Лесса (общий файл) (заморожено)

Именем дороги Теней.

Арран повернул за угол и оказался на этаже прорицателей, могильную тишину вспугнуло эхо шагов. Он знал эти стены, коридоры, спальни и классные комнаты, помнил каждый камешек, ступеньку, вот только сейчас они потеряли былой блеск. Он вырос. И пришел мстить. Здесь, у дверей в аудиторию Рунной магии, он первый раз заговорил с Ниелленой. Сердце кольнуло, он ускорил шаг, гоня прочь воспоминания. Трусливо, подло, но эту боль он пока не в силах принять, и целитель-время не может ему помочь. Только кровь, только боль и путь мести.

Арран спустился по винтовой лестнице, на ступенях которой сиротливо лежала забытая рассеянным школяром сума, и свернул в узкий, слабо освещенный чадящими факелами коридор. Его шатало, но усталости он не ощущал, тело наполнилось необыкновенной легкостью, казалось, он между небом и землей, но эта кажущаяся легкость и прилив сил обманчивы, надолго его не хватит... Потом. Он отдохнет потом, когда этот кусок кровавой мозаики встанет на место. По пути ему встретились пара заспанных адептов, открывающих аудитории, чтобы приготовить материалы и столы к занятиям. Рыжий, вихрастый парнишка так широко зевнул, что едва не вывихнул челюсть, на незнакомца, закутанного в плащ в низко надвинутом капюшоне, паренек и внимания не обратил, лишь при виде Сиалайн посторонился и кивнул, часто заморгав припухшими со сна глазами.

Сегодня, адепт, занятий не будет... Не будет больше никогда. И радоваться отмене занятий и оглашать стены воплями ликования будет некому.

Арран спустился на этаж алхимиков, замер у открытой двери, прислушался.

— Дети мои. Ваше рвение ввергло меня в печаль, — Арран невольно усмехнулся. Мастера Шломма в печаль ввергало буквально все. — Да воспылаете вы рвением к работе. Риис, тебя, отрок неразумный, ждет порка крапивой. О крапиве, дети мои. Обладает сильной сгоняющей силой. Если отрок не слушается, его охаживают крапивой, и это действо не ради наказания. Если у дитя ненормальное непослушание, значит, в него вселился злой дух, удары крапивой по телу изгоняют его. Во время удара происходит прилив жидкостей, кожа травмируется, сок крапивы попадает в капилляры, сосуществование злого духа в теле более невозможно, а отрок становится отрадой родителей и наставников. Люди, которые замечают, что они становятся чрезмерно раздражительными, если им хочется постоянно сделать что-то наперекор, должны тоже похлопывать себя по голому телу крапивой, это весьма целительная и полезная процедура.

Ком подкатил к горлу. Арран отлип от стены и пошел дальше, мимо приоткрытых дверей, больше не обращая внимания на голоса наставников. Он не помнил, когда ел в последний раз, но голод его не беспокоил, лишь изредка тошнота подкатывала к горлу, и эту тошноту порошками и зельями не унять. От запахов серы, аммиака, карболки и дикой смеси трав, кружащей голову, въевшихся в стены, полы, смрада испражнений сотен мышей и крыс его едва не стошнило. В Цитадели держали для опытов не только грызунов, но и свиней, собак, диковинных обезьян, доставляемых из-за моря, не говоря уже о заурядных жабах и лягушках. Любая магия требует безвинных смертей, даже магия целителей. Зелья, мази и порошки для людей испытывали на свиньях, собаках и кошках, боевая магия, магия стихий и некромантия оттачивались на прочих. Щебет, писк, вопли и пронзительные крики обреченных животных и пресмыкающихся создавали привычный шум, иллюзию жизни в этот ранний утренний час. Солнце сюда не заглядывало. Окна в Цитадели были только на верхних этажах, да и те блокировались мастерами в целях безопасности, хотя уже почти как сотню лет этим стенам никто и ничто не угрожало. Договор соблюдался свято, и отсутствие реальной, осязаемой угрозы расслабило как Конклав, так и его верных солдат, боевых магов. Предательский, кабальный договор, ценой которого стали жизни их же собратьев... Впрочем, утеря бдительности Аррану только на руку. Маг, стоявший на страже у портала, так увлекся фолиантом, на картинке которого Арран разглядел девицу с прозрачными крыльями в весьма пикантной позе, что даже головы не поднял, когда они вышли из портала. Услыхав сухое приветствие Брогана, паренек выронил том, побагровел, вскочил и склонился в таком низком поклоне, что вряд ли успел рассмотреть Аррана и Сиалайн. Да и мог ли несчастный подумать, что впустил в Цитадель смерть? Обычный день, обычный визит... Который войдет в историю. Если останется, кому записать.

