— Что убирать?
— Те образы, что созданы тобой. Они остались. Они теперь везде.
Вайми вскочил так быстро, что по комнате прошел ветер. Минны устремились к нему, окутывая его тело теплой, светящейся броней. Не дожидаясь, пока Наммилайна остановит его, он выскочил в коридор.
Там он увидел себя — свои мечты и сны. Множество статуй из застывшего металла вырастало из стен, тянулось вдоль них. Каждая отлита в миллионах подробностей — юноши, девушки, звери, цветы и растения. Всё это было удивительно красиво и уходило вдаль, насколько хватал глаз. Ни одна из форм не повторялась. До этого мига Вайми не знал, что его внутренний мир столь огромен, и смотрел на созданное им с испугом и удивлением.
Глава 4.
О людях и подобиях.
...Вы думаете, наверное, Тихий, что тут, в этом барабане, события скомпонованы, как мелодия, со всеми тонами, и только ждут, как музыка на пластинке, чтобы её оживила игла, что мои ящики воспроизводят по очереди комплексы переживаний, уже заранее до конца установленных, но это неправда! Неправда!
Станислав Лем.
Странные ящики профессора Коркорана.
Малла проснулся от холода — собственно, от того, что дрожал во сне. Дождь шел ещё и сейчас, и его одежда промокла до нитки, стала тяжелой и противно липла к телу.
Юноша медленно, неловко сел. Вчера эти кусты показались ему отличным укрытием, но теперь он видел за ними высокую ограду Станции. С этой стороны она казалась почти целой — но на месте усилителя поля из-за развороченного вала торчало вздыбленное, изломанное железо и лениво струился белый дым.
В затрепыхавшееся сердце ножом вонзился страх, но тут же исчез. Он всю ночь проспал почти на виду у ару — и они не заметили его. Он был жив и полон сил, только голоден.
Малла тщательно обшарил карманы. Ничего. Он не привык носить с собой вещи, но сейчас нож или пара бутербродов ему совсем не помешала бы.
Ёжась, он выбрался из набухшего тряпья, оставшись в одних плавках — даже в них не было так холодно, как в промокшей насквозь одежде. И вообще, тут стало заметно теплее — или он просто притерпелся?
Он поднялся на ноги и осмотрелся. Рядом лежал стальной прут с острым, обломанным концом — похоже, кусок арматуры из разрушенной взрывом стены — и Малла торопливо подобрал его. По крайней мере, теперь он сможет отбиться хотя бы от зверья.
Навыки свободной жизни в зарослях, так тщательно составленные Охэйо, вспомнились почти мгновенно. Юноша пополз к каналу, беззвучно струясь по земле и все же касаясь её только локтями и коленями. Всего через десять шагов он встал... и вдруг невольно рассмеялся.
Он выполз на внешнюю границу защитного периметра. На обычную набережную. Сам канал был двойным: внутренний обвод выше внешнего метров на десять. Верх разделявшей их дамбы венчал бесконечный ряд управляемых снизу щитов-затворов, готовых, если поле исчезнет, обрушить на ару огромные массы воды. Их размывало как бы жаркое марево — тут проходила граница Отклонения.
Гладкий отвес дальнего берега, облицованный громадными глыбами синевато-темного базальта, поднимался над водой метров на восемь. За ним, всего метрах в ста, под низкие облака тянулись терракотовые и пепельно-белые глухие массивы колоссальных зданий столицы Тайат.
Белая постройка за каналом осталась совершенно целой, по набережной там проезжали редкие машины, но юноша понимал, что с тем же успехом они могли бы проезжать и по другой планете. Людей на той стороне он не видел, да они ничем и не могли ему помочь. Тут есть и другие Станции, но вот где именно...
Потом Малла подумал об Охэйо. Его "Аннита" без труда прошла бы сквозь защитное поле. Через пять, самое большее, десять минут после нападения на Станцию она появилась бы здесь. Ару были бы разбиты и рассеяны, а он сам спасен. Но...
