| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Бросьте, — я по-дружески хлопнул товарища Сергея по плечу и разместился напротив. — Никто и не собирался. Поймите меня правильно, это было вполне себе рациональное решение. Основное направление удара 260-й дивизии генерала Шмидта — Таруса и Серпухов. А Алексин у них как камушек в сапоге. Задача же Короткова как можно дольше сохранить этот камень, а мы сделает так, что он станет с острыми краями размером с булыжник. Герасим Васильевич вообще поначалу предполагал, что вы не сунетесь к переднему краю. А оно вон как оказалось: оставили тёпленькое и сытное местечко и сюда, в подвал. Небось, понравилось, как в столовой кормят, и вестовой чай с кофе по первому требованию приносит? Не отвечайте, мне тоже понравилось. Однако, я снова к вам с просьбой.
— Уж излагайте, — товарищ Сергей по-барски развалился на стуле. — От чая не откажусь.
— Это запросто, — извлекая из портфеля термос. — Со мной прибыли корреспонденты, Константин Симонов и Павел Трошкин. Они пойдут на катерах, будут фотографировать и вести беседы. Я предлагаю вам сопроводить их.
— А это никак не связано с разведывательной группой?
На самом деле, план локального контрнаступления удачным образом совпал с приказом командования провести в этом районе активные действия. Планировалась эвакуация какого-то важного человека с секретными документами. Кто это, даже полковник Коротков не знал и когда Герасим Васильевич внёс предложение опробовать новые катера, был принят резервный план, который за сутки оброс приятными для командира дивизии дополнениями и должен был сегодня представлен к обеду в штаб 49-й армии. Фактически, при отсутствии самых резервных резервов и постоянными попытками как-то повлиять на продвижение противника к рабочему посёлку Петровский, на проведение операции даже роту выделить не могли. Остатки 5-й гвардейской дивизии отправили на станцию Таруса и плотность обороны в цифрах соответственно ужалась.
— Это у Мухина уточните, что он там забыл в Кольцовских каменоломнях, — любезно ответил я. — Меня в такие секреты не посвящают. Помните, как Соломон высказался про знания и печали?
— Понятно. Давно хотел познакомиться с известными корреспондентами. Это ведь они сделали фотографии разбитых немецких танков под Буйничами? Вы же тоже там были где-то в это время. И отряд Катюшина оттуда.
— Мало ли где я был, — уходя от ответа, произнёс я. — Ни с Симоновым, ни с Трошкиным я ранее не был знаком. Сами их спросите и главное, постарайтесь вернуться живым и здоровым. Впрочем, можно только живым, здоровье поправим.
— Я же не из праздного любопытства, — обиделся товарищ Сергей.
— Вообще-то их из администрации Жаворонкова направили в самую боеспособную часть, где ещё осталась и появилась новая техника. В горкоме сразу указали на Марьино, так как пропаганде и её сестре прессе нужно поддерживать мифы и создавать непобедимые образы постоянно, а там, в лесу вместо танкового полка только временный штаб, направленные на ремонт сгоревшие танки и десяток пулемётовозов с 'французами'. Отчего вы так скривились?
— Да так, — всё ещё хмурясь, сквозь зубы процедил он. — Просто вы упорно отрицаете тот факт, что разящий меч должен быть заточен точилом пропаганды. Это же очевидно.
— Это вынужденная слабость, — не подтвердил я. — Мне просто претит, когда народ держат за болванов, и когда у людей нет выбора получения информации из разных источников или хотя бы от независимой стороны. Радио послушать, так у нас одни победы. Рано или поздно всё это замалчивание обернётся тем, что слова из репродуктора станут считать набором лжи.
— Вы мне одного знакомого анархиста-утописта напомнили, — сказал товарищ Сергей. — Он долго не мог понять, что народом нужно управлять, а не предоставлять свободу выбора. Дальше что было?
