Буря приключений

— Киска, — учтиво, почти ласково обратился он к певичке, выпутывая ее цепкие пальцы из своих волос. — Ты права, я слишком долго не был в Тарисе и оставил тут кое-какие незавершенные дела, оставил тебя, но теперь я вернулся.

— Да, котик, — блаженно промурлыкала Уна, умащивая головку на плечо принца и томно прикрывая глаза. Длинные черные волосы рассыпались по груди Мелиора, а часть угодила во взбитые сливки и желе пирожных.

— Мне всегда так нравился твой голос, — продолжил плести паутину Лоулендский Паук.

— Правда? — кокетливо перебила мужчину Уна, пребольно ущипнув Мелиора за щеку. Н а бледной коже принца расплылось ярко-красное пятно.

— Да! Он и сейчас сводит меня с ума, — абсолютно искренне, от чистого сердца признался мужчина, следя за тем, как скрытая усмешка на лице Элии становиться откровенной ухмылкой.

— Ой, котик! — брюнетка восторженно взвизгнула, подпрыгнув на коленях принца, и залепила ему смачный поцелуй.

— Так вот, киска! — Мелиор с трудом подавил желание взять салфетку, утереться после этой ласки и затолкать в глотку Уны, а самому прополоскать рот чаем. — Спой сейчас для меня что-нибудь о любви.

— О, котик! Ну конечно! Ты такой романтичный! — глупышка шустро вскочила и, послав воздушный поцелуй своему вновь обретенному возлюбленному, вернулась на сцену.

Печальный косматый бард как раз закончил очередную душещипательную балладу о Вечном Страннике и Семи Ключах. Заслонив собой коллегу, женщина приняла соответствующую позу, при которой в разрезах появились интригующие подробности ее анатомии, и прощебетала:

— А сейчас песня для всех вас и моего котика. Я так счастлива!

Уна запела широко известный романс 'Два сердца'. На середине второго куплета певица, выводившая рулады столь самозабвенно и проникновенно, что публика отвлеклась от своих тарелок, вдруг широко открыла глаза, прижала руку к груди и, тихо ойкнув, осела на сцену. Зал ресторана непонимающе замер, а потом зашумел и засуетился. Вскочили кое-какие клиенты, вскрикнуло несколько женщин, кавалеры принялись успокаивать своих дам, прибежали вызванные охраной и официантами хозяйка, лекарь и начали хлопотать вокруг певички. Рассеянный бард жался в углу сцены, обнимая свою лютню.

— Ты уже пообедала, дорогая? — обратился Мелиор к сестре, встряхнув под столом кистью, чтобы рассеять остатки заклинания остановки сердца. — Мы можем удалиться от этой пустой суматохи?

— Да, милый! — принцесса проглотила последний, самый вкусный кусочек пирожного, промокнула губы мягкой салфеткой и, надев шляпку, поднялась.

— Моей даме стало не по себе, ей нужно на воздух, — Мелиор мягко коснулся плеча впавшего в нервный ступор официанта и вложил в его руку несколько монет, щедро оплачивая счет.

Боги беспрепятственно покинули здание, оставляя позади перепуганную толпу, труп певички, и недоеденные Мелиором пирожные, желе и суфле, в которых побывали волосы темпераментной Уны.

Спускаясь по ступенькам, принцесса бросила косой взгляд на брата, тихонько хмыкнула и прошептала еле слышно, словно пробуя на язык: 'Котик... А в этом что-то есть!'. Мелиор смолчал, стиснув зубы. Мужчина боялся, что если он сейчас хоть чем-нибудь выдаст свое неудовольствие, то принцесса будет звать брата котиком до конца дней. Его дней!

Что касается только что совершенного хладнокровного убийства, то совесть принца была абсолютно чиста. Его оскорбили, унизив перед единственной женщиной, чьим мнением бог дорожил, и единственное, что мог сделать мужчина, это смыть позор кровью... оскорбительницы. Его оскорбили — он убил. Поведение Мелиора полностью укладывалось в эти традиционно лоулендские рамки. Кроме того, принц не боялся обвинений в убийстве. Даже если по какому-то вопиющему недоразумению некий сверхталантливый и могущественный маг (а что таким делать на службе в полиции, если есть простор частной практике?) сможет обнаружить остатки чар и вычислить по ним творца заклинания, предъявить обвинение принцу Лоуленда на основании столь слабых следов никто не посмеет. Впрочем, Мелиор был убежден, что никаких улик после себя не оставил, и его самоуверенность была вполне обоснованной.

