Танцовщица

— Анной.

— Она спит, — сказала я.

— Можно? Я не буду её будить, — Эмиль настаивал.

— Попробуй, — разрешил старший брат.

Эмиль прошествовал к колыбельке. И стал говорить нежности.

— Ой, какая маленькая... И ручки есть, и ножки... А пальчики, как у нас, только крохотные, — и столько удивления в голосе. — А можно я чаще буду приходить?

— Приходи, только когда я дома. Заодно и с Дарией пообщаешься.

Всё равно ревнует!

Эмиль вновь стал с малышкой говорить. Судя по изменившемуся дыханию, она проснулась, но не плакала. А что-то гулила.

— Ой, а она мне улыбнулась! — восторженно молвил Эмиль.

И вот уже топот ног, беготня к колыбельке. Братья обступили малышку. И я увидела улыбающуюся дочку с чёрным пучком на голове. Пока было лето и жарко, она была запелёнута только в нижней половине. Какая красивая! С небесно-голубыми глазёнками.

— Всё, все брысь отсюда! — велел новоявленный папочка.

— А завтракать?

— Вели, чтоб накрыли и нам сюда принесли.

— Давайте здесь накроем и поедим? — предложил Адольф. — А то всё дела.

— Ладно, я схожу, отдам распоряжения, — и Эмиль ушёл.

Долго никого не было, потом явились Тихошка и Мария. И тут началось:

— Ой, деточка, ты ж когда успела родить-то! Ой, какая сладкая!

Но малышка, узрев новых людей, а может, услышав их голос, истошно завопила.

— Мария! — муж выругался по-французски. — Покиньте спальню.

— А как же стол накрыть?..

— Я накрою, — вызвался Адольф.

Где Эмиля носит?

— Я помогу, — из двери высунул нос Эмиль.

— И я, — это уже Дария.

Похоже, Эмиль был с нею в её комнате.

Ну да ладно, сами разберутся.

Глава 14

Освоившись с ухаживанием за малышкой, я стала всё чаще появляться в швейном цеху. По дому все дела вела челядь, так и норовящая помочь мне с дочкой. А я очень ревностно относилась к ней, позволяя лишь мужу общаться в его удовольствие. И вот тогда, оставляя на него, я могла немного развеяться отдаться музыке и танцу. Но в основном я тренировалась вместе с нею, повесив её на перевязь за спину или на грудь. Но целиком отдаться музыке я не могла. Муж как-то застал нас во время тренировки.

— Давай мне Аннушку, — и, не дожидаясь ответа, вынул сразу из перевязи.

За моим танцем наблюдал, общаясь с дочкой.

— Мама танцует... Но мы мешаем. Пойдём, погуляем...

Они ушли, оставляя меня наедине с собою. Но полностью отдаться танцу не получалось. Мысли возвращались к недавнему разговору. Точнее скандалу.

Анне как раз на днях исполнилось два месяца, и муж заявил, что мы едем в Москву на пару дней. И дочку брать с собой не будем. На что я устроила скандал, ведь кормила-то грудью. Ну, на полдня, или до вечера ещё можно было б оставить.

Муж тогда рассердился, хлопнул дверью и ушёл. Явился очень поздно, когда я уже спала. Но от его тихих шагов проснулась.

— Жень...

— Спи.

— Жень... Прости, что сорвалась. Ну не могу я её оставить.

— Я понял, — и слышится обида в голосе.

— Я очень хотела б с тобой съездить куда-то. Вырваться из обыденности. Но это долго. Дочка ещё такая маленькая и целиком зависит от груди.

— Я нашёл кормилицу.

— Нет!

— Да! — с нажимом сказал он. — Это не обсуждается!

А мне так обидно стало. Ну почему моё мнение для него не важно? Почему мы не можем обсудить спокойно это?

И вот уже пару дней приходила к нам кормилица. Общалась с малышкой, и ей даже подсовывала грудь. Правда, Анютка не брала.

— Ничего, голодная будет, возьмёт! — выдал муж.

И вот сейчас он оставил меня одну. А я не хотела вообще дочку оставлять, тем паче, если предстоит разлука.