Они решили разделиться. Броган откроет Аррану и Сиалайн доступ в Арсенал, что может сделать только он, и ему же предстоит вырвать зубы у Конклава, чтобы тот не cмог укусить. Глава дал ему ключ от неприметной двери, лестница за которой вела на самый низ, в подвалы Цитадели, где было её сердце, где заключены жизни и судьбы магов. Судьбы тех, кому сегодня предстоит умереть. Броган думал, что даст магам людей свободу и власть. Арран не спорил. Обладание силой, по мнению старика, ведет к безграничной свободе, и глава Конклава собирался дать свободу и тому пареньку, что увлекся запретной книгой на посту у портала, и шалопаю Риису, которому мастер Шломм грозил крапивой. Броган лжет сам себе. Не зря детей пугают небылицами о темных властелинах, князьях и магах, крупица истины в небылицах все же есть. Сказка, которая может стать историей, вехой, сказка, даже семя которой следует травить в зародыше... Всегда, во все времена сила ведет к жажде обладания ею. Если ты сам не обладаешь силой, ты должен, обязан стереть её обладателя в порошок. Или все вооружены, или все безоружны. Равенства не будет никогда, война на уничтожение идет всегда и везде... Дивным и дроу проще — они с пуповины с силой, пусть неравной, но способности к магии есть у каждого. У людей всё иначе... Маги людей никогда не будут свободными, полностью, до конца, окончательно свободен только мертвый маг, да и то, если тебя не обречет на вечную службу некромант. Даже в смерти нет покоя. За тобой будут гоняться, пытаться подчинить, если не удастся подчинить — обезвредить. Убить. Магия — оружие, и носитель его никогда не будет личностью, человеком. Маг — оболочка, остов, лук, меч или бронебойная машина, которой или надо владеть, или уничтожить, если она в руках врага. Броган стар, амбициозен, его глаза застит власть. Впрочем, пока их желания и цели совпадают, а развязка, как думает старый болван в ложной личине зрелого мужчины, помешанный на власти, будет несколько иной. При мыслях о Брогане вскипела кровь, придав сил.

Броган. Кукловод, для которого жизни ничто. Жизнь Дани, Ниеллена, даже тот пес во дворе — ступени к короне, по которым прошлись грязными сапогами, не заметив, плюнув и растерев. Как те кошки и собаки, что сейчас метались в клетках, чувствуя близкую смерть. Что ж... Броган вырастил достойную смену. Хотел монстра? Ты его получил. Вот только не учел, что монстр имеет обыкновение пожирать своего создателя. Пепел. Пепел чувств вновь затлел, чтобы разгореться ровным, темным огнем. Та сила, что появилась у него после того, как он снял печать, черным штормом разгоняла кровь. Требовала жертвы. Он ещё не приручил её, не знал, как с ней сладить. Потом. Об этом потом. Арран потер висок, пытаясь сосредоточиться на миссии.

Шаги Сиалайн были неслышны, она следовала за ним легким кошачьим шагом, как тень, не произнеся ни слова за весь долгий путь. Не помощник — надзиратель. Броган не доверяет ему, и правильно делает. Арран споткнулся на ступеньке с выбоиной, тихо ругнулся. Крутая лестница, бесконечно извиваясь, наконец-то вывела их к каменой стене, ничем не примечательной, лишь сломанная бочка, служившая сиденьем, да пепел и разбросанные тут и там трубочки коричневого цвета с резким, неприятным запахом, говорили о том, что глухой уголок все же обитаем. Аррану вспомнилось, как от самодельных запретных смесей кружилась голова, и горел зад, когда за непотребным занятием их заставали мастера. Хорошо, если той самой крапивой, розги можно пропитать таким составом, что небо с овчинку покажется. Дисциплина, дисциплина и муштра, днем и ночью... Ты не принадлежишь сам себе. Ты принадлежишь магии.