— На мою беду в Марьино мы и встретились. Фотографировать кладбище советской техники или не обладающими внушительными размерами английские танкетки (Universal Carrier Mk.II) Трошкину оказалось совсем не интересно, и я предложил сделать фоторепортаж с катерами. Масштаб уже другой, да и об этом они ещё не писали. Вот так и прилипли военкоры к нам, а уже непосредственно в Алексине наши дороги разошлись, они на пристань, а я по понтонному мосту к вам. Катера стоят под маскировочной сетью на стоянке речного трамвая. Возьмите для знакомства, иногда это помогает.
Я протянул извлечённую из портфеля бутылку.
— Спасибо за коньяк, — поблагодарил меня комиссар и по-простецки сунул пузатую бутылку в карман шинели. — Если не секрет, вы сейчас куда?
— На пункт связи, должны же немцы узнать о нашей контратаке. Или вы не знали, что телефонная и радиосвязь Алексино прослушивается?
— Не знал, — откровенно сознался товарищ Сергей. — Насколько я понимаю, все значимые донесения шифруются и есть ВЧ-связь.
— Шифрограммы ведь и дешифровать можно, хоть это и занимает некоторое время, а с телефоном не всё так однозначно. Тем не менее, ещё находятся одарённые личности, которые прут буром в прямом эфире и откровенничают по телефону. Особенно гражданские и самоуверенные военные.
— И вы знаете кто?
— Чего там знать. Вы, например, когда изъявили желание перебраться сюда и сообщили об этом Мухину. Или когда пытались дозвониться в горком партии. Или позавчерашний разговор с батальонным комиссаром Власенко. Постоянная бдительность, товарищ Сергей.
В этот момент сквозь толщу стен послышались выстрелы 85-мм зенитки бронепоезда и затарахтели, подключаясь к общей обороне 40-мм 'бофорсы' ПВО 'Парголовского полка'. Началась утренняя бомбёжка и выбранный временным пристанищем дом как раз оказался на векторе атаки самолётов люфтваффе. Немцы в который раз пытались навредить стоящему на трёх быках железнодорожному мосту, а зенитчики ставили заслон в попытке сбить хоть один 'юнкерс'. Ни тем, ни другим ничего не удавалось. Бомбы упорно отказывались попадать в мост, обезобразив воронками оба берега Оки, а снаряды в самолёты. Однако паритетом эту ситуацию назвать было нельзя, по мосту паровозы всё ещё следовали, а значит, пол-очка в нашу сторону.
— Это уже паранойя какая-то, — возмутился комиссар, с опаской поглядывая на потолок. — Власенко сам позвонил и когда я спрашивал кто, то имел в виду шпионов противника.
— Если бы я знал...
При всей дотошности документооборота Абвера по событиям в Алексине в ноябре 1941 года, сохранились лишь упоминания в рапорте об успешной работе агента 'Maus'. Что же по поводу утечки, то она тут, при штабе Короткова. Все значимые приказы отданные полковником по перемещению войск за последние полторы недели были известны немцам. Война это искусство обмана и на начальном этапе противник на голову был выше нас. Поэтому для всех, контрнаступление намечается на 23 октября, о чём я и поведал по окончании бомбёжки.
* * *
Ближе к вечеру к узловым оборонительным позициям 238-й СД, проходящим по реке Пытоля начиная от Богимово и по линии Степановское-Китаево до железнодорожного переезда, стало подходить чуть ли не сплошь вооружённое ручными пулемётами подкрепление. В толстых безрукавках поверх зимних ватных телогрейках, в утеплённых штанах, с касками на головах и свисающих со спины из-под рюкзаков почти до колен ковриках они походили на речных обитателей. За глаза их тут же прозвали 'раковыми шейками', но серьёзные мужики с загорелыми лицами не обижались на молодёжь. Судя по возрасту, пополнение редко было моложе пятидесяти лет. С навешанными на груди кучей подсумков и прочими тяжестями, 'парголовские старички' тем не менее, шустро заняли предложенные места и принялись выспрашивать хозяев окопов о каждой мелочи. Где мины поставлены, где колючку оборвало, где овражек с ямой, откуда воду брать и где лучше не ходить. Неверно думать, что придя на новые позиции нужно хорошо знать лишь три вещи: расположение сортира, во сколько появляется кухня и с какой стороны стреляет противник. На передовой лишних знаний вообще не бывает. Поэтому завязавшиеся разговоры можно было услышать и у блиндажа, и у пулемётного окопа, и в траншеях у дороги и даже у склада с боеприпасами. Ну, а наиболее душевная беседа происходила у закипающего самовара возле землянки связистов.