— Никуда не годится! Может, ты и в форме, но расслабиться не можешь. Да и музыки не хватает, — неожиданно раздался голос Эжена, вырывая меня из воспоминаний.

— Что? — не поняла я, чего он взъелся.

— Движения, говорю, отвратительные.

— Да ну тебя! — рассердилась я, и пошла на выход из зала.

— Варя, вернись!

— Нет!

Муж злился. Я ощущала это по его сбившемуся дыханию.

— Что тебе не нравится? Может, сам станцуешь?

— Варя! — уже повышенный тон. — Вернись! Как ты будешь играть в Большом, если разучилась двигаться?

— Не буду!

— Ты хотела...

— Уже не хочу. Не сейчас... Я не могу уже.

— Можешь! Надо! Даже если травма была, прошёл почти год, должна была восстановиться!

— Какая травма, ты о чём? — подошла к мужу. Что он задумал? Что за прихоть? И прихоть ли?

— Пятнашка... — прошептал супруг.

Сердце от страха забилось чаще.

Похоже, всё не просто так. И еду я не как жена своему мужу...

— Наденешь то синее платье. Поздно вечером выезжаем. Будет уже темно. Веди себя тихо. Я еду один. Поняла? — спросил он, отдавая мне Анютку. — Корми и отдавай кормилице. И вновь тренироваться!

Из его намёков поняла, что официально он едет один. Меня никто не должен видеть. Сразу сникла. Грустненько всё.

К вечеру я была без сил. Целый день посвятила тренировке. Ноги почти стёрла в кровь, потому что те пуанты, что муж где-то раздобыл, хоть и оказались впору, но натирали. В последнее время я танцевала босиком. Благо, паркет был очень ровным.

И вот теперь вновь пуанты. Как муж объяснился, стало на душе легче. Но без пуантов я многого просто физически не могла. Поэтому пришлось их доставать.

Надела нужное платье и легла с дочкой в постель. Благо, грудь открывалась. Как она воспримет моё отсутствие? Сглотнула подступивший к горлу ком. Поцеловала и погладила её по головке. Навернулись слёзы. Дочка заворочалась, видно, чувствуя моё состояние. Вновь дала грудь, она засопела, а вместе с ней и я уснула.

— Варя, — шёпот. Шелест юбки.

— Варвара Карловна, я буду здесь... — шепчет уже кормилица. Женщина только-только родила. И, к сожалению, малышка умерла. Мне было искренне её жаль. Но Анютка — моя дочь!

Муж дал мне руку и повёл к чёрному ходу.

Когда мы тихо сели в карету, натянулась защита. Точнее не так — защита задрожала, будто её пытались расширить. Но всё без толку.

Я встала, нащупала мужа и села ему на колени. Щит едва держался. Провела пальчиками по его бородатым щекам и поцеловала.

"Пей!"

Когда он успел довести себя до такого? Почему я этого не замечала? Мой щит был в порядке. А вот его — едва держался. И то, что он пил, не особо помогало.

Я сама раздвинула свой щит до размеров кареты, и когда поцелуй прервался, сказала:

— Рассказывай, что за срочность. И что у тебя с защитой.

— Всё-то ты видишь, зачем тогда скандалила?

— Прости, тогда чувства и обида захлестнули меня. Я не видела, что ты истощён.

Он вздохнул.

И я ощутила такую обиду. Незаслуженное отношение. Но не свою. Его.

Прижалась к нему, обнимая. Раз поцелуи особо не помогают, можно попробовать полное слияние. И я полезла в его портки.

— Что ты творишь?

— У нас ведь не было близости уже долгое время. Задолго до родов...

Отпираться не стал. Как же Эмиль столько времени готов ждать Дарию... Если даже четыре месяца выдержать тяжко? Не слишком ли я жестоко поступила, запретив ему изменять Дарии?

Так, мысли долой! Сейчас нужно думать только о супруге.

И я отдалась своим чувствам, страсти, истосковавшемуся по прикосновениям телу.

Полное слияние действительно восстановило щит Эжена. Но вряд ли он меня забрал только из-за подпитки.

— Моя горячая жёнушка, — прошептал он.

Сейчас начинать разговор явно не в месту. А то получится, что я использую эти отношения для того, чтобы добиться желаемого. Довериться? Куда ж мне деваться?

