Эрида резко вскидывает ногу почти на сто восемдесят градусов. Обхватив ногу руками, стоит так несколько секунд. Усаживается на шпагат. Софи чуть рот от изумления не открыла.
— Ну и растяжка у тебя, Эр!
Эрида вскакивает. Делает два оборота, наклоняется вперед. Резко вскидывает вертикально вверх ногу. Руки заводит за спину.
— Во как я ещё могу!
Софи вскакивает.
Миг — и она в такой же позе.
Носом почти касается носа Эриды.
Обе смеются.
Встают нормально.
— Не знала, что ты такая гибкая.
— Это ещё что, ты Марины не видела, увидь её императрица — точно бы стала умолять Императора, что бы он её в балетное училище определил.
— С чего ты взяла?
— Я ей показывала, что могу, ей понравилось, и захотелось повторить. И у неё всё получилось. Я ей сказала про балет, а она ответила, что профессиональные балерины — самые дорогие проститутки страны, и что со времен Прошлого Правления, когда Императорская труппа была коллективным гаремом императорской семьи, изменились только посетители, но не характер борделя.
— Интересно, кто ей это сказал?
— Все, и никто. Она обожает делать неочевидные, но верные выводы из очевидных вещей. Она сказала: "Императрицу так зовут не из-за того, что она здорово танцует, а потому, что она с отцом дружила столь же близко, как Кэрдин в свое время".
Софи промолчала. Слухи и ей известны, и она, хотя и считает их правдивыми, предпочитает не говорить на подобные темы. Лучше перевести разговор на что-нибудь другое.
— Почему же ты на гимнастике чуть ли не последняя?
— Не знаю. Когда на меня люди смотрят, я как-то теряюсь. Мышцы словно деревенеют.
С усмешкой изучают отражение. На Эриде шляпка, очки, несколько длинных перепутанных жемчужных ожерелий, свешивающихся ниже пупка, и балетные туфельки.
У Софи бархотка на шее, ещё одна на середине бедра левой ноги, меховое боа через плечо.
Переглядываются.
— Правда, мы замечательные?
Обе хохочут.
— А теперь ты мне позируй: ложись на бок спиной ко мне.
Так и не одевшись, лежат на кровати, листая альбом репродукций.
— Представляешь, что будет, если эти рисунки найдут?
— А что может быть? Висит же в Императорском музее портрет Эоны Сордар. На ней тоже ничего нет, а ей лет десять — одиннадцать, не больше.
— Ты бы ещё служанок с фресок в старых мирренских гробницах вспомнила!
— Вообще -то, судя по ожерельям и прическам, там и принцессы изображены. Не вполне понимаю, почему изображение обнаженной женщины — искусство, а если нашей ровесницы — то у художника могут быть проблемы с законом.
— Ну, у Пархена проблем не было, хотя его изображения школьниц на пляже взбесили некоторых феминисток. Они даже привлечь за растление его хотели.
— Там всё было чисто, мне Кэрдин говорила, отцу, кстати, эти рисунки понравились, но он об этом сказал, только когда негласная проверка закончилась. Художник ему напомнил какого-то известного иллюстратора из другого мира.
На следующем листе как раз знаменитое изображение принцесс.
— А давай, как они оденемся?
— Так на них же и нет почти ничего.
— Не скажи, видишь, браслеты, косички.
Запасы косметики у Эр тоже превосходят все мыслимые пределы. У Софи куда меньше.
Первой принцессой решили сделать Эриду, как более смуглую. Софи заплетает ей множество косичек. Проводит стрелки около глаз. Берет помаду, обводит сосок Эриды. Та хихикнула.
— Щекотно!
Каждая надевает на предплечья по несколько браслетов.
Софи застегивает тоненький серебряный поясок.
Проходит на носках, ритмично покачивая бедрами. Звякают браслеты на запястьях и щиколотках.
— Смотри, я танцовщица.
Эрида торопливо делает набросок.
— А может, фото поделать, а потом уже с них рисовать? У меня цветная пленка есть.
— А кто проявлять будет?
— Я и буду.
— Ты сможешь?
— Конечно. Мне уже два года фотографией заниматься нравится. Я даже как в старину, на стеклянные пластины фото делать умею. Реактивов целый ящик. Марина про них расспрашивала.
