Лабиринт

Носорог проткнул насквозь рогом человека-собаку и мотал его из стороны в сторону, как тряпичную куклу. Окровавленный конец рога вышел из груди человекопса. Кровью было залито всё в радиусе пяти метров. Отшвырнув тело человека-собаки в сторону, носорог принялся топтать его. Замерев с пистолетом в руке и слыша, как трещат кости человекопса, Аникеев понял, что даже, если он разрядит в носорога всю обойму, не сможет причинить ему существенного вреда. А вот носорог его убьет, если догонит.

Дрожащими руками, засунув пистолет в кобуру, продев руки в лямки рюкзака, Иван побежал вглубь леса. Он рассчитывал на то, что часто растущие деревья остановят носорога, и он не сможет его догнать. Но, услышав за спиной глухой топот ног, Аникеев понял, что ошибался в своих расчетах. Носорог бежал за ним, ловко маневрируя между стволами больших деревьев, ломая молодые деревца, расшвыривая в разные стороны стволы поваленных деревьев. Как бы ни пытался петлять Иван, носорог сокращал расстояние, хрюкая на ходу, низко опустив голову. И чем больше уставал Иван, тем быстрее бежал носорог. Оборачиваясь, Аникеев видел приближающийся окровавленный рог, слышал дыхание ужасного зверя. Впереди была небольшая горка, утыканная голыми стволами низких деревьев. По бокам были непролазные буреломы. Издав вопль отчаяния, Аникеев стал взбираться вверх, на горку, цепляясь руками за деревья. Он постоянно поскальзывался и падал, кроя матом не желавшего оставить его в покое зверя. Поднявшись на вершину горки, он оглянулся. Носорог слегка отстал, но продолжал преследовать Ивана, ломая деревья. Глядя на носорога сверху, Аникеев подумал, что он похож на танк. Немного отдышавшись, Иван побежал дальше.

Спуск был крутым. От кучи снега в верхней части горы и до самого низа тек ручеек талой воды. Ноги проваливались в чавкающую кашицу по щиколотки и скользили. Вероятно, под слоем грязи был лёд. Схватившись за голые ветки кустов, Иван стал осторожно спускаться, но тут ветки кустарника обожгли ему ладони. На ладонях остались красные следы, как от ожогов. Выпустив ветки из рук, Иван заскользил ботинками по смеси грязи и талого снега, запнулся ногами об корягу, торчащую из-под земли. Чертыхнувшись, он кубарем покатился вниз. Он кувыркался, не в силах остановиться. Перед глазами мелькали кусты, деревья, темная земля, снег, быстро спускающийся сверху носорог. В какой-то момент Иван оказался на животе. Выставив вперед руки, он скользил вниз, чувствуя животом и грудью каждую кочку, каждый камушек, каждый корень дерева, торчащий из земли. Ему было больно и страшно. Его одежда была мокрой и грязной. Наконец-то остановившись, он оглянулся. Носорог опять стал сокращать расстояние.

"Отвяжись от меня, тварь!", — крикнул Аникеев носорогу и побежал дальше.

А впереди заросли были ещё гуще. Снега в низине было больше, передвигаться было сложнее. Ноги вязли в снегу по колено, пыхтение носорога за спиной было всё ближе и ближе. Иван даже чувствовал запах животного — запах псины и коровьего навоза.

Когда Аникеев окончательно выбился из сил, а от безысходности хотелось завыть по-волчьи, он вдруг почувствовал, как земля уходит из-под ног, и он куда-то проваливается. Иван упал на что-то мягкое. Сверху на него посыпались ветки, сухая трава. Было темно, если не считать тусклого света, который просачивался через дыру, сделанную Иваном. Где-то рядом слышалось сопение. Наверху топал и громко фыркал носорог. Сопение усилилось, потом раздался оглушительный рёв.

По мере привыкания глаз к темноте, Аникеев увидел, что находится в какой-то яме. Яма была большой и глубокой. На дне ямы угадывались темные силуэты. Запах в яме стоял ужасный. Аникееву сразу пришли на ум слова деда: "Воняет, как в конюшне! Дышать нечем".

