Даже Нэйса удивило сообщение о том, что в городе существует и секретный завод по выпуску лазеров для них — правительство не было таким миролюбивым, как казалось. Также, в Тар-Актале было больше пяти тысяч автовертолётов. После полного вооружения они представляли собой огромную силу, равную миллиону солдат. На складах были ещё тысячи телеуправляемых колесных боевых машин, подобных автовертолётам. Но стационарная система управления позволяла использовать их лишь в городе и его окрестностях. А вот с военными знаниями было сложнее. Хотя в правительственном дворце хранилась целая библиотека запрещённых книг, в том числе и военных, их изучение требовало немалого времени.
— Тем не менее, мы должны их изучить, — закончил Нэйс. — Мы должны также использовать тяжелые наземные и воздушные транспортные платформы — их у нас тоже много. И последнее. Мы должны начать исследования по созданию более мощных видов оружия — в легендах говорится, что есть и такое. Но мы ничего не знаем об этом.
Его поддержали с огромным энтузиазмом — никто, почему-то, не хотел воевать сам. Другое дело — мощное оружие, которое быстро закончит не начатую ещё войну. Но Айэт вдруг подумал, что они опоздали. Ару стало слишком много и никакое оружие уже не спасёт их, людей...
Глава 8.
Одна и другие
Помотав головой, Хьютай поудобней растянулась на постели. Голая сетка не мешала густому теплому воздуху мягко обтекать всё её влажное тело, и лишь прикованные к раме запястья заброшенных за голову рук сильно её злили — всё-таки, она была сейчас беспомощной. Вспомнив свой стремительный полет над просторами неведомого мира она криво усмехнулась. У Судьбы очень черный юмор...
Всё тело затекло от долгой неподвижности, правая рука болела — повыше локтя на ней была опухоль и след укола. Несомненно, когда она лежала, оглушенная ударом, ей впрыснули какую-то дрянь, продлившую её забытье минимум на несколько часов. При этой мысли Хьютай похолодела. Почему её товарищи за это время не отыскали и не спасли её?..
Ответ был очень прост — они погибли или разделили её участь. Оставалось рассчитывать лишь на себя...
Подтянувшись, Хьютай осмотрела наручники — они запирались на замок, причём довольно примитивный. Будь у неё в пальцах хотя бы кусок проволоки, она бы, наверно, смогла открыть его. Но у неё не было ничего, кроме бессильной злости...
Дав ей волю, она попыталась вырвать стальной прут, за которым их защелкнули, но не смогла даже чуть согнуть его — её ногам не за что было зацепиться. Её охватило противное чувство бессилия. С ней здесь могли сделать что угодно — избить, искалечить, даже убить — и она ничем не могла помешать этому...
Хьютай не знала, до чего она бы дошла от таких размышлений, но тут с лязгом распахнулась дверь. В комнату вошёл целый отряд таких же мохнатых карликов, каких она видела в лесу. Их оказалось не меньше десяти, несколько в такой же пятнистой одежде и с оружием, небольшими, как игрушки, автоматами. На первый взгляд они казались вполне обычными солдатами, только почти вдвое ниже обычных людей, а их головы — совсем человеческие — полностью покрывала короткая блестящая коричневая шерсть. Ару, как их тут называли. Пришельцы с другой Плоскости, которые смогли пройти полмиллиона миль — а может, самый странный из здешних человеческих народов...
Впереди стоял один, явно очень старый ару, с совершенно седым редким мехом и в нелепой темной одежде до пят. А за ним стояли ещё трое, в одинаковой белой одежде, с большими сумками в руках. Поняв, кто они и что собираются с ней делать, Хьютай похолодела. Но не посмеют же они...
Старик спросил её о чем-то противным скрипучим голосом, но она его не поняла. Затем он повторил вопрос, но уже на понятном ей языке местных файа, пусть и заметно искаженном.
— Кто ты? Как попала сюда?
