Всё это Чухнин попытался насколько можно деликатно объяснить Шмидту, приняв его у себя лично. Хотел посочувствовать, ободрить и призвать к терпению, мол, все заслуги перед отечеством будут достойно вознаграждены, но позже, когда страсти улягутся. Чухнин и не думал, что прошлые дикие истории о Шмидте — вовсе не наветы недоброжелателей и даже нисколько не преувеличения. Психопатический припадок лейтенант устроил такой, что престарелый адмирал сам чуть не отправился вслед за ним в нервную клинику. Тут уж, конечно, на Шмидта нечего обижаться. Что взять с больного человека, когда и иные здоровые, бывало, стрелялись, не получив заслуженного, по их мнению, ордена или чина...

Чухнин не мог простить Шмидту другое.

Даже после хоть трижды незаслуженного удаления со службы русский морской офицер, будь он хоть трижды психопат и неврастеник, не имеет права участвовать в противогосударственных деяниях и, тем паче, возглавлять оные! Что же делает Шмидт, едва оправившись от нервного срыва? Он сразу оказывается в первых рядах бунтовщиков, выступает с речами против "доживающего последние дни режима" и в городской думе, и на уличных демонстрациях. Примкнув к революционерам, Шмидт, благодаря своей всеобщей известности, усилил мощь их действий во много раз. Ведь одно дело, когда с трибуны вещает малопонятные народу вещи подозрительного вида еврейчик, да и хотя бы уважаемый врач или адвокат... И совсем другое, когда перед многотысячной толпой на существующий порядок обрушивается человек, лицо которого знакомо всем по тысячам фотографиям и рисункам в газетах, по афишам и открыткам.

К тому же нельзя было отказать Шмидту в бесспорном ораторском даре, которым он смутил даже некоторую часть офицеров. Как там он говорил в своих выступлениях: "Выполняя преступные бюрократические предначертания, вы отворачиваетесь от народа... Присяга обязывает не выполнять приказаний, явно приносящих вред России... Вы не должны допустить, чтобы ваш мундир, о чести которого столько говорят, был бы по первому призыву бюрократии обагрен народной кровью...". Вот так, достаточно заменить слова "начальство", "командование", "командиры" на "преступную бюрократию", как всё переворачивается с ног на голову. Ну а простым людям Шмидт объяснял предельно доходчиво: все беды — от правительства, которое не дает революционерам сказать царю "честное и правдивое слово" о бедах народных. Поэтому, те, кто за революцию — они за правду, за Бога, царя и русский народ, а те, кто против революции, — за злодеев министров.

Стоит удивляться, что очень скоро Шмидт сделался главным революционным деятелем Севастополя. Когда он проезжал с важным видом по городу в экипаже, все кричали: "Да здравствует Шмидт!". Сам севастопольский городской голова Максимов, явившийся к Чухнину вместе с представителями городской думы, обратился к адмиралу с просьбой передать для гарантии безопасности жителей все свои полномочия касательно правопорядка почетному члену думы Петру Шмидту. Дескать, только он один и может спасти Севастополь от погромов и кровопролития. Вместо этого Чухнин приказал Шмидта арестовать и, поскольку городская тюрьма уже неоднократно захватывалась толпой, освобождавшей заключенных, тайно доставить арестованного на броненосец "Три Святителя". При необходимости корабль был готов выйти в море, где революционеры до него бы уж точно не добрались. Однако тут за Шмидта вступились уже с самого верха. Срочная телеграмма из Петербурга (благополучно пришедшая при неработающем из-за забастовки телеграфе) за подписями председателя совета министров, министра внутренних дел и морского министра требовала от Чухнина безусловного освобождения Шмидта по только что объявленной политической амнистии. Чухнин вынужден был подчиниться, но приказал Шмидту немедленно покинуть Севастополь. Тот и не подумал исполнять это распоряжение. Впрочем, отставной лейтенант передал командующему флотом просьбу о личной встрече. Чухнин ответил, что не будет разговаривать с изменником. И вот теперь является его сын...

— Ну-с, Евгений Петрович! Чем могу служить?