Но кому нужен не имеющий профессии марьют, если заменить его ничего не стоит? Для Охэйо куда проще будет восстановить с матриц копию, чем с боями разыскивать его. А он просто списан. Вычеркнут из списков. Короче — помощи не будет и он умрет здесь.
Но вместо ожидаемой паники и слез Малла вдруг ощутил ярость. Он не нужен Охэйо? Ну и плевать. Ему он тоже не нужен. Люди, между прочим, и здесь тоже живут. Кому какое дело до того, что он марьют? Да, он мало умеет, но он может и любит учиться. И учится быстро.
Его охватила внезапная дикая радость — впервые он мог делать то, что хотел сам, ни на кого не оглядываясь. Теперь ему даже нравилось, что всё так получилось.
Он настолько расхрабрился, что даже вернулся к Станции и, миновав взорванные ворота, вошел во двор. Там, впрочем, никого не осталось — даже тел убитых ару и солдат. Слева громоздились разбитые корпуса скиммеров, разодранные и смятые, как металлическая фольга.
Малла сунулся в дверь Станции, но от неё остался лишь развороченный проем, заваленный обломками. Разобрав их, он мог попасть в туннель под каналом — но без уничтоженного усилителя поля пройти бы всё равно там не смог. Конечно, шагая по берегу канала он рано или поздно наткнется на другую Станцию. Но в городе он окажется среди людей, принимающих его за сарьют...
При этой мысли Малла поёжился, потом, ловко цепляясь ладонями и пальцами босых ног, быстро взобрался по обломанному краю толстой стены на самый её верх — осмотреться.
То, что ночью показалось ему лесом, было просто заброшенным парком. За ним виднелись мокрые осевшие крыши, а за ними, далеко — темные, похожие на скалы силуэты каких-то больших зданий. Достойная цель для первого в его жизни самостоятельного путешествия.
Малла спустился, и, не оглядываясь на столицу Тайат, нырнул в заросли.
* * *
Пробравшись через мокрые кусты, он попал в странное и сумрачное место. Тут под кронами громадных деревьев таились трехэтажные приземистые дома. Их беленые стены таинственно светились в полумраке, внутренность же за разбитыми стеклами казалась залитой жидкой темнотой. Малла обходил их подальше, внимательно осматриваясь и инстинктивно стараясь ступать бесшумно. Он кожей чувствовал, что за ним наблюдают, — но не мог понять, кто и откуда, и это его беспокоило.
Впереди, между длинными серыми пятиэтажками, виднелся яркий, розовато-белый свет. Когда он, наконец, вышел к нему, то увидел посреди обширного участка вытоптанной земли ажурную башню высотой метра в три. Внутри неё свисали кабели в кольчатых шлангах. Часть длинных ламп, крепившихся снаружи в два ряда, ещё почему-то горела, хотя, судя по виду, всё сооружение не чинили уже лет двадцать. Коническая крыша из зеленого железа, жестяные плафоны и дырчатые профили каркаса были побиты ржавчиной. Малла уже видел такие башни-фонари на площадях Тайат — там они казались колоннами голубоватого света, бросая свои отблески далеко в темноту улиц. Здесь лампы странно жужжали и мигали, и юноша решил не подходить близко. Он не хотел даже думать, кто и зачем устраивает сборища у этого странного алтаря.
Деревья здесь были посажены так густо, что походили на лес. Они заполняли весь двор, под их тесно сплетенными кронами царил сырой полумрак. Дальше, за высокой оградой из обтянутой сеткой решетки, виднелось старое краснокирпичное здание давно заброшенного детского сада. Его крыша скрывалась под сплошным ковром опавших за много лет листьев, черные стволы покосившихся от старости кленов лежали прямо на ней. Никакого движения во дворе видно не было и всё вместе походило на скованное мертвым сном лесное царство.