Сиалайн достала из складок плаща тонкий ключ, блеснувший золотом, и провела рукой по камням, нажав в неизвестном Аррану порядке. Кусок стены беззвучно отъехал в сторону, явив глазам магов комнатенку, освещенную неярким магическим светом, пустоту которой несколько оживляли медный рычаг и гранитные двери, обшитые пластинами серебра. Они вошли, стена так же беззвучно встала на место, замуровав вход в каменный мешок. Затхлый, спертый воздух, который потревожили пришлые наглым вторжением, взволновался от порыва сквозняка, и вновь замер болотным туманом. Арран поморщился. Гниль. Всюду гниль. В воздухе, на земле, в воде. В сердцах, в душах. Он посмотрел на Сиалайн. Чиста, по-своему невинна и смертельна, как гюрза. Идеальный клинок. Вот только руки, руки Брогана, в крови. Магичка, не обращая внимания на замершего у дверей спутника, убедилась, что вход надежно заперт, скользнула к рукояти и потянула. Взвизгнув, заскрипев медный жезл пошел, дрожа, вниз и замер, но врата остались мертвы, молча скалясь охранными рунами. Было тихо. Так тихо, что слышалось дыхание Сиалайн.

— Будем ждать, — она отошла к стене, вытащила из кармана плаща, подбитого золотистым соболем, яблоко, и вгрызлась во влажную крупчатую мякоть белоснежными зубами.

Ждать так ждать. Арран сел у стены на корточки, закрыл глаза. Главное, не думать, не вспоминать. Печать Конклава он снял, но боль и пламя, жгущее грудь, не ушли, остались, для муку. Огонь он потушит встречным палом, в котором сгорит и Конклав, и его глава, и его подручные. Сгорит магия, причина всех бед. И тот рыжий, и та девчонка, с растрепанной косой, глаза которой потухнут после Обряда и станут глазами Сиалайн. Так не должно быть. Так больше не будет.

А, пока... Пусть Сиал насладится яблоком.

* * *

Броган пошевелил пальцами, проверяя, как сидят перчатки. Свиная кожа сверху, замша на внутренней стороне, напоенная ядом, и подклад, пропитанный специальным составом, все так, как ему и надо. Помедлив секунду, взялся за рукоять дверного молотка и постучал. Трижды, пауза и дробь.

— Входи, старый развратник, — донесся мелодичный голос из-за дверей. Дубовые створки медленно отворились, он вошел в покои Энкары.

Голос совершенно не соответствовал его обладательнице. Невысокая, сухая, с небольшим горбом, который не могла исправить магия, длинными волосами цвета воронова крыла, припорошенными сединой, темными изюминами глаз и крючковатым носом, Энкара, в черном неглиже, сидела за прикроватным столиком, с отвращением разглядывая поднос, на котором стояла чашка сливок и блюдо с творогом и тонко нарезанным сыром. Она мельком удостоила его взглядом, встала и пошла к шкафу, на котором стояла, поблескивая темно-зелеными боками, бутыль с вином. Броган скривил губы в презрительной усмешке. Страсть Энкары уже сказалась на бледной коже лица, и никакой эльфийской пудре не скрыть сеточку синюшных вен и припухших, отекших глаз. Это был её способ чувствовать себя живой. Впрочем, похмелье Энкары заставляло каждого, до единого из её окружения вполне себе живо ощущать боль.

— Как прошло? — поинтересовалась она, наливая в высокий бокал багрового цвета жидкость. — Мы обязаны покарать мальчишку. Пару лет в нашей темнице, и Арран придет в чувство. Жаль портить такую шкуру, талант и силы. И все же, лицо Конклава прежде всего, ты должен это понимать, невзирая на то, что Арран твой любимец.

— Он ждет нашего вердикта, — Броган двинулся через комнату, подойдя, он поднес её тонкие, сухие пальцы к губам и приложился к руке.

Она выдернула руку, резко обернулась:

— Перчатки! Ты не снял перчатки! — она попятилась, но было некуда отступать.