— Ваше высокопревосходительство! Мой отец... Он на самом деле очень любит Россию и сильно переживает за нее. Папа мне рассказал, что скоро турки объявят нам войну, пропустят через проливы японцев. Японский флот нападет на Севастополь, а наш флот не сможет защитить ни себя, ни город...

— Вашему отцу не следовало этого вам говорить!

— Я сам упросил сказать мне. Я же видел, как папа страдает. Он придумал, что можно сделать. Но для этого ему нужна ваша помощь. Папа очень переживает, что вы отказались его принять. Да он сейчас и не смог бы к вам приехать. Те революционеры, которые теперь всегда с ним, они не позволят ему встречаться с царским адмиралом... Поэтому отец послал меня. Послал передать вам это, — юноша достал из-за пазухи большой синий конверт, запечатанный сургучом. — Тут отец написал, что он придумал. Прочитайте, прошу вас! Не ради меня, не ради моего отца, ради России!

Чухнин посмотрел в наполненные слезами глаза Шмидта-младшего, кивнул и взял пакет из его рук.

— Я ознакомлюсь.

— Спасибо! Огромное спасибо! Я завтра приду за ответом! Только вечером, когда стемнеют. Эсеры следят за вашим особняком

Оставшись один, Чухнин в задумчивости рассматривал конверт. Мелькнула мысль: а вдруг бомба? Тут же отогнал ее прочь и решительно сломал сургуч. Из конверта выпала стопка мелко исписанных листков. Адмирал погрузился в чтение, сердито хмуря лоб. Дочитав последний лист, он продолжительное время пребывал в глубоком раздумье. Потом вызвал дежурного:

— Пригласите ко мне начальника штаба!

Через пять минут в кабинет зашел контр-адмирал Григорович!

— Вызывали, Григорий Павлович?

— Вот, полюбуйтесь, Иван Константинович, что ваш зятёк написал.

Лицо адмирала Григоровича потемнело от прилившей крови:

— Если ваше высокопревосходительство имеет в виду этого Шмидта, то я смею просить более не подымать в моем присутствии тему прежних предосудительных знакомствах моей дочери!

— Иван Константинович, извините старика за злую шутку! И возьмите, почитайте, всё же. Садитесь вот сюда, за стол. Я сейчас чайку адмиральского прикажу.

Григорович внимательно прочитал один раз, потом второй, отложил листы и испытующе посмотрел на командующего флота:

— Извините, Григорий Павлович, но, по-моему, это бред сумасшедшего!

Чухнин отхлебнул чай и тут же долил стакан доверху из стоявшего рядом графина с коньяком:

— Вы можете предложить другой способ успеть привести эскадру в боеспособное состояние?

— Но ведь если мы согласимся на то, что предлагает Шмидт, это же будет, говоря простым языком, "пустить козла в огород"! Как можно верить революционеру, изменнику? А если он нас элементарно обманывает, водит за нос? Возьмет, и просто захватит корабли!

— К сожалению, у нас нет другого выхода... Впрочем, полностью предоставлять господину Шмидту свободу рук я не намерен. Вот что, Иван Константинович, вызовите сегодня на "Эриклик" Овода и Коландса. Объясните им ситуацию. Будьте готовы, если они откажутся, как вы говорите, "пустить козла в огород". Особенно насчет Митрофана Николаевича я беспокоюсь. Вряд ли он согласится иметь дело со Шмидтом. Он ведь единственный из командиров во время потемкинских событий хотел сразу идти в атаку. Готов был из-за ненадежности комендоров таранить "Потёмкин" своим броненосцем или даже взорваться вместе с ним... Если откажется, надо будет найти срочно замену. Да и с офицерами на кораблях следует поговорить. Вместо самых принципиальных тоже придется других искать. Ох, ведь как не хватает людей! Всех, кого только можно, отдал я сначала Макарову, потом Рожественскому, во Владивосток сколько уехало... Кого на аргентинские крейсера отобрали, до сих пор никто не вернулся. А сейчас уже и на Балтику людей тянут, слышал, что и вас, Иван Константинович, хотят в Либаву перевести.

— Куда ж я от вас, Григорий Павлович!

