Тропов вышел на поляну, но вместо радости ощутил отчаяние. Все тонуло в сизоватом дыме. От гари слезились глаза, и першило горло.
Надо возвращаться.
"Но Таня смогла пройти, — проснулся голос в голове. — Ты тоже пройдешь. Поляна небольшая. Просто старайся идти напрямую. Я выведу тебя".
Сергей не сдвинулся с места. Через плотный дым солнце казалось зловещим, чересчур багровым и размытым. Глупо было переть через дым, даже если голос мог провести через горящие торфяники.
Облизав губы, Сергей обернулся. Голые ветки ели напоминали костлявые руки. Лишь на самой верхушке вспучивались зеленые иголки. Ветер утих, но все равно дерево качалось, противно скрипя. Сергей подошел к еле, наступил ногой на ветку и попробовал ее сломать. Та хрустнула от малейшего усилия. Забраться на дерево, чтобы посмотреть, насколько далеко расползся дым — глупейшая затея.
Чертыхнувшись, Тропов ударил найденной палкой по стволу.
Черт! Черт! Черт!
"Доверься мне".
Боль в голове вспухала, как ядерный гриб. Сергей сжал виски, ожидая очередной приступ. Перед глазами вспыхнули тысячи сверхновых. В затылке как будто рванула граната. Ноги подогнулись, и Сергей мешком повалился на землю. Он тер виски в тщетной попытке прогнать приступ, сдирал кожу с щек.
"ЭТА МАЛОЛЕТНЯЯ ДУРА СМОГЛА ПРОЙТИ! СМОЖЕШЬ И ТЫ!"
— Хорошо! — крикнул Сергей. — Только сделай так, чтобы боль прошла!
Приступ не проходил. Мало того — перед мысленным взором Сергея начинали появляться картинки из побега от жены и дочери. Вот он глушит машину. Дальше ехать не получается — пробка на автостраде тянется на многие километры. Вот он смотрит на жену, улыбается и говорит, что должен отлить. Он выходит и направляется к кустам. А дальше — убегает в лес.
"Я выведу тебя. Я выведу тебя. Я выведу тебя. Я..." — Голос не умолкал. Наоборот — становился громче, настойчивее и злее.
Сергей поднялся, опираясь на палку. Земля под ногами раскачивалась. Чтобы сделать шаг, пришлось задержать дыхание. Боль хирургическим скальпелем вонзилась в мозг, погружаясь все глубже и глубже. Сергей заорал. Землю опять качнуло, но ему удалось удержаться на ногах. Глаза налились кровью.
"Ты пойдешь через дым. Я смогу вывести тебя".
На миг показалось, что из тумана вышла Таня. Лицо было испачкано в грязи, глаза ввалились. В руке она держала револьвер. Но морок исчез также быстро, как и появился. Виски обожгло холодом. Боль унималась. Глубоко в голове рождался холодный ветерок.
Мысли больше не разбегались. Сергей оперся на палку.
"Иди, иначе приступ вернется".
Тропов маленькими шажками двинулся к стене дыма.
Это самоубийство. Это неправильно. Так нельзя. Нужно осмотреться, чтобы принять верное решение. Идти к торфяникам — значит умереть в муках. Нельзя! Это самоубийство. Это неправильно...
Земля под ногами перестала раскачиваться. Сергей нырнул в плотный дым. Гарь въедалась в глаза, не давала дышать. Он закашлял.
"Не бойся. Иди".
Ярость все еще душила, не находила выхода и от этого только усиливалась.
Запахи гнили смешивались с запахами дыма и превращались в нечто осязаемое. Эта гремучая смесь попадала в легкие и, казалось, там затвердевала.
"Шаг влево".
Шаг влево...
"Вперед".
Вперед...
"Вправо".
Вправо...
"Вперед".
Вперед...
В горле все ссохлось, но стоило дернуть кадыком, сглатывая слюну, которой не было, то горло как будто наждаком протирали. Сергей хватал ртом воздух. Лицо стало красным. А затем его словно схватила чья-то рука и потянула вправо. Ослабевший от удушающего дыма Сергей зацепился ногой за палку.
