Неки замер — этот голос был ему знаком. О, как он надеялся больше никогда не услышать его. По правде, он вообще надеялся, что обладатель оного давно кормит червей! Но он здесь, а холодная сталь прижимается к горлу... Сейчас бывший наемный убийца не строил иллюзий — если объединенная Гильдия нашла его, то уж точно не для того, что бы вручить премию! Скорее уж, что бы напомнить, что из Гильдии нельзя уйти на покой по собственной воле, разве на вечный. Так же Неки понимал, что сопротивление бесполезно — Глава не мог придти один, да и сражаться с кинжалом у самого горла несколько проблематично...

Они так бы и стояли, думая каждый о своем, если бы были одни. Некатор пришел в себя, когда один из младших поваров уронил тяжелую крышку от кастрюли на пол, после чего, аккуратно повернул голову направо и, пытаясь взглянуть на лицо мужчины, доброжелательно произнес:

— Убери ножик, старый Кречет, а то парень решит, что ты хочешь меня зарезать! Ха-ха-ха...— немного натянуто рассмеялся Лис.

На лице Главы медленно появилась улыбка, после чего он, так же смеясь, убрал нож и воткнул его в столешницу. Крепко приобняв Лиса, он проронил, обращаясь к замершему помощнику:

— Да успокойся, парень, шутим мы так! Вот сейчас сядем где-нибудь, вспомним молодость! Эх, как мы лет пять назад развлекались! Вам, молодым, и не снилось.

Некатор тоже улыбался, так что парнишка совершенно успокоился — ну чего такого странного, что друг повара встретил его крепким захватом? Ведь не менее странна и привычка Неки встречать гостей "в ножи". А о том, что связывало этих двоих, лучше и не знать. Некатор, без труда проследив все эти выводы на лице простодушного парня, кивнул своим мыслям, и, уже развязывая фартук, сказал:

— Мы с моим...— он немного замялся, не зная как представить своего предстоящего убийцу.— Старым другом поднимемся наверх, поговорим, вспомним хорошие деньки. Ты ведь сможешь все доделать сам?

Дождавшись утвердительного кивка, бывший наемный убийца и его Глава вышли в зал. Если говорить честно, Неки не особо надеялся, что сможет проскользнуть, не замеченный друзьями, но все равно сердце испуганно забилось, когда на него упал вопросительный взгляд барда, и тот удивленно поднял брови. Рассеяно улыбнувшись в ответ, повар жестами постарался показать, что все в порядке, не отвлекайся, пой...

И, кажется, у него все получилось. Но когда он уже почти поднялся наверх, то заметил как за столик барда приземлилась Фури, и Неки удрученно вздохнул — обмануть хитрую воровку у него не получалось не разу. Но, в конце концов, ему-то какая разница, вряд ли он вообще еще раз спустится вниз. Нет, он не собирался сдаваться без боя, но трезво оценивал свои силы — против Главы он не выстоял бы и в лучшие свои годы, а тут, после почти пяти лет перерыва, он не стоил и валета Гильдии.

Так что шел он спокойно и гордо. Как на эшафот.

Последняя комната второго этажа, за неприметной серой дверцей, с самого основания трактира числилась за Неки. Небольшая, места хватало только на кровать, столик, стоящий у окна и два грубо сколоченных табурета. Маленькое окошко было занавешено бледно-зеленой тканью, на столе в простом подсвечнике стояла практически оплавленная свеча, а под ней лежали какие-то документы, записи, высушенные травы...

Над кроватью, на прибитой к стене полочке, стояли три книги — "История", "Сказания и легенды Соррена" и "Кулинарная книга". Множество закладок и загнутых страниц показывали, как часто их хозяин снимает с полки и перечитывает. Все в этой комнате было предельно аккуратно и чисто; и начищенный полы, и заправленная кровать— все говорило о том, что здесь жил именно Некатор.

Закрыв за Кречетом дверь, Черный Лис расположился у стола, небрежно опираясь на стол и сложив руки на груди. Глава, тоже, скорее всего, по привычке, сел на табурет у стола. Все как раньше.