"Ой, мама!"— думает Софи.
— Смотри, если с этим фильтром, то фото будет такое коричнево-желтоватое, как в старину.
— Эр, у тебя мундштука часом нету?
— Мундштука... Не, нет, капитанская трубка была где-то.
Со шкафа стаскивают плюшевого тигра, по расцветке и выражению морды мало отличающегося от настоящего. Софи устраивается у него на спине. Костюм — только бусы и шляпка. Сначала сидит, потом укладывается и обнимает зверя.
— Если подретушировать чуток, — Эрида щелкает затвором, — то тигр совсем, как живой будет.
Эрида протягивает Софи фотоаппарат.
— А теперь ты сними меня. С мечом, как воительницу.
— У тебя, что, и меч есть?
— Конечно! А у тебя разве нет?
Софи промолчала. Прославленные Мечи Дины она видела только в витрине. "Ты не коснешься "Глаза Змеи" до совершеннолетия!"— непривычно властным тоном сказала Кэретта Марине. Это было на одном из прошлых парадов. Чем-то он был важнее других, по крайней мере, на Кэретте была старинная портупея, и золотом и камнями сверкала на боку любимая рапира императрицы. Софи прекрасно знает — если Кэретта запретит что-либо одной из них — запрет распространяется и на другую.
— Есть... Но... Ты хочешь сказать, что он у тебя при себе!?
— Ну да, маминого рода. Так как она последней была, то он теперь мой.
— Посмотреть можно?
Кажется, столяр, изготовивший шкафы в комнате Эриды, знал способ делать мебель в четырех измерениях — иначе Софи не могла объяснить, как столько вещей можно разместить в столь небольшом объёме.
Эрида заходит в шкаф. Кажется, что она ушла куда-то далеко. Она и в самом деле задом вылезает совсем из другой дверцы. За портупею тащит меч. Мама дорогая! Здоровенный двуручник с клинком, пожалуй, подлиннее, чем рост хозяйки. А если ещё рукоять больше чем в полметра добавить...
— Ты его хоть поднимешь?
— Ну да.
С показной небрежностью Эрида закидывает меч на плечи. Обхватывает руками, словно мирренский наемник. Софи торопливо отщелкивает несколько кадров. Она-то видит, что рукоять меча пристегнута к ножнам, но с Эриды станется посмотреть, что это за загогулины у дужек.
А Эрида недолго думая... Отстегивает и отбрасывает ножны. Бр-р-р-р. Клинок откровенно жуткого вида. Мало того, что чудовищно длинный, так ещё и волнистый, только острие примерно на полметра прямое. Да ещё с небольшим отверстием. Сам клинок вороненый, узоры напоминают стекающую кровь, и чем-то красным выложены. Рукоять обтянута черной кожей. В оголовьях — драгоценные камни.
— Говорят, это меч знаменитого Рэнда. В свернувшейся змее некоторые видят его герб. Но я-то знаю — при первых Еггтах таких мечей не делали.
— Да ну? А меч Фьюкроста?
— Единичное исключение. Такие мечи широко употреблялись мирренскими наемниками лет 200 спустя. Говорят, бойцу с таким мечом полагалась двойная, а то и тройная плата. А взятого в плен тут же рубили на куски.
— А зачем отверстие?
— В него вворачиваются выставленные вперед крючья. Знаешь, есть такие кабаньи мечи — сам клинок тонкий, окончание широкое, в него вставляют крючья — кабан бывает, напоровшись на меч или копье, лезет дальше, что бы добраться до охотника. Для того и копья на кабанов с перекладинами делали.
Ставит меч и устраивается головой между рукоятью и крестовиной. Задумчивый взгляд устремлен куда-то за пределы мира. Волосы небрежно рассыпаны по спине. Страхолюдный меч и едва формирующаяся девушка. Смертельная опасность и трогательная беззащитность. Робость во взгляде, застенчивость в позе.
— Снимай!
В недрах шкафа обнаруживается и широченный пояс с металлическими заклепками и огромной пряжкой с оскаленной волчьей головой. Пояс — на талию, на ноги — красные сапоги до середины бедра на высоченном каблуке. По несколько браслетов на запястья и предплечья.
Эрида перехватывает меч. Теперь стоит, отведя ногу и обхватив рукоять. Взгляд — словно воительницы. Бесстрашной, самоуверенной, дерзкой и откровенной во всем. Ярко-красные соски вызывающе смотрят вперед.