"Нет!" - Голос потонул в собственной ярости.
Тропов упал, пригибая голову. Левая нога провалилась под пепельный мох. Еще не понимая, что провалился в горящий торфяник, Сергей попробовал сгруппироваться.
...Ногу пронзило болью. Показалось, что она попала в тиски. В тиски, унизанные шипами.
Тропов попробовал закричать, но из горла не вырвалось ни звука. Язык во рту лежал дохлой лягушкой, безвольный и чужой. Рот не раскрылся, голосовые связки не задрожали.
В груди онемело, хотелось глотнуть воздуха, но рот открывался и закрывался впустую. Слишком плотным был дым. Сергей из последних сил схватился за ногу, застрявшую в торфянике, попробовал вытащить её из горящей ямы. Язычки пламени танцевали на джинсах. Боль в ноге была настолько острой, настолько сводящей с ума, что накатывали.
Сергей мысленно считал секунды и уже надеялся, что потеряет сознание. Потеряет сознание и умрет. Жизнь не стоила того, чтобы бороться за нее. Хватит. Навоевался. Надо лишь закрыть глаза, подумать о том, насколько счастлив он был до появления мертвяков. Тропов готов был уже отдаться судьбе, но ногу удалось вытянуть из горящего торфяника. Штанина почернела от пламени, местами вспучилась. Кроссовка обуглилась, подошва растаяла, словно черное мороженное.
Воздуха, хоть глоточек!
В дыму Сергей потерял ориентацию, но все равно пополз. Пополз, чтобы двигаться. Чтобы продлить агонию. Он так и не поймал Таню. Эту малолетнюю соску с сиськами-прыщиками и с прической в стиле боб. Не поймал. Что ж, такова судьба. В аду его обязательно встретит Анжела.
Мышцы рук слабо покалывало. Тело казалось чужим.
Вот и все. Конец.
Тропов не знал, сколько полз. Может быть, вечность, а может — две. Однако удача не покинула его: дым растаял, яркое солнце ослепило. Перед тем, как нырнуть в забытье, Тропов понял, что он вновь вернулся на прежнее место — на опушку леса.
* * *
— Минус одна нога. — Голос оказался детским, но произнесена фраза была по-взрослому.
Зевнув, Тропов открыл глаза. Перед ним стоял мальчик. На лоб падал все тот же завиток светлых волос, лицо казалось восковым. Стеклянные глаза неотрывно следили за Сергеем. Одет был мальчик в черную футболку, в белые бриджи и в старые запыленные кроссовки. На груди красовалось изображение бэтмена.
— Теперь придется возвращаться в поселок, — сказал мальчик.
Сергей бросил взгляд на свои ноги. Вроде все нормально. Ничего не отвалилось.
— Ты не смотри на них, — продолжал мальчик. — Тебе все это снится. На самом деле у тебя больше нет левой ноги.
— Ноги? — тупо переспросил Сергей.
— Ее самой. Таню ты не догонишь. Если только не научишься летать, конечно.
— Это плохо.
— Не то слово.
Тропов огляделся. Он находился в малогабаритной комнате. Открытая дверь вела в маленькую прихожую. Окна были тусклыми, по стеклу тянулась грязно-коричневая лента лейкопластыря, стягивающая трещину.
Небо казалось бурым из-за того, что тяжелая ржавая туча висела над домом.
— Почему ты меня не послушался? — спросил мальчик.
Сергей отмахнулся.
— Малой, я тебя не понимаю.
— Меня зовут Кивир.
— Необычное имя.
Кивир не ответил. Он, не моргая, глядел на Сергея.
— Где это я? — спросил Тропов.
— У себя дома.
Сергей нахмурился. В комнате помимо стула со сломанной ножкой ничего не было. Стены оказались оклеены голубыми обоями с подсолнухами, пожелтевшими и отслоившимися на стыках. Кое-где большие куски оторвались.
— Не узнаешь? — спросил Кивир.
Тропов помотал головой. Мальчик закатил глаза, как бы говоря: "Что-с-дурака-взять".
— Сергей, ты вообще понимаешь, о чем я говорю? У тебя больше нет ноги. Как собираешься выбираться из лесу?