Хотя нет, не так. Некатор уже давно не Черный Лис, а Кречет не его Глава. Да, все теперь именно так и Неки готов заплатить даже жизнью за эту правоту. Он, резко отойдя от стола, перевел дух и, победно улыбнувшись Кречету, развалился на кровати. Он ждал от Кречета всего — криков, обвинений, равнодушного убийства, всего, что бы вязалось с образом его Главы, но тот просто сидел, смотрел на него и улыбался.

— Так вот куда ты скрылся, Лис? А мы думали, что ты уже сгинул в тюряге, если не пришел домой. А ты решил сбежать, да?— грустно проронил он.— Это хоть стоило того, а, Лис?

Неки молчал, смотря в потолок, вспоминая... Вспоминая, как они, израненные, голодные, шли через леса, скрываясь от погони, что шла по пятам беглецов. Как они делились всем, что было, последними крошками, как спали, прижавшись друг к другу, как дрались плечом к плечу с королевскими солдатами. Вспоминал, как они пришли в этот город, как работали на износ, что бы выкупить это здание, как чинили его, своими руками делали мебель, красили стены. Вспоминал и то, как, уже открывшийся трактир еле выживал, как появлялись первые постоянные посетители, как они шумно и весело прогуляли первую серьезную выручку. Как веселились и подшучивали друг над другом, как доверяли все свои тайны, как жили полной жизнью, впервые с далекого и почти забытого детства. Они... Ипис, Некатор и Фури.

Так, что он ответит, прямо смотря в глаза самому опасному человеку Гильдии, смотря в его равнодушные глаза:

— Да, стоило.

И снова отвернется. Он ни о чем не жалеет. Не о чем жалеть... Разве что, о том времени, что он провел под рукой Главы. Только о нем смеет сожалеть Черный Лис, в этот миг по-настоящему ставший БЫВШИМ наемным убийцей. Только о нем.

Глава не спешит продолжать разговор. Он смотрит на лежащего мужчину и думает. Неки не имеет понятия, о чем думает этот человек, и совсем не уверен, что хочет это знать.

— Знаешь, — начинает Кречет, — когда я тебя сегодня увидел, то решил, что тебя послали ко мне Боги. Сейчас я уже не уверен.

Он снова молчит, подбирая слова, пытаясь сказать что-то важное.

— Ты изменился, знаешь? Ты уже давно не Черный Лис. Мой друг умер. Ты не мог умереть от боли, страданий, крови, заливавшей тебя. Тебя не смогли сгноить подземелья тюрьмы, не смогли убить королевские солдаты. Но ты умер потом. Тебя убили старик и девчонка.

Он хрипло смеется, буквально сгибаясь пополам, выплескивая смех как болезненный кашель. Он не может остановиться.

— Твои глаза мертвы Некатор.

— Зато сердце снова живо— парирует Некатор.

— "Зачем сердце, если оно умеет болеть?" — твои слова, помнишь? Неужели, они так много для тебя значат? Неужели, ты настолько изменился?— хрипло и неверяще продолжает гильдиец, вглядываясь в лицо своего бывшего подчиненного и практически друга.

— Знаешь, Кречет, я теперь знаю, что оно умеет и любить.

Усмешка на губах его собеседника поблекла, когда он жестоко сказал, даже не глядя на Лиса:

— Ты абсолютно бесполезен.

— Не представляешь, Кречет, как это меня радует!— засмеялся повар.— Ты сделал мне лучший комплимент!

В этой комнате сидят двое. Один, гордо распрямив спину, приподнялся над кроватью и смотрит в затылок второму, рассеяно разглядывающему крашеный кирпич стены. Они молчат. Теперь им не о чем разговаривать.

Кантаре,

Странствующий бард

— Что-то Неки долго не спускается, — заметил Кэсс, опускаясь на соседний стул. Небольшая тарелка с птичьим мясом, которую он принес с собой, забирает Рене и тут же начинает перетаскивать овощи на тарелку к сиду. Шурай, несказанно радостный такому положению вещей, только еще больше щурит глаза, так что на вопрос некроманта просто тихонько интересуется:

— А что он куда-то уходил?