И я просто прижалась к мужу, наслаждаясь нашей близостью.

— Мы скоро приедем. Я нанял быстрый почтовый дилижанс. Поэтому вкратце: Этьен расспрашивает о тебе. Помнишь, был разговор, что надо будет после родов тебе показаться в Москве. Этот час пришёл. В Большом у меня знакомства, да и не откажут, если попрошу. И пока я ежемесячно наведывался по делам, я поддерживал иллюзию твоего присутствия в Москве. Любовница, которая выходит в свет станцевать перед своим господином на большой сцене.

Так, не время ревновать!

— Зачем тебе тогда я понадобилась, раз у тебя есть "любовница", — он был верен мне, я это точно знала. Всегда, когда он уезжал, я ощущала особенно остро его чувства. И ещё до родов я просилась с ним в Москву, но он отказывался.

— Это не то, что ты подумала.

— Я не сомневаюсь в твоей верности, Жень, я о другом спрашиваю.

— Иллюзию поддерживать стало очень сложно. У меня есть одна слепая нищенка, живущая под твоей личиной в доме. Но она не танцует.

— Тогда как же она танцевала в Большом, если не умеет?

— Она и не танцевала.

— Тогда...

— Это была полная иллюзия, бестелесная. Твоя Одетта. Как я её запомнил.

— Что же изменилось?

— Нищенка сбежала.

— Ну так и пусть... Тебе ли не выгодно лишиться Пятнашки?

— Тогда ты не сможешь танцевать. Разве что дома — в том маленьком зале.

Он думает обо мне. Приятно.

— Сколько на ней продержится твоя иллюзия?

— До её смерти. Она, правда, изменилась немного. И нам её надо найти, пока она жива. Потому что если кто увидит спавшую маску — это будет плохо. Очень плохо для всех нас.

— А я тебе зачем? — не понимала всё равно.

— Ты должна вовремя её подменить. Да, и ещё...

— Что?

— Пятнашка немая.

— Значит, та нищенка даже не может позвать на помощь?

— Да.

— Жестоко ты с ней.

— Это был её выбор. За кров над головой и еду.

И всё это ради меня. Ради того, чтобы я танцевала!

— Есть ещё кое-что, — перебил мои размышления супруг.

— Что же?

— Она родила. Раньше тебя. Срок приблизительно совпадает с тем, как мы с тобой впервые увиделись, и я тебя... "обесчестил".

— Значит, дитя... А травма?

— Когда стал появляться животик, это заметили. Я боялся, что не смогу правильно сделать у иллюзии чрево, надо было вывести её. Да и слухи поползли про беременность. Одетта их услышала и нечаянно подвернула ногу. Я взял её на руки и увёз. Больше не привозил.

— А как слепая и немая женщина может ухаживать за малышом?

— Ей помогают слуги.

— А мать не может даже говорить...

— Да. Но она с малышом. И сама его может воспитывать.

Воспитание ли это, когда ты не видишь малыша, не можешь ему ничего даже рассказать?..

— А сейчас сбежала тоже с дитём?

— Да.

Справедливо. Эжен всё же вытащил её из нищеты. И единственная плата — голос и заточение. Зато её никто не насиловал на улице. А вот дома так ли не трогали?

— На ней защита. Не такая, как на тебе, но изнасиловать никто не может. Только если она сама этого будет хотеть...

— Значит, на этот раз, это твоё дитя...

— Для окружающих — да.

— Получается, ты взял слепую Пятнашку именно потому, что она понесла от тебя.

— Да. И слуги, если что, поделятся этими сведениями с Этьеном. Теперь ты понимаешь, почему я не мог взять Анну с собой?

— Я не понимаю, почему ты так истощён.

— Иллюзия.

— Ты ведь потратился уже, новую не создавал.

— Создал.

— Когда?

— Сегодня, перед отъездом. Ну, то есть для остальных ты просто проводила меня. Знает только кормилица и братья. Но на ней блок стоит. Она никому не сможет рассказать об этом. И она предана нам.

— А я что? Больше кормить не буду? — стало обидно.

— Малыша надо успеть найти. Ему твоя грудь понадобится.

