всякое обо мне говорили — и хвала бывала, и хула... Но уж песен не слагали, даже и срамных. Потому и не знаю, что тут говорить полагается и как благодарить... И скажу, как знаю: спасибо тебе, Вышата-гусляр.

— Вам спасибо за слова добрые, — Вышата встал и поклонился, — да за ласку вашу. Всякому певцу ведь хочется такую былину сложить, чтобы и века спустя помнили — а уж нас долго не забудут...

На следующее утро странники разошлись кто куда — искать развлечений в меру понимания. Сама же Флёр предпочла просто пройтись по городу, посмотреть на людей, прицениться к разным местным товарам — словом, побольше разузнать о стране и людях.

Дао Ли в этом деле был исключительно полезен. Дао Ли и сам мог многое рассказать, а разговорить кого угодно ему труда не составляло — благо, монахов хитой почитали и просьбы их, даже самые странные, выполняли, не удивляясь. А уж странные вопросы от варвара — и вовсе совершенно естественное дело, на то они и варвары...

Люди, конечно, везде одинаковы, но нравы в разных странах разные и порой весьма причудливые, а разбираться в них торговцу необходимо — не то и поколотить могут. И чем дальше друг от друга страны, тем больше в их обычаях различий и тем внимательнее надо быть — и Флёр внимательно смотрела и слушала. И находила, что нравы и обычаи хитой не так уж и необычны, если присмотреться...