Пока парню объясняют, что к чему, я встаю, что бы найти Фури, снующую по залу, и расспросить ее подробней о странном госте приятеля. Но она лишь махнула рукой, чтобы мы не волновались, "Неки сам разберется". Однако, что-то мне подсказывало, что неприятности только начинаются.

Таверна медленно пустела, и вот уже минут пятнадцать как оставались последние три столика — наш, за которым мы ждали Неки, столик старика, за которым ждали, соответственно старого знакомого человека, да столик под лестницей, занятый некими подозрительными личностями в плащах. Хотя, он всегда занят исключительно таковыми.

Прошло больше двух часов, а Неки все не возвращался.

Теперь беспокоились уже все.

Некатор,

Наемный убийца

Когда Глава вышел из комнаты, на плечи сидящего на кровати мужчины, казалось, опустился небосвод — настолько сильно сжалось сердце и перехватило дыхание. Он знал, что уже сегодня ночью покинет этот тихий мир таверны и больше никогда не увидит ни Фури, ни Иписа, никого. Сможет ли он жить после того, как совершит это предательство? Вряд ли... И Глава это знал.

"Да, Черный Лис, ты и забыл то, как этот человек умеет играть на чужих чувствах... Они будут меня ненавидеть", — тяжелый стон вырывается из горла измученного человека. Он снова потеряет семью. Опять... "Но теперь..." — слабая улыбка трогает искусанные в кровь губы. — "Но теперь, они хотя бы будут живы."

И смех вырывается из горла, горький смех пополам со слезами, холодными и жгучими, разъедающими душу, смывающими улыбку с его лица и вновь замораживая сердце. Когда успокоившийся человек поднял глаза, из них на мир вновь смотрел мальчик, на чьих все еще трясущихся руках застывает пряно пахнущая кровь. Испуганные и бездушные глаза которого разучились видеть счастье. А из окна за его спиной светит безжалостное око полной луны.

И на ноги поднимается Черный Лис.

— У меня нет выбора, — звучит его холодный голос в полумраке комнаты.

"Этой фразой ты всегда успокаивал свою совесть?"

Кантаре,

Странствующий бард

Когда сверху спустился старик, покрытый шрамами, спокойно кинув, что Неки чуть-чуть задержится, я едва сдержал порыв немедля броситься проверять, а жив ли вообще человек. Причин доверять этому наемнику у меня не было. Но прежде, чем я успел подойти к лестнице, наверху показался друг.

Он шел, небрежно постукивая костяшками пальцев по перилам, улыбаясь и что-то говоря, а я стоял и смотрел на него, не понимая, почему мне кажется, что с ним что-то не так. Казалось, что в зал спускался совсем не тот человек, с которым мы дружили на протяжении последних недель... Его походка стала еще более тихой, а движения плавными. Да-да, это было так, но не это испугало меня больше всего.

Когда он остановился, не дойдя одной ступени до меня, и встал, становясь выше меня почти на голову, он не смотрел мне в глаза. Я, нахмурившись, попросил:

— Неки, посмотри на меня. Неки, что случилось?

На лицо Некатора ложилась тень, не давая рассмотреть его глаз, не давая понять, что с ним твориться. В нем не было страха, боли, которые так хорошо знакомы мне; в нем не было ничего. Лишь холодная пустота.

— Неки, — я невольно отступаю на шаг, когда он, словно решившись, делает шаг вперед. Я не вижу, но знаю, что за нами сейчас следят все — и друзья, не понимающие, что происходит, и наемники, и Ипис, понявший все намного раньше, чем я.

Я понял все лишь тогда, когда к моему боку прижалось ледяное лезвие ножа. Мы молчали, словно не замечая ничего происходящего вокруг. Я наконец-то увидел его глаза, холодные, похожие на хрусталики, вставляемые дорогим куклам — такие же завораживающие и бездушные. Он не видел меня сейчас.