Сразу после того, как лоулендцы в поднявшейся суматохе покинули ресторан, прибыл маг-полисмен с нарядом, вызванный перепуганной хозяйкой по амулету связи. Служитель закона вытащил из-за пазухи белый медальон и положил его на труп брюнетки. Обождав пять минут, он надел его снова и с неприязнью покосился на хозяйку, вынудившую его покинуть прохладу караулки и совершить путешествия по удушающей жаре ради пустого дела. Женщина устремила на мага вопросительный взгляд, нервно теребя от волнения носовой платочек, подмоченный слезами и истерзанный в беспокойстве за имидж приличного заведения. Полисмен надменно процедил, щелкнув ногтем по белому медальону:

— Все чисто. Никаких следов магии, никакого яда. Просто девка перегрелась на солнце, может, хлебнула лишнего, вот сердце и не выдержало. Скопытилась ваша певичка! Вызывайте труповозку и не отрывайте нас более от несения службы.

Под осуждающим взглядом полисмена хозяйка засуетилась, бормоча извинения, и сунула магу-полисмену несколько монет за беспокойство. Деньги мигом исчезли в бездонных карманах стража порядка, под жадными взглядами подчиненных. Наряд покинул ресторан. Труп Уны унесли со сцены в рабочие комнаты, вызвали похоронную команду, стихло перешептывание сплетников, и ресторан продолжил свою работу, будто ничего не случилось. Бард, опрокинувший пару рюмок крепкой настойки, заполнил тишину зала перебором струн.

Перекусив в Хрустальном вкусе, Элия и Мелиор продолжили осмотр лавок. Сие невинное занятие занимало богов до самого вечера. Не смотря на стремительно пустеющий кошелек, принц лучился довольством. Он блистательно отделался от сучки-певички, сестра больше не дразнила его 'котиком', и к тому же нанятые бандиты уже должны были справиться со своим простеньким поручением. Часиков в шесть бог нанял экипаж, чтобы доставить сестру с покупками на корабль, а сам отправился на назначенную встречу неподалеку от площади Тысячи Сделок. Четверка довольно ухмыляющихся головорезов поджидала заказчика в условленном месте.

— Дело сделано? — нетерпеливо спросил принц, едва кокон заклятья тишины окружил странную компанию.

— Это было легче легкого, шеф. Паренек даже рыпнуться не успел, — презрительно хмыкнул главарь, а два члена шайки поспешно спрятали перевязанные относительно чистыми тряпками свежие порезы, оставленные развлекавшимся герцогом.

Мелиор властно протянул руку ладонью вверх.

— Вот, — и в качестве доказательства бандит вручил заказчику мешочек в прядь волос Элегора.

— Гонорар, — проверив содержимое мешочка, широко улыбнулся принц и перебросил кошелек главарю.

— Всегда к вашим услугам, милорд, — почтительно поклонились головорезы и растворились в ближайшей подворотне.

Мелиор аккуратно переложил мешочек с волосами Лиенского в карман (мало ли когда и для чего они могут пригодиться, но в том, что пригодятся, бог был уверен). Принц всегда уважал симпатическую магию. Мечтательно улыбаясь, он направился к порту. У мужчины было столь романтичное настроение, что он решил не брать экипаж, а немного прогуляться. Восхитительные грезы кружили голову. Ведь теперь, когда Мелиор избавился от Элегора, можно будет всерьез приударить за сестрой и надеяться на то, что она благосклонно отнесется к его ухаживаниям.