Хьютай не хотелось отвечать, но вот умирать ей хотелось ещё меньше. Она не сомневалась, что если ару решат, что не смогут получить от неё информацию, они немедленно убьют её, без жалости и колебаний.
— Кто вы? — спросила она на том же языке. — Зачем вы взяли меня в плен?
— Здесь спрашиваем мы! — взвизгнул старик. — Кто ты сама и откуда?..
— Я и мои товарищи прилетели с другой Плоскости... — Хьютай рассказала историю их экспедиции, ничего особо не скрывая. Она надеялась, что это как минимум заставит ару задуматься.
Старика явно обрадовало, что она ничего не знает о происходящем здесь и здешних обитателях. Но он считал её просто шпионкой из какой-то далёкой враждебной страны. Убедить его в обратном Хьютай не смогла: в другие цивилизации он просто не верил. Все её попытки что-то объяснить обрывались грубыми угрозами.
Наконец, старому ару надоело словопрение. Он отдал короткий приказ солдатам. Один из них снял с неё наручники и Хьютай села, растирая запястья и подозрительно глядя на них. Старик указал ей на раму.
— Становись к ней, — приказал он. Теперь в его голосе не было даже тени выражения.
Хьютай вздрогнула, но пропустила приказ мимо ушей: он ей вовсе не понравился. Солдаты вскинули оружие.
— Становись, или мы прострелим тебе ноги и всё равно привяжем к ней...
Хьютай ощутила вдруг озноб, мускулы свело судорогой, тело отказалось подчиняться. Это не на шутку напугало её, и она с громадным усилием заставила себя подняться. Было странно, почему-то не страшно. Словно она сама наблюдала за происходящим откуда-то издалека, было всё равно...
Она сделала несколько шагов, прижалась спиной к раме, ощутив прикосновение гладкой изогнутой стали к затылку и позвоночнику. Холод хромированных стальных труб казался сейчас очень... чувствительным.
Палачи завели её руки за спину и Хьютай невольно вздрогнула, когда их сжали широкие стальные браслеты, свободно прикреплённые к проходившей вдоль её позвоночника трубе. Пара ару присела — и Хьютай вздрогнула ещё раз, когда такие же холодные браслеты обхватили её щиколотки. Сейчас, прикованная к стальной раме, она была совершенно беспомощна.
— Теперь ты будешь говорить правду, Хьютай, — сказал старый ару, подходя вплотную. — Сначала ты скажешь, что вы сделали с Уркусом.
— С кем?..
— С тем, кого вы захватили. Ну!..
На это Хьютай уже ничего не могла ответить. Она понимала, что любой ответ будет неверным. Кто ему этот Уркус? Племянник? Сын? А, чёрт, какая тут разница...
Старый ару вынул кинжал и приставил его к обнаженной груди пленницы, точно против сердца. Все мышцы Хьютай сжались до боли — шевелиться она уже не могла. А стоит этой твари просто нажать на рукоять — и... и... и...
— Что с ним?
Хьютай молчала. Смерть — наверняка не худший выбор из того, что для неё тут приготовили. И кинжал в сердце — это быстро. В отличии от...
— Я повторяю, что с ним?
Ару нажал на рукоять, остриё на сантиметр вошло в кожу. Хьютай прикусила губу, стараясь не закричать. На лице старика появилась мерзкая усмешка.
— Ах, даже так, — он провел окровавленным остриём по её судорожно сжавшемуся животу, от грудины до самого низа. — У тебя чувственное тело. Ты умеешь заниматься любовью, не так ли? У тебя есть парень, ты часто нежишься с ним в постели, да? Тебе нравится, когда он тебя ласкает? Ты не знаешь, что такое боль? Ты никогда не испытывала её? Особенно вот здесь? — он вдруг ущипнул её за клитор. Хьютай вновь дёрнулась, на сей раз вскрикнув — ощущение было... ярким. — Ну так мы тебя научим. Ты станешь делать всё, что нам нужно.