Перед оградой этажей на пять возвышалась ещё одна башня — дощатая, с островерхой крышей, она слегка сужалась снизу вверх. Над её нижней, глухой частью зияли три пары квадратных окон — на одном уцелели деревянные жалюзи, в остальных Малла видел темные стены и узкие крутые лестницы. На фоне поднимавшихся за ней темно-зеленых громадных деревьев башня казалась игрушечной.
Это строение показалось Малле очень странным — он никак не мог понять, зачем оно. Словно зачарованный, он медленно подошел к башне. Три низких ступеньки вели к узкой, настежь распахнутой двери. За ней царил мрак — таинственный полусвет едва пробивался сквозь щели в дощатой обшивке.
Малла осторожно вошел внутрь, чувствуя, как глубоко подается под босыми ногами сгнивший пол. Несмотря на непрерывный дождь, здесь было относительно сухо. В пахнущем плесенью полумраке скрывалась целая выставка дряхлых чучел. Пыльные и побитые молью, они походили на извлеченные из склепа мумии. Юноша невольно вздрогнул. В первый миг он принял их за настоящих зверей, только мертвых, и если бы хоть один из них шевельнулся, он бы, наверное, просто умер от страха.
В углу он заметил ведущую наверх лестницу. Её ступеньки потрескивали, прогибаясь под его весом, и Малла поднимался очень медленно. На втором этаже было почти совсем темно, свет едва сочился сверху. Здесь от него шарахнулось, судя по шуму, что-то достаточно большое, но юноша не стал его рассматривать — просто торопливо полез выше. Комнатка на третьем этаже была почти пустой — лишь у дальней стены почему-то стояла развалившаяся кровать с прокисшей и заплеснивелой периной.
Деревянный каркас и обшивка башни потемнели от старости, с потолка свисали доски. Она едва ощутимо покачивалась и поскрипывала. Малла чувствовал, что башня легко может рухнуть, но любопытство манило его вверх. На пятом этаже лестница кончилась. Чердака не было, над головой сходились тонкие балки крыши. Здесь везде лежал какой-то мусор, пахло неприятно, сумрачно, сыро. Малла видел лишь серую стену дома напротив, зиявшую пустыми окнами. В задней стене башни тоже зияла дыра, из неё торчал толстый обломанный сук. Судя по нему, это строение было очень старым. Лет тридцать. Или пятьдесят.
Юноша встал на колени и, пригнувшись, заглянул в дыру. Сук наклонно вел вниз, к толстенному стволу, откуда расходилось ещё несколько. Деревья росли тесно и сучья их переплетались так, что Малла смог бы облазить весь этот довольно большой двор, оставаясь невидимым снизу. Вдруг ему бросилось в глаза ещё кое-что.
Между сучьями кто-то протянул веревки, устроив как бы подвесные дороги, но слишком ненадежные для человека, почти игрушечные — они не выдержали бы даже веса ребенка. Подняв голову, Малла увидел нечто вроде площадки из небрежно связанных веток, а выше — несколько громадных, слипшихся боками шаров диаметром в его рост. Сплетенные из веток и травы, они походили на гнезда, но в их размерах было нечто пугающее.
На несколько мгновений юноша оцепенел. Круглые дыры в шарах закрывали завесы из переплетенных стеблей. Одна из них зашевелилась, откинулась, и Малла увидел... существо. Больше всего оно походило на громадного, покрытого белесым пухом цыпленка — непропорционально длинные конечности с цепкими пальцами, маленькое тельце и громадная голова с загнутым клювом и очень яркими золотистыми глазами. Они пристально уставились на юношу и Маллу вдруг охватил страх. В этой твари было что-то невыразимо мерзкое — превратившаяся в обезьяну птица, чем-то похожая на паука — размах конечностей достигал метров двух. Охэйо вовсе не даром говорил ему о "неприятном зверье", но тогда это не очень его занимало.
Под гнездом болтался какой-то странный предмет. Вначале Малла принял его за часть манекена или куклы, но это была рука, покрытая белесой, сморщенной кожей — то, что было рукой неделю или две назад, пока её не оторвали или не отгрызли у локтя. Она свисала, привязанная за запястье. Привязанная!