Как ни странно мне не было страшно. Наверное, я не мог до конца поверить, что это все всерьез, что Неки собирается меня убить. Я просто смотрел в его глаза. И вдруг, словно из-под толщи воды, я стал чувствовать его боль. Страшная, иссушающая, неуспокоенная, она рвалась наверх, ломая его, корежа его душу...

Там, в темноте, на грязном полу, под кроватью, в луже крови лежал мальчик, невидяще уставившись вперед. С кровати свешивалась рука — изящная ладонь и тонкие пальцы, покрытые мозолями — а между пальцев тянулась тонкая струйка крови, и с искореженного указательного пальца срывались капли, разбиваясь о каменный плиты — кап... кап-кап... кап. А мальчик лежит, не способный от страха даже пошевелиться, и смотрит — кап, кап, кап... Я заворожено смотрел на это, не в силах оторвать взгляд от этой жуткой капели...кап...кап...

Меня привела в себя резкая боль в боку. Медленно, вгрызаясь, в плоть погружался нож, а Неки все так же смотрел вперед, не на меня, сквозь... куда-то далеко назад. Кого ты видишь сейчас, кого?

И, едва стоя на ногах от боли, я вцепился в его рубашку, закрывая ото всех, и прохрипел, надеясь, что он все-таки расслышит:

— Возвращайся, Иреней...

Черный Лис,

Наемный убийца

Черный Лис не мог понять, почему он не убил цель сразу. Стоя вплотную к золотоволосому дроу, он не мог завершить заказ. Теплая рукоять ножа привычно лежала в ладони, а неуклюжее лезвие прижималось к боку парня, так, что никто из полупустого зала не мог видеть происходящего, но что-то с ним было не так. Что-то случилось...Память подводила. Черный Лис помнил, как был в темной камере королевской тюрьмы, а потом... Потом он очнулся с новым заказом.

Он не понимал, почему те люди, за спиной заказа, улыбаются и машут ему, почему старик за барной стойкой взволнованно смотрит, а заказ, даже ощущая под ребрами острие ножа, что недвусмысленно надавливает на плоть, не в ужасе пытается сбежать, а упрямо ищет его глаза. Здесь что-то не так. Но за дальним столом немигающе горит взгляд Главы, и Черный Лис послушно погружает нож. Привычно. Обыденно.

Но снова все идет не так.

Парень, не проронив ни слова, падает вперед и. неожиданно, хватает Лиса за рубашку. А потом, наклонившись к уху, произносит красивым, но искореженным болезненной хрипотой, голосом:

— Возвращайся, Иреней...

И взрыв.

Светлая комната, с теплыми каменными плитами, нагретыми жарким летним солнцем, маленькая — места там хватает лишь для кровати, накрытой тяжелой тканью и столика с большим, искусно украшенным зеркалом и обитой бархатом табуретки, на которой сидит красивая темноволосая женщина.

У ее ног, на потертом ковре играют двое. Мужчина-полуэльф с нечеловечески красивыми глазами, похожими на два сапфира и темноволосый мальчик лет десяти. Неплохая таверна, приютившая их, стояла на краю большого города, и была самым лучшим местом, где могли укрыться беглецы. Мальчик, которого смеющаяся мать называла Иренеем, не понимал, почему отец так напряжен, почему смех матери такой холодный, почему в эту ночь они так и не легли спать...

Когда он понял, было уже слишком поздно.

Лис никогда не мог вспомнить, как же все было той ночью, он помнил лишь как он, лежа под большой кроватью, смотрел на капающую кровь.

Кап. Кап. Кап.

Огромная полная луна, прорываясь сквозь занавешенные дорогой тканью окна, освещает большой зал, где, развалившись на диване, в ужасе визжит толстый старик. Вокруг тишина, прерываемая лишь спокойными шагами семнадцатилетнего парня, покрытого с ног до головы кровью. Старый, ржавый нож, крепко зажатый в руке, дрожал, а остекленевшие глаза подростка, не отрываясь, смотрели на старика.