Особое внимание привлекал командир прибывшего отряда. Выделявшийся седой окладистой бородой и отзывавшийся на имя Исидор Иванович Нащёкин он вообще мог поведать про сопки Манчжурии от первого лица и почему всегда не хватает снарядов, а в тылу народа в разы больше чем на передовой. Его опрятный внешний вид, привычная ровная осанка кавалериста с неподдельной выправкой и командная выдержанная речь сеяли подозрения об офицерском происхождении. А проскакивающие в общении слова: 'позвольте', 'милостивый государь', 'что вы как барышня на первом балу' — подтверждали. Но вряд ли кто-либо воспринял это знание с негативной стороны, да и не скрывал он правды о прошлом. Какой смысл о чём-то врать или утаивать, когда следующее мгновение может стать последним? А то, что к опытному товарищу стоит прислушаться — понимали все без исключения, в том числе и политрук, и вопросы не стеснялись задавать. Всё то, не писанное, не закреплённое в уставах и директивах, всё-таки было той частью сути армейской жизни, не считаться с которой не мог ни один солдат. Все, кто ещё не потерял человеческого лица, хотели хоть словечком обмолвиться, поделиться своей жизненной историей, мыслями, переживаниями, распахнуть перед кем-то душу и получить взамен той же монетой. Без условностей, без всяких ограничений, по-людски, честно, как с ладони. Так к нему обратился красноармеец из последнего пополнения призванного буквально на днях. Знакомство с ним началось, когда ему разрешили подержать огромную винтовку — противотанковое ружьё . К сожалению, в эти осенние дни провести полноценное обучение солдатской науки у Красной Армии возможности уже не было. Там, где под угрозой стремительной потери территорий собирают народное ополчение, явно не до жиру и даже полтора месяца 'учебки' внезапно стало непозволительной роскошью.
— Страшно ли на войне, спрашиваешь ты? Страшно, внучок. Ведь если исчез страх, то стоит оглянуться, нет ли поблизости апостола Петра? Хе-хе, — по-доброму рассмеялся он.
Достав откуда-то из множества своих карманов портсигар, Исидор Иванович прикурил папиросу и продолжил:
— Страшно понимать всю бессмысленность, когда люди убивают себе подобных. Страшно осознавать, что в следующее мгновенье убить могут твоего друга, соседа, даже тебя. Теперь больше не стало посторонних и все об этом размышляют. Кто-то спасается от тяжких дум водкой, германец первитин жрёт, французы опиаты курят, англичане бензедрин. И только усталость может побороть этот страх. Усталость от всего обыденного, когда смерть и жизнь сидит по соседству, когда день повторяется за днём, из месяца в месяц. Когда устанешь настолько, что перестанешь бояться этого страха. Но не доводи себя до этого, потерявши страх — потеряешь человечность.
— Выходит и вам страшно?
Возможно ли было услышать подобный вопрос в мирной жизни? Проклятая война изменила всё.
— А как же! Видишь, на мне каска. Потому, что нет ничего опаснее шрапнели и осколков. Слышишь? — Исидор Иванович постучал по жилетке на груди — стальная пластина. Ибо когда в штыки пойдём, самая страшная рана в живот. На ка, — Нащёкин ловко расстегнул ремешки подсумков, и вскоре безрукавка оказалась в его руках — примерь.
— А вы?
— Носи. Я старым башлыком прикроюсь. В мои года больше стужи стоит опасаться.
Красноармеец оглянулся по сторонам, облачился в броню поверх шинели и, обнаружив стальной шлем у бруствера, водрузил на свою голову. Тяжело, неудобно, но страшиться нужно с умом.