Силуэты вдруг зашевелились. В темноте сверкнула сначала одна пара больших глаз, потом — вторая, третья, четвертая, пятая. Рёв усилился. Казалось, что это ревет вся яма. Нечто мягкое под Иваном пришло в движение. Последовал толчок в спину, от которого Аникеев скатился на холодную землю. Когда он поднял голову, чтобы рассмотреть, что это было, он увидел очертания медведя с длинными лапами и большой головой. Медведь стоял на задних лапах и нюхал носом воздух. В высоту он был, как минимум, три с половиной метра. Цепляясь передними лапами за края ямы, он выбрался наружу. Повертев головой, Аникеев увидел спереди, сзади, по бокам таких же больших медведей. И тут до него дошло, что находится он не в яме, а в берлоге в окружении медведей. От ужаса у Ивана перехватило дыхание, липкий пот стал заливать глаза.

Медведи один за другим выбирались из берлоги, мощными лапами раздвигая стволы деревьев, которыми был завален вход в берлогу. Когда из берлоги вылез последний медведь, и вход в берлогу был очищен, внутри стало светло. Аникеев увидел, что всё дно берлоги покрыто слоем костей и черепов разных — в основном, крупных — животных. Скелетов людей и человекоподобных существ там не было.

Звуки, издаваемые носорогом на верху — топот ног, фырканье и хрюканье — стали удаляться. Рычание медведей тоже слышалось где-то в отдалении. Поняв, что сейчас — самое время уходить из берлоги, Иван стал карабкаться по стволу дерева вверх, цепляясь за сучки, обдирая в кровь ладони об кору. Оказавшись наверху, он уже хотел скрыться в лесных зарослях, но замер за кустами. Взгляд его был прикован к поляне метрах в семидесяти от берлоги. На поляне самый большой медведь, рыча, бегал вокруг носорога, отвлекая его внимание. Носорог то и дело бросался в атаку, нагнув голову с большим рогом, но медведь ловко уходил от ударов, нанося носорогу удары передними лапами, оставляя на его шкуре кровавые раны. Глядя на большого медведя, Иван подумал о том, что, если бы у мишки лапы были короче, то не смог бы он так быстро двигаться, и носорог давно бы насадил его на свой рог, как сосиску на вилку. Но этому не суждено было случиться. Носорог уже был измотан, громко сопел и двигался с каждой секундой всё медленнее. Кровь с его боков лилась ручьями. Шерсть, пропитавшись кровью, стала красной. Ему явно нужна была короткая передышка. А вот медведь, наоборот, был полон сил и энергии. Запах крови носорога раззадоривал его. Он наступал на носорога, ударяя то правой, то левой лапой, ловко отскакивал в стороны, когда носорог пытался боднуть его, опять бил лапами. Так продолжалось, пока носорог не остановился. Из его рта на землю капала кроваво-красная пена. Как только носорог встал, четыре других медведя, которым до того момента отводилась роль зрителей, кинулись на него, повалили его на землю, вспороли брюхо. Вывалив на снег дымящиеся внутренности, они стали вгрызаться в них. Судя по всему, носорог был ещё жив. Он хрюкал, мотал головой. Когда зубы большого медведя сомкнулись на шее носорога, тот еще немного подергался и затих.

Медведи ели, громко чавкая. Было даже слышно, как они разрывают кожу носорога, разгрызают кости. Иван смотрел на них, как завороженный и не мог сдвинуться с места. Дело было даже не в страхе, а в простом любопытстве. Когда и где ещё можно увидеть, как медведи-великаны едят лохматого носорога? Да нигде!

Внезапно подул ветер. Один из медведей, почуяв запах Ивана, встал на задние лапы, зарычал, нюхая носом воздух. Быстро поняв, что Аникеев не представляет для него никакой опасности, медведь вернулся к трапезе.

"Всё-таки люди не входят в их рацион, — облегченно вздохнув, подумал Иван. — Это хорошо. Очень хорошо".

