От ненависти до любви ( старая версия )

— Горизонт, — смеясь, ответил Мистраль, — это такая невидимая линия, которая удаляется от нас по мере нашего приближения к ней. Я всего лишь хочу достичь горизонта, Ири.

— А я? — спросил Ири улыбаясь. Они только что занимались любовью и теперь, вытянувшись на простынях, болтали ни о чём. — Я, есть в твоих планах на горизонт?

— Ты? — Мистраль внезапно ухмыльнулся шальной, полубезумной улыбкой и притянул Ири к себе, запуская пальцы в его волосы. — Конечно. Всех моих горизонтов мы достигнем только вместе.

К сожалению, а возможно и к счастью, Ири не мог заглянуть в его мысли. Иначе бы он ушёл уже тогда.

Если бы ты знал, Ири... что стало моим горизонтом. Ты бы очень удивился, узнав, что до встречи с тобой мне было попросту наплевать на весь мир. А сейчас... Сейчас я не могу остаться прежним, я должен стать выше и сильнее. Для тебя. Потому что я тону в твоём сиянии. Потому что я не могу, оказаться недостойным его. Потому что я не хочу проиграть. А я проиграю тебе, если сдамся. Если отступлю сейчас и позволю чувствам захватить над собой верх. Я уже проиграл, — как только позволил себе сорваться и протянуть тебе руку, глупый, солнечный мальчик. Когда, впервые, я наплевал на гордость и на своё достоинство. Когда впервые понял, что не могу отпустить тебя. Точно так же как понял, что желаю победить тебя. Любой ценой. Потому что я всегда должен быть первым. Потому что твоё сияние ослепило меня, и я пожелал стать таким же — как и множество других. Я пожелал остаться в твоём свете. И понял, что единственное чего я хочу, — это просто быть рядом с тобой.

И поэтому, я уже не смогу остановиться. До тех пор, пока не оторвусь от тебя настолько, что смогу расслабиться и позволить себе любить. Зная, что ты уже никогда не свергнешь меня с этого пьедестала. Зная, что я достоин того, чтобы быть любимым тобой. Хочу ли я оказаться на равных, Ири? Нет... Я люблю тебя... Но я — хочу быть выше. И до тех пор, пока желаю превзойти тебя, — никогда не посмею сказать тебе о своих чувствах, хотя бы потому, что я не могу осквернить их. Если бы ты только мог понять, Ири... светлый, чистый Ири...Если бы я только сам мог себя понять...

— Знаешь, — вяло пробормотал Ири, даже не подозревая, какие страсти кипят в душе Мистраля. — Я не уверен, что хочу достигать чужих горизонтов. Я бы сказал, что у меня есть свои горизонты.

— Ну так что, нам, мешает путешествовать вместе? — Грандин смешал слова с лёгкими скользящими поцелуями, которые постепенно начинали становиться всё настойчивее и настойчивее, словно признание Ири испугало или подхлестнуло его доказать обратное. Немедленно, прямо сейчас. А возможно так оно и было.

Иногда, Мистраль начинал пугаться своей ненасытности. Он не был безумным в плане секса, но рядом с Ири он терял рассудок. Он не мог остановиться. Его желание обладать этим телом, — выходило за грани собственного понимания. Это было что-то выше физического обладания. Это было что-то животное, нечеловеческое, что заставляло его желать сломать Ири, растворить его в своём теле, вжать его в себя, втянуть, вобрать без остатка и ни на секунду не отпускать. Что-то, что было впаяно в его сердце.

Люблю тебя, Ири... Господи, как же я люблю тебя. Но признаться тебе в этом... Значит дать тебе в руки власть надо мной. Понимаешь ли ты, что я убью тебя, — если ты пожелаешь уйти от меня, малыш. Понимаешь ли ты, — как нужен мне? Твоя любовь, твоя непокорность, твоё упрямство, которое меня так бесит. Как ты мне нужен, весь, без остатка. И я хочу подчинить тебя... заставить тебя принадлежать мне... потому что я не могу позволить тебе уйти.

Потому что я безумно боюсь, что однажды, ты уйдёшь от меня.