Почему-то мысль о том, что эти твари разумны, напугала его куда больше их пищи. Он знал, что люди едят зверей, и не находил ничего необычного в том, что бывает обратное. Но ему вовсе не нравилось, когда людей ели осмысленно.
Как-то ощутив его страх, существо бросилось — мягко, совершенно беззвучно. Малла получил неожиданно сильный удар, и только услышав хрип, понял, что прыгнувшая тварь насадилась на выставленный стальной прут — его тело работало быстрее сознания. Громадный разинутый клюв почти возле его глаз, ужасные звуки агонии, судороги — всё это оглушило его, словно электрический разряд.
Протянув руку, Малла сбросил горячее трепещущее тело с острия — оно с шумом полетело вниз. Последние шесть дюймов прута были темными и влажно блестели. Юноша вновь и вновь чувствовал удар — жесткий сначала и мягкий потом, когда острая сталь входила во внутренности, упругое сопротивление тонких костей под ладонью — сбросить тело с копья было неожиданно трудно. Его передернуло. Слетев вниз по лестницам, он побежал прочь, всё время оглядываясь, словно за ним гнались.
Забор оказался сплошь покрыт чем-то черным и липким, как мазут, и взобраться на него Малла не мог. Бездумно повернув направо, он побежал вдоль ограды, потом повернул за угол. Тут растущие возле неё клены сплетались в непроницаемый вал, и под их кронами было уже черновато. Спеша миновать этот участок, он помчался стрелой, пока не заметил широкие распахнутые ворота. За ними был второй детский сад — сейчас от него остались лишь засыпанные песком заросшие участки и коробка двухэтажного здания, зиявшая выбитыми стеклами. Выросшие у стен кусты поднимались до второго этажа, коричневое дерево оконных переплетов и дверей казалось очень ветхим на фоне светлого кирпича.
Замерев и отдышавшись, юноша понял, что его страх глуп — существа с такими конечностями на земле почти беспомощны. Но когда-то это было что-то вроде ястребов, и их метаморфоза пугала юношу — особенно когда он представлял, КАК это могло случиться. Громадные глаза и окраска говорили о долгой жизни под землей. Этот вид возник где-то в пещерах, и Малла поёжился, представив, как они должны выглядеть. Воплощенный ад с демонами. Демонами ночи, потому что днем эти твари должны спать.
Но, пробираясь дальше среди древних ржавых гаражей и высоких заборов, он просто забыл об этом.
* * *
— Если бы не вы, Охэйо-сарьют, ару точно ворвались бы в столицу, — сказала Лэйит. Они вдвоем стояли у мультипланара в просторной рубке "Анниты", разбирая итоги вчерашнего сражения. — Но наш флот решил исход дела, — из тридцати универсальных транспортов ару мы уничтожили пять, остальные убрались.
— Вообще-то не бог весть какое достижение для таких сил, — хмуро ответил Охэйо. — Собрав тридцать крейсеров и восемь десятков эсмицев, вы могли уничтожить их полностью. Впрочем, начало — и неплохое — положено. Но только, Лэйит, дней через семь они вернутся куда большими силами. Ару очень мстительны и не прощают потерь. Нам нужно собрать двести-триста крейсеров и хотя бы десяток мониторов. Тогда всё будет в порядке... на этот раз.
— Корабли будут. К нам подойдут силы двадцати систем, — угрюмо ответила Лэйит. Она изучала данные о потерях — из 80 эсминцев 59 было уничтожено, из 30 крейсеров — один. Технология бозонных полей не допускала компромиссов — либо корабль выходил из боя целым... либо исчезал навсегда со всем экипажем. За какие-то сорок минут ВКС Тайат потеряли почти шесть тысяч человек. Потери ару превысили сорок тысяч — в основном, десантники на погибших кораблях. Вполне достаточный повод для мести. — Но мне не нравится, что вы выбрали наш мир для начала кампании, Охэйо-сарьют.