— Спасибо, что не бросаете старика в такое время. Вот еще что. Задержите отправку газолинок Никсона в Кронштадт. Они нам самим пригодятся.

* * *

По парижскому парку Морсо медленно прогуливались два азиата в цивильных пальто, но с явной военной выправкой. Они не вызывали у малочисленных посетителей парка особого интереса. Недалеко отсюда располагалось посольство Японии, и его служащие частенько захаживали сюда, возможно находя в закрытом от шумного города высокой оградой Морсо похожие на далекую родину уголки. Место это, впрочем, если и напоминало Страну Восходящего Солнца, то весной, во время пышного цветения японской вишни, но не сейчас, когда холодный осенний ветер срывал с деревьев последние пожухлые листы и рябил гладь пруда возле псевдоантичных развалин.

— Вместе с эскадрой вице-адмирала Уриу в Балтийское море будут отправлены транспорты "Сезал" и "Силн" для перевозки оружия революционерам. Я надеюсь, их не постигнет судьба "Графтона" и "Сириуса"!

— Если вы говорите о навигационной ошибке вроде той, что погубила "Графтон", в этом остается положиться на умение штурманов и милость духов. От участи же потопленного русскими "Сируса" ваши транспорты, Мотодзиро-сан, оберегут корабли Императорского флота.

— Очень надеюсь на это. Обычно мы переправляли оружие и боеприпасы мелкими партиями на шхунах контрабандистов, но их часто захватывали патрульные корабли. У русских на Балтике отличная система пограничной охраны! Они даже умудрились сами себя поймать за руку — остановили пароход из Северной Америки с укрытой в палубной надстройке субмариной. Петербург поднял шум — Япония, де, готовила подводное нападение с американского транспорта. А потом вдруг сразу всё стихло. Субмарина была заказана самими русскими, и ее тайно везли в России вопреки объявленному Штатами нейтралитету.

— Неплохая, кстати, идея с подводной лодкой...

— Русские перед войной готовили подобную диверсию. Построили маленькую электрическую субмарину, которую легко спрятать на транспорте под нейтральным флагом. Транспорт оборудован специальным приспособлением для незаметного ночного спуска аппарата при заходе в японский порт...

— Симаймасита! Так вот как мог погибнуть "Микаса"!

— Не валите всё на русских! С этой затеей у них ничего не вышло, зато они стали бояться, что получится у других... Но, впрочем, мы отвлеклись. Так вот, на Балтике русские создали отличную дозорную сеть из судов пограничной службы и старых кораблей флота. Эта цепочка патрулей прикрыла почти всё их побережье. "Графтону" пришлось идти далеко на север, прежде чем сунуться в дальний край Ботнического залива, по которому у нас и лоций не нашлось. В результате транспорт вылетел ночью на каменистую отмель и пробил днище... Но там хоть экипажу удалось уйти в Швецию. А южнее их, наверняка, сразу перехватил бы какой-нибудь "Генерал-адмирал" или "Кондор".

— Не беспокойтесь, Мотодзиро-сан! "Читосе" и "Касаги" легко справятся с "Генералом-адмиралом" или другим старичком пароходофрегатом, а для пограничного суденышка вроде 'Кондора' будет довольно и любого истребителя из эскадры Уриу!

— "Сириус" на Адриатике был потоплен русскими миноносцами, которые тоже были куда слабее наших истребителей из эскадры Уриу, что находился тогда совсем рядом. А на Балтике у русских, помимо почтенных старичков, есть еще "Слава", которая в одиночку справится со всеми нашими легкими крейсерами вместе взятыми.

— Если догонит. Наши крейсера быстроходней "Славы" на пять узлов...

— Но у моих транспортов, которые вы должны конвоировать, такого преимущества не будет! — в голосе полковника Мотодзиро Акаси, руководителя европейского сектора разведотдела Генштаба Японии, прорвалось, наконец, раздражение. — Утрата "Сезала" или "Силна" были бы весьма нежелательны Это последние оставшиеся в моем распоряжения суда значительного тоннажа.