— Мне кажется, — Ири, ощутив его настойчивость, слабо шлёпнул его по руке, заставляя Мистраля умерить свою активность, — ни один из нас не задумывался над тем, чего же он хочет на самом деле. А если окажется, что наши горизонты находятся на совершенно разных половинах мира?

— Тогда, — смеясь, ответил Мистраль, — мне придётся изменить этот мир, чтобы наши горизонты соприкоснулись, и оказались на одной стороне, — перевернув Ири к себе спиной, он без зазрения совести принялся облизывать и покусывать маленькое изящное ушко, постепенно перемещаясь в район шеи, плеч и спины.

— Вот и чудненько, — пробормотал Ири, зевая, и никак не реагируя на ласки возлюбленного. В ту минуту ему ужасно хотелось спать. — Значит, нам не придётся менять самих себя. Было бы обидно понять, что ты ждёшь от меня, что я стану твоим верным оруженосцем, пока... — он зевнул, отбрыкиваясь и пытаясь подтянуть к себе подушку. — Ты пытаешься найти свой горизонт.

— А что плохого в том, чтобы стать моим оруженосцем? — внезапно очень тихо, спросил Мистраль, перестав его ласкать и нависая над ним так, что длинные волосы упали Ири на лицо.

— Ну...— Ири машинально отбросил прядь и снова зевнул. Глаза у него уже были давным-давно закрыты. — Оруженосцем не хочу... согласен на роль прекрасной дамы. Ты будешь совершать подвиги в мою честь, а я...— он поёрзал, сворачиваясь комочком, и почти прижался ягодицами к животу Мистраля, заставив того непроизвольно застонать. — Буду ждать тебя дома... и изменять с соседом.

— Какая у меня, однако ...ветреная дама, — в голосе Мистраля прозвучало облегчение.

— Скорее практичная, — пробормотал Ири и возмущённо засопел, поняв, что спать ему сегодня так и не дадут.

Сейчас, этот смешной разговор почему-то всплыл в памяти, и теперь, разглядывая рассерженного Мистраля, Ири внезапно осознал, что Грандин никогда не простит ему вмешательства в свои дела.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Его появление и представление королю произвело очень хорошее впечатление, и сейчас, выговаривая Ару за необдуманность его поступка, Мистраль и сам не был уверен, чего в его словах больше: злости или восхищения. Скорее злости, ибо, оценив Ири, Рандо с нехорошей задумчивостью изрёк:

— Впервые вижу, чтобы Лан нашёл себе достойного преемника. Этот мальчик такой же дурак, как и он. Но есть просто дураки, а есть опасные дураки. Например, такие, которые способны увлечь кого-то своими идеями. Знаешь, почему они опасны? Потому что сами верят в то, что говорят, и это хуже всего. Идеалисты — самый худший вид человеческой заразы. Эмоции мешают мыслить здраво, а когда из всех эмоций остаётся только одна слепая вера в правильность своего решения, — вот тогда мир катится к гибели. Все революции свершались идеалистами. А мудрые реалисты в это время извлекали свою выгоду. Этого мальчика было бы неплохо использовать в своих целях. Лан это понимает. И в случае чего, прикроется он — твоим маленьким другом. Посоветуй ему, чтобы не путался под ногами. Это ради его же блага... Политика не для него. Его сожрут прежде, чем он успеет понять что происходит. Лан пытается помешать мне, но не понимает очевидной истины. Мы живём не в то время, когда идеалы остаются в почёте. Он проклинает торговцев белой смертью и кричит, что сделает всё возможное, чтобы очистить страну от всяческого упоминания об этой заразе. Но ему и в голову не приходит, что эта зараза — один из самых крупнейших источников дохода королевской казны.

— Но... — Услышав подобное, Мистраль на мгновение был шокирован. Заметив его реакцию, Рандо неприятно улыбнулся и снисходительно пожал плечами.

— Ран, мой милый мальчик. Скажи мне, ты когда-нибудь употреблял наркотики?

Мистраль возмущённо фыркнул:

— За кого вы меня принимаете, дядя. Я не самоубийца.