— Не уверена, что смогу.

— Сможешь.

Я вздохнула. Да, я приняла Дарию, не знаю, чувствовала ли в ней кровиночку или просто нуждающееся во мне дитя. Но я ведь не кормила её своим молоком.

— Если мать умрёт, мы его заберём к себе.

— А кормить Анну, значит, кормилица будет, а я это... — язык не поворачивался назвать его дитятком мужа.

— Нет. Как захочешь, но думаю, что Анну будешь, а этого малыша — кормилица...

— Рано это обсуждать. Мы раньше времени её хороним.

— Потом не будет времени это обсудить. Я на тебя накину щит "отвод глаз". Ты станешь невидима для всех. Пока не настанет нужное время. И разговаривать с тобой я не смогу по душам. Ты должна решить уже сейчас, будешь ли танцевать. Судя по тому, как ты пытаешься, ты хочешь этого, но у тебя не получается. Я хочу сделать театр. У нас в селе. Для тебя. Но чтобы была труппа. Но это будешь ты, настоящая, а не Варвара Карловна. Пятнашка. Но тогда надо поддерживать её. Либо она может сегодня погибнуть навсегда, а дитя я заберу.

— Ты что скажешь? — решила переложить ответственность на него.

— Не хочу решать за тебя. Ты же обижаешься, когда я это делаю. Как скажешь, так и сделаю.

Сложный выбор.

— Но в любом случае, я сегодня сниму с неё личину. Навсегда. И голос верну. Я не могу этого сделать удалённо. Но раз она не может играть по моим условиям, значит, нам не по пути.

— Дитя тоже бросишь?

— Как она решит, если сможет что-либо решать. Может забрать, но тогда я не буду ей помогать с ним.

— Кто это хоть? Ты его видел?

— Мальчик.

— Первенец...

— Первенец у меня уже был...

Ах, да... Жаль...

Карета остановилась. Лошади дышали просто жуть как. Двигались мы очень быстро.

Ощутила изменившийся щит. Похоже, полог невидимости накинул муж.

Ощутила, как приложил палец к моим губам. Всё, мне нельзя говорить. Отпрянула от мужа, поправляя платье.

— Евгений Евгеньевич, приехали, — сказал незнакомый возница.

— Благодарю. Почтовые лошади очень быстрые.

— Что правда, то правда, сударь.

Послышался звон монет. Видно, Эжен отдал плату за проезд.

— Воздух изменился. Раньше я этого не замечала, пока не вышла из кареты. Тут было нечем дышать. Да и каменная Москва, частично восстановленная после войны, но без леса... А ведь это — моя Родина, я здесь родилась. А теперь вовсе не могу здесь находиться. Живу, правда, неподалёку, где остались старые леса. Но понятно стремление тех же новоявленных москвичей построить там дачу.

К слову, Арманды оттяпали хороший кусок земель, а земли бывшей фабрики Дюпуи очистили от последствий войны. И хоть деревья пока там не растут, людям никакой опасности не грозит, в отличие от Москвы. Муж говорил, что есть и в Москве структуры, которые очищают город от радиации. Но люди всё равно болеют. Голод, нищета, антисанитария, радиация. Сколько всего...

Щиты нас защитят от любого вредного излучения. Да и мой дар меня защитил. Повезло, что он почти все силы тратил на защиту и не выдавал меня для зрячих. То же и с Дарией. А вот что будет с тем малышом, родившемся здесь, в Москве. Пусть муж и поставил уже метку и защиту. Или мама тоже имела дар?

Но сейчас спросить я уже не могла. А когда смогу? Неизвестно.

Так, здесь мне ничего не грозит, кроме как заблудиться в темноте. Но нужно держаться мужа. А его я слышу, ощущаю, вижу его щиты. Значит, не потеряюсь. Вот с людьми — сложнее. Мне нужно избегать случайных столкновений. Поэтому целиком отдаться слуху и постараться нарисовать окружение. Вдохнула поглубже, стараясь не замечать запах конского навоза. Принюхалась. Хорошо. Теперь бы ещё не замечать запах пота, разящий отовсюду. Благо, в чистом районе, похоже, оказались. Здесь не несло, как из отхожего места.