— У русских "Слава" тоже последний броненосец, — успокаивающе ответил капитан 1-го ранга Ямасито Гэнтаро, представлявший разведывательный отдел, но уже Морского штаба. — И едва ли русские выпустят его в море для охоты на наши конвои. Остальные же русские корабли нам не опасны.

— Я надеялся, что флот направит на Балтику хотя бы пару броненосных крейсеров. Циллиакус обещает начать вооруженное восстание в Финляндии в ближайшее время. У него есть свои люди в русских гарнизонах. Первой и важнейшей задачей, конечно, будет захват Гельсингфорса. Но если русские подведут свои тяжелые корабли к Свеаборгу...

— Вице-адмирал Уриу постарается оттянуть силы русского флота на юг, к Либаве.

— Один крейсер Уриу отправит для демонстрации к Либаве, другой потребуется для сопровождения "Сезала" и "Силна", третий — для пресечения русского торгового судоходства... Японский флот не настолько велик, чтобы воевать на всех морях сразу! У русских на Балтике новый броненосец, десять старых броненосных кораблей и множество миноносцев разных типов. И вы надеетесь, что русские закроются со своей эскадрой в Кронштадте, отдав море без боя? Не имея господства на Балтике, мы не сможем переправлять оружие в Финляндию. Разве что Швеция позволит нам провозить оружие для финнов через сухопутную границу, как Германия тайно разрешила снабжать через свою территорию отряды Пилсудского в Польше. Но даже в этом случае у русских останется побережье, они смогут держать связь с приморскими гарнизонами. А еще у них вот-вот появится новый броненосный крейсер. Я говорю об итальянском "Франческо Феруччо", за который формально заплатила Греция, но ясно, для кого греки купили его за русские деньги. Этот сильный корабль линии, однотипный нашим "Ниссину" и "Касуге", и он может в любой момент отправиться на усиление Балтийской эскадры. И еще несколько таких же крейсеров русские приобрели в Аргентине. Команды для них скоро отправятся в Буэнос-Айрес на пароходах.

— Мы благодарны армейской разведке за эти сведения. Объединенный флот, безусловно, примет меры, чтобы суда с русскими командами не дошли до Аргентины, как не попали в Кронштадт истребители из Ля-Сейна. Если России не жалко, она потеряет еще пару тысяч своих моряков. Что же касается "Феруччо"... Стоит греческому флагу на нем смениться на российский, как этот корабль будет немедленно принужден спустить его перед силами нашего флота, либо отправится прямиком на дно! — Гэнтаро взмахнул тростью, сбив засохший цветок с розового куста. — К тому же, Мотодзиро-сан, поход вице-адмирала Уриу — лишь первый дальний набег отряда крейсеров. После того, как адмирал Того уничтожит русскую Черноморскую эскадру, главные силы Объединенного флота отправятся на Балтику. А с ними вместе, не исключено, и дивизии японской армии на океанских транспортах. И тогда, возможно, мы продолжим наш сегодняшний разговор где-нибудь в царском дворце во взятом общими усилиями армии и флота Петербурге!

Акаси нахмурился:

— Было бы лучше, если прежде Россия согласится на мир. И если русские пойдут на это — то сейчас, после разгрома у Харбина и в разгар революционных волнений. Победа в Маньчжурии — максимум того, чего могла добиться наша армия. Мы и так послали на фронт всё, что могли, до последней резервной бригады. Откуда мы снимем войска для экспедиционного корпуса в Европу? Навербуем в армию тайваньских аборигенов? И откуда возьмутся деньги, чтобы продолжать войну? Англичане уже не раз давали понять, что не заинтересованы в дальнейшем ослаблении России. Это развязало бы Германии руки для войны против Франции. А британцы теперь поддерживает французов, с которыми в прошлом году заключили договор о 'сердечном согласии'. Североамериканцы тоже не дадут нам новых кредитов. После того, как мы выгнали русских из Маньчжурии, они стали видеть не в них, а в нас своих главных соперников на Дальнем Востоке. Вообще, следовало бы кончить дело миром еще в Портсмуте, соглашаться на то, что готовы были уступить нам русские. Они всё равно не согласятся на большее.