Старый ару отошёл. Затем троица безмолвных палачей открыла свои сумки, извлекая инструменты и приборы. Хьютай узнала трансформатор с пучками проводов, другие вещи были ей совершенно незнакомы. Она зажмурилась и замерла, охваченный противным, липким страхом, изо всех сил стараясь поверить, что всё это — лишь бредовый, дикий сон...
Палачи подошли к ней. Она вздрагивала, чувствуя, как три пары маленьких холодных рук скользят по её обнаженному телу, деловито исследуя его. Все её мышцы непроизвольно напряглись, она вздрогнула, ощутив, что кончики её сосков смазывают чем-то холодным и липким. Затем она вздрогнула, когда их сжало что-то зубчато-металлическое. Набухший клитор тоже смазали, надев на него такой же зажим. Хьютай вновь вся резко дернулась от пронзившего до пяток ощущения. Затем донеслось щелканье переключателей. Хьютай замерла, ожидая боли. Секунды шли, растягиваясь в мучительную бесконечность...
Она вся вздрогнула, ощутив, как, наконец, пошел ток. Тело тут же свела судорога острой боли. Хьютай выгнула грудь, чувствуя как в дрожащие соски впиваются два мучительно жгучих острия. Но от боли вдруг стало особенно сладко внизу, и её влагалище вибрировало, уже на самом высоком, остром тоне...
Хьютай замерла, часто дыша округлившимся ртом. Её клитор жгло бритвенно-острым, пронзающим до копчика, сводящим с ума зудом, внизу вздрагивающего, отчаянно втянутого живота всё сжимала уже неотвратимо нарастающая судорога, — и она наконец сорвалась в бездну дикого, запредельного блаженства. Острое, колючее пламя дикого по силе оргазма ударило в основание позвоночника, растворяя в себе все её мысли. Судорожно выгибаясь, она застонала в агонии экстаза, уже не сознавая окружающее, затем всё взорвалось. Острая, резкая судорога свела её живот, ягодицы, потом пробила тело снова и ещё...
Именно в миг наибольшего блаженства ток достиг полной силы. Хьютай закричала и забилась, судорожно дергая задом и кончая вновь и вновь, несмотря на ослепляющую боль. Оргазм был таким сильным, что боль сливалась с ним в нечто невообразимое, почти на грани сумасшествия. Потом ток всё же отключился, позволяя ей прийти в себя.
Хьютай замерла, её грудь ходила ходуном. Под ударами тока она кончила так сильно, что едва не порвала себе мышцы, и теперь чувствовала, как ноют растянутые запястья...
Дикой силы ток вновь прошил всё тело пленницы. Но Хьютай всё ещё плыла в оглушающей истоме, и второй приступ боли не смог пробить её до дна — она почти не чувствовала, или, по крайней мере, не сознавала её. Она по-прежнему кричала и выгибалась, но там, внизу её живота, трепетало нечто такое, что заставляло её желать ещё большей боли, — и, когда боль всё же закончилась, она вздохнула почти разочарованно. Сейчас она была слишком оглушена полярными ощущениями, чтобы толком различать их и вообще удерживать ясность сознания. Но это было только к лучшему...
Удар следовал за ударом, их сменяли вопросы, но она не отвечала, самоотверженно отдаваясь своим ощущениям, находя в них всё новые необычные ноты. Перерывы, вопросы позволяли ей немного прийти в себя. Она и представить не могла, что её тело сможет ощущать нечто подобное — причудливый сплав экстаза и агонии, зыбкий, новый каждый раз...
Наконец, всё прекратилось. Несколько минут её никто не трогал и она смогла отдышаться... более-менее. Потом к ней подошли те трое, перебирая инструменты. Она закрыла глаза, готовясь к новым ощущениям.
В её влагалище ввели гибкую трубку, смазанную вязкой жидкостью. Хьютай почувствовала, как усики электродов щекочут устье её матки. Та непроизвольно сжалась. Потом...