Софи опускает фотоаппарат.
— Знаешь, Эр, что— то есть в таком сочетании нежного и невинного с чем-то смертельно опасным.
— Заметь, во всех случаях это всего лишь я. Перехватывает меч, встает в защитную стойку. Лезвие чуть не задевает потолок.
Страшноватая поверхность клинка в идеальном состоянии, лезвие бритвенной остроты.
— Кто тебе его точит?
— Он же мой. Никто. То есть, я сама.
Вот так Эрида!
Слегка поводит клинком.
— Я пробовала с ним упражняться. Думаю, со временем смогу неплохо им владеть.
— Не сомневаюсь. Но почему же ты обычно такая... неуклюжая?
— Я просто боюсь людей, с ними так... неловко. Не понимаешь их, что в них скрыто, и не знаешь, чего от них ждать. Мне неуютно, когда вокруг много людей.
Что верно, то верно — в начале года Эрида получала довольно много плохих оценок — на уроках она запиналась и путала самые простые вещи. При этом письменные работы зачастую писала лучше всех. В списывании Эриду не обвинишь — решает быстрее всех и первой сдает. Потом преподаватели разобрались. Плохие оценки у Эриды пропали полностью. Правда, ей стали давать несколько больше заданий, чем остальным.
Она задания перерабатывает, словно комбайн. У себя Эрида пишет лежа на полу. Тетрадь, книги. Взгляд сосредоточенный, лицо напряженное. Эрида похожа только сама на себя, но в такие моменты проскальзывают суровые отцовские черты. Но такой Эриду кроме Софи и Марины, мало кто видел. Для других — рассеяно глуповатая улыбка, разноцветный взгляд и яркие ленты в косах.
Софи знает — многие в школе болтают, что она из жалости помогает Эриде, и только потому (из-за письменных работ) "эту дуру" ещё не выгнали.
Только цель. Вокруг она не замечает ничего. Можно спросить что-нибудь — повернется, ответит, и тут же забудет, о чем её спрашивали. А потом сама может попытаться рассказать человеку, о чем её спрашивали.
"Ты же об этом говорила"
"Да? Я не помню..."— и непонимающе улыбнётся.
О наличии у Эр огнестрельного оружия Софи не стала спрашивать — как раз тот случай, когда меньше знаешь — крепче спишь. С Эр станется на просьбу вытащить из шкафа пулемёт с заряженной лентой. Ладно-то она сама никогда ничего не положенного не совершала. Но ходячую бомбу по имени Марина тоже не стоит недооценивать.
— Эр, а где ты свои реактивы держишь?
— Нигде. Я их Марине отдала.
Ответ на вопрос "зачем?" Софи известен — если человек, даже малознакомый, попросит у неё какую-либо вещь, а вещь на тот момент покажется ей ненужной — отдаст, и никогда не попросит назад. "Мне это было не нужно"— и весь ответ. Марину Эр считает другом — другу она и последнее отдать готова. "Ему нужнее".
— Себе только для цветной фотопленки оставила, а для черно-белой и школьных реактивов хватит.
Да уж, об огнестрельном оружии и лучше не спрашивать. Эрида и в самом деле... НЕЧТО!!! Впрочем, и соправитель тоже хорош!
— У тебя тушь потекла.
— Да ну?
— В зеркало глянь.
— Точно. Пошли в душ.
У Эриды и в ванной зеркало в полный рост. Взявшись за руки, разглядывают изображение.
Забираются в ванну.
Софи трёт спину Эриды, та блаженно щурится. Потом они меняются.
Смотрят в зеркало. Обе в мыльной пене.
Эрида взвизгивает, уворачиваясь от струи. Софи, озорничая, направляет струю ей на ягодицы. Эрида извивается, визг переходит чуть ли не в ультразвуковой диапазон. Софи хохочет.
— Эр, повернись!
Та поворачивается, закрывая руками низ живота. Софи направляет туда душ.
— Давай, давай, там ещё не помыли!
Эр вскидывает руки.
— Ой, щекотно.
Софи снова проводит душем, но уже осторожнее.
— Щекотно... И как-то странно...
— Приятно?
— Да.