Лицо Энкары пошло пятнами, она стала медленно оседать, схватившись за горло побелевшими пальцами. Броган шагнул назад и равнодушно смотрел, как бокал выпал из ослабевших пальцев, залив густой, белоснежный мех красным. Пятно росло, ширилось. Он снял перчатки, бросил в лужу.

— Ты... Предатель, — она говорила с трудом, язык начал заплетаться, тело сотрясала мелкая дрожь. — Я... Issidia mare dieos ruun...

— Не старайся, ведьма, иначе окажешься в собственном дерьме. Ты и подумать не можешь, как же я долго об этом мечтал, — буркнул маг, наклонился и сорвал с шеи Энкары цепь с ключом, содрогнувшись от прикосновения к дряблой коже в испарине смерти.

Её глаза потускнели, пальцы, дрогнув в последний раз, замерли навсегда. Надо же. Столько сил, столько планов, и тривиальная смерть от яда. Маги смертны, и стрела так же пронзает плоть чародея, как и любое другое тело. В магическую схватку маги предпочитали не вступать, слишком непредсказуем был результат, доверяя смерть ядам, стилетам и ударам из-за угла. Неожиданный, подлый удар, и готовь домовину. Броган не сомневался, что подобная участь настигла бы и его, просто он успел первым. Теперь Грай, сынок Энкары. Этому ручку не облобызаешь, эта задачка будет посложней. Конклав прогнил насквозь, раньше в него входили достойнейшие из достойнейших, а теперь клановость, кумовство и протекции подточили древо. В былые времена конклав состоял из пятерых, но, благодаря змее Энкаре, её сивушной паранойе и сынку-бездельнику претенденты так до сих пор и не были утверждены. Семейка сама вырыла себе могилу. Он срубит гнилой ствол и вырастит новое древо, но надо спешить. Там, внизу, уже пылают Сферы Тревоги, ещё немного, и они пошлют сигнал, что совершен переворот. Если умрет и он, Броган, чего просто не может быть.

* * *

Грая он нашел там, где и всегда. Потайное окно открывало вид на женские умывальни, и франтоватый красавец-блондин в белой рубахе, обшитой эльфийским кружевом, удобно устроившись на стуле, наблюдал за утренним омовением учениц.

— Это ты, — Грай ничуть не смутился, лишь махнул рукой, пальцы которой были сплошь в кольцах, и вновь прильнул к стене. — Чудно. Чудно, друг мой. Такое совершенство форм, смотрел бы и смотрел. Даже жаль, вырастут, обрюзгнут, кожа, эта чудная, белая, гладкая кожа покроется морщинами, грудки, как наливные яблочки, обвиснут, а такая аппетитная полнота станет салом свиноматки. Конечно, они будущие магички, им под силу замедлить бег времени, но свежесть уже не вернуть, — его передернуло. — Подумать только. Нежный пушок превратится в стерню, а зубки-жемчужины выпадут и потемнеют.

— Тебе не надоело? — Броган поморщился, подошел ближе. Грай был, в общем-то, безобиден. Смотрел, но руками не трогал. Мать позаботилась, хоть в чем-то старая карга поступила, как должно. Из узкой щели донеслись отзвуки девичьего визга и хохота.

— Совершенство не может наскучить, — назидательно проговорил Грай, неохотно отрываясь от любования запретной картинкой, и смерив его взглядом с ног до головы, отвернулся. — Что-то ты бледный сегодня, друг мой. Тебе следует уделять больше внимания созерцанию и слиянию с миром, тогда гармония войдет в твое сердце и душу, и ты забудешь, что такое тревоги и хлопоты. Кстати, о хлопотах. Что там Арран?

— Когда ты соизволишь насладиться зрелищем и снизойти до наших насущных дел, мы будем ждать тебя в зале совещаний, — ответил Броган, стараясь не выдать себя голосом. Достав стилет, схватил Грая за волосы на затылке, рывком приподнял голову и сильно, ровно провел ножом. Остро заточенный клинок прошел сквозь мышцы и кожу, как сквозь масло, черканув по хрящу и позвонкам. Отступил, наблюдая, как кровь хлынула на пол, мгновенно залив все вокруг алым.