— Так это все мне снится? — вопросом на вопрос ответил Тропов.
— Да.
— А ты кто?
— Кивир.
— Я уже понял это. Меня...
За окном загромыхало. Похоже, скоро пойдет дождь.
— Таню надо убить, — сказал Кивир.
Сергей молча кивнул. При упоминании имени девчонки сердце забилось чаще. От злости Сергей сжал кулаки. Ему надо отомстить. Отомстить за Анжелу, за дни позора. За непослушание наконец. Таня отняла его револьвер. Его красивый револьвер с титановой рамкой.
— Скоро мир сойдет с ума, — сказал Кивир. — Осталось лишь несколько дней. Ты должен выжить.
— Мир давно уже сошел с ума. Все эти чертовы зомби и чертовы люди. Никому нельзя доверять.
— Подожди, тебя еще ждут большие сюрпризы, чем ожившие мертвяки. Я пытаюсь тебе помочь, потому что скоро придет Седьмой. Ты умрешь тогда, когда я скажу.
— Кто такой Седьмой?
— Ты, Сергей. Скоро все поймешь. Тебе надо возвращаться в поселок. Пройти через торфяники ты не сможешь. А если даже и сможешь, то ползти до шоссе придется о-очень долго. Поселок твое спасение.
Сергей заулыбался. В коридоре заиграла музыка.
— В поселке же есть зомби, — прошептал Тропов. — Возвращаться назад — верная смерть. Да и к тому же я умру от голода по пути.
— Доберись до поселка, — повторил Кивир. — Зомби я отгоню на время. Спрячешься в доме напротив того особняка, в котором ты жил. Конечно, домик невзрачненький, но в подвале есть бомбоубежище. В нем полно еды и воды. Тебя хватит для того, чтобы переждать пару дней, Первый.
Тропов почувствовал усталость. Каждое слово мальчика гвоздями впивалось в голову. Сергей встряхнулся, но прогнать сонливость не удалось. Хотелось спать. А еще хотелось спросить Кивира про то, откуда он знает про бомбоубежище, про Таню, про ногу, про то, кто такой Первый... Но Сергей молчал и лишь кивал.
— Ты меня разочаровал, Первый. Очень сильно разочаровал. Ты должен был слушать Голос. — Мальчик прикоснулся ладонью ко лбу Сергея. — Проживи еще хотя бы два дня.
— Хорошо, — одними губами произнес Тропов.
— А теперь просыпайся.
* * *
Сергей ухватился за искорку сознания и больше уже не отпускал ее.
Он попробовал пошевелиться, но малейшее движение причиняло боль. Сознание приобретало ясность.
Удалось открыть глаза. Пока Сергей провалялся без сознания, небо окрасилось в нежные алые цвета, облака застыли, потемнели. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Плотная стена дыма из-за горящих торфяников никуда не делась, наоборот — почернела и пыталась пожрать Сергея.
Скривившись, Тропов попробовал сесть, однако пульсирующая боль в левой ноге не дала этого сделать.
"Возвращайся в поселок".
Сергей взмолился о том, чтобы голос умолк. Ему и так хватало проблем. Он взглянул на левую ногу, попробовал пошевелить ею, но ничего не получилось. Тяжело вздохнув, Тропов потер виски.
Хотелось смотреть на небо. Хотелось отдыхать. Сергей мечтал только об одном — о передышке. Ему осточертело убегать. Поэтому он будет лежать и смотреть на закат. И наплевать на больную ногу.
Как же все надоело...
Сергей глядел на огненно-красное небо. Из широко раскрытых глаз текли слезы. Тропов жалел себя. Ему казалось, что после нашествия зомби, он все время попадал в передряги одна другой хуже. И вроде бы неудачи должны закалять душу, но все получалось ровно наоборот: он замыкался в себе.
Скоро умрет этот день. А потом родится рассвет — серый, равнодушный рассвет. И все в мире будет таким же серым и мертвым. Не стоит врать себе: лучше не станет. Сергей закрыл глаза.
Необходимо покончить со всем.
Необходимо-необходимо-необходимо...