Эрида прислоняется к стене. Ноги чуть подгибаются. Глаза полуприкрыты.
— Эр, тебе плохо?
— Да... То есть нет.
Софи направляет душ ей на лицо. Эрида с визгом закрывается руками.
Софи расслаблено лежит на развернутом полотенце. Блаженно улыбается. Эр расчёсывает влажные волосы.
— Так приятно, когда так делают. Как в любимом мамином "Салоне отдохновения".
— А где такой? Я что-то не слышала?
— В районе Поместий.
— Я там не была никогда.
— Так приезжай летом. Тебе понравится. Хотя... Такого бассейна, как у тебя, даже там нет.
— Ты про салон лучше расскажи. Что там делают?
— Красоту наводят.
— А зачем? Твоя же мама и так красивая.
— Сама не знаю. Но там всякие маски на лицо и тело делают. О некоторых лучше не знать, из чего именно. Ванны там с цветами и травами разными, массажи всякие. Операции даже старухам делают, чтобы кожа как у молодых была. Разрезают, жир выкачивают.
— Бр-р-р! Даже страшно.
— Там ещё массажистки из колоний есть. Хотя и взрослые, но росточком — даже Марина повыше будет. Есть и наоборот, рослые девушки черной расы. Они южанки на самом деле, но тоже, говорят, что из колоний. Хотя, на самом деле, мама, да и остальные, туда в основном поболтать да посплетничать ездят. Слушать их скучно.
— Как это Марина там взрыв никакой не устроила?
— А её туда мама не брала, да, думаю, и не возьмёт. С её-то любовью к химии, да штучками с душем.
— Какими?
— А она тебе разве не говорила?
— Нет.
— Понятно...
— Что?
— Да так, ничего хорошего...
— Ты к ней опять придираешься.
— Я — нет. Это она всюду лезет.
Кто-то сильно дёргает ручку двери. Раз, другой. Софи торопливо вскакивает, заворачиваясь в полотенце. Эрида, как и была, идёт открывать.
— Эр...
Та непонимающе оборачивается.
— Что?
— Но ты же...
— Чужие здесь не ходят.
Распахивает дверь. Внутрь вваливается Марина. Она, похоже, дверь ударом ноги высаживать собиралась. И с её, довольно тяжелыми ботинками, могло бы и получиться. Недоуменно озирается по сторонам, пытаясь сообразить, с чего это Эрида вдруг запираться стала.
Вид Эриды почему-то её не удивил, а вот на Софи в полотенце уставилась в стиле барана и новых ворот.
Софи не знает, что делать — то ли в полотенце поплотнее замотаться, то ли, наоборот, сбросить его и начать одеваться, как будто Марины тут и нет.
А Марина в царящем бардаке обратила внимание на лифчик сестры. Той взгляд не понравился.
— Ой, там изнутри, что ватой подшито? Чтобы посильнее выпирало?
Софи хотела её стукнуть. Марина ловко увернулась, ухитрившись сдёрнуть с неё полотенце. Софи на мгновение застывает.
— Точно! Подшито!
Эрида только сейчас догадывается вновь запереть дверь.
— Марина, зачем ты неправду говоришь?
Любители военной техники смогли удовлетворить любопытство. Кроме неприступных лётчиков вблизи школы появилась ещё одна воинская часть — зенитчики. Да не простые, а из отдельного батальона по охране императорской ставки. Почти гвардейцы. Орудия установлены на огромных трехосных шасси от знаменитых столичных автобусов. В школьном гараже десять таких. Только столичные синие, школьные — словно диковинные звери— красные с желтым и все в разноцветных пятнах, а эти— зелёные с черными и коричневыми полосами. Радиатор и капот самые обычные, но кабины нет, а вместо салона— смотрящее назад орудие. Марина знает какое — девяностомиллиметровая зенитная пушка обрзца 939 года, в просторечии именуемая "девять-девять"— по калибру и году принятия на вооружение. На одном шасси вместо пушки размещается дальномер. Горизонтальная труба с кучей рукояток, штурвалов и циферблатов делает машину похожей на аппарат из фантастического романа. На четырех машинах орудия. Ещё на батарее имеются две машины с прожекторами, выкрашенные камуфляжными цветами, автобус и лохматый щенок по кличке Кронпринц, таскающий на ошейнике два мирренских ордена времен Первой войны.