Рандо наставительно вскинул палец:

— Попробовать в этой жизни надо всё, а вот привыкать... привыкать не стоит. И теперь скажи мне, кто из порядочных людей, кого ты знаешь, или из твоих друзей, проводит большую часть времени в домах развлечений? Можешь не отвечать. Скорее всего, ты ответишь, что приличным людям там нечего делать — разве что по случайности, и уж тем более — они никогда не станут завсегдатаями. Хотя, я бы умерил твой пыл. Но согласен, это редкость. Так вот, мой дорогой Ран. Белая смерть, по сути, есть зло. Но если разобраться... Для кого это зло? Это зло для людей? Нет, Ран, мой мальчик, это зло — для отбросов общества. Для тех, кому не место на реальной поверхности жизни. Так скажи мне теперь — в чём заключается зло? Начать борьбу с преступностью и позволить плодиться этим самым отбросам, лишив себя прибыли? Или, всё-таки, провести зачистку этих самых отбросов, а на вырученные деньги — построить очередной приют для сирот, государственное учреждение, богоугодное заведение или школу? Так где же скрывается истина?

— Очевидно в ваших словах, — пробормотал Грандин, слегка смущённый подобным признанием. Впрочем, не сильно. Поднаторев в этой кухне, он прекрасно понимал, что, и как происходит, и не был наивным, в отличие от того же Ири.

Рандо, удовлетворённый ответом кивнул:

— Но это понимаю я, или это можешь понять ты. Но не такие, непробиваемые идиоты, как Лан. Кому нужна его честность? Да никому. К чему он приведёт? Ясное дело к краху. Он кричит, что заботится о благе государства, но ему и в голову не может прийти, что провернув свои упаднические преобразования, он, в итоге, останется перед проблемой отсутствия средств. И что потом?

Король желает развлекаться, и ему нужны деньги на содержание двора. Народ жаждет благотворительности и всевозможных условий для жизни. Да те же самые налоги. Я предлагаю изыскать средства с помощью войны... Но Лан готов испепелить меня на месте. Он не может понять, что никакой войны не будет. Что всё это политический ход... но куда там. Да пропусти я хоть одну из его идей, и уже через два года нам пришлось бы поднять налоги. А поднять налоги это значит добровольно заложить бочку с порохом под всю существующую систему правления. Нет, милый мальчик. История знала достаточно примеров, для того чтобы не пожелать повторять их снова. И поэтому, щепетильность и политика — несовместимые вещи. Это только в сказках добро всегда побеждает зло, а в жизни всегда можно договориться и решить ситуацию наиболее оптимальным способом для всех. А когда появляется готовый геройствовать идиот, напичканный принципами... То единственным существующим решением для блага всех, будет — этого идиота, как можно скорее, удалить. Любым способом, иначе, этот идиот утопит страну в крови, и самое обидное: будет искренне верить, что он прав. Благо народа... да Лан понятия не имеет, что такое, этот самый народ, и что для него будет благом. Он не видит дальше своего носа, и эта узколобость — сковывает меня во всех моих действиях. Если бы ты только мог представить, как он раздражает меня. Но королю нужны два министра, и я пока не хочу предпринимать никаких действий, помимо тех, что уже предпринял. Но этот паршивец, нашёл на своё место козла отпущения! — Рандо расхохотался таким неприятным смехом, что Мистраль похолодел. — Понимаешь ли, Ран, хоть закон и существует для того, чтобы умные люди могли его обойти, тем не менее, есть вещи, с которыми ничего нельзя сделать. Допустим, Лан заставит этого милого мальчика подписать все свои бумаги и наворотить дел. Например, передаст ему свой пост. И что дальше? А дальше-то — я загнал Лана в ловушку, но в итоге, — в неё попадётся этот юнец.