Вскоре со стороны железнодорожного перрона подъехал странного вида броневик, похожий на сундук на гусеницах в серо-белых разводах. Ещё со вчерашнего дня на передовой появлялась машина с громкоговорителем и вместо демагогии о прелестях сдачи в плен пластинка играла рёв двигателей. Немцы машину засекли и даже посмеивались ненавязчивой хитрости русских. А зря, маскировка ведь разная бывает. Пока из броневика сгружали длинные ящики, кто-то из новоприбывших вытащил буссоль и, закрепив на земле, подкручивая колёсики и ведя записи, выяснил нужные данные по углам в вертикальной и горизонтальной плоскости. Стоило этому произойти, как водитель 'сундука' ловко развернулся на гусеницах, вращая их в разные направления, и на образовавшейся площадке замелькали сапёрные лопатки. Уже в сумерках, позади блиндажа стояли четыре конструкции с ножками как у паука, на которых покоились реактивные снаряды.
Сплошной линии укреплений с прорытыми траншеями, эскарпами, противотанковыми рвами и минными полями тут не существовало, да и особой нужды из-за специфики местности не было. Корабль проецировал на разложенную карту небольшие поля и пастбища возле поселений, дороги с тропинками да сплошной ковёр из раскинувшегося широко и привольно леса с извилистыми реками и притоками стремящиеся к Оке. Они перетекали между пологими взгорками-гривками, пересекали дороги и просеки, врубались в чащобу и раздвигали луга. Такова природа Среднерусской возвышенности, так обожаемая Чеховым. Кстати, в Богимово как раз и находилась его усадьба. Оборона на подступах к городу Алексин строилась на опорных пунктах вокруг пушечных или пулемётных ДЗОТов, контролирующих либо населённый пункт с дорогой, либо высоту. Там где инженерные части с помощью мобилизованного мирного населения успели что-то соорудить, выстраивалась логистика с подвозом и сообщением, а где нет, как в том же Коврово, располагались наблюдательные пункты, часто даже без проводной связи. Говоря сухим языком, отсутствие современных средств передачи информации и обмена данными влекло к несвоевременным докладам, что не могло не отразиться на эффективности управления подчинённых формирований. Всё изменилось этой ночью. На время операции на самых важных участках 843-й стрелковый полк пополнился двумя взводами радиосвязи из тульского гарнизона на французских мотоциклах (Gnôme & Rhône AX 2 RM) с колясками и рациями. Расторопные юноши и девушки обустраивали пункты связи, садились на мотоциклы и неслись к новым объектам, успев за сутки обеспечить полк радио и телефонной связью по последнему слову техники.
К девятнадцати часам на полустанок Самойлово прибыла тяжёлая мотодрезина с башнями от танка т-28 и платформой. Бойцы выставили сходни на насыпь, и по ним аккуратно сошла эрзац САУ, чтобы занять место вдоль шоссе по направлению к деревне Никольское. 'Комсомольца' тут же обложили еловыми лапами, установили антенну и натянули тент от непогоды и вражеских авиаторов. Выставленное на прямую наводку орудие взяло дорогу под контроль. Шанс прорыва минимален, но чем чёрт не шутит. Немцы не раз доказывали своё упрямство, подтверждая звание лучших солдат Европы, и их танки вопреки предположениям часто оказывались в совсем неожиданных местах. Мотодрезина же освобождая путь бронепоезду на малом ходу покатилась по направлению к деревне Юркино. Именно с этого момента начался отсчёт начала операции.
* * *
Часом ранее, на окраинах Ферзиково к пяти немецким танкам прибыла машина с топливом, а в госпитале поблизости стали готовить койки. Любое наступление начинается не на линии соприкосновения, а прежде всего в тылу. Сначала на картах в штабе, потом на складах и помещениях сопутствующих служб, где рассчитываются килограммы с километрами, вылеты с часами и прочие потребности; только потом солдаты идут в атаку.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