Глава 8. Пусть сильнее грянет буря

Очнувшись, Элегор некоторое время собирался с силами. Все тело ломило так, словно его не так давно основательно отпинали ногами. Впрочем, герцогу частенько приходилось просыпаться с таким ощущением, и он знал по опыту, что, как правило, все тело болит именно так, когда его и правда долго пинают. Герцог спиной чувствовал, что лежит на чем-то жестком, а в запястья больно врезалась веревка, рот заткнут какой-то грязной тряпкой. Нос подсказывал, что лежак и тряпка воняют старой мочой, потом, блевотиной, дешевым вином и крысиным дерьмом. Прежде, чем открыть глаза, бог прислушался к раздающимся вокруг звукам. Было почти тихо, только чуть слышно поскрипывали старые доски и шуршали мелкие букашки, потом под полом заскреблась мышь. Значит, прямой необходимости сохранять видимость пребывания в отключке не было. Элегор чуть приоткрыл глаза. Быстро оглядевшись, юноша увидел, что находится один в заброшенной полуразвалившейся хибаре, сквозь прохудившуюся крышу и стены которой просвечивает закатное солнце. Судя по дивным ароматам, витавшим в спертом воздухе, черепкам битой посуды и паре драных тюфяков в углах лачуги, она служила убежищем каким-то бродягам, возвращавшимся на постой к ночи.

В голове герцога до сих пор шумело после той дряни, которой его не то усыпили, не то отравили. В общем-то, особенной разницы юноша не почувствовал... Элегор сел, выпихнул языком кляп, сплюнул, стараясь освободиться от привкуса кошачьей мочи во рту, затем наскоро пробормотал распутывающее заклинание. Из-за частой практики эти чары удавались молодому богу почти превосходно. Узлы на веревках послушно распутались, и путы упали на грязный тюфяк. Бывший пленник умостился поудобнее и начал растирать онемевшие запястья, восстанавливая кровообращение.

'Интересно, долго я здесь валялся? — раздраженно подумал Элегор, пытаясь вернуть одурманенному телу утраченную гибкость. — Мелиор, ублюдочная скотина, я почти уверен, что это ты все подстроил, чтоб от меня отделаться. Ну погоди, я еще отыграюсь!'

Чуть оклемавшись, герцог, почти не веря в успех предприятия, начал обшаривать хибару. К его глубокому удивлению, бандиты оставили жертве кошелек и оружие. Шпага валялась в углу, засыпанная каким-то вонючим тряпьем, на которое словно помочилась стая котов разом. Разворошив его носком сапога, юноша обнаружил и кинжал. Вложив оружие в ножны, Элегор пинком снес с петель хлипкую дверь и, оставив ее валяться в пыли на мостовой, почти бегом устремился из переулка к одной из центральных улиц города. Телепортироваться при таком шуме в голове было затеей настолько рискованной, что даже безрассудный герцог экспериментировать не стал.

Благо, бог никогда не жаловался на память и, прекрасно ориентируясь даже на незнакомой местности, легко выбирал верный путь. Сейчас им двигало только одно стремление: поймать экипаж и поскорее добраться до порта. Элегор был настолько азартно зол, чтобы догонять яхту вплавь, случись ей отчалить. Но сегодня Силы Удачи улыбались жертве интригана. Свободный экипаж затормозил перед растрепанным юношей, стоило ему только повторить трюк Мелиора со свистом и помахать в воздухе серебряной монетой. Лихой возница — по сравнению с ним утренний знакомец Элегора мог бы претендовать на титул Мистер Осторожность — подстегиваемый обещанной премией за скорость вмиг домчал герцога до порта. К великому облегчению герцога, яхта 'Принцесса' еще покачивалась на воде.

Вихрем взлетев по сходням, герцог промчался в свою каюту, пока его в таком виде не увидела и не обоняла насмешница Элия. Отделаться от грязи и вони хибары было куда проще, чем избавиться от колкого прозвища, 'подаренного' принцессой. Юноша с облегчением захлопнул дверь на замок. Первым делом он нырнул в ванную. Элегор скинул грязную, отличающуюся непередаваемым ароматом одежду, украшенную изобилием странного оттенка и вида пятен. Измаранный костюм был тут же уничтожен заклинанием распада. Чары разрушения герцог всегда применял с удовольствием, и они с детства удавались ему лучше всего. Включил воду, юноша со стоном наслаждения нырнул под ее прохладные струи, чтобы смыть результаты пребывания в грязной дыре с собственной кожи, которую, к сожалению, нельзя было выбросить в корзину для грязного белья.