Когда медведи насытились, двое из них ушли в берлогу, а трое других направились вглубь леса, ворча на ходу и ломая деревья. К тому, что осталось от носорога, стали сбегаться белые зверьки с зубастыми пастями и слетались ящеры, покрытые перьями. Аникеев вдруг вспомнил про свой кинжал. Достав его из рюкзака, он стал приближаться к обглоданному скелету носорога. Белые зверьки при его приближении стали разбегаться, издавая звуки, похожие на приглушенный кашель. Ящеры взлетели на стоящее рядом дерево и с любопытством смотрели на Ивана. Не понимая, что делает, Аникеев нагнулся к черепу носорога, на котором ещё остались куски плоти, ухватился рукой за рог и кинжалом отрубил его острый конец. Как только Иван убрал кинжал и обрубок рога в рюкзак, он увидел зеленое свечение, бьющее прямо из-под снега. Опустившись на колени, Аникеев начал рыть руками снег. Он отрыл круглый люк, похожий на канализационный, закрытый каменной крышкой. Зеленый свет пробивался через десять небольших отверстий в крышке люка. Засунув в отверстия пальцы, Иван потянул крышку на себя. Она оказалась довольно тяжелой, чтобы поднять её, тогда Аникеев просто отодвинул люк в сторону и по ржавой металлической лестнице спустился вниз. Он оказался в подземном ходе. Кем, когда и для чего был прорыт этот проход, Аникеев не знал, да ему было это безразлично. Стены и пол подземелья были каменными. На полу лежали человеческие скелеты. Один скелет болтался на цепях прямо посередине прохода. В отдалении маячил вход в лабиринт. Он уже начинал мигать, поэтому Аникеев, обойдя подвешенный скелет, побежал. Он боялся, что вход в лабиринт может закрыться, поэтому не сразу обратил внимание на шум за спиной — писк и скрежет сотен тысяч когтей по каменному полу. Этот шум привлек его внимание только тогда только тогда, когда до входа в лабиринт оставалось два-три шага. Когда он обернулся на шум, его глаза чуть не выпрыгнули из орбит, рот открылся в безмолвном крике. Прямо на него нёсся поток крыс. Сотни тысяч крысиных глаз смотрели на Ивана и горели красными огоньками. Каждая из них была размером с чау-чау. Пёс этой породы жил у соседки Ивана — Лизы. Звали его Корхи, он был веселый и добродушный малый. Только вот от крыс веяло голодом и агрессией. Иван не сомневался, что, если они все разом нападут на него, то разорвут на мелкие кусочки в мгновение ока.

Да, он неоднократно представлял свою смерть, особенно после того, как оказался в лабиринте. Он допускал смерть от потери крови, от заражения крови, от переохлаждения организма и от повреждений различной степени тяжести. Он давно уже смирился с тем, что в лабиринте может погибнуть в любую минуту. Но Иван не хотел бы уйти в никуда, будучи съеденным крысами и переваренным сотнями, а то и тысячами голодных желудков. От одного вида длинных и острых крысиных зубов Аникееву стало дурно. Кинжал тут, как и в случае с носорогом, не смог бы пригодиться. Стрелять тоже было бесполезно. Крысы бежали быстро, не давая Ивану времени на раздумья. Поэтому он принял решение бежать. Он уже столько раз за последнее время убегал от опасности и так натренировал ноги, что в России уже смог бы стать чемпионом по бегу. Только вернется ли он в Россию?

Заскочив в лабиринт, он втянул ноздрями знакомый воздух, побежал сначала налево, потом-направо, потом опять повернул налево. Крысы не отставали от него.