— Ай-й-й!.. — Хьютай взвыла. Казалось, что к шейке её матки поднесли горящую спичку и её огонек безнаказанно жжет узел её обнаженных нервов. Это ощущение буквально сводило с ума, и она до предела растопырила пальцы рук и ног, втянула до позвоночника живот, пытаясь хоть так справиться с ним, но ощущение всё длилось и длилось, заставляя все мышцы на теле вибрировать. Потом обожженный до последней клеточки центр наслаждения вдруг ярко вспыхнул сам. Там горело непереносимо сладкое, горячее пламя, и Хьютай ощутила, что тонет, растворяется в нём...
Именно в этот миг ток усилился до предела. Непереносимое наслаждение превратилось в столь же непереносимую боль. Но Хьютай даже не вскрикнула от неё. В подвале Цитадели, при переходах в не-пространстве боль была даже более сильной, а эту она осознавала очень смутно, ведь она всё ещё смешивалась с диким наслаждением, с такой силой, что всё остальное переставало существовать. Она уже не знала, кто она, и почему ей так больно и приятно. Её о чем-то спрашивали, но она уже не понимала слов, окончательно оглушенная дикими по силе ощущениями. Она даже не помнила, когда всё это кончилось.
.............................................................................................
Вновь придя в себя, Хьютай осознала, что лежит голая, в том же подземелье, на той же железной кровати, но руки и ноги у неё были свободны. Теперь это уже мало что значило — голова её кружилась, мышцы болели. Но пока что с ней не происходило ничего ужасного. Ожоги по-прежнему зудели, но вызывали странные ощущения у неё в промежности. Она возбуждалась! Причём с каждой минутой всё сильнее и сильнее. Волны импульсов поднимались всё выше, кууни уже текла и горела от желания. То, что она чувствовала от сосков, вообще сводило с ума, зуд и возбуждение не давали отогнать мысли от этого ни на секунду.
Усмехнувшись, она взяла себя за соски, сжала их, начала крутить... Они заныли от безжалостной ласки, но возбуждение становилось нестерпимым. Тянуть всё это дальше означало истязать себя. Столь яркая... прелюдия требовала впечатляющего финала.
Вздохнув, Хьютай села на пятки, широко раздвинув бедра, и накрыла клитор двумя пальцами правой руки. Левая всё ещё теребила затвердевший левый сосок. Подергиваясь от боли в обожженном бугорке, она стала поглаживать его пальцами, забыв обо всём, — это усиливало зуд до боли, но причиняло почти оргиастическое наслаждение. Её живот невольно втягивался до предела, мышцы сладко трепетали, кууни сжималась. Наконец, Хьютай почувствовала, что её накрывает тягучая, сладкая истома, выгнула спину, изо всех сил втянула живот, готовя тело к плавно подступающему пику — и облегченно выдохнула, чувствуя, что соскальзывает за вожделенную грань...
Её кууни прошила бешено-сладкая дрожь. Она невольно привстала, отчаянно напрягая ноющие бедра, запрокинула голову, округлила рот, поджала пальцы босых ног, замерла на несколько бесконечно приятных мгновений... и острый, резкий спазм пронзил всю её женскую суть, от устья до копчика, потом ещё... Её бедра конвульсивно задергались. Внизу живота вновь и вновь вспыхивало сладкое солнце, пронизывающее всё тело. Судороги были неожиданно сильны, все мышцы тела сжимались, дыхание перехватывало. Она бесстыдно застонала, вся туго подёргиваясь... потом вновь осела на пятки и замерла, часто дыша, плавая в мягких, теплых волнах истомы, почти столь же приятных, как и сам острейший пик, с наслаждением чувствуя, как в этом восхитительном холоде остывает её разгоряченное тело, как ещё содрогаются мускулы внутри от отблесков гаснущего удовольствия. Хорошо-о-о...
Несколько минут она отдыхала, потом всё же задумалась. Теперь её участь была совершенно ясна — ару хотели сломать её, превратить в животное, готовое на всё ради этих диких ощущений. И им это почти удалось. Она прекрасно понимала, что ещё несколько таких "сеансов" лишат её последних проблесков воли. Сбежать же отсюда нечего было и думать...