Ели при вечернем свете солнца были ужасны. Голые, изломанные ветви — искрученные, неправильные... Этот болезненный лес раскидывался во все стороны, заполнял тревожным морем спутанных ветвей. До самого края мира.
Когда солнце скрылось за горизонтом, Сергей сел. Обожженная нога не болела, но вот в таз словно забили парочку гвоздей. Тропов дотронулся до почерневшей кроссовки. На ощупь она была как холодный асфальт. Решив все же не прикасаться лишний раз к больной ноге, Сергей пополз к пню. Медленно, хватаясь за корни деревьев, вспучивающие мох, Тропов возвращался в лес. Он чувствовал, что во всем мире нет ничего, кроме этого пня, этого проклятого леса, тяжелого неба — и тишины.
"Ты попал в горящий торфяник из-за Тани", - шептал Голос.
Да, именно так. Все неприятности из-за девчонки. Не убежала бы она от него — он бы не валялся в лесу.
"Она убила Анжелу".
— Точно, точно, — прохрипел Сергей.
Таня не оставила шансов выжить ни Анжеле, ни ему. Тропов осклабился. Только чудо уберегло его от мертвяков.
"Месть — холодное блюдо. Я помогу тебе найти Таню, несмотря на то, что ты не послушался меня. Возвращайся в поселок".
Было жарко, сухо и тихо. Стоило отползти на несколько метров от плотной стены дыма, как звонко зажужжала крупная мошка. Отмахиваясь рукой от приставучих насекомых, Сергей облокотился спиной на пень.
Придется возвращаться в поселок...
Пятый
...Коля бросается на Влада. Пытается вытолкнуть его на лестничную площадку, но тщетно: кажется, что сосед потяжелел килограмм на двести.
Визг прекращается. Глаза жжет, словно в них насыпали песка, но Коля не отводит взгляда от лица Влада.
Изо рта и ушей соседа льется темная жидкость. На руку Коли попадает капля этой гадости, кожу жжет. За спиной визжит Алена.
Хватка Влада на миг ослабевает, и Коле удается плечом толкнуть соседа. Тот зацепляется за обувь, поставленную у входа, и падает.
Что, блядь, происходит?
— Звони ментам! — кричит Николай.
Алена умолкает. Но глаза испуганные, руки и колени дрожат. Кажется, что она сейчас упадет. Коля хочет подойти к ней, обнять, но ему сначала надо разобраться с Владом. Поэтому он хватает с полки для телефона связку ключей и зажимает два ключа между пальцами.
Влад даже не пытается встать. Грудь вроде бы поднимается и опадает, но Коля не уверен: света в коридоре слишком мало.
Алена удается выдавить почти неслышное слабое хныканье.
Коля делает шаг назад на тот случай, если сосед попытается схватить его за ноги. Но Влад не двигается. В полумгле коридора он кажется кучей тряпья. Коля натыкается тыльной стороной ладони на выключатель. Люминесцентная лампа вспыхивает сверхновой.
Входная дверь чуть приоткрыта, по ногам тянет сквозняком. Коля хмурится. Влад мертв. Никаких сомнений. Не лицо — кровавая каша. С такими ранами если и живут, то точно не дерутся. Проглотив вязкий комок, Коля мыском ботинка касается ноги Влада. Тот никак не реагирует. Похоже, действительно спекся.
— Он сдох? — шепотом спрашивает Алена.
Коля дергает плечами.
— Звони ментам, — повторяет он. На мгновение умолкает, а потом снова говорит: — И в скорую звони.
Алена отлипает от стены и медленно идет в зал за телефоном. Коля смотрит ей вслед, а потом переводит взгляд на дверь, ведущую в комнату Маши. Сердце замирает. В проеме стоит Машенька и сжимает плюшевого медведя. В ее глазах страх. Наплевав на осторожность, Коля подходит к дочке, тянет руку, чтобы погладить по голове, но в последний момент убирает ее — пальцы и ладони измазаны в крови.
— Посиди пока в комнате.
Но Маша мотает головой, подскакивает к нему, заключает в объятья и ревет. Он поднимает руки вверх, словно пойманный преступник. Боится запачкать Машу. Запачкать кровью Влада.