'Ну, Мелиор, сволочь, будет тебе очередной сюрприз! Так просто ты от меня не отделаешься!' — хищная улыбка появилась на губах герцога.

Одеваясь перед зеркалом, юноша только хмыкнул, увидев на скуле шикарный кровоподтек. Махнув на синяк рукой (герцог всегда с пренебрежением относился к мелким травмам) он натянул чистую одежду, пригладил непокорные волосы, которые тут же снова встали дыбом, и, насвистывая что-то веселое, направился в гостиную.

Элия уже была там. Она сидела за обеденным столом и копалась в целой груде каких-то очень дорогих с виду побрякушек и книг одновременно. Одно из названий или имен автора (фиг разберешь) — Трис Ликана Ноар (Издание обновленное и дополненное) — показалось герцогу знакомым, но ни с чем, кроме головной боли не ассоциировалось. Увидев Элегора, богиня отложила книги на край стола, приветливо улыбнулась ему и махнула рукой, приглашая присоединиться к ее занятию.

— А где Мелиор? — небрежно поинтересовался юноша, приближаясь к столу. В его тоне богине послышалась плохо скрываемая настороженность опасающегося ловушки зверя. Элия почувствовала, что между мужчинами что-то произошло, но решила не устраивать допрос, требуя подробностей. Пускай разбираются сами.

— Гуляет в городе. У него там остались кое-какие незаконченные дела, — беспечно отозвалась принцесса, пожав плечами. — А ты, малыш, я погляжу, славно провел время, — богиня указала пальчиком на роскошный синяк, багровеющий на физиономии герцога. — И как всегда на скуле. Это твоя самая ненавидимая или, может, наоборот, любимая часть тела? Уж не считаешь ли ты, милый малыш, что такие штучки украшают мужчину? Должна тебя разочаровать. Синяки на морде не шрамы, они не идут даже Энтиору, которому, заразе, пожалуй, идет все.

— Ничего я не считаю, и уж тем более меня не волнует, считаешь ли так ты, — нарочито грубо, давая понять, что не намерен вдаваться в подробности приобретения очередного дефекта, буркнул юноша и плюхнулся на стул.

— Ладно, не ерепенься. Лучше посмотри, какая прелесть, — Элия указала на разложенный перед ней набор ручных браслетов русалочьей работы. Рядом стояла закрытая деревянная шкатулка внушительных размеров.

Элегор восхищенно вздохнул, разглядывая шедевры ювелирного искусства морского народа. Провел пальцами по поверхности самого замысловатого из браслетов, медленно, словно запоминая каждый изгиб тончайших переплетений серебряной проволоки, лаская каждый гладкий камешек. Потом юноша покосился на шкатулку и заинтересованно спросил:

— А там что?

— Подарки братьям.

— Что, у вас скоро какой-то большой семейный праздник и пришлось раскошелиться? — подкинул ироничный вопросик герцог.

— Нет, это традиция. Возвращаясь из странствий, они всегда что-нибудь привозят мне. Я стараюсь делать ответные подарки, — без подковырок и издевки, просто ответила богиня.

— А взглянуть можно? — уже гораздо более мирно спросил юноша, очень мало знакомый с братьями Элии (не считать же знакомством регулярно огребаемые от их высочеств увечья), но считавший их опасными, могущественными, хищными и абсолютно сумасшедшими ублюдками. Впрочем, так полагали многие в Лоуленде и, обсуждая очередную сплетню из жизни семейства Лимбера, не уставали удивляться, как это боги до сих пор не поубивали друг друга в какой-нибудь очередной семейной распре. Только сейчас юный герцог задумался, а сколько на самом деле правды в тех жутких историях, блуждающих по мирах, и не распускает ли их кто-нибудь нарочно, например выдающийся сплетник Рик. Пока у народа есть повод для очередных занимательных пересудов, нет смысла пытаться докопаться до истины. Если в сумасшедшей семейке Лимбера свара на сваре, какого хрена леди Ведьма расщедрилась на подарки? Ну ей-то, стерве-красотке, понятно, дарят, а уж она то зачем?...