"Значит, им действительно нужен я! — подумал Аникеев". Эта мысль придала ему сил. Он побежал ещё быстрее, слыша за спиной противный писк и топот множества лап. Он свернул направо, налево, побежал прямо, максимально ускорившись по прямой. Когда он уже подумал, что крысы от него никогда не отстанут, впереди показались силуэты четырех маленьких зеленых человечков с большими головами и миндалевидными глазами. На человечках были серебристые комбинезоны. За их спинами были ранцы, а в их руках были короткие ружья. Они выглядели именно так, как их изображают в американских фильмах, в комиксах и во всевозможных передачах про НЛО, которые Иван никогда раньше не смотрел, считая всё, о чем говорилось в этих передачах, полной чушью. Он не верил в существование инопланетян и многого того, чего не может объяснить современная наука, пока не оказался в лабиринте. Побывав на Эйме, в прошлом и в мире, населенном мамонтами, гигантскими медведями и прочими тварями, он стал верить во многое. То, что раньше он считал фантастикой в лабиринте было реальностью. Реальны были крысы позади него, пытающиеся схватить за пятки. Реальны были зеленые человечки с испуганными глазами.

Инопланетяне переглянулись. Не говоря друг другу ни слова, они вскинули ружья и прицелились в Ивана. Не дожидаясь, пока они выстрелят, Аникеев резко свернул направо, увидел выход из лабиринта и побежал к нему. За спиной прозвучали четыре хлопка. Горячая волна толкнула Аникеева в спину, он вылетел из лабиринта в ночную темноту неизвестного мира. Где-то в лабиринте раздался оглушительный писк сотен тысяч крыс, от которого у Ивана завибрировали барабанные перепонки. Пятнадцать или двадцать крыс выскочили из лабиринта за Иваном и кинулись врассыпную, растворившись в темноте.

Аникеев лежал на животе, тяжело дышать, не в силах подняться. Набравшись сил, он встал на ноги, осмотрелся. Со всех сторон его окружала кромешная мгла. Но вот подул прохладный ветер, разогнав черные тучи. Стало немного светлее. На темном небе светились маленькие звездочки, появилась луна, осветившая всё вокруг желтым светом.

Обернувшись, вместо входа в лабиринт Иван увидел стену заброшенного пятиэтажного здания с наглухо заколоченными окнами, вокруг которого росли сосны, а на козырьке над входом росли березы. Внутренний голос, долго молчавший, подсказал Аникееву, что он опять оказался не в своем времени, не в своём мире. Значит, ждет его здесь очередное приключение.

Глава 17. Не светлое, но всё-таки будущее

"Опять меня куда-то не туда вынесло", — пробормотал Аникеев, направляясь к входу в здание. Не исключено, что когда-то здесь располагались офисы. Входные двери были заварены стальными листами. Один из листов был отогнут снизу.

"Может, это и есть знак? — пробормотал Иван, ёжась от холода. — Дескать, залезь сюда".

Встав на четвереньки, Иван подобрался к отогнутому листу, долго прислушивался, потом лег на живот и по-пластунски заполз внутрь. Там было гораздо теплее, чем снаружи. Сквозь покрытый трещинами стеклянный потолок луна осветила стойку администратора и диван, стоящий метрах в пяти от входа.

"Здесь есть кто-нибудь?", — прокричал Иван в темноту.

Гробовая тишина была ответом на его вопрос. Похоже, в здании не было ни одной живой души.

Аникеев зевнул. Ему чертовски хотелось спать. Смекнув, что утро вечера мудренее, он подошел к дивану с порванной обивкой, присел на него. Казалось, что он целую вечность не сидел на мягкой мебели. Ему было хорошо и удобно. Глаза сами собой закрылись, и он заснул. Ему снился Минск. Он сидел на мягкой траве, на берегу Комсомольского озера. На его коленях лежала открытая книга, рядом с ним сидел его покойный дед. Трофим Афанасьевич закрыл глаза и подставил свое изрытое морщинами лицо солнцу, улыбаясь от удовольствия. Солнечные лучи играли на его золотых коронках. Мимо, по дорожке, проходили молодые девушки. Лица их показались Ивану знакомыми. Всех их он знал. В разное время у него были романы с ними: светленькая Оля, брюнетка Света, рыженькая Ира. Были там и девушки, имена которых Аникеев вспомнить не мог.

— Не туда смотришь, — сказал вдруг дед. — Они тебе не пара.

— Что? — удивился Иван.

— Что слышал, — дед закурил "беломорину". — Не пара они тебе!

— А кто же мне пара?

— А вон та, — дед указал кривым пальцем куда-то вдаль.