И хотя все будут знать, — тем не менее, официально сделать ничего будет нельзя. Бумаги — это та сила, с которой даже я, до сих пор не придумал способа расправы. Его казнят, а он даже не будет понимать за что. А Лан, как всегда, выскользнет, и ещё приобретёт эдакий ореол мученика. Ну, уж нет. Я скорее устраню этого мальчишку самолично, чем дам ему встать камнем преткновения у меня на пути. А посему, тебе лучше предупредить своего товарища, что он влез во взрослые игры. Иначе, потом уже некого будет предупреждать.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

— Откажись, Ири, — проговорил Мистраль, наконец останавливаясь; устав от своих бесконечных хождений по комнате. Он сказал уже много слов и привёл много веских аргументов.

Ири несколько мгновений смотрел на него, а потом улыбнулся и кивнул.

— Хорошо, — сказал он просто. — Я подумаю, как это сделать.

В тёмных глазах Мистраля отразилось облегчение.

— Я всё улажу, — сказал он. — Если ты не захочешь, тебе даже не придётся с ним встречаться.

Хорошо Мистраль. Я откажусь, потому что ты просишь меня. И потому что мне это неважно. Ведь у меня есть ты. И может быть... я подумаю насчёт наших общих горизонтов.

Ири улыбнулся и кивнул, так и не озвучив всё то, что промелькнуло у него в голове.

— Хорошо, — сказал он. — Просто хорошо.

А на следующий день, ожидая приезда Лана, они сидели, и болтали, как ни в чём не бывало. Ири улыбался, потому что Мистраль превзошёл сам себя: — умудрившись с каменным лицом рассказать удивительно смешной и не менее неприличный анекдот. Ири прыснул, зажимая рот, чтобы не сильно привлекать к себе внимание. Так как Мистраль готовился к лекции по его конспекту, и Ири не хотелось его отвлекать. Вряд ли он понимал, что само его присутствие — является самым сильным отвлекающим фактором. И хотя Грандин, изо всех сил, старался сосредоточиться на материале — сосредоточиться ему было трудно. В голове порхали тысячи восторженных бабочек. Даже смех Ири, — воспринимался, как божественная музыка, и эту музыку хотелось слушать и слушать — до бесконечности.

Была обеденная перемена. Что-то, размахивая руками, доказывал Алесу Альфонсо, и те немногие, что присутствовали в классе — сгибались пополам от хохота, потому что Альфонсо, как всегда, умудрился довести сдержанного Алеса до белого каления, своими неуместными шуточками по поводу Ильта.

Не то чтобы Алес воспринимал это серьёзно, скорее — это его начинало раздражать. Хотя бы по той причине, что языкастому Альфонсо было трудно противопоставить какой-либо словесный аргумент. Чем, нахальный пересмешник, беззастенчиво пользовался.

— Знаешь, Аль, это не было бы таким забавным, если бы я был уверен хоть на секунду в том, что тебе нравятся парни, — сжалившись, наконец, над готовым взорваться Алексом, сообщил Ильт. И обняв Альфонсо со спины, недвусмысленно потёрся об него бёдрами. — Будем считать, что ты уговорил меня на свидание. Итак, чего бы тебе хотелось, милый? Например, как насчёт вот этого?

Альф, оборвав тираду на полуслове, застыл в неестественно-напряжённой позе, пытаясь видимо сообразить, — с каких это пор, Ильт ведётся на его хохмы. Но после того как одна из умелых ручек Эргета, откровенно заинтересовалась содержимым его брюк, он заорал, и так отпрыгнул в сторону, что даже невозмутимый Алес разразился хохотом. В следующий момент, одним кошачьим движением, он, выпрыгнув из-за стола, поймал покрасневшего Альфонсо в свои объятия.

— Стоять! Куда это ты собрался, котёночек? — стараясь сохранять абсолютную серьёзность, проникновенно произнёс он, и недвусмысленно стиснул несчастного Альфа за ягодицы. — А у тебя довольно крепкий тыл. Я бы сказал, что это начинает мне нравиться, — Алес как-то по особенному хмыкнул, и притянул уже полностью сникшего Альфонсо к себе поближе.

Альф замахал руками и пошёл зелёными пятнами, хватая воздух ртом, чтобы подобрать ответ. Убедившись в его полной временной безобидности, Алес, ухмыляясь, потянулся к его лицу.